Утро Валеры Кустова

[Скрыть] Регистрационный номер 0457334 выдан для произведения: Утро Валеры Кустова
Жанр: фантастика, абсурд, поток сознания
 Валера Кустов побрился, но бриться было неудобно, зеркала не было. А не надо. Отсутствие зеркала. Зачем искать отражение в этой прозрачной жиже, от которой никакого толка, да вообще толка нет, абсурдная ситуация. Валера думал, что побрился, но это было быстро и незаметно, он пошел со щетиной. Ну и бог с ним! Это же похоже на кадры из фильма «Эван всемогущий», главное, чтоб не шесть пальцев, а кто желает, чтобы на его руках было по шесть пальцев, это аномалия, но Джим Керри прочувствовал метаморфозу.
  Кустов – обычная фамилия. Как в театре. Играют. Живут в своих ролях, это совсем другое дело, как в скафандре, вглубь, вглубь океана, на самом дне плавает картина импрессиониста, но нет, это просто сюрреалистическая фантазия, прочь от него, от его телесной материи и нервных клеток, ослабших от нападок извне, Валера давно забросил интерес к этому направлению, миф есть миф, он ведь не выдуман матерью изначально.
- Да, погодка сегодня м…м… хороша, как хвост павлина, - заметил Валера, опуская ноги на асфальт, ходьба удовлетворяла его.
- Думающая погодка, - сказал продавец, стоявший у входа в магазин.
- Погода думать не умеет, - ответил Валера.
- А ты умеешь? – оборвал его продавец. – Мне кажется, мозг бывает отключен.
- Мозг, а не сознание, - коротко вставил Кустов.
- У тебя фамилия смешная, я работал карикатуристом на днях, рисовал фамилии. Не Иосиф Игин, конечно, не Гофман в одной из своих универсальных ролей, и тем более не Бидструп, но пойдет.  
- Фамилию не нарисуешь.
- Погодка думающая. – Продавец хрюкнул, втянул шумно воздух носом, плюнул и ушел домой.
 Валера зашагал дальше, кашлянул в кулак и провалился в снег. Борода старца. Хотя он не религиозен. Но что-то такое есть. Космос, миллиарды галактик. К истокам. Жизнь произошла. Произошла жизнь. Космосмыслофразы внутри сердца. Плавающие одноклеточные. Первичный бульон. Наука гласит…
 Борода старца спустилась до пола. Он может поскользнуться и упасть. Но он уже упал. Главное, чтобы не нести чушь, когда под ногами снег, замерзшая вода, только не чихать, а то подхватишь вирус, больше есть чеснока, бороду завязать в узел. Валера забыл сумку. С сумкой он солиднее. А без сумки похож на пустоту. Разве может быть человек заполнен пустотой? Обыкновенное отсутствие смысла.
 «Жизнь абсурдна. Я не знаю, кто такой Кафка, не гулял по направлению к «замкам» и не вникал в «процессы», не знаю, кто такой Камю, меня не мутит от лишних представлений, ведь я не листал сложный и непонятный роман Сартра,  но жизнь, думается мне, абсурдна. Да нет, это просто смыслоотсутствие», - заключил Валера Кустов. «Просто изучи книгу Ника Вуйчича и полистай перед сном Поля Брэгга, и тебе станет намного лучше, и сон будет сладкий и лёгкий».
- Надо было побриться вовремя, а не в утренний час, - бросил грач.
- А тебя не спрашивали, - обиделся Валера.
- Обиды прочь, сияй, как солнце во вселенной! – Грач съел что-то и исчез.
- Разговоры с птицами – мечта орнитолога, - решил Кустов.
 Орнитологи снимают видео и выкладывают его на ютуб. Исследование природы. Левополушарные взгляды. Мысль вытекает из мысли. Первопричина рождает следствие. Изучать, изучать природу, но только не до головной боли, а то память подведет, но глубокая философская мысль не помешает. На земном шаре так много истории и психологии, само пространство что ли из них состоит, ну еще из атомов, да будет так.
 Валера Кустов любил читать исторические романы. Приятно осознавать, что ты – часть исторического процесса, пусть и незаметная. Наверно, там, в параллельной галактике, живут гигантские часы. Просто работа мозга. Часам-великанам нельзя болеть. Они обеспечивают движение мироздания. Хотя иногда пластилиновый пришелец дает им градусник, и они меряют температуру, пьют кофе со сливками и глядят во вселенские фотоальбомы. Иногда они превращаются в старого волшебника и немного колдуют; тогда рядом с ними оживает синий дракон и играет на синтезаторе, а рядом танцуют феи, эльфы и гномы, они зажигают на танцевальной площадке. Когда Валера об этом думал, он становился невидимкой. Мир фантазий оживал в его голове стихийно… Он умел хорошо концентрироваться на интересующем его предмете…
 Валера Кустов – дилетант. Он вылетел из сугроба, убедился, что нейронные связи заработали, и продолжил дорожную прогулку. В прошлом году он сломал руку. Она повисла и давала боль. Защитите от бед, меня грешного, природные силы…
 (Так поверхностная форма любопытства превращается в волевое усилие автодидакта).
 Рука напоминала о своем могуществе. И Валера нервничал. Еще у него болела нога, он ее тоже ушиб. А если бы машина сбила его, не дай бог, не дай бог. Не думать о грустном. Уныние, не приходи. Вспомни ту гармонию Моцарта, которую ты повторял в уме, и ту величественность Магомаева, которой выражалась музыкальная эпоха, и тебе станет легче. Вспомни Штрауса, и улыбнись. Вспомни Адриано, и улыбнись. Вспомни Демиса Руссоса, и его божественный голос войдет в твою душу, как сливочное масло. Ведь все черные полосы временны. Хотя иногда они и ранят в самое сердце. Нужно выпить что-нибудь от боли и лечь спать. Отдать всяческие ассоциации подсознанию, пусть поработает в ночном забвении, а потом проснешься с чистым рассудком и вспомнишь, что ты – творец своей жизни, микрокосм, маленькая деталь от огромного макромира, в котором есть высший творец, только тогда не пожирай глазами «Часовщика» Докинза, иначе разуверишься, не дай бог, не дай бог…
 Валера крякнул шумно. Прочистил немного горло. Опять повисла слизь, она не отхаркивалась. Бронхи, очищайтесь! Досадно. Эта слизь мешала ему думать, потому что он начинал отхаркивать ее и мысленно погружался в навязчивый кашель, и мысли ускользали на время, чтобы потом заработать с новой силой.
 Валера был робким индивидуалистом. Материальность мира интересовала его в некоторой степени, и он понимал, что сознание вытекает из работы мозга, но при этом иногда растворялся в суевериях, как в дыму, и это не прибавляло ему сил, а наоборот, отнимало, но сразу говорил себе, мол, суеверий следует избегать, а вот в бога верить не помешает, хотя жизнь больно уж прозаична, но всё дело в ошибочных рассуждениях, они выпадают из логически обоснованных причинно-следственных связей и разрушаются…
 Зачем забивать голову философией, метафизикой, всё равно не залезешь в пифос, как Диоген, и не поймешь до конца смысл статей Дидро, а Канта пусть читают интеллектуалы, удивительно, что доктор логики не выезжал никогда из своего города, очень удивительно в то время; постичь сверхэго, эго и оно Фрейда тоже непросто, а тем более Юнга… Зачем глотать философский словарь, когда в обычной жизни вся эта мудрость попросту не пригодится? Зачем? Пусть это делают интеллектуалы, а ты простой парень, Валерка…
 Мир осязаем, как бублик, но бублик порою откусан, и эта утрата целостности вырастает из сугубо индивидуального восприятия определенных вещей; здесь нет математических уравнений, всё сводится к концепции минимализма, которая творит действительность на абстрактном языке, но так хочется потрогать этот намазанный повидлом бублик, но он откусан, и сделал это ты, сам отдалив себя от многоуровневой системы жизни. Таким способом заяц прячется от волка; ты сам спрятал свою личность от космической упорядоченности, сам загнал себя в угол, пытаясь творить поток сознания, подражая модернистам: Джойсу, Прусту, Вулф. Немного прозы Беккета не помешает для целостной картины, немного Набокова. Здравствуй, интеллектуальность во всём своём величии! Старец в вассермановском жилете пришел к тебе во сне, и оказалось, что это был Леонардо. Его выдал зеркальный почерк на рукописи, которую ты нашел в почтовом ящике у крыльца, и чуть заметный автопортрет, застывший в воздушной симфонии мироздания…
 Жираф, стоящий на комариных ножках, пытающийся найти стрелку на растекшемся циферблате часов, что-то далианское, воспетое его самопровозглашенным гением; взлетающие и падающие люди с яблоками вместо лиц, магриттовское озарение; такие чувствительные фигуры прерафаэлитов, английское очарование временем, зачем вы, дорогой Милле, держали девушку в ванной, она ведь замерзла; гуманистическое видение возрождения так притягивает к сердцевине исторического движения, немного эгоцентризма и веры в человека; немного Брейгеля, его фантастичности и мегадетализирования, но Босх – это уже слишком, лучше выстроить рай на земле. Музыкальность полотен Кандинского, рисунки Лорки, больше мужественности, силы, психической и энергии мышц, кубистическая натура, импрессионистические пейзажи, изящность Моне, как они прекрасны, такой самобытный примитивизм… Живопись поражает своей мощной красотой, как и музыка, и живопись живет, покуда есть любители выставок и преданные поклонники эстетической гармонии… Но тебе больше близка фотография, Валера Кустов, ты – живая и одухотворенная зеркалка, пытающаяся настроить экспозицию и выдержку, ты восхищаешься документальностью реальности, каждая минута – это кадр, хотя иногда в тебе просыпается Жорж Мельес и неподвижность преобразуется в движение, и жизнь оживает… Помнишь «Артиста»? Попытка современными технологиями воссоздать прошлое… Некая альтернативная история… Загадка.     
 Фантазируй, воображай, но только не до абсурда, хотя когда-то ты развивал мысль о том, что не люди управляют своей речью, а нервный импульс в мозгу, не люди двигают ногами и руками, а моторчик в голове, он даёт команду, он – режиссер человеческой жизни. Неужели поведение заранее предопределено характерным типом нервной деятельности? Неужели нет созидания в собственном поведении, а есть изначальная программа, которая поддается социализации, но не меняет своего ядра, своей сущности? Это рано или поздно приводит к нелепости бытия, всякая мыслительная операция задана в созвучии онтогенетической и филогенетической последовательностей, хотя ты отрицаешь эту фантастическую конструкцию, Валерка…
 Валера Кустов побрился мысленно и пошел в гости к приятелю. В голове заиграла мелодия. Она заиграла внезапно, потом ее сменила вторая мелодия, потом третья, потом четвертая, потом пятая. Хард-рок, диско, джаз, электронная инопланетная музыка, народная. Просто музыкальная память, обычные музыкальные представления, музыкаформы, звукорифмы, пианофортешумы.
 Звуколук, римпофок, мифозуб, сытопроб, техновиз, праздногриб, танцетих…
 Валера, пока смыслопогружался, заметил, что зашел в чужой двор. Друг не жил здесь. Вдруг из-за кустов выбежала кошка, превратилась в магический веник и стала подметать улицу.
- Супер-пупер! – восхитился Кустов-Берестов, Берестов-Лепестков, Кустов-Лепестков. – Значит, тут живут волшебники. Я думал, магия в нашем мире под запретом. Как же я ошибался!
- Смысложуки всегда ошибаются, - заметила кошка, вытянув весёлую мордашку из веника.
- Но я не смысложук.
- Ты – рифмозвук. Ты – великаномуг. А может, дурачефок.
- Я просто человек с этой планеты.
- С этой планеты человек, - повторила кошка. – С планеты этой человек. Человек с планеты этой. Этой планеты человек. Да ты житель земного мироздания! – Она стукнула себя по лбу лапкой.
- А ты магия в материальном обличии, - подпрыгнул от догадки Валера.
- Просто магический работник пятого разряда, - подала лапу колдунья. – Приятно познакомиться.
- Мяукни!
- Хрю!
- Я так и знал, что ты знаешь кошачий язык.
- Я – полиглот.
- Вот-вот.
- Пойду дальше работать. До встречи!
- Встречи до! – Валера помахал рукой и закрыл глаза.
 Вмиг он оказался в том самой подъезде, где жил друг.
- Вот и пришел, - сказал себе под нос Валера Кустов. – Долго, однако, шел. Улицы нынче широкие. Город расширяется, как вселенная. Да что это я задумался. Пора бы и постучать. Прогуливаться надо, но в меру. Дорога связывает нас, людей прошлого, настоящего и будущего. Это единая дорога, по которой идёт человек. Он идёт и думает, вспоминает и предается мечтам. И в этом состоит смысл его жизни. А потом на земле остаются следы от его башмаков. И по ним находят путь его близкие, его потомки. И этот путь не прерывается никогда…
 Он постучал в дверь, рядом с которой не была кнопки для звонка, но на которой было написано каллиграфически точными буквами: валеркин приятель.
 Дверь распахнулась, пахнуло табаком, и навстречу Валере вышел гном в шапке-ушанке и с трубкой во рту. На нём была майка с его фотографией.  
- Здорова!
- Эх, дружище, да ты подрос! Дай обниму тебя! Смотрю, в моей майке ходишь.
- Не льсти. Заходи, давай. – Гном обнял Кустова. - Чайку попьём. Потрещим. А майка эта… да… моя теперь, ты же мне её подарил сто лет назад.
- Ха-ха. А ты не изменился. Такой же открытый, приветливый, как и раньше.
- Гномы не меняются никогда. К тому же у них отличная память на знакомства.
- Всё, захожу. Чую, напек ватрушек.
- Жена напекла. Марья, смотри, кто пришел!
 Так прошло утро Валеры Кустова. В размышлениях и в воспоминаниях. Он встречал по дороге интересных и не очень героев этого общего романа под названием жизнь и много и сильно фантазировал. Порой эти фантазии были тусклыми и почти слепыми, а иногда доходили в своей энергии до определенного порога совершенства, свойственного его натуре. Продавец был мужчиной средних лет с усиками и вряд ли был наслышан о манере Стейнберга или рисунках Джона Леннона, как карикатурист-любитель, грач всегда молчал и понимал только по-птичьи, сам он ни в кого не превращался и никуда не пропадал, а просто шел по тропинке, погруженный в свой мысленный мир, кошка никакой волшебницей не была и не могла быть, а являлась его знакомой – тётей Лидой, которая работала дворником, а старый приятель – гном с трубкой во рту – просто был хорошим человеком, женившимся пять лет назад и всегда его встречавшим по выходным, утверждая, что жена не против. 
 Валерку часто называли фантазером. В общем, таким он и был.
 И всякий раз утренняя прогулка была чем-то наполнена: мыслями о жизни, о человеческих взаимоотношениях, о любви. Он просто продолжал двигаться и не останавливался. Он шёл вперёд, как истинный ценитель жизни. Он наблюдал. Он действовал. Он мечтал. И мечты уводили его далеко, на край облака, на котором он обычно сидел мысленно, свесив ноги. Чтобы оттуда увидеть безграничную даль. Увидеть жизнь целиком, эту самую обширную энциклопедию. И постичь ее.