Возвращение из отпуска

            Самое тяжелое, в службе на Дальнем Востоке, это возвращение из отпуска. Два месяца в раю закончились и впереди десять месяцев службы, не в  райских кущах. Когда летишь на запад, семь часов жизни выигрываешь, а на восток теряешь. В отпуск  едешь налегке, ну несколько килограмм рыбы и икры на презенты, а назад, тащишь на себе как хомяк с гипертрофированными щечками. Как будто может хватить на десять месяцев вина, фруктов и семечек. Да и похмелье от прощаний здоровью не на пользу.

            Самым кошмарным был последний этап. От Хабаровского аэропорта до нашего гарнизона Монгохто. В переводе с орочонского языка Долина Смерти. А?  Каково? Стоишь в очереди перед диспетчером по транзиту, а тебя качает. Всем надо именно в Сов Гавань. Допустим, тебе повезло, и ты садишься в самолет. На такие рейсы, вещички извольте тащить на себе. И заискивая даже перед собачкой носильщика, пытаешься выдать свои 60 кг багажа за 20. Там пятерка, там десятка, и вещи в самолет, ура, втиснуты! Лететь не далеко, не больше часа. И этот час, отдых перед настоящими испытаниями.

            Пробежка с вещами до автобуса, который ни за что не подъедет к аэропорту, может и пойдет тебе на пользу. Но шестьдесят килограмм сумок и чемоданов, через канавы и ухабы, это не каждому спортсмену под силу! Сели, в смысле стали на одну ногу, задавленные горой багажа. Поехали на пирс, может, успеем на катер. Не успели. Не беда, часок можно и на пирсе посидеть, потихоньку подтаскивая вещички к предполагаемому месту причаливания катера. Не угадал. Катер причаливает в двухстах метрах от тебя и твоих вещей.

            На катере хорошо. Сиди себе на чугунном кнехте и смотри, что бы вещи в воду не спихнули. Приплыли. Опять бросок к автобусу, который отвезет на автовокзал, а оттуда за полчаса тебя довезут до Ванино. Там по деревянным сходням на железнодорожный вокзал. Вещи в камеру хранения и обедать. Около 19-ти часов садишься на поезд и через один час десять минут ты на станции Монгохто. Вот тут надо собрать волю в кулак и не расслабляться. Бегом вдоль путей к «коробке», крытому военному грузовику. Последний штурм Зимнего! Полчаса бешеной тряски, когда на поворотах думаешь: «Все, ..ец, приехали!» и все, точно, приехали! Теперь можно  не торопиться. Можно уже не спешить ступить на землю родного гарнизона. Потом, вытянув шею, как кобыла, которая каждую секунду ждет милосердную пулю, тащишь свое добро домой и думаешь: «И на кой мне этот отпуск? Все! В жизни больше не поеду!».

            Я зачем все это так подробно рассказываю? Что бы вы могли почувствовать, что испытали два офицера и их семьи при возвращении из отпуска.

            Они вылетели из Москвы в Хабаровск после десятичасового  почасового переноса вылета по погоде. Этого уже вполне достаточно. Но когда они подлетали к Хабаровску, погода опять испортилась, и их отправили на запасной, какой-то военный, аэродром.

            Сели они уже в сумерках. Больше часа их держали в самолете, а потом сжалились и выпустили погулять вокруг самолета, но просили далеко не расходиться. Часовые здесь глуповатые и часто путают предупредительный выстрел с исполнительным.

            Два капитана,  эти, которые с семьями, немного отошли от самолета, что бы можно было покурить. Здесь они делились впечатлениями от запасного аэродрома, на котором приземлились:

             - Ты смотри, вон тот капонир, как у нас в Монгохто.

             - Да ну тебя! Совсем не похож.

             - А фонари на дороге, тоже как у нас.

             - Э-эээ, они на всех военных аэродромах одинаковые.

             -Досталось нам! Малые, уже с ног валятся.

            - И жены не лучше.

            - Эх, знать бы, где мы, может отсюда домой ближе, чем из Хабаровска добираться.

            - Ну да, ближе. Этот аэродром, наверное, в Приморье находится. Чуешь, как тепло?

             -  Да, уж! Тепло, как же! Это тебе после часового сидения в самолете кажется. У-у, секретность проклятая!

            Они еще посудачили с пол часа и их пригласили на посадку. Когда они уже садились в самолет, какой-то полковник, летевший на соседнем кресле, с чемоданчиком спускался по трапу. Он сел в Уазик и укатил в темноту.

            Когда они все же сели в Хабаровске, то, набравшись храбрости, спросили стюардессу:

            - Девушка, ну скажите, пожалуйста, где мы садились? Мы никому не скажем. Крест на пузе!

            И глядя в их ввалившиеся глаза, она сказала:

            - В какой-то Монгохте, что ли?

            Оба, представив себе, что их еще ждет, чуть не зарыдали. Ведь дома были!