Пролог
Всем привет! Разрешите представиться:
Я – Матвей, прозаик-дилетант.
Мне хотелось запрятать талант,
Но он иногда прорывается
Я работаю барменом, и по долгу службы мне частенько приходиться выслушивать нетрезвые монологи посетителей. О философии жизни, о разбитом сердце, о несправедливом устройстве жизни, о второй половинке, которая, увы, таковою так и не стала. Некоторые такие монологи могли вполне бы удостоиться публикации. Скажу больше: экранизации. Жизнь все-таки удивительная вещь, такие сюжеты выдает – закачаешься. Правда, в моем случае имеется некоторые побочные эффекты, а именно – бормотание, перескакивание с одной темы на другую, путаница в хронологии, а порой и в главных героях. Но, как я уже говорил, есть у меня талант. Я улавливаю суть, соль, изюминку, а дальше…. Дальше за дело принимается моя богатая фантазия. Я ретуширую, приукрашиваю, освобождаю от мишуры. Но в последнее время я стал замечать, что стал забывать истории. Года и память стали подводить. Вот и решил как-то заносить их в компьютер. Над названиями историй я не стал слишком заморачиваться, давая им названия коктейлей. С каким напитком ассоциировался сам рассказчик – так и называл. Загвоздка в том, что почти все коктейли имеют радужные, такие солнечные, имена, а истории – абсолютно супротивные. Пришлось включать природную смекалку. Что из этого получилось – судить вам.
Замороженное солнце
40 мл, текилы,
10 мл, сока лаймов,
10 мл, гранатового сиропа Grenadine,
для украшения: 1 кружок апельсина.
Все компоненты вместе с барным совочком колотого льда смешайте в блендаре и перелейте в предварительно охлажденный бокал. На край бокала нанижите кружок апельсина.
==//==//==//==//==//==//==//==//==
Это было неожиданно. Как гром средь ясного неба. Как удар молнии в солнечный день. Как… детские грабли. Короче, сравнений можно привести множество. Я впал в ступор. Ничего не видел, не слышал, не ощущал. В тот миг реальностью были только я, новость и боль.
— Здравствуйте, — он появился на пороге под вечер, и в мгновение наполнил прихожую дорогим, но излишне использованным, одеколоном. Я растерялся. Еще бы! Не каждый день к тебе в дверь звонят такие люди. Красив собой, ухожен, обеспечен. И от всего этого – в глазах уверенность, плавно переходящая в нагловатость и высокомерность. И пока я это переваривал, он переступил порог квартиры, а следом телохранители. Самые что ни есть классические: бритоголовые «шкафы» с полным отсутствием умственных способностей в глазах.
— Кто там? — в прихожую заглядывает Ирина. Оборачиваюсь к ней, желая ответить, что и сам пока не в курсе, и наблюдаю удивительное перевоплощение. Жена бледнеет, потом краснеет, потом…, вообще, меняет цвет лица, как фантастическое существо из детского мультфильма.
— Ты?! — не то вопрос, не то восклицание вырывается у нее.
— Я.
Они перестают обращать на меня всякое внимание. Да и вообще, было такое чувство, что ничего в мире, кроме глаз визави, для них не существует.
— Зачем?
— Сыну уже восемнадцать. Разве ты забыла?
— Нет, — Ира нервно покусывает губки. — Надеялась, что этого не произойдет.
— Не произойдет? — усмехается мужчина. — Как ты могла подумать такое, чтобы я отказался.
Я тем временем стал потихоньку обретать себя:
— Ира, — обращаюсь ко второй своей половинке. — Кто это?
Они даже не оборачиваются в мою сторону. Сверлят друг друга глазами.
— Да я тысячу раз пожалел, что согласился тогда на твои условия. И с трудом дождался этого дня. Где он?
— Его нет дома.
— А когда будет?
— Не сегодня.
— Не врешь?
Я влезаю между ними:
— В конце концов, мне может кто-нибудь объяснить, что здесь происходит?
Мужчина смотрит сквозь меня:
— Он что, не в курсе? — вопрос был пропитан сарказмом.
— Нет, — голос Ирины звучит как-то совсем уж слабенько за моей спиной.
— Интересно, — усмешка преображает лицо незваного гостя. Не такой уж он и красавчик. И наконец-то, замечает и мое присутствие в прихожей: — Я Константин, отец Олега.
— Что? — я возмущаюсь, но уже где-то в душе зародилось, и стремительно, разрасталось сомнение. Те же глаза, цвет, разрез, прищур. У него – глаза моего сына. Или не моего?
— И какую легенду ты придумала для него? — Константин задает вопрос Ирине, говоря обо мне в третьем лице. — Ах, да, я, кажется, начинаю догадываться. — Опять обращается ко мне: — А ты, наверное, думаешь, что Олежка родился недоношенным? Ха-ха! Я так и знал. Нет, мужик, — он фамильярно хлопает меня по плечу. — Олег родился в срок, и я – его настоящий, биологический, отец.
— Уходи, — слышу за спиной голосок Ирины. Слабенькая просьба невнятным тоном.
— Уйду, — однако, легко соглашается мужчина. — Да только ты даже мысли не допускай, что я отрекусь и отступлю.
Они шумно покинули квартиру. Я оборачиваюсь к жене, но она опережает меня:
— Ничего не говори, — и ныряет в санузел. Единственное место в квартире, где имеется возможность побыть наедине с самим собой. Понимаю, что все мои попытки продолжить сейчас разговор будут тщетны. Кремень, а не женщина.
Кажется, что после дня рождения Олега у нас остался коньячок. Иду на кухню, резко дергаю на себя дверку холодильника. Так и есть, «Наполеон». Беру чайную чашку, лью. Грамм двести, не меньше. Вкуса не чувствую совсем. Глупая мужская привычка: заливать любые проблемы спиртным. Самообман, эффект от которого прямо пропорционален. Мы только подогреваем боль. Чувствую, как атмосфера давит на меня. Пространство кухни не уменьшается, но такое ощущение, что воздух густеет, приобретая массу и вязкость. Становится тяжело дышать. Да и коньяк делает свое дело, разбежался по всем клеточкам организма, повышая температуру и давление. Задыхаюсь. Спешу на балкон. Морозный воздух ласково плещет в лицо свежестью. Сгребаю с перил балкона первый, еще не успевший растаять, снег и умываюсь. Он тает в горячих руках, бежит капельками воды по лицу, подбородку, шее. Солнечный диск висит над горизонтом. Может дымка, может городской смог, может и обман зрения, но видится мне, что солнце подернулось инеем. Ни о чем не думаю. Боюсь думать. Просто стою. А время идет. Ему все равно, у кого радость, у кого горе. Оно идет постоянно на одном дыхании, на одной скорости. Но для меня оно как будто остановилось. Пустота. Вакуум. Космическое пространство. Хмель постепенно выветрилось, пришло ощущение холода. Даже легкий озноб стал бить меня. А я стою. Мне некуда идти. Мне не зачем идти. Хотя…. Негоже оставлять за собой открытие вопросы. Да вот и Ирина хлопнула дверью, покидая комнату для уединения. Пора расставить все точки над «ё», тем более это так актуально и необходимо.
Она сидела в кресле. Видно невооруженным взглядом, что готовая дать достойный, аргументированный отпор все моим вопросам и нападкам. Но я не даю ей такой возможности – продемонстрировать «домашнее задание». Сажусь в кресло напротив и молчу. У меня вдруг, так неожиданно, пропали и силы, и желание для выяснения отношений. Да и она сама не в состоянии долго выдержать театральную паузу, заговорит. И тогда…. А что тогда? Я не стратег, я не набросал в мыслях план разговора. Да и вопрос, по большому счету, у меня всего один.
— Кирилл, — осторожно начинает она с мягкой соломой.
— Как ты могла?
— Я боялась.
Молчу.
— Боялась потерять тебя. Потому, как любила. И до сих пор люблю. Сильно люблю.
Вот тут-то мое спокойствие, почти полное равнодушное состояние, взрывается. Это память моя выдает прошлые обиды, горечь и боль. Небольшими такими порциями, но частит.
— А Саша?
— Саша? — недоумевает она, но тут же понимает. Сильно бледнеет.
— Саша. Моя дочь. — Непроизвольно как-то, на уровне рефлекса, подчеркиваю слово «моя». Оно тут главное, доминирующее, диктующая тональность и фон. И уже не сдерживаюсь. Обида полностью подчинила себе все чувства, все мое сознание. Да и тело тоже. Ощущаю даже физическую боль. — Ты заставила меня воспитывать чужого ребенка, и при этом настояла отказаться от своего. Родного. Собственного. Кровь от крови, плоть от плоти. Это ты слезно умоляла меня порвать все нити, сжечь все мосты, чтобы мое прошлое не мешало нашему настоящему.
Банальность в словах, но лучше еще никто и ничто не придумал. Это убило всю ее решительность. Ирина сразу как-то обмякла, сникла, даже росточком уменьшилась.
— Ты сделала меня предателем! — добиваю я ее.
Все, хватит! Боюсь за себя. Страшновато от того, что дальнейший разговор грозит перерасти во что-то ужасное, с необратимыми последствиями. Я теряю контроль и самообладание.
Ухожу. Нет, убегаю! Срываю куртку с вешалки, с корнем вырывая петельку. На улицу! На воздух!! На волю!!! И совсем не замечаю, что на улице и промозглый ледяной ветер, и колючие дождинки, и густая вязкая темнота, и бездонная тишина. И над всем этим – солнечный диск, под толстым-толстым слоем инея.
Помочь сайту
Поздравления
