Веранда

6 сентября 2019 - Светлаана Гунько
article456854.jpg


Первоначально у дома  веранды не было. Прадед Мирон приехал в хутор Прыдки со своими братьями. Всего их был четверо: Мирон, Иван, Федор, Андрей. Братья построили себе дома на улице Ерзовке. В хуторе Прыдки было пять улиц: Ёрзовка, Комаровка, Староверская, Кооперативная. А самая дальняя улица в хуторе называлась Матня, но вряд ли это было настоящее название улицы, скорее прозвище. Мирон Иосифович построил дом в самом начале хутора по левую сторону от въезда в хутор. Дом был низенький, но просторный. Почему он надумал уехать в Новочеркасск с женой Анной и дочерью Прасковьей, решил ли поискать лучшей жизни, или кто его позвал, никто не знает. Свой дом Мирон продал, и сруб увезли в другое село. Через три года Мирон написал братьям, что ему  в Новочеркасске не нравится, и они скучают по Прыдкам. Тогда браться стали уговаривать Мирона вернуться назад и обещали помочь построить новый дом. И действительно: по приезду Мирона с семьей в Прыдки, братья помогли построить ему новый дом, на месте прежнего дома, но с высоким фундаментом, в который уложили жернова от мельницы. С фамилией тоже были странности, первоначально фамилия звучала, как Таможня, а когда крестьянам стали вручать паспорта то написали Таможников (на русский манер).
Дед Мирон Иосифович Таможников  был высокий под два метра мужик с ясными синими глазами, но был строг со своими родными.  Дед Мирон умелец был во всем  , и не терпел, когда в доме или в хозяйстве был непорядок. Внучке своей Дусе (моей маме) дарил леденцы - петушки, которые привозил с ярмарки  из села   Орехово. Однажды в Прыдки приехал фотограф и дед Мирон с бабушкой Марией решили сделать фотографию на память, но неожиданно прибежала Дуся и втиснулась между ними. Так получилась смешная фотография с маленькой Дусей-моей мамой. Фотография  стоит на моем столе и, глядя на это фото, я улыбаюсь. Дед Мирон был женат дважды: первый раз на Анне, у них родилась дочь Прасковья (эта ветвь дала поколение Романенко), Груня и Анна. Жена Мирона Анна рано умерла. Второй раз Мирон женился на вдове Пустынниковой Марии, у них родилось два сына Василий (мой дед) и Иван. Все дети жили дружно. Странно, что дед Мирон не верил в Бога, не крестился и не ходил в церковь, хотя все братья, и их семьи были верующими и братья часто увещевали Мирона:
«Ну что ты Мирон в Бога не веришь? Хоть в церковь сходи, исповедуйся»
«Некогда мне, трудиться нужно, и обихаживать  свою землю» - отвечал Мирон.  Такая же позиция передалась и его сыну Василию (моему деду)
Николо-Сретенская церковь в Орехово была красивая белоснежная. Звон колоколов доходил и до хутора Прыдки, это километров шесть будет. Храм был построен в память о героях Отечественной войны 1812 года. Краеведы не исключают, что проект был изготовлен учениками выдающегося Растрелли.
Говорят, что во время строительства с крестьян в округе собирался особый оброк – молоком и яйцами, желтки которых использовались для приготовления связывающего состава, секрет которого так и не раскрыт сегодня полностью.  
Но однажды на Пасху дед Мирон запряг лошадь и поехал в Орехово в церковь, решил причаститься. День был жаркий, и у деда сильно заболело в груди. Он как раз подъехал к небольшому мосточку через овражек с водой, немного подняться в гору и село Орехово. Спустился Мирон к мосточку, сел в холодок и набрал в ладонь воды, плеснул в лицо. Следом шли прыдковские  жители  в церковь, увидели, что сидит Мирон у мосточка, подошли, а он еле дышит. Отвезли его в церковь, там батюшка причастил его и соборовал. В этот же день Мирон и умер. По народным поверьям, если человек умирает на церковный праздник, то его душа попадает прямо в рай. Но это лишь народное поверье. Но я думаю, что настоящий  христианин был  мой прадед Мирон, добрый, трудолюбивый, заботливый, справедливый, деду было 64 года всего.
Сын Мирона, Василий (мой дед)  уже после смерти отца   решил пристроить к дому закрытую веранду с высоким крыльцом и небольшой площадкой с перилами. Веранда оказалась самым уютным местом в доме. На веранде, слева от входа, дед устроил удобную  длинную лавку на всю стену, на которой стояли ведра с водой, кастрюли, прочая утварь для обедов. Сама веранда была остеклена, причем все рамы со стеклами дед делал сам. А стеклышки были разные: сверху треугольники, а ниже прямоугольные - солнце  играло в этих  стеклышках.  На окнах висели занавески с узорчатой каймой. При ярком солнце занавески задвигались и на противоположной стене веранды кружились радужные пятна. В середине веранды стоял стол, покрытый красивой клеенкой. Бабушка любила все красивое, не терпела старых потертых клеенок. А покупала все эти красивые вещи мама в Свердловске, где мы тогда жили, и высылала бабушке, на зависть соседей. На столе всегда стояла керамическая  чашка  с медом и тарелка с жареной рыбой. Все это бабушка прикрывала широким льняным полотенцем. Рыбу каждый день ловил дед. Утром уходил на озеро, или на речку Медведица,  а к обеду уже приходил с красными карасями, линьками, щучками. Щучек  бабушка готовила особенно, с помидорами.
«Так щуки  пресные, а с томатчиком-пальчики оближешь»- говорила она. Я запомнила этот рецепт и в дальнейшем жарила щук по бабушкиному рецепту. А карасей бабушка Анисья зажаривала в русской печи - они были такие вкусные, что можно было есть прямо с косточками!  На веранде всегда кто-то сидел за столом. Бабушка маленькая, шустрая всегда в белом чистеньком платочке,  была очень гостеприимной, но и без этого все «слетались» на мед и на рыбу. Дедушка очень любил рыбу и ел её красиво. Брал рыбу большими руками и как-то ловко её обгладывал. Оставался чистый скелет. А бабушка рыбу не ела, она в своё время  сильно подавилась рыбьей костью, и с тех пор боялась, но жарила рыбу первоклассно. С медом мы ели пышки, и до того они были вкусные, и до того мед был ароматный, что гора пышек исчезала со стола мгновенно. Иногда я хватала пышки и убегала с ними на речку, а там мы с сельскими девчатами ели пышки с яблоками. Пышки бабушка делала на кефире, но у меня еще не разу не получались те пышки из моего детства. По вечерам дедушка  наливал гостям  самогонку - «медовуху», дед называл свое изобретение бимбер. В 1945 году старший сержант Таможников Василий Миронович участвовал в Моравско-Остравской наступательной операции, там  и услышал название польского самогона-бимбер. С тех пор  самогонку у нас в доме называли бимбер - красиво, и не поймешь, о чем идёт речь. А еще дед Василий изготавливал вкуснейшее смородиновое вино, благо смородина росла в лесополосе. Какой-то умный агроном был инициатором высадки   кустов смородины во все лесополосы Волгоградской области. Вино в стеклянной бутыли стояло под столом на веранде. Но пьяных гостей я не видела. Сядут, бывало, гости за стол, нальют по стаканчику и песни заводят, в основном украинские. Пели красиво на два голоса, слушать было одно удовольствие. Любимая песня моей бабушки «Стоит гора высокая» У бабушки был очень высокий голос, который ну никак не вязался с её сухоньким и всегда старым лицом. А когда она выводила:
 «Ви не журіться вербоньки,ще вернеться весна, а молодість не вернеться,не вернеться вона!» - глаза мои наполнялись слезами. Дед брал гармонь и начинал подыгрывать компании, он наклонял свою кудрявую голову и упоенно перебирал клавиши гармони. А дедушкина любимая песня была: « Эх, распрягу -ка я коня, и в карман билы ручки кладу». Помню, деревенские женщины все были высокие, полные и грудастые, а мужички худосочные, и обязательно  в пиджачках. Хотя однажды Санька «хитрый» (так его бабушка называла) сильно выпил, и упал в кусты смородины возле веранды. Жена его, Василина взяла мужа, и понесла на плече, ругаясь по хохлацки. А утром пришла и спрашивает деда  хохоча:
 «Кто моему Саньце в штаны нассяв?» Эта фраза долго «ходила» в нашей семье. Своих деда и бабушку я назвала сокращенно: «дешка» и «башка». Потом и дети мои стали так говорить.
Однажды моя мама на лето пригласила   свою свердловскую соседку тетю Варю погостить  в хуторе Прыдки у своих родителей. У тети Вари была дочка Лариска, моя ровесница, и сын Виталик. Это была интеллигентная семья, но вот  с 14 летним  сыном Виталиком были проблемы, он  стал неуправляемым, дерзил, плохо учился  и, мама решила его увезти на лето подальше от дружков в деревню на перевоспитание. С дочкой тети Вари, Лариской я  дружила во дворе и раньше, а у Витальки была своя компания. В Прыдках Виталька  познакомился с сельскими парнями, ходил с ними в ночное,  на рыбалку, он научился ездить на лошади. Домой приходил уставший с румянцем на щеках, стал хорошо кушать, делился впечатлениями и засыпал мгновенно. Впоследствии, когда он вырос, окончил университет и стал  ведущим инженером в конструкторском бюро в Москве, ездил заграницу, что в то время была большая  редкость,  но всегда говорил моей маме, когда приезжал в гости к родителям:
«Тетя Дуся, а знаете,  какие мои самые лучшие мгновения моей жизни? - это лето в Прыдках»
В том году было очень жарко, и мы решили с Лариской ночевать на улице, постелив себе на крылечке перед верандой. Пространство было большое, хватило нам  пятнадцатилетним девчонкам улечься без тесноты. Крылечко до самой крыши было увито девичьим виноградом. Между листьями винограда виднелись яркие звезды, пахло ночной фиалкой, где-то стрекотали цикады, вдали раздавались вечерние звоны и шорохи. Уснуть было непросто, непривычно и  страшновато. Слышались какие-то движения в ночном саду.
«Ой! Лариска, наверное, это кошка бегает, а может мыши, ой!» - и мы начинали повизгивать, закрывались одеялами с головой.
И вот, когда мы успокоились с рассказами и впечатлениями от проведенного дня раздался стук, как будто кто-то кулаком стукнул по двери, потом еще и еще. Мы испугались, вскочили и побежали к родителям в дом. Вышла тетя Варя с мамой, они зажгли фонарь, который был прилажен дедом к веранде,  тетя Варя спустилась со ступенек.
 «Яблоки,- вскрикнула она, -кто-то кидает в вас яблоки! Эх, девчонки, заигрывают с вами сельские парни, пусть кидают, утром соберем» Такая вот деловая была мама Вари.
«Спите»- сказала мама, и родители, хохоча, ушли.
Яблоки еще кидали и кидали, и лишь изредка мы слышали за забором смех.
Утром мы набрали целое ведро красных и вкусных яблок, а бабушка сказала, что такие яблоки растут в саду у Якубовских. Утром мы как всегда пошли на речку, и когда шли по тропинке, нас обогнали два пацана, и один довольно взрослый, оглянулся на меня и спросил:
«Ну как яблочки?»
Я так и замерла, Юрок слыл в Прыдках хулиганом и был старше меня на пять лет. После этого мы с Лариской два дня не ходили в клуб в кино, боялись Юрка. Со временем я узнала, что одним из специалистов высокого класса  в кругах  геологоразведчиков в Москве работает Якубовский, но Сергей. Родственник, однофамилец? Не знаю.
А под верандой был чуланчик с дверцей. Я туда тоже залезала, любопытно  было. Ничего интересного там не обнаружила: старая прялка,  рыбацкие сети, рамки для ульев и прочая ерунда. Без волшебства.

© Copyright: Светлаана Гунько, 2019

Регистрационный номер №0456854

от 6 сентября 2019

[Скрыть] Регистрационный номер 0456854 выдан для произведения:

Первоначально у дома  веранды не было. Прадед Мирон приехал в хутор Прыдки со своими братьями. Всего их был четверо: Мирон, Иван, Федор, Андрей. Братья построили себе дома на улице Ерзовке. В хуторе Прыдки было пять улиц: Ёрзовка, Комаровка, Староверская, Кооперативная. А самая дальняя улица в хуторе называлась Матня, но вряд ли это было настоящее название улицы, скорее прозвище. Мирон Иосифович построил дом в самом начале хутора по левую сторону от въезда в хутор. Дом был низенький, но просторный. Почему он надумал уехать в Новочеркасск с женой Анной и дочерью Прасковьей, решил ли поискать лучшей жизни, или кто его позвал, никто не знает. Свой дом Мирон продал, и сруб увезли в другое село. Через три года Мирон написал братьям, что ему  в Новочеркасске не нравится, и они скучают по Прыдкам. Тогда браться стали уговаривать Мирона вернуться назад и обещали помочь построить новый дом. И действительно: по приезду Мирона с семьей в Прыдки, братья помогли построить ему новый дом, на месте прежнего дома, но с высоким фундаментом, в который уложили жернова от мельницы. С фамилией тоже были странности, первоначально фамилия звучала, как Таможня, а когда крестьянам стали вручать паспорта то написали Таможников (на русский манер).
Дед Мирон Иосифович Таможников  был высокий под два метра мужик с ясными синими глазами, но был строг со своими родными.  Дед Мирон умелец был во всем  , и не терпел, когда в доме или в хозяйстве был непорядок. Внучке своей Дусе (моей маме) дарил леденцы - петушки, которые привозил с ярмарки  из села   Орехово. Однажды в Прыдки приехал фотограф и дед Мирон с бабушкой Марией решили сделать фотографию на память, но неожиданно прибежала Дуся и втиснулась между ними. Так получилась смешная фотография с маленькой Дусей-моей мамой. Фотография  стоит на моем столе и, глядя на это фото, я улыбаюсь. Дед Мирон был женат дважды: первый раз на Анне, у них родилась дочь Прасковья (эта ветвь дала поколение Романенко), Груня и Анна. Жена Мирона Анна рано умерла. Второй раз Мирон женился на вдове Пустынниковой Марии, у них родилось два сына Василий (мой дед) и Иван. Все дети жили дружно. Странно, что дед Мирон не верил в Бога, не крестился и не ходил в церковь, хотя все братья, и их семьи были верующими и братья часто увещевали Мирона:
«Ну что ты Мирон в Бога не веришь? Хоть в церковь сходи, исповедуйся»
«Некогда мне, трудиться нужно, и обихаживать  свою землю» - отвечал Мирон.  Такая же позиция передалась и его сыну Василию (моему деду)
Николо-Сретенская церковь в Орехово была красивая белоснежная. Звон колоколов доходил и до хутора Прыдки, это километров шесть будет. Храм был построен в память о героях Отечественной войны 1812 года. Краеведы не исключают, что проект был изготовлен учениками выдающегося Растрелли.
Говорят, что во время строительства с крестьян в округе собирался особый оброк – молоком и яйцами, желтки которых использовались для приготовления связывающего состава, секрет которого так и не раскрыт сегодня полностью.  
Но однажды на Пасху дед Мирон запряг лошадь и поехал в Орехово в церковь, решил причаститься. День был жаркий, и у деда сильно заболело в груди. Он как раз подъехал к небольшому мосточку через овражек с водой, немного подняться в гору и село Орехово. Спустился Мирон к мосточку, сел в холодок и набрал в ладонь воды, плеснул в лицо. Следом шли прыдковские  жители  в церковь, увидели, что сидит Мирон у мосточка, подошли, а он еле дышит. Отвезли его в церковь, там батюшка причастил его и соборовал. В этот же день Мирон и умер. По народным поверьям, если человек умирает на церковный праздник, то его душа попадает прямо в рай. Но это лишь народное поверье. Но я думаю, что настоящий  христианин был  мой прадед Мирон, добрый, трудолюбивый, заботливый, справедливый, деду было 64 года всего.
Сын Мирона, Василий (мой дед)  уже после смерти отца   решил пристроить к дому закрытую веранду с высоким крыльцом и небольшой площадкой с перилами. Веранда оказалась самым уютным местом в доме. На веранде, слева от входа, дед устроил удобную  длинную лавку на всю стену, на которой стояли ведра с водой, кастрюли, прочая утварь для обедов. Сама веранда была остеклена, причем все рамы со стеклами дед делал сам. А стеклышки были разные: сверху треугольники, а ниже прямоугольные - солнце  играло в этих  стеклышках.  На окнах висели занавески с узорчатой каймой. При ярком солнце занавески задвигались и на противоположной стене веранды кружились радужные пятна. В середине веранды стоял стол, покрытый красивой клеенкой. Бабушка любила все красивое, не терпела старых потертых клеенок. А покупала все эти красивые вещи мама в Свердловске, где мы тогда жили, и высылала бабушке, на зависть соседей. На столе всегда стояла керамическая  чашка  с медом и тарелка с жареной рыбой. Все это бабушка прикрывала широким льняным полотенцем. Рыбу каждый день ловил дед. Утром уходил на озеро, или на речку Медведица,  а к обеду уже приходил с красными карасями, линьками, щучками. Щучек  бабушка готовила особенно, с помидорами.
«Так щуки  пресные, а с томатчиком-пальчики оближешь»- говорила она. Я запомнила этот рецепт и в дальнейшем жарила щук по бабушкиному рецепту. А карасей бабушка Анисья зажаривала в русской печи - они были такие вкусные, что можно было есть прямо с косточками!  На веранде всегда кто-то сидел за столом. Бабушка маленькая, шустрая всегда в белом чистеньком платочке,  была очень гостеприимной, но и без этого все «слетались» на мед и на рыбу. Дедушка очень любил рыбу и ел её красиво. Брал рыбу большими руками и как-то ловко её обгладывал. Оставался чистый скелет. А бабушка рыбу не ела, она в своё время  сильно подавилась рыбьей костью, и с тех пор боялась, но жарила рыбу первоклассно. С медом мы ели пышки, и до того они были вкусные, и до того мед был ароматный, что гора пышек исчезала со стола мгновенно. Иногда я хватала пышки и убегала с ними на речку, а там мы с сельскими девчатами ели пышки с яблоками. Пышки бабушка делала на кефире, но у меня еще не разу не получались те пышки из моего детства. По вечерам дедушка  наливал гостям  самогонку - «медовуху», дед называл свое изобретение бимбер. В 1945 году старший сержант Таможников Василий Миронович участвовал в Моравско-Остравской наступательной операции, там  и услышал название польского самогона-бимбер. С тех пор  самогонку у нас в доме называли бимбер - красиво, и не поймешь, о чем идёт речь. А еще дед Василий изготавливал вкуснейшее смородиновое вино, благо смородина росла в лесополосе. Какой-то умный агроном был инициатором высадки   кустов смородины во все лесополосы Волгоградской области. Вино в стеклянной бутыли стояло под столом на веранде. Но пьяных гостей я не видела. Сядут, бывало, гости за стол, нальют по стаканчику и песни заводят, в основном украинские. Пели красиво на два голоса, слушать было одно удовольствие. Любимая песня моей бабушки «Стоит гора высокая» У бабушки был очень высокий голос, который ну никак не вязался с её сухоньким и всегда старым лицом. А когда она выводила:
 «Ви не журіться вербоньки,ще вернеться весна, а молодість не вернеться,не вернеться вона!» - глаза мои наполнялись слезами. Дед брал гармонь и начинал подыгрывать компании, он наклонял свою кудрявую голову и упоенно перебирал клавиши гармони. А дедушкина любимая песня была: « Эх, распрягу -ка я коня, и в карман билы ручки кладу». Помню, деревенские женщины все были высокие, полные и грудастые, а мужички худосочные, и обязательно  в пиджачках. Хотя однажды Санька «хитрый» (так его бабушка называла) сильно выпил, и упал в кусты смородины возле веранды. Жена его, Василина взяла мужа, и понесла на плече, ругаясь по хохлацки. А утром пришла и спрашивает деда  хохоча:
 «Кто моему Саньце в штаны нассяв?» Эта фраза долго «ходила» в нашей семье. Своих деда и бабушку я назвала сокращенно: «дешка» и «башка». Потом и дети мои стали так говорить.
Однажды моя мама на лето пригласила   свою свердловскую соседку тетю Варю погостить  в хуторе Прыдки у своих родителей. У тети Вари была дочка Лариска, моя ровесница, и сын Виталик. Это была интеллигентная семья, но вот  с 14 летним  сыном Виталиком были проблемы, он  стал неуправляемым, дерзил, плохо учился  и, мама решила его увезти на лето подальше от дружков в деревню на перевоспитание. С дочкой тети Вари, Лариской я  дружила во дворе и раньше, а у Витальки была своя компания. В Прыдках Виталька  познакомился с сельскими парнями, ходил с ними в ночное,  на рыбалку, он научился ездить на лошади. Домой приходил уставший с румянцем на щеках, стал хорошо кушать, делился впечатлениями и засыпал мгновенно. Впоследствии, когда он вырос, окончил университет и стал  ведущим инженером в конструкторском бюро в Москве, ездил заграницу, что в то время была большая  редкость,  но всегда говорил моей маме, когда приезжал в гости к родителям:
«Тетя Дуся, а знаете,  какие мои самые лучшие мгновения моей жизни? - это лето в Прыдках»
В том году было очень жарко, и мы решили с Лариской ночевать на улице, постелив себе на крылечке перед верандой. Пространство было большое, хватило нам  пятнадцатилетним девчонкам улечься без тесноты. Крылечко до самой крыши было увито девичьим виноградом. Между листьями винограда виднелись яркие звезды, пахло ночной фиалкой, где-то стрекотали цикады, вдали раздавались вечерние звоны и шорохи. Уснуть было непросто, непривычно и  страшновато. Слышались какие-то движения в ночном саду.
«Ой! Лариска, наверное, это кошка бегает, а может мыши, ой!» - и мы начинали повизгивать, закрывались одеялами с головой.
И вот, когда мы успокоились с рассказами и впечатлениями от проведенного дня раздался стук, как будто кто-то кулаком стукнул по двери, потом еще и еще. Мы испугались, вскочили и побежали к родителям в дом. Вышла тетя Варя с мамой, они зажгли фонарь, который был прилажен дедом к веранде,  тетя Варя спустилась со ступенек.
 «Яблоки,- вскрикнула она, -кто-то кидает в вас яблоки! Эх, девчонки, заигрывают с вами сельские парни, пусть кидают, утром соберем» Такая вот деловая была мама Вари.
«Спите»- сказала мама, и родители, хохоча, ушли.
Яблоки еще кидали и кидали, и лишь изредка мы слышали за забором смех.
Утром мы набрали целое ведро красных и вкусных яблок, а бабушка сказала, что такие яблоки растут в саду у Якубовских. Утром мы как всегда пошли на речку, и когда шли по тропинке, нас обогнали два пацана, и один довольно взрослый, оглянулся на меня и спросил:
«Ну как яблочки?»
Я так и замерла, Юрок слыл в Прыдках хулиганом и был старше меня на пять лет. После этого мы с Лариской два дня не ходили в клуб в кино, боялись Юрка. Со временем я узнала, что одним из специалистов высокого класса  в кругах  геологоразведчиков в Москве работает Якубовский, но Сергей. Родственник, однофамилец? Не знаю.
А под верандой был чуланчик с дверцей. Я туда тоже залезала, любопытно  было. Ничего интересного там не обнаружила: старая прялка,  рыбацкие сети, рамки для ульев и прочая ерунда. Без волшебства.
 
Рейтинг: +1 450 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!