Рыбалка!

Рыбалка

(В. Исаков)

   Окно  квартиры было   раскрыто настежь.  Шторы,  стреноженные внизу  шнурами – петлями  цвета золота,  как  стреноженные копыта  коней   на лугу в «ночном»   по   изумрудной влажной  от вечерней росы траве,  рвались  из петель  на волю.   Но путы,  улыбаясь своими  величавыми кистями шнуров (гордость домохозяек)  не отпускали.  Голубоватый  дым  сигареты,  посмотрев на меня  с улыбкой,  мчался гулять   вверх  на небо.  Табак сигареты был влажный.  Огонек   с трудом  справлялся с табаком, иногда  засыпая  от усталости битвы  едва  тлея.  Но проходило время и  огонек,  с моей  помощью  расплавлял плечи  и жег табак с  наслаждением бойца, побеждающего в  финальном бою.

   Небо  было  голубое, глубокое, как  вода  моей реки   в тайге.  По небу под руководством  ветра  паслись барашками  белые  тучи, они еле перебирали  копытцами,  чинно поедая солнечные  лучи,  переходя от одного  к другому  лучу и так весь день. 

   Вдали   от дома стояла  сердитая   темная  туча: обиделась на меня.  Насупившись,  молчала в обиде   на то, что я не выхожу  на улицу, а ей хотелось так  окатить меня внезапно  теплым дождем, как  из ведра. Она всегда  меня заставала   врасплох,  даже хохотала   молнией и   кашляла громом от смеха, когда  ей  удавалось застать меня  без зонта.  Ветер, заметив  меня,  курящего в  открытом  окне приблизился и своей   теплой  лапой едва  коснулся  моего   плеча, а потом,  погладив  остатки моей шевелюры своей  доброй лапой,  медленно с грустью  пошел  погонять  тучи. Он вопросительно смотрел  на меня,  грустил вместе  со мной.

 Эх, мне бы на ночь,  чего  ни будь  доброго, вот хотя бы  попасть в сказку.  В сказку, где   идешь  по ночному  полю     по скошенной траве, а   стерня  умывает    сапоги слезами  расставания со мной  до следующего года.   Брести  к берегу реки,  не видя   земли  по облакам  ваты  тумана по пояс,  словно ангел по тучам  неба.    Туман  щитом  накрывал  траву  и  защитой вставал перед    прохладными    руками   ночи.  Он  зализывал   раны оставшимся травам  своим  нежным белым  языком  после  боя  со  смертельно опасными    металлическими  косами  людей, издающих  страшный  для слуха трав   звук  «вжик», криком,  идущий по всему полю резко и страшно.   А  сейчас ночью  скошенная трава  получила вторую  жизнь,  засыпая в своих новых  домах – стогах.  Трава  шепталась  запахами   лугов  тихонько между  собой, чтобы не   разбудить  ночь,  убаюкивающая  поле. 

 Стога, как  острова  стояли неподвижно  в волнах моря  тумана и  тиши ночи.  Траве  в стогах будет  до зимы   сниться  улыбка  любимого   солнышка и нежное  прикосновение  теплых ладоней   грибного  дождя. Они даже   меня убаюкивают  на верху стога своими  запахами, когда  надо  скоротать  холодную  ночь  на рыбалке.

   Мне бы  в сказку, где  можно  услышать томный   шепот  реки с поплавками   длинных удочек, стоящих,  как  часовой на часах по стойке смирно на станине. Удочки  спали, лишь изредка вздрагивая спросонок  кивая  гибкими  антеннами верхушек.  Но, внимательно глянув на поплавки, расслаблено  засыпали, тихо  вздыхая,  сетуя, молча на  рыбную мелочь,  пробующую червя под  одеялом  теплой  воды.       

  Мне бы  в  сказку, где в ночи  посмотреть на перевернутую  чашу ночного неба!  Небо  украшенного стразами   звезд и услышать концерт  кузнечиков, соревнующихся  между собой в умении  держать смычок.   

  Мне  бы в сказку,  где можно  лечь на траву,  широко  раскинув руки  и непрерывным взглядом  смотреть в бездну  темноты,  парить  между  звездами на  руках  - крыльях. 

  Мне бы  в сказку, где можно   присесть   поближе к рукам   горячего пламени костра,  поедающего с хрустом дрова  и выстреливая сучками в тишину  темноты искры,  ну, как мы  косточки вишни.  Над  пламенем костра  висело ведро,  почерневшее от дымных рук и  злого  вечно жующего  пламени.  Ведро, кинув свою  дужку, как  на руки  друзей на березовую   палку  между  рогатинами, плотно вбитыми в землю.   Ведро варило  в себе  уху, заглотнув  с устатку стакан водки.   Запах  ухи расползался  змеей  по полю и уходил  в лес к  логову волка. Тот, сглотнув  слюну, так,  что кадык  прошелся    поршнем по горлу  перевернулся   на другой бок, позавидовал мне.

    Мне  бы в сказку!

А  сейчас в эту минуту  мне  хотелось  уйти  с горечью  из этой  серой, убогой действительности, где    друг  решал   в   большой комнате  своей квартиры   судьбу! 

    На одной  стороне  унылой от происходящего  варварства комнаты  стояли чемоданы с  его одеждой, а  с другой стороны  мысленно проведенной  черты  посередине комнаты  лежал рюкзак с лодкой  и удочки.   Рядом с рюкзаком   весело играя между  собой,  в предвкушении рыбалки  веселились  червяки.   

Жена друга, воткнув  руки в бедра,  стояла с красной карточкой  в руке, будто   неумолимый арбитр, разгневанный поведением  игрока. 

Сейчас  решался  вечный вопрос: « Быть или не быть!».  Компромисса  ему  жена   не представила. 

  Она   приказным тоном  позвала меня за  лодкой и удочками  друга,  приказала громко на всю квартиру  забрать все снасти себе  раз и  навсегда!   По ее  разумению друг  больше  никогда  не  увидит сказки, как  беглый зек воли  в кутузке.   В противном случае  она приготовила  ему чемоданы.  

   Друг,  посмотрев на меня,  взял чемоданы в руки,  лодку  в рюкзаке на плечо,  кивнул мне и мы  пошли на совсем  из дома,  в сказку   избы  и рыбалки. Любимый  человек   перестал его понимать!  Она  ни разу  не пошла, посмотреть  сказку хоть одним  глазком. Жаль друга!

     Иногда  уважаемые  имансипэ,  надо  отпускать  своих мужчин в сказку  рыбалки или охоты!  Или  найдется та, которая  попросится  с ним  в эту сказку  запахов луговой травы  и  ночного костра, да  горячих  рук  пламени, варящих уху!