Прах земной

–Что в замысле твоём? – голос Люцифера вроде бы почтительный, но Владыка чувствует нечто большее за этим почтением, и это ему совсем не нравится.
            Среди всего сотворённого мира, среди чудовищ, порождённых первичных хаосом, ничто: ни ужасные циклопы, ни шипастые рыбины и драконы не тревожили Владыку так, как тревожил его им же сотворённый ангел. И вроде бы не повинишь его – создан он был так, как и все, сплетён из мысли великой, а дальше обликом награждён. Создавался как все, а как все не стал…
            Владыка, конечно, поощрял индивидуальность своих созданий, но не до такой степени. Люцифер задавал слишком много вопросов, слишком много смотрел по сторонам и первый закрыл своё сознание от Владыки. Тот мог, без сомнений, приказ отдать раскрыть свои мысли, но это было бы началом открытой вражды, а этого Владыка не желал, он ещё верил в то, что такой способный ангел как Люцифер, изменится в нужную сторону.
            Но давить на него не желал. У Люцифера оказался непростой характер, которого Владыка не задумывал.
            Владыка не знал, как себя вести с Люцифером – он то видел в нём своего первого помощника и привлекал его ближе к трону, но долго не мог вынести его взгляда и откровенных вопросов о смысле всего созданного, и тогда пугался, отдалял Люцифера, делал вид, что нет его совсем. Но Люцифер не огорчался. Он не искал общества Владыки, не молил о пощаде, он просто долго беседовал с другими ангелами, и обрывки этих бесед достигали ушей Владыки.
            Развязывать открытую враждебность Владыка не мог. Вернее, мог, но понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет, и вскоре, томимый слухами об этих беседах Люцифера с другими, заново привлекал его к себе, надеясь, что тот сменит свою непокорность на такое же сильное рвение.
            Сейчас был тот самый момент, когда Владыка ещё держал Люцифера подле себя, но опять тяготился им. В уме его зрел давний замысел, дерзкая мысль, явленная тихой мелодией, мимолётным видением…
–В моём? – переспрашивает Владыка и спохватывается, – я думаю о всеобщей роли света, Люцифер.
–В главном замысле, – уточняет Люцифер спокойно.
            Он почему-то никак не может принять, что главный замысел непостижим.
–Он непостижим вами, – напоминает Владыка, отводя взгляд. Ему кажется, что Люцифер угадает рано или поздно, что замысел Владыка не открывает не из-за гордыни, а из-за того, что этот замысел и ему-то неизвестен.
–Так чем ты занят? – Люцифер и не ждал иного ответа.
            Владыка смотрит на свои руки. Мысль, терзавшая его, смягчилась, он впервые за долгое время отвлёкся от неё и теперь с изумлением мог видеть, как грязные его руки…
            Покрытые прахом земным.
–Человека.
–Кого? – удивляется Люцифер, и удивление его искреннее, светлое.
–Человека,– улыбается Владыка.
***
            Мысли скользят, мысли терзают, мысли не дают Владыке спать.  Но он не торопится с исполнением. За всё время пришлось понять – спешка вредна. В этот раз Владыка хочет всё продумать, продумать путь человека, его явление, его образ…
            Мысли скользят, но он упорно выдерживает срок. Пусть замысел созреет.
            А потом – удар за ударом, и отсрочка, прежде взятая на масштабное планирование, становится необходимостью, вот только планирования не выходит, и мысли становятся другими.
            Сначала жалуются на Люцифера ангелы:
–Он сбивает с пути. Он говорит ужасные вещи. Он говорит о том, что Ты, Владыка, готовишь нас в рабство человеку.
            Владыка хмурится. Он не задумывал рабства, он задумывал братства. По его мысли люди и ангелы должны были жить в мире и согласии. В одной бесконечной гармонии. Для чего Люцифер так извращает его мысли? Откуда взял они их?
            Владыка разубеждал ангелов. Но мысль его, занятая прежде Человеком, сменила направление. Теперь он думал о том, как Люцифер может далеко зайти, если так боится появления Человека, если внушает ангелам мысль о рабстве?
            Но это ещё первый настоящий удар. Он болезненный, но ещё можно стерпеть.
            «Надо поговорить с Люцифером!» – решает Владыка, оправляясь от этого первого потрясения.
            Ему становится легче. Да, конечно, надо поговорить с Люцифером, объяснить ему про братство ангела и человека,  рассказать про то, что Люцифер создан для абсолютного света и просвещения.
***
            Мысли…мысли. Где вы, мятежные?
–Ты создал нас, чтобы мы им служили?! – удар второй. Разговора не выходит. Утеряно мгновение, когда словом и беседой можно было бы решить подозрение. Люцифер насмехается. Люцифер твёрд.
            Ведь если Владыка пришёл к нему, значит, Люцифер уже победил? Так? не было дано и одного сражения, но Владыка уже уговаривает Люцифера, значит, Люцифер сильнее.
            И это значит также то, что Люцифер уже не остановится.
–Я явлю вам братьев. Вы будете вести их к свету!
–К тебе, – поправляет Люцифер. – Ты хочешь, чтобы все они шли к тебе. Так стадо идёт на забив.
            Владыка цепенеет от бешенства, но длится это лишь миг. В следующий слова находят выход:
–Люцифер! Ты зарвался! Ты – негодный мальчишка, твои амбиции губят тебя. Ты не видишь мира…
–А ты его не   знаешь. Создаёшь и живёшь в стороне, – впервые Люцифер перебивает Владыку. – Волки идут за вожаком. Львы идут за тем, кто сильнее. Но все они неразумны. А ты хочешь создать разумное существо и также, словно оно неразумное, вести за собою?  Интересно, а им ты скажешь про замысел? Или снова объявишь  его непостижимым?  Или и вовсе промолчишь, заменив все объяснения словами «надо» и «моя воля»?
            Люцифер говорит страшные, совершенно несправедливые вещи, но Владыка ему не возражает. Он видит всё то, что прежде скрывал Люцифер. Видит его жажду власти, видит гордыню, видит ненависть – бескрайнюю, как Океан Хаоса, из которого явился мир.
            Владыка не разубеждает. Он пытается понять, как не заметил всего этого в Люцифере. Ведь были же, были признаки раньше?
            Были. Владыка предпочёл их не замечать. Теперь получал итог. И бесполезна тут ссора, и напрасны здесь объяснения – Люцифер их не будет слушать. Он хочет воевать.
«Откуда в нём это?» – поражается Владыка, понимая, что этот, второй удар ему страшнее прошлого.
***
            Но третий удар поражает всё, что имелось ещё в запасе надежды.
            Люцифер объявляет мятёж. Вот так просто… три слова о происшествии, за которыми стоит самая страшная ночь на памяти многих ангелов.
            Ночь, когда небо обагрилось кровью и пожарищем; когда схлестнулись две стороны – ещё одинаково крылатой; когда пожар мятежа достиг и людского мира, взбунтовал волны, пробудил Океан  Хаоса, выпустил множество спавших чудовищ, поднял из саркофагов древние ужасы.
            Владыка вмешался. А как  мог он иначе? Вмешался и был вынужден карать. Он дал Люциферу  – как зачинщику, шанс. Предложил:
–Склони колени, мятежник, и моли о прощении. Моли о прощении небес, которые ты осквернял своими речами и пожаром.
            Люцифер покачал головой. Он был уверен в том, что умрёт, и не хотел уходить бесславно. Он готовил себе путь отступления в Ничто, путь, которым хотел уязвить напоследок…
–А ты возьми глины, Владыка, да праха земного, и сотвори нового ангела. А от меня мольбы не жди.
            Одним движением Владыка оборвал мятежному крылья, а затем принялся за сообщников Люцифера.
            Его сообщники – один за другим падали следом. Иные, правда, молили о пощаде, говорили, что были сбиты с пути, были обмануты, но Владыка уже не слушал. Кровавая ярость – цвет пожарища, цвет падения и разочарования.
            После этого Владыка отходил тяжело и долго. грызли его тревоги, терзали печали, и никакая мысль не могла поселиться в нём, вернуть к мыслям о сотворении Человека.
            Конечно, Владыка понимал, что не было причиной мятежа именно замышление человека, нет. Люцифер давно искал повод. Владыка только не мог понять почему.
***
            Вода со временем точит камень, ветра со временем обращают горы в равнины, и со временем заживает небо, раскромсанное мечами ангелов.
            Труднее заживает душа. Кровоточит она дольше всех плотских ран, но понемногу и она стихает, когда Владыка понимает – Люцифер не придёт просить прощения. Никогда он ни словом, ни жестом, ни мыслью не даст себе такой слабости.  
            Он упал во тьму, но не сгинул в её отчаянии, не пал в пасть ярости. Он окреп, и крыльями ему стала тьма, а новым домом – Подземное Царство.
–Мятежник… в кого?   Создавал его как всех! – Владыка ни к кому не обращается, но жаждет ответа. Другие ангелы, павшие с Люцифером, ныне нарекающие его Хозяином, не занимают его внимания. Они слабы. Страх, ревность, жажда власти – Люцифер  повёл их этим. Но что повело его?
            Забыт земной прах, из которого Владыка мыслил явить разумного человека, брата ангелам. Вымыты много раз в дожде-слезах неба руки.
            Но время идёт. И понемногу возвращается замысел. Если не удалось в прошлый раз, удастся в этот. Владыка верит.
            Он поднимается с трона – великий, могучий, всезнающий, всепрощающий…
            Идёт по небесной лестнице вниз, в мир земной, спускается решительно и быстро по прогретым ласковым солнцем ступеням, всё ниже и ниже. Уже тянет морской свежестью, так  легко забытой небом, уже ветра обдувают лицо совсем иначе, уже шум листвы перекрывает шум его собственных шагов и шуршание его одежд.
            Владыка собирает земной прах в ладони, зачёрпывает с щедростью – человек должен быть совершенен.
            Зачерпнув, уже безо всякой спешки он возвращается к  мосту. То ли земное царство суровое место, то ли ладони занемели и от того настроение не то, да только холодными кажутся ступени. Владыка переступает босыми ногами по ступеням, а холод всё усиливается.
            «Таков замысел» – постигает Владыка, и не думает исправлять ситуацию. Внутренний комфорт – что он значит? Ему было явлено холодом, начертано силой, явившей его – значит, так должно быть. Владыка никогда не задавал вопросов мирозданию, да и у кого бы мог он спросить?
            Он появился в Океане Хаоса. Он всегда был один. Даже создав ангелов, остался одинок.
            Может быть, прах земной и Человек станут ему спасением и от одиночества?
***
            Две руки, две ноги, сильное тело, шея, голова… – Владыка трудится тщательно и аккуратно. В его руках прах земной становится податливым, словно глина, покоряются малейшему движению крупинки, вылепляя новое чудо – Человека.
            Но вот, готова плоть. Розовеет она в полумраке покоев Владыки. Но слепить плоть может каждый, Владыка знает, что должен дать разум.
            Он касается пальцем лба своего создания и понемногу тело начинает мелко-мелко дрожать, оживать. Но нет, ещё нет. Это не жизнь.
            Владыка легонько дует на человечка… так он вселяет в него душу, превращая человечка в Человека.
            Секунда, другая, третья – открылись тёмные глаза, сверкнули жизненным светом. Распахнулся розовый рот, промолвил:
–Боже…
            Владыка счастлив. Это создание оправдает всё. Это создание станет его любимым. И пусть косятся ангелы, вынужденные прислуживать (а как защитить слабую людскую плоть?), человек прекрасен. Владыка рад ему как второму шансу.
***
–Знаешь почему ты потерял человека? – голос Змея противен и Владыке очень хочется отрубить ему голову. По замыслу Змей должен был служить мудрости, а в итоге подтолкнул Человека на падение. За одно это его, мерзавца…
–Я его не потерял, – возражает Владыка, зная, что убить он успеет всегда. –Я отправил его учиться, познавать боль и страдание.
            Познав их, он вернётся. Конечно, осознает. Не может же не осознать.
–Как Люцифер вернётся? – интересуется Змей. Владыка замахивается на него, но останавливает руку. Немигающие глаза Змея не выражают ничего.
            Владыка и сам думал, что всё это уже где-то было.
            Уже был где-то этот вечный вопрос о всеобщем замысле. И этот проклятый разговор, когда Человек сообщил, что хочет познавать мир, а не сидеть в Эдеме, и откровенный мятеж в виде сорванного запретного плода.
            Всё это Владыка уже видел, всё повторялось. Но если в первый раз вину можно было переложить на Люцифера, на разницу в создаваемом материале, то теперь это было невозможно. Земной прах – это всего лишь сухая земля, без характера и без надежды, без страха и без горечи. Это отсутствие состояния и чувства.
            Но почему итог одинаков?   Почему человек не смирился с непознанностью? Почему пожелал открыть все тайны, почему вынудил выгнать себя из Эдема, где не было ни тревог, ни  боли? Как Люцифер окреп во тьме, так Человек крепчал на земле и основывал новое царство. Он плодил сынов и дочерей, и те – видел Владыка – имели множественные недостатки. Они шли брат на брата, предавались грехам и не слышали света.
            Бились за их души ангелы, полагавшие обрести братьев, а получившие неразумных господ. Отнимали у демонов – своих недавних собратьев, которые также шли когда-то против них, как Каин шёл против Авеля.
            И взирал на всё это Владыка, всё яснее понимая – ни материал виновен, ни свет, ни Хаос Океана. А он сам.
–По образу и подобию, – шипит Змей счастливо.
            Верно. По образу и подобию. Владыку спасло только то, что он был один, и не было у него ни братьев-ангелов. Ни братьев-людей. Никого не было. сила, приведшая его в мир, дала ему одиночество.
            И это  одиночество не позволило ему понять сразу своей ошибки.
–По образу, – соглашается Владыка. – И я…по чьему-то. И я – прах земной.
            И Змей взирает на него с испугом. Он хотел бы спорить, хотел бы травить своими словами, как травил всегда, но тщетно! Опоздал. Владыка уже сам заразил себя этим ядом осознания, и неожиданно, совсем того не желая, гораздо  глубже познал созданный им же мир.
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2023

Регистрационный номер №0516921

от 4 мая 2023

[Скрыть] Регистрационный номер 0516921 выдан для произведения: –Что в замысле твоём? – голос Люцифера вроде бы почтительный, но Владыка чувствует нечто большее за этим почтением, и это ему совсем не нравится.
            Среди всего сотворённого мира, среди чудовищ, порождённых первичных хаосом, ничто: ни ужасные циклопы, ни шипастые рыбины и драконы не тревожили Владыку так, как тревожил его им же сотворённый ангел. И вроде бы не повинишь его – создан он был так, как и все, сплетён из мысли великой, а дальше обликом награждён. Создавался как все, а как все не стал…
            Владыка, конечно, поощрял индивидуальность своих созданий, но не до такой степени. Люцифер задавал слишком много вопросов, слишком много смотрел по сторонам и первый закрыл своё сознание от Владыки. Тот мог, без сомнений, приказ отдать раскрыть свои мысли, но это было бы началом открытой вражды, а этого Владыка не желал, он ещё верил в то, что такой способный ангел как Люцифер, изменится в нужную сторону.
            Но давить на него не желал. У Люцифера оказался непростой характер, которого Владыка не задумывал.
            Владыка не знал, как себя вести с Люцифером – он то видел в нём своего первого помощника и привлекал его ближе к трону, но долго не мог вынести его взгляда и откровенных вопросов о смысле всего созданного, и тогда пугался, отдалял Люцифера, делал вид, что нет его совсем. Но Люцифер не огорчался. Он не искал общества Владыки, не молил о пощаде, он просто долго беседовал с другими ангелами, и обрывки этих бесед достигали ушей Владыки.
            Развязывать открытую враждебность Владыка не мог. Вернее, мог, но понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет, и вскоре, томимый слухами об этих беседах Люцифера с другими, заново привлекал его к себе, надеясь, что тот сменит свою непокорность на такое же сильное рвение.
            Сейчас был тот самый момент, когда Владыка ещё держал Люцифера подле себя, но опять тяготился им. В уме его зрел давний замысел, дерзкая мысль, явленная тихой мелодией, мимолётным видением…
–В моём? – переспрашивает Владыка и спохватывается, – я думаю о всеобщей роли света, Люцифер.
–В главном замысле, – уточняет Люцифер спокойно.
            Он почему-то никак не может принять, что главный замысел непостижим.
–Он непостижим вами, – напоминает Владыка, отводя взгляд. Ему кажется, что Люцифер угадает рано или поздно, что замысел Владыка не открывает не из-за гордыни, а из-за того, что этот замысел и ему-то неизвестен.
–Так чем ты занят? – Люцифер и не ждал иного ответа.
            Владыка смотрит на свои руки. Мысль, терзавшая его, смягчилась, он впервые за долгое время отвлёкся от неё и теперь с изумлением мог видеть, как грязные его руки…
            Покрытые прахом земным.
–Человека.
–Кого? – удивляется Люцифер, и удивление его искреннее, светлое.
–Человека,– улыбается Владыка.
***
            Мысли скользят, мысли терзают, мысли не дают Владыке спать.  Но он не торопится с исполнением. За всё время пришлось понять – спешка вредна. В этот раз Владыка хочет всё продумать, продумать путь человека, его явление, его образ…
            Мысли скользят, но он упорно выдерживает срок. Пусть замысел созреет.
            А потом – удар за ударом, и отсрочка, прежде взятая на масштабное планирование, становится необходимостью, вот только планирования не выходит, и мысли становятся другими.
            Сначала жалуются на Люцифера ангелы:
–Он сбивает с пути. Он говорит ужасные вещи. Он говорит о том, что Ты, Владыка, готовишь нас в рабство человеку.
            Владыка хмурится. Он не задумывал рабства, он задумывал братства. По его мысли люди и ангелы должны были жить в мире и согласии. В одной бесконечной гармонии. Для чего Люцифер так извращает его мысли? Откуда взял они их?
            Владыка разубеждал ангелов. Но мысль его, занятая прежде Человеком, сменила направление. Теперь он думал о том, как Люцифер может далеко зайти, если так боится появления Человека, если внушает ангелам мысль о рабстве?
            Но это ещё первый настоящий удар. Он болезненный, но ещё можно стерпеть.
            «Надо поговорить с Люцифером!» – решает Владыка, оправляясь от этого первого потрясения.
            Ему становится легче. Да, конечно, надо поговорить с Люцифером, объяснить ему про братство ангела и человека,  рассказать про то, что Люцифер создан для абсолютного света и просвещения.
***
            Мысли…мысли. Где вы, мятежные?
–Ты создал нас, чтобы мы им служили?! – удар второй. Разговора не выходит. Утеряно мгновение, когда словом и беседой можно было бы решить подозрение. Люцифер насмехается. Люцифер твёрд.
            Ведь если Владыка пришёл к нему, значит, Люцифер уже победил? Так? не было дано и одного сражения, но Владыка уже уговаривает Люцифера, значит, Люцифер сильнее.
            И это значит также то, что Люцифер уже не остановится.
–Я явлю вам братьев. Вы будете вести их к свету!
–К тебе, – поправляет Люцифер. – Ты хочешь, чтобы все они шли к тебе. Так стадо идёт на забив.
            Владыка цепенеет от бешенства, но длится это лишь миг. В следующий слова находят выход:
–Люцифер! Ты зарвался! Ты – негодный мальчишка, твои амбиции губят тебя. Ты не видишь мира…
–А ты его не   знаешь. Создаёшь и живёшь в стороне, – впервые Люцифер перебивает Владыку. – Волки идут за вожаком. Львы идут за тем, кто сильнее. Но все они неразумны. А ты хочешь создать разумное существо и также, словно оно неразумное, вести за собою?  Интересно, а им ты скажешь про замысел? Или снова объявишь  его непостижимым?  Или и вовсе промолчишь, заменив все объяснения словами «надо» и «моя воля»?
            Люцифер говорит страшные, совершенно несправедливые вещи, но Владыка ему не возражает. Он видит всё то, что прежде скрывал Люцифер. Видит его жажду власти, видит гордыню, видит ненависть – бескрайнюю, как Океан Хаоса, из которого явился мир.
            Владыка не разубеждает. Он пытается понять, как не заметил всего этого в Люцифере. Ведь были же, были признаки раньше?
            Были. Владыка предпочёл их не замечать. Теперь получал итог. И бесполезна тут ссора, и напрасны здесь объяснения – Люцифер их не будет слушать. Он хочет воевать.
«Откуда в нём это?» – поражается Владыка, понимая, что этот, второй удар ему страшнее прошлого.
***
            Но третий удар поражает всё, что имелось ещё в запасе надежды.
            Люцифер объявляет мятёж. Вот так просто… три слова о происшествии, за которыми стоит самая страшная ночь на памяти многих ангелов.
            Ночь, когда небо обагрилось кровью и пожарищем; когда схлестнулись две стороны – ещё одинаково крылатой; когда пожар мятежа достиг и людского мира, взбунтовал волны, пробудил Океан  Хаоса, выпустил множество спавших чудовищ, поднял из саркофагов древние ужасы.
            Владыка вмешался. А как  мог он иначе? Вмешался и был вынужден карать. Он дал Люциферу  – как зачинщику, шанс. Предложил:
–Склони колени, мятежник, и моли о прощении. Моли о прощении небес, которые ты осквернял своими речами и пожаром.
            Люцифер покачал головой. Он был уверен в том, что умрёт, и не хотел уходить бесславно. Он готовил себе путь отступления в Ничто, путь, которым хотел уязвить напоследок…
–А ты возьми глины, Владыка, да праха земного, и сотвори нового ангела. А от меня мольбы не жди.
            Одним движением Владыка оборвал мятежному крылья, а затем принялся за сообщников Люцифера.
            Его сообщники – один за другим падали следом. Иные, правда, молили о пощаде, говорили, что были сбиты с пути, были обмануты, но Владыка уже не слушал. Кровавая ярость – цвет пожарища, цвет падения и разочарования.
            После этого Владыка отходил тяжело и долго. грызли его тревоги, терзали печали, и никакая мысль не могла поселиться в нём, вернуть к мыслям о сотворении Человека.
            Конечно, Владыка понимал, что не было причиной мятежа именно замышление человека, нет. Люцифер давно искал повод. Владыка только не мог понять почему.
***
            Вода со временем точит камень, ветра со временем обращают горы в равнины, и со временем заживает небо, раскромсанное мечами ангелов.
            Труднее заживает душа. Кровоточит она дольше всех плотских ран, но понемногу и она стихает, когда Владыка понимает – Люцифер не придёт просить прощения. Никогда он ни словом, ни жестом, ни мыслью не даст себе такой слабости.  
            Он упал во тьму, но не сгинул в её отчаянии, не пал в пасть ярости. Он окреп, и крыльями ему стала тьма, а новым домом – Подземное Царство.
–Мятежник… в кого?   Создавал его как всех! – Владыка ни к кому не обращается, но жаждет ответа. Другие ангелы, павшие с Люцифером, ныне нарекающие его Хозяином, не занимают его внимания. Они слабы. Страх, ревность, жажда власти – Люцифер  повёл их этим. Но что повело его?
            Забыт земной прах, из которого Владыка мыслил явить разумного человека, брата ангелам. Вымыты много раз в дожде-слезах неба руки.
            Но время идёт. И понемногу возвращается замысел. Если не удалось в прошлый раз, удастся в этот. Владыка верит.
            Он поднимается с трона – великий, могучий, всезнающий, всепрощающий…
            Идёт по небесной лестнице вниз, в мир земной, спускается решительно и быстро по прогретым ласковым солнцем ступеням, всё ниже и ниже. Уже тянет морской свежестью, так  легко забытой небом, уже ветра обдувают лицо совсем иначе, уже шум листвы перекрывает шум его собственных шагов и шуршание его одежд.
            Владыка собирает земной прах в ладони, зачёрпывает с щедростью – человек должен быть совершенен.
            Зачерпнув, уже безо всякой спешки он возвращается к  мосту. То ли земное царство суровое место, то ли ладони занемели и от того настроение не то, да только холодными кажутся ступени. Владыка переступает босыми ногами по ступеням, а холод всё усиливается.
            «Таков замысел» – постигает Владыка, и не думает исправлять ситуацию. Внутренний комфорт – что он значит? Ему было явлено холодом, начертано силой, явившей его – значит, так должно быть. Владыка никогда не задавал вопросов мирозданию, да и у кого бы мог он спросить?
            Он появился в Океане Хаоса. Он всегда был один. Даже создав ангелов, остался одинок.
            Может быть, прах земной и Человек станут ему спасением и от одиночества?
***
            Две руки, две ноги, сильное тело, шея, голова… – Владыка трудится тщательно и аккуратно. В его руках прах земной становится податливым, словно глина, покоряются малейшему движению крупинки, вылепляя новое чудо – Человека.
            Но вот, готова плоть. Розовеет она в полумраке покоев Владыки. Но слепить плоть может каждый, Владыка знает, что должен дать разум.
            Он касается пальцем лба своего создания и понемногу тело начинает мелко-мелко дрожать, оживать. Но нет, ещё нет. Это не жизнь.
            Владыка легонько дует на человечка… так он вселяет в него душу, превращая человечка в Человека.
            Секунда, другая, третья – открылись тёмные глаза, сверкнули жизненным светом. Распахнулся розовый рот, промолвил:
–Боже…
            Владыка счастлив. Это создание оправдает всё. Это создание станет его любимым. И пусть косятся ангелы, вынужденные прислуживать (а как защитить слабую людскую плоть?), человек прекрасен. Владыка рад ему как второму шансу.
***
–Знаешь почему ты потерял человека? – голос Змея противен и Владыке очень хочется отрубить ему голову. По замыслу Змей должен был служить мудрости, а в итоге подтолкнул Человека на падение. За одно это его, мерзавца…
–Я его не потерял, – возражает Владыка, зная, что убить он успеет всегда. –Я отправил его учиться, познавать боль и страдание.
            Познав их, он вернётся. Конечно, осознает. Не может же не осознать.
–Как Люцифер вернётся? – интересуется Змей. Владыка замахивается на него, но останавливает руку. Немигающие глаза Змея не выражают ничего.
            Владыка и сам думал, что всё это уже где-то было.
            Уже был где-то этот вечный вопрос о всеобщем замысле. И этот проклятый разговор, когда Человек сообщил, что хочет познавать мир, а не сидеть в Эдеме, и откровенный мятеж в виде сорванного запретного плода.
            Всё это Владыка уже видел, всё повторялось. Но если в первый раз вину можно было переложить на Люцифера, на разницу в создаваемом материале, то теперь это было невозможно. Земной прах – это всего лишь сухая земля, без характера и без надежды, без страха и без горечи. Это отсутствие состояния и чувства.
            Но почему итог одинаков?   Почему человек не смирился с непознанностью? Почему пожелал открыть все тайны, почему вынудил выгнать себя из Эдема, где не было ни тревог, ни  боли? Как Люцифер окреп во тьме, так Человек крепчал на земле и основывал новое царство. Он плодил сынов и дочерей, и те – видел Владыка – имели множественные недостатки. Они шли брат на брата, предавались грехам и не слышали света.
            Бились за их души ангелы, полагавшие обрести братьев, а получившие неразумных господ. Отнимали у демонов – своих недавних собратьев, которые также шли когда-то против них, как Каин шёл против Авеля.
            И взирал на всё это Владыка, всё яснее понимая – ни материал виновен, ни свет, ни Хаос Океана. А он сам.
–По образу и подобию, – шипит Змей счастливо.
            Верно. По образу и подобию. Владыку спасло только то, что он был один, и не было у него ни братьев-ангелов. Ни братьев-людей. Никого не было. сила, приведшая его в мир, дала ему одиночество.
            И это  одиночество не позволило ему понять сразу своей ошибки.
–По образу, – соглашается Владыка. – И я…по чьему-то. И я – прах земной.
            И Змей взирает на него с испугом. Он хотел бы спорить, хотел бы травить своими словами, как травил всегда, но тщетно! Опоздал. Владыка уже сам заразил себя этим ядом осознания, и неожиданно, совсем того не желая, гораздо  глубже познал созданный им же мир.
 
 

 

Стакан безысходности

Алекто