ПРИЗ

                                                        Глава  первая

В большом, огромном как морской лайнер, с французскими окнами на Восток и на Запад, кабинете, разговаривали трое: генеральный директор рудника – слегка полноватый, среднего роста, уже начавший седеть мужчина. Он вольготно развалился в большом мягком кресле слегка откинувшись на высокую спинку, и молчаливо поглаживал лацкан накинутого на плечи кожаного тёмно-коричневого дорогого пиджака.

Его заместитель – высокий,  в безукоризненно сидящем на нём строгом тёмно-сером костюме, и с нагловатой ухмылкой на несколько полноватых губах молодой человек. Он стоял у окна, курил заграничную тонкую сигаретку и, пытаясь выпускать дым изо рта правильными колечками, искоса посматривал на нервно шагавшего по кабинету, и возбуждённо говорившего начальника автоколонны.

 А тот говорил, говорил, нервно потирая руки и подрагивая лицом. Одет он был не так шикарно, как его шеф и заместитель  шефа: на плечах свободно сидела тёмная джинсовая куртка, а брюки  из такой же ткани, но более светлого цвета, плотно облегали несколько коротковатые ноги.

- Ты можешь хоть на минуту перестать бегать по кабинету? У меня скоро в глазах начнёт рябить от твоего мельтешения, чёрт тебя забери! – сердито проворчал шеф.

Начальник автоколонны, словно наткнувшись на невидимую стену, резко остановился и застыл с открытым ртом. А через мгновение, повернувшись в сторону высказавшего недовольство, шефа, зачастил:

- Так я ж, Виктор Сидорович, к чему веду разговор: у меня от этой гонки за Призом все машины могут выбегать свой ресурс раньше времени. Ведь вы только посмотрите, какие выкрутасы мои шофера устроили - ремонтники не успевают машины ремонтировать, пришлось трёхсменку ввести.  А если, не дай бог конечно, случись авария – кто в ответе? – начальник автоколонны вопросительно посмотрел на Генерального.

- Ты  в ответе! - показал на него пальцем молодой зам. – Не я же начальник колонны, а ты. Вот и следи за своими лихачами.

- Так как же за ними уследишь?  Не могу же я на техтрассу до самого отвала контролёров поставить!

- Твои проблемы, твои.

Заместитель повернулся к шефу:

- Виктор Сидорович, в этом квартале объём вскрышных работ увеличился и мы…

- На сколько? – перебивая, резко спросил шеф, и перевёл тяжёлый взгляд на своего молодого зама.

- Нуу… точно не могу сказать, но…

Генеральный директор, чуть приподнявшись, нажал на кнопку селектора:

- Плановый? – Вера Ивановна, кто у нас ведёт учёт вскрышных работ?

- Валюша, Виктор Сидорович, - ответил чуть испуганно голос начальника планового отдела.

- Каков объём вскрышных работ за этот квартал?

- Подождите секундочку…, сейчас…

Из  громкоговорителя донеслось - «Валя, ты слышала? Быстренько…»

Зашуршали перелистываемые листы, и до слуха находившихся в кабинете, чуть приглушённо донеслось - Сто пятнадцать процентов Вера Ивановна.

- Виктор Сидорович – сто пятнадцать процентов, - повторила за Валюшей начальник планового.

- Я слышал, спасибо! –  Генеральный отключил селектор.

Ну, и что, вы считаете этого достаточно? – повернулся он к присутствующим. – Достаточно, да?! – ещё строже повторил он.

- Нет, конечно, - совсем стушевался начальник автоколонны, но…

- Никаких «Но»! – Крутись, выкручивайся, ночи не спи, а чтобы в этом месяце было не ниже, чем сто двадцать пять, понял! – А ты, Иннокентий, он опять посмотрел на зама, проследи за бригадами экскаваторщиков и бульдозеристов.

- Я прослежу!

В голосе молодого человека проскользнули жесткие нотки.

- Хотя, конечно, это епархия главного инженера…, - попытался он перевести ответственность.

- Он в отпуске! – резко оборвал его Генеральный.

- Да, да, конечно. Я понял.

- Иннокентий, ты можешь идти, а ты, Игорь Михайлович, подзадержись, - ткнул пальцем  хозяин рудника в сторону начальника шоферов.

Когда  за молодым замом закрылась дверь, Виктор Сидорович  вылез из своего просторного кресла и, надавив на кнопку селектора, повернул голову к начальнику автоколонны:

- Тебе, Игорь, чаю или кофе? А может рюмочку коньяка употребишь?

-  Лучше… чай, а то мои шофера унюхают.

- Люба, один чай…

- С лимоном, - поспешил добавить Игорь Михайлович.

…а мне – как всегда! – закончил директор.

- Ты присаживайся, - показал Генеральный Игорю Михайловичу на кресло у журнального столика.

Начальник автоколонны, опустившись в мягкое кресло, повозился, устраиваясь по удобнее, и вздохнув, пожаловался: «Устал я…. Старость что ли?»

- Какие твои годы Игорь, - чуть улыбнувшись, произнёс Виктор Сидорович, - вот у меня года…

- Нет, что не говори, а пятьдесят шесть… - это не двадцать шесть, - проворчал Игорь Михайлович, и ещё раз вздохнул. – Моя Надежда и то, нет-нет, да и скажет - «Что-то ты, Игорёша, никак постарел? А? Чуть что, так и покряхтываешь…»

- Да будет тебе прибедняться! Вон ещё, какой орёл!

- Ага! Орёл с общипанными крыльями…

Вошла миловидная рыжеволосая девушка с небольшим подносом в руках и быстро расставила чашки с чаем и кофе на столике.

- Ещё что-нибудь, Виктор Сидорович?

- Нет, спасибо! – Люба, полчаса меня ни для кого нет! Нам нужно с начальником автоколонны кое-что перетереть.

- Хорошо, поняла, -  и на обеих щеках девушки появилась пара премилых ямочек.

…Маме передавай привет… - Хотя…,  я сам к вам, если вырвусь, загляну.

- Обязательно передам, Виктор Сидорович, она будет рада.

- Ну, ступай.

Директор сел напротив Игоря Михайловича и, поднеся чашку с кофе ко рту, сделал маленький глоток.

- Виктор, что, она всё оплакивает своего мужа? – Игорь пытливо взглянул на своего друга.

- Да. Жаль и её и Александра. Хороший был человек, и маркшейдер от бога…, но… видишь, как получилось…. Видно так ему на роду было написано. На работе сгорел, сердце сдало…. Эх, судьба…

- Судьбаа. Не знаешь, где и когда помрёшь… - Так ты, Виктор, зачем меня задержал? У меня дел невпроворот, как бы и правда авария не случилась.

- А что, положение так серьёзно, или ты подстраховываешься? – поднял взгляд директор на начальника автоколонны.

- Не знаю…, не знаю… - задумчиво произнёс Игорь Михайлович, - томит что-то меня…, вроде предчувствия что ли.

- Расскажи, должен же Генеральный директор знать, что творится у него на руднике.

Игорь Михайлович встал с кресла и, подойдя к окну, с волнением заговорил:

- Понимаешь, в связи с объявленным тобою Призом, мои шофера как с ума посходили…, особенно…. Ну, в общем…, в третьей бригаде на КАМАЗе работает один молодой шофёр. Хороший парнишка, добросовестный…, пашет как вол с утра и до позднего вечера, ну и, естественно, производственные показатели у него на высоте…

У него жена, Настёна – не красавица, но миленькая…

- Игорь, ты к чему мне всё это рассказываешь? У меня время дорого стоит.

- Так без этой преамбулы ты не сможешь понять, что и почему.

- Ладно, продолжай, - Генеральный допил остатки кофе и, поднявшись с кресла, подошёл к селектору: «Люба, принеси ещё чашечку кофе!» - и, повернувшись к Игорю, спросил: «Тебе ещё чаю?»

- Нет, спасибо.

- Люба, одно кофе, мне.

Когда секретарша вышла, он вернулся к Игорю, и так, стоя, покачиваясь с пятки на носок, выжидательно посмотрел на друга.

- Ну, чего тянешь?

- Да, так вот…. Как я тебе уже сказал, его жену Настей зовут…

- Ты что, прикажешь мне имена жён всех моих сотрудников помнить?

- Не всех, не всех, а только без этого имени рассказ не получится.

- Зануда ты неимоверный Игорёк, ох и зануда. Как только тебя жена и дочь терпят?

- Не знаю…, вроде как терпят. Мне они не говорили…, что я зануда.

- Так они тебе и скажут, - Виктор Сидорович хохотнул. – Ладно, проехали. Рассказывай.

…Так вот, к ней стал клеиться один, тоже наш водитель. Как мне сказали, он ей проходу не даёт.

Красавец парень – гроза всех местных девчонок и молодых жён, но… сволочь порядочная, и дружки у него под стать, такие же отпетые. Не скажу, что бандиты, но хулиганьё настоящее - всё стаей, словно шакалы рыщут…. Как только их земля терпит?

Но, работник он…, таких бы работников к нам в карьер побольше - мы бы план выполняли и перевыполняли…

- Повторю вопрос, - прервал директор начальника шоферов, - Игорь, к чему ты мне всё это рассказываешь?

- Да пойми же ты, Виктор, назревает у нас что-то на руднике…, нехорошее назревает!

- И, что мне прикажешь делать? – директор пытливо взглянул на друга. Приставить к этой…, этой…, - он пощёлкал пальцами, вспоминая имя, - к этой Настёне охрану, чтобы она своему благоверному в подоле подкидыша не принесла?

- Грубо! Не ожидал я от тебя такой реакции, - Игорь Михайлович от обиды даже рукой взмахнул, как-бы говоря - «Эх, тыы!»

- Ну ладно, ладно, пошутил я, - Виктор Сидорович приобнял друга за плечи. – Ты уж прости меня, старика - интересные вещи ты, Игорь, рассказываешь.

- Хочешь прямо?! – Игорь Михайлович твёрдо посмотрел в глаза своему шефу.

- Конечно, выкладывай как на духу, мы ж друзья стародавние.

- Так вот, я думаю, если Николай Крутояров узнает, что этот «красавец» не даёт прохода его жене – быть смертоубийству!

Виктор Сидорович хотел что-то возразить, но так ничего не сказав, прошёл к своему директорскому столу. Затем, полуобернувшись к другу, резко спросил:

- Ты серьёзно полагаешь, что может дойти до убийства? Но ведь ты сам сказал, что Николай Крутояров спокойный, выдержанный, и вообще…

- Господин Генеральный директор, - перешёл на официальный тон начальник автоколонны, - считаю своим долгом предупредить Вас, что если не будет отменён в качестве награды ПРИЗ, то за последствия я не ручаюсь!

- Да чёрт побери, причём здесь Приз?! – возмутился директор, - причём?!

- Да притом, Витя, что из-за него устроили на техтрассе настоящие спортивные состязания…, гонки - не на жизнь, а насмерть! И… основными конкурентами за Приз как раз и являются Крутояров и Владлен Солнцев.

- Иии, что?! – не понял Генеральный директор.

- А, то! При таком раскладе всего можно ожидать…, даже убийства!

- Господи, затуркал ты меня, Игорь, своими авариями и убийствами. Трындычишь одно и то же, как та Трындычиха – авария, убийство, авария, убийство…

Ладно, ты иди уж, а я пока подумаю.  

Когда за начальником автоколонны закрылась тяжёлая дверь, Виктор Сидорович нажал кнопку селектора:

- Иннокентий, ты не очень занят? – Зайди ко мне!

                                                                      Глава вторая

- Настюха, слышь, Данилка заплакал! Проголодался, наверное. Давай, поднимайся, сына надо кормить молочком, - Николай нежно потормошил жену за плечо.

Настя, просыпаясь, сладко зевнула и, ещё не совсем проснувшись, заворковала - «Ах, ты мой крохотулечка! Ах, ты мой сладенький! Я сейчас тебя покормлю и перепеленаю, наверно простынка мокрая вся…»  И, не закончив  разговаривать с сыном,  вновь уткнулась в подушку.

- Настёна, да проснись же ты, - опять затормошил он её.

- Я сейчас….  Я щас встану…

Николаю было до боли в сердце жалко жену. Она трое суток почти не спала – Данилка болел, капризничал, и ей приходилось очень тяжело, но помочь он не мог. Он с утра и до  позднего вечера пропадал то в карьере, то в гараже со слесарями: нужно было во что бы то ни стало завоевать Приз.

Настя опять что-то пробормотала, но не проснулась. Николай осторожно, боясь потревожить так и не проснувшуюся жену, перелез через неё и, найдя ощупью домашние тапочки, подошёл к кроватке сына…

 Даа, дее-лаа - пробормотал он, унюхав не очень-то приятный запах, исходящий от Данилки. – Что ж ты, поросёнок, не мог подождать до утра, а? - и подхватив ребёнка подмышки, направился к небольшой детской ванночке.

 Он шёл смело - привык к их малогабаритной комнатушке в общежитии. Он наизусть знал, где, что стоит: у стены их с Настёной, полутороспальная кровать с панцирной сеткой; рядом, почти у изголовья – кроватка сына; напротив – небольшой кухонный столик с примостившимися рядом двумя табуретками, двухконфорочная газовая плитка и холодильник. А у самой двери – рукомойник с ведром.

 «Не царские палаты, конечно» - первое время смеялась Настёна, но жить можно, и добавляла - «Потерпим, может квартиру дадут…, хотя бы служебную».

Мебель они не покупали, деньги копили на будущие «хоромы», как опять же говорила Настя, придя в хорошее настроение.

А всё, чем они пользовались сейчас, выделил (добрая душа) - комендант Степаныч из своих каких-то общежитских запасов.

                                                          *    *   *

На рудник, чтобы заработать денег, Николай собирался поехать один, оставив жену и сына у тёщи, но Настя воспротивилась - «Я замужняя женщина, - ответила она на его предложение остаться со своей матерью, - и должна быть с мужем!»  

Как они с тёщей её ни отговаривали, она упёрлась - «Нет и, нет!» - продолжала она, и даже пару раз топнула ногой.

Так они и оказались здесь, в этой комнатушке втроём, с надеждой на светлое будущее. Настя сидела дома с Данилкой, а он пропадал на работе с раннего утра и до позднего вечера.

Если бы не Данилкина болезнь, то ещё бы ничего, а так…

И он, и она, ходили не выспавшиеся, усталые - «все на нервах», и что никогда с ними не случалось раньше, они  даже поссорились из-за сущего пустяка – вчера он пришёл домой совершенно разбитый усталостью и, забыв вымыть обувь, так, в грязных ботинках и прошёл к табурету, и нечаянно наследил на полу.

Это была пока единственная размолвка между ними, и он надеялся – последняя.

Потом, в постели, он долго лежал, не произнеся ни слова, с открытыми глазами, и всё пытался понять причину их внезапной ссоры. У них же с Настей любовь – единственная и неповторимая…, и на всю оставшуюся жизнь!

 И он, и она рассуждали так – если нет любви то, зачем же нужна совместная жизнь, лучше уж сразу разойтись?

И верили в свои слова, в свои идеалы, и терпели житейские неудобства: с завидной выдержкой переносили скромную, почти аскетическую жизнь, в надежде, что в конце-концов и на их улице наступит праздник!

 Это от усталости и недосыпа, решил он: Данилка поправится, Настёне станет полегче, и всё опять станет у них хорошо.

 Потом в его рассуждения тихонько, как тать, подкрался сон, и постепенно стал завладевать его сознанием, и он, успев прошептать: «Прости, я больше не буду» - с надеждой на безоблачное будущее, уснул.

Вымыв Данилку, сменив подгузник и простынки, Николай опять забрался в постель. Он мог ещё поспать пару часиков.

Но сон не пришёл.

Навалились думы о неприятности, случившейся с ним неделю назад. Вернее, не с ним, а с машиной.

                                                         *    *    *

Он хорошо помнил, что после смены проверил свой КАМАЗ, и утром, выезжая, не стал заморачиваться с технической проверкой, и оказалось напрасно – загрузившись породой в карьере, он заехал на третий ярус отвала и не смог разгрузиться – почему-то лопнул масляный шланг, идущий от насоса к цилиндру.

Из-за поломки, когда каждая минута была на счету, он потерял половину рабочей смены - целых три рейса!

 Нагнать такое отставание было очень сложно: надо было чуть ли не рвать жилы из себя и выжимать из машины всё, на, что она была способна, и в то же время не давая ей сломаться.

Рассматривая место разрыва шланга, он ничего настораживающего не обнаружил - разрыв, как разрыв.  

Разрыв, он и в Африке разрыв, наверное, лопнул от старости, решил он, хотя… - нет, это мне, наверное, показалось….

И за очередными, подступившими  заботами, благополучно о неприятности со шлангом забыл.

А сейчас ему почему-то припомнился этот случай, и он вновь, вспоминая вид разрыва, задумался. Тогда ему показалось, что в месте разрыва шланга был виден чуть заметный надрез что ли. Но он тогда не придал «увиденному» значения, он решил, что он ошибся, а сейчас, вспомнив, задумался.

Так и не уснув, утром, часов в шесть, он отправился в гараж с мыслью – если его порванный шланг  не выбросил кладовщик, он его ещё раз, более тщательно, рассмотрит.

                                                       *    *    *

На территории гаража Николая нагнал Вася Васильев – автослесарь их бригады: смугловатый, темноволосый и темноглазый, жизнерадостный, никогда не унывающий парень, по возрасту почти мальчик – ему ещё и восемнадцати не было.

И сейчас, окликнув Николая, он прибавил шаг и, поравнявшись с ним, протянул обе руки, по азиатскому обычаю, для приветствия.

В первые дни их знакомства, затем переросшей в крепкую дружбу, Николай удивлялся такому его поведению, но Вася, ласково улыбаясь, сказал:

- Понимаешь, так здороваются младшие со старшими и уважаемыми людьми.

 На что Николай, удивлённо пожав плечами, ответил:

- Так, на сколько, я старше? И, потом, почему уважаемый? Я же не умудрённый опытом старый шофёр?

 - Ооо, ты уже шофёр…, настоящий шофёр! У тебя жена и сын, - покраснев от смущения, ответил тогда  Вася, - а я всего лишь автослесарь…. Мне до тебя ещё расти и расти.

А однажды, во время нечаянной встречи в столовой, Николай не сдержав любопытства, поинтересовался у друга:

- Вася, ты случаем не родственник Васе Васильеву – известному актёру из кинофильма «Неуловимые мстители»?

Выслушав Николая, он ответил: «Коля, если бы я был его родственником, или хотя бы родственником его родственника, типа «Седьмая вода на киселе», то разве я работал бы слесарем?» -  и лицо его осветила хитровато-добродушная улыбка.

Шагая рядом, Вася рассказывал последние гаражные новости, а потом, неожиданно остановившись, взял Николая за руку и зашептал:

 - Слух прошёл, что администрация хочет прекратить соревнование за ПРИЗ, вроде потому, что мы машины эксплуатируем не жалеючи.

 – Ну, да? – Николай тоже остановился. – Все шофера нормально машины водят…, ну, чуть с большей скоростью, так КАМАЗам это не вредно.

 – И я так думаю, и слесаря так думают, и водители тоже, - пожал плечами Вася, - может, правда, всё это брехня, а? – Вася пытливо заглянул Николаю в глаза.

Николай задумался. Если отменят соревнование, или хотя бы поменяют «Приз», они с Настёной и Данилкой ещё долго останутся без своей квартиры. Этот приз - двухкомнатная квартира - был для них единственной надеждой быстро обзавестись своим собственным жильём.

- А, откуда растут ноги у этого слуха? – решил Николай уточнить достоверность источника слухов.

- Так, шестёрки Владленовские по всем углам шепчутся.

- Ах, ээ-тии…

Николай, словно разжевав кислую-кислую, ягоду, скривился:

- Верь им больше - если бы всё это было хоть маломальской правдой, давно бы уже нам объявили.

- Может и врут…, - с сомнением покачал Вася головой, - но они говорят, что начальник автоколонны ходил к «Самому» с предложением отменить этот Приз, и придумать что-нибудь, менее значимое.

- Что, они сами присутствовали при разговоре нашего Игоря Михайловича с Генеральным директором? - ирония проскользнула в словах Николая.

- Да, нет… - Об этом им сказал по секрету Владлен, а он, как ты знаешь, на короткой ноге с Иннокентием. – А Иннокентия, говорят они, вызывал Генеральный, и они, то есть, Генеральный и он, якобы решали этот вопрос.

Ерунда всё это, так, пустопорожняя болтовня, решил Николай и, успокоившись по поводу сообщения Василия, спросил:

- А ты чего припёрся в такую рань?

- Даа…, понимаешь…, хотел тебе помочь в осмотре машины.

- Хотел помочь? Ладно, тогда и, правда, помоги.

- Я щас, я быстренько.

Вася повернулся, чтобы бежать к стоявшей в общем ряду машине Николая, но тот его, схватив за рукав комбинезона, задержал.

- Машину я сам посмотрю, а ты беги в диспетчерскую…, займи мне очередь за путёвкой.

- Уже бегу!

И Вася кинулся, чуть ли не бегом, в сторону одноэтажного здания конторы.

Николай быстро подошёл к своему КАМАЗу, и принялся готовить машину к работе.

Его машина была такой же, как и остальные, стоящие в ряду: одинаковой расцветки, одного года выпуска, и почти с одинаковым техническим состоянием, то есть, были из одной заводской партии.

Были слухи, что так настоял «Сам», когда ему предложили должность.

Ну и правильно, не раз думал Николай! Меньше забот с ремонтом, и меньше запчастей требуется - не то, что с разношёрстным парком машин.

Проверив все системы и прогрев двигатель, он выехал из ряда и хотел подъехать  поближе к воротам, но там уже стояла машина Владлена – его основного соперника по соревнованию за квартиру. Двое «шестёрок» протирали лобовое стекло и проверяли тормоза и свет.

Чёрт! – ругнулся про себя Николай, он что, ночевал сегодня здесь? Как это я не заметил, что его машины нет в ряду? Надо торопиться!

Диспетчерская уже наполовину была заполнена водителями. Кое-где раздавался негромкий смех в ответ на рассказанный анекдот с «бородой», а кое-где и сладкое позёвывание во весь рот.

Вася стоял третьим в очереди за Владленом.

Вовремя я успел, подумал Николай, и втиснулся в очередь.

Получив путевой лист, Николай побежал к врачу, а от него к дежурному механику, и краем глаза увидел, как  КАМАЗ Владлена, подняв пыль, обгоняя других, помчался в сторону  карьера.

                                                      Глава  третья

Выехав за ворота, Николай надавил на акселератор и помчался вслед за машиной Владлена. Если он поедет по новой, верхней дороге, то я смогу опередить его, прикинул Николай свои возможности. Я в это время поеду по старой технологической трассе, ещё подумал он и, добавляя и добавляя «газ»,  через два километра свернул на ответвление.

Дорога шла вдоль опоясывающего подковой: рудничный посёлок, со всеми социальными структурами; склады; вспомогательные цеха, и сам рудник, десятиметровой высоты и стометровой ширины, отвала.

 С наружной стороны отвала, по верхнему ярусу, были проложены железнодорожные пути, по которым сновали несколько поездов с пятью вагонами-самосвалами. А чуть ниже сновали гружённые и пустые КАМАЗы, и  тяжело, словно танки, передвигавшиеся мощные БЕЛАЗы - по простому их шоферскому жаргону – четвертаки.

Дорога была укатана, отгрейдерована. По ней каждые полчаса, устраняя пыль, поливая водой, проезжали поливалки, и на ней же, через каждые двести-триста метров были устроены разгрузочные площадки.

На этих площадках муравьями ползали мощные бульдозеры – американские «КАТЕРПИЛЛЕРЫ» и наши - ДЭТы-250, разгребая, разравнивая и утрамбовывая привезённую породу.

Верхняя дорога, основная, была намного лучше, но на ней можно было застрять в потоке снующих на большой скорости машин, или застрять в пробке ждущих очереди на разгрузку.

Поэтому Николай и выбрал старую трассу, более низко расположенную, надеясь, что Владлен не захочет совершать акробатические «номера», выруливая между валунами и осыпавшейся сверху породой.

Этой дорогой уже давно никто не пользовался. Она была не отгрейдерована, и на ней, то тут, то там, посредине проезжей части валялись огромные валуны.

Ездить по ней – сплошное  мучение, и на это решиться мог только или сумасшедший, или очень опытный, уверенный в своём мастерстве, водитель.

Николай внимательно следил за дорогой и за поведением своего железного коня, и скорости не сбавлял.

Проехав с километр, он увидел впереди машину Владлена.

Чёрт! - пробормотал он недовольно. Вот зараза! - догадался, что я воспользуюсь этой дорогой. И теперь уже вслух, громко, ещё раз грубо выругался.

Затем,  крепко стиснув зубы, так что заходили желваки под кожей, ещё сильнее надавил на педаль газа.

КАМАЗ, ревя мотором, медленно, но неуклонно стал догонять мчащуюся впереди машину соперника.

Владлен, по-видимому, заметил погоню, и его машина тоже увеличила скорость.

Две машины, ревя моторами, мчались в сторону карьера.

Николай, собрав всё своё существо в один железный кулак, всё добавлял и добавлял «газ»!

С любовью, и грамотно отрегулированная, послушная своему хозяину машина, таща за собою плотный шлейф пыли, ревя мотором, мчалась вперёд.

До карьера оставалось не более полукилометра, но обогнать машину соперника Николай не смог.

Владлен первым подставил кузов под ковш четырёхкубового экскаватора «УЗТМ с электрическим приводом».

Весь рабочий день Николай вынужден был хвостиком таскаться за Владленовой машиной.

Только он находил удобное, неплохое место для обгона, как тут же натыкался на подставленный «зад» КАМАЗа соперника.

Он нервничал, злился, но в этот день ничего поделать с соперником не смог.

                                                     *    *    *

Уже месяц он и Владлен соревновались друг с другом, и кто станет победителем в этом соревновании было неясно.

Остальные водители, как-бы отступили в сторону, дали им возможность помериться силами, и лишь с любопытством наблюдали за их борьбой. 

Равных им в этой бескровной, но такой напряжённой борьбе за Приз, не было!

То Владлен, то Николай, выходили вперёд, и все работники рудника, включая администрацию, следили за их борьбой – борьбой двух опытных, отлично владеющих техникой вождения, и обладающих неимоверным упорством, водителей.

И никто не догадывался, а может и догадывался, что у этих двух,  сражающихся друг с другом людей, были совершенно разные цели и разное понимание приоритетов в жизни.

Среди водителей произошёл раскол на две группы болельщиков.

Одна, подзуживаемая «шестёрками» Владлена, хотела, и всё делала для  его победы, другая же, а это была основная масса водителей – болела за Николая.

Главенствовал в этой группе молодой автослесарь Вася.

До последнего дня соревнования оставалось чуть меньше недели, то есть, пять с половиной дней.

Борьба между соперниками всё более накалялась.

Накалялись и страсти среди болельщиков.

Только администрация рудника как-то притихла что ли, словно она ждала чего-то.  Она молчаливо подсчитывала рейсы, кубометры вывезенной породы, и ежедневно вывешивала результаты своих подсчётов на огромном плакате.

 В конце очередного рабочего дня возле плаката собиралась огромная толпа рабочих, среди которой шныряли подпевалы и сторонники Владлена.

Ознакомившись со сводкой,  водители разбивались на небольшие группы, и вот тут-то и начинались дебаты. Иногда, разгорячившись в спорах противоположных мнений, то тут, то там, выкрикивались угрозы, заканчивающиеся небольшими потасовками. Особенно много и громко горлопанили приверженцы Владлена.

Василий ежедневно, после смены, находил Николая, и вводил его в курс «дела».

При одной из таких встреч Вася, посмеиваясь, спросил его:

- Как ты думаешь, почему во Владленовской группе так много девчат?

- Откуда я знаю, - недоумённо пожал плечами Николай. Да, и не обратил я внимания - у меня своих забот полон рот. Жду не дождусь, когда уж вся эта канитель закончится. – Я вот что тебе скажу, Вася - я чертовски устал, и нервы у меня на пределе.

- Даа…, выглядишь ты неважно, - согласился друг.  Совсем на пустынника-аскета стал похож…. Ты, словно высушенная на солнце вобла…

Но ты держись, за тебя серьёзные работяги болеют…, и среди «конторских» многие за тебя тоже... 

Так вот насчёт девчат, продолжил Вася, хочешь услышать моё мнение?

- Ну, давай, развлеки.

- Так вот, все эти смазчицы, точковщицы, табельщицы, нарядчицы, диспетчерши, спят и видят себя замужем за Владленом, и не понимают дурочки, что если он и возьмёт из них кого замуж, то ведь только одну! Верно я говорю?

- Что ты сказал?

- Здрасьте! Ты меня, что, совсем не слышишь?

- Прости, я задумался.

- Поделись своей «задуманностью», может и я, какой-никакой, совет смогу дать.

- Васёк, ты же не водитель, ты слесарь.

- Ну и что, что слесарь – в будущем я тоже шофёром буду. Я уже сейчас учебник водителя третьего класса почти весь изучил.

- Молодец! – Николай потрепал друга по шевелюре на голове. Трудись, и да выйдет из тебя толк!

- Смеешься?

- Отнюдь. Даже в мыслях не было.

- Ладно уж…, верю. Так какая забота тебя тревожит? – напомнил он Николаю.

- Да… понимаешь…, сегодня, где-то перед концом смены, прямо на отвале меня зажали в клещи дружки Владленовские.

- Как это?

- А, так – впереди машина, сзади машина, и сбоку. Не обогнать. И они, понимаешь, скорость всё снижают и снижают…

Потом нас догнал Владлен - они его, черти, пропустили, а меня ещё минут пять манежили. Из-за них я потерял целый рейс.

 Теперь между мною и Владленом разрыв всего ничего – два рейса. Если завтра они меня также зажмут – плакала моя победа.

- Вот сволочи, вот пиз…и, - возмутился Василий. На подлость, гады, пошли! Не могут честно выиграть, так вот что удумали…

Ну, мы им…. Ну, ты, Коль, держись, а я побежал. – Дела у меня, понимаешь.

- Ну, да. Ну, да,  – раздумчиво произнёс Николай и направился домой.

На следующий, предпоследний день, Николая никто в «клещи» не брал…, или не смог взять. Он только обратил внимание, как только кто-то из дружков Владлена, пытался его задержать, откуда-то сбоку вылетал другой КАМАЗ и нагло лез на него буром.

Боясь столкновения на узкой дороге, тот уходил в сторону, и перед Николаем опять открывался свободный путь…

 Но потерянный вчера рейс, он так и не смог вернуть.

 Владлен, рискуя опрокинуть машину и угробить её, выделывал такие кренделя на трассе, так отчаянно, до последнего, боролся за победу, что Николай только диву давался.

Но так рисковать, идти на явное самоубийство он не рискнул. Он всегда помнил о Настёне и малютке-сыне, Данилке.

И результат не заставил себя ждать – он отстал от Владлена ещё на один рейс.

Завтрашний день всё решит, подумал он, и закончится этот безумный месяц,  и я смогу спокойно поиграть с сыном, а если удастся, то и сводить Настю в Дом Культуры на киносеанс с участием Николая Караченцова.

                                                       Глава  четвёртая

Владлен, хоть и устал чертовски, но понимал - нужно повидаться с Иннокентием. Тем более, что ему передали, тот ждёт его в кафе.

Наскоро сполоснув с себя дорожную пыль, и быстро переодевшись, он направился на встречу с другом. Он спешил. Просто так Иннокентий не позвал бы. Значит, что-то важное хочет сообщить, решил он, входя в полуосвещённый настенными бра, зал.

В этот вечерний час посетителей было, как кильки в банке с томатным соусом – столько, половина столько, четверть столько и он.  Все места за столиками были заняты. На небольшой сцене, почти у входа в кухню, играл что-то залихватское доморощенный оркестрик.

Между столиками, виляя туго обтянутыми джинсой задами, выплясывали чуть подвыпившие пары, а между ними, как рыбки в аквариуме, сновали две знакомые ему официантки.

Одна из них, увидев входившего Владлена, мило улыбнулась и кивнула головой куда-то в угол.

Значит, Иннокентий там, сразу расшифровал он кивок своей знакомой, и уверенной походкой завсегдатая, направился в указанную сторону.

Иннокентий сидел совершенно один (почему-то никто не претендовал на свободные места за его столиком)  и что-то, смакуя, как заправский дегустатор, пил из широкого бокала.

Владлен, усевшись на свободный стул, протянул руку для рукопожатия.

- Что пьём, - поинтересовался он.

- Наливай, узнаешь.

- Не отравлюсь?

- Господь с тобой. Я же ещё жив, - пошутил Иннокентий.

Владлен плеснул себе в бокал немного густо-красной жидкости и, понюхав, сделал небольшой глоток.

- Ну, как? – посмотрел на его реакцию Иннокентий. Стоящая вещь?

- Мм-да… Тебе, что, по блату привозят питьё богов из столицы…? Или ты с собой приносишь?

- Ещё чего, - деланно возмутился Иннокентий, - ты же знаешь, я всё могу достать здесь, и для этого необязательно ехать в Питер или Москву.

И самодовольная улыбка появилась на его холёном лице.

- Тааак. Ну, чего звал? – вопросительно посмотрел на друга Владлен и, обернувшись к пробегавшей мимо официантке, щёлкнул пальцами.

- Сию секундочку Владик, - чуть покраснев, произнесла она и, действительно, почти мгновенно, оказалась рядом с их столиком.

- Раечка, мне бы мой любимый бифштекс, графинчик, так это граммов на двести-двести пятьдесят, и селёдочку с лучком. Только быстренько.

- Владичка, а меня ты не хочешь? – и её красивые подкрашенные губки капризно изогнулись: - Я через часик освобожусь…

- Не сегодня, дорогая, мне отдохнуть надо к завтрему.

Слушая их интимный разговор, Иннокентий улыбнулся и, подняв бокал, произнёс: «За свободную любовь! Только ты, Раечка, сегодня к нему не приставай, у него завтра «Последний и решительный бой!»

- Слышала? – Владлен похлопал Раечку по обтянутому короткой юбочкой, выпуклому заду. Всё, иди, слышала ведь – мне некогда.

Раечка, обиженно надув губки, профессионально повиливая красивым задом, отправилась выполнять заказ.

- Как ты с ней строго! – хохотнул Иннокентий. Разве можно так обращаться с красивыми девушками?

- Только так! Иначе на шею сядут, - Владлен сделал ещё глоток из бокала. – Даа, стоящая вещь! Так, чего ты меня позвал, или соскучился!

- Не соскучился - я не «голубой».  

Иннокентий строго посмотрел на друга.

 - Я, вот всё никак не пойму, ты вроде из приличной семьи, профессорской, а вкусы у тебя ну, прямо скажем, плебейские: водочка, селёдочка с лучком…

- Почему «плебейские»? Люблю я всё это, как ты говоришь, «плебейское». Чего выпендриваться-то? Жизнь у меня проходит среди трудового народа, а они коньяков и мартини не употребляют.

- Да ладно тебе заводить рака за камень. Это, среди какого-такого трудового народа ты живёшь, а? Как я погляжу, у тебя, что ни друг то, или в тюрьме отсидел, или готовится туда…

- Ты, зачем меня позвал? Нотации читать или, как пионервожатый, решил заняться перевоспитанием заблудшего ребёнка?! – на щеках Владлена заиграли желваки.

- Не кипятись! У меня для тебя новость и, в общем-то, очень даже приятная.

- Так говори, а не воспитывай! Тоже мне, воспитатель хренов нашёлся!

Иннокентий налил себе ещё полбокала вина, не забыв наполнить и бокал друга. Затем, сделав два-три глотка, закусил шоколадной конфеткой, и лишь после всей этой подготовительной процедуры собрался говорить.

А Владлен, опорожнив бокал одним глотком, ткнул вилкой в тарелку друга и, нанизав на неё пару кусочков сухокопчённой колбасы, шумно и смачно зажевал.

Воцарилась небольшая пауза.

Иннокентий, наблюдая, как  Владлен неаккуратно и некрасиво ест, в душе удивлялся – как мы, такие «разные» люди, сумели подружиться. Я, горный инженер, элита технической интеллигенции, без пяти минут кандидат наук и этот…, водила.

А ведь Владлен мог бы, под покровительством папочки или его друзей, получить прекрасное образование, сделать карьеру, и жениться на дочке какого-нибудь нувориша.

Так нет, ходит в грязной, пропахшей соляркой и потом робе; где надо и не надо, бия себя в грудь, кричит, что он рабочий класс - рабочая косточка всего мирового пролетариата; спит с дешёвыми проститутками, и живёт в комнатушке на четверых в общежитии.

Что это, наплевательское отношение к своей жизни, или протест против родителей и их уклада жизни, или вообще, он против всякого порядка на земном шарике?

А Владлен, по какой-то прихоти судьбы что ли, тоже, прожёвывая запашистую колбасу, смотрел на развалившегося по-барски в кресле Иннокентия, и рассуждал: тоже мне, корчит из себя барина, деревня сермяжная. За счёт смазливой рожи и любовницы, а также жены декана факультета – сумел влезть в аспирантуру, и за счёт неё же (жены декана) получить должность зам. Генерального директора…, а туда же - учить вздумал меня, быдло.

Думаю, если бы для каких-то, пока мне непонятных целей,  я тебе не был нужен, ты бы со своими барскими замашками вряд ли бы опустился до дружбы с простым водилой. Не я тебе, а мой папашка - профессор, и моя жена зачем-то понадобились тебе…

 Но всё же, какую-такую сногсшибательную новость ты  для меня приготовил, и так шикарно обставил?

Дожевав колбасу, он вопросительно посмотрел на друга.

- Да, вот, что я тебе хотел рассказать…

 Иннокентий покрутил полупустой бокал в руке, и продолжил:

…Сегодня у нас…, короче, на совещании у Генерального директора решено: в добавление к тебе известному Призу, решено ещё и…, он сделал многозначительную паузу.

Затем, подняв указательный палец, продолжил, -  ходатайствовать перед Правительством о награждении Победителя Соревнования медалью «За трудовую доблесть».

Сечёшь, как дело повернулось?!

- Здорово! И кто этот умник, что внёс такое предложение «Генеральному», не подскажешь? - заинтересованно спросил Владлен.

Иннокентий скромно опустил глаза и что-то промычал в ответ.

- Ааа, понятно. Этот  «скромный» умник сидит передо мной. – Ну, ты и жук, Иннокентий, и зачем оно тебе надо?

- Надо! – резко ответил Иннокентий и, поднявшись из-за стола, добавил, - для тебя, недоумок, стараюсь!

 «Ага, щас», с иронией подумал Владлен, для меня он старается.

Но ничего этого не произнёс. Он только приподнял зад от стула и, сделав шутовской поклон в сторону друга, сказал:

- Премного благодарен, барин.

- Шут гороховый! - вытерев губы салфеткой, улыбнулся Иннокентий и, встав из-за стола,  направился к выходу.

Владлен выпил водки, закусил селёдкой, а потом, хлопнув ещё пару рюмок, заел бифштексом.

Вымакав кусочком хлеба тарелку, он отвалился на спинку стула и задумался о завтрашнем дне:

Между ним и соперником был разрыв в рейсах всего ничего - теперь он отставал от Николая на один рейс. И этот разрыв надо как-то ликвидировать, задумался он.

Один рейс…, только один рейс, а там…

С Николаем или его машиной всё может случиться, он ударил кулаком по столу и скрежетнул зубами. И откуда ты только взялся на мою голову? Жил я себе припеваючи, ходил в передовиках, и если бы не ты и твоя Настёна…

Придя к какому-то решению, он бросил деньги на стол и вышел из кафе.

Не успел он пройти и десяти метров, из темноты, как чёрт из шкатулки, вынырнул его вечный спутник, его тень, его второе я – Гришанчик.

Низкорослый, худой до аскетизма, с надетой набекрень кепочкой на голове, и вечной, словно она приклеилась к нему навечно, кривой улыбкой на губах, он был преданнее собаки, и готов был для Владлена, своего наилучшего кореша, на всё. И если бы Владлен сказал ему - «Убей такого-то!», он бы не раздумывая, выполнил его желание.

Встретившись лицом к лицу со своим «визави», Владлен тихо произнёс:

- Хорошо, что ты здесь, Гришанчик, - произнёс он чуть высокомерно, с какой-то покровительской ноткой в голосе, – мне нужно, чтобы утром машина Николая из гаража не вышла, понял? Или…, по крайности, сломалась на техтрассе!

- Понял. Всё сделаю в лучшем виде, как тогда…, с масляным шлангом.

- Только смотри, не попадись! Иначе…, голову как курёнку сверну!

И, не попрощавшись, Владлен скорым шагом направился в сторону общежития.

Гришанчик, как возник неслышной тенью из темноты, такой же неслышной тенью и растворился в ней.

Владлен даже не услышал  его шагов, словно с ним рядом и не было человека, а был бесплотный дух. Однако он нисколько не удивился такому исчезновению  Гришанчика - он уже привык к его странной способности появляться и исчезать, и не обращал внимания.

                                                                Глава  пятая

Глубокая ночь. На территории гаража сонная тишина, только иногда в призрачном свете вынырнувшей из-за туч луны, проглянут стоящие в три ряда КАМАЗы.

Сон окутал землю, усталых людей, и даже собаки перестали брехать.

Но вот ночную тишину территории гаража неожиданно нарушили осторожные, крадущиеся шаги человека. А затем среди машин появилась и движущаяся тень. Она, сделав несколько крадущихся шагов, неожиданно останавливалась, и так стояла несколько мгновений, не шевелясь, словно прислушивалась к окружающей её тишине.

Постояв некоторое время, она опять начинала двигаться в направлении стоявших, безмолвных, словно застывших в сонном оцепенении, машин.

Подойдя к одному из КАМАЗов, она быстро поднырнула под него и некоторое время не появлялась, затем, вынырнув, так же осторожно, крадучись, покинула территорию. Все её манипуляции происходили беззвучно, и не потревожив расслабленную в ночной неге, тишину.

Когда первая тень исчезла, из-за стоявших в ряду машин, появилась другая тень, и неслышно подойдя к машине, у которой ненадолго задержалась первая тень, тоже нырнула под машину.

Затем, под машиной несколько раз мелькнул свет фонарика.

Когда луна вновь выглянула из своей тучи-убежища, тень вновь появилась из-под машины и, осторожно загремев какими-то железками, завозилась у переднего бампера КАМАЗа.

Недолго повозившись, она быстро переместилась к стоящей в другом ряду машине, и тоже принялась производить какие-то манипуляции с бампером.

Изредка тишину нарушал осторожный звяк металла.

И опять тень вернулась к первой машине, и опять она что-то там проделала, но сейчас почему-то раздававшийся звук был более звонким, хотя видно и слышно было, что тень старалась как можно меньше производить шума – осторожничала.

Закончив свои тайные, магические манипуляции с машинами, тень, так же, как и первая, неслышно скрылась в темноте.

 И опять сонная ночная тишина заполонила всё вокруг.

                                                         *    *    *

Утром, едва начало светать и узкий серпик солнца чуть окрасил горизонт, Николай пришёл в гараж. Он направился к своему КАМАЗу, а увидев его, резко остановился - «Что за морок?» - удивлённо пожал он плечами и, ища взглядом свою машину, оглянулся вокруг.

Но её не было: вместо его машины стоял КАМАЗ  Владлена.

Ааа, где же моя машина? -  он, продолжая удивлённо-растерянно пожимать плечами и бормоча про себя - «Совсем заработался, уже стал забывать, куда машину поставил…»  - осмотрел весь передний ряд. Затем, перешёл ко второму, и только здесь нашёл свой КАМАЗ. «Вот чертовщина, совсем память отшибло!» - покачал он головой и открыл дверку.

Он только начал прогревать двигатель и накачивать воздух в тормозную систему, как,  быстро шагая, появился Владлен.

Он подошёл к машине, но увидев в ней Николая, удивлённо посмотрел на него, и видимо также ничего не понимая, покачал головой. Затем, бегом, громко издавая ругательства, побежал вдоль рядов стоящих машин, разыскивая свою.

Николай ещё не закончил прогревать мотор, а Владлен уже быстро направил КАМАЗ  на выезд из гаража. Он, не дав мотору прогреться до рабочей температуры, не жалея его, уже сейчас, здесь, сэкономив пару минут, постарался обогнать соперника, перехватить инициативу соревнования, и попытаться сравнять счёт в рейсах.

Николай только покачал головой, но сразу за ним не погнался, хотя ему очень хотелось это сделать. Он любил машины, относился к ним словно к живым существам, и они отвечали на его заботу сторицей - они никогда не подводили его в трудную минуту.

                                                          *    *    *

Разгрузившись вторым рейсом, Николай не увидел впереди машину Владлена.  Её задний борт не маячил у него перед глазами. Поискав её на разгрузочной площадке и не найдя, он решил, что в запарке упустил её из виду, и Владлен уже где-то намного впереди.

Быстро ведя КАМАЗ по верхней дороге, он неожиданно для себя в зеркале заднего обзора увидел выскочивший из-за насыпанных и ещё не разровненных  куч породы машину Владлена -  тот быстро догонял его.

 Николай, всё же боясь не вписаться в очередной поворот, лишь немного увеличил скорость.

Но Владлен, рискуя опрокинуть машину, догнал его и, поравнявшись бортами, ударил его в бок, пытаясь столкнуть его вниз, под быстро идущий, гружённый породой железнодорожный состав.

С трудом удержав машину на дороге, Николай заорал:

- Что ты делаешь, сволочь?! Ты же убьёшь меня!!!

 Но Владлен, вновь разогнавшись, ударил своей машиной по его машине!

Затем, ещё и ещё раз, продолжая раз за разом сталкивать его с дороги на идущий внизу грузовой поезд.

Николай, не успевая выровнять движение своей машины, получал всё новые и новые боковые удары.

Получив очередной удар, и чуть не сорвавшись вниз, он на мгновение, всего лишь на короткое мгновение, повернул голову в сторону Владлена, и увидел раззявленную в злобной ненависти улыбку, и побелевшие, безумные глаза соперника.

Чтобы не сорваться вниз под колёса железнодорожного состава, Николай резко затормозил, и оказалось вовремя - переднее левое колесо уже выкатилось за дорогу и, потеряв опору, продолжая вращаться, зависло в воздухе.

А машина Владлена, не встретив сопротивления, понеслась вниз по дороге.

Николай, сидя в кабине и пытаясь унять дрожь рук и ноги давившей на педаль тормоза, закричал вслед нёсшейся под уклон, и всё более набиравшей скорость, удалявшейся машине Владлена:

- Тормози!!! Тормози, мать твою!!! Ну, пожалуйста – тормози!!!

Но машина соперника, не останавливаясь и никак не реагируя на его крик-мольбу, на бешеной скорости приблизилась к очередному повороту и, не вписавшись, кувыркаясь и подняв тучу пыли, сорвалась с десятиметровой высоты, прямо под колёса мчащегося, гружённого пустой породой, железнодорожного состава.

Николай, боясь сорваться на осыпи, выскочил из кабины и помчался к месту аварии. В трёхстах метрах от его машины, прижавшись, словно ребёнок к груди матери, к вагону-самосвалу, лежал полностью искорёженный КАМАЗ Владлена.

Это уже была не машина – это был металлолом.

Николай, скатившись по осыпи на заднице вниз, подбежал к бывшей когда-то кабине машины и, заглянув в неё, тут же в ужасе отпрянул – в кабине находилось излохмаченное до неузнаваемости, безголовое тело соперника!

                                                         *    *    *

На следующий после траура день по погибшему, Вася Васильев рассказал Николаю, что в последнюю ночь перед окончанием соревнования, он решил посторожить его машину,  и видел, как кто-то, подобравшись к машине, словно тать в ночи, надрезал тормозной шланг.

Он узнал его – это был Гришанчик, верный «Санчо Панса» Владлена.

Тогда он решил поменять номера на машинах, ведь машины-то одинаковые, и этим спас своему другу жизнь.

- Вася, друг ты мой верный, надо было не номера на машинах менять, а просто предупредить меня.

- Я, потом, хотел, - покаялся Вася, - но…, понимаешь, я проспал. Я ж полночи караулил твою машину, а придя в общагу, сразу и уснул. Но я, честно, хотел тебя предупредить.

- Понятно. Пошли в полицию,  напишешь заявление.

- Пошли, - вздохнул Вася.

                                                          Послесловие

Было следствие, был суд над Гришанчиком, и было на судебном заседании много народа.

За неделю до суда было общее собрание коллектива рудника, на котором сам Генеральный директор поздравил Николая с победой в соревновании, и вручил ему ключи от двухкомнатной квартиры.

Вопроса о награждении его медалью «За трудовую доблесть» не поднималось.

Но Николай, неожиданно для всех, а тем более для администрации, положив ключи на стол президиума, сказал: «Я не могу принять этот подарок, он омрачён гибелью человека. Я увольняюсь»  И, немного помедлив, добавил: «Я, с Настёной и сыном, решил вернуться в свой город» -  и, спустившись со сцены, покинул притихший зал.

                                                          ---<<<>>>---