Рекс

 Фасад Сашкиного одноэтажного кирпичного дома, белого как кусок рафинада,   смотрел во внутрь  зелёного двора, который представлял из себя  фруктовый сад. С торца и сзади дома были небольшие стандартные окна, и только огромное трёхстворчатое окно из зала выходило на  открытую широкую  летнюю веранду, с которой был вход вовнутрь – сразу в большую кухню-столовую. Над  верандой  склоняли свои гибкие как змеи стволы  виноградник, который,   представлял из себя  конструкцию из покрашенной арматуры, образующей естественный зелёный навес из  пятипалых листьев. Мохнатые лианы согнувшись, тянулись дальше по шиферной крыше, поглощая потоки раскалённого солнца.  Между   широкими листьями свисали сочные гроздья дамского пальчика, к которому тонкими нитями пробивались солнечные лучи и растворялись в гроздьях, превращали их в  янтарь. Ещё неделю и весь   виноград, вобрав в себя цвет  солнца, приобретет  золотистый оттенок, и можно будет собрать  килограмм 250 – 300.

 В конце виноградника, возле стандартного металлического темно синего гаража стояла большая деревянная  будка, крытая листом волнистого шифера  с Рексом на цепи. В совхозе Рекс – первый «парень» на деревне – любого кобеля рвёт, правда непонятной породы - что то среднее между немецкой  овчаркой и волком. И охранник он незаменимый – ни кого не признаёт,  кроме  Санька.  Даже въезжая на машине во двор я не мог выйти – Рекс  рычал и скалил клыки, стоя с той стороны где я должен был открыть дверцу, пока хозяин не давал ему команду. Но и уходя, он зло смотрел на меня, хотя и знакомы мы с ним были несколько лет.  Он наверное догадывался, что с его хозяином я дружу давно, со школьной скамьи, но это ни как не касалось его службы – он был неподкупен.

Сижу я с Саней  как то  в конце августа, перед самым заходом солнца,  на деревянном топчане на  веранде, чай пьём, болтаем ни о чём и обо всём,  да гикончиков на стене разглядываем (это такие ящерки – сантиметров в пятнадцать  длинной), как они по отвесной стене бегают и комаров да бабочек ловят.  Вдруг возле будки раздался злобный рык и клацк зубов, за которыми последовал детский плач.

Саню, как ветром сдуло, я только взглянул через плечо и увидал, как он схватил на руки своего полуторагодовалого сына Антошку и стал рассматривать. У того в руке была куриная кость, которую он вытащил из миски Рекса, что бы её получше обглодать. Вот Рекс его и припугнул – такая у собак натура, всё должно быть по ранжиру. А кто он, этот маленький передвигающийся  вразвалочку мальчуган. Мало того что лазит где хочет, ещё из его миски, наглость набрался, еду таскает.  Саня, поставив в сторону Антошку, схватил черенок от лопаты, прислонённый к винограднику, и с размаху прошёлся по спине Рекса. Собака взвизгнула и скрылась в будке, звеня цепью.

Через минуту Антошка уже забыл о собаке, и сидел с нами на топчане, поглощая изюм, орешки и арахис в сахаре, забывая запить это всё чаем. Его грязные руки, пузо и щёки, делали его похожим на мультяшного героя, который пел песенку про картошку.  Деревенская жизнь явно ему нравилась, впрочем, другой он и не знал, хотя батя его,  мой одноклассник, родился и вырос в двух миллионном городе, среди панельных четырёх этажных коробок по шесть подъездов, по 40-50 домов на квартал, и нескольких десятков кварталов в нашем Чиланзарском районе.  

Надо сказать, что конец августа в Средней Азии – довольно жаркое время, и температура в тени порой достигает 42 – 45 градусов. И в такую жару все прячутся в тень или под кондиционеры.  Так и любая скотина и живность на селе стремилась в тень или к воде, которая текла вдоль дорог по мелким канавам, называемым здесь арыками.

Вырываясь из городской суеты, я приезжал иногда на несколько дней к Сане домой, как на дачу и с интересом и удовольствием втягивался в сельский труд – собирая урожай, перекрывая крышу, или помогая делать курятник на 500 бройлеров. Даже убирая из коровника навоз, я получал удовольствие, гладя телёнка, который  пытался в ответ лизнуть меня своим шершавым языком. Эти не привычные запахи, звуки от животных или сверчков в ночи, это низкое небо с огромными звёздами, рассматривать которые не мешали уличные фонари, погружало в другую жизнь и придавало силы и уверенность. Здесь ты чувствовал себя не одним из миллиона, а просто человеком, которому принадлежит всё, и ты за всё в ответе.   

На другой день к полудню, Саня вернулся с работы, и мы играли в длинные нарды, как вдруг услышали  причитания его жены – Светы. Она  как клуша  бегала по двору, огороженному со всех сторон хозяйственными постройками и мелкой сеткой,  и причитала. Из её слов мы поняли, что Антошка пропал.

Сначала восприняли это не серьёзно – ну куда он денется, здесь же не город. Потом посмотрели в открытую навозную яму, свинарник, и стали то же обшаривать каждый угол двора – даже курятник. Дома заглянули под каждую кровать и  под ванну, и в ящик с бельём, в шифоньер, и за холодильник – нет нигде его.

Света со старшей пятилетней дочуркой - светловолосой и худенькой Оксаной в коротеньком сарафанчике и сандалиях  выбежала на улицу и стала опрашивать соседей. Но ни кто – ни сном, ни духом. Лицо у Сани перекосило,  играли жвалки – было видно, что он сильно нервничает. Глаза от злости превратились в щелочки. Он не знал где ещё искать.

И тут его взгляд стал прощупывать каждый метр двора, и даже стволы деревьев, как будто полуторагодовалый  пацан,  мог залезть на грушу или айву. Его взгляд остановился на Рексе, который привязанный  цепью к будке не мог дотянуться до тени и лежал, прикрыв глаза на раскалённом асфальте у гаража, поджав под себя лапы.

Странно, подумал я и переглянулся с  Санькой. Очевидно, мысль посетила нас одновременно.  В такую жару, Рекс обычно прячется в будке.  Подойдя быстрыми шагами к ней, Саня нагнулся, и заглянув в неё,  запустил вовнутрь руку.  Через мгновенье он вытащил из будки спящего Антона. Рекс посмотрел виновато в Сашкины глаза и слегка вильнул хвостом. Как только мы отошли, он залез в будку.

  С тех пор, я ни разу не слышал, что бы Рекс  зарычал на кого-нибудь из Сашкиной семьи, хотя я не знал ни одного человека из совхоза, который решился бы пройти мимо него в дом, или выйти со двора. Нам городским жителям порой тяжело понять, что подтверждать своё право быть хозяином, иногда необходимо черенком от лопаты. Иной скажет, жестоко, собака друг человека. Да наверное.  Зато это срабатывает – как японские часы, чётко и надолго.