Встреча

Пройдя пограничный контроль и таможню, я вышел из кондиционированного здания аэровокзала в летнюю духотищу огромного южного города. Главный узловой хаб региона находится в черте города, где до центра всего пять километров, поэтому я сразу оказался атакованным. Несколько таксистов бросились со всех ног ко мне, один на отличном английском стал предлагать свои услуги, затем, более внимательнее взглядившись в лицо, стал ещё громче предлагать их уже на не менее отличном узбекском с характерным чирчикским акцентом. «Чирчикаго» — всплыл в голове старый прикол, я вежливо отказался от услуг новообретённого «брата» – гангстера больших дорог – и двинул по направлению к центру, благо моей целью вовсе не были таксисты – хоть частники, хоть организованные в официальные сообщества.

Белая «нексия» тошкентского зятя стояла в условленном месте в тени огромного тополя. Стёкла опущены. Жестокие законодательные кары за угон автомобиля давным-давно приучили не соваться к машинам, будь у неё настежь распахнуты все двери, дверцы, капоты, багажники, люки и горловины бензобаков. Я сел на пасажирское сиденье и просигналил три раза в необходимой последовательности.

Динар появился как будто из неоткуда, материализовавшись из знойного воздуха, радостно распахнул дверь и сердечно обнял меня, не переставая сыпать приветствиями. От него исходил вкусный запах. Это самса. Настоящая! Та самая бешагачская самса!.. «Сомса! – строго поправил я своего мысленного двойника. – Здесь говорят – сомса! ». Где-то ворковали горлинки, журчание арыка приятной мелодией оседало на сердце. Казалось, что я почти дома.

– Как ты? Прилетел опять?

– Как видишь – прилетел. Хотел приплыть, да моря пересохли. Особенно Аральское... Зульфиюшка как? У Эльки молоко есть?

– Зубки режутся. Поносит иногда. Плюс жара. Мы ж сюда на пару недель, потом в Алма-Ату снова. Поездом. Сумы есть?

– Еврики.

– Сделаем. Ты ж не куришь?

– Так и не начал. Да там дорого. И запреты кругом.

– А я так и не бросил. Сейчас, я покурю в сторонке и поедем, идёт?

– Хоп майли. Разговаривать будем узбекча?

– Да как хочешь. Можешь татарча. Барыбер. Можешь молчать. Можешь не молчать. Не можешь молчать? Давай на пальцах!

– На средних?

– Каким ты был...

– Пьяный проспится, дурак – никогда!

Желтоклювая майна покосилась на нас круглым глазом, шмыгнула через арык и нехотя взлетела. Динар затушил окурок и посетовал:

– Развелось их до хрена! На кошек толпой нападают! Собак чморят по полной! У соседки болонку вырвали прямо из поводка, вверх подняли и шарахнули об асфальт как чайки черепаху! Отстрел организовали, а их ещё больше стало! На людей тоже бывало...

– Хичкок, йоптыть...

– Точно, хич йок...

Он завёл «нексию» и вывернул на проезжую часть.

– Механика? До сих пор?

– Да нормально, это в Ате только на автомате годится, а тут не напрягает...Да и других нет, Андижан только такие собирает...

– Слушай, я вижу, надписи вразнобой, что кириллицей, что латиницей.

– Да так и будет... Официально строгий обязон, но... Восток!

– В Ате как?

– Работы полно! У Капчика объект закончили, Ержану на дачу свезли «сэкономленные материалы». С твоими поделились тоже. Насчёт гражданства всё думаю... У Зульфиюшки же казахстанское, первый роддом на Сейфуллина...

Так, болтая, мы доехали до остановки «Универсам» в Юнус-Абаде.

– Мои где?

– В чайхане. Час назад границу пересекли. Отдельный кабинет направо. Я здесь побуду. Вечером у нас. К нам Фархутдиновы приехали тоже. Большой дастархан будет!

Я сделал несколько шагов к чайхане. Ноги стали подгибаться... Это от перемены климата. Давление, влажность воздуха. Акклиматизация, часовые пояса...Пожилой человек в бежевой одежде, обмахиваясь платком, вышел из резной двери под красочной вывеской. Трудно дышать при такой жаре. Отец, как ты постарел! Ты же весь седой! Из-за меня в первую очередь. За тысячи километров чувствует родительское сердце, когда с тобой, блудным сыном, что-то случается. Мать рассказывает потом о снах, точно совпавших с тем временем и обстоятельствами, о которых ты умолчал, не желая лишний раз тревожить... Конечно, этому причиной – огромные подушки, национальная привычка к поздним ужинам, жареные на масле пончики... Оттого и тревожные сны, оттуда и постоянное беспокойство... Прости, отец, я не украл своего миллиона, я потерял свою королеву, я не оправдал твоих надежд, я влип в эту мерзкую историю, не заработав при этом ни гроша, а только приобретя подмоченную репутацию, арестованные счета, которыми давно воспользовались «служители закона», грязную политическую подоплёку игр больших людей и невозможность жить на родине.

Я не желаю никому самого страшного или политических потрясений, но после Большого ухода одного человека и его людей или великих перемен у меня появится мизерный шанс на то, что я смогу возвратиться. И не летать вот так то в Тошкент, то в Пишпек для того, чтобы встретиться с родными людьми...

«Дай Бог, чтобы твоя страна тебя не пнула сапожищем...»©