ГлавнаяПрозаМалые формыРассказы → Сколько весит душа, или История одного одиночества

Сколько весит душа, или История одного одиночества

24 января 2013 - Альфия Умарова
article111929.jpg

 Любопытное создание человек. Когда жизнь для него в какой-то момент лишается смысла, для оправдания дальнейшего своего существования он придумывает его заменители. Суррогатные цели, конечно, не то, что истинные, но в качестве иллюзий вполне годятся. 


К Ольге Петровне Книппер ощущение пугающей бесцельности собственного бытия пришло не вдруг. Жизнь, еще недавно наполненная заботами, переживаниями, страданиями и редкими радостями, постепенно потеряла все прежние смыслы, ничего не предложив взамен. Иной мужик в таком случае запил бы, а то и в петлю сдуру полез, но женщины – они как кошки, всегда приземляются на все четыре лапы. Вот и Ольгу Петровну в относительном душевном равновесии удерживала эта кошачья способность. Но не только она, а еще ставшая манией страсть наводить порядок. Чтобы ровные стопки отглаженного белья всегда сочетались по цвету, парные предметы располагались симметрично, цветочные горшки на подоконнике стояли на одинаковом расстоянии, а посуда в сушилке – строго по ранжиру. 

Ольгу Петровну стал жутко раздражать едва различимый глазом мусор на полу. Она тут же хваталась за пылесос, и тот покорно тащился за своей сбрендившей на почве радения за чистоту хозяйкой. Под его недовольное урчание к ней приходило временное успокоение. Но ненадолго, потому как взгляд, иногда кроме очков для верности вооруженный еще и лупой, уже рыскал в поисках другого непорядка. 

Когда в последнюю эпидемию Ольгу свалил грипп, она вылежала ровно сутки – так нестерпимо ей было это нарушение привычного жизненного уклада – собственный расхристанный вид, ночная сорочка средь бела дня, незаправленная постель, таблетки и питье на столике рядом. Да и сама болезнь – это ведь тоже непорядок, разладившаяся гармония, и значит, с этим надо было категорически что-то делать. И она встала – через силу, превозмогая слабость и температуру, и все же настроенная решительно…

Явно нездоровое рвение женщины было наваждением и доходило до абсурда. Собираясь ложиться спать, она обходила дозором свою малометражную двушку: всё ли на месте, не сдвинулось ли, не перекосилось, равномерны ли складки на задернутых гардинах, ровно ли расположены диванные подушки. Даже тапочки у кровати перед сном всегда ставила так, чтобы утром их не пришлось разворачивать, прежде чем обуть.

В общем, было совершенно непонятно – зачем ей все это. Для чего и, главное, ради кого?! Ведь в ее одинокой теперь жизни никто не мог оценить таких стараний, восхититься  талантами, поблагодарить, наконец, просто пожалеть горемычную. Но Ольга Петровна, как заведенная, все равно терла, чистила, мыла, гладила, стирала. Словно – перестань она это делать – мир рухнет в одночасье в бездну. Бардака. Ну, или в какую-нибудь другую.

Она даже слово «асимметричность» невзлюбила – в нем ей отчетливо слышался саботаж порядка и чистоты. Для нее, внучки обрусевшего немца в седьмом колене и самой обрусевшей до просторечья, это звучало как покушение на жизнь.

Когда-то, в почти уже забытом прошлом, у женщины была семья – муж, слесарь ЖЭКа Иван Иванович Бердяйкин, и дети-погодки Яша и Миша. В те времена в доме водились попеременно, а то и все разом кошки, попугаи, хомячки. Случалось, забегали по-свойски и соседские тараканы. Неслухи-киндеры, пока росли, вечно пачкались, ссорились и сорили, разбрасывали вещи, забывали с вечера собирать портфели. Муж приходил с работы всегда в подпитии, грязный, не любил мыться, курил в квартире, тратил направо и налево в день получки и часто засыпал пьяным в ванне. А Ольга тем временем – стирала, мыла посуду и полы, готовила, зашивала, проверяла уроки, мирила, будила по утрам, укрывала по ночам, снова штопала, чистила, пекла, купала…  

Добровольно выбрав однажды роль жертвы быта, Ольга Петровна исполняла ее со страстью, которой в ее с супругом отношениях не было даже в первые месяцы их знакомства. Так испугалась остаться в старых девах некрасивая, длинная и худая, как жердь, к тому же рыжая и подслеповатая Оля, что выскочила за первого встречного. Первым встречным оказался сантехник Иван, что в очередной раз пришел поменять сальник в их кухонном кране. Любил он ходить в эту квартиру. Тут его после выполненной работы всегда вкусно угощали, не забывая поднести и рюмочку-другую для аппетита. Ванька даже хитрость придумал, чтобы чаще бывать здесь: прокладочку на кран ставил потоньше, чтобы, значит, истерлась быстрей. Ну а жилички – пожилая женщина да ее дочь, где им разбираться в таких нюансах. Вот, как кран прохудится, снова и зовут. Ну, и угощают, как водится. После одного из  таких обедов с водочкой малосимпатичная хозяйская дочь показалась Ивану почти красавицей. «А что, – смекнул он, – кормят тут хорошо, сытно, можно и приземлиться. Ольга, хоть и страшна, как моя смерть, в темноте за третий сорт сойдет. А третий сорт – не брак!» 

Так Ольга вышла замуж. Вскоре у них с Иваном родились дети. Как трепетала ее душа, когда один за другим появились на свет их мальчишки. Рыженькие, горластые, желанные. Верилось, вот оно, счастье: семья, дети, планы на будущее. Рождение наследников, конечно, накрепко связало супругов, но духовной близости  между дочкой хирурга и братом разводного ключа так и не сложилось. Хоть и спали они в одной постели, но далеки были друг от друга – почти как революционеры от народа. Да и фамилию свою девичью Оля не сменила. Видно, подсознательно. Хотелось оставаться тезкой знаменитой актрисы всегда, даже будучи женой Бердяйкина. 

В каждодневной суете и заботах время пролетело быстро. Дети выросли и разъехались. Муж ушел к другой – и душа сжалась, скукожилась от предательства. Оказывается, та не пилила за курение и пьянку, «как ты, немка чистоплюйная», сказал он напоследок, а составляла ему веселую компанию, была «настоящая баба, не чета тебе». Ольга Петровна сильно переживала развод. Удивительно, жили вроде без особой любви, поругивались, раздражала Ольгу Петровну в супруге его неряшливость, тяга к рюмочке опять же, а ушел, и будто жизнь разладилась. Как бы кстати была в этот бы момент поддержка подруг, да нет их, растеряла. Задолго до того не стало сил ни на задушевные разговоры, ни на пустопорожнюю болтовню, а главное – не могла она разделять чужую радость, когда не было своей. 

Вот и нашла «развлечение» – раскладывать по полочкам вещи, воспоминания, жизнь. Оно отвлекало ее на время от тоски по сыновьям, по которым сильно скучала. От обиды, что они редко звонили и писали, и то лишь, когда просили прислать денег на «поддержку штанов». От того, что дети выросли больше похожими на отца, как ей казалось – толстокожими и слепыми, и не понимали всей глубины ее к ним любви, как болит душа материнская за их будущее. 

Странно, но, оставшись одна, Ольга Петровна даже по своему бестолковому Бердяйкину скучала. Жалела того за хилое здоровье. Боялась, что хватит его с молодой и пьющей сожительницей ненадолго. Что бросит она дурака Ваньку в один прекрасный день. Хотя какой уж прекрасный… И даже себе не хотела признаваться Ольга Петровна, что жалела бывшего мужа не только за небогатырское здоровье, но и потому, что привыкла к нему за двадцать лет. Прикипела. Да и, чего уж скрывать, полюбила. Такого, какой есть. Слабого, безвольного, но, в общем, безобидного и доброго. 

Когда Ольгу Петровну, медсестру с тридцатилетним стажем, торжественно выпроводили на пенсию, подарив на прощанье часы, которые, по всей видимости, должны были отсчитывать счастливое время, оставшееся до смерти, ей стало совсем невмоготу. Ходила потерянно по квартире из угла в угол, тяжело и протяжно вздыхала, перебирала вещи, семейные фотографии. Плакала, не вытирая слез. Пила валерьянку. Потом, будто опомнившись, брала себя в руки, умывалась прохладной водой и, вытирая лицо, говорила своему отражению в зеркале: «Ну, чего сопли распустила? Душа болит? Так живая она, душа, вот и болит. Чего реветь-то? Крыша надо головой есть. Ноги-руки ходят. Яшка с Мишкой, слава Богу, здоровы, хоть и не приезжают. Иван тоже присмотрен. Пенсийку платят какую-никакую. Живи да радуйся, дуреха!»

Но радоваться не получалось – душа, разучившись смеяться, все больше грустила.

От изводившей ее тоски и одиночества ко всему прочему приохотилась Ольга Петровна смотреть телевизор. Включенный с раннего утра, так и говорил «ящик» целый день. И будто не одна дома Ольга Петровна. Новости она слушала краем уха. Катастрофы, убийства, аферы… Всё это стало просто информационным поводом, таким привычным, набившим оскомину, что не вызывало у нее ужаса или негодования. Только раздражение, что на всех каналах страсть как любят обсасывать подробности таких происшествий, как косточки в супе. 

Другое дело программы о животных. А еще о путешествиях. Вот где удовольствие получала! Самой-то не довелось бывать в других странах, но какая там природа, достопримечательности, как люди живут, какие традиции, кухня – это Ольге Петровне было интересно всегда. 

Иногда, по настроению, и передачи про не познанные до конца вещи с любопытством смотрела. Удивила ее однажды прозвучавшая в такой передаче цифра, будто душа весит всего двадцать один грамм. Надо же. Двадцать один грамм между раем и адом. Не поверила. Не может быть! Неужели так мало? Почему же так сильно болит душа эта, пока жив человек, отчего мается, не зная покоя? 

Не-по-нят-но.

Особенно полюбились Ольге Петровне сериалы. Не все подряд, конечно, а что на душу ложились. И так вживалась она в перипетии героев, так переживала за них, как за родных, что стала, глядя в экран, подсказывать им вслух: кому можно доверять, кого стоит опасаться, а от кого вообще бежать без задних ног. Но поскольку связь была односторонней, сериальные персонажи нередко бывали обмануты или брошены, преданы сами близкими, кусали локти, поставив не на ту лошадку, теряли память богатыми, а потом снова ее находили, но уже полностью разоренными… У Ольги Петровны аж давление порой подскакивало или сердце прихватывало, когда в кино в очередной раз какую-нибудь доверчивую девчонку из Нижних Кучугуров, приехавшую в столицу, в первый же день обкрадывали, и она оставалась на улице без документов, денег и вещей. «Дурочки, и чего вам не сидится около родителей? Что ж вы в этой Москве не видали? Не знаете разве, сколько там прохвостов!» 

Но дурочки не знали, и всё ехали и ехали в Белокаменную. 

И так Ольга Петровна вошла во вкус сериальной телевизионной жизни, что в ней самой неожиданно проснулась актриса. Вспомнилось, видно, школьное драмкружковское детство – то время, когда все было хорошо, весело, людно… Играла Ольга Петровна  в своем домашнем театрике начиная с самого утра. Просыпаясь и машинально потягиваясь, старалась делать это как можно изящнее. Потом легким жеманным движением откидывала одеяло и спускала ноги в тапочки – опять же элегантно и аккуратно. И никаких неэстетичных почесываний, зеваний – словно под прицелом сотен наблюдающих глаз зрителей. Даже в  выходной она не позволяла себе до полудня ходить в сорочке или халате. После умывания сразу переодевалась в блузку и брючки, слегка подкрашивала глаза, укладывала волосы. И лишь потом садилась завтракать – и никогда   на кухне. Трапезничала за столом в гостиной. Сидела всегда очень ровно, есть старалась аристократично – откусывая крошечными дольками, незаметно жуя и промокая губы белоснежной накрахмаленной салфеткой. 

Неосознанная игра нравилась Ольге Петровне. В амплуа актрисы она чувствовала себя не так одиноко, хотя порой нестерпимо хотелось вгрызться в подушку, завыть, забиться в рыданиях – просто, по-бабьи, с причитаниями. Но «сценарий» выбранной роли беспечной и сдержанной аристократки не предполагал таких крайностей, и потому она их себе не позволяла.

Вот так, бывало, наиграется, Ольга Петровна, насмотрится на ночь глядя страстей всяких, придуманных сценаристами, что потом вертится в постели без сна и час и другой, давая слово себе больше в сериалы ни ногой. А как его сдержать? Как оставить одних ту же Татьяну или Ефросинью, да и Гурова тоже, когда у них столько врагов?!   

Однажды, а случилось это поздней ночью, Ольга, которая после любимого фильма легла спать снова очень поздно, проснулась от неожиданного звука. Донесся он из подъезда. Это был не стук, скорее удар – глухой, словно случайно задели дверь квартиры. Женщина решила, что это пьяный сосед, прислонившись, отдыхает, болезный, – такое с ним частенько случалось. 

Однако вскоре шум повторился. 

Ольга Петровна встала, сунула ноги в тапочки, накинула халат. Проходя мимо зеркала, привычно поправила волосы. И всё это в почти кромешной темноте, слегка разбавленной сочащимся из-за плотных гардин светом уличного фонаря. В прихожей она включила бра. С ним стало не так тревожно. Подошла к двери, прислушалась. Тишина. Приоткрыла внутреннюю дверь и посмотрела в глазок. Ничего необычного, пустая площадка, да и на лестнице никого. И тут послышались сдавленный стон и бормотание. Слов она не разобрала, однако поняла, что голос незнакомый. Первым желанием было закрыть дверь и отправиться досыпать, но что-то удержало ее в коридоре. 

– Помогите! – приглушенная металлической преградой мольба заставила действовать. Поразмыслив несколько мгновений – вызвать милицию или скорую, решила взять на себя обе роли, и, вооружившись самым грозным из имевшегося в квартире боевого арсенала – молотком, открыла дверь. На каменном полу, у стены, полулежал мужчина, на вид лет пятидесяти, с кровью в темно-русых, с паутинками седины, спутанных волосах. На нем была рубашка, тоже в крови, пуловер и джинсы, на ногах носки. Обуви не наблюдалось. Он с трудом поднял глаза на вышедшую на площадку женщину и тут же потерял сознание. 

Первой в Ольге опомнилась медсестра. Осмотрела. Рана на голове неглубокая, пара синяков на лице, кровь на одежде, видимо, из разбитой губы – вон как опухла. Красивая голубая рубашка, крепкие на вид брюки и целые носки, ухоженные руки – мужчина явно не бомж. Что же делать с этим бедолагой? Надо бы его в тепло – на этом холоде он точно замерзнет, вон как свищет из двери подъезда. Подхватила под плечи и кое-как затащила сначала в прихожую, потом в комнату – откуда и силы взялись. Заперла дверь. Ночной нарушитель покоя всё еще не пришел в себя. Ольга Петровна достала из аптечки нашатырь, поднесла пузырек к носу мужчины, тот застонал и открыл глаза. Потом, опираясь на локти, приподнялся и сел. Мутными глазами огляделся.

– Где я? Вы кто? – слабым, с хрипотцой, голосом спросил он. 
– Не вертите головой, у вас может быть сотрясение.
– О, черт! Голова болит… зверски… 
– Ничего удивительного, она у вас… – запнулась на мгновение Ольга, – немного пробита.
– Да? – в голосе прозвучало удивление. – Черт, – опять произнес он, нащупав рану на затылке. – О, точно! Вы меня простите… – начал было мужчина.
– Меня зовут Ольга. Ольга Петровна, – назвала свое имя хозяйка.
– Да, Ольга, то есть Ольга Петровна, простите, что, я вас побеспокоил… вломился, как лось.
– Ну, про «вломился» это вы погорячились. Скорее вам вломили, – улыбнулась хозяйка квартиры.
– Да уж, и знатно вломили, – через силу тоже улыбнулся пострадавший и потрогал рану. – Извините, я не представился, – попытался он встать, но Ольга сделала знак рукой: сидите уж, джентльмен. – Меня зовут Игорь, – сказал он. – Игорь Семенович.
– Ну, значит, не всё так плохо с вашей головой, Игорь Семенович, раз вспомнили свое имя, – с некоторым облегчением произнесла Ольга Петровна, но все-таки спросила: – Скажите, а вас не тошнит? Может, вызвать «скорую»? Да и милицию надо бы, наверное.
– Нет-нет, не надо. Я только сам виноват в том, что случилось, так что не стоит. Тем более и денег-то было немного. А телефон все равно менять собирался, – ответил Игорь. 

Ольга Петровна, поддерживая мужчину за плечи, помогла ему подняться. 

– Давайте вот сюда, – показала она рукой на диван. – А я поставлю чайник. Вам надо прийти в себя, выпить горячего сладкого чая. Только сначала я обработаю ваши раны.

Когда с йодом и зеленкой было покончено и Ольга Петровна отправилась на кухню, Игорь осмотрелся. «Слишком всё… стерильно. Как в больнице. Сразу видно, живет одна», – сделал он вывод. 

Закружилась голова, и Игорь сомкнул веки. 

Ольга, вернувшаяся с подносом, на котором стояли фарфоровый чайник с синими птицами и с таким же рисунком чашечка с дымящимся чаем, хрустальная вазочка с печеньем и варенье в розетке, увидев, что гость, кажется,  задремал, поставила угощение на стол. Присела. Задумалась, глядя на своего незваного гостя. 

«Свалился чужой человек как снег на голову. А я и рада – чай, печенье, варенье… Дурочка, а вдруг он маньяк какой-нибудь или, не дай бог, больной, заразный, – Ольгу Петровну аж передернуло. Захотелось сразу же вымыть руки с мылом. Или даже душ принять, дезинфицирующий. – Да нет, не похож вроде, на вид вполне приличный, – успокоила она себя. – Ладно, не гнать же бедолагу в ночь на улицу, к тому же он босой. Вот не было печали».

Игорь, словно услышав ее мысли, открыл глаза:
– Ольга Петровна, вы не беспокойтесь, пожалуйста. Я не бандит и не маньяк. Я в командировке в вашем городе. Завтра должен был уезжать домой, и вот какая незадача… Я ужинал в ресторане. За соседним столиком скучала в одиночестве и все смотрела на дверь, словно ждала кого-то, женщина. Молодая. Симпатичная. Так и не дождавшись, подсела ко мне. Мы с ней разговорились. Оказывается, Яна, так она представилась, должна была встретиться там с подругой, но та не пришла. Мы выпили вина за знакомство. Кажется, немного, но меня отчего-то «развезло». 

Ольга Петровна покачала головой: надо же быть таким доверчивым!

– Захотелось спать, – продолжал незваный гость. – Я извинился перед Яной и хотел распрощаться, но она так мило предложила проводить меня до гостиницы, мол, это совсем не сложно, тем более живет она рядом с ней. Вызвала машину. Потом мы ехали, где-то остановились, вышли. Яна попросила довести ее до квартиры, сославшись на то, что в подъезде темно, а она такая трусиха. И вот, как только мы вошли в подъезд, кто-то стукнул меня по голове. Когда очнулся – ни Яны, ни куртки с ботинками, ни телефона с деньгами. 

Он виновато, будто школьник на директора, посмотрел на Ольгу.

– Хорошо, хотя бы документы оставили да билет в паспорте. Ну, а дальше вы знаете. 

– Удивляюсь я на вас, Игорь, – Ольга Петровна даже руками всплеснула. – Вот вроде не мальчишка вы давно, опыт жизненный, всё такое. Неужели вы не почувствовали, что вас «разводят», что девица эта, Яна, как пить дать наводчица. Вот вы говорите, развезло вас как-то непривычно. Было?

Игорь кивнул.

– Значит, улучив момент, сыпанула вам в бокал чего-то. А пока вы ехали якобы до гостиницы, созвонилась с подельником, который поджидал вас в подъезде и тюкнул по затылку.

Игорь с удивлением смотрел на Ольгу.

– Да не удивляйтесь, я телевизор смотрю, и в современных сериалах – это обычный ход. Ладно, с этим всё ясно. Что думаете делать?
– Если вы позволите я, воспользовавшись вашим гостеприимством, дождусь утра, потом позвоню здешним коллегам. Надеюсь, они помогут с верхней одеждой и обувью. А билет, к счастью, при мне.
– Уже легче. Вы пока пейте чай, а я постелю вам.

Уложив Игоря в гостиной, Ольга и сама пошла спать. Долго ворочалась, сон не шел. На душе было удивительно хорошо от того, что она помогла в беде совершенно чужому ей человеку, который спит теперь в соседней комнате, в тепле, а не замерзает на площадке. Словно этот чужой человек стал несколько часов родным, давно знакомым, может, даже когда-то любимым. 

Наконец она провалилась в сон, а когда проснулась, за окном вовсю светило солнце. Ольга Петровна в ужасе, что не услышала будильника, соскочила с кровати и в сорочке и без тапок рванула в гостиную. Никого! Ольга прошла на кухню, в ванную, заглянула в кладовку – Игоря нигде не было. И только тут она заметила, что дверца верхнего шкафчика мебельной стенки приоткрыта. Шкатулка с парой золотых украшений, а главное – со всеми сбережениями, что женщина по старой привычке, не доверяя банкам, хранила дома, была пуста. 

Ошарашенная, Ольга Петровна охнула, схватившись за сердце, потом долго, не отрываясь, смотрела на порожнюю шкатулку, обвела глазами комнату и неожиданно расхохоталась словно ненормальная. Смеялась она долго, до слез, до колик в боку, смеялась и приговаривала: «Ой, не могу, ну надо же, а я ему: «Какой вы доверчивый…»
 
Наконец, резко перестав смеяться, произнесла очень спокойно, со странным блеском в глазах:
– А на антресолях еще и бабкины сережки лежали… С изумрудами… 

Потом, принеся из прихожей забытый там ночью молоток, она решительно подошла к телевизору и… изо всех сил ударила по его экрану: раз, другой, третий… пока стекла не брызнули на пол. Их Ольга Петровна аккуратно собрала в ведро, а пластиковую коробку вынесла в коридор. Когда с телевизором было покончено, она выволокла из кладовки за длинный резиновый хобот пылесос и начала водить щеткой по паласам, мебели, стенам, потолку. Сняв постельное белье и покрывало с дивана, запустила стиральную машину, а сама в это время взялась за полы.  

Поздним вечером, когда всё было перемыто, перестирано и переглажено, Ольга Петровна и сама приняла душ. Распаренная, в чистом белье, с полотенцем на голове, опустилась в кресло, закрыла глаза. Болела натруженная спина, руки, ноги, а еще ныло за грудиной – тянуще и противно. Но ничего этого сейчас она словно бы и не ощущала. Ее поглотила – всю, без остатка – возникшая еще утром пустота внутри. Глухая, гулкая. Как только Оля присела, пустота эта вдруг закрутилась, стала завихряться, затягивать в темную воронку, разбивая о стенки обрывки мыслей и подавляя волю. Желания сопротивляться захватившему ее движению не было. Ольге Петровне вспомнилось только, как в такую же воронку-тоннель ее уносило, когда она, в детстве болея гриппом, лежала с высоченной температурой. Тогда ей бывало очень страшно. Она звала маму, но голоса не было. Хотела бежать, а ватные ноги не слушались. 

Но сейчас… сейчас ее совсем не пугала бездна, приближающаяся с неотвратимостью встречного поезда в тоннеле. Оля ждала конца как радости, как избавления. Сердце бешено стучало, то подпрыгивая, то ухая куда-то в ноги. «Быстрее. Ну же, скорее. Наверное, там солнечно… красиво... и спокойно. Там нет боли… нет переживаний. А может, вообще ничего нет…» 

Последняя мысль, совпавшая с последним ударом уставшего жить в одиночестве сердца, погасла, растаяла и унеслась вместе с отлетевшей в тот же миг душой – в открытую для проветривания форточку. И только легкий тюль едва колыхнулся.  

 

© Copyright: Альфия Умарова, 2013

Регистрационный номер №0111929

от 24 января 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0111929 выдан для произведения:

 Любопытное создание человек. Когда жизнь для него в какой-то момент лишается смысла, для оправдания дальнейшего своего существования он придумывает его заменители. Суррогатные цели, конечно, не то, что истинные, но в качестве иллюзий вполне годятся. 


К Ольге Петровне Книппер ощущение пугающей бесцельности собственного бытия пришло не вдруг. Жизнь, еще недавно наполненная заботами, переживаниями, страданиями и редкими радостями, постепенно потеряла все прежние смыслы, ничего не предложив взамен. Иной мужик в таком случае запил бы, а то и в петлю сдуру полез, но женщины – они как кошки, всегда приземляются на все четыре лапы. Вот и Ольгу Петровну в относительном душевном равновесии удерживала эта кошачья способность. Но не только она, а еще ставшая манией страсть наводить порядок. Чтобы ровные стопки отглаженного белья всегда сочетались по цвету, парные предметы располагались симметрично, цветочные горшки на подоконнике стояли на одинаковом расстоянии, а посуда в сушилке – строго по ранжиру. 

Ольгу Петровну стал жутко раздражать едва различимый глазом мусор на полу. Она тут же хваталась за пылесос, и тот покорно тащился за своей сбрендившей на почве радения за чистоту хозяйкой. Под его недовольное урчание к ней приходило временное успокоение. Но ненадолго, потому как взгляд, иногда кроме очков для верности вооруженный еще и лупой, уже рыскал в поисках другого непорядка. 

Когда в последнюю эпидемию Ольгу свалил грипп, она вылежала ровно сутки – так нестерпимо ей было это нарушение привычного жизненного уклада – собственный расхристанный вид, ночная сорочка средь бела дня, незаправленная постель, таблетки и питье на столике рядом. Да и сама болезнь – это ведь тоже непорядок, разладившаяся гармония, и значит, с этим надо было категорически что-то делать. И она встала – через силу, превозмогая слабость и температуру, и все же настроенная решительно…

Явно нездоровое рвение женщины было наваждением и доходило до абсурда. Собираясь ложиться спать, она обходила дозором свою малометражную двушку: всё ли на месте, не сдвинулось ли, не перекосилось, равномерны ли складки на задернутых гардинах, ровно ли расположены диванные подушки. Даже тапочки у кровати перед сном всегда ставила так, чтобы утром их не пришлось разворачивать, прежде чем обуть.

В общем, было совершенно непонятно – зачем ей все это. Для чего и, главное, ради кого?! Ведь в ее одинокой теперь жизни никто не мог оценить таких стараний, восхититься  талантами, поблагодарить, наконец, просто пожалеть горемычную. Но Ольга Петровна, как заведенная, все равно терла, чистила, мыла, гладила, стирала. Словно – перестань она это делать – мир рухнет в одночасье в бездну. Бардака. Ну, или в какую-нибудь другую.

Она даже слово «асимметричность» невзлюбила – в нем ей отчетливо слышался саботаж порядка и чистоты. Для нее, внучки обрусевшего немца в седьмом колене и самой обрусевшей до просторечья, это звучало как покушение на жизнь.

Когда-то, в почти уже забытом прошлом, у женщины была семья – муж, слесарь ЖЭКа Иван Иванович Бердяйкин, и дети-погодки Яша и Миша. В те времена в доме водились попеременно, а то и все разом кошки, попугаи, хомячки. Случалось, забегали по-свойски и соседские тараканы. Неслухи-киндеры, пока росли, вечно пачкались, ссорились и сорили, разбрасывали вещи, забывали с вечера собирать портфели. Муж приходил с работы всегда в подпитии, грязный, не любил мыться, курил в квартире, тратил направо и налево в день получки и часто засыпал пьяным в ванне. А Ольга тем временем – стирала, мыла посуду и полы, готовила, зашивала, проверяла уроки, мирила, будила по утрам, укрывала по ночам, снова штопала, чистила, пекла, купала…  

Добровольно выбрав однажды роль жертвы быта, Ольга Петровна исполняла ее со страстью, которой в ее с супругом отношениях не было даже в первые месяцы их знакомства. Так испугалась остаться в старых девах некрасивая, длинная и худая, как жердь, к тому же рыжая и подслеповатая Оля, что выскочила за первого встречного. Первым встречным оказался сантехник Иван, что в очередной раз пришел поменять сальник в их кухонном кране. Любил он ходить в эту квартиру. Тут его после выполненной работы всегда вкусно угощали, не забывая поднести и рюмочку-другую для аппетита. Ванька даже хитрость придумал, чтобы чаще бывать здесь: прокладочку на кран ставил потоньше, чтобы, значит, истерлась быстрей. Ну а жилички – пожилая женщина да ее дочь, где им разбираться в таких нюансах. Вот, как кран прохудится, снова и зовут. Ну, и угощают, как водится. После одного из  таких обедов с водочкой малосимпатичная хозяйская дочь показалась Ивану почти красавицей. «А что, – смекнул он, – кормят тут хорошо, сытно, можно и приземлиться. Ольга, хоть и страшна, как моя смерть, в темноте за третий сорт сойдет. А третий сорт – не брак!» 

Так Ольга вышла замуж. Вскоре у них с Иваном родились дети. Как трепетала ее душа, когда один за другим появились на свет их мальчишки. Рыженькие, горластые, желанные. Верилось, вот оно, счастье: семья, дети, планы на будущее. Рождение наследников, конечно, накрепко связало супругов, но духовной близости  между дочкой хирурга и братом разводного ключа так и не сложилось. Хоть и спали они в одной постели, но далеки были друг от друга – почти как революционеры от народа. Да и фамилию свою девичью Оля не сменила. Видно, подсознательно. Хотелось оставаться тезкой знаменитой актрисы всегда, даже будучи женой Бердяйкина. 

В каждодневной суете и заботах время пролетело быстро. Дети выросли и разъехались. Муж ушел к другой – и душа сжалась, скукожилась от предательства. Оказывается, та не пилила за курение и пьянку, «как ты, немка чистоплюйная», сказал он напоследок, а составляла ему веселую компанию, была «настоящая баба, не чета тебе». Ольга Петровна сильно переживала развод. Удивительно, жили вроде без особой любви, поругивались, раздражала Ольгу Петровну в супруге его неряшливость, тяга к рюмочке опять же, а ушел, и будто жизнь разладилась. Как бы кстати была в этот бы момент поддержка подруг, да нет их, растеряла. Задолго до того не стало сил ни на задушевные разговоры, ни на пустопорожнюю болтовню, а главное – не могла она разделять чужую радость, когда не было своей. 

Вот и нашла «развлечение» – раскладывать по полочкам вещи, воспоминания, жизнь. Оно отвлекало ее на время от тоски по сыновьям, по которым сильно скучала. От обиды, что они редко звонили и писали, и то лишь, когда просили прислать денег на «поддержку штанов». От того, что дети выросли больше похожими на отца, как ей казалось – толстокожими и слепыми, и не понимали всей глубины ее к ним любви, как болит душа материнская за их будущее. 

Странно, но, оставшись одна, Ольга Петровна даже по своему бестолковому Бердяйкину скучала. Жалела того за хилое здоровье. Боялась, что хватит его с молодой и пьющей сожительницей ненадолго. Что бросит она дурака Ваньку в один прекрасный день. Хотя какой уж прекрасный… И даже себе не хотела признаваться Ольга Петровна, что жалела бывшего мужа не только за небогатырское здоровье, но и потому, что привыкла к нему за двадцать лет. Прикипела. Да и, чего уж скрывать, полюбила. Такого, какой есть. Слабого, безвольного, но, в общем, безобидного и доброго. 

Когда Ольгу Петровну, медсестру с тридцатилетним стажем, торжественно выпроводили на пенсию, подарив на прощанье часы, которые, по всей видимости, должны были отсчитывать счастливое время, оставшееся до смерти, ей стало совсем невмоготу. Ходила потерянно по квартире из угла в угол, тяжело и протяжно вздыхала, перебирала вещи, семейные фотографии. Плакала, не вытирая слез. Пила валерьянку. Потом, будто опомнившись, брала себя в руки, умывалась прохладной водой и, вытирая лицо, говорила своему отражению в зеркале: «Ну, чего сопли распустила? Душа болит? Так живая она, душа, вот и болит. Чего реветь-то? Крыша надо головой есть. Ноги-руки ходят. Яшка с Мишкой, слава Богу, здоровы, хоть и не приезжают. Иван тоже присмотрен. Пенсийку платят какую-никакую. Живи да радуйся, дуреха!»

Но радоваться не получалось – душа, разучившись смеяться, все больше грустила.

От изводившей ее тоски и одиночества ко всему прочему приохотилась Ольга Петровна смотреть телевизор. Включенный с раннего утра, так и говорил «ящик» целый день. И будто не одна дома Ольга Петровна. Новости она слушала краем уха. Катастрофы, убийства, аферы… Всё это стало просто информационным поводом, таким привычным, набившим оскомину, что не вызывало у нее ужаса или негодования. Только раздражение, что на всех каналах страсть как любят обсасывать подробности таких происшествий, как косточки в супе. 

Другое дело программы о животных. А еще о путешествиях. Вот где удовольствие получала! Самой-то не довелось бывать в других странах, но какая там природа, достопримечательности, как люди живут, какие традиции, кухня – это Ольге Петровне было интересно всегда. 

Иногда, по настроению, и передачи про не познанные до конца вещи с любопытством смотрела. Удивила ее однажды прозвучавшая в такой передаче цифра, будто душа весит всего двадцать один грамм. Надо же. Двадцать один грамм между раем и адом. Не поверила. Не может быть! Неужели так мало? Почему же так сильно болит душа эта, пока жив человек, отчего мается, не зная покоя? 

Не-по-нят-но.

Особенно полюбились Ольге Петровне сериалы. Не все подряд, конечно, а что на душу ложились. И так вживалась она в перипетии героев, так переживала за них, как за родных, что стала, глядя в экран, подсказывать им вслух: кому можно доверять, кого стоит опасаться, а от кого вообще бежать без задних ног. Но поскольку связь была односторонней, сериальные персонажи нередко бывали обмануты или брошены, преданы сами близкими, кусали локти, поставив не на ту лошадку, теряли память богатыми, а потом снова ее находили, но уже полностью разоренными… У Ольги Петровны аж давление порой подскакивало или сердце прихватывало, когда в кино в очередной раз какую-нибудь доверчивую девчонку из Нижних Кучугуров, приехавшую в столицу, в первый же день обкрадывали, и она оставалась на улице без документов, денег и вещей. «Дурочки, и чего вам не сидится около родителей? Что ж вы в этой Москве не видали? Не знаете разве, сколько там прохвостов!» 

Но дурочки не знали, и всё ехали и ехали в Белокаменную. 

И так Ольга Петровна вошла во вкус сериальной телевизионной жизни, что в ней самой неожиданно проснулась актриса. Вспомнилось, видно, школьное драмкружковское детство – то время, когда все было хорошо, весело, людно… Играла Ольга Петровна  в своем домашнем театрике начиная с самого утра. Просыпаясь и машинально потягиваясь, старалась делать это как можно изящнее. Потом легким жеманным движением откидывала одеяло и спускала ноги в тапочки – опять же элегантно и аккуратно. И никаких неэстетичных почесываний, зеваний – словно под прицелом сотен наблюдающих глаз зрителей. Даже в  выходной она не позволяла себе до полудня ходить в сорочке или халате. После умывания сразу переодевалась в блузку и брючки, слегка подкрашивала глаза, укладывала волосы. И лишь потом садилась завтракать – и никогда   на кухне. Трапезничала за столом в гостиной. Сидела всегда очень ровно, есть старалась аристократично – откусывая крошечными дольками, незаметно жуя и промокая губы белоснежной накрахмаленной салфеткой. 

Неосознанная игра нравилась Ольге Петровне. В амплуа актрисы она чувствовала себя не так одиноко, хотя порой нестерпимо хотелось вгрызться в подушку, завыть, забиться в рыданиях – просто, по-бабьи, с причитаниями. Но «сценарий» выбранной роли беспечной и сдержанной аристократки не предполагал таких крайностей, и потому она их себе не позволяла.

Вот так, бывало, наиграется, Ольга Петровна, насмотрится на ночь глядя страстей всяких, придуманных сценаристами, что потом вертится в постели без сна и час и другой, давая слово себе больше в сериалы ни ногой. А как его сдержать? Как оставить одних ту же Татьяну или Ефросинью, да и Гурова тоже, когда у них столько врагов?!   

Однажды, а случилось это поздней ночью, Ольга, которая после любимого фильма легла спать снова очень поздно, проснулась от неожиданного звука. Донесся он из подъезда. Это был не стук, скорее удар – глухой, словно случайно задели дверь квартиры. Женщина решила, что это пьяный сосед, прислонившись, отдыхает, болезный, – такое с ним частенько случалось. 

Однако вскоре шум повторился. 

Ольга Петровна встала, сунула ноги в тапочки, накинула халат. Проходя мимо зеркала, привычно поправила волосы. И всё это в почти кромешной темноте, слегка разбавленной сочащимся из-за плотных гардин светом уличного фонаря. В прихожей она включила бра. С ним стало не так тревожно. Подошла к двери, прислушалась. Тишина. Приоткрыла внутреннюю дверь и посмотрела в глазок. Ничего необычного, пустая площадка, да и на лестнице никого. И тут послышались сдавленный стон и бормотание. Слов она не разобрала, однако поняла, что голос незнакомый. Первым желанием было закрыть дверь и отправиться досыпать, но что-то удержало ее в коридоре. 

– Помогите! – приглушенная металлической преградой мольба заставила действовать. Поразмыслив несколько мгновений – вызвать милицию или скорую, решила взять на себя обе роли, и, вооружившись самым грозным из имевшегося в квартире боевого арсенала – молотком, открыла дверь. На каменном полу, у стены, полулежал мужчина, на вид лет пятидесяти, с кровью в темно-русых, с паутинками седины, спутанных волосах. На нем была рубашка, тоже в крови, пуловер и джинсы, на ногах носки. Обуви не наблюдалось. Он с трудом поднял глаза на вышедшую на площадку женщину и тут же потерял сознание. 

Первой в Ольге опомнилась медсестра. Осмотрела. Рана на голове неглубокая, пара синяков на лице, кровь на одежде, видимо, из разбитой губы – вон как опухла. Красивая голубая рубашка, крепкие на вид брюки и целые носки, ухоженные руки – мужчина явно не бомж. Что же делать с этим бедолагой? Надо бы его в тепло – на этом холоде он точно замерзнет, вон как свищет из двери подъезда. Подхватила под плечи и кое-как затащила сначала в прихожую, потом в комнату – откуда и силы взялись. Заперла дверь. Ночной нарушитель покоя всё еще не пришел в себя. Ольга Петровна достала из аптечки нашатырь, поднесла пузырек к носу мужчины, тот застонал и открыл глаза. Потом, опираясь на локти, приподнялся и сел. Мутными глазами огляделся.

– Где я? Вы кто? – слабым, с хрипотцой, голосом спросил он. 
– Не вертите головой, у вас может быть сотрясение.
– О, черт! Голова болит… зверски… 
– Ничего удивительного, она у вас… – запнулась на мгновение Ольга, – немного пробита.
– Да? – в голосе прозвучало удивление. – Черт, – опять произнес он, нащупав рану на затылке. – О, точно! Вы меня простите… – начал было мужчина.
– Меня зовут Ольга. Ольга Петровна, – назвала свое имя хозяйка.
– Да, Ольга, то есть Ольга Петровна, простите, что, я вас побеспокоил… вломился, как лось.
– Ну, про «вломился» это вы погорячились. Скорее вам вломили, – улыбнулась хозяйка квартиры.
– Да уж, и знатно вломили, – через силу тоже улыбнулся пострадавший и потрогал рану. – Извините, я не представился, – попытался он встать, но Ольга сделала знак рукой: сидите уж, джентльмен. – Меня зовут Игорь, – сказал он. – Игорь Семенович.
– Ну, значит, не всё так плохо с вашей головой, Игорь Семенович, раз вспомнили свое имя, – с некоторым облегчением произнесла Ольга Петровна, но все-таки спросила: – Скажите, а вас не тошнит? Может, вызвать «скорую»? Да и милицию надо бы, наверное.
– Нет-нет, не надо. Я только сам виноват в том, что случилось, так что не стоит. Тем более и денег-то было немного. А телефон все равно менять собирался, – ответил Игорь. 

Ольга Петровна, поддерживая мужчину за плечи, помогла ему подняться. 

– Давайте вот сюда, – показала она рукой на диван. – А я поставлю чайник. Вам надо прийти в себя, выпить горячего сладкого чая. Только сначала я обработаю ваши раны.

Когда с йодом и зеленкой было покончено и Ольга Петровна отправилась на кухню, Игорь осмотрелся. «Слишком всё… стерильно. Как в больнице. Сразу видно, живет одна», – сделал он вывод. 

Закружилась голова, и Игорь сомкнул веки. 

Ольга, вернувшаяся с подносом, на котором стояли фарфоровый чайник с синими птицами и с таким же рисунком чашечка с дымящимся чаем, хрустальная вазочка с печеньем и варенье в розетке, увидев, что гость, кажется,  задремал, поставила угощение на стол. Присела. Задумалась, глядя на своего незваного гостя. 

«Свалился чужой человек как снег на голову. А я и рада – чай, печенье, варенье… Дурочка, а вдруг он маньяк какой-нибудь или, не дай бог, больной, заразный, – Ольгу Петровну аж передернуло. Захотелось сразу же вымыть руки с мылом. Или даже душ принять, дезинфицирующий. – Да нет, не похож вроде, на вид вполне приличный, – успокоила она себя. – Ладно, не гнать же бедолагу в ночь на улицу, к тому же он босой. Вот не было печали».

Игорь, словно услышав ее мысли, открыл глаза:
– Ольга Петровна, вы не беспокойтесь, пожалуйста. Я не бандит и не маньяк. Я в командировке в вашем городе. Завтра должен был уезжать домой, и вот какая незадача… Я ужинал в ресторане. За соседним столиком скучала в одиночестве и все смотрела на дверь, словно ждала кого-то, женщина. Молодая. Симпатичная. Так и не дождавшись, подсела ко мне. Мы с ней разговорились. Оказывается, Яна, так она представилась, должна была встретиться там с подругой, но та не пришла. Мы выпили вина за знакомство. Кажется, немного, но меня отчего-то «развезло». 

Ольга Петровна покачала головой: надо же быть таким доверчивым!

– Захотелось спать, – продолжал незваный гость. – Я извинился перед Яной и хотел распрощаться, но она так мило предложила проводить меня до гостиницы, мол, это совсем не сложно, тем более живет она рядом с ней. Вызвала машину. Потом мы ехали, где-то остановились, вышли. Яна попросила довести ее до квартиры, сославшись на то, что в подъезде темно, а она такая трусиха. И вот, как только мы вошли в подъезд, кто-то стукнул меня по голове. Когда очнулся – ни Яны, ни куртки с ботинками, ни телефона с деньгами. 

Он виновато, будто школьник на директора, посмотрел на Ольгу.

– Хорошо, хотя бы документы оставили да билет в паспорте. Ну, а дальше вы знаете. 

– Удивляюсь я на вас, Игорь, – Ольга Петровна даже руками всплеснула. – Вот вроде не мальчишка вы давно, опыт жизненный, всё такое. Неужели вы не почувствовали, что вас «разводят», что девица эта, Яна, как пить дать наводчица. Вот вы говорите, развезло вас как-то непривычно. Было?

Игорь кивнул.

– Значит, улучив момент, сыпанула вам в бокал чего-то. А пока вы ехали якобы до гостиницы, созвонилась с подельником, который поджидал вас в подъезде и тюкнул по затылку.

Игорь с удивлением смотрел на Ольгу.

– Да не удивляйтесь, я телевизор смотрю, и в современных сериалах – это обычный ход. Ладно, с этим всё ясно. Что думаете делать?
– Если вы позволите я, воспользовавшись вашим гостеприимством, дождусь утра, потом позвоню здешним коллегам. Надеюсь, они помогут с верхней одеждой и обувью. А билет, к счастью, при мне.
– Уже легче. Вы пока пейте чай, а я постелю вам.

Уложив Игоря в гостиной, Ольга и сама пошла спать. Долго ворочалась, сон не шел. На душе было удивительно хорошо от того, что она помогла в беде совершенно чужому ей человеку, который спит теперь в соседней комнате, в тепле, а не замерзает на площадке. Словно этот чужой человек стал несколько часов родным, давно знакомым, может, даже когда-то любимым. 

Наконец она провалилась в сон, а когда проснулась, за окном вовсю светило солнце. Ольга Петровна в ужасе, что не услышала будильника, соскочила с кровати и в сорочке и без тапок рванула в гостиную. Никого! Ольга прошла на кухню, в ванную, заглянула в кладовку – Игоря нигде не было. И только тут она заметила, что дверца верхнего шкафчика мебельной стенки приоткрыта. Шкатулка с парой золотых украшений, а главное – со всеми сбережениями, что женщина по старой привычке, не доверяя банкам, хранила дома, была пуста. 

Ошарашенная, Ольга Петровна охнула, схватившись за сердце, потом долго, не отрываясь, смотрела на порожнюю шкатулку, обвела глазами комнату и неожиданно расхохоталась словно ненормальная. Смеялась она долго, до слез, до колик в боку, смеялась и приговаривала: «Ой, не могу, ну надо же, а я ему: «Какой вы доверчивый…»
 
Наконец, резко перестав смеяться, произнесла очень спокойно, со странным блеском в глазах:
– А на антресолях еще и бабкины сережки лежали… С изумрудами… 

Потом, принеся из прихожей забытый там ночью молоток, она решительно подошла к телевизору и… изо всех сил ударила по его экрану: раз, другой, третий… пока стекла не брызнули на пол. Их Ольга Петровна аккуратно собрала в ведро, а пластиковую коробку вынесла в коридор. Когда с телевизором было покончено, она выволокла из кладовки за длинный резиновый хобот пылесос и начала водить щеткой по паласам, мебели, стенам, потолку. Сняв постельное белье и покрывало с дивана, запустила стиральную машину, а сама в это время взялась за полы.  

Поздним вечером, когда всё было перемыто, перестирано и переглажено, Ольга Петровна и сама приняла душ. Распаренная, в чистом белье, с полотенцем на голове, опустилась в кресло, закрыла глаза. Болела натруженная спина, руки, ноги, а еще ныло за грудиной – тянуще и противно. Но ничего этого сейчас она словно бы и не ощущала. Ее поглотила – всю, без остатка – возникшая еще утром пустота внутри. Глухая, гулкая. Как только Оля присела, пустота эта вдруг закрутилась, стала завихряться, затягивать в темную воронку, разбивая о стенки обрывки мыслей и подавляя волю. Желания сопротивляться захватившему ее движению не было. Ольге Петровне вспомнилось только, как в такую же воронку-тоннель ее уносило, когда она, в детстве болея гриппом, лежала с высоченной температурой. Тогда ей бывало очень страшно. Она звала маму, но голоса не было. Хотела бежать, а ватные ноги не слушались. 

Но сейчас… сейчас ее совсем не пугала бездна, приближающаяся с неотвратимостью встречного поезда в тоннеле. Оля ждала конца как радости, как избавления. Сердце бешено стучало, то подпрыгивая, то ухая куда-то в ноги. «Быстрее. Ну же, скорее. Наверное, там солнечно… красиво... и спокойно. Там нет боли… нет переживаний. А может, вообще ничего нет…» 

Последняя мысль, совпавшая с последним ударом уставшего жить в одиночестве сердца, погасла, растаяла и унеслась вместе с отлетевшей в тот же миг душой – в открытую для проветривания форточку. И только легкий тюль едва колыхнулся.  

 
 
Рейтинг: +14 1077 просмотров
Комментарии (26)
Альфия Умарова # 24 января 2013 в 19:24 +5
Наталия Казакова #21 января 2013 в 23:36+1

Ещё один пример мастерства! Так убаюкать читателя началом повествования, лёгкой миролюбивой иронией, и... такой неожиданный конец!
Жаль. Очень жаль героиню. Какое отчаяние объяло её душу, как неожиданно переполнилась чаша наивного доверия и желания любви и нужности,если смерть принята была, как избавление!
Прекрасно написано!!!
Ответить
Альфия Умарова #22 января 2013 в 08:050

Натулечка, рада, что именно ты - первая читательница, "кто на новенького".
Конец, может, и неожиданный, но логичный для героини. Ее скукоженная душа вырвалась
наконец на свободу. Она больше не болит...
Ответить | Удалить
Ольга Постникова #Сегодня в 13:56+1

Да-а, жаль Ольгу. Неужели можно так "опустить крылья", что даже душе невмоготу стало такое существование? И - на свободу?! Не знаю, не поняла героиню. В принципе, у неё много моих черт характера - такая же болезненная страсть к чистоте, порядку и... чтобы всё -на своих местах. Разве это - убивает все остальные чувства? По себе- не заметила такого казуса. А, так, внешне-всё у неё, более-менее, благополучно. Многие и многие мечтали бы о такой размеренно-налаженной жизни. Убила подлянка ночного "гостя"? По нынешней жизни - мелочь. Да, и он ей не близкий человек.Это, когда близкий человек наносит такие удары, тяжело пережить. От мужа-то она выдержала подлость. Легко-нелегко, но - выдержала. Но... когда произведение вызывает вопросы, наводит на размышления, это - не есть плохо. Наоборот.
Ответить
Альфия Умарова # 25 января 2013 в 10:53 +4
Ольге Постниковой:
"Но... когда произведение вызывает вопросы, наводит на размышления, это - не есть плохо. Наоборот".
Не могу не согласиться с этим, Олечка.
"Подлянка ночного гостя" - это последняя капля для уставшей от одиночества души.
Вот она и не выдержала. И подлость мужа пережила. И редкие звонки и письма сыновей -
тоже. И выпроваживание на пенсию. И... Но ведь всё, что вроде "благополучно пережили",
оставляет свой след, рану в сердце. И когда таких ран становится много, оно и не выдерживает.
И потом мы сильны любовью и поддержкой своих родных и любимых людей. А если ее нет?
Спасибо Вам, Олечка, за прочтение, за комм! Очень ценю Ваше мнение. buket4
Татьяна Виноградова # 24 января 2013 в 19:40 +5
Альфия, не читалось – пелось!
Чего только не бывает в жизни, но люди практически не меняются после того, как они уже стали кем-то. Ольге Петровне, в принципе, почти ничего не предвещало какого-либо грустного финала в ее жизни, на самом деле. Ну что, обвинить ее в том, что она охмурила слесаря? Ну, а что в этом плохого? Большая часть мужчин, живущих в браке и есть существа охмуренные /улыбаюсь/. Только в дамских романах времен средневековья рыцари добиваются сердец, побеждая драконов. А стандартный среднестатистический мужик совершенно не героичен изначально, и это нормально. Да и для геройства нужные веские причины, в конце концов. А для этого нужно много потрудиться. Вот и шла такая среднестатистическая жизнь Ольги Петровны размеренно и скучно.
В повествовании, которое велось от лица автора, вкратце брошен вердикт, что отношения в семье были давно предопределены. И этой фразой сказано всё:
...но духовной близости между дочкой хирурга и братом разводного ключа так и не сложилось.

Здесь Автор показал нам свою оценку. Его отношение к выбору героини четко и прозрачно. В этой фразе все – и оценка, и вероятность нестабильного брака. И о том, что их развод был предопределен. Ведь они и были врозь, и не будучи в разводе. На каком-то этапе держались на базовых привычках, не более.

Рассказ не о том, что Ольга Петровна украла чужое счастье, ибо мужичок "не рыба ни мясо". Что в этом «чужого»? А потом увлеклась чистотой, и большинство людей, убираясь, приходят к некоторому душевному равновесию. Но чего только не бывает в жизни – и командировочный превратился в вора. Рассказ и не о том, что, смотря бесконечные сериалы, она стала дурой. Рассказ о том, что для обычного человека, существа социального, жизнь в одиночестве, да еще если нет своей «стаи» /работы/, не является нормальной. Если речь не о святых старцах. Нормальный человек всю жизнь должен чем-то заниматься, а наша система, когда человек уходит на пенсию и отмирает, она не верна. Общество должно востребовать и тех, кто может трудиться временно, неполный день. Но в рамках данной концепции эффективности не нужны не только старики, но и молодые и здоровые. Такое впечатление, что в рассказе поднято на самом деле очень большое количество проблем. И они идут как ответвления от жизни человека. Если у героини столько энергии – наводить порядок и прочее, так неужели он не найдет сил сделать что-то кроме мытья полов в своей двушке? Найдет. Ведь не все на пенсии чувствуют себя прекрасно. Нужно быть или молодым пенсионером-полицейским /военным/силовиком, а для человека проработавшего всю жизнь, пенсия – почти смерть. Тихая смерть.

Рассказ об одиночестве. На самом деле Ольга Петровна одинока-то уже давно, уже, будучи в браке. Бог не дал красоты, но есть здоровье, есть силы. По большому счету, общество, ничего не предоставив, обрекло Ольгу Петровну на стопроцентное одиночество. Проблема встройки пенсионеров в систему понятна где угодно, только не в России. В России же «часы – и иди, что называется, жди».

В чем отличительная черта данного произведения, за что могу выделить его – что, во-первых, история подается настолько живо, что в принципе, начинаешь думать, как героиня, также чувствовать и также видеть мир. Конечное ощущение таково – видишь мир глазами Ольги Петровны. Словно это я прожила эту жизнь, и теперь вдруг попала в полный вакуум. Повторюсь, основное достоинство заключается в том, что мало сказать «смотрите, есть такая проблема», в данном случае достоинство Вашего таланта, Альфия, в том, что проблема эта подается не как описание проблемы одиночества, а как конкретная история конкретного человека. Я думаю, что на самом деле то, что если героиню не очень радовали успехи и хвастовство подруг, и они вскоре исчезли, то потеря и невелика. Ибо подруги - это те, кто не только загибает пальцы собственных «успехов». Но еще и слушает о «твоих» не успехах. И здесь без нравоучений, без явной расстановки акцентов Вы подвели читателя к полному пониманию темы.

Ольга Петровна неплохой человек. Все делала для того, чтобы не быть в одиночестве, но не всё может человек изменить в одиночку. Не всё может зависеть от стараний одного человека. Она итак как солдатик – всю жизнь боролась с одиночеством, убегала от него, но под конец жизни устала от него бегать.
И в итоге всё-таки оно ее догнало.

Отлично, Альфия. Просто отлично.
Рекомендовано к чтению всем. И может быть, молодым особенно.

/прошу прощения за некоторый симбиоз, что пишу то от третьего лица, то напрямую обращаясь, но оставлю как есть/
Альфия Умарова # 25 января 2013 в 10:36 +4
Танюша, Ваш комментарий, по-моему, получился лучше моего рассказа,
над которым, на мой взгляд, еще работать и работать. Потому и убирала
его с сайта. Так что прошу прощения у уже прочитавших его, оценивших
и написавших коммы (я их сохранила).
Проблема одиночества и в самом деле одна из важнейших для человеческого
существа, которому природой или Творцом предписано жить в сообществе себе
подобных. И почти каждый, осознанно или нет, ищет свою "половинку". Главное,
ради чего это происходит, - чтобы плодиться и размножаться. Но ведь не только.
И выжить так, в паре, легче. И научить навыкам жизни свое потомство тоже
проще, когда перед глазами и женское начало и пример мужской ответственности
за всех - своих близких, семью, ее благополучие. Поэтому так стремимся мы найти
суженого (-ую), создать семью, родить детей. Я уже не говорю здесь
о чувствах, которыми мы живем. Влюбленность, страсть, истинная любовь - они движут нами, толкают на подвиги, делают сильными (или ранимыми). Да, они не состоят в прямой связи с понятием семьи, но обычно все-таки ведут именно к ней.
А вот повезет ли с «половинкой» - это вопрос. Иногда, чтобы избежать одиночества, обманываем себя: «Да, это Он (Она)… наверное», пытаемся построить из того, что имеем, свое счастье. А оно, ненастоящее, расклеивается, разбивается. И вот уже его осколки с грустью собираем в совок… Это - одиночество вдвоем. И оно больше духовного, душевного свойства.
А есть просто одиночество. Физическое. Когда ты и… телевизор. Как у Ольги Петровны, пережившей и душевное одиночество тоже. Когда вроде бы и не на что жаловаться: муж-неряха и выпивоха не треплет нервы, дети, пусть и не рядом, но есть, работа – была, пенсия опять же… Но и такое гнетет, и от такого хочется убежать. Потому и, вроде наученная сериалами не доверять чужим, с готовностью помогает нуждающемуся в помощи незнакомцу. И потому что медик, но и потому что просто человек, который вдруг кому-то понадобился. И можно ли ее винить за это?
То, о чем пишете Вы, Таня, еще более серьезно и масштабно. Одиночество, на которое вынуждают реалии современного мира, еще не старых, еще полных сил и энергии пенсионеров – оно бьет больнее. И это правда. И от этого не уйти.
Получилось ли мне хотя бы в малой степени рассказать об ОДИНОЧЕСТВЕ вообще на примере своей героини. Если честно, я не совсем уверена. Думаю, я все же лишь сделала попытку рассказать. Заявила тему, так сказать. Об остальном – судить читателям.
Спасибо Вам, Танечка, что Вы с такой страстью, так неравнодушно восприняли эту мою попытку. Я бесконечно Вам благодарна за ТАКОЕ прочтение и восприятие. buket1
Татьяна Виноградова # 25 января 2013 в 16:05 +3
Альфия, тронута таким развернутым ответом.
Тема одиночества мне тоже кажется актуальной и злободневной. И, по-моему, она до конца не осмыслена людьми вообще. То ли в силу того, что она /тема/ не была так сильно актуальна раньше /а, по моему мнению, одиноких становится больше, одиноких и физически, и духовно/. Почему - да потому что духовное родство у людей было раньше на основе их деятельности, общих стремлений: сходить на демонстрацию, зарядиться этой энергией, и вот уже вроде как, есть чему радоваться. Самообман, конечно, но тем не менее. Но сегодня, когда мы выходом в парк – для нас уже не является праздником питье пива и жевание сосисок нашими соотечественниками, и мы не чувствуем тот дух, который люди чувствовали ранее на мероприятиях какого-то совместного времяпрепровождения. Вот тоже своего рода выход от одиночества был у людей в этих всеобщих «первомаях».
Еще раз спасибо Вам. С Вами интересно общаться. Мне показалось, что Вы понимаете эту тему, потому и родился рассказ, Вы прочувствовали ее, и будет правильным, если мы увидим еще рассказы об этой проблеме.
/Вот загнула! /улыбаюсь/, уже вроде как и обязываю! /шучу, конечно/
kofe1 + kofe1
/а это нам с Вами, после трудовой недели.../
Альфия Умарова # 25 января 2013 в 17:55 +3
О да! В праздники - на ноябрьский, 1 Мая - это единение было,
я помню. Сейчас, пожалуй, только в новогоднюю ночь где-нибудь
на площади у елки все друг друга поздравляют. Улыбаются другу другу
как давно знакомым...

Спасибо, Танечка!
Кофе был отменным! super
Татьяна Белая # 24 января 2013 в 21:16 +5
best rose
Альфия Умарова # 25 января 2013 в 09:19 +4
Коротко и ясно!
Спасибо, Танечка! buket1
Игорь Кичапов # 25 января 2013 в 08:50 +5
После Виноградовой..писать трудно..))))
Альфочка..ты как всегда - умочка!!!!!
Альфия Умарова # 25 января 2013 в 09:18 +5
Тебе, Игореша, писать трудно после Танюши,
а мне отвечать на такой комментарий. Боюсь
не соответствовать. smile
Спасибо, дружище, что заглянул на огонек. kissfor
Андрей Мараков # 25 января 2013 в 10:02 +5
Как зацепились глаза за начальные строки...так и не смогли больше спрыгнуть с этого потрясающего экспресса, до самой финальной точки-остановки!.. Превосходно написано!..
Альфия Умарова # 25 января 2013 в 10:18 +5
Спасибо на добром слове, Андрей! smile
Мне очень приятно, что наше знакомство началось
с такого неоднозначного произведения.
Неоднозначного и по теме, и по тому, как написано
(есть над чем работать).
Но если цепляет, значит, хотя бы задумка была
интересной.
Заглядывайте еще. Буду рада! soln
Света Цветкова # 25 января 2013 в 19:37 +4
Вот и ещё одно "одиночество" не выдержало обмана...Грустная история, но не единственная.
Жаль героиню, но ощущение, что что-то она не так делала и сделала...
Только люди разные, потому без осуждения, а с сочувствием лично ей...
Альфие успехов и всего хорошего!
Альфия Умарова # 25 января 2013 в 19:46 +4
Вот это Вы правильно, Светлана!
Осудить - это же так просто. Раз - и готово,
ярлык навешен, не отмоешься.
Каждый хочет быть счастливым, но не каждый знает, как...
Спасибо!
и Вам успехов! buket1
Юрий Алексеенко # 25 января 2013 в 19:51 +5
Жизнь становится игрой тогда, когда мы начинаем понимать, что человек в этом мире всего лишь шарик в рулетке...
Альфия Умарова # 25 января 2013 в 20:24 +4
Думаю, жизнь - игра всегда. Разной может быть лишь наша роль:
сценариста, который решает, как развиваться действу,
режиссера, который ставит пьесу, написанную драматургом,
или простого актера, которому не разрешается выходить
за рамки роли и самое большое, что прощается, - небольшая
импровизация. Например, добровольно покинуть спектакль
с названием жизнь...

Спасибо, Юрий, что заглянули, прочитали. smile
чудо Света # 31 января 2013 в 15:03 +1
Все серьезно и очень печально. И, главное, обман - это всегда больно. Очень понравился Ваш рассказ, переполненный эмоциями отягощенного одиночества. 9c054147d5a8ab5898d1159f9428261c
Альфия Умарова # 31 января 2013 в 15:14 0
Светлана, с этим рассказом не всё так просто.
Думаю его дорабатывать, переделывать, возможно,
даже кардинально. Но пока пусть будет в этом виде.
Не исключено, что переделанный он будет уже совсем
по-другому звучать.
Спасибо, что прочитали и приняли эту вещь такой,
как она написалась первоначально. buket1
Бен-Иойлик # 2 февраля 2013 в 19:49 +1
За что ОН дал нам это Знание...
Жили бы и не тужили не зная, не ведая...
Зачем!!!
zst
Альфия Умарова # 2 февраля 2013 в 20:27 0
И правда - зачем?!
Оксана Рахманова # 8 февраля 2013 в 09:03 +1
Грустно и печально sad
Альфия Умарова # 8 февраля 2013 в 12:13 0
Да, в одиночестве мало веселья...
Марочка # 17 февраля 2013 в 08:31 +1
Каждый хочет быть счастливым, но не каждый знает, как...
Одиночество затянуло.. Человек с достаточным по возрасту здоровьем, с энергией, но утерянным смыслом жизни, ощущением ненужности, НЕИНТЕРЕСНОСТИ ни семье, ни государству, не смог найти это "как".. Гулкое одиночество оказалось смертельным диагнозом..
Одинокий праздник. Автор фото Max_Shamota http://www.lensart.ru/picture-pid-1f15b.htm
Альфия Умарова # 17 февраля 2013 в 10:02 +1
Спасибо, Марина!
Именно так: "Гулкое одиночество оказалось смертельным диагнозом..."
Вероника Боршан # 14 июня 2013 в 23:14 +1
Хотелось написать красивый,умный и литературно выверенный комментарий...А получилось-сказать нечего.Где-то в сердце осталось.Глубоко.
Спасибо Вам!!!
Альфия Умарова # 15 июня 2013 в 08:52 0
Вероника, спасибо Вам большое,
что заглянули на этот непростой рассказ.
Об одиночестве писать всегда нелегко,
можно запросто свалиться на слезливый тон.
Я не уверена, что мне удалось эту грань не перейти,
хотя о причинно-следственной связи одинокости человека
сказать достаточно убедительно, на мой взгляд,
все-таки не очень получилось.