рассказ «СКРИПАЧ».
Крымская жара за день «устала» и вслед за солнцем, «с мокрым и холодным полотенцем у лба», неторопливо поспешила за горизонт.Уставшие отдыхающие после моря, с полными целлофановыми пакетами, возвращались с местного рынка в своё «снятое» за «европейские цены» жильё. В нём, кроме доперестроечной панцирной сетки у кровати, тумбочки, стола, стула, чёрных волосатых пауков и ежедневных перерывов в подаче холодной воды, ничего "особенного” больше не было.
Крымский сервис "местного разлива” с успехом представлял и богом забытый древний посёлок Симеиз. Это один из посёлков, который оказался "ближе всего к Америке”. На крыше одного очень старого дома на фасаде стоит статуя Свободы, может копия, а может, и нет, только меньшего размера. Это, наверное, ещё от древних греков осталось. Одним словом, жители всего посёлка Симеиз очень любят статую Свободы, правда, особенно, это касается "свободы цен” в летний сезон.
Вечернее время в этом местечке было "отдано разврату” по полной программе. Кафе, дискотеки, пьяные оргии с танцами полуобнажённых девиц на пластмассовых круглых столах, потихоньку перетекали в ночную постельную одиссею со своими крымскими сказками, любовными легендами и интригами. Одинокие, то ли от пустоты души, то ли от непонимания продажной любви, отдыхающие спускались не спеша от вокзала и ящичного фруктово-кислого и липкого рынка в сторону старой мечети – дворца и дальше вниз по извилистой, прячущейся среди зелени, дорожке к горе "Утёс".
Гора эта довольно высокая и сильно выступает одной своей стороной в море, где в тихой и приятной голубой бухте, на берегу моря громыхала "расслабляющая” музыка ночного кафе – ресторана. Пьяная и разгульная молодёжь с пирса прыгала в воду с визгом, разгоняя маленьких ночных крабов от их заслуженной мусорной трапезы.
За Утёсом, в сторону посёлка Фарос, собирались нудисты с нетрадиционной своей любовью к курортному "голубому салу”, со своими обкуренными травкой "устрицами”, чёрными, рыжими, красными, с перламутровыми створками и с микрофонами в ушах.
К трём часам ночи многие после такого отдыха, брели, ковыляя и спотыкаясь к своим скрипучим и уже рыжим от регулярного мочеиспускания панцирным кроватям.
Редкие ночные лампочки на столбах, тускло освещали последним из "могикан" дорогу к домашнему "стойлу". Какая разница – где ночевать? Главное, чтобы за "европейские цены" и чтобы непременно с улыбающейся хозяйкой "хохлушкой", со сверкающим "магаданским золотым прииском" во рту!Чёрная бархатная ночь, как глаза крымских мусульманок, накрыла посёлок Симеиз своей небесной беззвёздной тишиной, и "музы", после прозаического посещения салона красоты, вышли на охоту за творческой интеллигенцией.
В это же время, тихо и понуро, держа в левой руке за ручку скрипичный кофр, в ситцевой рубашке без рукавов и в шортах, брёл по дороге, не спеша, худенький мальчик.
При ночном свете одиноких фонарей, через раз, он казался миниатюрным красивым принцем или пажом, который переносит чей-то музыкальный инструмент. Косолапя в сбитых от камней сандалиях, он направлялся вниз по дорожкам к морю, которые, как дождевые ручейки устремлялись к главной аллее, ведущей в темноту зелёного сквера, к ласковому и сказочному морскому плеску волн.
Мальчик дошёл до летней концертной площадки. Тусклое и неприветливое освещение внутри площадки лениво упало на часть лица мальчика, когда он ухватился своими тонкими и длинными пальчиками за покрашенные зелёной краской вертикальные палки забора и прислонился к щели. Он стал жадно и мечтательно смотреть на деревянную сцену и лампочку с металлическим зонтиком, которая округлым жёлтым пятном-зайчиком лежала на сцене летнего подиума.
Что-то свершилось, потому что мальчик выпрямился и стал быстро перебирать руками штакетник забора, как будто считая их, одновременно продвигаясь вдоль площадки. Одна из досок поддалась, не сопротивляясь, образуя небольшую дыру в заборе. Он быстро возвратился за оставленным стареньким своим скрипичным кофром, и, взяв его, вернулся через несколько минут к отверстию в заборе, оказавшись внутри "желанного объекта”.
Ряды старых скамеек для зрителей тёмными горизонтальными полосами располагались ровными пустыми рядами перед деревянной, овальной сценой "в ожидании артистов”. В полумраке худенький мальчик, прижав руками старенький кофр к груди, медленно и тихо продвигался вдоль сцены, всё время глядя в центр, как будто там кто-то был, дошёл до противоположного конца, где располагались ступеньки. Поднялся по трём скрипучим ступенькам и вот он стоит, освящённый одной лампой, под тёмным овальным куполом.
Это был его первый в жизни выход на сцену, хоть и местного значения, но самый главный и такой желанный.Столько раз он мечтал об этом во сне и вот, наконец, его мечта сбылась! Лицо мальчика засветилось белоснежной улыбкой, он ещё крепче прижал свой, самый лучший на свете, кофр к груди и взглянул своими большими карими глазами с ресницами, как вёсла у большой корабельной шлюпки, в глубину тёмных и пустых зрительских рядов, утопающих в тени многочисленной листвы деревьев и высоких кустарников.
Он долго смотрел в никуда, как будто что-то вспоминал хорошее и доброе. Это было видно по его лицу с мягкими тонкими губами, по уголкам и суженным улыбающимся мусульманским глазам. Крымская бархатная ночь, поддерживая волшебное равновесие, между щупленьким мальчиком с прижатым стареньким кофром к груди и обвораживающей тёплой и пахнущей морем тишиной, располагала к какому-то действию, к поступку...
Мальчик положил аккуратно кофр на канцелярский старый стол, что стоял в глубине сцены, открыл его и погладил своими длинными пальцами скрипку. Потом достал бережно смычок и спокойно, медленно, с открытым и мягким взглядом, вышел в центр сцены, с осторожностью ступая по слегка пыльным ровным доскам пола.
В этот момент тишина замолчала в ожидании чего-то жуткого или загадочного, которого она никогда не видела и не слышала за всю свою праздную жизнь в посёлке Симеиз.
Привычным движением мальчик принял позу скрипача, прислонил скрипку к основанию левого плеча, взял смычок в правую руку и мягким движением прикоснулся стареньким смычком к струнам. Осязая теплоту и любовь великого мастера, скрипка очень уютно себя чувствовала, прислонённой к худенькому плечу.
Он закрыл глаза, и заиграл. Зазвучала очень нежная и тихая мелодия, которая с ненавязчивым и тёплым звуком стала проникать вглубь зрительного пустого зала.
Под лёгкий шум листьев деревьев и кустарников, мелодия продолжала звучать над всем небольшим участком земли вдоль берега моря и ближними домами, над ещё не успевшими заснуть отдыхающими. Движения руки и кисти его были по-кошачьи мягкими и плавными, как у профессионалов, и даже маленький оттопыренный мизинец на конце смычка. Это было так органично переплетено со звучанием скрипки, что они стали одним целым: мальчик, скрипка, смычок и чёрная крымская ночь.
Хрупкая чёрноволосая головка юного скрипача, острым подбородком, нежно и крепко поддерживала скрипку. Всё его тело очень хорошо чувствовало тепло скрипичного вишнёвого лака и материала, из которого была изготовлена скрипка, создающая очаровательное музыкальное звучание.Эта мелодия плавно расплывалась в гуще разнообразной крымской листвы и с морским ветерком, по всей местной зелёной округе, попадала в самые укромные и затаённые места садов и скверов. Создалась некая богемная музыкальная аура, которая не так часто бывает, даже в больших музыкальных залах театров.
Мальчик играл на скрипке уже минут пятнадцать, вдохновенно и талантливо, вкладывая в произведение всю нежность своей души, которая так долго пряталась в укромных уголках его сердца и мечтала вырваться на просторы "в свободный полёт”, пусть пока и местного, пустого от зрителя зала.
Детские слёзы радости и счастья, в тёмном свете одинокой лампочки на сцене, сверкали в глазах мальчика, как маячки морских судов в море, когда он моргал от волнения. Тишина окружающей листвы местами шевелилась от лёгкого дуновения морского ветерка, как в московской консерватории вовремя концерта.
Он закончил играть, опустил скрипку со смычком и посмотрел в зелёную и тёмную глубину зрительного зала. Поклонился несколько раз пустому залу и опять, очень добрыми и счастливыми глазами взглянул в зал со сцены.
Мёртвая, тёмно-зелёная тишина, висела в воздухе всего несколько секунд и вдруг с моря налетел сильный порыв ветра, который растревожил своей стремительностью окружающею местную листву и что началось…
Появились в молочной пелене, пригнанные порывами ветра с моря, низкие чёрные тучи.
Молния, колючей электрической яркой дугой, опоясала небо, и грянул проливной тёплый дождь. В отблесках молнии и дождя, тёмно-зелёная листва вокруг заблестела глянцем на всех деревьях, независимо от высоты престижа и породы. От разнообразной цветной палитры листьев, ещё более усилилась яркость, повторяющихся в небе молний. Всё вокруг ожило, зашумело и засверкало в дождливую тёмную ночь, как на дискотеке.
Мальчик стоял и улыбался, как будто знал, что это природное знамение в честь его торжества над собой и его превосходного исполнения личного произведения для скрипки без оркестра. Он видел, как весь "зелёный авторитет” сквера рукоплескал зелёными ладонями веток и свистел в лиственной галёрке ветер с моря, от восхищения его игрой. А листья даже плакали от восторга во время этого чувственного дождя.
Некоторые стонали от измождения его музыкой и падали с деревьев вниз в мокрую, тёплую траву, а ветер подхватывал их и вновь поднимал ещё выше, чтобы продолжали рукоплескать маленькому талантливому и смелому чёрноглазому мальчику.
От смущения он покраснел, но прямо и благородно стоял на сцене. После очередного порыва ветра и отблеска молнии, он несколько раз ещё поклонился зелёным мокрым зрителям и улыбнулся.
-Я знал, я был всегда уверен, что именно так будет. Именно так. Иначе и быть не должно!.
Стоял и думал, улыбающийся худенький мальчик-скрипач, глядя на всё это зелёное буйство восторга в его честь. Он понимал, что никогда больше не увидит такого триумфа в своих выступлениях, в какой бы престижной консерватории он не выступал, и слёзы радости текли по горячим худым щекам.
Он ещё долго стоял под аплодисменты местной листвы больших деревьев, которые своими скрипучими голосами от ветра среди этой зелёной массы выкрикивали: -Маэстро, браво, молодец!.
Это продолжалось минут десять, и всё также быстро и неожиданно успокоилось, как и началось. Порывистый ветер убежал дальше, вместе с дождливыми тучами в сторону северо-запада. Отблеск одинокой тусклой лампочки, всегда завидующей молнии, бледно отражался в небольших лужах между скамеек для зрителей, а в глубине концертного местного зала его уже не было видно.
"Юное дарование" ещё раз поклонилось пустому залу. Затем мальчик подошёл к канцелярскому столу, где лежал кофр от скрипки, и положил в него, погладив нежно ладонью, свою скрипку со смычком. Спустился вниз по скользким ступенькам сцены на землю.
Пролез обратно через дыру в заборе и, в уже успевших намокнуть сандалиях, тихо пошёл вверх по дорожке в сторону дома, под редкие уже аплодисменты говорящей листвы.
Он знал, что сейчас любимая мама работает в ночную смену на местной хлебопекарне и дома его будет некому ругать за такое позднее возвращение, они живут с мамой одни.
У отца другая семья в Москве, он преподает в музыкальном училище при Московской консерватории.
- Если бы он только знал, какой я талантливый и как я его люблю! – думал мальчик.
©Александр Умяров. 2010
Помочь сайту
Поздравления
