Разрешение на эксгумацию

            Жара стояла такая, что в кабинете участкового мухи летали черные от загара. Открытые окна не добавляли ни капли прохлады. Лейтенант Семенов уже час вел беседу с пенсионером Фадеичем. Все его попытки объяснить, что он не знает, кто может решить вопрос старика, разбивались о непоколебимое мнение: «Ты же власть, значица все могешь».

            — Нет, сынок пойми, ежели ты дашь мне бумажку с разрешением, то я сам все сделаю. Начальник кладбища без бумажки не разрешает, — старик заглянул в свое заявление и прочитал по слогам, — экс-гу-ма-цию гражданина Петрова. Ну, то есть, дружка моего Степаныча. Ты наверно не понял в чем дело. Так я тебе еще раз расскажу.— Участковый махнул рукой и потянулся к графину с водой.

            — В прошлом годе нам пришла бумага, что нужно поменять ветеранские корочки. А тама нужна фотка новая. Мы, со Степанычем, приоделись, ордена повесили и поехали в город фотографироваться. Посмотрели мы потом на фотки, в гроб кладут краше. Щеки впалые, носы заострились — жуть. А парень-то, который нас снимал и подсказал, что если бы зубы у нас были или протезы на худой конец зубные, то и смотрелись бы мы по-другому. Пошли мы в клинику зубную. Встретили нас хорошо. Посадили в кресла, посмотрели и сказали, что за неделю сделают в лучшем виде. Но когда сказали цену,  мы оторопели, а они говорят, что это еще со скидкой, как ветеранам. Сидим рядом с клиникой, горюем, и тут к нам подходит мужичок в белом халате и предлагает помочь за небольшие деньги. Вам говорит, сфоткаться надо, так я помогу. Приходим мы с ним в кабинетик небольшой, он из шкафчика достает коробку, а там у него протезов этих, целая куча. Посадил он нас стулья и давай примерять. Они на присосках, так что держаться во рту, не выпадают. Он оказывается зубным техником работает, и это у него вроде как бракованные. Жевать ими нельзя, а сфоткаться — самое то. Поторговались маленько и один набор взяли. А зачем нам два? Корочки ветеранские получили, порадовались. Такие ладные, помолодевшие. Домой когда приехали, Степаныч зубы нацепил и впереди меня по деревне идет, бабы ахают. Люська даже ведро в колодец уронила. Стали мы их по очереди носить. День он, день я. В магазин стали ходить порознь. Танька-продавщица в долг стала давать товар, до пенсии. А Люська-стерва когда в городе была, узнала, сколько такая красота стоит, раззвонила по деревни, что мы «куркули богатые» и денег у нас немерено. Бабенки наши стали по вечерам зазывать на «рюмку чая». И тут меня лихоманка прихватила. Фельдшерица в город, в больничку отвезла, а Степаныч возьми, да помри. В больницу позвонили, но врач запретил мне говорить. Слаб я тогда был. Из города родственники приехали, по-быстрому закопали и уехали. А он в тот день с протезами был. Его так с ними и похоронили. Вот и что мне теперь делать? Денег у меня на новые нет, а ему они уже не нужны. Помоги сынок, будь человеком. — Фадеич вытащил из кармана смятый платок, высморкался, вытер глаза и вздохнул.

            — Дед, для эксгумации нужна причина. Допустим, есть сомнения в причине смерти. У него в заключении написано, что он умер по старости, а не по причине чужого умысла или несчастного случая по вине третьей стороны.

            — Давай я напишу заявление, что он умер от Люськиного самогона. Она ежели на продажу гонит, то куриный помет добавляет. Мужики утром на стенку от головной боли лезут. Все мужики подпишут, да и бабы тоже. Она им цену сбивает. И тебе зачтется, и людям хорошо.

            — Мне зачтется так, что звездочки полетят. Я когда последний раз приезжал, то все в один голос кричали, что гоните только для себя понемногу. И на протирки разные, с травами, от ревматизма. А теперь получается, что всей деревней гоните на продажу. То есть, я не провожу никакой работы с населением по антиалкогольной программе.

            — Ну, дык, никак что ли? — дед печально опустил голову.

            — Ты, Фадеич, езжай домой, а я позвоню начальнику кладбища. Поговорю с ним, может он, что и присоветует. Клиенты там у него неразговорчивые, если что болтать не будут. И ты язык за зубами,— участковый усмехнулся, — то есть молчи пока. Я тебя найду потом.

Когда дед ушел лейтенант закурил, пробормотал: «Ну, зачем мне это надо?»

Увидел в окно семенящего к остановке деда и достал из кармана телефон.