Трагедии пятой палаты. Вера
- У меня рабочий день закончился, уже шесть часов, - девушка, бесцветная, как и её блузка, выставила на стойку картонку с надписью "закрыто" и, надменно поджав тонкие губы, встала со стула: всё. Разговор окончен.
- Молодой человек! - улыбнулась Саше симпатичная брюнетка за соседней стойкой, - вам марка нужна?
- Марка. И конверт, пожалуйста...
Вера, черноглазая деревенская хохотушка двадцати лет, полнотелая, большегрудая, смоляная коса вдоль спины, второй год работала на почте. Она ещё не успела разочароваться в жизни и потому лучилась добродушием и наивностью.
Сашина мать, узнав, кого сын прочит ей в невестки, в сердцах выговаривала соседке:
- От, зараза! Вцепилась в Сашку, шо тот клещ!
- Ну, Саня-то у тебя - красавец! - согласно кивала та.
- В отца, тот тоже был рослый, и волос курчавый... У меня в доме, пока Сашка на инженера учился, девками и не пахло. Серьёзный он. И чё он на эту лапотницу запал?! Ты ж видела её! Видела?
- Да видела! Так она, вроде, ничего...
- Именно - ничего. Деревенщина хитрожопая. Общежитская она. А тут разом: и муж-красавец, и дом, и хозяйство...
- Нюра, может, ревнуешь ты Саню к девке-то? - осклабилась щербатым ртом соседка.
- Да не ревную. Не показалась она мне...
После свадьбы Саша привёз из общежития Верин потёртый чемодан с ржавыми замками - всё её богатство, но внести его в дом мать не дала:
- В доме одна хозяйка должна быть. Своё добро сами наживайте. А жить можете и в подсобке.
Подсобку - хлипкую хибару во дворе - Саша с Верой доводили до ума два месяца. Получилось вполне пригодное для жизни жильё: с электричеством, большим окном, занавешенным рисунчатым тюлем, и старой широкой тахтой, накрытой шерстяным пледом...
Через год Вера родила сына, ещё через полтора - дочку. Так и жили вчетвером в одной комнате.
На третьего ребёнка Саша и Вера решились, когда немного подросла младшая, и через год подходила Сашина очередь на заводскую квартиру. В новогоднюю ночь Вера шепнула мужу: "А я беременна!" В начале сентября она была уже на сносях.
В то утро Саша на отцовских жигулях уехал на работу и, как иногда бывало, остался там до позднего вечера. Вера в девять уложила детей и, умостившись на диване, - ноги за день отекали, превращаясь в светло-розовые пухлые колоды, словно батоны варёной колбасы с маленькими сосисками пальцев, - задремала.
- Головановы тут живут? - Вера вздрогнула, проснувшись от громкого мужского голоса и стука в дворовую калитку. Кого это принесло так поздно?.. - Головановы тут живут?
Поддерживая тяжёлый живот, Вера, как могла быстро, потопала босиком по двору.
-Тише, не кричите, иду! Я - Голованова, что случилось-то?
У калитки стоял милиционер.
- Вы... это... - он не ожидал увидеть беременную, замялся. - Откройте. Александр Голованов - он вам муж?
- Муж. Где он? Что случилось?
- Пойдёмте, женщина, в дом. Вам стоять, небось, тяжело.
- Да скажите же наконец! Где Саша? - у Веры закружилась голова. Милиционер подхватил её под руку, потащил к хибаре и усадил на стул у двери.
- Вас как зовут? - он явно хотел оттянуть момент, когда...
- Вера, - она охрипла от волнения.
- Вера, у меня плохие новости. Может, вы валерьянки выпьете?
- Да говорите уже! - сорвалась на крик Вера.
- Понимаете... Ваш муж ехал...
- Авария?!
- Нет, убили его...
...Саша задержался на заводе и возвращался в посёлок по почти пустому шоссе. На пригородной трассе, на обочине, голосовали двое: худой долговязый парень и длинноногая девушка в мини-юбке и туфлях на высоких каблуках. Саша остановил машину:
- Вам куда?
- Дядя Саша! - обрадовалась девушка, наклонившись к открытому окну, - вы меня узнаёте? Я - Оля, ваша соседка. Подвезёте?
Оля умостилась на переднем сиденье, а долговязый, тряся рыжими патлами, втиснулся позади Саши, упёршись коленями ему в спину. Запах бензина в машине поглотили пары перегара.
Саша торопился, разогнал машину, но неожиданно, на крутом повороте, парень нервно крикнул:
- Тормози, выйти надо!
- Рыжий, ты чего? - Оля повернулась к приятелю. - Щас уже приедем!
- Тормози, сказал! - Саша почувствовал укол в шею и остановился.
Парень схватил Сашу за волосы, приставил к горлу нож:
- Деньги давай!
- Нет у меня денег! - сдавленно произнёс Саша. Нож прорезал кожу, и по шее потекла кровь.
- Дай кошелёк!
Саша с трудом вытащил кошелёк из кармана. Рыжий рявкнул на Олю, в испуге зажавшую руками рот:
- Чего, бля, бздишь? Деньги вытащи!
- Нет тут денег, рыжий!
- Тода вали нахуй отсюда!
Оля выскочила на дорогу, сбросила туфли и побежала. Трасса была пустой и тёмной, впереди виднелась полоска огней посёлка. Через пару минут её нагнал рыжий, повалил на землю:
- Заложишь, сука, - и тебя прирежу!
- Ты его убил? Убил?!
Парень, шатаясь, поплёлся в сторону города. Оля побежала к посёлку, тормознула первую проезжавшую машину...
II
Утреннюю тишину предродовой палаты нарушил негромкий голос медсестры:
- Девочки, к вам сейчас привезут женщину, Веру. Вы её не трогайте, не расспрашивайте. У неё ночью мужа убили. Наркоман. Денег ему не хватало. Он у Вериного мужа стал требовать, а у того ни копейки с собой не было. Вот со злости и зарезал его.
Вера лежала не шевелясь, уставившись в потолок. Чёрные глаза её, чёрная шёлковая косынка на разметавшихся по подушке волосах и ужас произошедшего будто образовали вокруг Веры невидимый купол, мрачную атмосферу, к которой страшно было приблизиться, чтобы самому не оказаться вовлечённым в этот кошмар, не коснуться, будто заразного, чужого горя...
Нянечка, тётя Нина, шустрая, маленькая, состарившаяся за долгие годы работы в родильном отделении, поставила завтрак на Верину тумбочку и присела на табурет:
- Вера, садись, поесть тебе нужно. У тебя ж сил рожать не будет! Ребёночек-то... как память... Его пожалей! Мужа как звали?
- Са-ша... - Вера просипела, почти не раскрывая сухих побелевших губ.
- Вот Сашу и родишь, - делая ударение на "о", уверенно произнесла тётя Нина и усадила Веру в кровати. - Ешь, милая...
- Вера, - самая старшая из беременных, Марина, присела на Верину кровать, - может, тебе нужно что?
- Не знаю... В туалет хочу.
- Пойдём, провожу...
- Ты говори, не молчи, - они вернулись в палату, и Марина протянула полотенце Вере, окаменело сидящей на кровати.
И Вера, с каждым прерывистым выдохом натужно выталкивая из горла слова, словно отрывая их одно от другого, начала рассказывать: о жизни с Сашей, о непростых отношениях со свекровью. И, говоря, постепенно освобождалась от нестерпимо давящей на сердце тяжести, одновременно с этим всё яснее осознавая необратимость и горечь случившегося.
Вечером Вера в отчаянии пожаловалась Марине:
- Похороны послезавтра, я пойти хотела, а врачи не пускают. Боятся, рожать начну на кладбище. Как же я... и не провожу даже?!
- Тебе о ребёнке думать надо, Сашу мать похоронит. А ты потом пойдёшь, сына ему покажешь.
Наутро после похорон женский и детские голоса под окном негромко позвали:
- Вера!
- Мама! Мама!
К Вере приехала подруга из посёлка и привезла детей - кудрявого темноволосого мальчика и неулыбчивую девочку, с тугими косичками и растрёпанной куклой в руках.
- Я тебе там передачу оставила. И письмо от свекрови. Сашу мы похоронили, народу было! Весь завод пришёл... Держись, Веруша!
- Ешьте, девочки, - Вера положила каждой на тумбочку по яблоку. - Хоть так Сашу помянем...
Письмо от свекрови она раскрыла медленно, разлинованный тетрадный лист подрагивал в трясущихся руках.
- Вера, прочесть тебе? Небось, помириться теперь хочет и в дом позвать. Горе-то у вас общее.
- Нет, сама прочту. - Вера пробежала письмо глазами, побледнела, схватилась за голову:
- За что? За что?! - и зашлась в плаче.
Марина выхватила письмо из её рук, закричала:
- Воды! Быстро! Медсестру позовите!
Веру забрали из палаты, а брошенная на пол злосчастная бумажка, исписанная ядовитыми, расползшимися как черви по листу, словами, так и валялась, пугая и отталкивая:
"проклинаю проклинаю тебя гадина ты во всём виновата ты его погубила сдохни."
- У меня рабочий день закончился, уже шесть часов, - девушка, бесцветная, как и её блузка, выставила на стойку картонку с надписью "закрыто" и, надменно поджав тонкие губы, встала со стула: всё. Разговор окончен.
- Молодой человек! - улыбнулась Саше симпатичная брюнетка за соседней стойкой, - вам марка нужна?
- Марка. И конверт, пожалуйста...
Вера, черноглазая деревенская хохотушка двадцати лет, полнотелая, большегрудая, смоляная коса вдоль спины, второй год работала на почте. Она ещё не успела разочароваться в жизни и потому лучилась добродушием и наивностью.
Сашина мать, узнав, кого сын прочит ей в невестки, в сердцах выговаривала соседке:
- От, зараза! Вцепилась в Сашку, шо тот клещ!
- Ну, Саня-то у тебя - красавец! - согласно кивала та.
- В отца, тот тоже был рослый, и волос курчавый... У меня в доме, пока Сашка на инженера учился, девками и не пахло. Серьёзный он. И чё он на эту лапотницу запал?! Ты ж видела её! Видела?
- Да видела! Так она, вроде, ничего...
- Именно - ничего. Деревенщина хитрожопая. Общежитская она. А тут разом: и муж-красавец, и дом, и хозяйство...
- Нюра, может, ревнуешь ты Саню к девке-то? - осклабилась щербатым ртом соседка.
- Да не ревную. Не показалась она мне...
После свадьбы Саша привёз из общежития Верин потёртый чемодан с ржавыми замками - всё её богатство, но внести его в дом мать не дала:
- В доме одна хозяйка должна быть. Своё добро сами наживайте. А жить можете и в подсобке.
Подсобку - хлипкую хибару во дворе - Саша с Верой доводили до ума два месяца. Получилось вполне пригодное для жизни жильё: с электричеством, большим окном, занавешенным рисунчатым тюлем, и старой широкой тахтой, накрытой шерстяным пледом...
Через год Вера родила сына, ещё через полтора - дочку. Так и жили вчетвером в одной комнате.
На третьего ребёнка Саша и Вера решились, когда немного подросла младшая, и через год подходила Сашина очередь на заводскую квартиру. В новогоднюю ночь Вера шепнула мужу: "А я беременна!" В начале сентября она была уже на сносях.
В то утро Саша на отцовских жигулях уехал на работу и, как иногда бывало, остался там до позднего вечера. Вера в девять уложила детей и, умостившись на диване, - ноги за день отекали, превращаясь в светло-розовые пухлые колоды, словно батоны варёной колбасы с маленькими сосисками пальцев, - задремала.
- Головановы тут живут? - Вера вздрогнула, проснувшись от громкого мужского голоса и стука в дворовую калитку. Кого это принесло так поздно?.. - Головановы тут живут?
Поддерживая тяжёлый живот, Вера, как могла быстро, потопала босиком по двору.
-Тише, не кричите, иду! Я - Голованова, что случилось-то?
У калитки стоял милиционер.
- Вы... это... - он не ожидал увидеть беременную, замялся. - Откройте. Александр Голованов - он вам муж?
- Муж. Где он? Что случилось?
- Пойдёмте, женщина, в дом. Вам стоять, небось, тяжело.
- Да скажите же наконец! Где Саша? - у Веры закружилась голова. Милиционер подхватил её под руку, потащил к хибаре и усадил на стул у двери.
- Вас как зовут? - он явно хотел оттянуть момент, когда...
- Вера, - она охрипла от волнения.
- Вера, у меня плохие новости. Может, вы валерьянки выпьете?
- Да говорите уже! - сорвалась на крик Вера.
- Понимаете... Ваш муж ехал...
- Авария?!
- Нет, убили его...
...Саша задержался на заводе и возвращался в посёлок по почти пустому шоссе. На пригородной трассе, на обочине, голосовали двое: худой долговязый парень и длинноногая девушка в мини-юбке и туфлях на высоких каблуках. Саша остановил машину:
- Вам куда?
- Дядя Саша! - обрадовалась девушка, наклонившись к открытому окну, - вы меня узнаёте? Я - Оля, ваша соседка. Подвезёте?
Оля умостилась на переднем сиденье, а долговязый, тряся рыжими патлами, втиснулся позади Саши, упёршись коленями ему в спину. Запах бензина в машине поглотили пары перегара.
Саша торопился, разогнал машину, но неожиданно, на крутом повороте, парень нервно крикнул:
- Тормози, выйти надо!
- Рыжий, ты чего? - Оля повернулась к приятелю. - Щас уже приедем!
- Тормози, сказал! - Саша почувствовал укол в шею и остановился.
Парень схватил Сашу за волосы, приставил к горлу нож:
- Деньги давай!
- Нет у меня денег! - сдавленно произнёс Саша. Нож прорезал кожу, и по шее потекла кровь.
- Дай кошелёк!
Саша с трудом вытащил кошелёк из кармана. Рыжий рявкнул на Олю, в испуге зажавшую руками рот:
- Чего, бля, бздишь? Деньги вытащи!
- Нет тут денег, рыжий!
- Тода вали нахуй отсюда!
Оля выскочила на дорогу, сбросила туфли и побежала. Трасса была пустой и тёмной, впереди виднелась полоска огней посёлка. Через пару минут её нагнал рыжий, повалил на землю:
- Заложишь, сука, - и тебя прирежу!
- Ты его убил? Убил?!
Парень, шатаясь, поплёлся в сторону города. Оля побежала к посёлку, тормознула первую проезжавшую машину...
II
Утреннюю тишину предродовой палаты нарушил негромкий голос медсестры:
- Девочки, к вам сейчас привезут женщину, Веру. Вы её не трогайте, не расспрашивайте. У неё ночью мужа убили. Наркоман. Денег ему не хватало. Он у Вериного мужа стал требовать, а у того ни копейки с собой не было. Вот со злости и зарезал его.
Вера лежала не шевелясь, уставившись в потолок. Чёрные глаза её, чёрная шёлковая косынка на разметавшихся по подушке волосах и ужас произошедшего будто образовали вокруг Веры невидимый купол, мрачную атмосферу, к которой страшно было приблизиться, чтобы самому не оказаться вовлечённым в этот кошмар, не коснуться, будто заразного, чужого горя...
Нянечка, тётя Нина, шустрая, маленькая, состарившаяся за долгие годы работы в родильном отделении, поставила завтрак на Верину тумбочку и присела на табурет:
- Вера, садись, поесть тебе нужно. У тебя ж сил рожать не будет! Ребёночек-то... как память... Его пожалей! Мужа как звали?
- Са-ша... - Вера просипела, почти не раскрывая сухих побелевших губ.
- Вот Сашу и родишь, - делая ударение на "о", уверенно произнесла тётя Нина и усадила Веру в кровати. - Ешь, милая...
- Вера, - самая старшая из беременных, Марина, присела на Верину кровать, - может, тебе нужно что?
- Не знаю... В туалет хочу.
- Пойдём, провожу...
- Ты говори, не молчи, - они вернулись в палату, и Марина протянула полотенце Вере, окаменело сидящей на кровати.
И Вера, с каждым прерывистым выдохом натужно выталкивая из горла слова, словно отрывая их одно от другого, начала рассказывать: о жизни с Сашей, о непростых отношениях со свекровью. И, говоря, постепенно освобождалась от нестерпимо давящей на сердце тяжести, одновременно с этим всё яснее осознавая необратимость и горечь случившегося.
Вечером Вера в отчаянии пожаловалась Марине:
- Похороны послезавтра, я пойти хотела, а врачи не пускают. Боятся, рожать начну на кладбище. Как же я... и не провожу даже?!
- Тебе о ребёнке думать надо, Сашу мать похоронит. А ты потом пойдёшь, сына ему покажешь.
Наутро после похорон женский и детские голоса под окном негромко позвали:
- Вера!
- Мама! Мама!
К Вере приехала подруга из посёлка и привезла детей - кудрявого темноволосого мальчика и неулыбчивую девочку, с тугими косичками и растрёпанной куклой в руках.
- Я тебе там передачу оставила. И письмо от свекрови. Сашу мы похоронили, народу было! Весь завод пришёл... Держись, Веруша!
- Ешьте, девочки, - Вера положила каждой на тумбочку по яблоку. - Хоть так Сашу помянем...
Письмо от свекрови она раскрыла медленно, разлинованный тетрадный лист подрагивал в трясущихся руках.
- Вера, прочесть тебе? Небось, помириться теперь хочет и в дом позвать. Горе-то у вас общее.
- Нет, сама прочту. - Вера пробежала письмо глазами, побледнела, схватилась за голову:
- За что? За что?! - и зашлась в плаче.
Марина выхватила письмо из её рук, закричала:
- Воды! Быстро! Медсестру позовите!
Веру забрали из палаты, а брошенная на пол злосчастная бумажка, исписанная ядовитыми, расползшимися как черви по листу, словами, так и валялась, пугая и отталкивая:
"проклинаю проклинаю тебя гадина ты во всём виновата ты его погубила сдохни."
FOlie # 1 сентября 2012 в 18:11 0 | ||
|
Ника # 2 сентября 2012 в 03:03 0 |
Анна Магасумова # 25 апреля 2013 в 01:04 0 | ||
|