Плотина

 Плотина.

 

 

- Застрял.

Он решил попробовать это слово на вкус. Пожевал губами, покрутил языком, прижал к верхнему небу и сделал вывод:

- Точное слово. На одной из этих согласных нет нет, да и споткнешься и застрянешь.

Ему стало немного любопытно. Откуда вдруг этот интерес к словам, к звукам.

- Ну, слово и слово. Миллион раз произнесено и одобрено в качестве наиболее подходящего. Хорошее слово. Вот только чего это я взялся за старое?

Подошел к воде, присел, потрогал рукой и задумался:

- Как я себя назвал в этот раз? Матвей? Почему Матвей?

Он еще не до конца свыкся с этим телом, не успел еще приспособить под себя этот мозг и потому испытывал определенные трудности. Впрочем, вполне привычные.

Чтобы отвлечься, он встал и огляделся:

- Красивое озеро, но какое-то неправильное. Не должно быть здесь такого озера.

Шумная горная река, вдоль которой он спускался уже второй день вдруг резко замедлила свой бег, разлилась и успокоилась. Где-то впереди была преграда. Но какая? В этих старых горах вода давно бы уже преодолела любое препятствие.

- Значит, пойдем вперед и узнаем, что это за озеро такое любопытное – произнес он вслух и улыбнулся.

Ему опять подвернулось удачное слово. Именно любопытство, чистое отстраненное не направленное ни на что конкретно, двигало им в этот раз. Он ощущал себя ребенком, с явным удовольствием изучающим окружающий мир и себя самого.

- Такое со мной впервые, - подумал он осторожно пробираясь по крутому берегу, - или нет?

Опять заныла память, закружились, заплясали калейдоскопом перед глазами картинки, он споткнулся, помотал головой стараясь отогнать наваждение и понял, что сегодня будет вечер воспоминаний. Снял рюкзак, открыл, вывалил на пожухлую осеннюю траву нехитрое содержимое и начал готовиться к ночлегу ….

Небольшой костерок догорал, изредка потрескивая и бросая в темное небо медленные ленивые искры, а он сидел с закрытыми глазами, немного покачиваясь, негромко мычал что-то заунывно мелодичное и снова проживал свои бесчисленные жизни.

Первая из них почему-то не запомнилась, а вот первая смерть - навсегда: подлый воровской нож в спину в пьяной драке в темном углу южного порта привел приговор в исполнение. Слева в груди жарко запекло, ноги подломились и он, корчась в агонии, пытался выплюнуть вместе с кровью посмертное проклятие, но вдруг очнулся в незнакомом доме, судорожно ощупал себя, вдохнул со всхлипом густой морозный воздух и понял – живой. Ему сразу захотелось поделиться своей радостью и неважно с кем. Вскочил, удивился мимоходом, что ложе было практически на полу, двинулся к выходу и остановился. То, что ему показалось вначале домом, на самом деле было остроконечным шатром, образованным длинными жердями с пришпиленными к ним шкурами каких-то животных. Верхушка шатра отсутствовала, служа, судя по всему дымоходом – очаг находился внутри строения. То, что кромешная ночь сменилась вдруг ранним утром его тоже смутило, но не сильно. Он вышел из этой странной хижины и замер – вокруг него, сколько хватало глаз, расстилалась белая холодная пустыня. Еще несколько десятков строений неотличимых друг от друга, низкорослые рогатые животные и люди одетые по погоде в меховые накидки. Его заметили, окликнули на незнакомом языке и это стало последней каплей. Радость от чудесного воскрешения испарилась как дыхание из его рта, и он понял – радоваться нечему. Все было чуждым, особенно язык. Ни единого знакомого звука. Это не могло быть человеческой речью, но, тем не менее, говорили люди.

Не рискуя произнести хотя бы слово в ответ, он улыбнулся как можно приветливее и, видимо, тоже сильно удивил окружающих. Несколько человек стали осторожно приближаться, не дойдя несколько шагов, остановились пытливо глядя ему прямо в глаза и один из них снова произнес несколько слов, уже пугая не только звуками, но и интонациями. Единственное, что пришло ему на ум – еще раз улыбнуться, на этот раз, как будто извиняясь, похлопать себя рукой по голове, скорчить болезненную гримасу и юркнуть обратно в шатер ….

Тело. Новое тело отказалось слушаться и он, нелепо взмахнув руками, растянулся прямо на входе и уже ползком забрался внутрь. В прошлой жизни, от которой не осталось никаких воспоминаний, он был крепышом роста существенно ниже среднего, а сейчас предстал долговязым переростком. Сами руки и ноги знали, как надо двигаться, но это было так необычно, что он пытался контролировать каждый шаг и жест и только мешал своим участием. Кое – как забравшись в это причудливое строение, он тщательно закрыл за собой вход, отодвинулся в темный угол и стал ждать дальнейших неприятностей. Мысли роем крутились в голове, но никак не хотели складываться в слова. Было очень одиноко и тоскливо.

Весь день он провел в своей хижине не рискуя хотя бы высунуться наружу и чувствовал себя не то зверем, пойманным в хитроумную ловушку, не то воином, попавшим в осаду. Ночь не принесла облегчения – стало еще хуже. В шатер зашла женщина, по хозяйски огляделась, приветливо улыбнулась и без предисловий молча стала раздеваться, подошла почти уже голая произнося нараспев какие-то слова на все том же диком языке, присела рядом глядя на него и взяла за руку. Все в ней говорило о том, что она   сочувствует, переживает и хочет помочь и утешить по-простому, по-женски. Он тоже все понял, его новое тело откликнулось, но кроме ужаса не испытал ничего. За прошедший день он немного освоился и уже знал, что внешне мало отличается от местных жителей, но эта женщина, судя по всему жена доставшаяся в наследство, ничего кроме омерзения, в смысле физической близости, не вызывала. Круглое плоское лицо, маленькие узкие как будто заплывшие глазки, отсутствие воды для элементарного умывания, общий шок от пережитого – все слилось для него в нескрываемый ужас, и женщина  поняла, а он укрылся, как мог плохо выделанными шкурами, забился в дальний угол, тихо заскулил от отчаяния и уже не слышал как «жена» выскользнула на улицу и громко с обидой что-то сказала.

Так началась для него вторая человеческая жизнь.

Весь следующий день становище бурлило: то и дело местные жители собирались по нескольку человек и что-то обсуждали. Иногда выглядывая наружу сквозь небольшие щели, сделал очевидный вывод - причиной всей этой суматохи был он.

А сам находился уже на грани помешательства. Слишком стремительно все поменялось. Люди, предметы, сама природа - чужие, враждебные, непредставимые.

Молодое сильное тело хотело еды. Он начал рыться в припасах, нашел то, что вызывало наименьшее отвращение и кое-как насытился. За весь день никто не посетил его новое жилище.

Сон никак не приходил и только под утро он забылся, но тут же был разбужен – трое мужчин в цветастых одеяниях поставили его на ноги, молча указали на приличных размеров кучу все тех же шкур и с достоинством удалились. Плохо соображая, что к чему, машинально оделся, вяло удивился - все детали одежды оказались на своих местах, прошелся взад вперед и все так же отстраненно отметил, что одежда удобная.

На улице его ожидала целая процессия. Впереди стояли четверо старейшин. Их лица, словно маски высеченные из старого светло-коричневого дерева, не выражали никаких эмоций. Чуть сзади мужчины помоложе. Вот эти не скрывали своей радости: видать не задались у его предшественника отношения с соплеменниками. Еще дальше женщины разных возрастов. Среди них он узнал свою «жену», она стояла, опустив голову и краска стыда то и дело набегала на ее лицо.

Один из первой четверки сделал короткий шаг вперед, чуть приподнял кривой посох, на который опирался пока длилась пауза и отрывисто произнес несколько слов. Трое других старейшин согласно кивнули, а «молодежь» возбужденно загомонила. Женщины скорбно вздохнули, вожди степенно удалились, «недруги» зашли с боков и отрезали путь в хижину.  «Жена» быстро подскочила к нему, что-то произнесла и, предупредив возможный ответ, поднесла к его лицу раскрытую ладонь, после чего поспешно прошла в шатер и, буквально через полминуты вернулась, держа в одной руке странные широкие короткие доски с загнутыми концами, а в другой плотно набитый кожаный узелок.

Сцена прощания получилась скомканной: женщина прилаживала к его ногам эти доски, боясь поднять на него взгляд, потом распрямилась, ткнулась в плечо зареванным лицом, оттолкнула и показала рукой куда-то в направлении «юга», судя по расположению солнца, а он наконец-то улыбнулся – от него отстали, пусть даже и выгнали, и теперь можно не спеша обо всем подумать и разобраться: что же с ним произошло.

Длинные тренированные ноги быстро уносили его от становища. Он был слишком занят своими эмоциями, чтобы вмешиваться в процесс ходьбы на лыжах, и скоро превратился в едва различимую темную точку на фоне искрящегося снега.

На месте прощания остались двое, судя по внешности – ровесники. Один, коренастый и плотный, заслонив глаза рукой произнес:

- Всю жизнь был ненормальным, а теперь и вовсе лишился рассудка.

Помолчал и закончил:

- Вовремя духи покинули его. Теперь всем станет спокойней.

Второй, повыше и потоньше, не разделяя мнения собеседника, печально возразил:

- Жалко его. Не выживет.

Крепыш вскинулся:

- А стал бы он вождем? Ведь все к этому шло. Сам подумай. Все правильно и справедливо. Дары готовить надо. Праздник у нас.

Невысокое холодное солнце клонилось к закату, голод все больше одолевал и он, не останавливаясь, прямо на ходу снял с плеч туго набитый кожаный узелок и, держа в зубах меховые рукавицы, расслабил завязки. Внутри была еда. На мгновение ему стало жаль свою новоявленную жену – зря он так обошелся с ней, но потом сразу забыл и стал запихивать в рот все без разбору. Минут через пять остановился, зачерпнул пригоршню снега, немного подержал в руке, зябко ежась от неприятного и незнакомого ощущения, и «запил» свой сухой паек.

Всю ночь шел без остановок, повинуясь звериному чутью своего нового тела, и в который уже раз пытался собрать вместе обрывки мыслей, чтобы сделать хоть какой-нибудь вывод, чтобы хоть как-то осознать все происходящее. Ничего не получалось. Он радовался тому, что вырвался из враждебного окружения, что предоставлен самому себе и на этом каждый раз спотыкался и останавливался в своих рассуждениях.

Ближе к полудню следующего дня мешочек с едой опустел, и легкая паника то и дело стала посещать его расслабленный разум. Но тут он заметил темную полоску прямо по ходу движения и как мог, ускорил шаг. Солнце уже зашло за горизонт, когда он добрался, наконец, до опушки низкорослого, как будто прибитого к земле леса. Сделав по инерции еще сотню шагов, остановился, присел, не снимая лыж, и тут из него как будто выпустили воздух. Он понял, что смертельно устал, проголодался, уже замерзает, но больше всего на свете хочет спать. Ни голод, ни холод не занимали его чувства в такой степени. Только спать, прямо сейчас. Он помнил, что во сне всегда согревался, как бы холодно до этого не было, а пропитание он себе добудет потом, когда выспится. Прислонившись к чахлой сосне, он закрыл глаза и представил себе море, белый песок и жаркое южное солнце. На заснеженном лице проступила блаженная улыбка, дыхание стало ровным, а потом и оно прекратилось….

Не открывая глаз пошевелил пальцами рук, ног, перевернулся на спину и почуял знакомый запах. Запах моря, рыбы и еще чего-то сладкого, неуловимого. Захотел было вскочить, броситься куда-то, но вместо этого осторожно поднялся, огляделся вокруг, осмотрел себя и крадучись подошел к выходу из деревянной лачуги, сколоченной из грубых неотесанных досок. Осторожно открыл дверь, выставил наружу голову, покрутил ею туда-сюда, и только потом вышел на каменистый берег. В полусотне шагов от него ленивые невысокие волны не спеша набегали на гладкую гальку укрытую то здесь, то там небольшими кучками гниющих водорослей, чуть ближе стояла добротная рыбацкая лодка, а правее сушились рыболовные снасти.

Вокруг не было ни души. Он расхохотался, сделал несколько шагов вперед и с удовольствием потянулся, до хруста в суставах….

 

Матвей продолжал свое неторопливое путешествие вдоль озера, чуть отдалившись от него, но отчетливо ощущая близость воды. Осень полностью вступила в свои права, радуя теплым солнцем недлинными днями и бодря легким морозцем тихими прозрачными ночами. Ночной мороз совсем не беспокоил. С его опытом выживания в любых условиях это был сущий пустяк. Попади сейчас в ту самую лютую тундру, что встретилась в самом начале его жизненного пути, он тоже не испытал бы никаких трудностей.

То тут, то там на пути стали попадаться огромные валуны и наконец, дорогу преградил отрог, почти вертикально вздымавшийся в небо. Прикинув его высоту, решил спуститься к воде в надежде преодолеть нежданное препятствие вплавь. Увиденное не обрадовало – каменная гряда, постепенно понижаясь, ныряла в спокойную голубую воду километрах в двух от берега. Строить плот и вверять свою жизнь в руки непредсказуемой горной погоде совсем не хотелось, и он решил подняться повыше и поискать перевал или, хотя бы более менее удобный способ преодолеть каменную стену.

Воспоминания полностью захватили его, и сознание незаметно разделилось на две неравные части: большая постоянно пребывала в прошлом, а меньшая чисто автоматически помогала продвигаться вперед в настоящем, изредка включаясь и привлекая к себе повышенное внимание.

От той второй или третьей своей жизни, в теле рыбака, не осталось ничего, кроме ощущения спокойствия и тихой радости. Все было размеренно и предсказуемо. Ему нужна была эта передышка, и он получил ее. Все последующие перевоплощения воспринимал уже как должное, но, все еще волнуясь в ожидании – какой новый сюрприз приготовила его необычная судьба. Каждая следующая жизнь не отличалась особой продолжительностью – лет пятнадцать, не больше, он веселился или отдыхал, не успевая пресытиться и мнил себя божеством, случайно оказавшимся среди простых смертных, но старался ничем не выдавать свою особенность и постепенно преуспел в этом. Но не до конца – кто-то словно подталкивал его к размышлениям, мягко, но настойчиво, задавая одни и те же вопросы и терпеливо ждал простых и понятных ответов. Почему он не может по-настоящему умереть, и каждый раз возрождается в новом теле, сохраняя при этом память? Почему это тело всегда принадлежит мужчине – молодому или уже пожившему, но только мужчине? Что происходит с его предшественником? И, наконец, за какие такие подвиги он получил этот подарок? Относительно последнего вопроса, кстати, стали появляться сомнения – подарок ли это?

«Да, все те же вопросы» – подумал Матвей, придирчиво разглядывая едва заметный путь наверх и, призывая весь свой опыт в надежде оценить неизбежный спуск на той стороне.

Он поднимался в гору уже третий день, все чаще размышляя: не стоило ли плюнуть на свою осторожность и все-таки построить плот.

- Впрочем, нет. На один вопрос я уже ответил: не подарок, совсем не подарок. Застрял – точное слово.

Он опустился на колени, потом привалился спиной ко все еще теплому валуну, впадины которого образовывали удобные ступени, вытянул ноги и закрыл глаза. Снова перед ним появились картинки, только теперь они не мелькали в хаотичном порядке, а медленно проплывали перед его мысленным взором. Одна из них привлекла внимание, и он погрузился в нее целиком, ощутил другие совсем не таежные запахи и услышал голоса….

 Люди, кто поодиночке, кто парами выходили из приземистого католического храма. Слышалась французская речь. Он сидел на ступеньках, как сейчас, прислонившись к изъеденной временем каменной колонне и отстраненно наблюдал за выходящими. Вокруг него расположились такие же попрошайки, но только он был настоящим калекой – уродом. Уродом с самого рождения. Мощный торс, длинные сильные руки и детские маленькие скрюченные ножки, и вечно лысая голова без одного уха.

И эта лысая безухая голова сейчас вся была налита болью. Нет, не болела, а раскалывалась и гудела при этом как растревоженный улей, и он боялся даже пошевелить ею – так сильно было ощущение, что достаточно одного движения и она взорвется. А все  пойло, что притащили вчера подельники по ремеслу. Устав, опустил взгляд на брусчатую мостовую и спустя время обнаружил подле себя дорогие башмаки с позолоченными пряжками. Любопытство преодолело боль и дурноту, и теперь он  разглядывал обладателя башмаков целиком: дорогой костюм, изрядное брюхо и надменный, чуть брезгливый взгляд обращенный к нему.

- Чего уставился? - просипел калека. Сейчас ему не нужны были подаяния, потому и говорил без обычных просящих и униженных ноток в голосе, а наоборот с плохо скрываемым раздражением.

Нарядный господин, судя по всему преуспевающий торговец, снизошел до ответа и, как будто удивляясь этому спросил:

- Ты, говорят, блаженный. С самим Господом разговариваешь?

- Всякое брешут от безделья. А тебе что за интерес?

- Спросить у тебя кое-что хочу, только сомневаюсь, что ответить сумеешь.

Торговец старательно подчеркивал всю разницу между ними - принял расслабленную позу и ронял слова как можно небрежнее и словно с неохотой, но тем очевиднее для попрошайки был страх, который буквально сочился из каждой поры  тучного тела его надменного собеседника.

- А ты спроси, а там и поглядим - кто что умеет, - произнес с усмешкой калека, радуясь тому, что головная боль постепенно стихает и окружающий мир снова наполняется привычными красками.

- Расскажи мне про загробную жизнь, - наконец собрался с духом торговец.

- Значит, я расскажу, а ты мне возьмешь и сразу поверишь? – попрошайка уже не скрывал иронию.

- Эээ … - не нашелся, что ответить богато одетый господин. Он растерялся и уже не понимал как себя вести. Беседа вдруг приняла для него доверительный характер, а зевак собравшихся вокруг становилось все больше.

- Но ты же знаешь, что все слова – ложь, - уродец стал хозяином положения и не скрывал своего превосходства. Вот ты задаешь мне сейчас глупые вопросы и сам это знаешь, а спросить о том, что для тебя по-настоящему важно не хочешь и все ходишь вокруг да около, все юлишь и врешь, только бестолку, потому что вижу я тебя насквозь. А вот ты меня не видишь. Как же ты поймешь, где я соврал, а где сказал правду? – нищий неожиданно, даже для себя самого заговорил как образованный человек, правильно строя фразы и избегая просторечивых оборотов.

Торговец низко наклонился к единственному уху своего собеседника и почти неслышно, одними губами произнес:

- Я тебе верю. Скажи, что такое ад?

Калека расхохотался и театральным голосом, громко, чтобы все слышали прокричал:

- Нашему падре сегодняшняя проповедь удалась! Теперь он будет бояться страшного суда не в одиночку!

Схватил торговца за шею, еще больше приблизил к себе и прошептал ему прямо в ухо:

- Тебе сейчас так страшно, что мечтаешь ты только об одном – оказаться на коленях у матери и услышать, что дурной сон  закончится, ты проснешься, и все станет хорошо, как было. Зачем тебе знать про ад? Церкви много жертвуешь? – отстранил от себя, вперился немигающим взглядом, а потом неожиданно ласково погладил по голове.

- Все, что зарабатываю. И еще добавляю.

- Да ты совсем дурак, - все также тихо произнес попрошайка, а потом оглядел собравшихся зевак и опять повысил голос:

- Посмотрите на него, он пытается подкупить Господа!

Обладателю дорогих башмаков стало совсем плохо, он грузно опустился рядом и закрыл лицо руками.

Нищий сначала тихо и вкрадчиво, так что было слышно дыхание, а потом все громче и громче заговорил, обращаясь ко всей толпе, что собралась вокруг:

- Смерти боитесь? А знаете почему? Нет? А я знаю. Страшно вам, потому, что не знаете, что дальше с вами будет. Верите в сказки про сковородки и котлы с кипящей смолой и еще больше боитесь, и друг дружке рассказываете, чтобы вместе бояться. А когда вместе – уже не так страшно. Только нет никаких сковородок. Вот этот, - и кивнул в сторону торговца, очень хотел узнать, что такое ад. А почему? Потому, что душа его испугалась. Не хочет его душа в ад попасть, но все равно попадет. Плохую жизнь она прожила, все заповеди нарушила. И нет ей места там, - и показал поднятой рукой куда-то вверх. Вот помрет он, а душа снова сюда вернется, в новое тело поселится, только помнить ничего не будет про эту жизнь и про остальные жизни тоже помнить не будет - специально, чтобы подсказок не было. Потому, что здесь и есть настоящий ад. Да, здесь на земле. И не вырваться отсюда никому ….

Он не мог вспомнить, что говорил дальше - ему были уже безразличны все эти люди, он кричал о своем, жаловался, негодовал, но безо всякой надежды – просто, чтобы выговориться после долгого молчания. Ярость покинула его, временное безумие больше не спасало, и потому он просто швырял в толпу свою боль, веря, что так ее станет меньше.

Над площадью повисла тишина. Никто ничего не понял в этой странной проповеди, но каждый ухватился за какое-то слово или фразу, услышал в этом ответ на свои вопросы и обрадовался тому, что появилась надежда.

К нищему выстроилась очередь. К его ногам посыпались подношения: кусок хлеба, початая бутыль вина, мелкие деньги. Торговец наконец очнулся, не вставая обнял, расцеловал в обе щеки, а потом поднялся, припечатал со стуком к ногам калеки тугой кошель и уверенной походкой двинулся прочь….

Матвей все сидел на теплом удобном камне, машинально гладил отполированный временем базальт и размышлял:

- Похоже, именно тогда я  потерял последнюю надежду. Хотя нет, это случилось раньше.

 Мимолетно вспомнился столичный испанский монастырь. Такие как он были тогда в особом почете у монашенской братии.

- Святая инквизиция. Да уж, что было, то было.

Он делал свое кровавое дело методично и ответственно, не утрачивая интереса к самому процессу пыток, потому что каждый раз знал: еще немного и наступит его время. Время, когда он останется наедине с приговоренным и начнет задавать свои вопросы.

Щуплый, среднего роста, блеклый и невыразительный. Водянистый прозрачный взгляд. Никакой выдающейся мускулатуры, да и зачем она, когда придумано столько замечательных хитроумных устройств. Только руки выдавали его – нервные, чувствительные как у слепого, они могли выразить сосредоточенность, заинтересованность, а когда внезапно останавливались – тяжелый немигающий взгляд. Его боялись значительно больше смерти, а еще больше боялись официального окончания допроса, когда палач откладывал в сторону инструменты, вытирал свои замечательные руки грязной тряпкой и слегка шепелявым голосом сам начинал разговаривать с испытуемым.

В этот момент заключенные, все как один, начинали любить его словно отца и мать, вместе взятых и готовы были согласиться на все лишь бы порадовать. Во время разговора он гладил своими пальцами лица собеседников, прикрыв глаза, и действительно был  похож на слепого. Слепого человека, который очень тоскует о чем-то далеком и несбыточном – так безнадежны и беззащитны были подрагивания его рук. Словно последний вздох умирающего.

Животный страх смешивался с состраданием в готовности сотворить чудо и избавить от мучений своего палача, но тщетно. Никто из этих бедняг так и не понял, что от них требуется.

А вопросы были, казалось, самые простые: сколько раз душа собеседника возрождалась в новом теле, при каких обстоятельствах, какие это были тела, что было в промежутке между смертью и новым рождением, и что удалось запомнить из прошлых воплощений. Несчастные пытались понять смысл этих вопросов, призывали на помощь все, что могли, но каждый раз терялись, вставая перед проблемой: кто более безумен и одолеваем дьяволом – они или палач?

Десятки и сотни разговоров, допросов и даже пыток не дали ничего. Никто ни в чем не сознался, и пришлось принять как данность – он такой один.

Его душили ярость от бессилия и зависть от осознания чего он лишен.

- Да, именно тогда я все понял, а остальное только вялая отрыжка….

Крутой отрог наконец остался у него за спиной и он начал спускаться, чтобы снова достичь озера. Моросил нудный мелкий дождь, слабый ветер был не в силах разогнать низко висящие тучи и настроение – под стать погоде – унылое, слезливое, застывшее в этой унылости. Впрочем, никаких слез не было и в помине. Он не умел плакать и не понимал, как и зачем плачут люди. Это неумение сильно отличало его от окружающих и поначалу доставляло определенные неудобства, пока не научился вовремя надевать на лицо каменную маску, демонстрируя как будто несгибаемый характер и волю. Сложнее было с другой особенностью – он был бесплоден, в любом теле, хоть и являлся иногда отцом многочисленного семейства. Но и здесь, постепенно нашлось решение: любая женщина без особого сопротивления почтет себя неполноценной или больной, если на этом настаивает ее мужчина.

Внезапно его путь преградила дорога. Вполне современная, асфальтированная и как будто ухоженная. Матвей удивился и на всякий случай решил не пересекать ее при свете дня. Он сторонился людей избегая любой даже самой случайной встречи.

- Люди. Донельзя странные существа. Так стремятся ко всему непознанному, но когда сталкиваются с настоящей задачей, предпочитают придумать ей какое-нибудь название и на том успокаиваются. Реинкарнация. Что такое? Зачем? Почему? Как происходит? Уже неважно, название есть и на этом можно остановиться….

Он забрался под вековой кедр, задрал голову и удовлетворенно причмокнул. Здесь не промокнешь, пусть дождь зарядит даже на целую неделю. Величавое дерево отвоевало себе изрядный кусок территории и установило на ней свои правила.

- Здесь и заночую, - решил Матвей и начал оглядываться в поисках топлива для костра.

- А все - таки интересно, как давно я начал обращаться к людям в третьем лице? Поначалу ведь изо всех сил стремился ничем не отличаться, даже в мыслях…. Ах, да был эпизод, когда меня раскрыли. Впрочем, этот мудрец вряд ли успел поделиться своими догадками….

Теплый апрельский вечер. Тенистая веранда во внутреннем дворе скромного дворца самаркандского визиря. Низкий столик, много подушек, ароматный чай, сладости и неторопливая беседа.

- Ты самый лучший тайный советник за всю мою долгую жизнь.

Визирь дотронулся своими тонкими длинными пальцами до кубика рахат-лукума, поднял, посмотрел сквозь него на низкое закатное солнце, откусил кусочек, пожевал, оценил вкус и бросил остаток на серебряное блюдо с миной разочарования.

- Ты мудр не по годам, нетороплив, умеешь постичь суть вещей. Твои советы всегда своевременны и полезны. За те пять лет, что служишь у меня, стал мне приемным сыном. Я благодарен небесам за этот подарок.

Прихлебнул маленький глоток чая, остался доволен и продолжил:

- Я хочу, чтобы ты меня понял. Та близость, что возникла между нами, заставляет меня быть откровенным, может быть первый раз ….

Визирь не нашел чем заполнить эту паузу и начал теребить чахлую бородку, потом посмотрел пристально на советника, отвел взгляд и тяжело вздохнул:

- Все эти годы я следил за тобой, старался понять, кто ты и понял – ты не человек ….

Тайный советник весь подался вперед, на его лице промелькнуло удивление, страх, а потом понимающая усмешка. Визирь предупредительно поднял руку и быстро произнес:

- Я не выжил из ума, - помолчал и понизил голос:

- Каждый человек чего-то боится. Даже у самого храброго воина есть свой страх. У каждого человека есть слабость. Есть такая точка, надавив на которую можно сделать его своим рабом. Я изучал тебя….

Пауза повисла в неподвижном воздухе:

- У тебя нет ни страха, ни слабости. А значит ты не человек….

Советник не сводил глаз с визиря, тот улыбнулся и продолжил:

- В тебе нет ничего, что помогло бы мне сделать из тебя вечно преданного и послушного помощника. Я не знаю, что от тебя ждать. Я не знаю – на моей ли ты стороне.

- Скажи - о мудрейший, - чем я прогневал тебя? -  он наконец осмелился вставить слово.

- Ты не доверяешь мне?

Визирь наслаждался, ему наконец удалось вызвать хоть какие-то эмоции в собеседнике:

- Если бы я не доверял, то тебя бы уже не было среди живущих. Ты забыл мои слова. Может, испугался?

Советник успел надеть на лицо маску и весь обратился в слух.

- Хорошо. Но твоя выдержка сейчас ни к чему. Ты скрыт от меня, как луна за облаками, непонятен и это беспокоит.

Глаза визиря лучились, ему нравился этот разговор:

- Ты ведь мой советник. Так подскажи, как мне быть?

- Твоя мудрость непостижима для моего слабого разума, - советник включился в игру, - позволь мне подумать.

- Хорошо, я дам тебе время. До завтрашнего вечера.

Удовлетворенно кивнул и вялым взмахом руки отпустил юношу….

- Только в одном ты оказался прав, - Матвей лежал на мягкой подстилке из опавших иголок и всматривался в бездонное звездное небо, которое к ночи вдруг очистилось от туч.

- Я действительно не человек. Но это знание тебе не помогло, и не могло помочь.  А в остальном ошибался, старый пройдоха. Все во мне тогда было. И страх и слабость.

Гузель. Юная наложница визиря. Почти ребенок. Яркая, искренняя и влюбленная. В него. А он …. Нет, он не любил. Жаркая дикая всепоглощающая страсть и больше ничего. Но и этого было достаточно, чтобы появился страх, а следом за ним и слабость.

Визирь не дожил до следующего вечера. Он был задушен советником этой же ночью, и любовники бежали, прихватив лучших скакунов и имея целую ночь форы, но безрассудно потратили ее, предаваясь плотским утехам.

Погоня настигла беглецов, когда солнце начало клониться к закату. Два десятка отборных воинов из персональной стражи окружили их плотным кольцом, встали неподвижными изваяниями, слившись в одно со своими конями, и не спешили обнажать оружие.

Он предпочел драться - и вот уже трое врагов корчатся в агонии, пропитывая все еще жаркий песок алой кровью, но тут одна за другой две стрелы пронзают его горло, он опускается на колени и привлекает к себе свободной рукой свою женщину. Еще одно короткое движение, она тихо вскрикивает, из уголка полураскрытого рта выглядывает тонкая красная полоска, потом  собрав последние силы, улыбается и пытается обнять.

Немного поредевший отряд смыкается вокруг двух неподвижных тел. Все молчат. Слова не нужны. Беглецы знали, на что шли, боевые товарищи погибли в честном бою, а визирь и так уже зажился на этом свете….

Осенние звезды манили, его существо стремилось в темную бесконечную высь, которая и была его настоящим домом. Никаких доказательств этому, никаких фактов, только сон, который увидел много веков назад. Единственный сон, оставшийся в его памяти: те же звезды, только молодые, не собравшиеся еще в знакомые созвездия, Вселенная еще только создается, творится и он среди творцов. Знает и понимает, как и что надо делать, умеет это и буквально захлебывается от восторга, от осознания своей силы, могущества и свободы. Неподатливая ткань пространства и времени послушна его воле, рядом такие же как он и нет ничего более сладкого и завораживающего, чем этот акт творения. Творения мира….

Чего только нам не снится иногда, но Матвей уцепился за этот сон, за это призрачное воспоминание и сейчас снова погрузился в него, засыпая под могучим деревом…. До самого рассвета на его губах блуждала легкая беспечная улыбка….

Едва солнце показалось над горизонтом, он был уже на ногах. Быстро собрался и снова двинулся в путь. Вся его нынешняя жизнь была наполнена движением. Не успев еще толком осознать себя в новом теле начал готовиться к путешествию и, несмотря на всю неторопливость, постоянно приближался к какой-то цели. Это было странно: последние несколько десятков  воплощений слились для него в одно. Словно тягучий непрекращающийся сон без сновидений. Над землей гремели войны, появлялись и исчезали государства, а он как будто спал, совершенно не обращая внимания ни на себя, ни на то, что творилось вокруг. Теперь такая явная перемена его поведения была непонятна, требовала оценки и тщательного обдумывания, но он был все время занят, то препятствиями встававшими на пути, то воспоминаниями, то совершенно абстрактными размышлениями, словно чья-то чужая воля не давала ему опомниться и все время гнала куда-то вперед.

Вот и сейчас он удивился:

- Куда это я так спешу? – но тут же ответил себе:

- Как куда? Надо же, в конце концов, разобраться с этим загадочным озером, - и снова отрешился от всего.

Внутри него всю эту жизнь происходила какая-то работа, поначалу неспешная и незаметная, но теперь все более явная и напряженная. Он не хотел признаваться в этом и с удовольствием отвлекался на воспоминания, размышления и само путешествие, чтобы сохранить под спудом и сам процесс, и возможные результаты. У него давно появилось ощущение негласного контроля над собой. Контроля скрытного и изощренного. Вот это состояние – «застрял» - оно ведь не само по себе. И ошибки никакой нет, и случайности. Кому-то было необходимо, чтобы он бесконечно находился в плену разнообразных человеческих тел. А раз так, то без контроля нельзя….

Это поначалу он приспосабливался, радовался, искал себе подобных и ненавидел  обычных людей за то, что не мог разделить их участи. Но те самые простые вопросы: как, зачем и почему – постоянно напоминали о себе и требовали ответов. А ответы никак не находились.

Однажды, он как будто нащупал верный путь, и многие свои жизни ждал только одного момента, момента, когда его сущность покинет ставшее ни на что не способным тело. В этот краткий миг он был сразу и внутри, и снаружи и видел как слабая, едва заметная пульсирующая точка устремляется вверх, постепенно растворяясь, и заполняет собой всю Вселенную, во всех ее измерениях и реальностях. Еще какая-то доля этого краткого мига и он, наконец, станет всем этим миром, постигнет его и обретет себя. Но тут безжалостная, беспощадная и неодолимая сила снова сжимает его в эту пульсирующую точку и втискивает в очередное человеческое тело. Без каких-либо объяснений и возможностей понять: за что и почему.

Он впал в апатию, и последующие жизни провел в состоянии «анабиоза», но сейчас внутри как будто зажегся слабый огонек, видимый только ему и оттого настолько бережно оберегаемый и хранимый, что и себе самому предпочитал не признаваться в том, что постепенно оживает….

Уклон становился все круче, шаги короче и Матвей полностью сосредоточился на спуске: взяться рукой за дерево или корень, немного вытянуть ногу, соскользнуть, упереться  в камень, найти опору для другой руки, повторить предыдущие манипуляции и так без остановок. Неспешное тягучее непрекращающееся движение вниз. Тело уже совсем неплохо слушалось его, и он наслаждался этим спуском. Внезапно впереди показалась небольшая площадка, едва поросшая низким кустарником. Еще десяток коротких шагов, спуск закончился и, едва ступив на ровную поверхность, удивленно присвистнул: гулко рокоча на перекатах, разбиваясь на мелкие брызги от ударов о крутобокие валуны внизу весело бежала знакомая река.

- А где озеро? – огорченно произнес Матвей, - как же это я промахнулся?

И озеро, и преграда образовавшая его остались где-то выше по течению.

Подошел поближе, зачерпнул ладонями холодную воду, сделал пару коротких глотков и плеснул остаток на лицо. Солнце, изредка пробиваясь сквозь низко летящие тучи, стояло в зените, времени до вечера оставалось предостаточно и он, после недолгого раздумья двинулся вверх. Пройдя пару поворотов увидел шиверу перегородившую все русло и удобный плоский камень совсем рядом с берегом. Вода вокруг камня шипела как змея и клокотала как перекипевший чайник, но за камнем виднелась узкая совершенно гладкая полоска. Матвей забрался на камень, присел, согнулся, опершись на колено и замер глядя в воду. Спустя десяток секунд резко опустил руку и сразу вынул, держа большим и указательным пальцами, прямо под жабрами небольшую серебристую рыбину. Форель вяло дернулась, он еще больше сжал пальцы, поднял руку над головой и улыбнулся во весь рот, обнажив редко посаженные крепкие зубы.

Рыба полетела на берег, а рыбак, распрямившись удовлетворенно произнес:

- Вот теперь это мое тело.

Складной нож, холщевый мешочек с приправами, несколько отточенных движений, прикрытые в блаженстве глаза и форель исчезла в утробе Матвея, а на камнях остались только несъедобные остатки.

Смачно отрыгнув, оглянулся, вытер о штаны мокрые от речной воды руки и подвел итог:

- Хороший день, - помолчал, подумал и добавил, - пока хороший.

Галька ритмично скрипела под ногами, поворот оставался за поворотом и наконец, появился звук, который не спутал бы ни с каким другим – водопад. Он еще не видел его, но уже ощущал водяную пыль, висящую в воздухе и, обогнув каменистую отмель, поднял было ногу для очередного шага, да так и замер пораженный невиданным доселе зрелищем:  наконечник копья циклопических размеров вонзился в ущелье и застрял между двух отрогов.

- Плотина, - прошептал Матвей, опустил ногу, оперся на нее и скрестил руки на груди.

Белоснежное бетонное сооружение странным образом гармонично вписалось в окружающий пейзаж, дополнив серо - черные и темно - зеленые тона гор и лесов и подчеркнуло своей идеальной геометрической формой хаотичные естественные линии.

- Так, так, так …, - подумал он, завороженно глядя на тугие струи, бьющие из водоводов, - вот вам и озеро, вот вам и дорога. Какая же огромная сила томится там, по другую сторону.

И тут в нем как будто переключили тумблер. Он все так же стоял, не меняя позы, но его мысли уже понеслись вперед, словно лошади подгоняемые умелым наездником и окружающий мир потерял краски и запахи:

- Плотина. Конечно плотина. Не западня, не волчья яма, а именно плотина. Как преграда, как граница между настоящим и иллюзорным. Не застрял, а уперся в такую же плотину, и, так же как  вода не в силах преодолеть ее. Река вынуждена быть озером, а я человеком. Но реке все-таки позволено снова обрести себя после уплаты дани, а я даже не знаю чем откупиться от своего сторожа….

Его зрение изменилось, бетонное сооружение теперь стало серым, зыбким и призрачным, а вода, поднявшаяся на стометровую высоту, стала почти осязаемой застывшей волной изумрудного цвета.

- Ее надо освободить. Придумать способ и тогда она поделится со мной своей мощью и это поможет мне в борьбе со своей преградой.

Последняя мысль, как мелодия на заезженной пластинке продолжала крутиться в голове:

- Ее надо освободить.

Закрыл глаза, и все больше погружаясь в транс, вытянул перед собой руки и потянулся к плотине. Так продолжалось несколько секунд, а потом он почувствовал прикосновение холодного гладкого бетона и от неожиданности вздрогнул, но сделав усилие еще больше приник своими пальцами к поверхности. Матвей уже знал, что делает:

- Так, трещинка…. Вот еще одна…. Нет, слишком мелкие…. Посмотрим, что там поглубже…. Хорошо, каверна…. А если их соединить…? Идем дальше…. Кусок бревна…. Замечательно….

Проникая все глубже и глубже в многометровую толщу, он как крот рыл себе ход на ту сторону. Внезапно его руки погрузились в ледяную воду, подушечки пальцев обожгло холодом, он вскрикнул и открыл глаза.

Стояла тихая беззвездная ночь. Едва моросил дождик. От одежды шел пар. Он вдруг почувствовал жажду, дошел наощупь до реки и долго пил приникнув к воде губами. Ему было жарко. Расстегнул молнию на ветровке, на вороте свитера и только потом начал осознавать произошедшее. Сразу навалился липкий страх:

- Что же я наделал, дурак? Сам себя раскрыл. Подставился….

Он вжал голову в плечи, как будто ожидая удара и замер в этой позе. Потом постепенно распрямился, глубоко вздохнул и начал приводить свои чувства в порядок:

- Во-первых, это могло быть просто наваждением. Чего я тогда боюсь? Во-вторых, если во мне открылись новые способности, и я действительно сумел проделать отверстие через всю плотину, то значит, мне было позволено это.  А если это ловушка? Пусть, но тогда я уже попал в нее и нечего дергаться. Посмотрим, что будет дальше. Кстати, а что дальше? Какие у меня планы, теперь?

Он решил остаться на этом месте, чтобы посмотреть на результаты своих трудов. В глубине души он был уверен, что на самом деле дни плотины сочтены, несмотря на всю фантастичность такого исхода. А раз так, то надо озаботиться предстоящей зимовкой – еще неделя, другая и ляжет снег.

- «Если я прав, то все равно она рухнет не сегодня и не завтра. А если – нет, то до весны много времени, придумаю что-нибудь».

За размышлениями он не заметил, как наступило хмурое зябкое утро, и теперь напряженно всматривался в гладкую бетонную стену в надежде обнаружить хоть какие-нибудь изменения. Через пару минут глаза стали слезиться и Матвей, махнув рукой на это бесполезное занятие отправился на поиски подходящей поляны для устройства землянки.

Он ни разу не задумался над тем, что может послужить причиной гибели десятков, а может и сотен людей. Он никогда не убивал просто так, но и не считал это чем-то особенным:

- Человечество выродилось и расплодилось как саранча, уничтожая вокруг себя все живое. Настоящие герои и мудрецы давно покинули этот мир, а место гениев заняли сумасшедшие. С какой стати церемониться? Я не стремлюсь отнимать чужие жизни без необходимости, не ищу с ними встречи и этого достаточно.

Поляна нашлась быстро. Километрах в двух ниже по течению на левом высоком берегу. Он запретил себе думать о плотине и полностью сосредоточился на поиске. Поначалу пытался определить нужное место по известным ему приметам, желаемому расположению и многим другим разумным моментам. Ничего не получалось и тогда просто доверился интуиции и своим чувствам. Почти сразу после этого перед ним вырос мелкий сухостой, он продрался сквозь и ступил на самый край ровного свободного от деревьев и кустарника пространства.

Матвей с удовольствием огляделся, захотел было подытожить свои поиски какой-нибудь фразой, но мысль скакнула резко вбок и он озадаченно почесал затылок:

- Так вот откуда мое нынешнее имя. Один из двенадцати. Только он ничего не хотел анализировать и осмысливать, а просто видел и чувствовал, доверял себе, и его история получилась самая живая и настоящая. Так же и я в этой жизни. Все по наитию. Интересно, к чему это приведет?

Собрался  было получше изучить место будущей зимовки, но краем глаза заметил какое-то движение на противоположном краю и замер. Спустя пару секунд что-то снова мелькнуло, уже правее и он понял – собака. Сделал широкий шаг, показал себя и остановился. Почти сразу движение снова повторилось, и Матвей увидел ее целиком. Лайка. Необычного желто-черного окраса, она почти сливалась с окружавшими ее деревьями, но только не для его охотничьего глаза: внимательный взгляд, настороженные уши и чуть подрагивающий хвост. Собака знала людей, ничуть не боялась и хотела подойти поближе и познакомиться, но что-то останавливало ее. Они стояли в двадцати шагах друг от друга, над поляной повисла тишина, но тут звонкий детский голос вклинился в их молчаливый диалог:

- Альма, Альма! Ты где?

Лайка нервно дернула ухом, легко сорвалась с места и исчезла за деревьями.

Бессонная ночь сразу дала о себе знать, он устало привалился плечом к дереву и обреченно подумал:

- И здесь люди, а ведь такое хорошее место нашел.

Послышался шорох, собака выскочила на поляну, повела носом и повернула голову назад кого-то ожидая. Следом за ней усердно сопя и прикрыв руками голову от низко висящих веток появилась девочка. Лет семи. Огляделась и ничего не заметив обратилась к лайке:

- Ну, показывай, зачем ты меня сюда привела.

Альма снова повернулась к Матвею, двинулась в его сторону и негромко гавкнула. Девочка проследила ее взгляд, увидела незнакомца и ойкнула. Несколько секунд они изучали друг друга, а потом, что-то решив, она подошла и участливо спросила:

- Устал? Заблудился? Давай я тебя провожу, - спохватилась, оглядела себя, смахнула с куртки несколько прилипших листочков, протянула ладошку и церемонно представилась:

- Татьяна.

Матвей не смог сдержать улыбки, опустился на одно колено, приложил правую руку к груди и, не поднимая головы ответил:

- Матвей, Ваша честь.
Девочка приняла игру, жестом предложила подняться, но не выдержала и расхохоталась. Он с удовольствием присоединился и с удивлением отметил, что очень рад этому неожиданному знакомству.

Таня отсмеялась, еще раз глянула на него снизу вверх своими слегка раскосыми серыми глазами и завершила ритуал:

- Очень приятно. Пойдем. Тут близко.

Она снова подала ему руку, Матвей аккуратно взял ее и тут же почувствовал тепло. Нет, не обычное человеческое тепло, а силу, добрую мягкую силу. И она стала подниматься: до локтя, до плеча, заполнила собой грудную клетку, спустилась вниз к ногам и, наконец, добралась до головы. От ночной усталости не осталось и следа. Он осторожно скосил глаза на девочку. Она, не останавливаясь ни на секунду, рассказывала ему какие-то, видимо очень важные вещи, но Матвей не мог разобрать ни слова. Он купался в этом тепле, в этой силе и готов был и дальше идти куда угодно лишь бы держать Танину руку.

Идти и  впрямь оказалось недолго. Уже минут через пять они начали взбираться на невысокий пригорок, и тут Таня освободилась и понеслась вперед с криком:

- Папа, папа! Смотри, кого я привела, - подлетела, тяжело дыша, подняла голову и сверкнула сияющими глазами.

Отец поднял ее, усадил на согнутую в локте руку, а она обхватила его шею и зашептала:

- Это Матвей. Он хороший, только устал.

Матвей остановился с улыбкой наблюдая эту картину. Молодой высокий широкоплечий мужчина сделал еще несколько шагов навстречу, протянул свободную руку и представился:

- Игорь.

- Матвей.

Рукопожатие было мягким, но Матвей почувствовал скрытую силу этого человека. Она была такой же, как у Татьяны, но сдержанной, мужской.

- Передохните у нас с дороги, а там и поговорим, - предложил Игорь и он с удовольствием согласился.

Они поднялись на пригорок, прошли к одному из четырех новеньких срубов и ступили на крыльцо.

- Вот наше хозяйство, - с гордостью произнес Игорь.

Матвей не торопясь оглядел строения и одобрительно кивнул:

- Хорошие у вас плотники.

- Правда? – обрадовался Игорь, и тут же спохватился:

- Что же мы стоим? Проходите. Еда на столе.

Вареная картошка сдобренная ароматным соусом пришлась как раз вовремя, потом он прошел в одну из комнат, расположился на широкой кровати и уже засыпая, подумал:

- Надо же, как странно я себя веду.

Спал до самого утра, оценил за завтраком всю скудность местного рациона и, сказав Игорю, что пойдет прогуляться исчез в тайге.

Появился только на следующий день. Ближе к вечеру. Альма учуяла, подлетела, но резко затормозив, обозначила дистанцию – метра два, не больше. Ей было очень любопытно, что он там принес в заплечном мешке. Влажный нос так и ходил, выписывая восьмерки, но приблизиться не решалась. Следом появилась Татьяна. Увидела. Глаза вспыхнули радостью, но тут же насупилась и прежде чем отвернуться, буркнула:

- Ушел. Ничего не сказал. А мы тут волнуемся.

Матвей молча снял мешок, расслабил завязки и начал выкладывать трофеи: освежеванного и грамотно разделанного кабана средних размеров. Девочка, продолжая изображать обиду, подглядывала за ним и наконец, не выдержала:

- Ух ты. А как это ты сумел? У тебя ведь даже ружья нет.

Он ухмыльнулся, поманил  рукой подойти поближе и загадочно произнес:

- Зато у меня есть вот это, - и показал на свою голову.

Альма прыгала вокруг нетерпеливо поскуливая. Постепенно подтянулись все поселенцы. Игорь вышел вперед и поздоровался:

- С возвращением. Как прогулка? – но смотрел только на добычу, и Матвей понял, как долго местные жители не видели мяса.

Вечером был пир. Нашлась даже бутылочка домашнего вина. Глядя на раскрасневшиеся возбужденные лица сотрапезников Матвей разомлел от еды и во время рассказа о своей охоте вдруг сделал предложение стать местным снабженцем, а заодно и учителем для желающих освоить это искусство.

Ночью засыпая, собрался было осмыслить последние события, но вспомнив свое нехитрое откровение пробормотал:

- Нечего тут думать. Матвей, он и есть Матвей….

После этого случая он как-то сразу обзавелся и уважением, и авторитетом. Все время пропадал на охоте в компании, то одного, то двух учеников, скучал по девочке и старательно отгонял от себя желание задуматься о происходящем. Вся его предыдущая история была против нынешнего положения вещей, но ему было настолько хорошо и уютно, что он просто боялся анализировать этот душевный комфорт:

- «Ну как можно препарировать что-то живое? Убить убьешь, а понять ничего не сможешь».

Тем не менее, очень внимательно изучал свою новую компанию. Они были  похожи: открытые, доброжелательные, несли в себе силу и были готовы делиться ею. Татьяна больше всех. Она вообще стояла особняком, как будто природа умножила в ней способности ее родителей.

За собой тоже постоянно замечал изменения. Особенно после одного случая.

Он просто прогуливался недалеко от поселения в ожидании завтрака, когда из-за ближайшего дерева на него внезапно вывалился медведь. Шатун. Зверь совсем не испугался, а наоборот вдруг понял, что причина всех его неприятностей и проблем наконец-то явила себя в образе нелепого двуногого существа, утробно зарычал и начал подниматься на задние лапы. Матвей ничего не успел осознать и от испуга просто лишил его жизни. Даже не приближаясь. Выпил, всосал в себя всю энергию одним коротким глотком. Медведь обвалился бесформенной колодой, Матвей подошел, ткнул его концом валенка и почувствовал: мясо несъедобное.

С тех пор, в окружении людей был все время настороже, как слон в посудной лавке, стараясь ненароком не причинить какой-нибудь вред. Но даже это не могло изменить ощущения тихого пристанища, уютной гавани и он продолжал наслаждаться. Особенно в компании с Таней.

Девочка, даже еще не подросток, все время удивляла: то прибежит, со всего маху прыгнет на коленки и пожалуется, что соседский Вовка совсем глупый и ничего не понимает, потом, без перехода вдруг начинала жалеть, что он, Матвей, так сильно устает, что такой одинокий, потом прижималась к нему, гладила по волосам и целовала в свежевыбритую щеку. А в последнее время все чаще стала смотреть на него глазами взрослой опытной женщины:

- Хватит тебе мучиться. Прими решение и живи дальше спокойно.

Вот тут она была не права. Никаких мучений он не испытывал, но еще один, совершенно новый вопрос постепенно вырастал перед ним и все настойчивее требовал ответа:

- На чьей ты стороне?

Он начал уходить в тайгу, чтобы подумать. Хотя, казалось бы такой простой вопрос:

- На чьей стороне.

- Конечно на своей. Так всегда было, потому, что это единственно правильный ответ. В любой ситуации.

И тут он начинал размышлять всерьез:

- А чем нынешняя ситуация отличается от всех предыдущих? Может раньше мне просто не попадались такие люди? Или я сам так изменился?

С каждым днем все больше прорастая в эту компанию, в это удивительное сообщество, он как мог оберегал свою границу – невидимую черту, которую провел однажды между собой и остальными. Собака, Альма, навела его на эту мысль, и Матвей был сильно удивлен ее способностями: все поселенцы были наделены силой, как ее не назови, но эта сила у них была всегда одного цвета – белого. Она по своей природе не могла разрушать, не могла причинять боль, а только созидать и лечить. Конечно, где-то был и антипод – темный или черный. Может быть для равновесия, может по какой другой причине – он не задумывался над этим. Да это было и неважно. Важно было другое – его собственная сила, растущая день ото дня не имела постоянного цвета. Он сам не хотел определяться, сам не хотел раз и навсегда принять одну сторону, считая это совершенно ненужным и даже вредным ограничением. И собака каким-то образом поняла и сделала вывод, что однажды он может стать опасен для всех, и потому все время следила за ним, не давая дотронуться до себя.

Но жизнь продолжалась, незаметно, но неумолимо устанавливая свои правила: поселенцы, словно не замечая отстраненности, уже считали его своим, были внимательны и заботливы и совсем не потому, что он был очень полезен, а просто так, от души. Однажды Маша, жена Игоря, сделала неожиданный презент – новый свитер. Толстый, теплый, чуть чуть колючий:

- Твой то совсем истрепался, а тебе на охоту ходить.

Он смутился, пробормотал слова благодарности, зарылся лицом в мягкую, пахнущую женскими руками шерсть и вдруг почувствовал, как защипало глаза.

Маша ушла, а он все стоял, разглядывая мокрую ладонь и не заметил, как появилась Татьяна:

- Это мама связала, она тебя любит.

- А ты откуда знаешь?

- Как это откуда? Она же меня учит. Я скоро тоже буду вязать всякие вещи. Не хуже мамы. И тебе свяжу.

Обняла, прижалась, подняла голову и неожиданно закончила:

- Не уходи. Хорошо?

Он осторожно погладил ее по волосам и ответил, стараясь быть честным:

- Я попробую.

Не уходи. Легко сказать. А как сделать? Он и задержался здесь только потому, что поселенцы сами были не совсем люди: целители, предсказатели, ясновидящие и прочие экстрасенсы. Каждый из них был щедро наделен необычными способностями и однажды они нашли друг друга, чтобы покинуть старый больной мир, создать другой более совершенный и жить в нем опираясь на завещанные в незапамятные времена заповеди. Матвей чувствовал родство, пусть и отдаленное, с каждым из них и очень хорошо понимал их одиночество. А однажды, вдруг понял, что они дети - наивные и беззащитные. Регулярно присутствуя на ежевечерних посиделках, все больше осознавал всю безнадежность затеянного ими предприятия и как-то раз сам включился в разговор:

- Вот скажите мне, зачем вы так настойчиво ищите здесь источники силы?

- Как зачем? – ответил кто-то из них, - мы же чувствуем, что они есть.

- Ты не ответил на вопрос. Я спросил зачем, а не почему.

Никто не решился подать голос, и он продолжил:

- Вы пока не научились пользоваться тем, что есть внутри каждого из вас, а уже торопитесь выбраться наружу. Ну да ладно, вернемся к вопросу. Вы ищете силу, чтобы овладеть ею, подчинить себе – верно?

Его слушали, стараясь не пропустить ни слова. Всем давно стало ясно, что он не просто выдающийся охотник и с тех пор ждали, когда Матвей захочет поделиться с ними чем-то кроме охотничьих секретов.

- А теперь скажите, что на самом деле принадлежит вам? Чем вы можете распоряжаться по своему усмотрению, не спрашивая разрешения и не договариваясь о методах и способах? У вас есть только вы сами. Ваше тело, душа, сущность, ваши способности. А сила подземного огня? Разве она ваша? Сила воды, ветра, космоса? Как же можно всерьез рассчитывать на то, что эти и другие силы будут подчиняться чему-то для них чужеродному?

Он замолчал и медленно обвел взглядом собравшихся: кто-то был удивлен, другие согласно кивали, несколько человек были категорически против, судя по их лицам. Но никто не проронил ни слова и Матвей продолжил:

- Вы сможете воспользоваться силой воды, только если сами станете водой. Но никому из вас не удастся стать всей водой на Земле, а значит, вся ее сила все равно останется недоступна. Точно также и с ветром, и с любой другой силой. Только мизерная частичка может оказаться в вашем распоряжении, и только в обмен на то, что вы захотите и сумеете изменить свою природу.

Игорь решил вступить в разговор:

- То, что ты говоришь удивительно и как минимум спорно, однако я не считаю тебя невежественным и уверен, что все известные с библейских времен факты укладываются в твою картину. Расскажи нам о том, что принято называть чудесами.

Матвей улыбнулся:

- Хорошо. Это не сложно. Вся наша Вселенная наполнена силой и буквально пропитана энергией. На Земле каждое живое существо, каждая стихия постоянно делится с окружающим миром избытками силы. Мало кто это чувствует. Вы пока тоже, но если станете учиться пользоваться тем, что уже есть внутри каждого из вас, то постепенно настроите себя и весь океан силы станет доступен. Доступен не только для ощущений. Вы сможете впитывать, усваивать ее как обычную еду и тогда большинство из библейских чудес станет простым и понятным делом. Но это не все. Вы начнете понимать, как устроен этот мир, чем приводится в движение, и тогда сможете влиять на него, пусть немного, пусть незаметно, но все-таки. Заметьте: не командовать, не подчинять, а слегка подталкивать в нужную вам сторону, не нарушая баланса и не пытаясь установить свои правила.

Он замолчал, наморщив лоб, словно вспоминая: не упустил ли, что-то важное и закончил:

- Надеюсь, на сегодня достаточно?

Игорь ответил за всех:

- Конечно. Здесь есть над чем подумать. Спасибо. Но у нас обязательно появятся вопросы. Ты готов продолжить этот разговор позднее?

- Да, но следующий раз я хочу говорить на совсем другую тему, и учтите: буду задавать вопросы, ответов на которые у меня нет.

Никто не захотел дожидаться очередного собрания, и уже на следующий день к нему стали подходить с вопросами, пользуясь любым удобным случаем. К такому повороту Матвей оказался совершенно не готов. Он ничего не знал о тайнах медитаций, просветленных мудрецах Тибета и современных практиках. Все его знания и умения сами появлялись по мере необходимости, а откуда они берутся – не интересовался. Просто решил про себя, что ему возвращают его собственность, как тогда ночью, у плотины. А зачем и почему неважно. На все вопросы отвечал расплывчато: мол, любая дорога приведет к цели, если путник не повернет назад, и делал вид, что не понимает намеков взять кого-либо в ученики. Вот здесь он лукавил, потому что ученик, а точнее ученица у него уже была. Она ни о чем не просила и не делала намеков. Матвей сам захотел этого. Почему? Даже если бы и задумался – все равно не смог бы однозначно ответить, в чем была причина – в ее одаренности, доверчивости, или еще в чем-то. Просто захотел и все. Да и учить особо было нечему: иногда подсказать, направить в нужную сторону, поддержать и совсем редко что-то объяснить и показать как правильно.

Игорь и Маша были в курсе их занятий, Таня постоянно делилась с родителями, и одобряли эту удивительную дружбу. Матвей постепенно стал центром их маленького сообщества, и они надеялись, что благодаря дочери отсрочит свой неизбежный уход. Он и сам понимал все непостоянство своего положения, но предпочитал не задумываться о недалеком будущем и просто радовался каждому новому прожитому дню. И все больше беспокоился за этих людей. Однажды, как и обещал, решил поделиться  своим беспокойством:

- Вы слишком заняты сиюминутными проблемами, слишком увлечены любимыми игрушками и не хотите посмотреть на себя со стороны.

Теплый весенний день не располагал к серьезному разговору. Поселенцы впервые после долгой зимы расположились на свежем воздухе, греясь на полуденном солнце и вдыхая запахи просыпающегося леса. Матвей понимал настроение аудитории, но, тем не менее, продолжил:

- Вы покинули мир, в котором выросли, потому что он перестал устраивать вас. Вы захотели создать свой собственный, но что вы для этого сделали? Вы хоть раз задумались над тем, что будет завтра, через год, через десять лет? Кто из вас занят составлением плана вашей будущей жизни?

Солнце ненадолго спряталось за небольшое облачко, подул свежий ветерок и благостное настроение улетучилось.

- Сколько вас было прошлой осенью? Тридцать человек. Не больше. А сейчас уже пятьдесят. Вы зовете сюда других. Вам верят. К вам тянутся отовсюду. Как вы будете управлять своей жизнью, своим хозяйством, когда вас станет сто, двести, тысяча? Будете как сейчас устраивать собрания? Выберете руководителей? На какой срок? С какими полномочиями? Как будете поступать, когда между ними начнутся споры, конкуренция? Каким законам, каким правилам будет подчиняться все ваше сообщество? Кто будет следить за исполнением этих законов? Как вы себе все это представляете?

Ни проглянувшее солнце, ни усилившийся ветер уже не могли развеять напряжение повисшее над поляной. Матвей еще раз оглядел собравшихся и с сожалением понял, что ни один из них, ни разу не задумался об этих простых вещах. Говорить расхотелось и он быстро закончил:

- Это только половина. Вас со всех сторон окружает то, что вам так не нравится. Неужели вы надеетесь, что и дальше это государство, эта цивилизация будут делать вид, что вас не существует? Как вы собираетесь строить отношения со всем этим миром?

Затянувшуюся паузу нарушил Игорь. Как неформальный лидер, он не мог оставить без ответа все, что сейчас услышал:

- Скажи, с какой целью ты сказал все это? Чего ты хотел добиться?

Матвей стоял, задумчиво потирая висок, и отрешенно смотрел на собеседника, потом как будто очнулся, и медленно выговаривая слова ответил:

-  Цель? Причина? Да, конечно. Если вы не начнете отвечать на все эти вопросы, то в лучшем случае просто разбежитесь, кто куда под давлением разных обстоятельств и ваша история закончится ничем.

- А в худшем? – Игорь не скрывал неприязни, уголки рта опустились, взгляд стал пристальным и тяжелым.

- В худшем? В худшем вас станут преследовать и травить как диких зверей.

Игорь опешил:

- Но, почему?

- Так всегда было, - рассеянно огляделся и побрел в сторону реки шурша прошлогодней листвой.

- Ну вот, собственно и все, - он отметил, что привычка разговаривать с самим собой вернулась, словно и не пропадала.

- Они ничего не поняли, обиделись, а я порвал все ниточки, что протянулись и окрепли за эти месяцы…. Как странно, еще вчера, казалось, нас так много связывает…. Всего несколько фраз и я снова один и свободен…. Значит, так тому и быть. У меня свой путь, своя задача и пора бы уже заняться более важными вещами, чем вразумление великовозрастных младенцев….

А на следующий день Маша подарила ему свитер, а Таня сказала:

- Не уходи.

И уже, когда смеркалось, его встретил Игорь. Вряд ли случайно. Не успев толком поздороваться, начал без предисловий:

- Твои вчерашние слова были очень обидны. Я слушал тебя и думал, что ты держишь нас за недалеких ограниченных людей.

Матвей молчал и пытался улыбнуться. Как можно доброжелательнее. Но лицо не слушалось. Ему было неловко. С ним хотел объясниться достаточно близкий человек, отец Тани, и это объяснение давалось ему нелегко:

- Я решил подождать, прийти в себя, успокоиться и вдруг понял – ты прав. А это еще обиднее.

Неловкость усилилась. Взрослый сильный и совсем неглупый человек стоял перед ним как первоклассник, опустив голову и не знал куда деть руки.

- Ты ушел, а мы потом долго разговаривали, спорили ….

Он никак не решался сказать главное, потом поднял глаза, задержал дыхание и тщательно подбирая слова произнес:

- Да, ты прав …. Мы ведем себя неразумно…. У нас нет опыта в этих делах …. Наша история может закончиться ничем ….

Матвею, наконец, удалось улыбнуться и это помогло. Дальше Игорь говорил без пауз:

- Мы знаем, у тебя свой путь, свои проблемы, и до сегодняшнего дня ты был для нас только попутчиком. Ты помог нам пережить зиму и эта помощь неоценима. Мы все благодарны тебе, но теперь  предлагаем  остаться. Нам нужен старший товарищ, дядька – мудрый опытный человек. Я и раньше не хотел, чтобы ты уходил, но это было совсем другое. А теперь скажи: сколько времени тебе нужно? Когда ты примешь решение?

Матвей уже настолько погрузился в себя, в свои раздумья, что не сразу понял - от него ждут ответа:

- Все правильно, почти. У меня действительно свой путь, свои задачи. Но вы все давно перестали быть для меня посторонними людьми, иначе вчерашний разговор не смог бы состояться. И твоя дочь, - он пристально посмотрел на собеседника, и Игорь смущенно опустил взгляд.

- Я отвечу. Завтра. Еще подумаю и отвечу.

Чтобы немного разрядить атмосферу, он слегка похлопал Игоря по плечу, потом полез в карман куртки, что-то вытащил и протянул со словами:

- Передай Тане. Пусть носит.

Игорь остался один и все держал в кулаке подарок. Потом, постепенно распрямил пальцы: веревочка тускло зеленого цвета, как будто сплетенная из травинок и небольшой камушек с дырочкой – «куриный бог». Веревочка  больно кололась, камень ощутимо похолодел и стал наливаться тяжестью. Он переложил подарок из руки в руку, чтобы избавиться от неприятного ощущения и пошел к дому теряясь в догадках.

Таня уже легла спать и тихо перешептывалась о чем-то с матерью. Увидев отца, приподнялась на локте, вопросительно посмотрела, но ничего не сказала. Маша повернула голову:

- Ну, как?

Игорь подошел к кровати, опустился на корточки и протянул руку:

- Это тебе, от Матвея.

Девочка просияла, но тут же спохватилась:

- А почему сам не подарил? – осторожно взяла подарок, повесила на шею поверх ночной рубашки и прислушалась к себе:

- Такой теплый.

Игорь дотронулся до камня и удивился:

- Действительно. А ведь только что холодный был и тяжелый.

- Это он по мне скучал, - ответила Таня.

- Кто? Камень? – Маша вступила в разговор.

- Нет. Ну, при чем тут камень? Матвей, - девочка на секунду отвлеклась, чтобы ответить и снова погрузилась в свои ощущения ….

- А я его теперь чувствую. И все про него знаю.

Родители не утерпели и спросили хором:

- Что знаешь?

- Он около речки сейчас. Думает о чем-то. Грустно ему…. Можно я к нему схожу?

- Поздно уже, - Игорь погладил дочку по руке и мягко продолжил – спать пора. Не денется он от тебя никуда. Матвей твой. Завтра сходишь.

- Хорошо, - снова легла на подушку, повернулась на бок и, не выпуская из ладошки камень, закрыла глаза.  

Матвей вдыхал ночную прохладу и вслушивался в окружавшие его звуки. Теперь он мог услышать каждую капельку воды наполнявшую реку, почувствовать каждую молодую травинку. Он вмещал в себя весь этот мир и сам был его частью:

- Как же мне не хватало этого раньше. Оказывается, можно совмещать в себе единство со всеми и обособленность.

На секунду отвлекся, ощутив, что Таня получила подарок и улыбнулся:

- Теперь я всегда буду знать, что с тобой происходит.

Снова обратился к реке. Камушки, устилавшие дно, слегка поворачивались под напором воды и издавали едва слышные звуки, которые слившись друг с другом доносились до него как причудливая мелодия.

Он принял решение и сейчас впитывал в себя силу и гармонию природы, чтобы завтра несмотря ни на что распрощаться с поселенцами:

- У меня свой путь, своя борьба и будет лучше, если никто не пострадает, потому что скоро придет мое время. Теперь у меня достаточно силы и хитрости. Теперь я могу вступить в схватку с моим сторожем.

Река никак не изменилась, несмотря на пик половодья. Видимо люди там, на плотине решили запастись водой на случай самого засушливого лета и теперь копили ее не сбрасывая просто так ни капли. Он был очень рад, что его попытка разрушить это красивое сооружение закончилась неудачей.

- Хватит уже напрасных жертв. Это только мое дело…. Хотя, нет. Дай ка я посмотрю.

Матвей закрыл глаза, расслабился и представил себе плотину. Она возникла перед его мысленным взором такой, какой он ее запомнил еще осенью. Бегло осмотрел, ничего не заметил и стал  изучать поверхность уже не торопясь. Что-то привлекло внимание, Матвей сосредоточился и увидел:

- Вот оно, то место.

Там, где он в прошлый раз проник в плотину появилось серое пятно. Внутри бетон стал рыхлым и пористым. Арматура окислилась и покрылась ржавчиной. Ход, который он тогда проделал превратился в тоннель. В разные стороны лучами разошлись трещины.

- Да, неплохо я тогда постарался. Но все равно, при такой толщине даже эта слабина не смертельна. Если только террористы с бомбой не нагрянут.

Думать на эту тему именно сейчас совсем не хотелось. Задвинул подальше появившееся было предчувствие и снова очутился на берегу. Ему стало зябко и, запахнув поплотнее куртку пошел к поселению.

- Завтра трудный день. Надо выспаться и хорошенько отдохнуть.

 

Александр Васильевич Меркулов наслаждался. Хотя нет. Слишком простое и заезженное слово, чтобы хоть как-то описать его состояние. Пребывал в нирване? Может быть, если бы знал, что это такое. Да и какой он Александр Васильевич? Саша, Сашка, Санечка. Это на работе – по отчеству и по должности, а сейчас дома только по имени или просто – папа.

Ремешки застегнуты, молнии с замочками тоже.

- Какой бы код придумать для замочков, чтобы не забыть? Конечно, 0801, день свадьбы. Уже десять лет, а все как вчера.

Первый чемодан был окончательно упакован и он решил присоединиться к жене и покурить с нею на кухне.

Катя гипнотизировала рекламный проспект, изредка отвлекаясь  на приготовление еды, сыновья в своей комнате смотрели мультики, не рискуя высунуться, в квартире царила редкая гостья – тишина.

Саша взъерошил волосы, придирчиво оглядел чемодан и в который раз начал проговаривать маршрут:

- Завтра, в десять утра автобус. Если все будет нормально, то в четыре часа  доберемся до райцентра, еще два часа ждать электричку и в одиннадцать вечера, наконец-то аэропорт. Самолет в шесть утра. Опять ждать - семь часов, хотя нет – регистрация, багаж, таможня часа два точно займут – ничего, перекантуемся как-нибудь. Лететь часов шесть или около того, значит, доберемся к двенадцати, минус два часа, итого, по местному десять, потом снова багаж-таможня-автобус …. Так, так, так …. В отель попадем в двенадцать и целый день наш. Если сил хватит – сразу на море.

Он взял схему отеля, которую вместе с сыновьями нарисовал еще два месяца назад, как только получили путевку ….

- Нет, не путевку - этот…. Как его...? Вспомнил – ваучер.

Все это время они как будто уже жили там. Изучили каждую дорожку, запомнили каждый кустик. Рекламный проспект отеля был затерт до дыр, все расписания и правила выучены наизусть и теперь оставалось упаковать еще два чемодана и вся семья будет полностью готова к путешествию. Почти два года копили деньги и выбирали курорт. Дети никогда не были на море. Они с Катей один раз сподобились – съездили в Анапу, но это не считается, потому что вдвоем, а Митьки и Кольки тогда еще и в проекте не было. И потом, одно дело Анапа и совсем другое заграница – Турция, Средиземное море.

- Ну вот, быстренько покурю и до ужина успею остальные чемоданы собрать.

Он открыл дверь на кухню, пошарил взглядом в поисках сигарет и тут за его спиной задребезжал телефон.

Александр нехотя подошел, взял трубку и еще не успев поднести к уху услышал голос главного инженера. Тот, позабыв поздороваться сразу затараторил:

- Саша, у нас ЧП. Арефьева полчаса назад увезли в район с аппендицитом. Смена горит. Выходить некому. Выручай. Я все помню. Мы тебе все компенсируем. Путевку новую выправим. Приказ будет. Директор подпишет и премию даст. Завтра я тебя сменю. Алло, Саша! Ты меня слышишь?

Он молча опустил трубку на аппарат и теперь стоял и слушал пустоту, которая заполнила голову и сердце. Потом появилась мысль и начала стучаться изнутри в поисках выхода:

- Нет. Неправда. Так нельзя. Это нечестно.

Стук раздавался все сильнее, заломило виски, а он стоял, тупо уставившись на телефон и пытался понять, что он теперь должен делать.

Снова раздался звонок.

- Да.

- Алло, Саша. Ты меня слышишь?

- Да.

- У нас ЧП.

- Я понял, - и снова повесил трубку.

Из ступора его вывел голос жены:

- Саня, зови детей. Ужин готов.

Двинулся было в сторону детской, но тут же остановился:

- Нет, сначала Катя.

Но и на кухню идти совсем не хотелось. Хотелось еще раз услышать звонок и голос Дмитрия:

 – Извини старик, пошутил я.

Как мог расправил плечи и открыл дверь….

Через пятнадцать минут Александр нажимал непослушными пальцами кнопки на телефоне. На побелевшем лице отчетливо проступила суточная щетина.

- Алло, Дима. Значит так. На смену я выйду. А теперь слушай внимательно: если к двенадцати ночи не будет приказа со всеми печатями и подписями, да про путевку и премию, то я вернусь домой и стану собирать чемоданы. И чтобы этот приказ увидела Катя. Домой ко мне привезешь.

Чуть помолчал и закончил:

- А сам дорогу сюда забудь. Не друг ты мне больше.

 

Степаныч удивленно посмотрел на Александра:

- Так ты же в отпуск уехал.

- Вернулся уже, - разговаривать со сменщиком совсем не хотелось, но того это не волновало. Степаныч был известным болтуном и сплетником и тут же обрушил на собеседника целую кучу информации:

- Слыхал? Новый директор приказ выпустил. На почитай, - и, порывшись на столе сунул ему под нос какую-то бумажку.

- Посмотри, посмотри. Теперь все по инструкции. Неукоснительно. Да, как теперь работать то? Как план выполнять по инструкции по этой? Ее ж в глаза никто не видел. Еще советская.

Степаныч вошел в раж и был теперь неудержим:

- Ни копейки за все годы на ремонт нормальный. План им давай, а теперь еще и инструкция. Ты погляди на него. Инструкция. А ты знаешь, кто он такой? Вояка бывший. Полковник. До нас в банке каком-то охраной заведовал. Вот так-то. Ну, что молчишь?

Александр терпеливо дождался, когда собеседник иссякнет и односложно ответил:

- Разберемся.

- Да, как ты тут разберешься? Или инструкция, или план.

- Ладно. Все. Бывай. Работать надо.

Петрович разочарованно кивнул, сунул сменщику листок с приказом и пошел переодеваться.

Александр бегло пробежался по тексту и его глаза радостно заблестели:

- Неукоснительно значит? Это хорошо. Будет вам неукоснительно.

Все эти годы он немножко гордился собой. Ремонтная база, собранная по крохам худо-бедно справлялась с поставленной задачей и благодаря природной смекалке и энтузиазму работников станции заменяла собой целые заводы с высокоточной и очень дорогой продукцией. Главное – станция работала без сбоев и всегда выполняла план, а какой ценой уже неважно. Он был автором этой идеи. Он же и воплощал ее в жизнь. Не один конечно, но все-таки.

А теперь, что-то перевернулось в его голове: Димка, друг детства, всего месяц назад ставший главным инженером, уже при нынешнем директоре, оказался такой гнилью, такой падалью, что даже вспоминать о нем больше не хотелось:

- Ну, не имел он права звонить и отменять этот отпуск. Знал ведь гад, что я соглашусь. Потому и позвонил.

На его лице блуждала недобрая улыбка:

- Будет вам все по инструкции. Неукоснительно. Кстати, а где она? Инструкция эта?

Захлопал ящиками стола, нашел толстый скоросшиватель и прежде чем углубиться в чтение кинул взгляд на огромное табло напротив. Все было как обычно. Но это по понятиям, а вот по инструкции….

Катя прикурила уже третью сигарету подряд. Мысли разлетелись стайкой испуганных воробьев и никак не хотели возвращаться обратно. Сыновья после ужина укрылись в своей комнате. Узнать, что поездка на море откладывается, было конечно очень обидно, прямо до слез, но попасть под горячую руку матери – еще и страшно. Сигареты не помогали, она затоптала окурок в пепельницу и обхватила голову руками:

- Ну, что же я за дура такая истеричная? Он сам, что ли придумал все это? Наехала, скандал устроила, а ему ночную смену работать. Позвонить извиниться? Нет. Не буду. Лучше посуду помою, успокоюсь. Да и его отвлекать нельзя.

Александр был занят новым для себя делом. Первый раз за всю карьеру он тщательно фиксировал показания приборов в журнале, потом сверялся с инструкцией, делал сноски и опять заполнял журнал новыми столбиками цифр. От долгого сидения затекла спина, он встал, потянулся и посмотрел на часы:

- Пять минут первого…. нет никакого приказа…. никто не позвонил…. обманули гады.

Подошел к столу, взял журнал, еще раз пробежался по цифрам:

- Получайте дорогие начальники. Все как велели. По инструкции. Неукоснительно.

Снова сел в кресло, нажал на кнопку селектора и с плохо скрываемой радостью произнес:

- Валера. Второй агрегат на холостой ход. Как понял?

В динамике что-то захрипело и встревоженный голос ответил:

- Василич, ты чего? Что стряслось-то?

- Выполняй. Как сделаешь, в диспетчерскую подойди.

Сделал очередную запись в журнале и только теперь задумался:

- Это я, конечно, здорово поступил…. Все как положено…. По инструкции, будь она не ладна. Но люди то здесь причем? Я же их премии лишил только что. Они же мне в глаза смотреть будут. Что им этот приказ дурацкий? Мало ли дураков в кресле директора сидело?

Встал, прошелся взад-вперед, посмотрел на табло: Валера отключал агрегат, назад пути не было.

- А я причем? А семья моя, дети? А меня по моей воле крайним сделали? Нет, ребята, хватит. Всегда у вас так: директор плохой, вы хорошие, а отдуваться нам – работягам.

Захотелось кофе. С сожалением вспомнил, что термос и «тормозок» остались дома.

Валера прервал его размышления:

- Василич! Зачем агрегат остановил?

Александр подошел к столу, поманил Валеру и сунул в руки приказ:

- На, читай, - чуть подождал и протянул скоросшиватель с инструкцией.

- А теперь вот это посмотри. Видишь? Не положено так работать.

Валера опешил:

- Ты это, чего удумал то? С кем воевать собрался? Сам же, сколько времени всю систему настраивал. А про третий агрегат забыл? Там же водовод особенный, как он без второго работать будет? Дожди вторую неделю не переставая идут, воды по пол метра каждый час прибывает. Ох, допрыгаешься ты. До аварийного сброса допрыгаешься.

Александр молчал. Зачем еще раз отвечать на вопросы, которые сам себе уже задал. Впрочем, в технике он был уверен:

- Ты, вот что, не кипятись. Инструкцию эту люди поумней нас с тобой придумали, а директор, он и есть директор. Его слушаться надо. Пока приказа не было, мы с тобой сами кумекали что, к чему, а теперь сам видишь. Иди к себе. Если с третьим агрегатом, что не так – шумни. Будем меры принимать. А пока, по приборам, нормально все.

Валера сокрушенно вздохнул:

- Тебе, конечно, видней. Ты начальник смены, но чует мое сердце: не к добру ты все это затеял.

Оставшись один, он начал размышлять, вот только мысли  в голове были какие-то казенные:

- Приказа нет, значит, из отпуска меня никто не отзывал. Получил устное распоряжение от руководства подменить заболевшего сотрудника …. Распоряжение выполнил …. Смену принял …. Надо же как складно получается: выходит я в отпуске? А приказа часов до десяти точно не будет. А в десять я уже в автобус сяду…. Получите, господа бюрократы …. Вашей же монетой.

Настроение резко поднялось, но тут Валера вернул его к прозе жизни:

- Василич, - донеслось из переговорника, - не пойму я что-то.

- Что не поймешь? Говори конкретно.

- Вроде вибрация на третьем агрегате появилась.

- Так появилась или нет?

- Да, шут ее знает. Не пойму.

Александр кинул взгляд на табло:

- У меня по приборам порядок.

- Так и у меня по приборам …. Может, спустишься сюда? Сам посмотришь.

- Ладно. Жди.

Встал, собрался было идти, но потом снова сел, сделал запись в журнале, сунул его под мышку и двинулся на выход…. Внезапно пол под ногами дернулся, он схватился руками за пульт и нажал кнопку селектора:

- Валера, что там у тебя?

Валера со смешком ответил:

- Тряхнуло немного. Давненько не было. Балла четыре. А ты чего? Испугался что ли?

Александр уже пришел в себя и, как будто извиняясь, ответил:

- Неожиданно как-то.

- Оно всегда неожиданно. Ну что, придешь?

- Да, приду. Попозже только. Записи сделаю, по службам прозвонюсь и приду.

- Вот ты душа бумажная. Все инструкцию читаешь? – Валере было весело.

Отключил связь, снова открыл журнал и начал переписывать туда показания приборов изредка бросая взгляд на табло. Потом связался с другими подчиненными: его успокоили – все в порядке. Вот только вода и впрямь прибывала очень быстро. Еще пару метров и критическая отметка.

Нынешнее землетрясение для него тоже было не первым, но в этот раз в душе поселилась тревога и все росла и росла, а он никак не мог найти причину. Задергал звонками всех сотрудников, но неизменно получал один и тот же ответ:

- Все штатно.

Даже Валера перестал приставать со своей вибрацией.

 И уровень воды в водохранилище стабилизировался.

Посмотрел на часы. До конца смены оставался один час и пятьдесят две минуты.

 

Мокрый холодный нос ткнулся в щеку. Матвей вяло отмахнулся, но тут же сел на кровати:

- Альма, ты чего? – прошептал он, нашаривая в темноте коробок со спичками.

Собаки в комнате уже не было, и он почувствовал, что она ждет его на улице, нетерпеливо переминаясь.

Спустившись с крыльца, увидел неясный силуэт шагах в двадцати, поплотнее запахнул куртку и двинулся следом. Через несколько минут Альма привела его на ту самую площадку, с которой он еще осенью увидел реку. Ничего не осталось от той вчерашней веселой картинки – мощный поток летел мимо него играючи ворочая огромные валуны и урчал как голодный зверь. Собака прижалась к ноге, оскалилась и зарычала глядя на воду.

- Ты чего так растревожилась? - спросил он и потрепал Альму по холке.

Лайка подняла голову, посмотрела на Матвея и снова обратилась к реке.

Предрассветное хмурое утро не давало разглядеть подробности и спустя несколько секунд Матвей с удивлением услышал как под ногами захлюпала вода. Отступил на шаг, почувствовал, как собака задрожала всем телом, и решил проверить свою нынешнюю силу: выставил вперед руки, представил себе прозрачную преграду, уперся в нее ладонями и попробовал сдвинуть. Преграда поддалась, но потом окаменела и стала давить на него все сильнее и сильнее.

- Нет, это не наш метод, - подумал он и огляделся. Шагах в пятидесяти вверх по течению каменная осыпь заставляла реку резко повернуть и закружиться водоворотом. Небольшое усилие, струя ударила чуть левее, подмыла землю, и почва под ногами вздрогнула: перекрывая шум потока обрушился камнепад, перегородил русло и площадка, на которой разместились человек и собака стала свободной от воды. Альма снова взглянула на него подняв голову и в этом взгляде почуялась благодарность.

 

 

До конца смены оставалось чуть более получаса. Александр решил выйти на свежий воздух, а заодно полюбоваться плотиной. Предрассветный сумрак сгустился в ущелье, заранее прячась от утреннего солнца, начальник смены включил внешнее освещение, вышел на пандус, облокотился на парапет, огляделся и …. Что - то мешало ему, не давало получить удовольствие от созерцания фантастической неземной картины …. Уставший мозг медленно переваривал информацию, медленно делал выводы и облекал их в слова …. Но, наконец, процесс закончился и Сашка оторопел: небольшое мелкое озерцо, в которое низвергались потоки отработанной воды, распухло как квашня. Его уровень поднялся метров на десять выше обычного, а где-то внизу как будто появился мощный источник. Он зачарованно глядел вниз, потом перевел взгляд на плотину и тут, прямо из ее тела вывернулся здоровый кусок бетона, бесшумно нырнул в воду, а из образовавшейся дыры хлынула вода. Ноги стали ватными, дыхание прервалось, сердце остановилось, в глазах стало стремительно темнеть. Александр начал сползать на пол, еще цепляясь руками за парапет, но тело одумалось, в груди что-то стукнуло, сердце забилось все быстрее и быстрее. Он поднялся и пошел – побежал обратно в диспетчерскую. На пороге его встретил истошный крик Валерки – переговорник надрывался, как мог:

- Василич, Василич! Меркулов, мать твою, ты где?

- Слушаю, - теперь он действовал как автомат.

- Вибрация, на третьем, большая, в разнос пойдет!

- Глуши его, Валера, глуши, – Александр сорвался на крик, - сброс, аварийный сброс, Валера!

Защелкал тумблерами на пульте, с силой вдавил кнопку аварийной сигнализации и, добравшись до клавиши громкой связи как можно спокойнее произнес:

- Всем сотрудникам станции. Срочная эвакуация. Повторяю. Всем сотрудникам станции ….

Одним движением сгреб документы, прижал к груди и, собрался было бежать, но остановился около телефона и набрал первый попавшийся номер….

Главный инженер досматривал самый последний, самый сладкий утренний сон, когда его грезы бесцеремонно прервал звонок. Не открывая глаз нащупал трубку, поднес к уху и услышал крик:

- Димка, это я! Поднимай всех! Плотина рушится!

Связь прервалась. Он тупо смотрел на телефонную трубку зажатую в руке и повторял про себя:

- Плотина? Да как это? Ты что? С ума сошел или пьяный?

Решение не заставило себя ждать:

- Точно. Пьяный. Вот сволочь! Ну, погоди. Сейчас приеду и покажу, что там у тебя рушится.

 

Матвей включился в борьбу на полном серьезе, хоть и не понимал зачем: подмывал берега, устраивал запруды и старался как можно дальше отодвинуть русло. Поначалу он почти не расходовал свою энергию – пользовался только тем, что давала ему сама река, но потом этого стало не хватать и еще: какая-то мысль все время отвлекала его от процесса, не давала сосредоточиться и, только когда начал уставать, понял: Таня, Игорь, Маша, другие….

Повернулся к поселению, мысленно потянулся туда и позвал:

- Таня!

Она сидит верхом на красном драконе. За спиной развевается белоснежный плащ, доспехи сияют на полуденном солнце. Чуть правее и немного впереди Матвей, тоже на драконе, но не красном, а бирюзовом. Лицо сосредоточено в суровой решимости. Волевой подбородок выдвинут вперед. Из под шлема выбиваются длинные густые, чуть с проседью волосы.

Их ждет решающая битва. Впереди застыло Зло. Темное бесформенное, исторгающее смрад. Ощетинилось клыками, щупальцами и клешнями. Она смеется и над полем разносится ее боевой клич. Матвей поворачивает голову, одобрительно улыбается, а Зло начинает трусливо пятиться и плеваться в них зеленой ядовитой слизью.

Сейчас все будет кончено. Они победят, и Матвей введет свою принцессу в захваченный замок. Но вот что-то происходит. Ее спутник и предводитель кричит:

- Таня! Уходи!

- Нет! - отвечает она, - смотри, они нас боятся, выхватывает из ножен длинный тонкий меч и направляет его на врага.

- Уходи, - уже не крик, а гром врывается в ее сознание.

И тут откуда-то из недр темного клубящегося облака, в которое обратился их враг, вырывается молния. На лезвии меча вспыхивают зеленые блики, руку пронзает боль, она кричит, меч падает, а дракон резко тормозит и сбрасывает ее прямо на кровать ….

В дверном проеме показались встревоженные лица родителей. Игорь стоял чуть сзади прикрывая свечу от сквозняка. Таня сидела на кровати уставившись бессмысленным взглядом в темный угол и баюкала обожженную руку. Бескровные губы беззвучно шевелились. «Куриный бог» ритмично мерцал на груди, переливаясь яркими красками.

- Таня, доча! – Маша вошла в комнату.

Девочка поднялась и повернулась к ней. По щекам бежали крупные слезы, лицо кривилось от боли:

- Матвей, - прошептала она, - Матвей сказал всем уходить. Наводнение, - и стала мягко оседать в руки подоспевшей матери.

Игорь еще несколько секунд стоял как истукан, переваривая услышанное, а потом бросился будить поселенцев.

На том месте, где только что можно было различить силуэты человека и собаки, возникла серая призрачная тень, распахнула крылья и простерлась над рекой.

- Им надо дать фору. Хотя бы минут десять, чтобы успели уйти, подняться повыше. Всего десять минут.

Он уже понял, что проиграл. Понял, что ему не справиться с этой силой. Но теперь победа была не нужна – только отсрочка, выигрыш времени.

Тень заметалась над потоком обрушивая землю, камни, вырывая с корнем вековые деревья и ломая их как спички. Он строил преграду в надежде как можно дальше отодвинуть от себя реку. Дамба все росла и росла, но вода даже не делала попыток разрушить ее – просто поднималась еще выше и продолжала свое мощное неостановимое движение.

Матвей держался, крепился и все считал минуты….

 И вдруг силы кончились. Сразу все.

Тень стала исчезать, съеживаться и превратилась в маленький серый шарик висящий над потоком.

- Проиграл. Ничего у меня не осталось. Даже облика, - обреченно подумал он, но сразу возразил:

- А ты сам? А твоя сущность?

- Но, тогда…. Тогда, ведь ничего больше не будет. Ни воскрешений, ни полета к звездам. Ничего.

- Тебе решать.

Матвей захотел еще что-то ответить самому себе, но тут до него донесся какой-то новый звук, и он увидел: волна, высотой с десятиэтажный дом летела по ущелью не разбирая дороги.

Маленький серый шарик начал стремительно темнеть и увеличиваться в размерах. По его поверхности зазмеились оранжевые трещины. Поток налетел, закружил и поглотил, а спустя мгновение шар взорвался: в небо взлетел белый столб пара, волна вздрогнула и дернулась назад и в стороны. Внутри нее образовалась огромная воронка. Картинка замерла:

- Жаль, я так ничего и не узнаю.

Но, когда сознание почти уже погасло, услышал низкий, до боли знакомый голос:

- Теперь свободен.

 

Они видели все. Видели, как вода пришла в поселение, заполнила его, подняла и закружила их дома. Сидя и стоя на острых уступах скалы, не могли уже подняться выше и теперь только наблюдали.  Срубы сгрудились, потом разошлись в стороны и наконец, двинулись вниз по течению.

Таня закричала, когда раздался взрыв, стала вырываться из рук отца, но вода отступила, из-за верхушек деревьев показалось солнце и девочка затихла.

Спустя полчаса поселенцы рискнули спуститься. Река принесла мелкие камни, грязь и обломки деревьев. Люди разбрелись кто куда, а Игорь подошел к своему дому….

На ступеньках сидел мальчик, лет десяти. Услышав шаги повернул голову и улыбнулся.

- Мальчик, ты откуда? Как тебя зовут? У тебя все в порядке? – спросил Игорь, вглядываясь в лицо.

Тот улыбнулся еще шире и ничего не ответил.

К разговору присоединилась Маша, тоже стала задавать вопросы, но все с тем же результатом. Мальчик сидел на ступеньках, молча улыбался и прижимал к груди щенка.

- Он нас не понимает, - подвел итог Игорь и огляделся в поисках дочери.

Таня стояла недалеко от дома прислонившись к дереву. На земле валялась куртка. Худенькие плечи вздрагивали от беззвучных рыданий.

Родители двинулись в ее сторону, но мальчик опередил их, проворно соскочив с крыльца, подошел к девочке и протянул своего питомца. Таня повернула голову, а щенок потянулся и лизнул ее  мокрую соленую щеку.

Девочка вздрогнула, еще раз судорожно всхлипнула и улыбнулась. «Куриный бог» снова стал теплым и чуть шевельнулся, но она не заметила, потому что щенок уже устроился у нее на руках и старательно вылизывал и лицо и выбившиеся из-под шапочки волосы, и мелко подрагивал хвостиком. 

© Copyright: Добрый Гном, 2012

Регистрационный номер №0090728

от 6 ноября 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0090728 выдан для произведения:

 Плотина.

 

 

- Застрял.

Он решил попробовать это слово на вкус. Пожевал губами, покрутил языком, прижал к верхнему небу и сделал вывод:

- Точное слово. На одной из этих согласных нет нет, да и споткнешься и застрянешь.

Ему стало немного любопытно. Откуда вдруг этот интерес к словам, к звукам.

- Ну, слово и слово. Миллион раз произнесено и одобрено в качестве наиболее подходящего. Хорошее слово. Вот только чего это я взялся за старое?

Подошел к воде, присел, потрогал рукой и задумался:

- Как я себя назвал в этот раз? Матвей? Почему Матвей?

Он еще не до конца свыкся с этим телом, не успел еще приспособить под себя этот мозг и потому испытывал определенные трудности. Впрочем, вполне привычные.

Чтобы отвлечься, он встал и огляделся:

- Красивое озеро, но какое-то неправильное. Не должно быть здесь такого озера.

Шумная горная река, вдоль которой он спускался уже второй день вдруг резко замедлила свой бег, разлилась и успокоилась. Где-то впереди была преграда. Но какая? В этих старых горах вода давно бы уже преодолела любое препятствие.

- Значит, пойдем вперед и узнаем, что это за озеро такое любопытное – произнес он вслух и улыбнулся.

Ему опять подвернулось удачное слово. Именно любопытство, чистое отстраненное не направленное ни на что конкретно, двигало им в этот раз. Он ощущал себя ребенком, с явным удовольствием изучающим окружающий мир и себя самого.

- Такое со мной впервые, - подумал он осторожно пробираясь по крутому берегу, - или нет?

Опять заныла память, закружились, заплясали калейдоскопом перед глазами картинки, он споткнулся, помотал головой стараясь отогнать наваждение и понял, что сегодня будет вечер воспоминаний. Снял рюкзак, открыл, вывалил на пожухлую осеннюю траву нехитрое содержимое и начал готовиться к ночлегу ….

Небольшой костерок догорал, изредка потрескивая и бросая в темное небо медленные ленивые искры, а он сидел с закрытыми глазами, немного покачиваясь, негромко мычал что-то заунывно мелодичное и снова проживал свои бесчисленные жизни.

Первая из них почему-то не запомнилась, а вот первая смерть - навсегда: подлый воровской нож в спину в пьяной драке в темном углу южного порта привел приговор в исполнение. Слева в груди жарко запекло, ноги подломились и он, корчась в агонии, пытался выплюнуть вместе с кровью посмертное проклятие, но вдруг очнулся в незнакомом доме, судорожно ощупал себя, вдохнул со всхлипом густой морозный воздух и понял – живой. Ему сразу захотелось поделиться своей радостью и неважно с кем. Вскочил, удивился мимоходом, что ложе было практически на полу, двинулся к выходу и остановился. То, что ему показалось вначале домом, на самом деле было остроконечным шатром, образованным длинными жердями с пришпиленными к ним шкурами каких-то животных. Верхушка шатра отсутствовала, служа, судя по всему дымоходом – очаг находился внутри строения. То, что кромешная ночь сменилась вдруг ранним утром его тоже смутило, но не сильно. Он вышел из этой странной хижины и замер – вокруг него, сколько хватало глаз, расстилалась белая холодная пустыня. Еще несколько десятков строений неотличимых друг от друга, низкорослые рогатые животные и люди одетые по погоде в меховые накидки. Его заметили, окликнули на незнакомом языке и это стало последней каплей. Радость от чудесного воскрешения испарилась как дыхание из его рта, и он понял – радоваться нечему. Все было чуждым, особенно язык. Ни единого знакомого звука. Это не могло быть человеческой речью, но, тем не менее, говорили люди.

Не рискуя произнести хотя бы слово в ответ, он улыбнулся как можно приветливее и, видимо, тоже сильно удивил окружающих. Несколько человек стали осторожно приближаться, не дойдя несколько шагов, остановились пытливо глядя ему прямо в глаза и один из них снова произнес несколько слов, уже пугая не только звуками, но и интонациями. Единственное, что пришло ему на ум – еще раз улыбнуться, на этот раз, как будто извиняясь, похлопать себя рукой по голове, скорчить болезненную гримасу и юркнуть обратно в шатер ….

Тело. Новое тело отказалось слушаться и он, нелепо взмахнув руками, растянулся прямо на входе и уже ползком забрался внутрь. В прошлой жизни, от которой не осталось никаких воспоминаний, он был крепышом роста существенно ниже среднего, а сейчас предстал долговязым переростком. Сами руки и ноги знали, как надо двигаться, но это было так необычно, что он пытался контролировать каждый шаг и жест и только мешал своим участием. Кое – как забравшись в это причудливое строение, он тщательно закрыл за собой вход, отодвинулся в темный угол и стал ждать дальнейших неприятностей. Мысли роем крутились в голове, но никак не хотели складываться в слова. Было очень одиноко и тоскливо.

Весь день он провел в своей хижине не рискуя хотя бы высунуться наружу и чувствовал себя не то зверем, пойманным в хитроумную ловушку, не то воином, попавшим в осаду. Ночь не принесла облегчения – стало еще хуже. В шатер зашла женщина, по хозяйски огляделась, приветливо улыбнулась и без предисловий молча стала раздеваться, подошла почти уже голая произнося нараспев какие-то слова на все том же диком языке, присела рядом глядя на него и взяла за руку. Все в ней говорило о том, что она   сочувствует, переживает и хочет помочь и утешить по-простому, по-женски. Он тоже все понял, его новое тело откликнулось, но кроме ужаса не испытал ничего. За прошедший день он немного освоился и уже знал, что внешне мало отличается от местных жителей, но эта женщина, судя по всему жена доставшаяся в наследство, ничего кроме омерзения, в смысле физической близости, не вызывала. Круглое плоское лицо, маленькие узкие как будто заплывшие глазки, отсутствие воды для элементарного умывания, общий шок от пережитого – все слилось для него в нескрываемый ужас, и женщина  поняла, а он укрылся, как мог плохо выделанными шкурами, забился в дальний угол, тихо заскулил от отчаяния и уже не слышал как «жена» выскользнула на улицу и громко с обидой что-то сказала.

Так началась для него вторая человеческая жизнь.

Весь следующий день становище бурлило: то и дело местные жители собирались по нескольку человек и что-то обсуждали. Иногда выглядывая наружу сквозь небольшие щели, сделал очевидный вывод - причиной всей этой суматохи был он.

А сам находился уже на грани помешательства. Слишком стремительно все поменялось. Люди, предметы, сама природа - чужие, враждебные, непредставимые.

Молодое сильное тело хотело еды. Он начал рыться в припасах, нашел то, что вызывало наименьшее отвращение и кое-как насытился. За весь день никто не посетил его новое жилище.

Сон никак не приходил и только под утро он забылся, но тут же был разбужен – трое мужчин в цветастых одеяниях поставили его на ноги, молча указали на приличных размеров кучу все тех же шкур и с достоинством удалились. Плохо соображая, что к чему, машинально оделся, вяло удивился - все детали одежды оказались на своих местах, прошелся взад вперед и все так же отстраненно отметил, что одежда удобная.

На улице его ожидала целая процессия. Впереди стояли четверо старейшин. Их лица, словно маски высеченные из старого светло-коричневого дерева, не выражали никаких эмоций. Чуть сзади мужчины помоложе. Вот эти не скрывали своей радости: видать не задались у его предшественника отношения с соплеменниками. Еще дальше женщины разных возрастов. Среди них он узнал свою «жену», она стояла, опустив голову и краска стыда то и дело набегала на ее лицо.

Один из первой четверки сделал короткий шаг вперед, чуть приподнял кривой посох, на который опирался пока длилась пауза и отрывисто произнес несколько слов. Трое других старейшин согласно кивнули, а «молодежь» возбужденно загомонила. Женщины скорбно вздохнули, вожди степенно удалились, «недруги» зашли с боков и отрезали путь в хижину.  «Жена» быстро подскочила к нему, что-то произнесла и, предупредив возможный ответ, поднесла к его лицу раскрытую ладонь, после чего поспешно прошла в шатер и, буквально через полминуты вернулась, держа в одной руке странные широкие короткие доски с загнутыми концами, а в другой плотно набитый кожаный узелок.

Сцена прощания получилась скомканной: женщина прилаживала к его ногам эти доски, боясь поднять на него взгляд, потом распрямилась, ткнулась в плечо зареванным лицом, оттолкнула и показала рукой куда-то в направлении «юга», судя по расположению солнца, а он наконец-то улыбнулся – от него отстали, пусть даже и выгнали, и теперь можно не спеша обо всем подумать и разобраться: что же с ним произошло.

Длинные тренированные ноги быстро уносили его от становища. Он был слишком занят своими эмоциями, чтобы вмешиваться в процесс ходьбы на лыжах, и скоро превратился в едва различимую темную точку на фоне искрящегося снега.

На месте прощания остались двое, судя по внешности – ровесники. Один, коренастый и плотный, заслонив глаза рукой произнес:

- Всю жизнь был ненормальным, а теперь и вовсе лишился рассудка.

Помолчал и закончил:

- Вовремя духи покинули его. Теперь всем станет спокойней.

Второй, повыше и потоньше, не разделяя мнения собеседника, печально возразил:

- Жалко его. Не выживет.

Крепыш вскинулся:

- А стал бы он вождем? Ведь все к этому шло. Сам подумай. Все правильно и справедливо. Дары готовить надо. Праздник у нас.

Невысокое холодное солнце клонилось к закату, голод все больше одолевал и он, не останавливаясь, прямо на ходу снял с плеч туго набитый кожаный узелок и, держа в зубах меховые рукавицы, расслабил завязки. Внутри была еда. На мгновение ему стало жаль свою новоявленную жену – зря он так обошелся с ней, но потом сразу забыл и стал запихивать в рот все без разбору. Минут через пять остановился, зачерпнул пригоршню снега, немного подержал в руке, зябко ежась от неприятного и незнакомого ощущения, и «запил» свой сухой паек.

Всю ночь шел без остановок, повинуясь звериному чутью своего нового тела, и в который уже раз пытался собрать вместе обрывки мыслей, чтобы сделать хоть какой-нибудь вывод, чтобы хоть как-то осознать все происходящее. Ничего не получалось. Он радовался тому, что вырвался из враждебного окружения, что предоставлен самому себе и на этом каждый раз спотыкался и останавливался в своих рассуждениях.

Ближе к полудню следующего дня мешочек с едой опустел, и легкая паника то и дело стала посещать его расслабленный разум. Но тут он заметил темную полоску прямо по ходу движения и как мог, ускорил шаг. Солнце уже зашло за горизонт, когда он добрался, наконец, до опушки низкорослого, как будто прибитого к земле леса. Сделав по инерции еще сотню шагов, остановился, присел, не снимая лыж, и тут из него как будто выпустили воздух. Он понял, что смертельно устал, проголодался, уже замерзает, но больше всего на свете хочет спать. Ни голод, ни холод не занимали его чувства в такой степени. Только спать, прямо сейчас. Он помнил, что во сне всегда согревался, как бы холодно до этого не было, а пропитание он себе добудет потом, когда выспится. Прислонившись к чахлой сосне, он закрыл глаза и представил себе море, белый песок и жаркое южное солнце. На заснеженном лице проступила блаженная улыбка, дыхание стало ровным, а потом и оно прекратилось….

Не открывая глаз пошевелил пальцами рук, ног, перевернулся на спину и почуял знакомый запах. Запах моря, рыбы и еще чего-то сладкого, неуловимого. Захотел было вскочить, броситься куда-то, но вместо этого осторожно поднялся, огляделся вокруг, осмотрел себя и крадучись подошел к выходу из деревянной лачуги, сколоченной из грубых неотесанных досок. Осторожно открыл дверь, выставил наружу голову, покрутил ею туда-сюда, и только потом вышел на каменистый берег. В полусотне шагов от него ленивые невысокие волны не спеша набегали на гладкую гальку укрытую то здесь, то там небольшими кучками гниющих водорослей, чуть ближе стояла добротная рыбацкая лодка, а правее сушились рыболовные снасти.

Вокруг не было ни души. Он расхохотался, сделал несколько шагов вперед и с удовольствием потянулся, до хруста в суставах….

 

Матвей продолжал свое неторопливое путешествие вдоль озера, чуть отдалившись от него, но отчетливо ощущая близость воды. Осень полностью вступила в свои права, радуя теплым солнцем недлинными днями и бодря легким морозцем тихими прозрачными ночами. Ночной мороз совсем не беспокоил. С его опытом выживания в любых условиях это был сущий пустяк. Попади сейчас в ту самую лютую тундру, что встретилась в самом начале его жизненного пути, он тоже не испытал бы никаких трудностей.

То тут, то там на пути стали попадаться огромные валуны и наконец, дорогу преградил отрог, почти вертикально вздымавшийся в небо. Прикинув его высоту, решил спуститься к воде в надежде преодолеть нежданное препятствие вплавь. Увиденное не обрадовало – каменная гряда, постепенно понижаясь, ныряла в спокойную голубую воду километрах в двух от берега. Строить плот и вверять свою жизнь в руки непредсказуемой горной погоде совсем не хотелось, и он решил подняться повыше и поискать перевал или, хотя бы более менее удобный способ преодолеть каменную стену.

Воспоминания полностью захватили его, и сознание незаметно разделилось на две неравные части: большая постоянно пребывала в прошлом, а меньшая чисто автоматически помогала продвигаться вперед в настоящем, изредка включаясь и привлекая к себе повышенное внимание.

От той второй или третьей своей жизни, в теле рыбака, не осталось ничего, кроме ощущения спокойствия и тихой радости. Все было размеренно и предсказуемо. Ему нужна была эта передышка, и он получил ее. Все последующие перевоплощения воспринимал уже как должное, но, все еще волнуясь в ожидании – какой новый сюрприз приготовила его необычная судьба. Каждая следующая жизнь не отличалась особой продолжительностью – лет пятнадцать, не больше, он веселился или отдыхал, не успевая пресытиться и мнил себя божеством, случайно оказавшимся среди простых смертных, но старался ничем не выдавать свою особенность и постепенно преуспел в этом. Но не до конца – кто-то словно подталкивал его к размышлениям, мягко, но настойчиво, задавая одни и те же вопросы и терпеливо ждал простых и понятных ответов. Почему он не может по-настоящему умереть, и каждый раз возрождается в новом теле, сохраняя при этом память? Почему это тело всегда принадлежит мужчине – молодому или уже пожившему, но только мужчине? Что происходит с его предшественником? И, наконец, за какие такие подвиги он получил этот подарок? Относительно последнего вопроса, кстати, стали появляться сомнения – подарок ли это?

«Да, все те же вопросы» – подумал Матвей, придирчиво разглядывая едва заметный путь наверх и, призывая весь свой опыт в надежде оценить неизбежный спуск на той стороне.

Он поднимался в гору уже третий день, все чаще размышляя: не стоило ли плюнуть на свою осторожность и все-таки построить плот.

- Впрочем, нет. На один вопрос я уже ответил: не подарок, совсем не подарок. Застрял – точное слово.

Он опустился на колени, потом привалился спиной ко все еще теплому валуну, впадины которого образовывали удобные ступени, вытянул ноги и закрыл глаза. Снова перед ним появились картинки, только теперь они не мелькали в хаотичном порядке, а медленно проплывали перед его мысленным взором. Одна из них привлекла внимание, и он погрузился в нее целиком, ощутил другие совсем не таежные запахи и услышал голоса….

 Люди, кто поодиночке, кто парами выходили из приземистого католического храма. Слышалась французская речь. Он сидел на ступеньках, как сейчас, прислонившись к изъеденной временем каменной колонне и отстраненно наблюдал за выходящими. Вокруг него расположились такие же попрошайки, но только он был настоящим калекой – уродом. Уродом с самого рождения. Мощный торс, длинные сильные руки и детские маленькие скрюченные ножки, и вечно лысая голова без одного уха.

И эта лысая безухая голова сейчас вся была налита болью. Нет, не болела, а раскалывалась и гудела при этом как растревоженный улей, и он боялся даже пошевелить ею – так сильно было ощущение, что достаточно одного движения и она взорвется. А все  пойло, что притащили вчера подельники по ремеслу. Устав, опустил взгляд на брусчатую мостовую и спустя время обнаружил подле себя дорогие башмаки с позолоченными пряжками. Любопытство преодолело боль и дурноту, и теперь он  разглядывал обладателя башмаков целиком: дорогой костюм, изрядное брюхо и надменный, чуть брезгливый взгляд обращенный к нему.

- Чего уставился? - просипел калека. Сейчас ему не нужны были подаяния, потому и говорил без обычных просящих и униженных ноток в голосе, а наоборот с плохо скрываемым раздражением.

Нарядный господин, судя по всему преуспевающий торговец, снизошел до ответа и, как будто удивляясь этому спросил:

- Ты, говорят, блаженный. С самим Господом разговариваешь?

- Всякое брешут от безделья. А тебе что за интерес?

- Спросить у тебя кое-что хочу, только сомневаюсь, что ответить сумеешь.

Торговец старательно подчеркивал всю разницу между ними - принял расслабленную позу и ронял слова как можно небрежнее и словно с неохотой, но тем очевиднее для попрошайки был страх, который буквально сочился из каждой поры  тучного тела его надменного собеседника.

- А ты спроси, а там и поглядим - кто что умеет, - произнес с усмешкой калека, радуясь тому, что головная боль постепенно стихает и окружающий мир снова наполняется привычными красками.

- Расскажи мне про загробную жизнь, - наконец собрался с духом торговец.

- Значит, я расскажу, а ты мне возьмешь и сразу поверишь? – попрошайка уже не скрывал иронию.

- Эээ … - не нашелся, что ответить богато одетый господин. Он растерялся и уже не понимал как себя вести. Беседа вдруг приняла для него доверительный характер, а зевак собравшихся вокруг становилось все больше.

- Но ты же знаешь, что все слова – ложь, - уродец стал хозяином положения и не скрывал своего превосходства. Вот ты задаешь мне сейчас глупые вопросы и сам это знаешь, а спросить о том, что для тебя по-настоящему важно не хочешь и все ходишь вокруг да около, все юлишь и врешь, только бестолку, потому что вижу я тебя насквозь. А вот ты меня не видишь. Как же ты поймешь, где я соврал, а где сказал правду? – нищий неожиданно, даже для себя самого заговорил как образованный человек, правильно строя фразы и избегая просторечивых оборотов.

Торговец низко наклонился к единственному уху своего собеседника и почти неслышно, одними губами произнес:

- Я тебе верю. Скажи, что такое ад?

Калека расхохотался и театральным голосом, громко, чтобы все слышали прокричал:

- Нашему падре сегодняшняя проповедь удалась! Теперь он будет бояться страшного суда не в одиночку!

Схватил торговца за шею, еще больше приблизил к себе и прошептал ему прямо в ухо:

- Тебе сейчас так страшно, что мечтаешь ты только об одном – оказаться на коленях у матери и услышать, что дурной сон  закончится, ты проснешься, и все станет хорошо, как было. Зачем тебе знать про ад? Церкви много жертвуешь? – отстранил от себя, вперился немигающим взглядом, а потом неожиданно ласково погладил по голове.

- Все, что зарабатываю. И еще добавляю.

- Да ты совсем дурак, - все также тихо произнес попрошайка, а потом оглядел собравшихся зевак и опять повысил голос:

- Посмотрите на него, он пытается подкупить Господа!

Обладателю дорогих башмаков стало совсем плохо, он грузно опустился рядом и закрыл лицо руками.

Нищий сначала тихо и вкрадчиво, так что было слышно дыхание, а потом все громче и громче заговорил, обращаясь ко всей толпе, что собралась вокруг:

- Смерти боитесь? А знаете почему? Нет? А я знаю. Страшно вам, потому, что не знаете, что дальше с вами будет. Верите в сказки про сковородки и котлы с кипящей смолой и еще больше боитесь, и друг дружке рассказываете, чтобы вместе бояться. А когда вместе – уже не так страшно. Только нет никаких сковородок. Вот этот, - и кивнул в сторону торговца, очень хотел узнать, что такое ад. А почему? Потому, что душа его испугалась. Не хочет его душа в ад попасть, но все равно попадет. Плохую жизнь она прожила, все заповеди нарушила. И нет ей места там, - и показал поднятой рукой куда-то вверх. Вот помрет он, а душа снова сюда вернется, в новое тело поселится, только помнить ничего не будет про эту жизнь и про остальные жизни тоже помнить не будет - специально, чтобы подсказок не было. Потому, что здесь и есть настоящий ад. Да, здесь на земле. И не вырваться отсюда никому ….

Он не мог вспомнить, что говорил дальше - ему были уже безразличны все эти люди, он кричал о своем, жаловался, негодовал, но безо всякой надежды – просто, чтобы выговориться после долгого молчания. Ярость покинула его, временное безумие больше не спасало, и потому он просто швырял в толпу свою боль, веря, что так ее станет меньше.

Над площадью повисла тишина. Никто ничего не понял в этой странной проповеди, но каждый ухватился за какое-то слово или фразу, услышал в этом ответ на свои вопросы и обрадовался тому, что появилась надежда.

К нищему выстроилась очередь. К его ногам посыпались подношения: кусок хлеба, початая бутыль вина, мелкие деньги. Торговец наконец очнулся, не вставая обнял, расцеловал в обе щеки, а потом поднялся, припечатал со стуком к ногам калеки тугой кошель и уверенной походкой двинулся прочь….

Матвей все сидел на теплом удобном камне, машинально гладил отполированный временем базальт и размышлял:

- Похоже, именно тогда я  потерял последнюю надежду. Хотя нет, это случилось раньше.

 Мимолетно вспомнился столичный испанский монастырь. Такие как он были тогда в особом почете у монашенской братии.

- Святая инквизиция. Да уж, что было, то было.

Он делал свое кровавое дело методично и ответственно, не утрачивая интереса к самому процессу пыток, потому что каждый раз знал: еще немного и наступит его время. Время, когда он останется наедине с приговоренным и начнет задавать свои вопросы.

Щуплый, среднего роста, блеклый и невыразительный. Водянистый прозрачный взгляд. Никакой выдающейся мускулатуры, да и зачем она, когда придумано столько замечательных хитроумных устройств. Только руки выдавали его – нервные, чувствительные как у слепого, они могли выразить сосредоточенность, заинтересованность, а когда внезапно останавливались – тяжелый немигающий взгляд. Его боялись значительно больше смерти, а еще больше боялись официального окончания допроса, когда палач откладывал в сторону инструменты, вытирал свои замечательные руки грязной тряпкой и слегка шепелявым голосом сам начинал разговаривать с испытуемым.

В этот момент заключенные, все как один, начинали любить его словно отца и мать, вместе взятых и готовы были согласиться на все лишь бы порадовать. Во время разговора он гладил своими пальцами лица собеседников, прикрыв глаза, и действительно был  похож на слепого. Слепого человека, который очень тоскует о чем-то далеком и несбыточном – так безнадежны и беззащитны были подрагивания его рук. Словно последний вздох умирающего.

Животный страх смешивался с состраданием в готовности сотворить чудо и избавить от мучений своего палача, но тщетно. Никто из этих бедняг так и не понял, что от них требуется.

А вопросы были, казалось, самые простые: сколько раз душа собеседника возрождалась в новом теле, при каких обстоятельствах, какие это были тела, что было в промежутке между смертью и новым рождением, и что удалось запомнить из прошлых воплощений. Несчастные пытались понять смысл этих вопросов, призывали на помощь все, что могли, но каждый раз терялись, вставая перед проблемой: кто более безумен и одолеваем дьяволом – они или палач?

Десятки и сотни разговоров, допросов и даже пыток не дали ничего. Никто ни в чем не сознался, и пришлось принять как данность – он такой один.

Его душили ярость от бессилия и зависть от осознания чего он лишен.

- Да, именно тогда я все понял, а остальное только вялая отрыжка….

Крутой отрог наконец остался у него за спиной и он начал спускаться, чтобы снова достичь озера. Моросил нудный мелкий дождь, слабый ветер был не в силах разогнать низко висящие тучи и настроение – под стать погоде – унылое, слезливое, застывшее в этой унылости. Впрочем, никаких слез не было и в помине. Он не умел плакать и не понимал, как и зачем плачут люди. Это неумение сильно отличало его от окружающих и поначалу доставляло определенные неудобства, пока не научился вовремя надевать на лицо каменную маску, демонстрируя как будто несгибаемый характер и волю. Сложнее было с другой особенностью – он был бесплоден, в любом теле, хоть и являлся иногда отцом многочисленного семейства. Но и здесь, постепенно нашлось решение: любая женщина без особого сопротивления почтет себя неполноценной или больной, если на этом настаивает ее мужчина.

Внезапно его путь преградила дорога. Вполне современная, асфальтированная и как будто ухоженная. Матвей удивился и на всякий случай решил не пересекать ее при свете дня. Он сторонился людей избегая любой даже самой случайной встречи.

- Люди. Донельзя странные существа. Так стремятся ко всему непознанному, но когда сталкиваются с настоящей задачей, предпочитают придумать ей какое-нибудь название и на том успокаиваются. Реинкарнация. Что такое? Зачем? Почему? Как происходит? Уже неважно, название есть и на этом можно остановиться….

Он забрался под вековой кедр, задрал голову и удовлетворенно причмокнул. Здесь не промокнешь, пусть дождь зарядит даже на целую неделю. Величавое дерево отвоевало себе изрядный кусок территории и установило на ней свои правила.

- Здесь и заночую, - решил Матвей и начал оглядываться в поисках топлива для костра.

- А все - таки интересно, как давно я начал обращаться к людям в третьем лице? Поначалу ведь изо всех сил стремился ничем не отличаться, даже в мыслях…. Ах, да был эпизод, когда меня раскрыли. Впрочем, этот мудрец вряд ли успел поделиться своими догадками….

Теплый апрельский вечер. Тенистая веранда во внутреннем дворе скромного дворца самаркандского визиря. Низкий столик, много подушек, ароматный чай, сладости и неторопливая беседа.

- Ты самый лучший тайный советник за всю мою долгую жизнь.

Визирь дотронулся своими тонкими длинными пальцами до кубика рахат-лукума, поднял, посмотрел сквозь него на низкое закатное солнце, откусил кусочек, пожевал, оценил вкус и бросил остаток на серебряное блюдо с миной разочарования.

- Ты мудр не по годам, нетороплив, умеешь постичь суть вещей. Твои советы всегда своевременны и полезны. За те пять лет, что служишь у меня, стал мне приемным сыном. Я благодарен небесам за этот подарок.

Прихлебнул маленький глоток чая, остался доволен и продолжил:

- Я хочу, чтобы ты меня понял. Та близость, что возникла между нами, заставляет меня быть откровенным, может быть первый раз ….

Визирь не нашел чем заполнить эту паузу и начал теребить чахлую бородку, потом посмотрел пристально на советника, отвел взгляд и тяжело вздохнул:

- Все эти годы я следил за тобой, старался понять, кто ты и понял – ты не человек ….

Тайный советник весь подался вперед, на его лице промелькнуло удивление, страх, а потом понимающая усмешка. Визирь предупредительно поднял руку и быстро произнес:

- Я не выжил из ума, - помолчал и понизил голос:

- Каждый человек чего-то боится. Даже у самого храброго воина есть свой страх. У каждого человека есть слабость. Есть такая точка, надавив на которую можно сделать его своим рабом. Я изучал тебя….

Пауза повисла в неподвижном воздухе:

- У тебя нет ни страха, ни слабости. А значит ты не человек….

Советник не сводил глаз с визиря, тот улыбнулся и продолжил:

- В тебе нет ничего, что помогло бы мне сделать из тебя вечно преданного и послушного помощника. Я не знаю, что от тебя ждать. Я не знаю – на моей ли ты стороне.

- Скажи - о мудрейший, - чем я прогневал тебя? -  он наконец осмелился вставить слово.

- Ты не доверяешь мне?

Визирь наслаждался, ему наконец удалось вызвать хоть какие-то эмоции в собеседнике:

- Если бы я не доверял, то тебя бы уже не было среди живущих. Ты забыл мои слова. Может, испугался?

Советник успел надеть на лицо маску и весь обратился в слух.

- Хорошо. Но твоя выдержка сейчас ни к чему. Ты скрыт от меня, как луна за облаками, непонятен и это беспокоит.

Глаза визиря лучились, ему нравился этот разговор:

- Ты ведь мой советник. Так подскажи, как мне быть?

- Твоя мудрость непостижима для моего слабого разума, - советник включился в игру, - позволь мне подумать.

- Хорошо, я дам тебе время. До завтрашнего вечера.

Удовлетворенно кивнул и вялым взмахом руки отпустил юношу….

- Только в одном ты оказался прав, - Матвей лежал на мягкой подстилке из опавших иголок и всматривался в бездонное звездное небо, которое к ночи вдруг очистилось от туч.

- Я действительно не человек. Но это знание тебе не помогло, и не могло помочь.  А в остальном ошибался, старый пройдоха. Все во мне тогда было. И страх и слабость.

Гузель. Юная наложница визиря. Почти ребенок. Яркая, искренняя и влюбленная. В него. А он …. Нет, он не любил. Жаркая дикая всепоглощающая страсть и больше ничего. Но и этого было достаточно, чтобы появился страх, а следом за ним и слабость.

Визирь не дожил до следующего вечера. Он был задушен советником этой же ночью, и любовники бежали, прихватив лучших скакунов и имея целую ночь форы, но безрассудно потратили ее, предаваясь плотским утехам.

Погоня настигла беглецов, когда солнце начало клониться к закату. Два десятка отборных воинов из персональной стражи окружили их плотным кольцом, встали неподвижными изваяниями, слившись в одно со своими конями, и не спешили обнажать оружие.

Он предпочел драться - и вот уже трое врагов корчатся в агонии, пропитывая все еще жаркий песок алой кровью, но тут одна за другой две стрелы пронзают его горло, он опускается на колени и привлекает к себе свободной рукой свою женщину. Еще одно короткое движение, она тихо вскрикивает, из уголка полураскрытого рта выглядывает тонкая красная полоска, потом  собрав последние силы, улыбается и пытается обнять.

Немного поредевший отряд смыкается вокруг двух неподвижных тел. Все молчат. Слова не нужны. Беглецы знали, на что шли, боевые товарищи погибли в честном бою, а визирь и так уже зажился на этом свете….

Осенние звезды манили, его существо стремилось в темную бесконечную высь, которая и была его настоящим домом. Никаких доказательств этому, никаких фактов, только сон, который увидел много веков назад. Единственный сон, оставшийся в его памяти: те же звезды, только молодые, не собравшиеся еще в знакомые созвездия, Вселенная еще только создается, творится и он среди творцов. Знает и понимает, как и что надо делать, умеет это и буквально захлебывается от восторга, от осознания своей силы, могущества и свободы. Неподатливая ткань пространства и времени послушна его воле, рядом такие же как он и нет ничего более сладкого и завораживающего, чем этот акт творения. Творения мира….

Чего только нам не снится иногда, но Матвей уцепился за этот сон, за это призрачное воспоминание и сейчас снова погрузился в него, засыпая под могучим деревом…. До самого рассвета на его губах блуждала легкая беспечная улыбка….

Едва солнце показалось над горизонтом, он был уже на ногах. Быстро собрался и снова двинулся в путь. Вся его нынешняя жизнь была наполнена движением. Не успев еще толком осознать себя в новом теле начал готовиться к путешествию и, несмотря на всю неторопливость, постоянно приближался к какой-то цели. Это было странно: последние несколько десятков  воплощений слились для него в одно. Словно тягучий непрекращающийся сон без сновидений. Над землей гремели войны, появлялись и исчезали государства, а он как будто спал, совершенно не обращая внимания ни на себя, ни на то, что творилось вокруг. Теперь такая явная перемена его поведения была непонятна, требовала оценки и тщательного обдумывания, но он был все время занят, то препятствиями встававшими на пути, то воспоминаниями, то совершенно абстрактными размышлениями, словно чья-то чужая воля не давала ему опомниться и все время гнала куда-то вперед.

Вот и сейчас он удивился:

- Куда это я так спешу? – но тут же ответил себе:

- Как куда? Надо же, в конце концов, разобраться с этим загадочным озером, - и снова отрешился от всего.

Внутри него всю эту жизнь происходила какая-то работа, поначалу неспешная и незаметная, но теперь все более явная и напряженная. Он не хотел признаваться в этом и с удовольствием отвлекался на воспоминания, размышления и само путешествие, чтобы сохранить под спудом и сам процесс, и возможные результаты. У него давно появилось ощущение негласного контроля над собой. Контроля скрытного и изощренного. Вот это состояние – «застрял» - оно ведь не само по себе. И ошибки никакой нет, и случайности. Кому-то было необходимо, чтобы он бесконечно находился в плену разнообразных человеческих тел. А раз так, то без контроля нельзя….

Это поначалу он приспосабливался, радовался, искал себе подобных и ненавидел  обычных людей за то, что не мог разделить их участи. Но те самые простые вопросы: как, зачем и почему – постоянно напоминали о себе и требовали ответов. А ответы никак не находились.

Однажды, он как будто нащупал верный путь, и многие свои жизни ждал только одного момента, момента, когда его сущность покинет ставшее ни на что не способным тело. В этот краткий миг он был сразу и внутри, и снаружи и видел как слабая, едва заметная пульсирующая точка устремляется вверх, постепенно растворяясь, и заполняет собой всю Вселенную, во всех ее измерениях и реальностях. Еще какая-то доля этого краткого мига и он, наконец, станет всем этим миром, постигнет его и обретет себя. Но тут безжалостная, беспощадная и неодолимая сила снова сжимает его в эту пульсирующую точку и втискивает в очередное человеческое тело. Без каких-либо объяснений и возможностей понять: за что и почему.

Он впал в апатию, и последующие жизни провел в состоянии «анабиоза», но сейчас внутри как будто зажегся слабый огонек, видимый только ему и оттого настолько бережно оберегаемый и хранимый, что и себе самому предпочитал не признаваться в том, что постепенно оживает….

Уклон становился все круче, шаги короче и Матвей полностью сосредоточился на спуске: взяться рукой за дерево или корень, немного вытянуть ногу, соскользнуть, упереться  в камень, найти опору для другой руки, повторить предыдущие манипуляции и так без остановок. Неспешное тягучее непрекращающееся движение вниз. Тело уже совсем неплохо слушалось его, и он наслаждался этим спуском. Внезапно впереди показалась небольшая площадка, едва поросшая низким кустарником. Еще десяток коротких шагов, спуск закончился и, едва ступив на ровную поверхность, удивленно присвистнул: гулко рокоча на перекатах, разбиваясь на мелкие брызги от ударов о крутобокие валуны внизу весело бежала знакомая река.

- А где озеро? – огорченно произнес Матвей, - как же это я промахнулся?

И озеро, и преграда образовавшая его остались где-то выше по течению.

Подошел поближе, зачерпнул ладонями холодную воду, сделал пару коротких глотков и плеснул остаток на лицо. Солнце, изредка пробиваясь сквозь низко летящие тучи, стояло в зените, времени до вечера оставалось предостаточно и он, после недолгого раздумья двинулся вверх. Пройдя пару поворотов увидел шиверу перегородившую все русло и удобный плоский камень совсем рядом с берегом. Вода вокруг камня шипела как змея и клокотала как перекипевший чайник, но за камнем виднелась узкая совершенно гладкая полоска. Матвей забрался на камень, присел, согнулся, опершись на колено и замер глядя в воду. Спустя десяток секунд резко опустил руку и сразу вынул, держа большим и указательным пальцами, прямо под жабрами небольшую серебристую рыбину. Форель вяло дернулась, он еще больше сжал пальцы, поднял руку над головой и улыбнулся во весь рот, обнажив редко посаженные крепкие зубы.

Рыба полетела на берег, а рыбак, распрямившись удовлетворенно произнес:

- Вот теперь это мое тело.

Складной нож, холщевый мешочек с приправами, несколько отточенных движений, прикрытые в блаженстве глаза и форель исчезла в утробе Матвея, а на камнях остались только несъедобные остатки.

Смачно отрыгнув, оглянулся, вытер о штаны мокрые от речной воды руки и подвел итог:

- Хороший день, - помолчал, подумал и добавил, - пока хороший.

Галька ритмично скрипела под ногами, поворот оставался за поворотом и наконец, появился звук, который не спутал бы ни с каким другим – водопад. Он еще не видел его, но уже ощущал водяную пыль, висящую в воздухе и, обогнув каменистую отмель, поднял было ногу для очередного шага, да так и замер пораженный невиданным доселе зрелищем:  наконечник копья циклопических размеров вонзился в ущелье и застрял между двух отрогов.

- Плотина, - прошептал Матвей, опустил ногу, оперся на нее и скрестил руки на груди.

Белоснежное бетонное сооружение странным образом гармонично вписалось в окружающий пейзаж, дополнив серо - черные и темно - зеленые тона гор и лесов и подчеркнуло своей идеальной геометрической формой хаотичные естественные линии.

- Так, так, так …, - подумал он, завороженно глядя на тугие струи, бьющие из водоводов, - вот вам и озеро, вот вам и дорога. Какая же огромная сила томится там, по другую сторону.

И тут в нем как будто переключили тумблер. Он все так же стоял, не меняя позы, но его мысли уже понеслись вперед, словно лошади подгоняемые умелым наездником и окружающий мир потерял краски и запахи:

- Плотина. Конечно плотина. Не западня, не волчья яма, а именно плотина. Как преграда, как граница между настоящим и иллюзорным. Не застрял, а уперся в такую же плотину, и, так же как  вода не в силах преодолеть ее. Река вынуждена быть озером, а я человеком. Но реке все-таки позволено снова обрести себя после уплаты дани, а я даже не знаю чем откупиться от своего сторожа….

Его зрение изменилось, бетонное сооружение теперь стало серым, зыбким и призрачным, а вода, поднявшаяся на стометровую высоту, стала почти осязаемой застывшей волной изумрудного цвета.

- Ее надо освободить. Придумать способ и тогда она поделится со мной своей мощью и это поможет мне в борьбе со своей преградой.

Последняя мысль, как мелодия на заезженной пластинке продолжала крутиться в голове:

- Ее надо освободить.

Закрыл глаза, и все больше погружаясь в транс, вытянул перед собой руки и потянулся к плотине. Так продолжалось несколько секунд, а потом он почувствовал прикосновение холодного гладкого бетона и от неожиданности вздрогнул, но сделав усилие еще больше приник своими пальцами к поверхности. Матвей уже знал, что делает:

- Так, трещинка…. Вот еще одна…. Нет, слишком мелкие…. Посмотрим, что там поглубже…. Хорошо, каверна…. А если их соединить…? Идем дальше…. Кусок бревна…. Замечательно….

Проникая все глубже и глубже в многометровую толщу, он как крот рыл себе ход на ту сторону. Внезапно его руки погрузились в ледяную воду, подушечки пальцев обожгло холодом, он вскрикнул и открыл глаза.

Стояла тихая беззвездная ночь. Едва моросил дождик. От одежды шел пар. Он вдруг почувствовал жажду, дошел наощупь до реки и долго пил приникнув к воде губами. Ему было жарко. Расстегнул молнию на ветровке, на вороте свитера и только потом начал осознавать произошедшее. Сразу навалился липкий страх:

- Что же я наделал, дурак? Сам себя раскрыл. Подставился….

Он вжал голову в плечи, как будто ожидая удара и замер в этой позе. Потом постепенно распрямился, глубоко вздохнул и начал приводить свои чувства в порядок:

- Во-первых, это могло быть просто наваждением. Чего я тогда боюсь? Во-вторых, если во мне открылись новые способности, и я действительно сумел проделать отверстие через всю плотину, то значит, мне было позволено это.  А если это ловушка? Пусть, но тогда я уже попал в нее и нечего дергаться. Посмотрим, что будет дальше. Кстати, а что дальше? Какие у меня планы, теперь?

Он решил остаться на этом месте, чтобы посмотреть на результаты своих трудов. В глубине души он был уверен, что на самом деле дни плотины сочтены, несмотря на всю фантастичность такого исхода. А раз так, то надо озаботиться предстоящей зимовкой – еще неделя, другая и ляжет снег.

- «Если я прав, то все равно она рухнет не сегодня и не завтра. А если – нет, то до весны много времени, придумаю что-нибудь».

За размышлениями он не заметил, как наступило хмурое зябкое утро, и теперь напряженно всматривался в гладкую бетонную стену в надежде обнаружить хоть какие-нибудь изменения. Через пару минут глаза стали слезиться и Матвей, махнув рукой на это бесполезное занятие отправился на поиски подходящей поляны для устройства землянки.

Он ни разу не задумался над тем, что может послужить причиной гибели десятков, а может и сотен людей. Он никогда не убивал просто так, но и не считал это чем-то особенным:

- Человечество выродилось и расплодилось как саранча, уничтожая вокруг себя все живое. Настоящие герои и мудрецы давно покинули этот мир, а место гениев заняли сумасшедшие. С какой стати церемониться? Я не стремлюсь отнимать чужие жизни без необходимости, не ищу с ними встречи и этого достаточно.

Поляна нашлась быстро. Километрах в двух ниже по течению на левом высоком берегу. Он запретил себе думать о плотине и полностью сосредоточился на поиске. Поначалу пытался определить нужное место по известным ему приметам, желаемому расположению и многим другим разумным моментам. Ничего не получалось и тогда просто доверился интуиции и своим чувствам. Почти сразу после этого перед ним вырос мелкий сухостой, он продрался сквозь и ступил на самый край ровного свободного от деревьев и кустарника пространства.

Матвей с удовольствием огляделся, захотел было подытожить свои поиски какой-нибудь фразой, но мысль скакнула резко вбок и он озадаченно почесал затылок:

- Так вот откуда мое нынешнее имя. Один из двенадцати. Только он ничего не хотел анализировать и осмысливать, а просто видел и чувствовал, доверял себе, и его история получилась самая живая и настоящая. Так же и я в этой жизни. Все по наитию. Интересно, к чему это приведет?

Собрался  было получше изучить место будущей зимовки, но краем глаза заметил какое-то движение на противоположном краю и замер. Спустя пару секунд что-то снова мелькнуло, уже правее и он понял – собака. Сделал широкий шаг, показал себя и остановился. Почти сразу движение снова повторилось, и Матвей увидел ее целиком. Лайка. Необычного желто-черного окраса, она почти сливалась с окружавшими ее деревьями, но только не для его охотничьего глаза: внимательный взгляд, настороженные уши и чуть подрагивающий хвост. Собака знала людей, ничуть не боялась и хотела подойти поближе и познакомиться, но что-то останавливало ее. Они стояли в двадцати шагах друг от друга, над поляной повисла тишина, но тут звонкий детский голос вклинился в их молчаливый диалог:

- Альма, Альма! Ты где?

Лайка нервно дернула ухом, легко сорвалась с места и исчезла за деревьями.

Бессонная ночь сразу дала о себе знать, он устало привалился плечом к дереву и обреченно подумал:

- И здесь люди, а ведь такое хорошее место нашел.

Послышался шорох, собака выскочила на поляну, повела носом и повернула голову назад кого-то ожидая. Следом за ней усердно сопя и прикрыв руками голову от низко висящих веток появилась девочка. Лет семи. Огляделась и ничего не заметив обратилась к лайке:

- Ну, показывай, зачем ты меня сюда привела.

Альма снова повернулась к Матвею, двинулась в его сторону и негромко гавкнула. Девочка проследила ее взгляд, увидела незнакомца и ойкнула. Несколько секунд они изучали друг друга, а потом, что-то решив, она подошла и участливо спросила:

- Устал? Заблудился? Давай я тебя провожу, - спохватилась, оглядела себя, смахнула с куртки несколько прилипших листочков, протянула ладошку и церемонно представилась:

- Татьяна.

Матвей не смог сдержать улыбки, опустился на одно колено, приложил правую руку к груди и, не поднимая головы ответил:

- Матвей, Ваша честь.
Девочка приняла игру, жестом предложила подняться, но не выдержала и расхохоталась. Он с удовольствием присоединился и с удивлением отметил, что очень рад этому неожиданному знакомству.

Таня отсмеялась, еще раз глянула на него снизу вверх своими слегка раскосыми серыми глазами и завершила ритуал:

- Очень приятно. Пойдем. Тут близко.

Она снова подала ему руку, Матвей аккуратно взял ее и тут же почувствовал тепло. Нет, не обычное человеческое тепло, а силу, добрую мягкую силу. И она стала подниматься: до локтя, до плеча, заполнила собой грудную клетку, спустилась вниз к ногам и, наконец, добралась до головы. От ночной усталости не осталось и следа. Он осторожно скосил глаза на девочку. Она, не останавливаясь ни на секунду, рассказывала ему какие-то, видимо очень важные вещи, но Матвей не мог разобрать ни слова. Он купался в этом тепле, в этой силе и готов был и дальше идти куда угодно лишь бы держать Танину руку.

Идти и  впрямь оказалось недолго. Уже минут через пять они начали взбираться на невысокий пригорок, и тут Таня освободилась и понеслась вперед с криком:

- Папа, папа! Смотри, кого я привела, - подлетела, тяжело дыша, подняла голову и сверкнула сияющими глазами.

Отец поднял ее, усадил на согнутую в локте руку, а она обхватила его шею и зашептала:

- Это Матвей. Он хороший, только устал.

Матвей остановился с улыбкой наблюдая эту картину. Молодой высокий широкоплечий мужчина сделал еще несколько шагов навстречу, протянул свободную руку и представился:

- Игорь.

- Матвей.

Рукопожатие было мягким, но Матвей почувствовал скрытую силу этого человека. Она была такой же, как у Татьяны, но сдержанной, мужской.

- Передохните у нас с дороги, а там и поговорим, - предложил Игорь и он с удовольствием согласился.

Они поднялись на пригорок, прошли к одному из четырех новеньких срубов и ступили на крыльцо.

- Вот наше хозяйство, - с гордостью произнес Игорь.

Матвей не торопясь оглядел строения и одобрительно кивнул:

- Хорошие у вас плотники.

- Правда? – обрадовался Игорь, и тут же спохватился:

- Что же мы стоим? Проходите. Еда на столе.

Вареная картошка сдобренная ароматным соусом пришлась как раз вовремя, потом он прошел в одну из комнат, расположился на широкой кровати и уже засыпая, подумал:

- Надо же, как странно я себя веду.

Спал до самого утра, оценил за завтраком всю скудность местного рациона и, сказав Игорю, что пойдет прогуляться исчез в тайге.

Появился только на следующий день. Ближе к вечеру. Альма учуяла, подлетела, но резко затормозив, обозначила дистанцию – метра два, не больше. Ей было очень любопытно, что он там принес в заплечном мешке. Влажный нос так и ходил, выписывая восьмерки, но приблизиться не решалась. Следом появилась Татьяна. Увидела. Глаза вспыхнули радостью, но тут же насупилась и прежде чем отвернуться, буркнула:

- Ушел. Ничего не сказал. А мы тут волнуемся.

Матвей молча снял мешок, расслабил завязки и начал выкладывать трофеи: освежеванного и грамотно разделанного кабана средних размеров. Девочка, продолжая изображать обиду, подглядывала за ним и наконец, не выдержала:

- Ух ты. А как это ты сумел? У тебя ведь даже ружья нет.

Он ухмыльнулся, поманил  рукой подойти поближе и загадочно произнес:

- Зато у меня есть вот это, - и показал на свою голову.

Альма прыгала вокруг нетерпеливо поскуливая. Постепенно подтянулись все поселенцы. Игорь вышел вперед и поздоровался:

- С возвращением. Как прогулка? – но смотрел только на добычу, и Матвей понял, как долго местные жители не видели мяса.

Вечером был пир. Нашлась даже бутылочка домашнего вина. Глядя на раскрасневшиеся возбужденные лица сотрапезников Матвей разомлел от еды и во время рассказа о своей охоте вдруг сделал предложение стать местным снабженцем, а заодно и учителем для желающих освоить это искусство.

Ночью засыпая, собрался было осмыслить последние события, но вспомнив свое нехитрое откровение пробормотал:

- Нечего тут думать. Матвей, он и есть Матвей….

После этого случая он как-то сразу обзавелся и уважением, и авторитетом. Все время пропадал на охоте в компании, то одного, то двух учеников, скучал по девочке и старательно отгонял от себя желание задуматься о происходящем. Вся его предыдущая история была против нынешнего положения вещей, но ему было настолько хорошо и уютно, что он просто боялся анализировать этот душевный комфорт:

- «Ну как можно препарировать что-то живое? Убить убьешь, а понять ничего не сможешь».

Тем не менее, очень внимательно изучал свою новую компанию. Они были  похожи: открытые, доброжелательные, несли в себе силу и были готовы делиться ею. Татьяна больше всех. Она вообще стояла особняком, как будто природа умножила в ней способности ее родителей.

За собой тоже постоянно замечал изменения. Особенно после одного случая.

Он просто прогуливался недалеко от поселения в ожидании завтрака, когда из-за ближайшего дерева на него внезапно вывалился медведь. Шатун. Зверь совсем не испугался, а наоборот вдруг понял, что причина всех его неприятностей и проблем наконец-то явила себя в образе нелепого двуногого существа, утробно зарычал и начал подниматься на задние лапы. Матвей ничего не успел осознать и от испуга просто лишил его жизни. Даже не приближаясь. Выпил, всосал в себя всю энергию одним коротким глотком. Медведь обвалился бесформенной колодой, Матвей подошел, ткнул его концом валенка и почувствовал: мясо несъедобное.

С тех пор, в окружении людей был все время настороже, как слон в посудной лавке, стараясь ненароком не причинить какой-нибудь вред. Но даже это не могло изменить ощущения тихого пристанища, уютной гавани и он продолжал наслаждаться. Особенно в компании с Таней.

Девочка, даже еще не подросток, все время удивляла: то прибежит, со всего маху прыгнет на коленки и пожалуется, что соседский Вовка совсем глупый и ничего не понимает, потом, без перехода вдруг начинала жалеть, что он, Матвей, так сильно устает, что такой одинокий, потом прижималась к нему, гладила по волосам и целовала в свежевыбритую щеку. А в последнее время все чаще стала смотреть на него глазами взрослой опытной женщины:

- Хватит тебе мучиться. Прими решение и живи дальше спокойно.

Вот тут она была не права. Никаких мучений он не испытывал, но еще один, совершенно новый вопрос постепенно вырастал перед ним и все настойчивее требовал ответа:

- На чьей ты стороне?

Он начал уходить в тайгу, чтобы подумать. Хотя, казалось бы такой простой вопрос:

- На чьей стороне.

- Конечно на своей. Так всегда было, потому, что это единственно правильный ответ. В любой ситуации.

И тут он начинал размышлять всерьез:

- А чем нынешняя ситуация отличается от всех предыдущих? Может раньше мне просто не попадались такие люди? Или я сам так изменился?

С каждым днем все больше прорастая в эту компанию, в это удивительное сообщество, он как мог оберегал свою границу – невидимую черту, которую провел однажды между собой и остальными. Собака, Альма, навела его на эту мысль, и Матвей был сильно удивлен ее способностями: все поселенцы были наделены силой, как ее не назови, но эта сила у них была всегда одного цвета – белого. Она по своей природе не могла разрушать, не могла причинять боль, а только созидать и лечить. Конечно, где-то был и антипод – темный или черный. Может быть для равновесия, может по какой другой причине – он не задумывался над этим. Да это было и неважно. Важно было другое – его собственная сила, растущая день ото дня не имела постоянного цвета. Он сам не хотел определяться, сам не хотел раз и навсегда принять одну сторону, считая это совершенно ненужным и даже вредным ограничением. И собака каким-то образом поняла и сделала вывод, что однажды он может стать опасен для всех, и потому все время следила за ним, не давая дотронуться до себя.

Но жизнь продолжалась, незаметно, но неумолимо устанавливая свои правила: поселенцы, словно не замечая отстраненности, уже считали его своим, были внимательны и заботливы и совсем не потому, что он был очень полезен, а просто так, от души. Однажды Маша, жена Игоря, сделала неожиданный презент – новый свитер. Толстый, теплый, чуть чуть колючий:

- Твой то совсем истрепался, а тебе на охоту ходить.

Он смутился, пробормотал слова благодарности, зарылся лицом в мягкую, пахнущую женскими руками шерсть и вдруг почувствовал, как защипало глаза.

Маша ушла, а он все стоял, разглядывая мокрую ладонь и не заметил, как появилась Татьяна:

- Это мама связала, она тебя любит.

- А ты откуда знаешь?

- Как это откуда? Она же меня учит. Я скоро тоже буду вязать всякие вещи. Не хуже мамы. И тебе свяжу.

Обняла, прижалась, подняла голову и неожиданно закончила:

- Не уходи. Хорошо?

Он осторожно погладил ее по волосам и ответил, стараясь быть честным:

- Я попробую.

Не уходи. Легко сказать. А как сделать? Он и задержался здесь только потому, что поселенцы сами были не совсем люди: целители, предсказатели, ясновидящие и прочие экстрасенсы. Каждый из них был щедро наделен необычными способностями и однажды они нашли друг друга, чтобы покинуть старый больной мир, создать другой более совершенный и жить в нем опираясь на завещанные в незапамятные времена заповеди. Матвей чувствовал родство, пусть и отдаленное, с каждым из них и очень хорошо понимал их одиночество. А однажды, вдруг понял, что они дети - наивные и беззащитные. Регулярно присутствуя на ежевечерних посиделках, все больше осознавал всю безнадежность затеянного ими предприятия и как-то раз сам включился в разговор:

- Вот скажите мне, зачем вы так настойчиво ищите здесь источники силы?

- Как зачем? – ответил кто-то из них, - мы же чувствуем, что они есть.

- Ты не ответил на вопрос. Я спросил зачем, а не почему.

Никто не решился подать голос, и он продолжил:

- Вы пока не научились пользоваться тем, что есть внутри каждого из вас, а уже торопитесь выбраться наружу. Ну да ладно, вернемся к вопросу. Вы ищете силу, чтобы овладеть ею, подчинить себе – верно?

Его слушали, стараясь не пропустить ни слова. Всем давно стало ясно, что он не просто выдающийся охотник и с тех пор ждали, когда Матвей захочет поделиться с ними чем-то кроме охотничьих секретов.

- А теперь скажите, что на самом деле принадлежит вам? Чем вы можете распоряжаться по своему усмотрению, не спрашивая разрешения и не договариваясь о методах и способах? У вас есть только вы сами. Ваше тело, душа, сущность, ваши способности. А сила подземного огня? Разве она ваша? Сила воды, ветра, космоса? Как же можно всерьез рассчитывать на то, что эти и другие силы будут подчиняться чему-то для них чужеродному?

Он замолчал и медленно обвел взглядом собравшихся: кто-то был удивлен, другие согласно кивали, несколько человек были категорически против, судя по их лицам. Но никто не проронил ни слова и Матвей продолжил:

- Вы сможете воспользоваться силой воды, только если сами станете водой. Но никому из вас не удастся стать всей водой на Земле, а значит, вся ее сила все равно останется недоступна. Точно также и с ветром, и с любой другой силой. Только мизерная частичка может оказаться в вашем распоряжении, и только в обмен на то, что вы захотите и сумеете изменить свою природу.

Игорь решил вступить в разговор:

- То, что ты говоришь удивительно и как минимум спорно, однако я не считаю тебя невежественным и уверен, что все известные с библейских времен факты укладываются в твою картину. Расскажи нам о том, что принято называть чудесами.

Матвей улыбнулся:

- Хорошо. Это не сложно. Вся наша Вселенная наполнена силой и буквально пропитана энергией. На Земле каждое живое существо, каждая стихия постоянно делится с окружающим миром избытками силы. Мало кто это чувствует. Вы пока тоже, но если станете учиться пользоваться тем, что уже есть внутри каждого из вас, то постепенно настроите себя и весь океан силы станет доступен. Доступен не только для ощущений. Вы сможете впитывать, усваивать ее как обычную еду и тогда большинство из библейских чудес станет простым и понятным делом. Но это не все. Вы начнете понимать, как устроен этот мир, чем приводится в движение, и тогда сможете влиять на него, пусть немного, пусть незаметно, но все-таки. Заметьте: не командовать, не подчинять, а слегка подталкивать в нужную вам сторону, не нарушая баланса и не пытаясь установить свои правила.

Он замолчал, наморщив лоб, словно вспоминая: не упустил ли, что-то важное и закончил:

- Надеюсь, на сегодня достаточно?

Игорь ответил за всех:

- Конечно. Здесь есть над чем подумать. Спасибо. Но у нас обязательно появятся вопросы. Ты готов продолжить этот разговор позднее?

- Да, но следующий раз я хочу говорить на совсем другую тему, и учтите: буду задавать вопросы, ответов на которые у меня нет.

Никто не захотел дожидаться очередного собрания, и уже на следующий день к нему стали подходить с вопросами, пользуясь любым удобным случаем. К такому повороту Матвей оказался совершенно не готов. Он ничего не знал о тайнах медитаций, просветленных мудрецах Тибета и современных практиках. Все его знания и умения сами появлялись по мере необходимости, а откуда они берутся – не интересовался. Просто решил про себя, что ему возвращают его собственность, как тогда ночью, у плотины. А зачем и почему неважно. На все вопросы отвечал расплывчато: мол, любая дорога приведет к цели, если путник не повернет назад, и делал вид, что не понимает намеков взять кого-либо в ученики. Вот здесь он лукавил, потому что ученик, а точнее ученица у него уже была. Она ни о чем не просила и не делала намеков. Матвей сам захотел этого. Почему? Даже если бы и задумался – все равно не смог бы однозначно ответить, в чем была причина – в ее одаренности, доверчивости, или еще в чем-то. Просто захотел и все. Да и учить особо было нечему: иногда подсказать, направить в нужную сторону, поддержать и совсем редко что-то объяснить и показать как правильно.

Игорь и Маша были в курсе их занятий, Таня постоянно делилась с родителями, и одобряли эту удивительную дружбу. Матвей постепенно стал центром их маленького сообщества, и они надеялись, что благодаря дочери отсрочит свой неизбежный уход. Он и сам понимал все непостоянство своего положения, но предпочитал не задумываться о недалеком будущем и просто радовался каждому новому прожитому дню. И все больше беспокоился за этих людей. Однажды, как и обещал, решил поделиться  своим беспокойством:

- Вы слишком заняты сиюминутными проблемами, слишком увлечены любимыми игрушками и не хотите посмотреть на себя со стороны.

Теплый весенний день не располагал к серьезному разговору. Поселенцы впервые после долгой зимы расположились на свежем воздухе, греясь на полуденном солнце и вдыхая запахи просыпающегося леса. Матвей понимал настроение аудитории, но, тем не менее, продолжил:

- Вы покинули мир, в котором выросли, потому что он перестал устраивать вас. Вы захотели создать свой собственный, но что вы для этого сделали? Вы хоть раз задумались над тем, что будет завтра, через год, через десять лет? Кто из вас занят составлением плана вашей будущей жизни?

Солнце ненадолго спряталось за небольшое облачко, подул свежий ветерок и благостное настроение улетучилось.

- Сколько вас было прошлой осенью? Тридцать человек. Не больше. А сейчас уже пятьдесят. Вы зовете сюда других. Вам верят. К вам тянутся отовсюду. Как вы будете управлять своей жизнью, своим хозяйством, когда вас станет сто, двести, тысяча? Будете как сейчас устраивать собрания? Выберете руководителей? На какой срок? С какими полномочиями? Как будете поступать, когда между ними начнутся споры, конкуренция? Каким законам, каким правилам будет подчиняться все ваше сообщество? Кто будет следить за исполнением этих законов? Как вы себе все это представляете?

Ни проглянувшее солнце, ни усилившийся ветер уже не могли развеять напряжение повисшее над поляной. Матвей еще раз оглядел собравшихся и с сожалением понял, что ни один из них, ни разу не задумался об этих простых вещах. Говорить расхотелось и он быстро закончил:

- Это только половина. Вас со всех сторон окружает то, что вам так не нравится. Неужели вы надеетесь, что и дальше это государство, эта цивилизация будут делать вид, что вас не существует? Как вы собираетесь строить отношения со всем этим миром?

Затянувшуюся паузу нарушил Игорь. Как неформальный лидер, он не мог оставить без ответа все, что сейчас услышал:

- Скажи, с какой целью ты сказал все это? Чего ты хотел добиться?

Матвей стоял, задумчиво потирая висок, и отрешенно смотрел на собеседника, потом как будто очнулся, и медленно выговаривая слова ответил:

-  Цель? Причина? Да, конечно. Если вы не начнете отвечать на все эти вопросы, то в лучшем случае просто разбежитесь, кто куда под давлением разных обстоятельств и ваша история закончится ничем.

- А в худшем? – Игорь не скрывал неприязни, уголки рта опустились, взгляд стал пристальным и тяжелым.

- В худшем? В худшем вас станут преследовать и травить как диких зверей.

Игорь опешил:

- Но, почему?

- Так всегда было, - рассеянно огляделся и побрел в сторону реки шурша прошлогодней листвой.

- Ну вот, собственно и все, - он отметил, что привычка разговаривать с самим собой вернулась, словно и не пропадала.

- Они ничего не поняли, обиделись, а я порвал все ниточки, что протянулись и окрепли за эти месяцы…. Как странно, еще вчера, казалось, нас так много связывает…. Всего несколько фраз и я снова один и свободен…. Значит, так тому и быть. У меня свой путь, своя задача и пора бы уже заняться более важными вещами, чем вразумление великовозрастных младенцев….

А на следующий день Маша подарила ему свитер, а Таня сказала:

- Не уходи.

И уже, когда смеркалось, его встретил Игорь. Вряд ли случайно. Не успев толком поздороваться, начал без предисловий:

- Твои вчерашние слова были очень обидны. Я слушал тебя и думал, что ты держишь нас за недалеких ограниченных людей.

Матвей молчал и пытался улыбнуться. Как можно доброжелательнее. Но лицо не слушалось. Ему было неловко. С ним хотел объясниться достаточно близкий человек, отец Тани, и это объяснение давалось ему нелегко:

- Я решил подождать, прийти в себя, успокоиться и вдруг понял – ты прав. А это еще обиднее.

Неловкость усилилась. Взрослый сильный и совсем неглупый человек стоял перед ним как первоклассник, опустив голову и не знал куда деть руки.

- Ты ушел, а мы потом долго разговаривали, спорили ….

Он никак не решался сказать главное, потом поднял глаза, задержал дыхание и тщательно подбирая слова произнес:

- Да, ты прав …. Мы ведем себя неразумно…. У нас нет опыта в этих делах …. Наша история может закончиться ничем ….

Матвею, наконец, удалось улыбнуться и это помогло. Дальше Игорь говорил без пауз:

- Мы знаем, у тебя свой путь, свои проблемы, и до сегодняшнего дня ты был для нас только попутчиком. Ты помог нам пережить зиму и эта помощь неоценима. Мы все благодарны тебе, но теперь  предлагаем  остаться. Нам нужен старший товарищ, дядька – мудрый опытный человек. Я и раньше не хотел, чтобы ты уходил, но это было совсем другое. А теперь скажи: сколько времени тебе нужно? Когда ты примешь решение?

Матвей уже настолько погрузился в себя, в свои раздумья, что не сразу понял - от него ждут ответа:

- Все правильно, почти. У меня действительно свой путь, свои задачи. Но вы все давно перестали быть для меня посторонними людьми, иначе вчерашний разговор не смог бы состояться. И твоя дочь, - он пристально посмотрел на собеседника, и Игорь смущенно опустил взгляд.

- Я отвечу. Завтра. Еще подумаю и отвечу.

Чтобы немного разрядить атмосферу, он слегка похлопал Игоря по плечу, потом полез в карман куртки, что-то вытащил и протянул со словами:

- Передай Тане. Пусть носит.

Игорь остался один и все держал в кулаке подарок. Потом, постепенно распрямил пальцы: веревочка тускло зеленого цвета, как будто сплетенная из травинок и небольшой камушек с дырочкой – «куриный бог». Веревочка  больно кололась, камень ощутимо похолодел и стал наливаться тяжестью. Он переложил подарок из руки в руку, чтобы избавиться от неприятного ощущения и пошел к дому теряясь в догадках.

Таня уже легла спать и тихо перешептывалась о чем-то с матерью. Увидев отца, приподнялась на локте, вопросительно посмотрела, но ничего не сказала. Маша повернула голову:

- Ну, как?

Игорь подошел к кровати, опустился на корточки и протянул руку:

- Это тебе, от Матвея.

Девочка просияла, но тут же спохватилась:

- А почему сам не подарил? – осторожно взяла подарок, повесила на шею поверх ночной рубашки и прислушалась к себе:

- Такой теплый.

Игорь дотронулся до камня и удивился:

- Действительно. А ведь только что холодный был и тяжелый.

- Это он по мне скучал, - ответила Таня.

- Кто? Камень? – Маша вступила в разговор.

- Нет. Ну, при чем тут камень? Матвей, - девочка на секунду отвлеклась, чтобы ответить и снова погрузилась в свои ощущения ….

- А я его теперь чувствую. И все про него знаю.

Родители не утерпели и спросили хором:

- Что знаешь?

- Он около речки сейчас. Думает о чем-то. Грустно ему…. Можно я к нему схожу?

- Поздно уже, - Игорь погладил дочку по руке и мягко продолжил – спать пора. Не денется он от тебя никуда. Матвей твой. Завтра сходишь.

- Хорошо, - снова легла на подушку, повернулась на бок и, не выпуская из ладошки камень, закрыла глаза.  

Матвей вдыхал ночную прохладу и вслушивался в окружавшие его звуки. Теперь он мог услышать каждую капельку воды наполнявшую реку, почувствовать каждую молодую травинку. Он вмещал в себя весь этот мир и сам был его частью:

- Как же мне не хватало этого раньше. Оказывается, можно совмещать в себе единство со всеми и обособленность.

На секунду отвлекся, ощутив, что Таня получила подарок и улыбнулся:

- Теперь я всегда буду знать, что с тобой происходит.

Снова обратился к реке. Камушки, устилавшие дно, слегка поворачивались под напором воды и издавали едва слышные звуки, которые слившись друг с другом доносились до него как причудливая мелодия.

Он принял решение и сейчас впитывал в себя силу и гармонию природы, чтобы завтра несмотря ни на что распрощаться с поселенцами:

- У меня свой путь, своя борьба и будет лучше, если никто не пострадает, потому что скоро придет мое время. Теперь у меня достаточно силы и хитрости. Теперь я могу вступить в схватку с моим сторожем.

Река никак не изменилась, несмотря на пик половодья. Видимо люди там, на плотине решили запастись водой на случай самого засушливого лета и теперь копили ее не сбрасывая просто так ни капли. Он был очень рад, что его попытка разрушить это красивое сооружение закончилась неудачей.

- Хватит уже напрасных жертв. Это только мое дело…. Хотя, нет. Дай ка я посмотрю.

Матвей закрыл глаза, расслабился и представил себе плотину. Она возникла перед его мысленным взором такой, какой он ее запомнил еще осенью. Бегло осмотрел, ничего не заметил и стал  изучать поверхность уже не торопясь. Что-то привлекло внимание, Матвей сосредоточился и увидел:

- Вот оно, то место.

Там, где он в прошлый раз проник в плотину появилось серое пятно. Внутри бетон стал рыхлым и пористым. Арматура окислилась и покрылась ржавчиной. Ход, который он тогда проделал превратился в тоннель. В разные стороны лучами разошлись трещины.

- Да, неплохо я тогда постарался. Но все равно, при такой толщине даже эта слабина не смертельна. Если только террористы с бомбой не нагрянут.

Думать на эту тему именно сейчас совсем не хотелось. Задвинул подальше появившееся было предчувствие и снова очутился на берегу. Ему стало зябко и, запахнув поплотнее куртку пошел к поселению.

- Завтра трудный день. Надо выспаться и хорошенько отдохнуть.

 

Александр Васильевич Меркулов наслаждался. Хотя нет. Слишком простое и заезженное слово, чтобы хоть как-то описать его состояние. Пребывал в нирване? Может быть, если бы знал, что это такое. Да и какой он Александр Васильевич? Саша, Сашка, Санечка. Это на работе – по отчеству и по должности, а сейчас дома только по имени или просто – папа.

Ремешки застегнуты, молнии с замочками тоже.

- Какой бы код придумать для замочков, чтобы не забыть? Конечно, 0801, день свадьбы. Уже десять лет, а все как вчера.

Первый чемодан был окончательно упакован и он решил присоединиться к жене и покурить с нею на кухне.

Катя гипнотизировала рекламный проспект, изредка отвлекаясь  на приготовление еды, сыновья в своей комнате смотрели мультики, не рискуя высунуться, в квартире царила редкая гостья – тишина.

Саша взъерошил волосы, придирчиво оглядел чемодан и в который раз начал проговаривать маршрут:

- Завтра, в десять утра автобус. Если все будет нормально, то в четыре часа  доберемся до райцентра, еще два часа ждать электричку и в одиннадцать вечера, наконец-то аэропорт. Самолет в шесть утра. Опять ждать - семь часов, хотя нет – регистрация, багаж, таможня часа два точно займут – ничего, перекантуемся как-нибудь. Лететь часов шесть или около того, значит, доберемся к двенадцати, минус два часа, итого, по местному десять, потом снова багаж-таможня-автобус …. Так, так, так …. В отель попадем в двенадцать и целый день наш. Если сил хватит – сразу на море.

Он взял схему отеля, которую вместе с сыновьями нарисовал еще два месяца назад, как только получили путевку ….

- Нет, не путевку - этот…. Как его...? Вспомнил – ваучер.

Все это время они как будто уже жили там. Изучили каждую дорожку, запомнили каждый кустик. Рекламный проспект отеля был затерт до дыр, все расписания и правила выучены наизусть и теперь оставалось упаковать еще два чемодана и вся семья будет полностью готова к путешествию. Почти два года копили деньги и выбирали курорт. Дети никогда не были на море. Они с Катей один раз сподобились – съездили в Анапу, но это не считается, потому что вдвоем, а Митьки и Кольки тогда еще и в проекте не было. И потом, одно дело Анапа и совсем другое заграница – Турция, Средиземное море.

- Ну вот, быстренько покурю и до ужина успею остальные чемоданы собрать.

Он открыл дверь на кухню, пошарил взглядом в поисках сигарет и тут за его спиной задребезжал телефон.

Александр нехотя подошел, взял трубку и еще не успев поднести к уху услышал голос главного инженера. Тот, позабыв поздороваться сразу затараторил:

- Саша, у нас ЧП. Арефьева полчаса назад увезли в район с аппендицитом. Смена горит. Выходить некому. Выручай. Я все помню. Мы тебе все компенсируем. Путевку новую выправим. Приказ будет. Директор подпишет и премию даст. Завтра я тебя сменю. Алло, Саша! Ты меня слышишь?

Он молча опустил трубку на аппарат и теперь стоял и слушал пустоту, которая заполнила голову и сердце. Потом появилась мысль и начала стучаться изнутри в поисках выхода:

- Нет. Неправда. Так нельзя. Это нечестно.

Стук раздавался все сильнее, заломило виски, а он стоял, тупо уставившись на телефон и пытался понять, что он теперь должен делать.

Снова раздался звонок.

- Да.

- Алло, Саша. Ты меня слышишь?

- Да.

- У нас ЧП.

- Я понял, - и снова повесил трубку.

Из ступора его вывел голос жены:

- Саня, зови детей. Ужин готов.

Двинулся было в сторону детской, но тут же остановился:

- Нет, сначала Катя.

Но и на кухню идти совсем не хотелось. Хотелось еще раз услышать звонок и голос Дмитрия:

 – Извини старик, пошутил я.

Как мог расправил плечи и открыл дверь….

Через пятнадцать минут Александр нажимал непослушными пальцами кнопки на телефоне. На побелевшем лице отчетливо проступила суточная щетина.

- Алло, Дима. Значит так. На смену я выйду. А теперь слушай внимательно: если к двенадцати ночи не будет приказа со всеми печатями и подписями, да про путевку и премию, то я вернусь домой и стану собирать чемоданы. И чтобы этот приказ увидела Катя. Домой ко мне привезешь.

Чуть помолчал и закончил:

- А сам дорогу сюда забудь. Не друг ты мне больше.

 

Степаныч удивленно посмотрел на Александра:

- Так ты же в отпуск уехал.

- Вернулся уже, - разговаривать со сменщиком совсем не хотелось, но того это не волновало. Степаныч был известным болтуном и сплетником и тут же обрушил на собеседника целую кучу информации:

- Слыхал? Новый директор приказ выпустил. На почитай, - и, порывшись на столе сунул ему под нос какую-то бумажку.

- Посмотри, посмотри. Теперь все по инструкции. Неукоснительно. Да, как теперь работать то? Как план выполнять по инструкции по этой? Ее ж в глаза никто не видел. Еще советская.

Степаныч вошел в раж и был теперь неудержим:

- Ни копейки за все годы на ремонт нормальный. План им давай, а теперь еще и инструкция. Ты погляди на него. Инструкция. А ты знаешь, кто он такой? Вояка бывший. Полковник. До нас в банке каком-то охраной заведовал. Вот так-то. Ну, что молчишь?

Александр терпеливо дождался, когда собеседник иссякнет и односложно ответил:

- Разберемся.

- Да, как ты тут разберешься? Или инструкция, или план.

- Ладно. Все. Бывай. Работать надо.

Петрович разочарованно кивнул, сунул сменщику листок с приказом и пошел переодеваться.

Александр бегло пробежался по тексту и его глаза радостно заблестели:

- Неукоснительно значит? Это хорошо. Будет вам неукоснительно.

Все эти годы он немножко гордился собой. Ремонтная база, собранная по крохам худо-бедно справлялась с поставленной задачей и благодаря природной смекалке и энтузиазму работников станции заменяла собой целые заводы с высокоточной и очень дорогой продукцией. Главное – станция работала без сбоев и всегда выполняла план, а какой ценой уже неважно. Он был автором этой идеи. Он же и воплощал ее в жизнь. Не один конечно, но все-таки.

А теперь, что-то перевернулось в его голове: Димка, друг детства, всего месяц назад ставший главным инженером, уже при нынешнем директоре, оказался такой гнилью, такой падалью, что даже вспоминать о нем больше не хотелось:

- Ну, не имел он права звонить и отменять этот отпуск. Знал ведь гад, что я соглашусь. Потому и позвонил.

На его лице блуждала недобрая улыбка:

- Будет вам все по инструкции. Неукоснительно. Кстати, а где она? Инструкция эта?

Захлопал ящиками стола, нашел толстый скоросшиватель и прежде чем углубиться в чтение кинул взгляд на огромное табло напротив. Все было как обычно. Но это по понятиям, а вот по инструкции….

Катя прикурила уже третью сигарету подряд. Мысли разлетелись стайкой испуганных воробьев и никак не хотели возвращаться обратно. Сыновья после ужина укрылись в своей комнате. Узнать, что поездка на море откладывается, было конечно очень обидно, прямо до слез, но попасть под горячую руку матери – еще и страшно. Сигареты не помогали, она затоптала окурок в пепельницу и обхватила голову руками:

- Ну, что же я за дура такая истеричная? Он сам, что ли придумал все это? Наехала, скандал устроила, а ему ночную смену работать. Позвонить извиниться? Нет. Не буду. Лучше посуду помою, успокоюсь. Да и его отвлекать нельзя.

Александр был занят новым для себя делом. Первый раз за всю карьеру он тщательно фиксировал показания приборов в журнале, потом сверялся с инструкцией, делал сноски и опять заполнял журнал новыми столбиками цифр. От долгого сидения затекла спина, он встал, потянулся и посмотрел на часы:

- Пять минут первого…. нет никакого приказа…. никто не позвонил…. обманули гады.

Подошел к столу, взял журнал, еще раз пробежался по цифрам:

- Получайте дорогие начальники. Все как велели. По инструкции. Неукоснительно.

Снова сел в кресло, нажал на кнопку селектора и с плохо скрываемой радостью произнес:

- Валера. Второй агрегат на холостой ход. Как понял?

В динамике что-то захрипело и встревоженный голос ответил:

- Василич, ты чего? Что стряслось-то?

- Выполняй. Как сделаешь, в диспетчерскую подойди.

Сделал очередную запись в журнале и только теперь задумался:

- Это я, конечно, здорово поступил…. Все как положено…. По инструкции, будь она не ладна. Но люди то здесь причем? Я же их премии лишил только что. Они же мне в глаза смотреть будут. Что им этот приказ дурацкий? Мало ли дураков в кресле директора сидело?

Встал, прошелся взад-вперед, посмотрел на табло: Валера отключал агрегат, назад пути не было.

- А я причем? А семья моя, дети? А меня по моей воле крайним сделали? Нет, ребята, хватит. Всегда у вас так: директор плохой, вы хорошие, а отдуваться нам – работягам.

Захотелось кофе. С сожалением вспомнил, что термос и «тормозок» остались дома.

Валера прервал его размышления:

- Василич! Зачем агрегат остановил?

Александр подошел к столу, поманил Валеру и сунул в руки приказ:

- На, читай, - чуть подождал и протянул скоросшиватель с инструкцией.

- А теперь вот это посмотри. Видишь? Не положено так работать.

Валера опешил:

- Ты это, чего удумал то? С кем воевать собрался? Сам же, сколько времени всю систему настраивал. А про третий агрегат забыл? Там же водовод особенный, как он без второго работать будет? Дожди вторую неделю не переставая идут, воды по пол метра каждый час прибывает. Ох, допрыгаешься ты. До аварийного сброса допрыгаешься.

Александр молчал. Зачем еще раз отвечать на вопросы, которые сам себе уже задал. Впрочем, в технике он был уверен:

- Ты, вот что, не кипятись. Инструкцию эту люди поумней нас с тобой придумали, а директор, он и есть директор. Его слушаться надо. Пока приказа не было, мы с тобой сами кумекали что, к чему, а теперь сам видишь. Иди к себе. Если с третьим агрегатом, что не так – шумни. Будем меры принимать. А пока, по приборам, нормально все.

Валера сокрушенно вздохнул:

- Тебе, конечно, видней. Ты начальник смены, но чует мое сердце: не к добру ты все это затеял.

Оставшись один, он начал размышлять, вот только мысли  в голове были какие-то казенные:

- Приказа нет, значит, из отпуска меня никто не отзывал. Получил устное распоряжение от руководства подменить заболевшего сотрудника …. Распоряжение выполнил …. Смену принял …. Надо же как складно получается: выходит я в отпуске? А приказа часов до десяти точно не будет. А в десять я уже в автобус сяду…. Получите, господа бюрократы …. Вашей же монетой.

Настроение резко поднялось, но тут Валера вернул его к прозе жизни:

- Василич, - донеслось из переговорника, - не пойму я что-то.

- Что не поймешь? Говори конкретно.

- Вроде вибрация на третьем агрегате появилась.

- Так появилась или нет?

- Да, шут ее знает. Не пойму.

Александр кинул взгляд на табло:

- У меня по приборам порядок.

- Так и у меня по приборам …. Может, спустишься сюда? Сам посмотришь.

- Ладно. Жди.

Встал, собрался было идти, но потом снова сел, сделал запись в журнале, сунул его под мышку и двинулся на выход…. Внезапно пол под ногами дернулся, он схватился руками за пульт и нажал кнопку селектора:

- Валера, что там у тебя?

Валера со смешком ответил:

- Тряхнуло немного. Давненько не было. Балла четыре. А ты чего? Испугался что ли?

Александр уже пришел в себя и, как будто извиняясь, ответил:

- Неожиданно как-то.

- Оно всегда неожиданно. Ну что, придешь?

- Да, приду. Попозже только. Записи сделаю, по службам прозвонюсь и приду.

- Вот ты душа бумажная. Все инструкцию читаешь? – Валере было весело.

Отключил связь, снова открыл журнал и начал переписывать туда показания приборов изредка бросая взгляд на табло. Потом связался с другими подчиненными: его успокоили – все в порядке. Вот только вода и впрямь прибывала очень быстро. Еще пару метров и критическая отметка.

Нынешнее землетрясение для него тоже было не первым, но в этот раз в душе поселилась тревога и все росла и росла, а он никак не мог найти причину. Задергал звонками всех сотрудников, но неизменно получал один и тот же ответ:

- Все штатно.

Даже Валера перестал приставать со своей вибрацией.

 И уровень воды в водохранилище стабилизировался.

Посмотрел на часы. До конца смены оставался один час и пятьдесят две минуты.

 

Мокрый холодный нос ткнулся в щеку. Матвей вяло отмахнулся, но тут же сел на кровати:

- Альма, ты чего? – прошептал он, нашаривая в темноте коробок со спичками.

Собаки в комнате уже не было, и он почувствовал, что она ждет его на улице, нетерпеливо переминаясь.

Спустившись с крыльца, увидел неясный силуэт шагах в двадцати, поплотнее запахнул куртку и двинулся следом. Через несколько минут Альма привела его на ту самую площадку, с которой он еще осенью увидел реку. Ничего не осталось от той вчерашней веселой картинки – мощный поток летел мимо него играючи ворочая огромные валуны и урчал как голодный зверь. Собака прижалась к ноге, оскалилась и зарычала глядя на воду.

- Ты чего так растревожилась? - спросил он и потрепал Альму по холке.

Лайка подняла голову, посмотрела на Матвея и снова обратилась к реке.

Предрассветное хмурое утро не давало разглядеть подробности и спустя несколько секунд Матвей с удивлением услышал как под ногами захлюпала вода. Отступил на шаг, почувствовал, как собака задрожала всем телом, и решил проверить свою нынешнюю силу: выставил вперед руки, представил себе прозрачную преграду, уперся в нее ладонями и попробовал сдвинуть. Преграда поддалась, но потом окаменела и стала давить на него все сильнее и сильнее.

- Нет, это не наш метод, - подумал он и огляделся. Шагах в пятидесяти вверх по течению каменная осыпь заставляла реку резко повернуть и закружиться водоворотом. Небольшое усилие, струя ударила чуть левее, подмыла землю, и почва под ногами вздрогнула: перекрывая шум потока обрушился камнепад, перегородил русло и площадка, на которой разместились человек и собака стала свободной от воды. Альма снова взглянула на него подняв голову и в этом взгляде почуялась благодарность.

 

 

До конца смены оставалось чуть более получаса. Александр решил выйти на свежий воздух, а заодно полюбоваться плотиной. Предрассветный сумрак сгустился в ущелье, заранее прячась от утреннего солнца, начальник смены включил внешнее освещение, вышел на пандус, облокотился на парапет, огляделся и …. Что - то мешало ему, не давало получить удовольствие от созерцания фантастической неземной картины …. Уставший мозг медленно переваривал информацию, медленно делал выводы и облекал их в слова …. Но, наконец, процесс закончился и Сашка оторопел: небольшое мелкое озерцо, в которое низвергались потоки отработанной воды, распухло как квашня. Его уровень поднялся метров на десять выше обычного, а где-то внизу как будто появился мощный источник. Он зачарованно глядел вниз, потом перевел взгляд на плотину и тут, прямо из ее тела вывернулся здоровый кусок бетона, бесшумно нырнул в воду, а из образовавшейся дыры хлынула вода. Ноги стали ватными, дыхание прервалось, сердце остановилось, в глазах стало стремительно темнеть. Александр начал сползать на пол, еще цепляясь руками за парапет, но тело одумалось, в груди что-то стукнуло, сердце забилось все быстрее и быстрее. Он поднялся и пошел – побежал обратно в диспетчерскую. На пороге его встретил истошный крик Валерки – переговорник надрывался, как мог:

- Василич, Василич! Меркулов, мать твою, ты где?

- Слушаю, - теперь он действовал как автомат.

- Вибрация, на третьем, большая, в разнос пойдет!

- Глуши его, Валера, глуши, – Александр сорвался на крик, - сброс, аварийный сброс, Валера!

Защелкал тумблерами на пульте, с силой вдавил кнопку аварийной сигнализации и, добравшись до клавиши громкой связи как можно спокойнее произнес:

- Всем сотрудникам станции. Срочная эвакуация. Повторяю. Всем сотрудникам станции ….

Одним движением сгреб документы, прижал к груди и, собрался было бежать, но остановился около телефона и набрал первый попавшийся номер….

Главный инженер досматривал самый последний, самый сладкий утренний сон, когда его грезы бесцеремонно прервал звонок. Не открывая глаз нащупал трубку, поднес к уху и услышал крик:

- Димка, это я! Поднимай всех! Плотина рушится!

Связь прервалась. Он тупо смотрел на телефонную трубку зажатую в руке и повторял про себя:

- Плотина? Да как это? Ты что? С ума сошел или пьяный?

Решение не заставило себя ждать:

- Точно. Пьяный. Вот сволочь! Ну, погоди. Сейчас приеду и покажу, что там у тебя рушится.

 

Матвей включился в борьбу на полном серьезе, хоть и не понимал зачем: подмывал берега, устраивал запруды и старался как можно дальше отодвинуть русло. Поначалу он почти не расходовал свою энергию – пользовался только тем, что давала ему сама река, но потом этого стало не хватать и еще: какая-то мысль все время отвлекала его от процесса, не давала сосредоточиться и, только когда начал уставать, понял: Таня, Игорь, Маша, другие….

Повернулся к поселению, мысленно потянулся туда и позвал:

- Таня!

Она сидит верхом на красном драконе. За спиной развевается белоснежный плащ, доспехи сияют на полуденном солнце. Чуть правее и немного впереди Матвей, тоже на драконе, но не красном, а бирюзовом. Лицо сосредоточено в суровой решимости. Волевой подбородок выдвинут вперед. Из под шлема выбиваются длинные густые, чуть с проседью волосы.

Их ждет решающая битва. Впереди застыло Зло. Темное бесформенное, исторгающее смрад. Ощетинилось клыками, щупальцами и клешнями. Она смеется и над полем разносится ее боевой клич. Матвей поворачивает голову, одобрительно улыбается, а Зло начинает трусливо пятиться и плеваться в них зеленой ядовитой слизью.

Сейчас все будет кончено. Они победят, и Матвей введет свою принцессу в захваченный замок. Но вот что-то происходит. Ее спутник и предводитель кричит:

- Таня! Уходи!

- Нет! - отвечает она, - смотри, они нас боятся, выхватывает из ножен длинный тонкий меч и направляет его на врага.

- Уходи, - уже не крик, а гром врывается в ее сознание.

И тут откуда-то из недр темного клубящегося облака, в которое обратился их враг, вырывается молния. На лезвии меча вспыхивают зеленые блики, руку пронзает боль, она кричит, меч падает, а дракон резко тормозит и сбрасывает ее прямо на кровать ….

В дверном проеме показались встревоженные лица родителей. Игорь стоял чуть сзади прикрывая свечу от сквозняка. Таня сидела на кровати уставившись бессмысленным взглядом в темный угол и баюкала обожженную руку. Бескровные губы беззвучно шевелились. «Куриный бог» ритмично мерцал на груди, переливаясь яркими красками.

- Таня, доча! – Маша вошла в комнату.

Девочка поднялась и повернулась к ней. По щекам бежали крупные слезы, лицо кривилось от боли:

- Матвей, - прошептала она, - Матвей сказал всем уходить. Наводнение, - и стала мягко оседать в руки подоспевшей матери.

Игорь еще несколько секунд стоял как истукан, переваривая услышанное, а потом бросился будить поселенцев.

На том месте, где только что можно было различить силуэты человека и собаки, возникла серая призрачная тень, распахнула крылья и простерлась над рекой.

- Им надо дать фору. Хотя бы минут десять, чтобы успели уйти, подняться повыше. Всего десять минут.

Он уже понял, что проиграл. Понял, что ему не справиться с этой силой. Но теперь победа была не нужна – только отсрочка, выигрыш времени.

Тень заметалась над потоком обрушивая землю, камни, вырывая с корнем вековые деревья и ломая их как спички. Он строил преграду в надежде как можно дальше отодвинуть от себя реку. Дамба все росла и росла, но вода даже не делала попыток разрушить ее – просто поднималась еще выше и продолжала свое мощное неостановимое движение.

Матвей держался, крепился и все считал минуты….

 И вдруг силы кончились. Сразу все.

Тень стала исчезать, съеживаться и превратилась в маленький серый шарик висящий над потоком.

- Проиграл. Ничего у меня не осталось. Даже облика, - обреченно подумал он, но сразу возразил:

- А ты сам? А твоя сущность?

- Но, тогда…. Тогда, ведь ничего больше не будет. Ни воскрешений, ни полета к звездам. Ничего.

- Тебе решать.

Матвей захотел еще что-то ответить самому себе, но тут до него донесся какой-то новый звук, и он увидел: волна, высотой с десятиэтажный дом летела по ущелью не разбирая дороги.

Маленький серый шарик начал стремительно темнеть и увеличиваться в размерах. По его поверхности зазмеились оранжевые трещины. Поток налетел, закружил и поглотил, а спустя мгновение шар взорвался: в небо взлетел белый столб пара, волна вздрогнула и дернулась назад и в стороны. Внутри нее образовалась огромная воронка. Картинка замерла:

- Жаль, я так ничего и не узнаю.

Но, когда сознание почти уже погасло, услышал низкий, до боли знакомый голос:

- Теперь свободен.

 

Они видели все. Видели, как вода пришла в поселение, заполнила его, подняла и закружила их дома. Сидя и стоя на острых уступах скалы, не могли уже подняться выше и теперь только наблюдали.  Срубы сгрудились, потом разошлись в стороны и наконец, двинулись вниз по течению.

Таня закричала, когда раздался взрыв, стала вырываться из рук отца, но вода отступила, из-за верхушек деревьев показалось солнце и девочка затихла.

Спустя полчаса поселенцы рискнули спуститься. Река принесла мелкие камни, грязь и обломки деревьев. Люди разбрелись кто куда, а Игорь подошел к своему дому….

На ступеньках сидел мальчик, лет десяти. Услышав шаги повернул голову и улыбнулся.

- Мальчик, ты откуда? Как тебя зовут? У тебя все в порядке? – спросил Игорь, вглядываясь в лицо.

Тот улыбнулся еще шире и ничего не ответил.

К разговору присоединилась Маша, тоже стала задавать вопросы, но все с тем же результатом. Мальчик сидел на ступеньках, молча улыбался и прижимал к груди щенка.

- Он нас не понимает, - подвел итог Игорь и огляделся в поисках дочери.

Таня стояла недалеко от дома прислонившись к дереву. На земле валялась куртка. Худенькие плечи вздрагивали от беззвучных рыданий.

Родители двинулись в ее сторону, но мальчик опередил их, проворно соскочив с крыльца, подошел к девочке и протянул своего питомца. Таня повернула голову, а щенок потянулся и лизнул ее  мокрую соленую щеку.

Девочка вздрогнула, еще раз судорожно всхлипнула и улыбнулась. «Куриный бог» снова стал теплым и чуть шевельнулся, но она не заметила, потому что щенок уже устроился у нее на руках и старательно вылизывал и лицо и выбившиеся из-под шапочки волосы, и мелко подрагивал хвостиком. 

 

Ангел-хранитель

Пофиг - не пофиг