Прошлое нельзя изменить

           Побродив всласть по горам, я стоял на невзрачной остановке у села Перевальное, ожидая автобус. Ожидание затянулось. Мне было скучно и я, чтобы скоротать тягостное ожидание, заговорил с подошедшей женщиной. Пожилая, сухонькая, она напоминала нахохленную, никому не нужную птичку. Но от прозвучавшего в ответ на мое приветствие - «Здравствуйте», меня бросило в дрожь. Холодный озноб пробежал по телу, вызвав в нем неясную и необъяснимую вибрацию. А женщина, остро взглянув на меня, вдруг спросила:

        - Как тебя зовут, милый?

        Я назвался.

        - А фамилия? – снова спросила она. Услышав ответ, она вздрогнула и отвернулась. Но через несколько минут повернулась ко мне:

          - Скажи, - в голосе её явно звучали нотки тревоги, - а ты был на полянке, где три камня, как надгробие лежат?

         - Был, - ответил я. Полянка эта находилась на последнем спуске, была она маленькая и уютная, словно специально оборудованная для отдыха. Но, присев на камень, я почувствовал какую-то неясную тревогу. И была она настолько осязаемой, что я быстро собрал свой рюкзак и ушёл. Вот это я и сказал.

         И вдруг женщина заговорила срывающимся от волнения голосом:

         - Выслушай меня сынок! Разреши с души камень снять!

         Онемев от неожиданности, я только кивнул головой.

***

          Она любила охоту. Любила прятаться в камнях, выслеживая дичь: лис, зайцев, куропаток, вспархивающих внезапно из зарослей кустов. Вспугнув животное, долго гоняла его по степи, обессиливая, а потом направляла к замаскированной ловушке: силок, западню. Редко стреляла из оставленного дедом Платоном ружья, не любила громким зуком нарушать тишину природы. Кроме охоты, ей нравились горячие гонки на лошадях и рыбалка. Уходила подальше от села ещё с вечера и утром почти всегда возвращалась с уловом крупных, пахнущих морем бычков.  Иногда в степи появлялись волки. Тогда в Уле происходили поразительные перемены.Большие карие глаза сужались и в них появлялось зеленое свечение, как у кошки в темноте. Алексей, её жених, в такие дни старался не попадаться ей на глаза. Что-то настораживало его в этой, похожей на звенящую струну девушке. Но это была лишняя предосторожность. Ушедшая в себя Уля, не замечала исчезновения жениха, более того, внезапно встретив, могла пройти мимо, словно он был  пустым местом.

          Высокая и статная рыбачка Вера Антоновна, всеми уважаемая его мать. заводила порой бесполезный разговор:  "Лёшенька, посмотри на эту дикарку, не пара она тебе, не пара! Измучит тебя эта девка и бросит ради какого-нибудь уголовника."

          Но Алексей, обычно послушный и терпеливый к нравоучениям, подобные разговоры не выносил. Он молча поворачивался и уходил. И долго потом над побережьем плыли печальные звуки свирели. Его любовь к диковатой, молчаливой Уле удивляла всех. Был Алёша худощавым, но статным и пригожим, умом пошёл в мать и уже сейчас к нему, едва переступившему двадцатилетний порог парню,  обращались за советом суровые, просоленные морскими ветрами рыбаки. А крепкое хозяйство, оставленное отцом, бывшим председателем рыбколхоза, привлекало внимание многих женщин. И не только из  их деревни. Вера Антоновна не оставляла без внимания ни одну потенциальную невесту, стараясь устроить судьбу своего единственного сына как можно лучше. Она, учитывая его редкую ответственность за свои поступки, отбирала девушек с мягким, уступчивым характером и домовитых. Но её любимый Лёшик на них даже не смотрел. Отчаянная и смелая Уля своей точённой фигуркой, бронзовым загаром, упругой грудью и пахнущей ветром кожей, словно приковала парня к себе.

          В том, многим запомнившемся послевоенном  году, стояла небывалая засуха. Потрескавшаяся земля не могла напоить даже корни сильных многолетних деревьев. Листья на них к концу лета начали жухнуть и желтеть, а в огородах от солнца выгорело всё: картошка, свекла, фасоль, даже лук и земляника. Людям грозил голод. Надежда была только на то, что их прокормит море. Одна Уля, словно не замечала всеобщей тревоги. Несмотря на то, что охота летом была запрещена, она по-прежнему уходила на полуостров ещё до рассвета и появлялась поздно вечером,  Верный Лёша всегда ждал её у причала, куда сбегала с ближайшего холма степная тропинка.

           Здесь он и познакомился с Тоней, художницей, приехавшей к бабушке в село отдохнуть от городской суеты и порисовать с натуры морские пейзажи. То ли горячие закаты над морем,то ли нежный румянец девушки, загоравшийся на её щеках при виде статного парня, так на него подействовали, но однажды они встретили рассвет на причале вдвоём.

          Солнце ещё не встало. Одинокие облака, отрываясь от туманной, слившейся с морем дымки, медленно наливались розовым светом, соперничая с разгорячёнными щеками счастливой девушки, на плече которой лежала рука Алексея. Забытый мольберт одиноко скучал на продрогшей траве возле камня, приютившегося в начале тропы. А рядом с ним стояла Уля, судорожно сжав на горле руки...

         Когда Уля внезапно увидела Алексея, обнимавшего уже примелькавшуюся в селе художницу, её горло, словно петля перехватила. Боясь закашляться, она обхватила его руками, и застыла, не имея сил ни уйти, ни приблизиться к счастливой паре. У ног лежала сетка с ещё живой, трепещущей рыбой.

           -Ха-ха, ха-ха-ха - захохотала чайка над причалом. Резкий, неприятный голос птицы, вестницы несчастья, привёл в чувство замершую девушку. Вздрогнув, она резко повернула обратно в глубь чаши любимого ею полуострова. Не замечая красоты уже разгоревшегося рассвета, шла вдоль затенённых, ещё не проснувшихся бухточек без мыслей, без чувств. Только сердце ныло,как ноет больной нерв... слепо, изматывая душу. Сетка с рыбой так и осталась лежать рядом с мольбертом.

          А у кромки моря двое прощались и никак не могли расстаться.

          -  "Уходи, уходи, - шептала Тоня, обжигая висок Алексея короткими поцелуями. - Я хочу немного порисовать, хочу хотя бы в картине навсегда сохранить наше утро!"

    Её горячие ладони слегка оттолкнули снова потянувшегося к ней парня, оказывается остро тоскующего по нежности и чуткости девичьих рук. А Тоня была именно такой. Милая девочка, светлоглазая, нежная,трепетная...

    Она и обнаружила, брошеннуя  рядом с мольбертом сеть.  Долго сидела потом на вершине небольшого холма, наблюдая, как море  медленно выходит из тумана, набирая синеву. Мысли, одна противоречивее другой, лихорадочно проносились в голове: светская жизнь в столице, творчество, заброшенность бабушкиного рыбацкого села, тёплое, сильное плечо Алексея под щекой, Уля, бабушкины рассказы о ней...Ульяна  была сиротой.

   А через час...

          - "Бабушка, я уезжаю," - кричала Антонина глуховатой Матрёне, лихорадочно собирая вещи. Та, всё понимая, потому что в селе новости разносятся быстрее ветра, только тихо плакала в ответ. Ей было жалко и внучку и Улечку, рано оставшуюся без родителей. Матрёна частенько подкармливала её в детстве, позволяя играть во дворе столько, сколько хочется малышке.  Платон, её дед, растил малышей сам, он рано остался вдовцом. Его смешливая Анфуся, не смирившаяся  с потерей сына, погибшего вместе с женой в Аджимушкайских каменоломнях во время войны, через год после их гибели тихо ушла из жизни, оставив мужу троих внуков. Будучи страстным рыбаком, Платон большую часть времени проводил в море, оставляя внуков дома одних. Никто его не судил. Прошедшая война, унёсшая миллионы жизней, научила людей быть снисходительными друг к другу.Трудное это было время: послевоенное, голодное. 

         В этот день Тоня так и смогла заставить себя уехать. Ей хотелось ещё раз увидеть Алексея. Но вечером Алексей не пришёл. А ночью пошёл дождь.

           Дождь лил всю ночь и к утру автобусное сообщение на дороге между рыбацким селом  и районным центром было прервано. Мост, перекинутый через балку, затопило. По улицам села  бежали потоки воды, сбегая к морю, темному и грозному от нависших над ним тяжёлых туч, непрерывно сеющих дождем. Через три дня был затоплен и перешеек, соединяющий крохотный полуостров с материком. Село оказалось отрезанным от всего мира. Но эта трагедия была меньшей по сравнению с той, которая постигла соседний аул. Аул был затоплен полностью. Его жители, захватив с собой нехитрые пожитки, разместились по домам рыбаков соседнего, выше расположенного над морем села. Одна из семей поселилась  у Тониной бабушки Матрёны.Тоня, измучившаяся тем, что от Алексея не было вестей, помогала переносить с повозки беженцев нехитрый скарб, в основном одежду, не подозревая о том, как круто изменяется в эти минуты её судьба.

          На следующий день дождь начал стихать. В центре села на двери магазина появилась табличка, оповещающая сбор колхозного собрания для обсуждения создавшейся ситуации. Матрёна, уставшая от суматохи, попросила внучку сходить на собрание вместо неё. Тоня охотно согласилась. Она надеялась встретить в клубе Алёшу.Так и случилось. Но он был не один. Рядом с ним сидела Уля. Словно почувствовав взгляд соперницы, Уля оглянулась и глаза её вспыхнули зеленоватым светом. Она быстро отвернулась.  Алексей ничего не заметил.

         Униженная, оскорблённая в своём первом чувстве, Антонина не стала задерживаться в зале ни на одну минуту. Выскочив за дверь, она быстро пошла к морю. Притихшее после дождей, оно плескалось почти у ног. Низкие волны мягко наплывали на берег и бесследно таяли, оставляя белую кромку на песке. Справа проступали невысокие прибрежные скалы. Пахло водорослями и полынью. Сумрак сгущался и на небе начали появляться первые звезды. Но девушка не замечала окружающей ее красоты. В душе, сгорающей от ревности, не осталось места для художницы. И снова перед ее глазами проносились картины из прошлой жизни, но сердце уже было глухо к чужим бедам и невзгодам.

            - Я тоже хочу быть счастливой!!! - едва не закричала она вслух...

             - Тоня!

              Девушка резко обернулась. Рядом стояла Клеопатра, женщина временно поселившаяся у ее бабушки. Её чёрные глаза казалось проникали в самую глубину обиженной души девушки.

            - Можно мне побыть с тобой? - спросила Клея и добавила: Что-то скучно одной на берегу стоять. Сыро, ведь, не присядешь.

            - Можно, - механически ответила Тоня, больше всего желавшая сейчас остаться одна. Впрочем, через некоторое время она перестала замечать присутствие человека рядом с собой. Клея как будто растворилась в пространстве.  Даже дыхания не было слышно. Только неясный силуэт на фоне посветлевшей воды выдавал её.Так прошёл час, а может и больше. Наконец, Тоня, вздохнув, обернулась и обнаружила, что женщины рядом нет. А тишина, опустившаяся на село вместе с темнотой и прерываемая только редким лаем собак, почему-то вызывала тревогу. Испуганно оглянувшись вокруг, девушка торопливо направилась к бабушкиному дому, едва видневшемуся за раскидистой сосной и не сразу заметила стоящего у калитки человека.

           -  Лёша!...

           Но это была Уля.

          - Уезжай, - коротко бросила она - Уезжай, не вводи в грех.

         В руках соперницы Антонина увидела ружьё. И только сейчас она поняла, что никому добровольно Алексея не отдаст. И все её колебания растворились, как волны в песке.

           - Нет! - закричала она. - Нет! Это ты уходи! Не пара вы с ним, не пара! Он меня любит! Меня!

          Уля сверкнула зеленым светом глаз, ясно видимым в темноте, и ружьё в её руке ахнуло.

          - Я тебя предупредила, - обожгла она соперницу горячим дыханием и тотчас исчезла, словно бесшумно прыгнула в темноту.

          А двери дома уже распахнулись и кто-то сильный обхватил за плечи кричащую, рвущуюся из рук девушку.

         -Тонечка, Тонечка, опомнись! - через кровавую пелену, застилавшую глаза, наконец, пробился к ней голос. И Тоня увидела перед собой лицо Алексея. Слёзы потоком потекли из её глаз.

         А ночью, когда она уже спала, успокоенная словами любимого, пообещавшего, что у них всё будет хорошо, её разбудила Клеопатра.

         - Тихо, - прошептала она, прижав палец к губам. - Иди за мной.

          Тоня, пошатываясь, вышла за дверь прямо в белое свечение полной луны. Что было дальше, она никогда никому не рассказывала, да и не могла рассказать к кому обращалась в своих молитвах Клея, что ядовитое жгла в медной чаше и зачем посыпала пеплом следы у ворот.

          Вскоре вода начала спадать. Раскисшие дороги подсохли  и  связь с материком наладилась. К тому времени Алексей переселился в убогий домишко Матрёны, сделав предложение руки и сердца Антонине.  Вера Антоновна радовалась его выбору, тому, что он будет жить в городе и не нужно ждать его с рыбалки, как всю жизнь ждала она его отца, вглядываясь заплаканными глазами в бушующие волны во время внезапных бурь.

            А Тоня души в Алёше не чаяла. Забросив краски и мольберт, готовила, стирала, мыла, чистила бабушкин дом, встречала Алексея на берегу, радуясь его возвращению с рыбалки. А он, ставший угрюмым и неразговорчивым, казалось только терпеливо принимал её любовь. Но ночью он совершенно менялся. Становился страстным и  ненасытным, жадно требуя всё новых и новых ласк. Уезжать в город он не торопился. Да и не лишними были в селе руки молодого сильного мужчины. Засушливое лето и осенний разлив заставили заниматься рыболовством всех мало-мальски пригодных к этому делу людей. Селу грозил голод и рыбаки подкармливали всех желающих, раздавая рыбешку - мелочевку. Люди приучились ждать их на берегу у костра, на котором висел котёл с уже готовым кипятком. Всеобщая уха не одного человека спасла тогда от голодной смерти. Иногда сюда приходила и Уля. Голод смирил даже её гордый нрав. Здесь и встретилась она, однажды, с Алексеем. Молча посмотрела на его осунувшееся похудевшее лицо и, оттолкнув протянутое им ведро с рыбой, прошла мимо.

          После того, как Алексей уехал, она заболела. Сильная, выносливая, цветущая девушка таяла на глазах. Никто не верил, что она действительно больна. Односельчане связывали её состояние с любовными переживаниями. После отъезда неверного жениха в селе посудачили-посудачили, да почти и забыли эту историю. Только жалели потерявшую здоровье девушку, встречая её на улице. А потом заболела Матрена. Хотя поставленный врачами диагноз был неутешительным, она, все же, решила лечь в больницу в том городе, где жила её внучка. Соседи видели, как перед  отъездом она остановила проходящую мимо Улю и долго о чём-то беседовала с ней на лавочке во дворе. О чём у них шёл разговор, никто так и не узнал. Матрена умерла в городе во время операции. Сердце не выдержало анестезию. А Уля неожиданно окрепла.  Конечно, те, кто из любопытства следил за этой историей догадывались, что Матрена открыла девушке тайну семейной жизни своей внучки. Многие в селе знали, что счастье обошло эту пару стороной. Хотя Алексей женился на Антонине, вроде, по любви, но, говорят, что вскоре стал он погуливать от молодой жены. Да и детей у них не было. Всё выкидыши, да выкидыши.

          А вскоре и Уля уехала из села. Она поселилась в горах.

***

          Женщина помолчала.

           - Тогда,ослеплённая  любовью, я ничего не замечала. Сдержанность и холодность Алёши объясняла  тем, что у нас нет детей. Не сразу поняла, что увлечение его путешествиями связано с другой женщиной. Чужие люди раскрыли мне глаза. Они же и подсказали, где искать мне своего неверного мужа.Только напрасно я Улю винила. Не с нею шастал по горам Алексей. Уля только поселилась там, где можно было его встретить. Охотницей она была отменной и вскоре вычислила все тропы, по которым он любил ходить. Там они и встретились. Она, Алексей и Карина. Почему я оказалась там же и в одно с ними время, сама не знаю. Кто меня вёл? Чья рука направляла?

          Сгорая от ревности, я однажды  села в электричку, на которой отправлялся Алексей в горы, только в другой вагон. Он был не один. Рядом с ним шла молодая, высокая, красивая девушка поразительно похожая на Улю. Я наблюдала за ними из тамбура. Алексей дремал ,откинувшись на спинку сидения, на его плече покоилась рыжеволосая девичья головка. Вышли мы на одной из промежуточных станций. Я незаметно прошла за угол ближайшего здания и как только определила в какой автобус они сели, тотчас взяла такси. Таксист оказался смышлённым, быстро разобрался, зачем мне нужно придерживаться автобуса на остановках и высадил меня в начале тропы, по которой уже поднимались Алексей с незнакомой мне девушкой.  Стараясь идти бесшумно, я шла, ориентируясь на их голоса. Лес да извилистая крутая тропа словно специально помогали мне остаться незамеченной. Определив, где они остановились, я спряталась в кустах.

          Внезапно замолчав, женщина стала вытирать покатившиеся по лицу слёзы.

          А потом появилась Уля с ружьём, - продолжила она рассказ. - Карина,так звали ту девушку, почуяв что-то неладное, испуганно смотрела на незнакомку, смело направившуюся к Алексею. А тот застыл на месте, не сводя с Ули взгляда. И такая любовь стояла в его глазах!

   Зтот взгляд и увидела Карина. И правильно его поняла. Я видела, как мгновенно она выпрямилась и, бросив Алексею короткое "негодяй", бросилась бежать в сторону дороги. Её рюкзак так и остался лежать на траве. А Уля с Алексеем присели на подвернувшихся им кстати камнях... тех самых, что ты видел... Лес вокруг этой полянки был густой, заросший кустарником  и мне удалось расположиться так близко от них, что я  отчётливо слышала разговор.

         Она снова ненадолго замолчала, вглядываясь в только одной ей видимое пространство и, продолжила глухим бесстрастным голосом:

         - Любили они друг друга. Вот об этом и говорили, взахлёб, вперемешку со слезами и поцелуями. Недолго я их слушала. Ослеплённая ревностью бросилась к ним, ломая кусты и не чувствуя боли  поцарапанных рук. На краю полянки  поскользнулась на мокрой траве и, падая, почувствовала под рукой ружьё. 

        Женщина помолчала и добавила почти буднично: «В городе я выросла. В тир иногда ходила для разнообразия. Там и научилась стрелять. Алексея я убила сразу. А Уля, бросившись ко мне, успела схватиться за ствол. Выстрел попал ей прямо в лицо».

         Поражённый услышанным я не шевелился.

          - Здесь они похоронены, на кладбище, в одной могиле. Хоронить их некому было. Вера Антоновна к тому времени умерла, а деда Платона давно уже в живых не было. Улиных братьев разыскивать никто не стал. Похоронами распоряжался сельский совет.

         Она помолчала.

          - А я каждый год езжу к ним в тот день, когда их не стало. А на той полянке ни разу не была.

          - Деточка,- вдруг горячо обратилась ко мне женщина, совершенно не учитывая, что перед нею сидит бородатый и уже успевший поседеть мужчина. - Посоветуй, что мне делать? Ничего в этом мире, оказывается спрятать нельзя. Я и не знала, что души их отмщения ждут. Карина-то в тюрьме вместо меня оказалась. Её рюкзак на полянке нашли. А там -  и вещи, и паспорт. Её и засудили.

              Правда, её родители нашли умного адвоката, который сумел доказать, что она могла убить только Улю и то неумышленно. Мол, после того как Уля убила Алексея, Карина, возвратившись на звук выстрела, увидела брошенное на траву ружьё. Она механически схватила его, как потенциальную защиту и в это время к ней бросилась Уля. В борьбе Карина нечаянно нажала на курок.

Так как срок ей дали небольшой, я за неё не переживаю. Не будет больше с чужими мужиками путаться. А за них страдаю. В церковь хожу, молюсь...

          - Только Бог отвернулся от меня, - добавила она тихо. - Молитва мне не помогает.

          В это время подошла маршрутка. Я, молча, направился к ней, а женщина так и осталась сидеть, сгорбившись рядом со своей потёртой сумкой.

          Через месяц, просматривая газеты,  я обратил внимание на броский заголовок: "Спасите мою душу." Начав читать, снова почувствовал знакомую вибрацию, волной прокатившуюся по телу. Факты, изложенные в статье о давнем убийстве в горах, мне уже были знакомы. Кроме одного: адвокатом Карины был мой отец.