Я застыла, как парализованная, не веря
услышанному, даже переспросила:
— Что-о?
— Да, Игорь умер, — повторила моя
бывшая одноклассница Маша, как мне показалось, со вкусом. – За что ему такая
болезнь? В двадцать семь-то лет! Хороший человек был, недавно воцерковился,
стал отцом. И вот… такая мучительная смерть после долгой болезни. Ужасно!
Она говорила и что-то еще, я уже не слышала.
Голова была словно забита стекловатой.
Долгое время старалась забыть об этом Игоре,
самом факте его существования в моей жизни, том дне, когда на мое лицо упали
капли салюта и щеки обожгло. Тогда, пять лет назад, я стояла, поглаживая еще
плоский живот. Безысходность разъедала. От этого меня покачивало.
Мне казалось, я горю посреди улицы, но никто
этого не замечает. Праздновался День города, многие были навеселе. То, что меня
шатает, казалось само собой разумеющимся.
И сейчас ноги подогнулись, как тогда.
Игорьумер. Человек, из-за
которого я решила прервать беременность пять лет назад.
Конечно, его винить в этом не стоит, да и
папашей он не был, но…
-Как думаешь, за что? - вопрошала Маша. Словно
провоцировала.
***
Папашу ребенка звали Матвеем, он не желал
ответственности. Я только переехала в Москву, нашла работу и сняла комнату в
коммуналке. Таким же неприкаянным странником был и Матвей. Только приехал он в
столицу не от безработицы, как я, ему хотелось познать жизнь и прожечь ее, что
казалось невозможным на периферии.
У меня было два варианта: остаться в Москве, где
я только закрепилась, но сделать аборт, либо вернуться в плен родного городка к
уставшей от пересменки матери. В двушку, где проживали мама, папа после инсульта
и сестра. Я с таким трудом наскребла денег на Москву… чтобы вот так отречься от
мечты детства?
А вдруг пожалею, что не родила… лет через 10,
скажем? Потом не смогу иметь детей, а это станет моей мечтой, по сравнению с
которой Москва и прочие достижения померкнут? Если они вообще будут… Буду
проклинать себя.
Конечно, ситуации, когда первый же аборт
становится фатальным – прерогатива кино, но нельзя исключать, что такое
произойдет и со мной.
Оставив же ребенка, буду думать – «Если бы
осталась в столице, может, жизнь бы увидела», превращусь в озлобленную
«яжродила»: «Да, у меня нет шуб, квартир, машин, путешествий, зато есть
ребенок, это главное! И нищета – ерунда! Главное – любовь. Вы несчастны,
несчастны, а я родила, родила, родила, глупцы, подвиг совершаю – содержу, не
имея нормальной работы…» - а глаза буду переполнены «счастьем», да так, что
слюна забрызжет.
***
Я советовалась с приятельницами, сказав, что
речь идет о моей подруге, но меня сразу раскусили.
— Аборт, конечно, — сказала 35-летняя Вита, моя
старшая подруга. Красивая, моложавая. Да, в 22 года мне казалось, что 35 - это
уже ого-го. Молодой точно не назовешь. Ха-ха. Так что именно
"моложавая", ведь выглядела она прекрасно. – У меня был, я не
пожалела. Пока, во всяком случае. Все говорили, в тридцатник я страстно детей
захочу, но нет...
— А для чего еще жить? — вмешалась Анна.
— Надо сначала самой состояться, — возражала
Вита.
Я склонялась к той же мысли.
— Убийца! — отрезвила меня Анна неожиданным
воплем. – Я пять лет пытаюсь забеременеть… и не могу, а ты отказываешься от
дара! Почему я хочу, но не могу, а твари, которым дети не нужны, беременеют?
Надеюсь, если ты сделаешь аборт, у тебя будет перитонит! Почему я не могу
родить, а все беременеют? Почему все, а не я, не я? – выкрикнула она, закрыв
лицо руками.
— Ты с ума сошла?! – возмутилась Вита. – Зачем
ты ее доводишь?
— Да и пусть! Ника, ты готова убить человека -
тогда и захлебывайся собственными слезами! — взвизгнула Анна.
Подруга, называется.
— Я вот растила ребенка в нищете… — вмешалась в
разговор посторонняя женщина, сидевшая за соседним столиком в кафе. В другой
ситуации я бы обозначила границы и сказала дамочке, что подслушивать и
вмешиваться - некультурно, но была в таком состоянии после Анькиного пассажа,
что не не могла и слова проронить.
— А вы что, хотели легкой жизни? Предохраняться
мы не умеем, а потом по хирургам бегаем? - отчитывала незнакомая дама.
— Эй, тетя, полегче, — возмутилась Вита. — Вас
вообще не спрашивали.
— А я скажу! Пожалеешь ты! Кровавые слезы лить
будешь!
— Вот именно! — поддержала Анька. — Никакие
поездки, никакая карьера тебе не заменит ребенка! Одумайся, пока не поздно!
Все, кто так жил, как собаки под забором умирают. В одиночестве! Рыдают,
жалеют, что дураками были.
— Уж не нагнетай. Не все, — встряла Вита. — То
есть, ты со мной общалась все это время, я говорила, что детей не хочу, а ты
считала меня убогой и несчастной? Ну ты и лицемерка!
Перепалка между ними продолжилась, а я осталась
со своими мучительными раздумьями.
***
Я приехала на майские праздники в родной город,
решив прерывать беременность там, если решу.
Мечтала же вырваться оттуда… найти хоть какое-то
оправдание своему существованию. Например, что я – особенная. Иначе с чего меня
с детства ненавидели?
Странным девочкам не прощают ошибок. Если
страненнькая девочка, на форуме (или в жизни – никакой разницы) жалуется на
несправедливость, ища элементарного сочувствия, это вызывает или раздражение у
молодых людей (а зачем сочувствовать и опускаться до прочих «со», если данная
особа не вызывает никакого желания?). Снисхождение у девушек - «Тьфу-тьфу, со
мной такого не было и не будет, а ты, долбанутая, поменьше злись на жизнь,
может, и тебе кусочек от счастья отломится, а то злость, знаешь ли,
обезображивает».
Я с детства мечтала о яркой жизни, с тех же лет
слышала:
— Кому ты нужна?
Я не хотела смиряться с тем, что являюсь «вторым
сортом» лишь оттого, что родилась в провинции, утешать себя сказками о Том
свете и вознаграждении, которое будет потом (и то не факт).
Я хотела жить, жить, жить, жить. Реализоваться.
До 9 класса училась в гоповской
(среднестатистической) школе. Один раз в нос получила - «авторитету» Игорю из
параллели не понравилось, что «эта чувырла перед ним стоит».
Я его послала. В ответ он подошел и врезал, а
все вокруг улюлюкали:
— Так ей и надо!
Никогда не забуду. Бывает, беседую с кем-то,
общаюсь, и тут вспоминаются эти искривленные полудетские лица с горящими
глазами – они чувствуют кровь и уже непохожи на людей.
Я пошла во двор, взяла большую палку и
отправилась в школу - убивать обидчика. Действительно собиралась сделать это –
забить до смерти.
Вызвали классного руководителя. Та назвала меня
«умалишенной».
— Но вы же видите, мне нос разбили!
Она изрекла патетическое:
— Не просто же так! Значит, сама напросилась.
Ну, попросили уйти – отошла бы. Ты же знаешь, какой у Игоря характер.
Попросили бы убиться – ударься об стенку
головой. Жалко, что ли?
И почему я обязана была угождать какому-то
Игорю? Мало ли, что ему не нравится!
В общем, до самого ухода в колледж, я ненавидела
Игоря мучительно, страстно. Есть мнение – если тебя унижает некий молодой
человек, значит, ты ему нравишься. В том случае все было не так.
Просто не был Игорь в школе хорошим человеком.
***
Гуляя в День города, совпавший с моим приездом,
я решила, что оставлю ребенка. Сколько лет дрожала во мне невостребованная
нежность, неспособная излиться. Никому не была не нужна, неприкаянная.
Может, когда родится ребенок, я смогу в полной
мере ощутить всеобъемлющую любовь. Да, придется жить для другого человека,
отказывая себе во всем. Но, наверное, лучше для другого, чем ради себя, в моем
случае. Я для себя - невыгодная инвестиция. Ведь, как оказалось, во мне не было
ничего особенного. Может, хоть ребенок хорошим человеком будет…
Решение показалось мне единственно верным. Я
почувствовала, как на меня снисходит успокоение.
И тут я увидела бывшего школьного «авторитета»
Игоря. Того самого, что ударил меня в нос ни за что. Рядом с ним шла
хорошенькая женщина, явно старше его. Игорь что-то говорил ей, она смеялась. В
глазах его плавилась нежность. Оказывается, и такие, как Игорь, способны на
симпатию.
— О! — заметил меня он и остановился.
На тот момент мы не виделись уже семь лет (он
ушел из школы после девятого класса), странно, что он узнал. Я-то считала, что
похорошела с пятнадцати годков, похудела, изменила прическу, даже одежду
приличную прикупила.
Видимо, в этом городе моя неуверенность в себе
проступала сквозь внешнюю оболочку.
— Ника-дура, хвост надула! – сказал взрослый
амбал, скорчив мне рожу, как в школьные годы. — Чувырла! — приобняв свою
пассию, ушел. Его взрослая подруга заливисто расхохоталась, словно ей было
четырнадцать.
Почему-то, меня просто пронзило разочарование.
7 лет прошло, а я по-прежнему «Ника-дура».
Кажется ведь, взрослые уже люди, но, видимо, глупые школьные дразнилки остаются
с человеком навсегда.
Я рожу ребенка, буду упахиваться, как мои
родители, на сменной работе, а дети этого Игоря будут травить моих детей. Если
такие, как он, не взрослеют, значит, и отпрыскам своим расскажет… Я не хочу
этого по второму кругу.
***
Вроде, ничего особенного. Ну, обозвал бывший
одноклассник, его подруга оказалась такой же неразвитой, видимо, если нашла это
забавным, подумаешь, детство, но именно этот салют что-то сломал во мне.
Я вспомнила эти ужасные школьные годы.
В тот самый моментумерла моя вера
в любовь и надежда стать счастливой. Я снова осознала, что ничего не достигла
за все эти годы метаний, навсегда останусь «долбанутой» и «Никой-дурой» в
глазах тех, кто ломал мне жизнь в школе. И никогда я не ощущала себя такой
нелюбимой и несчастной, как в тот момент.
«Уехать, уехать, навсегда!».
***
Я покачала головой, избавляясь от этого
страшного воспоминания о том болезненном для меня салюте пятилетней давности.
— Почему ты молчишь? – все вопрошала Машка. – А
я-то думала, позлорадствуешь. Это мы тут поражаемся его тяжелой смерти, да
человеком хорошим считаем, а ты-то - вряд ли.
— Ага. Я же чудовище, которое всегда радуется
узнав, что у кого-то рак. До потолка прыгаю. У меня ведь нет сострадания.
Высокого ты, видимо, обо мне мнения.
— Так я бы на твоем месте и радовалась! Неужели
у тебя к нему есть сострадание это? Да ладно! Меня удивило, что ты спокойно эту
новость восприняла! Неужели не помнишь, в девятом классе Игорь толкнул тебя с
лестницы?
— Помнишь.
— И называл тебя чувырлой?
— Тоже помнишь. Странно, что у тебя это
сохранилось в памяти, Маша. Ты хранишь в воспоминаниях мои школьные годы лучше,
чем я сама. Мне это льстит даже. Если когда-нибудь по моему сценарию снимут
легендарный фильм, станешь моим биографом, ладушки?
Казалось, Маша не слышала. Она не улавливала
иронию.
— Как скажешь, Никуш! Буду в интервью на ток-шоу
про тебя рассказывать... Хотя... разве сценаристов знают в лицо-то? Ими ведь не
интересуются.
— Нет, конечно. Кому я нужна? Кроме тебя.
Поэтому ты и напиши, чтобы меня не забыли.
Маша продолжала захлебываться воспоминаниями:
"А помнишь..."
Откуда в людях столько злорадства и гадости?
Никогда не понимала стремления напомнить человеку о чем-то неприятном!
Зачем они всю жизнь так?
Откуда берутся гады, как Маши-Игори?
— ... и еще он звонил тебе и ржал в трубку,
дверь исплевал, и куртку новую порезал… — продолжала школьная
"подруга".
— А это все тебе откуда известно? Особенно то, что
куртку именно он порезал? Виноватого ведь не вычислили! – спросила я.
Маша замолчала.
Стоило ожидать. От такой-то
"преданной" подруги.
Теперь замолчала и моя бывшая одноклассница, так
долго набивавшаяся мне в друзья снова, после того, как по моему сценарию сняли
первый фильм. Столько восторгов выражала. «Я всегда знала, что ты многого
достигнешь!».
— Да ладно тебе, Никушка, — подала голос она, —
это же давно было. Просто мне Игорь тогда нравился… Мне тоже хотелось с ним
тусить... С его компанией... Какая теперь разница? Все равно ведь он сдох. И
заслуженно получил. Знала бы ты, как он надо мной измывался, когда мы
встречались... Он явно нарц перверзный! А я ведь правда была в него влюблена.
Истеричкой прибамбохнутой стала из-за него. Его смерть - всем нам урок! Никогда
не знаешь, чем твоя жизнь закончится и во сколько лет, а ты ничего сделать не
успеешь!
— Спасибо за урок. Прощай, — просто сказала я и
отключила злобствующую Машку. Из своей жизни.
Еще некоторое время сидела, объятая этим
странным чувством, привнесенным звонком.
Мне хотелось, чтобы живое, теплое, родное
забиралось ко мне на коленки, обвило шею руками: «Не плачь!». Конечно, никто не
вошел.
Я вытерла неожиданные слезы. Потом заставила
себя встать с дивана, заняться повседневными делами.
Мир не изменился.
Просто умер человек. Говорят, хороший.
Я застыла, как парализованная, не веря услышанному, даже переспросила: — Что-о? — Да, Игорь умер, — повторила моя бывшая одноклассница Маша, как мне показалось, со вкусом. – За что ему такая болезнь? В двадцать семь-то лет! Хороший человек был, недавно воцерковился, стал отцом. И вот… такая мучительная смерть после долгой болезни. Ужасно! Она говорила и что-то еще, я уже не слышала. Голова была словно забита стекловатой. Долгое время старалась забыть об этом Игоре, самом факте его существования в моей жизни, том дне, когда на мое лицо упали капли салюта и щеки обожгло. Тогда, пять лет назад, я стояла, поглаживая еще плоский живот. Безысходность разъедала. От этого меня покачивало. Мне казалось, я горю посреди улицы, но никто этого не замечает. Праздновался День города, многие были навеселе. То, что меня шатает, казалось само собой разумеющимся. И сейчас ноги подогнулись, как тогда. Игорь умер. Человек, из-за которого я решила прервать беременность пять лет назад. Конечно, его винить в этом не стоит, да и папашей он не был, но… -Как думаешь, за что? - вопрошала Маша. Словно провоцировала.
***
Папашу ребенка звали Матвеем, он не желал ответственности. Я только переехала в Москву, нашла работу и сняла комнату в коммуналке. Таким же неприкаянным странником был и Матвей. Только приехал он в столицу не от безработицы, как я, ему хотелось познать жизнь и прожечь ее, что казалось невозможным на периферии.
У меня было два варианта: остаться в Москве, где я только закрепилась, но сделать аборт, либо вернуться в плен родного городка к уставшей от пересменки матери. В двушку, где проживали мама, папа после инсульта и сестра. Я с таким трудом наскребла денег на Москву… чтобы вот так отречься от мечты детства?
А вдруг пожалею, что не родила… лет через 10, скажем? Потом не смогу иметь детей, а это станет моей мечтой, по сравнению с которой Москва и прочие достижения померкнут? Если они вообще будут… Буду проклинать себя.
Конечно, ситуации, когда первый же аборт становится фатальным – прерогатива кино, но нельзя исключать, что такое произойдет и со мной.
Оставив же ребенка, буду думать – «Если бы осталась в столице, может, жизнь бы увидела», превращусь в озлобленную «яжродила»: «Да, у меня нет шуб, квартир, машин, путешествий, зато есть ребенок, это главное! И нищета – ерунда! Главное – любовь. Вы несчастны, несчастны, а я родила, родила, родила, глупцы, подвиг совершаю – содержу, не имея нормальной работы…» - а глаза буду переполнены «счастьем», да так, что слюна забрызжет.
***
Я советовалась с приятельницами, сказав, что речь идет о моей подруге, но меня сразу раскусили.
— Аборт, конечно, — сказала 37-летняя Вита, моя старшая подруга. – У меня был, я не пожалела. Пока, во всяком случае. Все говорили, в тридцатник я страстно детей захочу, но нет...
— А для чего еще жить? — вмешалась Анна.
— Надо сначала самой состояться, — возражала Вита.
Я склонялась к той же мысли.
— Убийца! — отрезвила меня Анна неожиданным воплем. – Я пять лет пытаюсь забеременеть… и не могу, а ты отказываешься от дара! Почему я хочу, но не могу, а твари, которым дети не нужны, беременеют? Надеюсь, если ты сделаешь аборт, у тебя будет перитонит! Почему я не могу родить, а все беременеют? Почему все, а не я, не я? – выкрикнула она, закрыв лицо руками.
— Ты с ума сошла?! – возмутилась Вита. – Зачем ты ее доводишь?
— Да и пусть! Ника, ты готова убить человека - тогда и захлебывайся собственными слезами! — взвизгнула Анна.
Подруга, называется.
— Я вот растила ребенка в нищете… — вмешалась в разговор посторонняя женщина, сидевшая за соседним столиком в кафе. В другой ситуации я бы обозначила границы и сказала дамочке, что подслушивать и вмешиваться - некультурно, но была в таком состоянии после Анькиного пассажа, что не не могла и слова проронить.
— А вы что, хотели легкой жизни? Предохраняться мы не умеем, а потом по хирургам бегаем? - отчитывала незнакомая дама.
— Эй, тетя, полегче, — возмутилась Вита. — Вас вообще не спрашивали.
— А я скажу! Пожалеешь ты! Кровавые слезы лить будешь!
— Вот именно! — поддержала Анька. — Никакие поездки, никакая карьера тебе не заменит ребенка! Одумайся, пока не поздно! Все, кто так жил, как собаки под забором умирают. В одиночестве! Рыдают, жалеют, что дураками были.
— Уж не нагнетай. Не все, — встряла Вита. — То есть, ты со мной общалась все это время, я говорила, что детей не хочу, а ты считала меня убогой и несчастной? Ну ты и лицемерка!
Перепалка между ними продолжилась, а я осталась со своими мучительными раздумьями.
***
Я приехала на майские праздники в родной город, решив прерывать беременность там, если решу.
Мечтала же вырваться оттуда… найти хоть какое-то оправдание своему существованию. Например, что я – особенная. Иначе с чего меня с детства ненавидели?
Странным девочкам не прощают ошибок. Если страненнькая девочка, на форуме (или в жизни – никакой разницы) жалуется на несправедливость, ища элементарного сочувствия, это вызывает или раздражение у молодых людей (а зачем сочувствовать и опускаться до прочих «со», если данная особа не вызывает никакого желания?). Снисхождение у девушек - «Тьфу-тьфу, со мной такого не было и не будет, а ты, долбанутая, поменьше злись на жизнь, может, и тебе кусочек от счастья отломится, а то злость, знаешь ли, обезображивает».
Я с детства мечтала о яркой жизни, с тех же лет слышала:
— Кому ты нужна?
Я не хотела смиряться с тем, что являюсь «вторым сортом» лишь оттого, что родилась в провинции, утешать себя сказками о Том свете и вознаграждении, которое будет потом (и то не факт).
Я хотела жить, жить, жить, жить. Реализоваться.
До 9 класса училась в гоповской (среднестатистической) школе. Один раз в нос получила - «авторитету» Игорю из параллели не понравилось, что «эта чувырла перед ним стоит».
Я его послала. В ответ он подошел и врезал, а все вокруг улюлюкали:
— Так ей и надо!
Никогда не забуду. Бывает, беседую с кем-то, общаюсь, и тут вспоминаются эти искривленные полудетские лица с горящими глазами – они чувствуют кровь и уже непохожи на людей.
Я пошла во двор, взяла большую палку и отправилась в школу - убивать обидчика. Действительно собиралась сделать это – забить до смерти.
Вызвали классного руководителя. Та назвала меня «умалишенной».
— Но вы же видите, мне нос разбили!
Она изрекла патетическое:
— Не просто же так! Значит, сама напросилась. Ну, попросили уйти – отошла бы. Ты же знаешь, какой у Игоря характер.
Попросили бы убиться – ударься об стенку головой. Жалко, что ли?
И почему я обязана была угождать какому-то Игорю? Мало ли, что ему не нравится!
В общем, до самого ухода в колледж, я ненавидела Игоря мучительно, страстно. Есть мнение – если тебя унижает некий молодой человек, значит, ты ему нравишься. В том случае все было не так.
Просто не был Игорь в школе хорошим человеком.
***
Гуляя в День города, совпавший с моим приездом, я решила, что оставлю ребенка. Сколько лет дрожала во мне невостребованная нежность, неспособная излиться. Никому не была не нужна, неприкаянная.
Может, когда родится ребенок, я смогу в полной мере ощутить всеобъемлющую любовь. Да, придется жить для другого человека, отказывая себе во всем. Но, наверное, лучше для другого, чем ради себя, в моем случае. Я для себя - невыгодная инвестиция. Ведь, как оказалось, во мне не было ничего особенного. Может, хоть ребенок хорошим человеком будет…
Решение показалось мне единственно верным. Я почувствовала, как на меня снисходит успокоение.
И тут я увидела бывшего школьного «авторитета» Игоря. Того самого, что ударил меня в нос ни за что. Рядом с ним шла хорошенькая женщина, явно старше его. Игорь что-то говорил ей, она смеялась. В глазах его плавилась нежность. Оказывается, и такие, как Игорь, способны на симпатию.
— О! — заметил меня он и остановился.
На тот момент мы не виделись уже семь лет (он ушел из школы после девятого класса), странно, что он узнал. Я-то считала, что похорошела с пятнадцати годков, похудела, покрасилась, даже одежду приличную прикупила.
Видимо, в этом городе моя неуверенность в себе проступала сквозь внешнюю оболочку.
— Ника-дура, хвост надула! – сказал взрослый амбал, скорчив мне рожу, как в школьные годы. — Чувырла! — приобняв свою пассию, ушел. Его взрослая подруга заливисто расхохоталась, словно ей было четырнадцать.
Почему-то, меня просто пронзило разочарование.
7 лет прошло, а я по-прежнему «Ника-дура». Кажется ведь, взрослые уже люди, но, видимо, глупые школьные дразнилки остаются с человеком навсегда.
Я рожу ребенка, буду упахиваться, как мои родители, на сменной работе, а дети этого Игоря будут травить моих детей. Если такие, как он, не взрослеют, значит, и отпрыскам своим расскажет… Я не хочу этого по второму кругу.
***
Вроде, ничего особенного. Ну, обозвал бывший одноклассник, его подруга оказалась такой же неразвитой, видимо, если нашла это забавным, подумаешь, детство, но именно этот салют что-то сломал во мне.
Я вспомнила эти ужасные школьные годы.
В тот самый момент умерла моя вера в любовь и надежда стать счастливой. Я снова осознала, что ничего не достигла за все эти годы метаний, навсегда останусь «долбанутой» и «Никой-дурой» в глазах тех, кто ломал мне жизнь в школе. И никогда я не ощущала себя такой нелюбимой и несчастной, как в тот момент.
«Уехать, уехать, навсегда!».
***
Я покачала головой, избавляясь от этого страшного воспоминания о том болезненном для меня салюте пятилетней давности.
— Почему ты молчишь? – все вопрошала Машка. – А я-то думала, позлорадствуешь. Это мы тут поражаемся его тяжелой смерти, да человеком хорошим считаем, а ты-то - вряд ли.
— Ага. Я же чудовище, которое всегда радуется узнав, что у кого-то рак. До потолка прыгаю. У меня ведь нет сострадания. Высокого ты, видимо, обо мне мнения.
— Так я бы на твоем месте и радовалась! Неужели у тебя к нему есть сострадание это? Да ладно! Меня удивило, что ты спокойно эту новость восприняла! Неужели не помнишь, в девятом классе Игорь толкнул тебя с лестницы?
— Помнишь.
— И называл тебя чувырлой?
— Тоже помнишь. Странно, что у тебя это сохранилось в памяти, Маша. Ты хранишь в воспоминаниях мои школьные годы лучше, чем я сама. Мне это льстит даже. Если когда-нибудь по моему сценарию снимут легендарный фильм, станешь моим биографом, ладушки?
Казалось, Маша не слышала. Она не улавливала иронию.
— Как скажешь, Никуш! Буду в интервью на ток-шоу про тебя рассказывать... Хотя... разве сценаристов знают в лицо-то? Ими ведь не интересуются.
— Нет, конечно. Кому я нужна? Кроме тебя. Поэтому ты и напиши, чтобы меня не забыли.
Маша продолжала захлебываться воспоминаниями: "А помнишь..."
Откуда в людях столько злорадства и гадости? Никогда не понимала стремления напомнить человеку о чем-то неприятном!
Зачем они всю жизнь так?
Откуда берутся такие гады, как Маши-Игори?
— ... и еще он звонил тебе и ржал в трубку, дверь исплевал, и куртку новую порезал… — продолжала школьная "подруга".
— А это все тебе откуда известно? Особенно то, что куртку именно он порезал? Виноватого ведь не вычислили! – спросила я.
Маша замолчала.
Стоило ожидать. От такой-то "преданной" подруги.
Теперь замолчала и моя бывшая одноклассница, так долго набивавшаяся мне в друзья снова, после того, как по моему сценарию сняли первый фильм. Столько восторгов выражала. «Я всегда знала, что ты многого достигнешь!».
— Да ладно тебе, Никушка, — подала голос она, — это же давно было. Просто мне Игорь тогда нравился… Мне тоже хотелось с ним тусить... С его компанией... Какая теперь разница? Все равно ведь он сдох. И заслуженно получил. Знала бы ты, как он надо мной измывался, когда мы встречались... А я ведь правда была в него влюблена. Я истеричкой стала. Поздно исправляться начал, этот гад! Это всем нам урок – никогда не знаешь, чем твоя жизнь закончится и во сколько лет, а ты ничего сделать не успеешь!
— Спасибо за урок. Прощай, — просто сказала я и отключила злобствующую Машку. Из своей жизни.
Еще некоторое время сидела, объятая этим странным чувством, привнесенным звонком.
Мне хотелось, чтобы живое, теплое, родное забиралось ко мне на коленки, обвило шею руками: «Не плачь!». Конечно, никто не вошел.
Я вытерла неожиданные слезы. Потом заставила себя встать с дивана, заняться повседневными делами.
Мир не изменился.
Просто умер человек, говорят, хороший.Я застыла, как парализованная, не веря услышанному, даже переспросила: — Что-о? — Да, Игорь умер, — повторила моя бывшая одноклассница Маша, как мне показалось, со вкусом. – За что ему такая болезнь? В двадцать семь-то лет! Хороший человек был, недавно воцерковился, стал отцом. И вот… такая мучительная смерть после долгой болезни. Ужасно! Она говорила и что-то еще, я уже не слышала. Голова была словно забита стекловатой. Долгое время старалась забыть об этом Игоре, самом факте его существования в моей жизни, том дне, когда на мое лицо упали капли салюта и щеки обожгло. Тогда, пять лет назад, я стояла, поглаживая еще плоский живот. Безысходность разъедала. От этого меня покачивало. Мне казалось, я горю посреди улицы, но никто этого не замечает. Праздновался День города, многие были навеселе. То, что меня шатает, казалось само собой разумеющимся. И сейчас ноги подогнулись, как тогда. Игорь умер. Человек, из-за которого я решила прервать беременность пять лет назад. Конечно, его винить в этом не стоит, да и папашей он не был, но… -Как думаешь, за что? - вопрошала Маша. Словно провоцировала. *** Папашу ребенка звали Матвеем, он не желал ответственности. Я только переехала в Москву, нашла работу и сняла комнату в коммуналке. Таким же неприкаянным странником был и Матвей. Только приехал он в столицу не от безработицы, как я, ему хотелось познать жизнь и прожечь ее, что казалось невозможным на периферии. У меня было два варианта: остаться в Москве, где я только закрепилась, но сделать аборт, либо вернуться в плен родного городка к уставшей от пересменки матери. В двушку, где проживали мама, папа после инсульта и сестра. Я с таким трудом наскребла денег на Москву… чтобы вот так отречься от мечты детства? А вдруг пожалею, что не родила… лет через 10, скажем? Потом не смогу иметь детей, а это станет моей мечтой, по сравнению с которой Москва и прочие достижения померкнут? Если они вообще будут… Буду проклинать себя. Конечно, ситуации, когда первый же аборт становится фатальным – прерогатива кино, но нельзя исключать, что такое произойдет и со мной. Оставив же ребенка, буду думать – «Если бы осталась в столице, может, жизнь бы увидела», превращусь в озлобленную «яжродила»: «Да, у меня нет шуб, квартир, машин, путешествий, зато есть ребенок, это главное! И нищета – ерунда! Главное – любовь. Вы несчастны, несчастны, а я родила, родила, родила, глупцы, подвиг совершаю – содержу, не имея нормальной работы…» - а глаза буду переполнены «счастьем», да так, что слюна забрызжет. *** Я советовалась с приятельницами, сказав, что речь идет о моей подруге, но меня сразу раскусили. — Аборт, конечно, — сказала 30-летняя Вита - моя старшая подруга. Красивая, моложавая. – У меня был, я не пожалела. Пока, во всяком случае. Все говорили, в тридцатник я страстно детей захочу, но нет... — А для чего еще жить? — вмешалась Анна. — Надо сначала самой состояться, — возражала Вита. Я склонялась к той же мысли. — Убийца! — отрезвила меня Анна неожиданным воплем. – Я пять лет пытаюсь забеременеть… и не могу, а ты отказываешься от дара! Почему я хочу, но не могу, а твари, которым дети не нужны, беременеют? Надеюсь, если ты сделаешь аборт, у тебя будет перитонит! Почему я не могу родить, а все беременеют? Почему все, а не я, не я? – выкрикнула она, закрыв лицо руками. — Ты с ума сошла?! – возмутилась Вита. – Зачем ты ее доводишь? — Да и пусть! Ника ы готова убить человека - тогда и захлебывайся собственными слезами! — взвизгнула Анна. Подруга, называется. — Я вот растила ребенка в нищете… — вмешалась в разговор посторонняя женщина, сидевшая за соседним столиком в кафе. В другой ситуации я бы обозначила границы и сказала дамочке, что подслушивать и вмешиваться - некультурно, но была в таком состоянии после Анькиного пассажа, что не не могла и слова проронить. — А вы что, хотели легкой жизни? Предохраняться мы не умеем, а потом по хирургам бегаем? - отчитывала незнакомая дама. — Эй, тетя, полегче, — возмутилась Вита. — Вас вообще не спрашивали. — А я скажу! Пожалеешь ты! Кровавые слезы лить будешь! — Вот именно! — поддержала Анька. — Никакие поездки, никакая карьера тебе не заменит ребенка! Одумайся, пока не поздно! Все, кто так жил, как собаки под забором умирают. В одиночестве! Рыдают, жалеют, что дураками были. — Уж не нагнетай. Не все, — встряла Вита. — То есть, ты со мной общалась все это время, я говорила, что детей не хочу, а ты считала меня убогой и несчастной? Ну ты и лицемерка! Перепалка между ними продолжилась, а я осталась со своими мучительными раздумьями. *** Я приехала на майские праздники в родной город, решив прерывать беременность там, если решу. Мечтала же вырваться оттуда… найти хоть какое-то оправдание своему существованию. Например, что я – особенная. Иначе с чего меня с детства ненавидели? Странным девочкам не прощают ошибок. Если страненнькая девочка, на форуме (или в жизни – никакой разницы) жалуется на несправедливость, ища элементарного сочувствия, это вызывает или раздражение у молодых людей (а зачем сочувствовать и опускаться до прочих «со», если данная особа не вызывает никакого желания?). Снисхождение у девушек - «Тьфу-тьфу, со мной такого не было и не будет, а ты, долбанутая, поменьше злись на жизнь, может, и тебе кусочек от счастья отломится, а то злость, знаешь ли, обезображивает». Я с детства мечтала о яркой жизни, с тех же лет слышала: — Кому ты нужна? Я не хотела смиряться с тем, что являюсь «вторым сортом» лишь оттого, что родилась в провинции, утешать себя сказками о Том свете и вознаграждении, которое будет потом (и то не факт). Я хотела жить, жить, жить, жить. Реализоваться. До 9 класса училась в гоповской (среднестатистической) школе. Один раз в нос получила - «авторитету» Игорю из параллели не понравилось, что «эта чувырла перед ним стоит». Я его послала. В ответ он подошел и врезал, а все вокруг улюлюкали: — Так ей и надо! Никогда не забуду. Бывает, беседую с кем-то, общаюсь, и тут вспоминаются эти искривленные полудетские лица с горящими глазами – они чувствуют кровь и уже непохожи на людей. Я пошла во двор, взяла большую палку и отправилась в школу - убивать обидчика. Действительно собиралась сделать это – забить до смерти. Вызвали классного руководителя. Та назвала меня «умалишенной». — Но вы же видите, мне нос разбили! Она изрекла патетическое: — Не просто же так! Значит, сама напросилась. Ну, попросили уйти – отошла бы. Ты же знаешь, какой у Игоря характер. Попросили бы убиться – ударься об стенку головой. Жалко, что ли? И почему я обязана была угождать какому-то Игорю? Мало ли, что ему не нравится! В общем, до самого ухода в колледж, я ненавидела Игоря мучительно, страстно. Есть мнение – если тебя унижает некий молодой человек, значит, ты ему нравишься. В том случае все было не так. Просто не был Игорь в школе хорошим человеком. *** Гуляя в День города, совпавший с моим приездом, я решила, что оставлю ребенка. Сколько лет дрожала во мне невостребованная нежность, неспособная излиться. Никому не была не нужна, неприкаянная. Может, когда родится ребенок, я смогу в полной мере ощутить всеобъемлющую любовь. Да, придется жить для другого человека, отказывая себе во всем. Но, наверное, лучше для другого, чем ради себя, в моем случае. Я для себя - невыгодная инвестиция. Ведь, как оказалось, во мне не было ничего особенного. Может, хоть ребенок хорошим человеком будет… Решение показалось мне единственно верным. Я почувствовала, как на меня снисходит успокоение. И тут я увидела бывшего школьного «авторитета» Игоря. Того самого, что ударил меня в нос ни за что. Рядом с ним шла хорошенькая женщина, явно старше его. Игорь что-то говорил ей, она смеялась. В глазах его плавилась нежность. Оказывается, и такие, как Игорь, способны на симпатию. — О! — заметил меня он и остановился. На тот момент мы не виделись уже семь лет (он ушел из школы после девятого класса), странно, что он узнал. Я-то считала, что похорошела с пятнадцати годков, похудела, покрасилась, даже одежду приличную прикупила. Видимо, в этом городе моя неуверенность в себе проступала сквозь внешнюю оболочку. — Ника-дура, хвост надула! – сказал взрослый амбал, скорчив мне рожу, как в школьные годы. — Чувырла! — приобняв свою пассию, ушел. Его взрослая подруга заливисто расхохоталась, словно ей было четырнадцать. Почему-то, меня просто пронзило разочарование. 7 лет прошло, а я по-прежнему «Ника-дура». Кажется ведь, взрослые уже люди, но, видимо, глупые школьные дразнилки остаются с человеком навсегда. Я рожу ребенка, буду упахиваться, как мои родители, на сменной работе, а дети этого Игоря будут травить моих детей. Если такие, как он, не взрослеют, значит, и отпрыскам своим расскажет… Я не хочу этого по второму кругу. *** Вроде, ничего особенного. Ну, обозвал бывший одноклассник, его подруга оказалась такой же неразвитой, видимо, если нашла это забавным, подумаешь, детство, но именно этот салют что-то сломал во мне. Я вспомнила эти ужасные школьные годы. В тот самый момент умерла моя вера в любовь и надежда стать счастливой. Я снова осознала, что ничего не достигла за все эти годы метаний, навсегда останусь «долбанутой» и «Никой-дурой» в глазах тех, кто ломал мне жизнь в школе. И никогда я не ощущала себя такой нелюбимой и несчастной, как в тот момент. «Уехать, уехать, навсегда!». *** Я покачала головой, избавляясь от этого страшного воспоминания о том болезненном для меня салюте пятилетней давности. — Почему ты молчишь? – все вопрошала Машка. – А я-то думала, позлорадствуешь. Это мы тут поражаемся его тяжелой смерти, да человеком хорошим считаем, а ты-то - вряд ли. — Ага. Я же чудовище, которое всегда радуется узнав, что у кого-то рак. До потолка прыгаю. У меня ведь нет сострадания. Высокого ты, видимо, обо мне мнения. — Так я бы на твоем месте и радовалась! Неужели у тебя к нему есть сострадание это? Да ладно! Меня удивило, что ты спокойно эту новость восприняла! Неужели не помнишь, в девятом классе Игорь толкнул тебя с лестницы? — Помнишь. — И называл тебя чувырлой? — Тоже помнишь. Странно, что у тебя это сохранилось в памяти, Маша. Ты хранишь в воспоминаниях мои школьные годы лучше, чем я сама. Мне это льстит даже. Если когда-нибудь по моему сценарию снимут легендарный фильм, станешь моим биографом, ладушки? Казалось, Маша не слышала. Она не улавливала иронию. — Как скажешь, Никуш! Буду в интервью на ток-шоу про тебя рассказывать... Хотя... разве сценаристов знают в лицо-то? Ими ведь не интересуются. — Нет, конечно. Кому я нужна? Кроме тебя. Поэтому ты и напиши, чтобы меня не забыли. Маша продолжала захлебываться воспоминаниями: "А помнишь..." Откуда в людях столько злорадства и гадости? Никогда не понимала стремления напомнить человеку о чем-то неприятном! Зачем они всю жизнь так? Откуда берутся такие гады, как Маши-Игори? — ... и еще он звонил тебе и ржал в трубку, дверь исплевал, и куртку новую порезал… — продолжала школьная "подруга". — А это все тебе откуда известно? Особенно то, что куртку именно он порезал? Виноватого ведь не вычислили! – спросила я. Маша замолчала. Стоило ожидать. От такой-то "преданной" подруги. Теперь замолчала и моя бывшая одноклассница, так долго набивавшаяся мне в друзья снова, после того, как по моему сценарию сняли первый фильм. Столько восторгов выражала. «Я всегда знала, что ты многого достигнешь!». — Да ладно тебе, Никушка, — подала голос она, — это же давно было. Просто мне Игорь тогда нравился… Мне тоже хотелось с ним тусить... С его компанией... Какая теперь разница? Все равно ведь он сдох. И заслуженно получил. Знала бы ты, как он надо мной измывался, когда мы встречались... А я ведь правда была в него влюблена. Я истеричкой стала. Поздно исправляться начал, этот гад! Это всем нам урок – никогда не знаешь, чем твоя жизнь закончится и во сколько лет, а ты ничего сделать не успеешь! — Спасибо за урок. Прощай, — просто сказала я и отключила злобствующую Машку. Из своей жизни. Еще некоторое время сидела, объятая этим странным чувством, привнесенным звонком. Мне хотелось, чтобы живое, теплое, родное забиралось ко мне на коленки, обвило шею руками: «Не плачь!». Конечно, никто не вошел. Я вытерла неожиданные слезы. Потом заставила себя встать с дивана, заняться повседневными делами. Мир не изменился. Просто умер человек, говорят, хороший.
[Скрыть]Регистрационный номер 0259512 выдан для произведения:
Я
застыла, как парализованная, даже переспросила:
-Что-о?
-Да, Игорь умер,
- повторила моя бывшая одноклассница Машка. – В двадцать пять-то лет, это так ужасно, мучительную смерть
принял.
Она говорила
что-то еще - видимо, рассказывала о причинах его кончины, но мои уши не
слышали.
Я старалась забыть об этом Игоре. О том дне,
когда на мое лицо упали капли салюта по
случаю Дня города, и его обожгло. Тогда я стояла, поглаживая еще плоский живот.
Ненависть и безысходность разъедали. Мне казалось, я горю на улице, но никто,
никто этого не замечает.
Ноги подогнулись.
Игорь умер. Человек, из-за которого я решила сделать аборт.
…
Экс-одноклассник
Игорь не был отцом ребенка. Папашку
звали Матвеем, он явно не желал
ответственности. Я только несколько
месяцев, как переехала в Москву, нашла работу и сняла комнату в
коммуналке. Таким же
неприкаянным странником был и Матвей. Только приехал он в столицу не от
безработицы в родном городе, а тусить. Ему
хотелось познать жизнь, что казалось невозможным в периферии. На момент,
когда беременность открылась, возлюбленный жил с другой девушкой.
У меня было два
варианта: остаться в Москве, где я только
закрепилась, но сделать аборт, либо вернуться в плен родного городка к
уставшей от пересменки матери. В двушку, где проживала еще и моя больная
бабушка, слепо бродящая по дому. Я с
таким трудом наскребла денег на Москву… чтобы вот так отречься от мечты
детства?
А вдруг пожалею,
что сделала аборт лет через 10?
Но, оставив
ребенка, буду думать – «А если бы осталась в столице, может, жизнь бы увидела»…
…
Я советовалась с
коллегами по работе на эту тему, естественно, сказав, что речь идет о моей подруге,
но меня сразу раскусили.
-Аборт, конечно, - сказала моя 35-летняя коллега Вита,
красивая, моложавая. – У меня их было четыре. Ничего, в тридцать лет, когда я
нагулялась, посмотрела мир, сделала карьеру, захотела - и родила. А что, так и
сгниешь в своей безработице, вся твоя жизнь превратится вмучение. Света не увидишь, Ника.
Сама понимаешь, что вся жизнь подчинится
одной цели – прокормить.
-И что? – вмешаласьАнна. – А для чего еще жить?
-Надо сначала
самой состояться, - возражала Вита. – А
нищие мамаши, ничего не имеющие в жизни,
чья главная гордость – «Ах, я несу крест
- ращу ребенка одна, подыхая с голода» - это не дело.
Я склонялась к
той же мысли.
-Ты что,
обалдела? Убийца! - отрезвила меня Анна неожиданным воплем. – Я с 18
лет пытаюсь забеременеть… и не могу, а ты отказываешься от дара!
-Причем тут Вы?
Мне свою судьбу строить.
-Сука ты, Ника!
– выкрикнула Анна, закрыв лицо руками. – Почему, почему я хочу, но не могу, а такие твари, которым дети
не нужны, беременеют? Надеюсь, если ты сделаешь аборт, у тебя будет перитонит и
ты сдохнешь!
У меня даже
слезы выступили от такой агрессии.
-Ты с ума
сошла?! – возмутилась Вита. – Зачем ты
ее до слез доводишь?
-Да, плачь,
гниль болотная, ты готова убить человека, потому рыдай, тварь, захлебываясь
собственными слезами, - взвизгнула Анна.
– Ради того, чтобы родить, стоит жить, дажев помойке, даже побираясь.
-Вам так кажется
оттого, что у вас детей нет, - изрекла обычно молчаливая и мудрая Ирина. – Я,
вот, как раз была матерью одиночкой, растила ребенка в нищете… Никому не
пожелаю.
-Ну, хоть вы
мыслите рационально, - произнесла Вита.
-Нет, я не
считаю, что нужно делать аборт, - удивила меня Ирина. – Страдать из-за детей – крест каждой женщины. Да как можно считать
себя нормальной, если не перенесла дикую
боль родов? Я горжусь тем, что вынесла это. А такие,
как Ника и Вита, хотят легкой жизни.
-А в 35
лет, - зловеще зашептала Анна, - ты
возмечтаешь о детях. Никакие поездки,
никакая карьера тебе не заменит ребенка.Одумайся, дура, пока не поздно.
…
Так ничего не
решив, в мучительных раздумьях, я приехала на выходные в родной город, решив
сделать аборт там, если что.
Мечтала же
вырваться … найти хоть какое-то оправдание своему существованию. Например, что
я – особенная. Иначе с чего меня с детства ненавидели?
Странным девочкам не прощают ошибок. Их не жалко. Если страненнькая
девочка, на форуме (или в жизни – никакой разницы) жалуется на
несправедливость, ища элементарного сочувствия, это вызывает или раздражение у
молодых людей (а зачем сочувствовать и опускаться до прочих «со», если данная
особа не вызывает никакого желания?), снисхождение у девушек («Тьфу-тьфу, со
мной такого не было и не будет, а ты, долбанутая, поменьше злись на жизнь, может, и тебе кусочек от
счастья отломится, а то злость, знаешь ли, обезображивает»).
Я с детства
мечтала о яркой жизни, с тех же лет слышала:
-Посмотри на
себя! Кому ты там нужна?
Я не хотела смиряться с тем, что
являюсь «вторым сортом» лишь оттого, что родилась в провинции, да еще далеко не
красавицей, утешать себя сказками о Том
свете и вознаграждении, которое будет потом (и то не факт), и тем, что красотки,
окруженные поклонниками, попадут в ад. Я хотела жить. Реализоваться.
До 9 класса я училась в гоповской (среднестатистической) школе. Один раз в нос получила. Просто «авторитету» Игорю из
параллели не понравилось, что «эта чувырла перед ним стоит». Так и сказал:
-Отойди, не пугай людей своей страшенной
харей!
Я его послала. В ответ он подошел и врезал, а все вокруг улюлюкали:
-Так ей и надо!
Никогда не забуду. Бывает, беседуюс кем-то, общаюсь, и тут вспоминаются эти искривленные полудетские лица
с горящими глазами – они чувствуют кровь и уже непохожи на людей.
Я пошла во двор, взяла большую
палку и отправилась в школу - убивать
обидчика. Действительно собиралась
сделать это – забить до смерти, и мне
было все равно, что посадят . Вызвали
классного руководителя. Она назвала меня «умалишенной».
-Вы же видите, мне нос разбили!
Она изрекла патетическое:
-Не просто же так! Значит, сама напросилась. Игорь – очень специфический мальчик, ну, попросили уйти – отошла бы.
Попросили бы убиться – ударься об
стенку головой. Жалко, что ли?
В общем, до
самого ухода в колледж, я ненавидела
Игоря мучительно, страстно. Есть мнение
– если тебя унижает некий молодой
человек, значит, ты ему нравишься. В том случае все было не так. Не нравилась я
Игорю. Вообще никому. Никогда.
…
Гуляя в День
города, совпавший с моим приездом, ярешила, что оставлю ребенка. Сколько лет
дрожала во мне болезненная, невостребованная нежность, но, неспособная излиться, ударяла в голову, так, что
становилось тяжело дышать. Никому и никогда я была не нужна, неприкаянная. Руки
ломило оттого, что тяжесть другой руки
не тянет их вниз. Зачем, почему я испытываю такие чувства, если им не суждено
выплеснуться?
Может, когда родится
ребенок, я смогу в полной мере ощутить ту всеобъемлющую любовь. Да, придется
жить для другого человека, отказывая себе во всем. Но, наверное, лучше для
другого, чем ради себя. Я длясебя невыгодная инвестиция. Ведь,
как оказалось, кроме того, что меня гнобили вшколе, мо мне не было ничего особенного. Это не стало толчком для
развития каких-то особых талантов во мне. Теперь
– смогу. На ребенка. Решение показалось мне единственно верным. Я почувствовала, как на меня снисходит
успокоение.
-Ого, ничего
себе! – услышала я до боли знакомый голос и обернулась.
В толпе гуляющих
горожан затерялся он. Игорь. Ненависть моих школьных дней. На тот момент мы не виделись уже 7 лет,
странно, что он узнал меня. Я-то считала, что похорошела с 15 лет.
-Ника-дура,
хвост надула! – сказал взрослый, 22-летний амбал, как в школьные годы и,
заржав, ушел.
Почему-то, меня
просто пронзило разочарование.
7 лет прошло, а
я по-прежнему «Ника-дура». Кажется ведь, взрослые уже люди, но, видимо, глупые
школьные дразнилки остаются с человеком навсегда.
Я рожу ребенка,
буду упахиваться, как моя мать, на сменной работе, а дети этого Игоря будут травить
моих детей. Если такие, как он, не взрослеют, значит, и отпрыскам своим
расскажет… Я не вынесу по второму кругу.
…
Вроде, ничего
особенного. Ну, обозвал бывший одноклассник, подумаешь, детство, но
именно этот
салют что-то сломал во мне. Я вспомнила эти ужасные школьные годы. В тот
самый момент умерла моя вера в любовь и
надежда стать счастливой. Я снова
осознала, что ничего не достигла за все эти годы метаний, навсегда
останусь «долбанутой» и «Никой-дурой» в глазах тех, кто ломал мне
жизнь в школе. Раз такая, то рожать недостойна. И никогда я не ощущала
себя такой нелюбимой и несчастной,
как в тот момент.
«Уехать из этого города, уехать, навсегда!».
…
Я покачала
головой, избавляясь от этого страшноговоспоминания о том страшном, болезненном для меня салюте.
-Почему ты
молчишь? – все вопрошала Машка. – А я-то
думала, позлорадствуешь. Помнишь, в девятом классе Игорь толкнул тебя с
лестницы? А еще сказал при всех, что спать с тобой никто не будет, потому что
ты…
-Помню.
-… страшная. Помню,еще он звонил тебе и ржал в трубку.
-А это тебе
откуда известно? – спросила я.
Маша замолчала.
Ах, да. Тот мерзкий женский смех на заднем плане. Теперь замолчала и моя бывшая
одноклассница, так долго набивавшаяся мне в друзья снова, после того, как по моему
сценарию сняли первый фильм.
-Прощай, - просто сказала я и отключила Машку. Из своей жизни.
Еще некоторое
время сидела, объятая этим странным чувством, привнесенным звонком.
Мне хотелось,
чтобы живое, теплое, родное забиралось
ко мне на коленки, обвило шею руками: «Мама,
не плачь!». Конечно, никто не вошел.
Я смахнула
неожиданные слезы. Потом заставила себя встать с дивана, заняться делами.
Мир не
изменился.
Просто умер
человек, из-за которого я решила сделать
аборт.
Так больно, когда человек ломается. Больно, когда вокруг глупые сослуживцы и эгоистичные подруги. Больно, когда нет любви, а есть только сношения. Когда человек живет во власти зла.
Печальная история, Эллочка... Жаль, что ЛГ за-за морального урода лишилась счастья, именно счастья, потому что никто так не приласкает и не утешит, как ребёнок своими тёплыми маленькими ладошками... Очень ярко и жизненно написано! Элл, новых тебе творческих удач и счастливого года!
Спасибо. Мне кажется, есть такие люди... в романе "Поющие в терновнике" их назвали "неубереги". Вернее, так перевела это слово Нора Галь (сказано было о Мэгги). Вот, думаю, это как раз и о данной героине... Неуберега.
Элла, Ваше произведение читано с большим вниманием и интересом. Понравилось хорошим языком, нестандартностью сюжета, жизненной правдой и искренностью. Новых Вам творческих удач!
Какая Вы ранимая, о. С таким порогом чувствительности советую читать Донцову. Как говорят почитатели, очень весело! Хохотать будете три дня. Понимаю, как тяжело вам читать про молодых, у которых все впереди, несмотря на все аборты, а перед Вами - только финишная прямая, а и жизнь идет к концу. Вы абсолютно правы, эта история не для Вас. Вам нужно всеми силами вызывать в себе положительные эмоции, пестовать самое доброе, чтобы не брать на себя грех уныния пред встречей с Ним, которая, увы, не за горами... Так постарайтесь же дожить отведенный Вам промежуток достойно, не отравляя своими негативными отзывами жизнь других. очень мелко это как-то. Читайте жития старцев - спасайте душу, а не сидите на этом сайте, где столько зла и боли, совсем нет веселухи, спасайте!