Старинная усадьба на холме давно заросла травой. От богатого особняка остались лишь вычурные коринфские колонны, исчерченные паутиной трещин и балюстрада с обломками декоративных ваз.
Одеревеневшие лианы хмеля безжалостно выжили виноградные арки и розарий, а у подножия террас, обрамлённых стоптанными лестницами, пустым надколотым блюдцем темнел бассейн когда-то шумного фонтана.
Чудом сохранился, перекинутый через него, каменный мостик, на котором в былые годы пестрели вазоны с ниспадающей бегонией и горели кованые керосиновые фонари.
Дурная слава была у заброшенного поместья. Сказывали люди, что проклято оно, и ни добра, ни счастья не видать тому, кто захочет прибрать к рукам дом-дворец, манеж, конюшни да однокупольную фамильную церковь с синей луковкой, разрисованной серебряными звёздами.
Безмолвным стражем стояла на подступах к нему гигантская ель, и почти сто лет, словно статуэтка, восседала на ней золотая кошка – грациозная, с кисточками на ушах и одним изумрудно-зелёным глазом. Им она могла видеть за тысячи километров, и каждую ночь, пристально вглядываясь вдаль, искала взглядом одного-единственного человека – того, кто сможет разорвать заколдованный круг, и наконец, отправит её на покой.
Лунный свет освещал имение, окутывал тревожной дремотой, но уснуть не давал. Сверкали тонкими клинками аквамариновые травы, отливали синевой островки глянцевых фиалок, поблёскивали фиолетовыми спинками земляные жуки и вились над флоксами мохнатые бражники.
Полыхнула молния, приглушённо застонал гром, воздух наполнился влажной прохладой, и тяжелая дождевая туча стала надвигаться на усадьбу – величественная, похожая на каравеллу с развевающимися рваными парусами.
Ветер Грозовей держал одну руку на штурвале, а другой обнимал юную Ветряну. С первыми дождевыми каплями, они весёлым вихрем обрушились на цветущую липу и запутались в её душистых букетиках, словно два тумана в рыбацкой сети.
- Вот тоска, и поговорить-то не с кем! – раздался чей-то всхлипывающий голос.
Грозовей свесился вниз головой и, увидев под липой плещущийся Ручей, сказал:
- Не хнычь, дружище! Нынче мы твои собеседники - пилигримы небесные знатного ветряного сословия! Я – Могучий Грозовей, а это – невеста моя, Луговая Ветряна.
- Ах, я рад, я рад! – заплескался Ручей. – Летаете, значит? А кто быстрее, вы или птицы?
Ветер усмехнулся:
- В Атлантике люблю поднимать штормовые волны и ни чайкам, ни альбатросам меня не догнать, в Средиземноморье - первенство охотно уступаю стрижам, а вот в осенней Шотландии со стаями скворцов в унисон кружим.
- Это как же?
- Гляди! - Грозовей пронёсся над развалившимся амбаром и, подхватив с земли ветхий мешок, одним рывком вытряс из него гору пыльных, многократно перепревших семян подсолнечника. Те едва коснулись земли, как Ветер увлёк их за собой и они, напоминая птичью стаю, стали летать в подлунном свете удивительными, перетекающими друг в друга, формами: то каскадом, то спиралью, то волной, то танцующей коброй а, напоследок - тучей-каравеллой, точь-в-точь, как та, что плыла по небу.
- Восхитительно! - воскликнул Ручей. - А девонька твоя тоже так умеет?
- Не-е, слишком нежна она! Ей под силу лишь ивовые ветви качать, да серую полынь гладить, - Грозовей обнял возлюбленную, - но когда-нибудь мы вдвоём облетим всю Землю, потому как любим друг друга, и будем любить всю жизнь, и все будущие жизни!
- Ой, что ты, что ты! Нельзя произносить здесь такие слова! - зашумел Ручей, но было уже поздно.
- Любим, любим... - зашептали наперебой травы.
- Будем любить всю жизнь и все будущие жизни... - заскрипели по-старушечьи сосны.
- Лю–бить! Лю-бить! - подхватил дождь, щёлкая мириадами невидимых пальцев, и навстречу его прохладным брызгам потянулись ростки барвинка, раскрыли объятья опахала папоротников, а бутоны сон-травы, глотнув влаги, вспыхнули ярко-оранжевой сердцевиной. Колдовские чары, дремавшие долгие годы, встрепенулись и сбросили пелену забвения, а на скользких тропинках появились призраки прошлого.
Седовласый садовник, в рубахе из конопляного полотна и мятых суконных штанах, ловко орудовал ножницами, срезая верхушки самшита. Необъятная бонна, в пышном, до пят, платье, отороченном рюшами и воланами, баюкала туго спелёнатого младенца, а повар - в фартуке и колпаке, выкладывал на блюдо замысловатые закуски. Словно в театре теней, сквозь плывущие веера еловых лап, торопливо пробегали борзые, сутулый конюх вел под уздцы вороного жеребца, чинно проходили соседи-помещики: кто с тростью, кто с трубкой во рту. Хозяйка сидела на террасе за роялем и плавно водила руками по поющим клавишам, а хозяин всё поглядывал сквозь монокль по сторонам, словно опасаясь чего-то. На их лицах, словно тончайшие пенки на поверхности горячего молока, дышали тысячи морщин, а глаза были чёрными и пустыми.
- Ах, Глафира Лексевна, - бормотал барин, морща лоб, - наш сын, наш единственный наследник, вздумал влюбиться в простолюдинку, жениться даже собрался! Нельзя допустить, чтоб и имение, и лесопилка механизированная, и паровая паркетная фабрика достались Настьке безродной, ведь уж немолоды мы с Вами, милая Вы моя!
- Да, Гордей Игнатьич, - барыня поджала губы и отодвинулась от рояля. - Петя очень меня огорчил, я ведь ему генеральскую дочку сватала, а он одно твердит: «Любим мы друг друга, и будем любить всю жизнь, и все будущие жизни!» Картины с неё пишет, вот полюбуйтесь!
Она протянула акварельный рисунок: на берегу солнечной реки сидела смеющаяся синеокая девушка с длинными пшеничными косами и плела венок из полевых цветов.
- И что в ней нашёл, скажите на милость? Глафирушка, матушка, нужно что-то делать! Хоть и грех это большой, - он перекрестился и зашептал, - но, придётся к ведьме одноглазой идти! Нате вот, перстень золотой ей поднесите, пусть отведёт от нас беду. Камушек-то в нём – кошачий глаз, для ворожбы самое то! И велите, чтоб помалкивала...
Завеса густого дождя внезапно накрыла их, а на смену им пришли полупрозрачные, подёрнутые рябью, конюх и садовник.
- Эх, жаль молодого барина – обманом отправили его в Европу на целый год – мануфактуру изучать, а Настю опоили и тайно обвенчали с кузнецом. Смириться бы ей, а она всё слёзы льёт и ведь рожать-то скоро!
- Слышал я, что старуха с Чёрного хутора ворожила, кости кидала, чтобы разлучить их.
- Ох, не к добру это!
Ударил гром, прокричала ночная птица, а по поляне, с ворохом белоснежных пелёнок, бродила-маялась заплаканная бонна:
- Горе, горе-то какое! Дитятко всего несколько дней пожило - крошечная чудесная девочка! В саду, под крайней вишней похоронили её, словно собачонку бездомную. Настя не выдержала - в реку бросилась! И кузнеца молодого жаль - жену и ребёнка в один день потерял, а Петеньке написали в Неметчину, что уехала она по доброй воле незнамо куда. Эх, не вернётся он сюда, не вернётся.
Ослепительно полыхнула молния, да не одна, а целых три подряд. Рассвирепел Ветер Грозовей, поднял настоящую дождевую бурю. Завывала она и стонала, грохотала и ревела навзрыд, а откуда-то из-под земли доносились глухие удары – то ли чьи-то удаляющиеся шаги, то ли стук чьего-то разбитого сердца.
* * *
На следующий год, в середине июня в поместье опять моросил дождь. Обмелевший Ручей был этому несказанно рад, ведь после той майской грозы, ни одна дождевая капля не упала в его ладони. Ох, и свирепствовал тогда Грозовей – деревья ломал, гнул орешник до самой земли, а потом подхватил длиннокудрую свою Ветряну, и умчался в неведомые края, подальше от заброшенной усадьбы и страшных людских страстей. С тех пор не появлялись в имении ни ночные призраки, ни залётные ветры, лишь птицы да ежи наведывались к одичавшим фруктовым деревьям в заросшем саду.
Старая Вишня доживала свой век - ствол её дал трещину, склонив ветви к самой земле. Она буйно цвела по весне, зная, что это - в последний раз. Когда же отяжелела от небывало щедрого урожая, то стала мечтать лишь о том, чтобы в сад вернулись люди - и дети, и старики, и обязательно - хозяйка, умеющая варить варенье и настаивать тягучую ароматную наливку.
Её маленькие внучки - густая вишнёвая поросль, были настоящими почемучками:
- Бабуль, а было щекотно, когда пчёлки и шмели собирали твою пыльцу?
- Бабуль, а не было больно, когда синицы и воробьи клевали твои ягодки?
- Ба, а смородинки говорят, что они полезней!
- Ба, а люди – тоже деревья? Они, как и мы, расцветают весной?
Вишня только улыбалась и, держась за больную поясницу, тихо отвечала:
- Щекотно, конечно. Ни капельки не больно. От каждого - своя польза. Люди немного похожи на деревья, но от любви расцветают в любое время года.
– Бабушка, я очень хочу посмотреть на людей! - воскликнула младшая Вишенка.
- Глупышка, люди жестоки - они убивают друг друга.
- А мне опять снился сон про речку, и про русалку: она целовала меня и плакала, а
потом я плясала у костра! Бабуля, помоги мне, подскажи, как быть!
Старая Вишня склонилась ещё ниже:
- Что ж, пришло время! Нынче последний раз в году кукует кукушка, последнюю песню поёт соловей и наступает зачарованная Купальская ночь, в которую деревья могут переходить с места на место, а травы наполняются чудодейственной силой. Если сможешь дойти до реки и окунуться в воду до полуночи, то превратишься в речную русалочку. Сплети венок из цветущей красным огнём крапивы, надень себе на голову, а на рассвете - брось в воду. Коль на дно пойдёт – останешься навеки в царстве Водяного, а коль подхватит его течение -станешь прекрасной девушкой. Ты научишься петь, танцевать и любить, но учти - это не всегда приносит счастье.
- Я cмогу! - прошептала Вишенка и стала высвобождать свои корешки из глубинных земляных оков, разрывая тысячи древесных капилляров, сосудов и вен, крепко-накрепко переплетённых с корнями всей её родни.
Сестрёнки-почемучки участливо подталкивали её и, как всегда, любопытствовали:
- А если ты не успеешь до полуночи окунуться в речку, то вернёшься к нам?
- А ты хочешь научиться варить варенье?
Старая Вишня напоследок прижала к себе Вишенку, а затем из последних сил оттолкнула как можно дальше. От резкого рывка, словно от удара топора, хрустнул пополам её покалеченный ствол, а крона, усыпанная спелыми ягодами, покорно легла на траву, окропив её алым соком:
- Беги, внученька! Беги вдоль Ручья, он приведёт тебя к реке!
* * *
Наступила ночь и поплыли над хутором протяжные девичьи песни, в лесу заухали совы и зашуршали атласные гадюки, а капли росы притаились в стеблях плакун-травы, чтобы на рассвете одарить силой тех, кто пробежит по ним босиком.
Луна стала медленно подниматься по небосводу, пробираясь сквозь частокол чёрных осин и тополей. Зазвенели цикады и заискрились в воздухе нити волшебства, а золотая кошка, выглянув из-за еловых ветвей, стала пристально вглядываться вдаль. Ей были видны и купальские костры, и хороводы русалок у реки, и лешие, дымящие камышом в зарослях осоки, а ещё - летящие на шабаш, хохочущие ведьмы и плещущиеся в темной реке звёзды, а под черноклёном, увешанным венками и лентами - звенящий монистами, соломенный бог Купала.
В светящемся кошачьем глазу отражались заросшие ковылём равнины и сонные острова кувшинок, красные крыши заморских деревень и белоснежные вершины перевалов в зыбком океане снов. А вот - заплескалось в ущелье альпийское озеро с многократным эхом, гуляющим между уступами берегов, а вот - у подножия бурой горы показался высокий человек в лётных очках и с рюкзаком за спиной.
Преодолевая крутые тропы, он стал подниматься всё выше и выше, пока не добрался до горизонтального плато на вершине - зелёного оазиса в море клубящегося тумана. Там его ждал серебристый длиннокрылый планер с мигающими красными огоньками по бокам. Человек сел в его кабину и, взлетев, стал плавно лавировать среди воздушных потоков.
- Мрр-мррр, - одобрительно замурлыкала одноглазая кошка, наблюдая за этим полётом.
Она пригнула голову так, что стали видны её худые, отливающие лоском, лопатки и мягко соскользнула по стволу, словно тягучая капля золотисто-янтарной смолы. Коснувшись земли, кошка выгнула дугой спину и крутнулась на месте – кисточки на её ушах опали и свесились длинными прядями, а мордочка вытянулась в измученное женское лицо. Под прохладной дождевой моросью её спина выпрямилась, а когтистые лапы превратились в руки с тонкими пальцами, на одном из которых сиял золотой перстень с «кошачьим глазом»
- В царстве слепых, одноглазая – королева! - прокричала она. - Спешите за мной, незрячие призраки! Сегодня мы обретём вечный покой, ведь содеянное зло никогда не позволит нам возродиться. Столетнее проклятье истончило наши души, превратило в призрачную дымку, которая в эту Купальскую ночь развеется без остатка, а убитая любовь даст новые ростки! Пусть будет так!
Она сорвала перстень, бросила его вверх и взвилась над поляной. Подхваченные струями дождя, за ней ринулись невесомые фантомы Глафиры Лексевны и Гордея Игнатьича, седовласого садовника и необъятной бонны, повара и конюха, пронеслись тени борзых, закрутились в воздухе трости, трубки, монокли и разбитые клавиши старинного рояля. Призраки прошлого переплелись, смешались между собой и растаяли навсегда.
А далеко на горизонте уже показались тяжелые тучи-каравеллы с развевающимися парусами, сверкали молнии, гремел гром, и могучий Грозовей мчал к поместью беспомощный длиннокрылый планер. Ветер неистово крутил его штопором, кидал из стороны в сторону, обдавая небывалым штормовым ливнем, и всё гнал и гнал на восток, минуя деревеньки и города, железнодорожные пути и автомагистрали, острова кувшинок и заросшие ковылём равнины.
* * *
Наступило утро. На поляне стоял молодой человек с рюкзаком за спиной – высокий, загорелый, тёмные волосы до плеч разделены прямым пробором. Он поднялся на холм и замер от увиденной красоты: вычурные, украшенные лепными буклями, коринфские колонны и балюстрада с декоративными вазами, рядом - ухоженные виноградные арки и розарий, у подножия террас - живой фонтан, а на перекинутом через него, каменном мостике - вазоны с ниспадающей бегонией и солнечные фонари.
Под гигантской елью приютился современный домик с черепичной крышей, на которой сидели спутниковая антенна и пара длиннохвостых сорок.
Юноша огляделся по сторонам и заметил под старым вязом искрящийся ручей, а на берегу реки – девушку с книжкой в руках.
- Guten Tag, Frаulein! Здравствуйте! Невероятная гроза, словно щепку забросила меня в ваши края! Здесь очень красивые места, так и хочется писать акварели!
Девушка встала и пошла ему навстречу. У неё были чудные синие глаза и пшеничные косы, с заплетёнными в них алыми лентами.
- Вы - иностранец? – улыбаясь и щурясь от солнца, спросила она.
- Да, хотя мой прапрадед родом с Украины. Он уехал на учёбу в Германию, да так и не вернулся. А я живу недалеко от Гармиш-Партенхирхена, на полпути к горе Цугшпитце и увлекаюсь полётами на планере. Меня зовут - Питер, по-вашему - Петя, а Вас?
- А я - Вишенка!
Они рассмеялись.
- Почему Вишенка?
- Не знаю, меня бабушка так звала. Хотите, я Вам покажу парк? В него из леса приходят олени, и я их кормлю. А в нашем храме, вон в том, с синей луковкой, недавно стала мироточить старинная икона, а по веткам столетней ели стекает целебная янтарно-золотистая живица! Пойдёмте, а потом я Вас горячими блинами угощу!
- С удовольствием, здесь так легко дышится!
Не сговариваясь, они взялись за руки, и окрылённые каким-то неведомым, волшебным чувством, пошли по солнечной тропинке - мимо тонких клинков аквамариновых трав и островков глянцевых фиалок, не замечая поблёскивающих фиолетовыми спинками земляных жуков и, вьющихся над флоксами, мохнатых бражников...
* * *
Ветер Грозовей лежал на ивовых ветвях, а Ветряна тихонько раскачивала их, словно садовый гамак.
- Устал, милый? Такую грозу принёс, да ещё издалека. Хорошо там?
- Хорошо, да только в родных краях краше! Я ведь увидел в доме этого парня ту акварель, помнишь, с девушкой на берегу реки? Вот и решил, что пришло время закинуть его в это поместье! Ты любишь меня? – Грозовей шутливо нахмурился и вопросительно поднял одну бровь.
- Люблю, и буду любить всю жизнь...
- И все будущие жизни! - добавил ветер.
- Ой, погоди-ка, - Ветряна лёгким дуновением метнулась к цветущему лугу.
Там, тихонько лопоча, кружили над клевером, цикорием да кашкой, маленькие тёплые ветерки.
- Один, два, три... семь... десять... двенадцать - все тут, – она вздохнула и, пригладив серую полынь, прошелестела, - дети, кто хочет пощекотать папу? Он уже проснулся!
По ясному небосводу неспешно катился горячий блин солнца, на осинах и тополях весело звенели птицы, а в воздухе витали ароматы ночного дождя, полевых цветов и... вишнёвого варенья.
Помочь сайту
Поздравления
