Служивый. Залёт № 7.

Служивый. Залёт № 7

Шерше ля фам или оркестрово – капустная яма.

Наливая кипяток по солдатским кружкам из большого старинного самовара, Капустина с интересом присматривалась к ночным гостям. Понимая, что ребят надо сначала напоить чаем, а уж потом устраивать примерки шинелей и ходьбу строевым по подиуму. Да и ребят это вполне устраивало, тем более, что на столе уже стояла большая ваза с разными шаниками, бубликами и печеньками. Сахар, варенье и сгущённое молоко, добавили к улыбке Добрыни солнечного света. Он вспомнил родные края с чаепитиями за семейным дастарханом. Как женщины красиво подают чай…  

Алёша тоже внимательно наблюдал за женщиной в сержантской форме. И думал о своей любимой, о своей Любушке. О том, что скоро у них будет сын или дочь. И конечно же жалел, что так и не смог (пока) засватать Любушку.  Давние разногласия предков – станичников сослужили не добрую службу. Когда то Любушкин прадед был горячо влюблён в прабабку Алёши, сватался, получил отказ от отца невесты. Потом красные, белые, казаки да тюрьмы, лагеря. Прошёл всю Великую Отечественную, вернулся в родную станицу, да так всё и любил Алёшину (в то время сорока пяти летнюю) прабабку, хоть и была у него своя семья. И потомкам своим строго – настрого запретил родниться с этой семьёй. Так вот те и не дали Алёшиному и Любушкиному счастью сбыться…

Исатай как будто тоже побывал в родных краях. От пары – тройки глотков свежего чая, в прикуску с сахаром, так согрелся, что даже расстегнул верхнюю пуговицу. Его лицо было спокойным и вдумчивым, как будто он один знал, что и как надо делать. Сидя между Алёшей и Бульбой он молча пил чай. В его памяти мелькали скачки на лошадях, республиканский турнир с национальным названием Байга. Как раз на кануне приписной медкомиссии в сентябре 1988 года Исатай стал победителем.  В урочище Улытау, что является священным местом казахов его награждали, как лучшего джигита того года. И желание его было понятным вернуться домой и ещё раз доказать всем, что он не стал слабее…

По лицу Бульбы стекал пот, он вытирал его белым солдатским платком. Глядя то на своих товарищей, что сидели справа, то на соседку слева. Думал сержант о том, что к половине сделанного дела можно смело ещё процентов 20 – 25 добавить. Понимая ситуацию и оценивая предложенное гостеприимство, старый солдат решил снова брать всё в свои руки, но уже без «смирно» и т. д. Ещё раз взглянув на обстановку со стороны решил для начала заговорить о красоте самовара и полезности чая.

Тишину разогнал уже знакомый голос Капустиной, только звучал он теперь, как у гостеприимной хозяюшки. – «Давайте знакомиться, меня зовут Светлана!». Четверо бойцов оторвали губы от кружек с чаем, начиная с Бульбы представились (все те - же имена, только Бульба оказался Александром). В большом, не очень светлом помещении, за кружкой чая заладился незатейливый разговор между Светланой и Александром. Светлана предложила ещё по кружечке чая, но ребята вежливо отказались. – «Тогда одевайте шинели», так – же весело сказала Светлана. Курсанты одели шинели и вышли на середину зала. Радистки оживились, поснимали наушники и стали разглядывать солдат.

Светлана подошла к девушке за соседним столом и спросила: - «Роза ты уже передала радиограмму в штаб округа?».

Роза: - «Так точно товарищ старший сержант, осталось дождаться ответа о получении».

Светлана - «Зови сюда своих девочек, начнём работу в качестве портных».

Роза: - «Софико, неси пожалуйста свою шкатулку с иглами и нитками. Нино, приготовь пожалуйста всё, что понадобится для проглаживания шинели».

Шестеро девушек в (ПШ) гимнастёрках, юбках и сапогах обступили молодых курсантов и закипела работа. Жанна и Лена стали снимать мерки с Ильи Муромца, прошивая белыми нитками контуры отреза. Роза и Софико ходили вокруг Добрыни и придумывали чем можно покрасить его шинель. Светлана,  Нино и Алёша вытаскивали обеденный стол на середину зала. Первой на стол легла шинель Исатая, ей суждено было стать на четверть короче. С рукавами то – же самое. Всё то – что отрезали от шинели Исатая стали прикладывать и прихватывать к шинели Алёши. Работа спорилась и сопровождалась разными историями и анекдотами. Будто весёлый улей шумел вокруг стола. Вот только у Добрыни совсем пропала лучезарная улыбка, он уже (как ему казалось) битый час сидел на табуретке у входной двери и ждал Розу и Софико. Они пошли на первый этаж в поисках краски для шинели. Роза вспомнила, что в позапрошлом году в канун нового года, ей делали причёску. Здесь на первом этаже ПЦ в каптёрке старшины, всё как в шикарной парикмахерской. И где - то в тумбочке должен был стоять оставшийся  бутылёк с неиспользованной краской для волос. Софико по лестнице поднималась первой и несла пятилитровую кастрюлю, в которой позвякивали два бутылька. Роза увидев Добрыню улыбаясь сказала: - «Ставь самовар Джабраил, нужна горячая вода, литров пять». Джабраил без труда набрал полный самовар воды в умывальнике и вынес его в конец коридора. Там на подоконнике у открытой форточки его разжигали, кипятили воду, а потом заносили в зал. Такая была традиция у радисток ПЦ. Недаром, сюда на чай, мечтали попасть все военнослужащие нашей бригады.  Ко времени готовности краски, стол уже был свободен. Шинели Исатая и Алёши были готовы к генеральной примерке. Хорошо отутюженные они сидели на воинах, как влитые. Во истину загадочное превращение не стандарта в супер - стандарт. Посмотреть на них собрались все радистки ПЦ, окружив солдат. Вот что значит «с иголочки».

Ребята не стали долго красоваться, сняли шинели и предложили свою помощь. И тут – же, кто – то из девчат потащил Алёшу за рукав, для оказания помощи. Алёше без всякого труда пришлось поменять несколько лампочек в зале, коридоре и туалете, снять шторы с окон. Мистер Ли в это время чинил табуретки и столы. Парой несложных инструментов он просто завоевал сердца двух десятков радисток. Взяв плоскогубцы и молоток,  он затягивал гайки и забивал болтающиеся гвозди. Столы и табуретки,  превращались из старых в новые – это был его звёздный час в общении с женщинами.  Для Джабраила нашлась работа по сложнее.  Светлана попросила его перенести кадушку с пятилетним лимонным  деревом с первого этажа в зал ПЦ. Дерево выросло и давно уже плодоносило, но отсутствие дневного света и внимания со стороны лимоно - собирателей сказывалось на урожае. И вот лимончики (дерево усыпанное лимонами)  уже в просторном, светлом зале, среди красивых людей и при надлежащем внимании.

Софико и Роза ещё не знали, что им предстоит стать, зачинателями моды на крашенные шинели. Они старались, из целого пузырька коричневой краски получилось три литра жидкости.  По опыту и своему вразумению, они добавили воды и пол бутылька чёрной краски. Шинель Добрыни уже лежала на операционном столе.  Софико аккуратно намочила обувную щётку в кастрюле с краской и начала красить, сказав при этом: - «Эх, была - не была!».  И была, да была, покрашена почти столетняя шинель в чёрно – коричневый цвет. Пока шинель просыхала, курсанты перетащили стол и поставили на него кипящий самовар. Светлана сорвала несколько лимонов с дерева стоящего посреди зала и взялась их нарезать. Вокруг стола за чаепитием и разговорами собралась вся ночная смена ПЦ. Богатыри общались с прекрасными половинками человечества.  Те спрашивали о родных краях и о настроении пребывания в настоящем. Болтали, пока не стало светать.  Светало, но Светланы и Александра за столом не было. Они появились чуть позже, Бульба скомандовал бойцам: - «На выход!».  Курсанты построились в коридоре.

- «Мы возвращаемся! Тем – же путём, что мы и пришли. Вам ясно? – Так точно товарищ сержант!».

Первым по лестнице на чердак полез Исатай. С крыши первым слез Бульба, потом Алёша, потом Добрыня, последним Исатай с шинелями. Время 6 – 30 утра, самое время проснуться, умыться и пробежаться с Бульбой вокруг части.  Они бегом в расположение ШМС, заходят в казарму, все ещё спят. Но это лишь пару минут, затем команда «Подъём!» и снова по кругу.

Нас, всю учебку поднимают небрежно, не смотря на усталость и хандру.  Вращают вокруг света, и не дают по сачковать.  Но это пока. Пока мы ещё даже не «Молодые», нас даже солдатами по настоящему нельзя назвать – мы ещё не приняли присягу. Мы – «Духи». Духи Школы Молодых Специалистов (ШМС).  Каждое утро, поднимаясь по команде «Подъём!», надевая сырое х/б и тесные сапоги я мечтал об одном: - когда – же я разношу сапоги. Была возможность поменять их на новые, но мне показалось это не правильным, значит судьба такая.  Хоть сапоги и не мои, хоть их и подменили в «Бане», но дело принципа. Пришлось правда помучиться из – за болячек, которыми изрядно покрылись мои ноги, но в санчасть по этому поводу я не обращался.  А сапоги разносил, аж потом жалко было менять на вторые (сапоги меняют через восемь месяцев, всего трое сапог за два года). Если говорить об армейских сапогах, то надо отдать должное их выносливости и привыкаемости к ним. В нашу бытность на сапогах был написан год производства, таким образом:  - На заднем ремне закрывающем шов, от каблука до верха голенища, проколотыми точками ставили обозначения. Римскими цифрами писали год рождения сапог. На моих был 1970 т. е. год моего рождения.  А на стельках были вырезаны уголки, говорили, что они обозначали, сколько судимостей у их изготовителя. Сапоги и портянки это не разделимые вещи.

Раз уж речь зашла о вычурности солдатской формы,  должен сказать, что везде свои традиции и у нас были  свои. В нашей  бригаде считалось хорошим тоном среди старослужащих носить светлое хб. Настолько светлое, что цвет едва отличался от белого. За исключением желтовато – зеленоватого оттенка. Вместо галифе прямые брюки, те - что положено носить с берцами. «Подшива гусарская», не редко чёрными нитками. Ещё при мне разразился дефицит белых ниток и стали подшиваться чёрными, даже в учебке. Ремень у старослужащего должен быть кожаным, бляха согнутая и обточенная, сапоги в гармошку. Так мы будем выглядеть чуть позже, а пока мы духи и нам ещё шуршать и шуршать.

На утреннем построении, старшина объявляет наряды по роте, столовой и учебному корпусу. Обычное дело, кто – то заступает в наряд. Я пошёл в свой первый наряд по учебному корпусу. В дальнейшем это был мой самый постоянный и самый надёжный наряд. В наряд по столовой отправился второй взвод первой роты.   Всё  как у всех, приняли наряд. Приняли гору немытой посуды, после наряда от батальонов. И начали шуршать в посудомойке. Конец декабря в горах Грузии не самый праздничный сезон. Все ждут наступления нового года и всевозможных подарков от природы. Наряд по кухне, так – же построился перед столовой. Нацибуля ушёл на доклад внутрь столовой. Выходит вместе с прапорщиком (Арой). Ара смотрит на вновь прибывший наряд. Подходит и спрашивает каждого: - как зовут, от куда?

- Рядовой Сметана из Алма – Аты.

- Рядовой Нагорный из Белой Церкви.

- Рядовой Верес из Алма – Аты.

- Рядовой Поп из Киева.

И ещё шесть братьев мусульман из Средней Азии.

Вот такая, футбольная команда, во главе с Нацибулей приняла наряд по столовой. Изрядно проголодавшиеся воины и не только ислама, решили выкроить для себя смачный кусок мяса. Минуя Ару, азиаты пошли на разговор с поваром Ахмедом. Сами ему предложили сотрудничество и полную конфиденциальность. В то время, как Нацибуля являясь татариным,  принял сторону православных.  Я имею ввиду сторону, где свинья – это баран, только очень старый. Обязанности наряда по столовой: - до вечера затариться продуктами на сутки. Ужин, завтрак и обед должен быть приготовлен из продуктов полученных на складе.

Здесь Нацибуля проявил не дюжую смекалку.  В то время, как мы читали «Устав воинской службы», о тяготах и лишениях, он его прочитал о нормах солдатского пайка и наизусть знал по пунктам. Начальнику продовольственного склада тяжело с ним было спорить, он выдавал продукты под чистую. Нацибуля в своём первом наряде вёз не три тележки продуктов, а четыре.

По дороге Верес, будучи водилой последней тележки притормозил и оттяпал всю шею у свиньи. Оттяпал от плеч до ушей, там килограммов на шесть потянет.  И никто не заметит. Этот кусок ушёл своими ногами с помощью Попа в кочегарку. Там кочегары приняли привет от первой роты ШМС и никто не сомневался, что ужин будет праздничным. Так оно и вышло. После ужина всех батальонов и учебки, наряд по столовой стали подтягивать в кочегарку. Сразу всех нельзя, должна идти работа. По три – четыре человека заходили и выпивали, закусывая мясом.  Мясом пожаренным с луком и картошкой. 

Никто и не заметил, что в столовой нет Сметаны.  Он был в наряде среди получающих продукты, когда его отправили  набрать квашенной капусты. Сметана слез по лестнице в яму, набрал пару вёдер и дверь сарая захлопнулась на засов и амбарный замок.  Наряд по столовой почти каждый день набирал квашенную капусту и возил в столовую. Надо сказать, что капустохранилище – это яма 3 на 5 метров в длину и глубиной 3 метра, обшитая досками, которые давно уже сгнили. Над ней деревянный сарай, находился на охраняемом посту № 4. Сметана запертый в капустохранилище, пытался обратить на себя внимание криками и стуками по двери. Первые часа два, три ему было даже и не холодно. Но промокшие сапоги от капустного рассола стали сжимать ноги, как китайские колодки. От резкого запаха слезились глаза. Он сидел на ступенях деревянной лестницы и плакал, от запаха капусты и обиды. Ноги сводило судорогами, боль становилась не выносимая. На улице уже стемнело и часовой принявший пост № 4, прогуливался вдалеке от капустохранилища. Глядя на звёздное небо Грузии и не желая вдыхать вредные газы квашенной капусты и гнилых досок. Сметана спустился вниз  к вёдрам, как в оркестровую яму. Вытряхнул набранную капусту и стал бить ведро об ведро.  Неистово крича «ААААА! Глаза, глаза! АААААА!». Надо отдать должное выносливости и смекалки советского воина Сметаны. В его положении, почти не зрячему, обессилевшему от боли и сдуревшему от вони пришла гениальная идея. Напугать часового и таким образом определить место своего не завидного положения.

На посту № 4 кроме капустного сарая, находился сеновал, полуподземное здание старинной гарнизонной гауптвахты и склад продовольственных запасов. Здание старинной гауптвахты использовалось, как склад поношенного обмундирования и носило тёмную репутацию в части. Говаривали, что в лихие времена, многих седельцев тут – же и расстреливали. Вход в здание был выложен каменными ступенями и напоминал вход в землянку. Войдя внутрь оказываешься в просторном зале, по середине отходит коридор. Окна с решётками, как в «Крестах» на уровне поднятой руки,  но с улицы они едва над землёй. По обеим сторонам коридора по четыре камеры. За массивными тюремными дверями на стенах по четыре нары в два яруса. Под окном железный стол. В одной из камер в стене было выбито название города. Красивым, ровным шрифтом, высотой примерно 15 сантиметров, шириной и глубиной сантиметр, над верхней нарой – «Душанбе 53». Сеновал предназначался для коровника, который одной стороной граничил с постом № 4. Неподалёку от коровника располагался  свинарник. Часовой видимо побаивался непонятного  шума возле коровника.  Взяв АК 47 в боевое положение и дослав патрон в патронник (зарядив оружие), рядовой Корчеидзе крикнул в темноту: - «Стой, кто идёт?!....   Стой стрелять буду!». Сметана обрадовался услышав голос за стенами сарая и решил - пусть подойдёт поближе.  В ответ часовому промычала корова и он решил подойти поближе к коровнику. Зайдя за угол капустохранилища,  оказался в кромешной темноте, спиной к дверям сарая и лицом к стогу сена. За стогом стояла лошадь свинаря, но это уже на территории коровника. Лошадь фыркала и жевала сено. Часовой вглядевшись в темноту, заматерился по грузински и уж было хотел уходить из этого смердячего места. В этот момент изо всех сил заблажил Сметана, заиграв литаврами из вёдер. Корчеидзе повернулся на 180 градусов отпрянул от сарая и от волнения упал в стог сена. Надо сказать, что эхо из оркестрово – капустной ямы, было не самым слабым эхом, которое слышал горец. В этот момент первый патрон пошёл на выстрел, затем второй, третий. Так он и разрядил всю обойму (30 патронов), поливая свинцом дверь сарая. На миг оказался в тишине и как будто – бы с детским, игрушечным автоматом. Он соскочил и пристегнув второй рожок ринулся в сторону коровника. Не замечая и не слыша, как перепуганные животные ломают клетки и стремятся на волю. В это время «начкар»  поднимал свой караул в ружьё, а по батальонам бойцы соскакивали с коек, одевались и получали оружие. Выла сирена и в висках стучала команда «Боевая тревога!». Сметана упав в квашенную капусту постарался зарыться так, чтобы его ни одна пуля не достала. Вверх по склону горы «Гомер», метрах в трёхстах  располагался пост № 3. Пост где охранялись боевые машины, которые стояли на консервации.  И часовой с вниманием смотрел на движущиеся мишени, которые приближались к его посту. В темноте по склону вверх бежали коровы и свиньи, но их почти не было видно. Лишь шум надвигающейся лавины снизу вверх пугал рядового Погосяна, который стоял на посту № 3. В это время, видимо придя в себя, рядовой Корчеидзе начинает расстреливать не только сарай но и стог сена. Стог загорелся и в ярком свете пламени было видно лёгкую вспышку.  Как оказалось, при большой концентрации газа бутана, что выделяет квашенная капуста, вспышка неизбежна. Сарай разлетелся на щепки. Видя всё это с высоты поста № 3, часовой Погосян решает открыть огонь в сторону надвигающегося врага.