Правило бумеранга

 Вечер. Нудно моросит дождь. На остановке, не под козырьком, а чуть в стороне, стоит женщина. Ненакрашенная, седеющие волосы собраны в пучок, непонятного цвета пальтецо – этакая невзрачная мышка. Прохладные капли мелкой водяной пылью оседают на ее усталом, сером лице. Обычная в этот час внешняя суета словно совершенно не касается женщины. Она вообще не замечает ничего вокруг – так глубоко ее погружение в себя. Обыкновенная, из плоти и крови, внешне вроде подобная другим. Но отчего-то кажется, что сквозь эту женщину можно пройти – как в фантастических фильмах – и это проскользнет мимо ее сознания.

К остановке тяжело подбираются, дыша жабрами-гармошками, автобусы и, проглотив новую порцию живой массы, отъезжают, теснимые юркими маршрутками. Те приходят уже полными и притормаживают здесь только из-за пробки впереди, частью которой тоже становятся.

Час пик.

Поток людей и транспорта всё не убывает. Смеркается. Включаются фонари, свет которых, смазанный пеленой дождя, мерцает чуть расплывчато, мистически.
Женщина, озябшая, должно быть, с отстраненным, даже потусторонним видом, по-прежнему стоит, обтекаемая волнами прохожих.

Очередной мастодонт, изрыгнув клубы выхлопов и заставив сморщиться чувствительные носы, пополз дальше. Кажется, именно это привело в чувство окаменевшую женщину. Она, очнувшись, смотрит вокруг с удивлением, будто спрашивая, как и зачем здесь оказалась.

Отерев рукой влагу с бледного лица, так и не достав зонтик, торчавший из сумочки, женщина направляется, наконец, ко входу в метро, не глядя под ноги, а потому не обходя луж. Она попросту их не видит.

Перед ее глазами толкаются, путаются видения, то наезжая одно на другое, то странным образом раздваиваясь... У них, хронологически разнесенных годами, есть общее. Это – ощущение тупиковой безысходности, от которой впору... напиться. Если бы самая мысль о спиртном не вызывала сильнейшего, до рвотного рефлекса, отвращения...

30 лет назад...

...Пьяный отец сидит за столом, грузно на него навалившись. Перед ним ополовиненная бутылка "белой" и нехитрая снедь – хлеб, перья зеленого лука, кружочками нарезанные огурцы. Он опрокидывает водку из граненого стаканчика, смотрит осоловело на бутылку, закуску. Взгляд его медленно, с трудом фокусируется на дочке, девочке лет десяти. Она пододвигает ему еду:

– Пап, ты кушай, кушай, а то совсем пьяный будешь...

– И ты... ты тоже, как мать, ругаешь меня... А ведь я... я тебя... люблю, дОчушка... Всё эта... жизнь поганая... – пьяные слезы капают в стакашек, смешиваясь с остатками дешевой, за три шестьдесят две, водки. Отец неловко притягивает дочь к себе, гладит по голове. Ей неприятно, что от отца так плохо пахнет водкой, луком, потным телом. И еще немножко не по себе, что он, такой большой и сильный, плачет, пошвыркивая носом. Но девочка не противится, дает себя обнять. Она очень любит своего отца, а потому жалеет. Даже пьяного. Она помнит, как он, когда был трезвым, возил ее в другой город – в парк. Там они катались на каруселях, колесе обозрения, ели мороженое. "Папка мой хороший... – думает девочка. – Это всё водка виновата..."

10 лет назад...

...Муж, пьяный, как обычно, забылся беспокойным сном прямо в одежде. А семья, жена и двое сыновей-погодков, стараясь не шуметь, сидят на кухне. На столе скромный ужин: вареная картошка, политая растительным маслом, по кусочку хлеба и кружке чая. Дети тихо капризничают: чай почти без сахара, а они соскучились по сладкому, конфетам. Еще им хочется побегать, пошалить, но мама строго-настрого наказала не мешать папе: он "отдыхает"... "Уставший" папа ворочается во сне, бормочет что-то на пьяном тарабарском наречии. Это очень веселит детей, и они прыскают со смеху. Но мама, которой почему-то совсем не смешно, шикает на мальчишек, тише, мол, озорники, разбудите папу...

Дети привыкли видеть отца чаще в "горизонтальном состоянии". Так им спокойнее, когда он спит пьяный. А то ведь трезвый начинает ругаться, обзывать их обидными словами. Или принимается рассказывать, как он "воевал" за границей, когда служил в армии. И всегда по-разному – то в Сомали, то в Алжире, то в Анголе это было... А мама реагирует на это одинаково: "Ага, "воевал" он – с лопатой в стройбате под Рязанью..."

...Всего три недели назад, обескровив и так худой семейный бюджет да призаняв еще, мужа закодировали. Не помогло. Надежды, что "кормилец" больше не будет пить и жизнь, наконец, наладится, рухнули уже полмесяца спустя - недавний "трезвенник" наклюкался от души, до "зеленых соплей". И всё началось сначала...

Вчера. Сегодня. Завтра?..

...Сын, старший... Симпатичный, со смешинками в темных глазах, таким смышленым, потешным был в детстве. Бывало, любил изображать, как "ходит пьяный папа". Бровки нахмурит, и без того пухлые щеки надует, пошатывается из стороны в сторону, руками размахивает... И поглядывает, смотрят ли на него взрослые. Потом, увидев улыбки, вдруг расхохочется, забегает, балуясь...

...На разложенном диване – красивый парень, худощавый, модно стриженный. Одеяло сбилось к ногам – длинным, волосатым, с большущими ступнями. Как он похож на своего отца! Густые брови, с широкими крыльями нос, упрямый подбородок. Глаза те же – почти черные, большие, с длинными ресницами. Только ростом сын выше родителя на голову вымахал – поколение акселератов!

Спит. Вчера – или это было уже сегодня? – он снова пришел поздно. И опять в подпитии:

– Мам, да не ругайся ты. Ну, выпил. Всего-то бутылку пива, – едва держась на ногах, оправдывается сын. – И не переживай. Всё нормально. Ложись спокойно спать.

Какой там спокойный сон?! Она и не помнит, когда спала спокойно, без этих преследующих ее мыслей, видений...

Забыть бы всё! Но как, когда вот он – зеркальное отражение своего отца, его достоинств и недостатков. Ладно бы только внешнее сходство. К несчастью, сын унаследовал самый большой его порок – дружбу с зеленым змием. Да и порок ли это? Скорее, беда. Эта беда, как злокачественная опухоль, обрастая метастазами, тянет за собой другие. Нет работы – уволили за пьянку. Девушка бросила, устав бороться за него. Школьные друзья отвернулись. У них другие интересы, нормальная жизнь.

Что же дальше? Повторение судьбы отца? Деградация? Растительное существование? Эти вопросы мучили ее неотступно. Она пыталась спасти сына. И ругала. И по душам говорила. И отца в пример приводила – что, мол, сделала с ним проклятущая выпивка, что "ты ведь, сынок, умный, не губи свою жизнь". Но все было бессмысленно. Стена непонимания – выше Китайской...

...Пьющий отец. Муж. А теперь и сын... Всю жизнь она пыталась бежать от этого. В юности уехала учиться далеко от дома, чтобы не стыдно было перед подругами за пьющего отца. И ведь трудно пришлось одной в чужом городе. Но училась, работала. И никогда не тянуло ее выпить в общежитии с соседками. Прослыла бы белой вороной, если бы в оправдание себе не придумала язву. Тогда и отстали.
Закончила учебу, вернулась в родной город. Познакомилась с парнем. Скромный такой, симпатичный. Понравился. На свидания приходил трезвый, был ласков, нежен. У нее и закружилась голова. Подумала: "вот она – любовь, судьба". Вскоре и свадьбу сыграли.

И правда, судьба. Не уйти от нее, как ни старайся. Очень скоро поняла свежеиспеченная молодая жена, что ее супруг – тихий пьяница. Она – в крик: "Как ты можешь? Зачем?" А свекровь – еще масла в огонь: "Пусть лучше дома пьет, на глазах, чем где-то"... А он и дома пил сваренный матерью самогон. И не дома тоже.
Сколько слез пролила в подушку, но не сдавалась. Всё надеялась уговорами, лаской и заботой перебороть его страсть к выпивке, к дому приохотить, к детям. Но не получилось. Сильнее оказалась водка...

Ушла, забрав детей. Сколько мытарств выпало на ее долю – только она знает. Не одну работу взвалила на плечи, чтобы прокормить да поднять детей. С ног валилась от усталости, а еще больше от того, что не с кем было поделить эту ношу.
"Свое не тянет..." Еще как тянет! Тянули и на одежду, становясь старше. И на учебу. И на развлечения. И не хотели понимать, что не может она дать им всего, что они хотят, что есть у других ребят. Потом как пощечина – упрек: "Зачем вышла тогда за папу? Где были твои глаза? Надо было за богатого выходить..."

Когда у старшего сына появились первые деньги, он стал тратить их на себя. Одежда, сигареты, пиво. С пива-то и началось всё. Все пьют его, куда ни глянь. И рекламы не надо – и так рекой льется пенный напиток. Вроде и не страшно, подумаешь, пиво: градусов – тьфу! Но с такими генами и этого хватило. Не заметила, как сын втянулся. Что ни день, то "веселый". И друзья нашлись такие же, под стать, – всегда рады составить компанию.

Через пару лет невинное вроде поголовное среди молодых увлечение пивом у сына переросло в зависимость. Мог и на работу пойти выпившим. А то и вовсе не пойти, потому что с вечера перебрал, а утром голова болит. "Ну ее, эту работу!.. И вообще, все достали – и мать с упреками, и начальство, и девчонка... Сейчас бы пива!.."

...Женщина спустилась в метро, хотя ей туда и не надо было. Но ноги сами вели к эскалатору, вниз, на платформу. Народу было уже немного, основной поток пассажиров схлынул. Женщина прошла на платформу, остановилась у самой белой линии...

Ее била крупная дрожь, она вся горела. В голове всё смешалось. Дети, отец, муж... Воспоминания, присосавшиеся своими щупальцами к самым чувствительным точкам, сжимали сердце, мешали дышать. Мама, подруга, коллеги... Перед глазами всё кружилось. Поезд приближался. Неумолимо. Как судьба.

Женщина внезапно почувствовала внутри бездну пустоты и... легкость. Видения оставили ее враз. Она успокоилась, даже улыбнулась через силу. До яркого света гудящей махины оставались доли секунды. Кажется, она покачнулась. И – провал...
...Когда женщина пришла в себя, она не сразу поняла, где находится. Светло, мраморные колонны, на сводах – летящие ангелы, с крылышками. И еще один – рядом, в белом, но этот – без крыльев:

– Слава Богу, женщина, вы очнулись. – От рук "ангела" сильно пахло нашатырем. – У вас стало плохо с сердцем, и вы чуть не упали под колеса электрички. Скажите спасибо этому мужчине. Он успел ухватить вас в последний момент.

И только тогда поняла она, что жива... Жива?! Что этот перепуганный толстяк с лысинкой, стоящий рядом с доктором, и есть ее спаситель. И еще медленно, пробираясь сквозь сумбур ощущений, мыслей, пришло осознание страшного, пугающего – она хотела покончить с собой. Когда женщина поняла, что несколько минут назад действительно готова была уйти, снова уйти, как и раньше, эта мысль ее отрезвила.

Уйти?! Оставить детей? Отдать старшего сына на съедение этому алчущему дракону? Неужели она могла пойти на это?!
Ну нет! Ни за что!

...Женщина лежала на каменной скамье в метро. Недавняя бледность сменилась подобием румянца. Она улыбалась – себе, людям вокруг. А в толпе кто-то предположил: "Пьяная, небось... Лежит, лыбится". Другой голос поддакнул: "Ага, нажрутся, сволочи, а "скорая" спасай. А у кого-то, может, приступ сердечный..."
Добрые люди... Участливые...

Но женщина не обижалась на них. Она была жива. Жива! И ей до смерти хотелось жить дальше – каждой клеткой, каждым нервом, мускулом. Теперь, побывав на самом краю, когда сила провидения остановила ее в последний момент, она знала точно: нельзя сдаваться так запросто! Надо бороться! И всё еще будет хорошо!