Учитель

– Учитель! – она вбежала встревоженная, полная тревоги, хотя, конечно, как и все знала, что так вбегать к Учителю не следует. Да и вообще – в его присутствии следует держать себя сдержанно, как и полагается в Ясности. Это для тех, кто не обрёл истины допустимы суета да шум!
            Будь здесь сестра Бажена или сестра Вета, так те бы и одёрнули юную душу: Бажена бы резким словом:
– Ты забылась, сестра!
            А Вета и вовсе – либо палкой, если бы та была при ней, либо своим поясом, в котором позвякивали металлические монеты да ключи, а то и вовсе бы рукой. Но Учитель – это не сестра Бажена и не сестра Вета – это милосердный пророк, наставник, и он, конечно, готов прощать, особенно если ошибается столь юное и прекрасное создание – создание, перешедшее под его крыло, признавшее его своим покровителем.
– В чём дело, Дана? – спросил Учитель спокойно и мудро, без тени гнева и ярости. Как и положено живому божеству, пришедшему учить неразумных Ясности и спасению.
            Дана, наконец, осеклась. Её глаза встретили его взгляд – чистый, почти прозрачный, и мурашки побежали по её телу. Тотчас все собственные мысли показались ей глупыми и незначительными, все идеи и нервы – мелкими и ничтожными, и вина окрасила её щёки стыдливым румянцем.
– Простите, Учитель… – Дана уже жалела. Она знала, что потревожила Его, и, по-хорошему, должна ответить за это. Ей даже пришло в голову, что будет очень хорошо и правильно подойти сейчас же к Вете или Бажене – назначенным помощницам, счастливцам Учителя, в чьи обязанности и входило соблюдение порядка на женской половине, и попросить наказания.
            Самой.
– Говори, – разрешил Учитель и улыбнулся ей краешком губ.
            Дана вздрогнула. Она робела, виноватилась, но всё же должна была теперь ответить, ведь сама побеспокоила Учителя, и вот он справедливо желает знать почему.
– Мама…мама зовёт домой, – Дана опустила голову, выносить ясный взгляд Учителя, его всепонимающий, всепрощающий взор было невыносимо. Её звали домой! Мама бросила ей вслед:
– Убирайся к своим психам, сектантка!
            А теперь зовёт домой. Зовёт, потому что ей страшно за дочь. Потому что сердце болит сильнее, а опыт прожитых лет отзывается тоскливым пониманием безнадёжности всего положения.
– Ходи на свои собрания! – писала мама нервными строчками, видимо, руки её дрожали от волнения, – читай и пой их молитвы. Просто будь дома, Кира! Вернись...
            Да, именно так, Кира. Имя, которое уже забылось, хотя и было начертано от рождения. Просто потому что для обретения Ясности нужно было начать всё с самого начала, а имя – якорь – так объяснял Учитель.
            Объяснял мягко и спокойно, а глаза его сверкали тогда верой и сталью. Он знал о чём говорит, ведь всем братья и сёстрам по Ясности было известно, что Учитель для обретения пути долго скитался по землям, пока не утратил и имя, и фамилию, и привычки, державшие его взор в Тумане. И тогда на него снизошла благодать. Ясность пролилась над ним с неба. Ясность коснулась его щеки, потом прошла по лицу и влилась в самое его сердце, очищая разум и душу, рождая его заново. И они, верные ученики, должны были пройти весь путь, пройти через лишения – да, Учитель был милосерден и не ждал от них многолетия скитаний, но требовал отказаться от излишеств в еде, сне и одежде.
– Якоря держат нас. Они тащат нас на самое дно, приковывают к Туману. Только тот, чей взор свободен и не тронут гнилью якорей, сможет увидеть истину!
            И так последовательно следовало отказаться от всего прошлого, пережитого. В конце концов, и от имени тоже.
– Ваши имена – это клеймо прошлого, – объяснял Учитель и Кира радостно вошла в новый мир очищенной, незамеченной Туманом, свободная от него, открытая Ясности.
            И всё было правильным. А теперь тень прошлого нагнала её.
– Я знаю, Учитель, что нельзя покидать вас и сестёр, – Дана опустила голову. Она и сама не знала почему так обрадовалась письму матери. Всё казалось конченным . в последний разговор Кира-Дана кричала, что её никто не понимает, никто не поддерживает дома, но это ничего – она нашла братьев и сестёр, которые помогут ей, которые станут ей семьёй!
– Они используют тебя! – рыдала от отчаяния мать. – Используют!
            Но Дана-Кира мотала головой: нет, они любят её. Они её ждали. А Учитель даже отговаривал её, когда она приняла решение продать подаренную родителями квартиру и отдать все деньги на благо Ясности:
– Ты ещё не знаешь себя, Дана. Путь к Ясности долог и тернист, и ты не обязана идти к нам. Ты можешь заходить в гости, мы всегда будем тебе рады, – так говорил Учитель и глаза его светились спокойной светлостью.
            Рады…они всегда ей были рады. С самого начала Дана почувствовала в них родные души. Сначала в Элин, подошедшей к ней на выставке и заговорившей о том, как мир несправедлив и жесток, и как трудно жить одиночеством. Каждое слово отозвалось в душе Даны, впрочем, тогда ещё Киры – она чувствовала себя одинокой и потерянной. Блеклая в доме, не обретшая увлечений, не нашедшая друзей в институте, середнячок на работе – она была слаба перед блистательным натиском Элин, которая медленно-медленно внушила ей единственное:
 – Ясность делает особенной.
            Особенно быть захотелось почти сразу. Ещё пару дней Кира колебалась, а потом Элин отвела её к Учителю и все сомнения отпали разом. Учитель побеседовал с ней и сказал, что никогда не встречал более открытой и чувствительной к миру души, и что он сам взялся бы учить её, и сам провёл бы её Чистой дорогой, если бы только она захотела, если бы…
            Много тогда было сказано. Быстро сдалась Кира, легко стала Даной. Сначала таскала домой книги и брошюры, потом исчезала на собрания, а потом был скандал, когда всё открылось и оказалось ещё страшнее, чем чудилось.
            И сейчас Кира-Дана чувствует себя поверженной. Она жалеет о том, что сказала, ей кажется, что сейчас Учитель разочаруется в ней и скажет, что ей можно не возвращаться. Но он спокоен и собран.
– Мы не в тюрьме, Дана, ты можешь идти куда хочешь. Да, можешь. Но ты почти завершила свой путь к очищению и спасению, почти прозрела, а теперь ты желаешь отступить? Возвращение в мир суеты – это новая встреча с Туманом. Готова ли ты к ней?
            Глаза его стали холодны, взгляд – испытующим. Такие же глаза у него были, когда кто-то из братьев или сестёр подводил Ясность.
– Меня подвести – это пустяки, – объяснял Учитель, собирая тогда всех, и неважно, какой то был час. Долгий сон – это якорь, душа должна бодрствовать как можно дольше, чтобы быть более открытой к миру. – Но вы подвели Ясность! Вы окунулись в туман и туда же хотите отправить братьев да сестер?!
            Учителю не нравилось это говорить. Он жил в любви и гармонии. Подведи кто-нибудь его – он бы простил. Но Ясность?! Нет, за это следовало наказать. Очищающим ножом или пламенем – клеймом. Или болью – потому что боль чиста.
– Я делаю это не ради ненависти, а из любви, – шептал Учитель, пока виновник рыдал и кричал от боли перед ним и своими братьями и сестрами, – прими очищение, ведь ничего нет чище боли!
            Дана молчала. Она понимала как ошиблась, заговорив с Учителем о такой суете.  Он вправе сердиться на неё, он должен разочароваться, а она – нет, она должна получить шанс на исправление!
– Учитель, – прошептала Дана, – я думаю, что моя мама, если бы я с ней поговорила, поверила бы вам… то есть, она ведь в Тумане. Но она хороший человек, она заслуживает спасения.
            Взгляд Учителя смягчился.
– У тебя доброе сердце, Дана. Но разве ты прежде не говорила с нею? Разве раньше не рассказывала ей о Ясности и о Тумане, владеющим душами большинства людей? Ты предложила ей спасение – она отвергла, тебе предложили спасение – ты приняла его. Вот и вся разница. Чистое сердце подсказывает лучше любого жребия кто достоин спастись, кто избран для очищения и поиска Ясности.
            Слова были привычными. Он произносил их много раз, отрывая братьев и сестер Ясности от близких, окончательно запирая их души и тела подле себя. Возвращение к реальности – это опасность, там Туман, там любящие люди, которые, если очень постараются, могут разобрать по кирпичикам его учение.
            А этого нельзя допустить.
            Минимум контактов для тех, кто ищет Ясность. Новые имена, новые жизни, новые повторяющиеся действия в виде молитв – всё это единый механизм, который Учитель подбирал интуитивно, но верно.
            И страх – боль придёт за тем, кто почти обрёл Ясность, но пожелал свернуть в Туман.
            Учитель ждал. Дана должна была принять решение – последнее решение: уйти или остаться? Ему нужно было задать один вопрос, по-настоящему важный, но пока нужно было не спугнуть Дану своим любопытством.
– Вы правы, Учитель. Простите меня, просто я…– слёзы подкатывали к её горлу, мешали вздохнуть полноценно, паника, в которой не было места надежде, готова была охватить. Дана-Кира понимала где-то на краешке своего сознания, что пути назад нет. Нет, ей нравилось в Ясности, здесь все почитали друг друга, ведь все были выбраны для спасения от Тумана, все были братьями и сёстрами друг другу, помогали достичь просветления и поддерживали, если не получалось выдержать, например, всю ночь в молитве.
            Но там, где-то на задворках прежнего мира, всколыхнулась память о доме, о том, как было хорошо и славно, о том, что кроме учителя, братьев и сестер у неё есть мать.
– В новом мире нет места сомнениям, в истине и Ясности чистый простор. Люди, которые удерживают нас, зовут нас в прежнее состояние – это тоже якорь. Даже если мы любим их, мы должны быть сильнее, – эти слова Учителя донеслись до Даны как через слой ваты. Глухота этих слов была привычна, она много раз слышала, как кто-то из сестер или братьев вспоминал дом, что, откровенно говоря, наказывалось.
– Я не желаю твоего страдания, я скорблю вместе с тобой, но тебе нужно сбросить якорь и очиститься, – Учитель смотрел на провинившегося со слезами, а потом для виновника приходила боль. Очищение через боль. В Ясность через полное освобождение от якорей.
– Вы разочарованы, Учитель? – спросила Дана робко и это означало полную сдачу объекта. Всё! Никакого сопротивления.
– Разочаровывают отступники, и то, вся их вина в том, что они не смогли вовремя обратиться за помощью к Учителю или к братья и сестрам, не могли одуматься. Ты отступницей не стала. Но, похоже, была близка. Возможно, тебе далеко до Ясности.
            Это тоже было пыткой. Ты избрана, да, но, кажется, не такая уж и замечательная, не такая чувствительная к миру и готовая к свободе от Тумана. Ты хороша, но…недостаточно.
            С Даной случилось страшное. Она мгновенно упала на колени, и серое форменное платье из грубой ткани (Ясность не терпит красок!) безжалостно смялось, словно живое существо, словно вся душа самой Киры-Даны, а девушка уже рыдала, обещая через слёзы быть послушной, покорной, и следовать за Учителем до самой смерти.
            Что ж, она вполне могла сдержать обещание. В конце концов, обновление Ясности шло постоянно. Истощенный организм не может работать – такой организм не нужен. А работать приходилось много – кто послабее всего лишь торговал, кто посильнее – либо мастерил для продажи разного рода предметы, либо занимался спилом деревьев или разгрузкой – сила много где требуется, но Учитель отправлял людей туда, где никто не будет смотреть на них, и не будет принимать как людей, так, всего лишь механизмы, сила.
            Правда, для такой работы требовалось ещё получить разрешение, а значит – заслужить полное доверие. Сёстрам выбора было меньше – почти все они заняты были на шитье: кто за машинками, кто с иголками. Дана плохо шила, но очень старалась. Впрочем, Учитель выбирал для сестер такую работу, где каждой нашлось бы применение. К тому же – так им не нужно было покидать Чертогов Ясности – Учитель не сомневался, что женщины мягче и добрее сердцем, а главное – болтливее, и значит, их вообще не следует выпускать, а за шитьем работа под присмотром – легко и изящно.
            И если Дана не сможет шить, если её организм, изведенный недоеданием (сытость затворяет Ясность! Пищевые излишки – якоря), недосыпанием (сон – происки Тумана!) не сможет выполнять порученной ей работы, никто не вступится за неё. Та, что была выбрана для спасения, просто станет не нужна.
            Никому не нужна. Через неё переступят, как через мусор. И всё! А затем сестра Бажена поставит ей укол и Дана заснёт, а её тело… ну что же, не все тела находят, но Учитель всегда старается сделать так, чтобы всё-таки нашли и не прячет отживших своё в лесах или болотах – зачем? Это жестоко. А жестокость – это происки Тумана. Истинная Ясность – вот ответ для всего и оправдание любым действиям, какие только захочется оправдать.
            Он вдоволь налюбовался её слезами и отчаянием. Испил его до дна, потом снизошёл:
– Встань, дитя.
            Она вскочила, словно от этого зависела её жизнь. Впрочем, для изменённого сознания, замкнутого среди ежедневных рассказов о Ясности, одолении Тумана и молитвах – так и было. Реального мира Дана-Кира боялась как огня. Там были якоря, там был Туман, а ведь она столько сделала для своего очищения и спасения! Загубить всё это было невозможно и Дана молилась и рыдала о том, чтобы Учитель простил ей её глупость…
– Главное, что ты понимаешь свой проступок, – сказал он. – Дорога к Ясности полна испытаний. Кто-то не выдерживает рано, когда нужно отказаться от привычной, но созданной лукавством и Туманом одежды и сменить её на серое.
            Сам Учитель, стоявший в белом, был печален. Но ему белый цвет полагался – он был в Ясности и вёл их, своих учеников, туда же.
            Ближним его ученикам полагались белые вкрапления – ленты или нашивки, или светло-серые одеяния. Всем остальным грубые полотнища почти бесформенных нарядов, шившихся даже не по размеру.
            Обезличивающих друг друга, но при этом выделяющих в толпе Туманного мира.
– Кто-то сдаётся, когда надо отказаться от сытости желудка и излишеств, – продолжал Учитель. Сам он никогда не обедал с учениками. Кто-то когда-то сказал Дане, что он и вовсе не ест, а живет водой. В этом Дана не верила…кажется. Сама она ела в последнее время мало, даже малую порцию не всегда могла осилить, при этом не чувствовала голода. Изменяющееся сознание что-то делало с нею, и, хотя слабость порою ощущалась очень остро, находила настоящей волной, и приливы энергии были достаточно сильны.
            Дана-Кира не осознавала, что приливы эти связаны с аварийным состоянием организма, с его попыткой привести всю работу в норму, устоять, уцелеть, воззвать к ней. Она не думала об этом. Она знала, что это перемены на пути к Ясности и слова о том, что Учитель живет только водой, уже не казались ей сумбурными.
            Все эти потребности явно преувеличены! Нужно всего лишь очистить разум, и тогда…тогда?
– Ты же идёшь к Ясности уверенно и быстро, – продолжал Учитель, – и это значит, что Туман будет сбивать тебя сильнее остальных, испытывать, мучить, пытать. Письмо твоей матери – это всего лишь испытание. И ты прошла его.
            Дана уверенно кивнула. Да, прошла. Нет, она не вернется в Туман. Может быть её мать придёт к Ясности, может быть вспомнит как говорила Кира…
            Нет, не Кира. Дана. Никогда больше Кира.
– Прошла, хотя и напугала меня. Терять такую талантливую ученицу было бы печально, – Учитель был добр. Он говорил с нею, с какой-то последовательницей, возвышая её в собственных глазах, наделяя её значимостью. Не бесформенная душонка, а последовательница. Не безумица, в сердцах названная сектанткой, а та, кто подошёл к Ясности. И в этих словах для Даны было счастье – избранность, неодиночество, возможности, грядущий белый цвет на смену серому.
– Ты справишься, – говорил Учитель спокойно, – я знаю, ведь ты была выбрана для Ясности и ты принесла нам дары… ты ушла из прежней жизни легко, рассталась с якорями. И ты вознесешься на самую вершину чистоты, ты прозреешь, Дана, окончательно прозреешь.
            Мурашки бежали по коже Даны. Слова будили в ней надежду и спасение, облегчение от того, что ничего не нужно менять, ничего не придётся терять из уже сложившегося мира, ведь её не прогонят – всё это разлилось по её телу.
– Как ты получила письмо от матери? – этот вопрос Учителя интересовал больше всего, но вопрос был задан спокойно и даже как-то равнодушно.
            Разомлевшая, приблизившаяся в мечтах своих к возвышению и Ясности, Дана даже не подумала о том, что можно извернуться или не ответить.
– Сестра Варна торговала газетами, к ней подошли и попросили передать…мне.
            Сестра Варна! А та и взяла. Ох, когда же они все перестанут лезть в его мирок? Когда поймут, что его власть над их дочерями, подругами, сестрами, братьями и мужьями выше, чем их прежняя скучная стабильная, полная Туманов жизнь?
            Он обещает спасение и чистоту, а там обещана только обязанность…жить, работать, умереть. И нет никакого смысла. А он даёт веру – ты особенный, и твоя смерть, которая произойдёт – это величие, ты не будешь незаметен, ты не уйдёшь в Туман как другие, ты будешь спасён, потому что прозрел при жизни и отказался от грехов и якорей.
            Варна! Вот же дура. Впрочем, нет. Показательный пример. Следует сегодня поделиться историей Даны с учениками. Введенная во искушение, она отказалась от якорей. Враг подстерегает повсюду, щупальца Тумана хотят дотянуться до всех и каждого, и он, Учитель, не может держать каждого от ошибки, так что братьям и сестрам придётся помогать ему в этом, следить за теми, кто готов отступить и…наставлять их: помощью, советом, примером.
            Да, так будет хорошо. Но с Варной надо что-то делать! Впрочем, об этом подумается позже.
– Дитя, – сказал учитель, – ты не разочаровала меня. Ты выбрала верно и скоро поймёшь это. Но ты всё же совершила проступок, ты это понимаешь?
            Она понимала. Да, всё понимала и сердце тревожно сжалось – что будет?
– Поди к сестре Бажене и расскажи ей, что едва не отступила, и была у меня. Скажи ей, что я прощаю. И попроси у неё для себя наказания.
            Нет, сам он не накажет. Он милостив, а вот его последователи рьяны и безумны – это так. А он сам в стороне. Всегда в стороне.
            Дана медленно склонила голову, Бажены она боялась, но Учитель даже не сомневался – эта точно пойдёт, и расскажет, и попросит, и даже примет наказание как награду. Потому что попалась в его учение очень легко, даже не нужно было долго уговаривать и путать – она искала семью, друзей, и обрела. Она искала неодиночества и получила его. Она, в конце концов, хотела верить в то, что проживет необычную жизнь, что что-то значит – и эту веру в ней укрепили.
            Дана шла прочь, довольная своей участью: её оставляют, её прощают. Она не отступила!  И письмо было оставлено учителю вместе с прошлым он не остановил её, проводил взглядом – что ж, эта ещё поживёт и поживёт неплохо, у неё много здоровья.
            Дверь закрылась, Учитель выждал для верности минуту, затем довольно потянулся – на эту дуру ушло слишком много времени, а он рассчитывал быстренько перекусить и почитать. Теперь остаётся только перекусить…нет, он не жалел – время было потрачено не впустую. Сегодня он расскажет урок своим ученикам о верном выборе Даны. Он же наставник заблудших душ, он же обязан поделиться впечатляющим опытом…
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2025

Регистрационный номер №0541586

от Сегодня в 06:11

[Скрыть] Регистрационный номер 0541586 выдан для произведения: – Учитель! – она вбежала встревоженная, полная тревоги, хотя, конечно, как и все знала, что так вбегать к Учителю не следует. Да и вообще – в его присутствии следует держать себя сдержанно, как и полагается в Ясности. Это для тех, кто не обрёл истины допустимы суета да шум!
            Будь здесь сестра Бажена или сестра Вета, так те бы и одёрнули юную душу: Бажена бы резким словом:
– Ты забылась, сестра!
            А Вета и вовсе – либо палкой, если бы та была при ней, либо своим поясом, в котором позвякивали металлические монеты да ключи, а то и вовсе бы рукой. Но Учитель – это не сестра Бажена и не сестра Вета – это милосердный пророк, наставник, и он, конечно, готов прощать, особенно если ошибается столь юное и прекрасное создание – создание, перешедшее под его крыло, признавшее его своим покровителем.
– В чём дело, Дана? – спросил Учитель спокойно и мудро, без тени гнева и ярости. Как и положено живому божеству, пришедшему учить неразумных Ясности и спасению.
            Дана, наконец, осеклась. Её глаза встретили его взгляд – чистый, почти прозрачный, и мурашки побежали по её телу. Тотчас все собственные мысли показались ей глупыми и незначительными, все идеи и нервы – мелкими и ничтожными, и вина окрасила её щёки стыдливым румянцем.
– Простите, Учитель… – Дана уже жалела. Она знала, что потревожила Его, и, по-хорошему, должна ответить за это. Ей даже пришло в голову, что будет очень хорошо и правильно подойти сейчас же к Вете или Бажене – назначенным помощницам, счастливцам Учителя, в чьи обязанности и входило соблюдение порядка на женской половине, и попросить наказания.
            Самой.
– Говори, – разрешил Учитель и улыбнулся ей краешком губ.
            Дана вздрогнула. Она робела, виноватилась, но всё же должна была теперь ответить, ведь сама побеспокоила Учителя, и вот он справедливо желает знать почему.
– Мама…мама зовёт домой, – Дана опустила голову, выносить ясный взгляд Учителя, его всепонимающий, всепрощающий взор было невыносимо. Её звали домой! Мама бросила ей вслед:
– Убирайся к своим психам, сектантка!
            А теперь зовёт домой. Зовёт, потому что ей страшно за дочь. Потому что сердце болит сильнее, а опыт прожитых лет отзывается тоскливым пониманием безнадёжности всего положения.
– Ходи на свои собрания! – писала мама нервными строчками, видимо, руки её дрожали от волнения, – читай и пой их молитвы. Просто будь дома, Кира! Вернись...
            Да, именно так, Кира. Имя, которое уже забылось, хотя и было начертано от рождения. Просто потому что для обретения Ясности нужно было начать всё с самого начала, а имя – якорь – так объяснял Учитель.
            Объяснял мягко и спокойно, а глаза его сверкали тогда верой и сталью. Он знал о чём говорит, ведь всем братья и сёстрам по Ясности было известно, что Учитель для обретения пути долго скитался по землям, пока не утратил и имя, и фамилию, и привычки, державшие его взор в Тумане. И тогда на него снизошла благодать. Ясность пролилась над ним с неба. Ясность коснулась его щеки, потом прошла по лицу и влилась в самое его сердце, очищая разум и душу, рождая его заново. И они, верные ученики, должны были пройти весь путь, пройти через лишения – да, Учитель был милосерден и не ждал от них многолетия скитаний, но требовал отказаться от излишеств в еде, сне и одежде.
– Якоря держат нас. Они тащат нас на самое дно, приковывают к Туману. Только тот, чей взор свободен и не тронут гнилью якорей, сможет увидеть истину!
            И так последовательно следовало отказаться от всего прошлого, пережитого. В конце концов, и от имени тоже.
– Ваши имена – это клеймо прошлого, – объяснял Учитель и Кира радостно вошла в новый мир очищенной, незамеченной Туманом, свободная от него, открытая Ясности.
            И всё было правильным. А теперь тень прошлого нагнала её.
– Я знаю, Учитель, что нельзя покидать вас и сестёр, – Дана опустила голову. Она и сама не знала почему так обрадовалась письму матери. Всё казалось конченным . в последний разговор Кира-Дана кричала, что её никто не понимает, никто не поддерживает дома, но это ничего – она нашла братьев и сестёр, которые помогут ей, которые станут ей семьёй!
– Они используют тебя! – рыдала от отчаяния мать. – Используют!
            Но Дана-Кира мотала головой: нет, они любят её. Они её ждали. А Учитель даже отговаривал её, когда она приняла решение продать подаренную родителями квартиру и отдать все деньги на благо Ясности:
– Ты ещё не знаешь себя, Дана. Путь к Ясности долог и тернист, и ты не обязана идти к нам. Ты можешь заходить в гости, мы всегда будем тебе рады, – так говорил Учитель и глаза его светились спокойной светлостью.
            Рады…они всегда ей были рады. С самого начала Дана почувствовала в них родные души. Сначала в Элин, подошедшей к ней на выставке и заговорившей о том, как мир несправедлив и жесток, и как трудно жить одиночеством. Каждое слово отозвалось в душе Даны, впрочем, тогда ещё Киры – она чувствовала себя одинокой и потерянной. Блеклая в доме, не обретшая увлечений, не нашедшая друзей в институте, середнячок на работе – она была слаба перед блистательным натиском Элин, которая медленно-медленно внушила ей единственное:
 – Ясность делает особенной.
            Особенно быть захотелось почти сразу. Ещё пару дней Кира колебалась, а потом Элин отвела её к Учителю и все сомнения отпали разом. Учитель побеседовал с ней и сказал, что никогда не встречал более открытой и чувствительной к миру души, и что он сам взялся бы учить её, и сам провёл бы её Чистой дорогой, если бы только она захотела, если бы…
            Много тогда было сказано. Быстро сдалась Кира, легко стала Даной. Сначала таскала домой книги и брошюры, потом исчезала на собрания, а потом был скандал, когда всё открылось и оказалось ещё страшнее, чем чудилось.
            И сейчас Кира-Дана чувствует себя поверженной. Она жалеет о том, что сказала, ей кажется, что сейчас Учитель разочаруется в ней и скажет, что ей можно не возвращаться. Но он спокоен и собран.
– Мы не в тюрьме, Дана, ты можешь идти куда хочешь. Да, можешь. Но ты почти завершила свой путь к очищению и спасению, почти прозрела, а теперь ты желаешь отступить? Возвращение в мир суеты – это новая встреча с Туманом. Готова ли ты к ней?
            Глаза его стали холодны, взгляд – испытующим. Такие же глаза у него были, когда кто-то из братьев или сестёр подводил Ясность.
– Меня подвести – это пустяки, – объяснял Учитель, собирая тогда всех, и неважно, какой то был час. Долгий сон – это якорь, душа должна бодрствовать как можно дольше, чтобы быть более открытой к миру. – Но вы подвели Ясность! Вы окунулись в туман и туда же хотите отправить братьев да сестер?!
            Учителю не нравилось это говорить. Он жил в любви и гармонии. Подведи кто-нибудь его – он бы простил. Но Ясность?! Нет, за это следовало наказать. Очищающим ножом или пламенем – клеймом. Или болью – потому что боль чиста.
– Я делаю это не ради ненависти, а из любви, – шептал Учитель, пока виновник рыдал и кричал от боли перед ним и своими братьями и сестрами, – прими очищение, ведь ничего нет чище боли!
            Дана молчала. Она понимала как ошиблась, заговорив с Учителем о такой суете.  Он вправе сердиться на неё, он должен разочароваться, а она – нет, она должна получить шанс на исправление!
– Учитель, – прошептала Дана, – я думаю, что моя мама, если бы я с ней поговорила, поверила бы вам… то есть, она ведь в Тумане. Но она хороший человек, она заслуживает спасения.
            Взгляд Учителя смягчился.
– У тебя доброе сердце, Дана. Но разве ты прежде не говорила с нею? Разве раньше не рассказывала ей о Ясности и о Тумане, владеющим душами большинства людей? Ты предложила ей спасение – она отвергла, тебе предложили спасение – ты приняла его. Вот и вся разница. Чистое сердце подсказывает лучше любого жребия кто достоин спастись, кто избран для очищения и поиска Ясности.
            Слова были привычными. Он произносил их много раз, отрывая братьев и сестер Ясности от близких, окончательно запирая их души и тела подле себя. Возвращение к реальности – это опасность, там Туман, там любящие люди, которые, если очень постараются, могут разобрать по кирпичикам его учение.
            А этого нельзя допустить.
            Минимум контактов для тех, кто ищет Ясность. Новые имена, новые жизни, новые повторяющиеся действия в виде молитв – всё это единый механизм, который Учитель подбирал интуитивно, но верно.
            И страх – боль придёт за тем, кто почти обрёл Ясность, но пожелал свернуть в Туман.
            Учитель ждал. Дана должна была принять решение – последнее решение: уйти или остаться? Ему нужно было задать один вопрос, по-настоящему важный, но пока нужно было не спугнуть Дану своим любопытством.
– Вы правы, Учитель. Простите меня, просто я…– слёзы подкатывали к её горлу, мешали вздохнуть полноценно, паника, в которой не было места надежде, готова была охватить. Дана-Кира понимала где-то на краешке своего сознания, что пути назад нет. Нет, ей нравилось в Ясности, здесь все почитали друг друга, ведь все были выбраны для спасения от Тумана, все были братьями и сёстрами друг другу, помогали достичь просветления и поддерживали, если не получалось выдержать, например, всю ночь в молитве.
            Но там, где-то на задворках прежнего мира, всколыхнулась память о доме, о том, как было хорошо и славно, о том, что кроме учителя, братьев и сестер у неё есть мать.
– В новом мире нет места сомнениям, в истине и Ясности чистый простор. Люди, которые удерживают нас, зовут нас в прежнее состояние – это тоже якорь. Даже если мы любим их, мы должны быть сильнее, – эти слова Учителя донеслись до Даны как через слой ваты. Глухота этих слов была привычна, она много раз слышала, как кто-то из сестер или братьев вспоминал дом, что, откровенно говоря, наказывалось.
– Я не желаю твоего страдания, я скорблю вместе с тобой, но тебе нужно сбросить якорь и очиститься, – Учитель смотрел на провинившегося со слезами, а потом для виновника приходила боль. Очищение через боль. В Ясность через полное освобождение от якорей.
– Вы разочарованы, Учитель? – спросила Дана робко и это означало полную сдачу объекта. Всё! Никакого сопротивления.
– Разочаровывают отступники, и то, вся их вина в том, что они не смогли вовремя обратиться за помощью к Учителю или к братья и сестрам, не могли одуматься. Ты отступницей не стала. Но, похоже, была близка. Возможно, тебе далеко до Ясности.
            Это тоже было пыткой. Ты избрана, да, но, кажется, не такая уж и замечательная, не такая чувствительная к миру и готовая к свободе от Тумана. Ты хороша, но…недостаточно.
            С Даной случилось страшное. Она мгновенно упала на колени, и серое форменное платье из грубой ткани (Ясность не терпит красок!) безжалостно смялось, словно живое существо, словно вся душа самой Киры-Даны, а девушка уже рыдала, обещая через слёзы быть послушной, покорной, и следовать за Учителем до самой смерти.
            Что ж, она вполне могла сдержать обещание. В конце концов, обновление Ясности шло постоянно. Истощенный организм не может работать – такой организм не нужен. А работать приходилось много – кто послабее всего лишь торговал, кто посильнее – либо мастерил для продажи разного рода предметы, либо занимался спилом деревьев или разгрузкой – сила много где требуется, но Учитель отправлял людей туда, где никто не будет смотреть на них, и не будет принимать как людей, так, всего лишь механизмы, сила.
            Правда, для такой работы требовалось ещё получить разрешение, а значит – заслужить полное доверие. Сёстрам выбора было меньше – почти все они заняты были на шитье: кто за машинками, кто с иголками. Дана плохо шила, но очень старалась. Впрочем, Учитель выбирал для сестер такую работу, где каждой нашлось бы применение. К тому же – так им не нужно было покидать Чертогов Ясности – Учитель не сомневался, что женщины мягче и добрее сердцем, а главное – болтливее, и значит, их вообще не следует выпускать, а за шитьем работа под присмотром – легко и изящно.
            И если Дана не сможет шить, если её организм, изведенный недоеданием (сытость затворяет Ясность! Пищевые излишки – якоря), недосыпанием (сон – происки Тумана!) не сможет выполнять порученной ей работы, никто не вступится за неё. Та, что была выбрана для спасения, просто станет не нужна.
            Никому не нужна. Через неё переступят, как через мусор. И всё! А затем сестра Бажена поставит ей укол и Дана заснёт, а её тело… ну что же, не все тела находят, но Учитель всегда старается сделать так, чтобы всё-таки нашли и не прячет отживших своё в лесах или болотах – зачем? Это жестоко. А жестокость – это происки Тумана. Истинная Ясность – вот ответ для всего и оправдание любым действиям, какие только захочется оправдать.
            Он вдоволь налюбовался её слезами и отчаянием. Испил его до дна, потом снизошёл:
– Встань, дитя.
            Она вскочила, словно от этого зависела её жизнь. Впрочем, для изменённого сознания, замкнутого среди ежедневных рассказов о Ясности, одолении Тумана и молитвах – так и было. Реального мира Дана-Кира боялась как огня. Там были якоря, там был Туман, а ведь она столько сделала для своего очищения и спасения! Загубить всё это было невозможно и Дана молилась и рыдала о том, чтобы Учитель простил ей её глупость…
– Главное, что ты понимаешь свой проступок, – сказал он. – Дорога к Ясности полна испытаний. Кто-то не выдерживает рано, когда нужно отказаться от привычной, но созданной лукавством и Туманом одежды и сменить её на серое.
            Сам Учитель, стоявший в белом, был печален. Но ему белый цвет полагался – он был в Ясности и вёл их, своих учеников, туда же.
            Ближним его ученикам полагались белые вкрапления – ленты или нашивки, или светло-серые одеяния. Всем остальным грубые полотнища почти бесформенных нарядов, шившихся даже не по размеру.
            Обезличивающих друг друга, но при этом выделяющих в толпе Туманного мира.
– Кто-то сдаётся, когда надо отказаться от сытости желудка и излишеств, – продолжал Учитель. Сам он никогда не обедал с учениками. Кто-то когда-то сказал Дане, что он и вовсе не ест, а живет водой. В этом Дана не верила…кажется. Сама она ела в последнее время мало, даже малую порцию не всегда могла осилить, при этом не чувствовала голода. Изменяющееся сознание что-то делало с нею, и, хотя слабость порою ощущалась очень остро, находила настоящей волной, и приливы энергии были достаточно сильны.
            Дана-Кира не осознавала, что приливы эти связаны с аварийным состоянием организма, с его попыткой привести всю работу в норму, устоять, уцелеть, воззвать к ней. Она не думала об этом. Она знала, что это перемены на пути к Ясности и слова о том, что Учитель живет только водой, уже не казались ей сумбурными.
            Все эти потребности явно преувеличены! Нужно всего лишь очистить разум, и тогда…тогда?
– Ты же идёшь к Ясности уверенно и быстро, – продолжал Учитель, – и это значит, что Туман будет сбивать тебя сильнее остальных, испытывать, мучить, пытать. Письмо твоей матери – это всего лишь испытание. И ты прошла его.
            Дана уверенно кивнула. Да, прошла. Нет, она не вернется в Туман. Может быть её мать придёт к Ясности, может быть вспомнит как говорила Кира…
            Нет, не Кира. Дана. Никогда больше Кира.
– Прошла, хотя и напугала меня. Терять такую талантливую ученицу было бы печально, – Учитель был добр. Он говорил с нею, с какой-то последовательницей, возвышая её в собственных глазах, наделяя её значимостью. Не бесформенная душонка, а последовательница. Не безумица, в сердцах названная сектанткой, а та, кто подошёл к Ясности. И в этих словах для Даны было счастье – избранность, неодиночество, возможности, грядущий белый цвет на смену серому.
– Ты справишься, – говорил Учитель спокойно, – я знаю, ведь ты была выбрана для Ясности и ты принесла нам дары… ты ушла из прежней жизни легко, рассталась с якорями. И ты вознесешься на самую вершину чистоты, ты прозреешь, Дана, окончательно прозреешь.
            Мурашки бежали по коже Даны. Слова будили в ней надежду и спасение, облегчение от того, что ничего не нужно менять, ничего не придётся терять из уже сложившегося мира, ведь её не прогонят – всё это разлилось по её телу.
– Как ты получила письмо от матери? – этот вопрос Учителя интересовал больше всего, но вопрос был задан спокойно и даже как-то равнодушно.
            Разомлевшая, приблизившаяся в мечтах своих к возвышению и Ясности, Дана даже не подумала о том, что можно извернуться или не ответить.
– Сестра Варна торговала газетами, к ней подошли и попросили передать…мне.
            Сестра Варна! А та и взяла. Ох, когда же они все перестанут лезть в его мирок? Когда поймут, что его власть над их дочерями, подругами, сестрами, братьями и мужьями выше, чем их прежняя скучная стабильная, полная Туманов жизнь?
            Он обещает спасение и чистоту, а там обещана только обязанность…жить, работать, умереть. И нет никакого смысла. А он даёт веру – ты особенный, и твоя смерть, которая произойдёт – это величие, ты не будешь незаметен, ты не уйдёшь в Туман как другие, ты будешь спасён, потому что прозрел при жизни и отказался от грехов и якорей.
            Варна! Вот же дура. Впрочем, нет. Показательный пример. Следует сегодня поделиться историей Даны с учениками. Введенная во искушение, она отказалась от якорей. Враг подстерегает повсюду, щупальца Тумана хотят дотянуться до всех и каждого, и он, Учитель, не может держать каждого от ошибки, так что братьям и сестрам придётся помогать ему в этом, следить за теми, кто готов отступить и…наставлять их: помощью, советом, примером.
            Да, так будет хорошо. Но с Варной надо что-то делать! Впрочем, об этом подумается позже.
– Дитя, – сказал учитель, – ты не разочаровала меня. Ты выбрала верно и скоро поймёшь это. Но ты всё же совершила проступок, ты это понимаешь?
            Она понимала. Да, всё понимала и сердце тревожно сжалось – что будет?
– Поди к сестре Бажене и расскажи ей, что едва не отступила, и была у меня. Скажи ей, что я прощаю. И попроси у неё для себя наказания.
            Нет, сам он не накажет. Он милостив, а вот его последователи рьяны и безумны – это так. А он сам в стороне. Всегда в стороне.
            Дана медленно склонила голову, Бажены она боялась, но Учитель даже не сомневался – эта точно пойдёт, и расскажет, и попросит, и даже примет наказание как награду. Потому что попалась в его учение очень легко, даже не нужно было долго уговаривать и путать – она искала семью, друзей, и обрела. Она искала неодиночества и получила его. Она, в конце концов, хотела верить в то, что проживет необычную жизнь, что что-то значит – и эту веру в ней укрепили.
            Дана шла прочь, довольная своей участью: её оставляют, её прощают. Она не отступила!  И письмо было оставлено учителю вместе с прошлым он не остановил её, проводил взглядом – что ж, эта ещё поживёт и поживёт неплохо, у неё много здоровья.
            Дверь закрылась, Учитель выждал для верности минуту, затем довольно потянулся – на эту дуру ушло слишком много времени, а он рассчитывал быстренько перекусить и почитать. Теперь остаётся только перекусить…нет, он не жалел – время было потрачено не впустую. Сегодня он расскажет урок своим ученикам о верном выборе Даны. Он же наставник заблудших душ, он же обязан поделиться впечатляющим опытом…
 
 

 

Заговор (*)