[Скрыть]
Регистрационный номер 0364684 выдан для произведения:
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
ВОЛШЕБНАЯ БАБОЧКА
С вечера я выучил уроки, поэтому утром вышел посмотреть, что делает старик. Увидев меня, он улыбнулся.
– Дедушка, а что это? – показал я на рубанок.
– Рубанок. Им доски строгают, чтобы были гладкими.
– А это?
– Фуганок. Им выравнивают поверхность. Пойдём, поможешь.
– А ты сказку расскажешь?
– Расскажу. Но каждой сказке своё место. Сначала надо поработать, а когда сядем отдыхать, тогда и расскажу.
– А как ты края досок делаешь ровными? – увидев доску с ровными краями, заинтересовался я.
– Для этого надо провести ровную черту.
– Чем? У тебя линейки нет. Давай я принесу свою.
– Эх, милый, – рассмеялся старик. – Можно и без линейки обойтись.
– Как?
– Для этого у меня шпагат имеется. Давай его размотаем и прочертим.
Мне было интересно узнать: как можно какой-то тонкой верёвочкой начертить ровную линию?
– Держи вот за этот конец, – сунул он мне шпагат, – а я бобину буду держать. И отходи вон до того угла, – показал старик.
Когда шпагат был раскручен, старик взял обугленную головёшку, подошёл ко мне и, натягивая шпагат, попятился, не забывая водить головёшкой по шпагату. Тот окрашивался в чёрный цвет. Когда был намазан весь шпагат, старик взял доску и, сделав насечку на её торце, вставил туда конец шпагата.
– На, тяни, – сказал он. – А теперь приложи вон к тому краю доски, натяни и не отпускай.
Я натянул шпагат, старик подошёл к середине доски, оттянул шпагат, а потом резко отпустил. Шпагат щёлкнул по доске, и вдоль её края появилась ровная чёрная полоса.
– Вот и отчертили, – сказал старик.
Он взял топор и начал делать насечки, которые не пересекали линию. А потом, держа доску на весу, принялся стесывать кромку, оставляя нетронутой линию. После этого закрепил доску на верстаке и рубанком прошёлся по неровностям.
– А мне, дедушка, можно попробовать? – не надеясь, что тот позволит взять в руки рубанок, спросил я.
– Конечно, можно, – сказал он.
Но рубанок не слушался меня, заворачивался куда-то в сторону. Вот он стругнул немного лишнего, и я испугался, что испортил доску. Теперь дедушке придётся переделывать работу. Но тот подошёл, посмотрел и похвалил:
– Молодец! С первого раза и так хорошо у тебя получается. Не как у меня в детстве. Если тебе немного поучиться, превзойдёшь меня. Только для этого надо вот так, – взялся он за мои руки, и мы вместе повели рубанком по доске.
– На пятку сильно не дави. Равномерней… равномерней… Чуть сильней на носок, – крепко держал мои руки. А потом я не заметил, как он перестал меня направлять и рубанок уже сам делал то, что требовалось от него.
– Хорошо, – когда я закончил строгать, сказал старик.
– Но край неровный. Ямок много, – сказал я разочаровано.
– Для этого фуганок есть. Для тебя он тяжеловат, поэтому буду работать им сам. Но ты не расстраивайся. Если научился рубанком, сумеешь и фуганком, – и старик повёл фуганком по краю доски.
Вначале из-под него выходили короткие стружки, а потом потянулась длинная лента, которая закручивалась в светло-жёлтую, пахнущую смолой, спираль. Я стоял и смотрел, как завороженный.
– Вот готово. Теперь можно и отдохнуть, – присел старик на стопку досок.
Я сел рядом.
– Ты, дедушка, обещал сказку, – напомнил я.
– Какую?
– Ну, поинтересней. Ты рассказал про купеческую дочку. А можно ещё такую?
– Конечно можно, – улыбнулся дедушка и начал рассказывать.
* * *
Алёнушка росла сиротинушкой. Батюшка её от непосильного труда в шахте золотоносной, пропитанной сыростью и холодом, захворал и рано покинул мир. Матушка тоже вскоре ушла из жизни. Осталась Алёнушка одна. Хотела с сумой по миру пойти, милостыню просить, но старушка, что по соседству жила, в услужение к себе взяла. Нелёгкой сложилась жизнь у Алёнушки, зато обид тяжких терпеть не пришлось. Строга была старушка, но не коварна.
Неприметна была Алёнушка, красотой не блистала, а когда поспевать стала, красотой наливаться, тогда и внимание привлекла. А к семнадцати годкам стала красавицей на зависть всем. И труд непосильный и бремя тяжкое не избаловали её. Наоборот, добра оставалась Алёнушка к людям. Умела и с птицами небесными и со зверьём лесным язык найти, тайну тайную знала, а какую – догадываться оставалось. Выйдет в лес, песню запоёт, птицы по веткам вокруг рассядутся и ей подпевать. Звери же дикие замрут и слушают. Когда закончит петь Алёнушка, только тогда звери звуки подают, вроде как благодарят за красивую песню.
Когда росла Алёнушка, никто её не замечал. Разве что Иванушка, что жил по соседству, неравнодушен был. Стоило лихе-беде к Алёнушке явиться, как Иванушка тут как тут, гнал прочь незваную гостью.
Так незаметно и подросла Алёнушка и заблистала красотой. Даже купеческие дочки с белыми ручками и лицами пудренными, в шёлковых заморских платьях не могли сравниться с ней красотой. На той простое ситцевое платье и румяна на щеках, какой природа наградила. Как ни старались купеческие дочки напудриться и нарумянится не могли красотой превзойти Алёнушку. Потому и пыхтели на неё злостью и старались всячески её унизить. Постирает бельё Алёшка, что в работу брала, повесит сушить, а дочки купеческие незаметно бельё грязью испачкают, и на Алёнушку кричать... Промолчит Алёшука и снова за работу… Иванушка заступался за Алёнушку, стыдил купеческих дочек, а тем, что храм, что срам – одно и то же. Не понимали, что невозможно никакими богатствами украсить человека, если он уродлив внутри. Уродство проявляет себя наружу, лица злобой передёргивает и шипеньем змеиным по округе разносится. Зато душа у Алёнушки богаче всех богатств, тряпками да побрякушками дорогими её не заменишь.
И всё бы хорошо у Алёнушки с Иванушкой складывалось, не появись в Змеиногорске воевода новый. Сразу приметил Алёнушку, её красоту, доброту и трудолюбие. Он давно хотел жениться. Очередная его жена три месяца как ушла в мир иной. А тут красавица, каких мир не видывал. Всю Россию-матушку воевода объехал, не раз бывал в Москве и Питере, но таких, как Алёнушка, не встречал.
И ничего, что Алёнушку нищенкой зовут. Богатств у воеводы столько, что собери купцы всё, что имеют, пылинкой покажется по сравнению с тем, чем воевода обладает.
Решил тот как можно скорей жениться на Алёнушке. Но та не желает слышать об этом, хоть и сиротинушка бедная. Не нужно ей богатство слезами людскими пропитанное. Говорит она:
– У меня есть жених названный. Иванушка, сын Данилы кузнеца. За него я замуж пойду.
Осерчал воевода. Прискакал на коне в усадьбу, да слуг чуть до смерти плёткой не захлестал. Когда успокоился, решил извести Иванушку, но так, чтобы люди подумали, что не из-за Алёнушки это сделал. Подговорил людей неправедных, те и подкинули тайно Иванушке добро воеводское.
Обвинили парня в воровстве. В цепи заковали и в шахту каменную, где вода по стенам течёт, где чахотка живёт и людей жабой грудной до смерти давит, опустили. Постановил воевода: быть там парню до тех пор, пока золота и серебра на двадцать пять пудов не добудет. Но где их взять, коль шахта давно брошена и породой пуста?
Закручинился, запечалился Иванушка. Не за себя, не за жизнь свою, а за Алёнушку красавицу. Кто её теперь защитит? Воевода десяток жён имел и всех в могилу свёл. А теперь Алёнушка...
Требует воевода от Иванушки каждый день по десятку килограмм золота. Но как ни старайся породу кайлом долбить, в ней даже проблеска золотой чешуйки не видать. Воевода же в шахту спустится и Иванушку плёткой хлестать, да так, что рубцы на теле красные появляются, и кровь фонтаном стены каменные окропляет. Хочет быстрей молодца загубить. Когда загубит, то и Алёнушка никуда не денется, пойдёт с воеводой под венец.
Вскоре воевода, видя, что почти совсем загубил молодца и тот на ногах с трудом стоит, перестал спускаться в шахту. Ждёт, когда болезнь чахоточная на молодца навалится и доделает своё дело. Тогда не смогут обвинить воеводу в том, что это он забил до смерти парня.
Присел Иванушка на пол каменный, голову повесил и закручинился. Сразу не заметил тень перед ногами. Мечется та, внимание пытается к себе привлечь. Когда голову приподнял, увидел – вокруг фонаря бабочка невиданной красоты крыльями машет.
– За что тебя, красавица, в подземелье сырое и холодноё? – прошептал он.
А бабочка всё слабее и слабее крыльями машет. От холода холодного, что из камней подземных сыростью выходит, замерзает. Протянул Иванушка руки, подхватил ладонями бабочку и дыханием тёплым, что ещё в груди его теплилось, стал согревать…
Сидит та, крылышки приспустила, и греется от тепла доброго. А когда согрелась, крылышками взмахнула.
– Лети, красавица, на свет Божий, привет передавай родным моим. Скажи, что жив я и здоров. Не забудь Алёнушку мою милую навестить, – сказал Иванушка и отпустил бабочку.
Скрылась та в темноте, будто знала ход тоннельный, что ведёт из шахты наружу. А Иванушка прилёг на бок и заснул.
Когда проснулся – увидел бабочку. Мечется та, крылышками бьётся о камни, выход вроде как из пещеры ищет. А сама всё слабее и слабее машет крыльями. Ещё немного, замёрзнет и упадет на пол.
Протянул Иванушка ладони и дыханием своим согрел бабочку. Та махнула крыльями и скрылась в темноте. А на следующий день вновь появилась. Потом и на третий… Иванушка дыханием её согревает, да и отпускает.
Сколько дней так длилось, Иванушка со счёту сбился. А в этот день хотел в ладони бабочку взять, да силушка его покинула. Сидит, о камни опирается, встать не может. Закручинился он, что не сможет спасти бабочку. О себе уже не думает.
– Ты Иванушка не печалься, – слышит он голос, оборачивается и видит красавицу, каких не видывал. Кокошник на ней бриллиантами весь усыпан, огнями сверкает и пещеру освещает, будто с неба тысяча звёзд спустилось.
– Кто ты? – пошевелил Иванушка губами.
– Бабочка я, которую дыханием ты согревал.
– Разве может бабочка в красавицу превратиться? – удивился Иванушка.
– Может, – улыбнулась красавица, – если она волшебная.
– Кто же тебя заколдовал?
– Хозяйка я подземная. Вижу, любишь ты Алёнушку больше жизни своей. Но и мне ты мил и дорог. Полюбила я тебя. Потому и в бабочку превращалась, чтобы дыханием твоим дышать, да теплоту рук твоих ощущать. Не хочется мне терять тебя. Хочется, чтобы ты навсегда остался во владениях моих. Чтобы быть с тобой и любить тебя. Но вижу, что несбыточна мечта моя. Погибнешь ты от воеводы и не видать мне больше счастья моего. А погибнешь ты – сердце моё от горя горького на части разорвётся. Лучше будет, чтобы ты жив оставался. Пусть не будешь моим, зато видеть тебя счастливым – мне большего счастья не надо.
– Какой же я счастливый, если закован в цепи железные?
– Цепи – это не помеха.
И хлопнула хозяйка подземная в ладоши, цепи сами собой спали с рук и ног его. А потом хлопнула ещё два раза, и вышли из стен каменных горбун и стая крыс с красными глазами. Смотрят крысы на Ивана, и кажется тому, что они фонариками светят.
– Решила я, Иванушка, освободить тебя из плена. Поможет мне в этом слуга мой верный – вот этот горбун. Крысы будут путь вам освещать. Они чуют, где проходят ходы-выходы. Выпей снадобья, чтобы сил набраться, – протянула хозяйка кувшин хрустальный.
Иван осторожно взял кувшин и выпил водицы, которой был наполнен кувшин.
– Теперь садись на горб моему помощнику и держись крепко. Он донесёт тебя до выхода из царства моего подземного.
– Как же мне на белом свете жить? – замешкался Иванушка. – Воевода увидит меня, жить не даст. У него стражников добрых три десятка. Да и Алёнушка, если увидит погибель мою, на себя руки наложит. И себя погублю и Алёнушку не уберегу.
– Не переживай, Иванушка. Если увидишь, что беда бедовая к тебе подступает, хлопни в ладоши, как я, всё на свои места встанет, всё и образуется.
Сказала красавица подземная и растворилась во тьме. Схватил горбун за руку Иванушку, да вовремя. Крысы уже носы задрали, усами водят, путь-дорогу вынюхивают, а потом хвосты опустили и сквозь стены каменные побежали. От страха у Иванушки тело сковало. Не может он понять: разве возможно человеку через каменные стены пройти? Горбун потянул его за руку, и камни расступились перед ними, и открылся тайный ход, что наверх ведёт. Бегут крысы быстро, Иванушка с трудом за ними поспевает. Но слабо его тело и вскоре он стал отставать. Горбун наклонился, посадил Иванушку на спину и, придерживая за ноги, устремился за крысами. Так и вынес парня на свет Божий. Поставил Иванушку на траву зелёную и вместе с крысами скрылся под землёй.
Рукой прикрыл Иванушка глаза от яркого солнышка, грудью ароматы травяные вдыхает, надышаться не может.
А тут воевода со стражниками перед ним появился. Ехал посмотреть, не скончался ли Иванушка? Как увидел его живым и здоровым, растерялся. Закричал он и бичом стражников хлестать, но те не двигаются. Бояться прикоснуться к молодцу. Не верят глазам своим, думают, что привидение перед ними стоит. Хотел воевода на Иванушку с боем налететь, да не успел. Весть о том, что молодец жив, долетела до сельчан. Кто её принес – тайной по сей день остаётся. Поспешили они на поляну и видят, как воевода зло слюнями брызжет, да слуг своих бичом хлещет, да так, что брызги кровяные от тел их по сторонам разлетаются.
Стоит Иванушка и не замечает, что рядом с ним сто пудов золота самородного лежит, да такого, какого отродясь сельчане не видели. Смотрит воевода, что добыл молодец золото больше, чем требовалось, и как теперь его обвинить – не знает. Не было бы сельчан – вмиг бы расправился. Но при свидетелях не может. Пойдёт молва о его злых проделках и дойдёт до царицы-матушки. Та не пощадит, самого закуёт в цепи и кайлом заставит рубить породу в шахтах.
– Ты, Иванушка, зачем назад вернулся? – решил на хитрость пойти воевода.
– Чтобы Алёнушку не дать тебе погубить.
– Разве я похож на душегуба? – рассмеялся воевода, а сам глаза на людей косит, на реакцию их смотрит. – У меня богатства столько, что не только на меня хватит, но и детям моим, которых мне Алёнушка родит, и внукам с правнуками на сто лет хватит и ещё останется. А с тебя что взять? Штаны рваные? – указал он на одежды в подземелье изорванные. – Иль я ошибаюсь? Пусть люди тогда скажут. Ты Алёнушку получишь тогда, когда покажешь, что богатств у тебя втрое больше, чем у меня. Докажешь, что богатство твоё богаче моего, тогда и уступлю я тебе Алёнушку. А теперь можешь отправляться в подземелья сырые за богатством своим, – загоготал воевода.
Но недолго хохотал воевода. Иванушка хлопнул в ладоши два раза, и ахнули люди. Сундуки перед ним появились, а в них ковры персидские, шелка тончайшие китайские с узорами невиданными и бусы с огромными жемчугами, и перстни бриллиантами так сверкают, что радуги на небе расписывают, и ещё кубки, чаши и многое другое. Всё сразу и не перечесть. Как увидал такое богатство воевода, так и остался с открытым ртом.
– Ну что, насмотрелся? – видя, выпученные глаза у воеводы, спросил Иван.
Ничего не смог ответить тот. Развернул коня и поскакал восвояси. Когда вернулся домой, заперся за закрытыми дверями и ставнями. Стали люди поговаривать, что у воеводы челюсть заклинило и не может он закрыть рот.
Шлёт воевода царице письмо. Так, мол, и так – Иванушка в разбойники пошёл и всё злато и серебро, что царице-государыне по тракту Змеиногорскому отправили, с боем захватил и себе присвоил. Он, воевода, и рад бы всё назад вернуть, но стражников у него мало. Для этого требуется полк солдат прислать. А то и тех будет мало.
Поверила царица-матушка воеводе. Как не поверить, если сама воеводу на службу назначала? Вскоре прислала она воеводе целый полк. Пошёл воевода с солдатами на Иванушку. А людям объясняет, что нет в том его вины. Царица сама на Иванушку возмущена, потому и солдат послала.
Встали строем солдаты перед Иванушкой и ружья нацелили. Тот тихо в ладоши два раза хлопнул и стоит спокойно. Дал команду воевода стрелять, солдаты на курки нажали, а выстрелов не слышно. Порох в ружьях медленно шипит, дымом едким дымит, носы солдатам щекочет. Зачихали солдаты чихом неуёмным, ружья, кто наземь бросил, кто в небо направил. Только тогда те в разные стороны пальнули. А Иванушка, как стоял, так и стоит живой и невредимый.
Испугался совсем воевода. Не знает, как Иванушку извести. Выхватил из ножен саблю острую и бросился на Иванушку. Иванушка хлопнул в ладоши и перед ним три богатыря молодца в кольчугах крепких встали. Подхватили они воеводу и закружили над головами. Когда опустили на землю, тот устоять не смог, повалился перед Иванушкой, да так, что на колени встал и головой Иванушке в ноги поклонился. Вроде как прощения просит. Увидали солдаты, что воевода Иванушке в ноги кланяется, тоже попадали, лбами в землю упёрлись, а сами:
– Прости нас, Иванушка. Не хотели мы тебя убивать. Воевода нам приказал.
Тут-то и раскрылся воеводин обман.
– Не губи, Иванушка, – взмолился тот. – Не по злому я умыслу, а по любви любовной. Но зачем мне такая любовь, если из-за неё голову с плеч я могу потерять?
Невдомёк воеводе, что Иванушка из-за любви готов был и голову потерять. А воевода никогда и никого кроме богатств своих не любил. Алёнушка ему нужна была, чтобы ей владеть, как самой лучшей красотой, которой ни у кого нет.
– Прощаю вас солдатушки-ребятушки, – говорит Иванушка. – Идите и царице-государыне доложите обо всём, что воевода тут натворил. Да смотрите, ничего не утаите.
– Хорошо, – сказали солдаты и с радостью, что Иванушка ничего с ними не сделал и живыми отпустил, к царице отправились.
Видит воевода, что беды ему не миновать, если узнает про его злодеяния царица и решил у Иванушки выпытать тайно, как ему удалось живым остаться и в придачу богатства получить. А завладеет богатствами, одарит царицу, та и простит все воеводины грехи.
Иван наивен, взял и рассказал всё воеводе.
Как ушёл в подземелья воевода, да так там и затерялся. Никто его после этого не видел и ничего о нём не слышал.
А Иванушка с Алёнушкой справили свадьбу. Говорят, сама царица-государыня на этой свадьбе была. Иванушку с Алёнушкой дорогими подаркам одарила. Уговаривала Иванушку, чтобы он воеводой стал. Но Иванушка отказался. Сказал, где власть, там нездоровая страсть. Стоит её чуток хлебнуть, и опьянеешь на всю жизнь.
Рассказывали, что родили Иван с Алёнушкой дюжину детей. И все они умненькие и красивые.
Не потому ли славна земля Русская красавицами, что дети от любви рождаются?
Помочь сайту
Поздравления
