Про удачу

            Когда у рода Понту появился долгожданный наследник, отец семейства был счастлив. Черствый от природы человек, занимающий позицию придворного на важной, но не слишком уж важной должности, был улыбчив и вежлив, со всеми снисходителен. Он не отходил от сына, склонялся, мешая кормилице, над колыбелью, и ворковал:
-Клод, ты мой дорогой сынок, ты унаследуешь всё…
            Воркование было грубоватым, но от этого человека и не следовало бы ждать больше. И если Клоду Понту досталось всё, что могло достаться в силе обстоятельств его рождения, то через два года, когда в семье Понту появилась девочка, отец семейства был уже далек от счастья.
            Вообще отец семейства Понту считал, что иметь дочь – явление неблагодарное. Воспитываешь её, заботишься, оберегаешь всячески честь и имя, а потом она уходит от семьи и твоя кровь разбавляется с каким-то другим родом.
            И тут девочка. Франсуаза. Ну, если вторая, это могло бы ещё и ничего, подумаешь! Но оказалось, что у девочки есть магический дар. И нет, сам магический дар не был страшен в Авьерре, но вот ему требовалось особенное обучение, всяческое участие и терпение.
            Приходилось мириться с тем, что предметы, которых не касалась рука, свободно летают по комнате; что твои самые яростные мысли могут быть прочтены и озвучены по-детски наивно и неуместно.
            Понту знал, что в его роду не было магического дара никогда. Значит, оставался вопрос к жене – откуда-то же пришла эта неудобная чепуха? Но госпожа Понту, словно учуяв недовольство мужа, предпочла слечь в лихорадке и, не приходя в сознание, сгореть через пару дней.
            Оставалось смириться, отдалиться от дочери и наказать не распространять слухи про её дар.
            Понту вообще махнул на Франсуазу рукой. Он не дал ей магического учителя, потому что привести его в дом означало привлечь внимание. И это было бы лестно, но почему внимание должно было быть приковано к какой-то там девчонке? Да и другим наукам Франсуаза училась весьма обрывочно, после брата.
            Вскоре различие между детьми стало слишком выделяться. Различия в отношении Понту к своим детям, невольно показали Клоду, что сестрой можно пренебрегать, её можно щипать, толкать, насмехаться, отнимать у неё игрушки – она всё равно ничего не сделает. Раньше, когда магический дар плескался в ней бессознательно, она могла ещё в ярости обжечь рукою обидчика, за что потом бывала лишена ужина, но уже к семи годам Франсуаза сама овладела своей силой. К девяти у неё прекратились вспышки на сильные чувства, как, собственно и сильные чувства: отец делал вид, что у него нет дочери, а Клод нашёл себя в компании друзей-ровесников.
            Франсуаза стала жить незаметно, сама по себе. Она много читала из отцовской, им самим нетронутой библиотеки. Девочка была вежливой, и даже слуги, побаивающиеся «маленькую колдунью», вскоре оттаяли к ней и пытались украдкой утешить…
            Толстая кухарка Агата, не терпевшая самой мысли о голоде чужом или своём, подсовывала девочке то булочку, то пряник, и тепло, по-матерински обнимала её и даже переплетала ей косы своими грубоватыми пальцами, не привыкшими к таким неловким движениям.
            А садовник Вильмар высадил нарочно под окном Франсуазы нежные кремовые розы и частенько радовал девочку букетиками и венками из полевых цветов.
            Конюх Шанто позволял маленькой госпоже, имевшей меньше прав, чем её собственные слуги (им хоть передвигаться можно было, не вызывая раздражения у отца), гладить лошадей и даже осторожно прокатиться.
            Это были маленькие тайны Франсуазы, составляющие её тонкий, хрупкий, непонятый мир. Она поняла очень быстро, что все её попытки прервать собственное одиночество, пусты и не вызывают ни малейшего отклика ни в отце, ни в брате. И тогда, не в силах изменить своё одиночество, Франсуаза перестала тяготиться им, рассуждая, что если что-то упало на плечи – нужно принять это со смирением.
            Судьба заметила Франсуазу на шестнадцатую весну. Миловидная, скромная, тихая расцветающая девушка попалась на глаза другому придворному, рангом едва ли выше стареющего Понту – Мариусу.
            Мариус увидел в Франсуазе идеальную жену. Он был немного старше неё, но уже успел изведать весь искус двора и наслаждался жизнью. Однако понимал, что молодость ему дана не навсегда, а двор полон змеиных улыбок, значит, ему нужна поддержка, друг, союзник, с которым не страшно проявить слабость, который примет его таким, какой он есть, и не будет подсиживать, подличать и жаждать его падения.
            Зашуганная, одинокая и не выдающаяся красотой, но смиренная Франсуаза была идеальной кандидатурой. Понту обрадовался возможности сплавить дочь окончательно со своих глаз, и даже расщедрился на некоторое приданое, которое все равно вышло скромноватым по меркам двора.
            Но Мариус и не искал денег.  Циник и прагматик, он не был верным мужем, но прекрасно понимал, что не стоит устраивать дома войны и таился, не позволяя Франсуазе знать свои похождения. Недолгое время спустя после брака, Мариус крепко привязался к ней, и привязался именно по-дружески, радуясь своему удачному выбору.
            Она оказалась тихой, но имела слово. С ней не было скучно, она много читала и могла поговорить о самых разных вещах или рассказать какую-нибудь историю. Её ум не был заточен блестящим орудием, но имел определенную остроту, позволяющую даже беззлобно подшутить…Мариус чувствовал себя при опоре и даже тогда, когда у Франсуазы вдруг с кончиков пальцев сорвалась тонкая магическая нить, обнажая истинную её суть, не испугался и лишь спросил:
-Почему ты не сказала раньше?
-Отец запретил, - еле слышно призналась Франсуаза.
-Боялся, что я тебя отправлю назад к нему? – угадал Мариус и хмыкнул. – Обойдётся! Ты училась?
-Только сама, немного, - Франсуазе заступничество было приятно. К тому же. Оно было не от слуги, а от её мужа! И пусть об этом заступничестве ей даже было некому рассказать, она была счастлива.
-Не дело, - нахмурился Мариус, а на следующее утро пришёл давний его знакомый, задолжавший когда-то Мариусу услугу и принялся учить Франсуазу.
            Конечно, он не мог научить её великим делам, но… впервые с даром, который был пришёл как будто бы из ниоткуда, работали!
            Франсуазе кружило голову от счастья и даже мрачная фигура отца, занимавшая ещё свой пост при дворе, попадавшаяся ей постоянно, словно бы нарочно, более не пугала её – так велико было счастье!
            И вскоре Франсуаза направила все свои не самые великие способности на исцеление.
***
            Странная вещь время. Каждый день понятен и отчётлив, а всё вместе – непроницаемое полотно из каких-то лиц и событий, чем-то одинаковых. И как тут не потеряешься в именах, титулах и датах? Легко заблудиться!
            У Франсуазы всё такая же тихая жизнь. Её супруг понемногу прибавляет в должности, поднимается медленно, как бы рывками, но не слишком высоко, чтобы не упасть. Отец Франсуазы – старший из Понту, сошёл уже в могилу, так и не простив дочь за сам факт рождения…
            Что делать? Франсуаза помолилась за покой его души, и выдержала пост под изумлением Мариуса:
-Он того стоит?
-Он мой отец, - напомнила она мужу и тот, вздохнув, из солидарности и дружественности, в которую окончательно перешли их отношения, перешёл тоже на пост.
            А Клод, выращенный ныне покойным отцом в полной уверенности того, что он самый лучший, самый долгожданный и самый заслуживающий, вдруг столкнулся с реальностью. В самом деле, он унаследовал всё от Понту, за исключением малой доли, законом отведенной Франсуазе. Но Франсуаза не претендовала на эту долю, и Клод решил, что если ей не надо, то он заберет. Ему нужнее, его никто не содержит.
            Но устроиться в жизни пришлось. Оказалось, что если не заниматься поместьями, то доход из них утекает быстрее воды. А если заниматься, то…всё равно тяжело, мрачно, да и устаёшь думать о деньгах.
            И тут ему предложили должность его отца. Должность маленькую, нужную, но заменяемую. Однако ему не только предложили, его и взяли с готовностью. Жизнь пошла своим чередом. При дворе Клод быстро забыл все свои печали, и, не желая тратить молодость на работу, одинаково скучную и серую, но нужную, принялся прожигать жизнь.
            Романы, от которых отошел Мариус, перешли к Клоду. Страсть к женщинам как к трофеям, захватила его всецело, поглотила полностью, и несколько раз уже, казалось, близка расправа от отцов-мужей-братьев над Клодом Понту, но счастливое провидение спасало его.
-Ты родился под счастливой звездой! – счастливо сообщали ему, когда Клода не только вдруг не выгоняли после очередной проверки его деятельности, но выписывали ему дополнительное жалование или повышение – маленькое, почти что незаметное, но повышение. И Клод, сам пораженный своей удачливостью, лишь хохотал:
-Ну а то! Я же Понту!
***
            Гроза пришла неожиданно. Тени тенями, удачливость удачливостью, а вползают, вползают непрошенные враги и шепоты. И когда этот шёпот дошел впервые до Клода, он даже усмехнулся:
-Завидуют!
            Но он быстро заметил, что эта зависть имеет какой-то другой, насмешливый оттенок. И, прислушавшись внимательно, услышал вдруг такое:
-Повышение! Ещё бы, с такой-то сестрой!
            Он даже не сразу понял, что за сестра – так далёк он был от жизни Франсуазы. Но, услышав, пришёл в бешенство. Франсуаза? Его, Клода Понту, заслуги, приписывают Франсуазе?!
            Как это вообще произошло?
            Мучаясь, он, томимый странной яростью, наблюдал украдкой за смиренной, невзрачной, тихо появляющейся и исчезающей Франсуазой, и вскоре заметил, что она пользуется каким-то странным уважением. Да, ей не отвешивают реверансов, но оглядываются на неё как будто бы со страхом. В её присутствии стараются вести себя тише, незаметнее, и это было удивительно. Клод прежде даже не думал замечать такого за сестрой и стал приглядываться, прислушиваться.
            Оказалось, что добрую половину двора Франсуаза, совершенно безвозмездно исцеляет своими настоями и травами. Она оказалась неболтлива и заслужила свою репутацию сундука для секретов, ни разу не упомянув и не выдав даже взглядом, своих клиентов и клиенток – те нередко выдавали себя сами.
            Говорили, что у Франсуазы есть средство от бессонницы, от головной боли, от кишечного расстройства, от нежелательной беременности и тошноты. Она исцеляла понемногу, не претендуя на звание лекаря, но какими-то своими силами замешивала травы и коренья на воде, меду и вине, создавая отвары и спокойно делясь ими с теми, кто нуждался.
            Она не брала денег. Она не просила и не искала услуг. Просто помогала и приобрела странно-грозную репутацию. С одной стороны её насмешливо называли, перешептываясь, «Святой Франсуазой», а с другой – разговоры в ее присутствии стихали и дорогу ей всегда расчищали.
            А она жила тихо. Не просила, хотя могла. Не интриговала, хотя могла. И даже не замечала, казалось, жизни вокруг себя, существуя в мире природы и трав.
            И муж не требовал от нее ничего, довольствуясь её смирением, поддержкой и тихой скромностью. При дворе Франсуаза выделялась тем, что совершенно не стремилась выделиться.
            И Клод, в очередной раз наблюдая за тем, как сестра, которую он даже не воспринимал за сестру, идёт по коридору, прямая и быстрая тень, почувствовал, что что-то досадно упустил из своей жизни.
            Он попытался наладить с ней отношения, но наткнулся на неожиданную холодность со стороны её супруга, сказавшего:
-Прежде вы почему-то не были так расположены к моей жене.
-Я был глупцом, - признался Клод, все еще не понимая, как такое важное явление, как возвышение тихой Франсуазы, пусть возвышение весьма и весьма необычное, он упустил.
-Когда-то ей нужна была ваша поддержка. Ваша и вашего отца. Сегодня уже нет, - отрезал Мариус и на этом разговор был закончен.
            Франсуаза, к неприятному сюрпризу, повела себя также.
-Дорогой брат, - холодно, совершенно как чужому, промолвила она, - в моей жизни вы мне больше не нужны. Ваша кровь не такая, как у меня, о чем вы всегда говорили. Так пусть уже это остается.
            Она не шла на сближение. А шепоты усиливались. Клода это бесило до трясучки. Он хотел доказать всем, что только его удачливость имеет вес, удачливость, а не сестра!
***
            Но не таков был Клод, чтобы сдаться! Он решил проникнуть в тайны своей сестры, чтобы разобраться в ее жизни и понять, почему её влияние так связали с ним.
            Это было легко. Пара монет легкомысленной служанке и он уже в покоях Франсуазы. Стоит, оглядывается. А оглядывать, собственно, и нечего! Заправленная постель, несколько скромных платьев из хорошей ткани, но без вычурности кружев, несколько колечек, медальонов…и даже нет родового – Клод как-то не подумал о том, что все фамильные ценности есть лишь у него, ведь Франсуаза и не просила.
            В дневнике одни инициалы и сокращения…привычка всех придворных изобретать шифр, понятный лишь им одним.
            Пусто и непонятно.
            Клод пожал плечами и отошёл от ее стола. На удачу стал выдвигать ящики – бумаги, перья, пергаменты. Ничего таинственного и ничего необычного.
            Одна гладкая шкатулка вдруг показалась ему любопытной. Клод, не смея скрывать любопытства, взял эту шкатулку осторожно – гладкое дерево, без рисунка, без шершавостей, лакированное и все…
            Клод осторожно открыл шкатулку.
            И вот здесь уже его проняло смутным тревожным неприятным чувством. Нет, на первый взгляд, ничего необычного не было в кусочках материи, но, когда материя холодно и змеино заскользила под пальцами, Клод увидел перевязанные локоны волос. Волосы самые разные по длине, фактуре и цвету.
            Находка была неприятной и непонятной, но дальше все было хуже. Клод вдруг узнал один из маленьких, в два пальца, лоскутков – такая рубашка была у барона М., поймавшего однажды Клод а с собственной женой. Клод тогда запомнил узорных птичек ткани слишком хорошо – был очень напуган, а барон пообещал убить его на утро. Вот только ночью он, перепив от волнения, захлебнулся собственной рвотой, и никакой дуэли не было, конфликт забылся.
            Клод пригляделся к лоскуткам внимательнее. Опознал ещё один. Темно-синий, шелково-холодный кусок, испещренный парой серебряных нитей – такую мантию носил въедливый министр над казной, однажды поймавший Клода на недостаче. Министр грозился донести на Клода, но счастливое провидение спасло Клода от доноса – Министр так спешил, что споткнулся на лестнице и свернул шею, а Клод получил его место.
            У Клода в желудке что-то неприятно запульсировало, отзываясь подступающей дурнотой.
            Он один за другим узнавал кусочки ткани. Это несостоявшаяся дуэль с женихом очередного увлечения, это проверяющий, это соперник, второй, более успешный на вид кандидат.
            У первого оказалась желудочная слабость, второй упал с лошади во время охоты и образовалось неприятное месиво, а третий…Клод  даже не сразу вспомнил, но все-таки вспомнил – задохнулся во внезапном пожаре, вспыхнувшем в его покоях…
***
            Франсуаза не стала возмущаться и даже не удивилась будто бы, увидев Клода в своих покоях, разглядывающего лоскутки из шкатулки. Она подошла и твердо. Как человек, который имеет на это право, вырвала шкатулку из пальцев брата, захлопнула и бережно отставила в сторону, взглянула на Клода спокойно.
-Что это значит? – спросил Клод срывающимся голосом. – Что?..
-Видят боги, я хотела это утаить, - Франсуаза мягко опустилась рядом с братом, и ему захотелось отшатнуться от нее, настолько было холодно от ее присутствия. – Но ты никогда не задумывался, почему твои враги получают вдруг смерть, а ты удачу?
-Это удача, - срываясь, дрожа всем существом, ответил Клод. И сам себе не поверил.
-Это магия, - поправила Франсуаза. – Я берегу мужа, берегла отца и берегу тебя. Хотя из всех вас меня ценит только Мариус.
-Ложь! – Клод вскочил, с ненавистью глядя на чудовищную сестру. – Ты всего лишь целитель!
-Всякое лекарство есть яд, - напомнила Франсуаза, оставаясь поразительно спокойной. – Если увеличить дозировку, то человек задохнется. Будет выглядеть как аллергия. Если вылить отвар, который пьют с водой, в вино – человек захлебнется собственной рвотой. И кто виноват? А если налить сонного зелья…
-Тварь! – выплюнул с ненавистью Клод, глядя в лицо ненавистной, ужасной своей сестры. – Я тебя ненавижу! Я тебя не просил!
-Без меня ты не получил бы место отца, был бы убит кем-нибудь из обиженных мужей или арестован за растраты. Я контролирую. Я осторожна. Я не поднимаю ни тебя, ни Мариуса слишком высоко. Вы ходите по мелким чинам, чтобы не было подозрений, лишь меняясь немного, потихоньку…правда, с тобой, братец, невольно станешь заметным. Бедовая ты голова!
            Франсуаза мрачно усмехнулась:
-Столько бед я отвела!
-Я тебя не просил! – Клод дрожал от ярости. Он привык считать, что сам распоряжается своей жизнью, но теперь оказалось, что это не так. Более того, эта девчонка, его сестра, утверждала, что все контролирует, низводила все заслуги Клода до нуля.
-Да будь ты проклята! – Клод не мог больше выносить такого унижения и в ярости выбежал вон.
            Франсуаза едва успела убрать шкатулку в стол, когда в ее покои постучали. Она распрямилась, и, оставаясь смиренно-холодной, разрешила.
            Клод теперь был самим очарованием. Он появился на пороге робкий, неуверенный, с растерянной улыбкой. Глядя на сестру с неприкрытым обожанием, заискивающе спросил:
-Но я ведь все равно удачлив, да? Это ведь у меня такая сестра!
            Франсуаза тихонько рассмеялась и жестом пригласила Клода войти.
 
 
 
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2021

Регистрационный номер №0499865

от 1 ноября 2021

[Скрыть] Регистрационный номер 0499865 выдан для произведения:             Когда у рода Понту появился долгожданный наследник, отец семейства был счастлив. Черствый от природы человек, занимающий позицию придворного на важной, но не слишком уж важной должности, был улыбчив и вежлив, со всеми снисходителен. Он не отходил от сына, склонялся, мешая кормилице, над колыбелью, и ворковал:
-Клод, ты мой дорогой сынок, ты унаследуешь всё…
            Воркование было грубоватым, но от этого человека и не следовало бы ждать больше. И если Клоду Понту досталось всё, что могло достаться в силе обстоятельств его рождения, то через два года, когда в семье Понту появилась девочка, отец семейства был уже далек от счастья.
            Вообще отец семейства Понту считал, что иметь дочь – явление неблагодарное. Воспитываешь её, заботишься, оберегаешь всячески честь и имя, а потом она уходит от семьи и твоя кровь разбавляется с каким-то другим родом.
            И тут девочка. Франсуаза. Ну, если вторая, это могло бы ещё и ничего, подумаешь! Но оказалось, что у девочки есть магический дар. И нет, сам магический дар не был страшен в Авьерре, но вот ему требовалось особенное обучение, всяческое участие и терпение.
            Приходилось мириться с тем, что предметы, которых не касалась рука, свободно летают по комнате; что твои самые яростные мысли могут быть прочтены и озвучены по-детски наивно и неуместно.
            Понту знал, что в его роду не было магического дара никогда. Значит, оставался вопрос к жене – откуда-то же пришла эта неудобная чепуха? Но госпожа Понту, словно учуяв недовольство мужа, предпочла слечь в лихорадке и, не приходя в сознание, сгореть через пару дней.
            Оставалось смириться, отдалиться от дочери и наказать не распространять слухи про её дар.
            Понту вообще махнул на Франсуазу рукой. Он не дал ей магического учителя, потому что привести его в дом означало привлечь внимание. И это было бы лестно, но почему внимание должно было быть приковано к какой-то там девчонке? Да и другим наукам Франсуаза училась весьма обрывочно, после брата.
            Вскоре различие между детьми стало слишком выделяться. Различия в отношении Понту к своим детям, невольно показали Клоду, что сестрой можно пренебрегать, её можно щипать, толкать, насмехаться, отнимать у неё игрушки – она всё равно ничего не сделает. Раньше, когда магический дар плескался в ней бессознательно, она могла ещё в ярости обжечь рукою обидчика, за что потом бывала лишена ужина, но уже к семи годам Франсуаза сама овладела своей силой. К девяти у неё прекратились вспышки на сильные чувства, как, собственно и сильные чувства: отец делал вид, что у него нет дочери, а Клод нашёл себя в компании друзей-ровесников.
            Франсуаза стала жить незаметно, сама по себе. Она много читала из отцовской, им самим нетронутой библиотеки. Девочка была вежливой, и даже слуги, побаивающиеся «маленькую колдунью», вскоре оттаяли к ней и пытались украдкой утешить…
            Толстая кухарка Агата, не терпевшая самой мысли о голоде чужом или своём, подсовывала девочке то булочку, то пряник, и тепло, по-матерински обнимала её и даже переплетала ей косы своими грубоватыми пальцами, не привыкшими к таким неловким движениям.
            А садовник Вильмар высадил нарочно под окном Франсуазы нежные кремовые розы и частенько радовал девочку букетиками и венками из полевых цветов.
            Конюх Шанто позволял маленькой госпоже, имевшей меньше прав, чем её собственные слуги (им хоть передвигаться можно было, не вызывая раздражения у отца), гладить лошадей и даже осторожно прокатиться.
            Это были маленькие тайны Франсуазы, составляющие её тонкий, хрупкий, непонятый мир. Она поняла очень быстро, что все её попытки прервать собственное одиночество, пусты и не вызывают ни малейшего отклика ни в отце, ни в брате. И тогда, не в силах изменить своё одиночество, Франсуаза перестала тяготиться им, рассуждая, что если что-то упало на плечи – нужно принять это со смирением.
            Судьба заметила Франсуазу на шестнадцатую весну. Миловидная, скромная, тихая расцветающая девушка попалась на глаза другому придворному, рангом едва ли выше стареющего Понту – Мариусу.
            Мариус увидел в Франсуазе идеальную жену. Он был немного старше неё, но уже успел изведать весь искус двора и наслаждался жизнью. Однако понимал, что молодость ему дана не навсегда, а двор полон змеиных улыбок, значит, ему нужна поддержка, друг, союзник, с которым не страшно проявить слабость, который примет его таким, какой он есть, и не будет подсиживать, подличать и жаждать его падения.
            Зашуганная, одинокая и не выдающаяся красотой, но смиренная Франсуаза была идеальной кандидатурой. Понту обрадовался возможности сплавить дочь окончательно со своих глаз, и даже расщедрился на некоторое приданое, которое все равно вышло скромноватым по меркам двора.
            Но Мариус и не искал денег.  Циник и прагматик, он не был верным мужем, но прекрасно понимал, что не стоит устраивать дома войны и таился, не позволяя Франсуазе знать свои похождения. Недолгое время спустя после брака, Мариус крепко привязался к ней, и привязался именно по-дружески, радуясь своему удачному выбору.
            Она оказалась тихой, но имела слово. С ней не было скучно, она много читала и могла поговорить о самых разных вещах или рассказать какую-нибудь историю. Её ум не был заточен блестящим орудием, но имел определенную остроту, позволяющую даже беззлобно подшутить…Мариус чувствовал себя при опоре и даже тогда, когда у Франсуазы вдруг с кончиков пальцев сорвалась тонкая магическая нить, обнажая истинную её суть, не испугался и лишь спросил:
-Почему ты не сказала раньше?
-Отец запретил, - еле слышно призналась Франсуаза.
-Боялся, что я тебя отправлю назад к нему? – угадал Мариус и хмыкнул. – Обойдётся! Ты училась?
-Только сама, немного, - Франсуазе заступничество было приятно. К тому же. Оно было не от слуги, а от её мужа! И пусть об этом заступничестве ей даже было некому рассказать, она была счастлива.
-Не дело, - нахмурился Мариус, а на следующее утро пришёл давний его знакомый, задолжавший когда-то Мариусу услугу и принялся учить Франсуазу.
            Конечно, он не мог научить её великим делам, но… впервые с даром, который был пришёл как будто бы из ниоткуда, работали!
            Франсуазе кружило голову от счастья и даже мрачная фигура отца, занимавшая ещё свой пост при дворе, попадавшаяся ей постоянно, словно бы нарочно, более не пугала её – так велико было счастье!
            И вскоре Франсуаза направила все свои не самые великие способности на исцеление.
***
            Странная вещь время. Каждый день понятен и отчётлив, а всё вместе – непроницаемое полотно из каких-то лиц и событий, чем-то одинаковых. И как тут не потеряешься в именах, титулах и датах? Легко заблудиться!
            У Франсуазы всё такая же тихая жизнь. Её супруг понемногу прибавляет в должности, поднимается медленно, как бы рывками, но не слишком высоко, чтобы не упасть. Отец Франсуазы – старший из Понту, сошёл уже в могилу, так и не простив дочь за сам факт рождения…
            Что делать? Франсуаза помолилась за покой его души, и выдержала пост под изумлением Мариуса:
-Он того стоит?
-Он мой отец, - напомнила она мужу и тот, вздохнув, из солидарности и дружественности, в которую окончательно перешли их отношения, перешёл тоже на пост.
            А Клод, выращенный ныне покойным отцом в полной уверенности того, что он самый лучший, самый долгожданный и самый заслуживающий, вдруг столкнулся с реальностью. В самом деле, он унаследовал всё от Понту, за исключением малой доли, законом отведенной Франсуазе. Но Франсуаза не претендовала на эту долю, и Клод решил, что если ей не надо, то он заберет. Ему нужнее, его никто не содержит.
            Но устроиться в жизни пришлось. Оказалось, что если не заниматься поместьями, то доход из них утекает быстрее воды. А если заниматься, то…всё равно тяжело, мрачно, да и устаёшь думать о деньгах.
            И тут ему предложили должность его отца. Должность маленькую, нужную, но заменяемую. Однако ему не только предложили, его и взяли с готовностью. Жизнь пошла своим чередом. При дворе Клод быстро забыл все свои печали, и, не желая тратить молодость на работу, одинаково скучную и серую, но нужную, принялся прожигать жизнь.
            Романы, от которых отошел Мариус, перешли к Клоду. Страсть к женщинам как к трофеям, захватила его всецело, поглотила полностью, и несколько раз уже, казалось, близка расправа от отцов-мужей-братьев над Клодом Понту, но счастливое провидение спасало его.
-Ты родился под счастливой звездой! – счастливо сообщали ему, когда Клода не только вдруг не выгоняли после очередной проверки его деятельности, но выписывали ему дополнительное жалование или повышение – маленькое, почти что незаметное, но повышение. И Клод, сам пораженный своей удачливостью, лишь хохотал:
-Ну а то! Я же Понту!
***
            Гроза пришла неожиданно. Тени тенями, удачливость удачливостью, а вползают, вползают непрошенные враги и шепоты. И когда этот шёпот дошел впервые до Клода, он даже усмехнулся:
-Завидуют!
            Но он быстро заметил, что эта зависть имеет какой-то другой, насмешливый оттенок. И, прислушавшись внимательно, услышал вдруг такое:
-Повышение! Ещё бы, с такой-то сестрой!
            Он даже не сразу понял, что за сестра – так далёк он был от жизни Франсуазы. Но, услышав, пришёл в бешенство. Франсуаза? Его, Клода Понту, заслуги, приписывают Франсуазе?!
            Как это вообще произошло?
            Мучаясь, он, томимый странной яростью, наблюдал украдкой за смиренной, невзрачной, тихо появляющейся и исчезающей Франсуазой, и вскоре заметил, что она пользуется каким-то странным уважением. Да, ей не отвешивают реверансов, но оглядываются на неё как будто бы со страхом. В её присутствии стараются вести себя тише, незаметнее, и это было удивительно. Клод прежде даже не думал замечать такого за сестрой и стал приглядываться, прислушиваться.
            Оказалось, что добрую половину двора Франсуаза, совершенно безвозмездно исцеляет своими настоями и травами. Она оказалась неболтлива и заслужила свою репутацию сундука для секретов, ни разу не упомянув и не выдав даже взглядом, своих клиентов и клиенток – те нередко выдавали себя сами.
            Говорили, что у Франсуазы есть средство от бессонницы, от головной боли, от кишечного расстройства, от нежелательной беременности и тошноты. Она исцеляла понемногу, не претендуя на звание лекаря, но какими-то своими силами замешивала травы и коренья на воде, меду и вине, создавая отвары и спокойно делясь ими с теми, кто нуждался.
            Она не брала денег. Она не просила и не искала услуг. Просто помогала и приобрела странно-грозную репутацию. С одной стороны её насмешливо называли, перешептываясь, «Святой Франсуазой», а с другой – разговоры в ее присутствии стихали и дорогу ей всегда расчищали.
            А она жила тихо. Не просила, хотя могла. Не интриговала, хотя могла. И даже не замечала, казалось, жизни вокруг себя, существуя в мире природы и трав.
            И муж не требовал от нее ничего, довольствуясь её смирением, поддержкой и тихой скромностью. При дворе Франсуаза выделялась тем, что совершенно не стремилась выделиться.
            И Клод, в очередной раз наблюдая за тем, как сестра, которую он даже не воспринимал за сестру, идёт по коридору, прямая и быстрая тень, почувствовал, что что-то досадно упустил из своей жизни.
            Он попытался наладить с ней отношения, но наткнулся на неожиданную холодность со стороны её супруга, сказавшего:
-Прежде вы почему-то не были так расположены к моей жене.
-Я был глупцом, - признался Клод, все еще не понимая, как такое важное явление, как возвышение тихой Франсуазы, пусть возвышение весьма и весьма необычное, он упустил.
-Когда-то ей нужна была ваша поддержка. Ваша и вашего отца. Сегодня уже нет, - отрезал Мариус и на этом разговор был закончен.
            Франсуаза, к неприятному сюрпризу, повела себя также.
-Дорогой брат, - холодно, совершенно как чужому, промолвила она, - в моей жизни вы мне больше не нужны. Ваша кровь не такая, как у меня, о чем вы всегда говорили. Так пусть уже это остается.
            Она не шла на сближение. А шепоты усиливались. Клода это бесило до трясучки. Он хотел доказать всем, что только его удачливость имеет вес, удачливость, а не сестра!
***
            Но не таков был Клод, чтобы сдаться! Он решил проникнуть в тайны своей сестры, чтобы разобраться в ее жизни и понять, почему её влияние так связали с ним.
            Это было легко. Пара монет легкомысленной служанке и он уже в покоях Франсуазы. Стоит, оглядывается. А оглядывать, собственно, и нечего! Заправленная постель, несколько скромных платьев из хорошей ткани, но без вычурности кружев, несколько колечек, медальонов…и даже нет родового – Клод как-то не подумал о том, что все фамильные ценности есть лишь у него, ведь Франсуаза и не просила.
            В дневнике одни инициалы и сокращения…привычка всех придворных изобретать шифр, понятный лишь им одним.
            Пусто и непонятно.
            Клод пожал плечами и отошёл от ее стола. На удачу стал выдвигать ящики – бумаги, перья, пергаменты. Ничего таинственного и ничего необычного.
            Одна гладкая шкатулка вдруг показалась ему любопытной. Клод, не смея скрывать любопытства, взял эту шкатулку осторожно – гладкое дерево, без рисунка, без шершавостей, лакированное и все…
            Клод осторожно открыл шкатулку.
            И вот здесь уже его проняло смутным тревожным неприятным чувством. Нет, на первый взгляд, ничего необычного не было в кусочках материи, но, когда материя холодно и змеино заскользила под пальцами, Клод увидел перевязанные локоны волос. Волосы самые разные по длине, фактуре и цвету.
            Находка была неприятной и непонятной, но дальше все было хуже. Клод вдруг узнал один из маленьких, в два пальца, лоскутков – такая рубашка была у барона М., поймавшего однажды Клод а с собственной женой. Клод тогда запомнил узорных птичек ткани слишком хорошо – был очень напуган, а барон пообещал убить его на утро. Вот только ночью он, перепив от волнения, захлебнулся собственной рвотой, и никакой дуэли не было, конфликт забылся.
            Клод пригляделся к лоскуткам внимательнее. Опознал ещё один. Темно-синий, шелково-холодный кусок, испещренный парой серебряных нитей – такую мантию носил въедливый министр над казной, однажды поймавший Клода на недостаче. Министр грозился донести на Клода, но счастливое провидение спасло Клода от доноса – Министр так спешил, что споткнулся на лестнице и свернул шею, а Клод получил его место.
            У Клода в желудке что-то неприятно запульсировало, отзываясь подступающей дурнотой.
            Он один за другим узнавал кусочки ткани. Это несостоявшаяся дуэль с женихом очередного увлечения, это проверяющий, это соперник, второй, более успешный на вид кандидат.
            У первого оказалась желудочная слабость, второй упал с лошади во время охоты и образовалось неприятное месиво, а третий…Клод  даже не сразу вспомнил, но все-таки вспомнил – задохнулся во внезапном пожаре, вспыхнувшем в его покоях…
***
            Франсуаза не стала возмущаться и даже не удивилась будто бы, увидев Клода в своих покоях, разглядывающего лоскутки из шкатулки. Она подошла и твердо. Как человек, который имеет на это право, вырвала шкатулку из пальцев брата, захлопнула и бережно отставила в сторону, взглянула на Клода спокойно.
-Что это значит? – спросил Клод срывающимся голосом. – Что?..
-Видят боги, я хотела это утаить, - Франсуаза мягко опустилась рядом с братом, и ему захотелось отшатнуться от нее, настолько было холодно от ее присутствия. – Но ты никогда не задумывался, почему твои враги получают вдруг смерть, а ты удачу?
-Это удача, - срываясь, дрожа всем существом, ответил Клод. И сам себе не поверил.
-Это магия, - поправила Франсуаза. – Я берегу мужа, берегла отца и берегу тебя. Хотя из всех вас меня ценит только Мариус.
-Ложь! – Клод вскочил, с ненавистью глядя на чудовищную сестру. – Ты всего лишь целитель!
-Всякое лекарство есть яд, - напомнила Франсуаза, оставаясь поразительно спокойной. – Если увеличить дозировку, то человек задохнется. Будет выглядеть как аллергия. Если вылить отвар, который пьют с водой, в вино – человек захлебнется собственной рвотой. И кто виноват? А если налить сонного зелья…
-Тварь! – выплюнул с ненавистью Клод, глядя в лицо ненавистной, ужасной своей сестры. – Я тебя ненавижу! Я тебя не просил!
-Без меня ты не получил бы место отца, был бы убит кем-нибудь из обиженных мужей или арестован за растраты. Я контролирую. Я осторожна. Я не поднимаю ни тебя, ни Мариуса слишком высоко. Вы ходите по мелким чинам, чтобы не было подозрений, лишь меняясь немного, потихоньку…правда, с тобой, братец, невольно станешь заметным. Бедовая ты голова!
            Франсуаза мрачно усмехнулась:
-Столько бед я отвела!
-Я тебя не просил! – Клод дрожал от ярости. Он привык считать, что сам распоряжается своей жизнью, но теперь оказалось, что это не так. Более того, эта девчонка, его сестра, утверждала, что все контролирует, низводила все заслуги Клода до нуля.
-Да будь ты проклята! – Клод не мог больше выносить такого унижения и в ярости выбежал вон.
            Франсуаза едва успела убрать шкатулку в стол, когда в ее покои постучали. Она распрямилась, и, оставаясь смиренно-холодной, разрешила.
            Клод теперь был самим очарованием. Он появился на пороге робкий, неуверенный, с растерянной улыбкой. Глядя на сестру с неприкрытым обожанием, заискивающе спросил:
-Но я ведь все равно удачлив, да? Это ведь у меня такая сестра!
            Франсуаза тихонько рассмеялась и жестом пригласила Клода войти.
 
 
 
 
 

 

Сошлось!

Два ученика