Главная → Проза → Малые формы → Рассказы → Падшие куклы

Падшие куклы

26 сентября 2015 - Денис Маркелов
article309273.jpg
Падшие куклы
 
Верочка Иволгина стояла навытяжку посредине гостиной в бывшей дедушкиной квартире.
Стояла, отчаянно чувствуя, как постепенно влажнеет от ужаса её голова, украшенная затейливым паричком а ля Кавказская пленница. Кроме этого паричка на ней был лишь полинявший от времени наколок и такой же не совсем свежий, но всё ещё белый передник.
Девушка старалась не замечать сальных взглядов друзей своего отчима. Тот устраивал вечеринку для своих приятелей, и на свою падчерицу не обращал никакого внимания. Смущенная стыдом и излишней ответственности Верочка меняла наполненные водкой графины и старалась не думать о неизбежной ночной вахте.
            Она старалась не думать и о своём безоблачном детстве. Когда-то она могла позволить себе капризничать и назло бабушке и дедушке отказываться есть манную кашу. Но теперь, когда дед давно упокоился под не очень дорогим, но красивым памятником, а бабушка ушла в след за ним она стала гораздо более скромной.
            Во всём была виновата её капризная и избалованная бездельем мать. Она очень гордилась своим мужем – тот был работящ и по-своему красив. Но Изольде Борисовне было слишком мало быть женой простого инженера. Ей профессорской дочке было страшно подумать, что она будет всегда Изольдой Иволгиной – домохозяйкой и откровенной бездельницей.
            Верочка старалась подражать матери во всём. Она также горделиво закусывала нижнюю губу, смотря на отца, как на надоедливого и  лишнего гостя. Отец однажды не выдержал. После смерти тестя он совершенно нелепо погиб, врезавшись на его автомобиле в фонарный столб.
            Изольда Борисовна после смерти родителей и мужа оказалась совершенно растерянна. Она отвыкла от обычного режима, и теперь жаждала пристроиться за чьей-то большой и слишком наглой спиной.
            Верочка боялась этого нелепого и дурацкого сиротства. Боялась, что однажды ей скажут уезжать в такой страшный интернат. Она была уверенна, что дед и бабушка, но и отец специально сделали из неё сироту.
            Изольда Борисовна стала женой Василия Шершня совершенно случайно. Он зашёл к ней в квартиру со своим рабочим чемоданчиком, а ушёл отсюда не простым нагловатым сантехником, а полным хозяином её тела и души.
            Голенькая и пухленькая Изольда ревела белугой. Она казалась самой себе несчастной заигранной куклой. Теперь после этой кавалерийской атаки она уже не могла играть роль избалованной недотроги. И согласилась впустить Шершня в свою такую чистую и красивую жизнь.
            Верочка боялась своего нового папы. Она чувствовала, что совсем не отличается от своей избалованной матери, что теперь ей никто не позволит просто так бездельничать. Отговариваясь от домашних хлопот опостылевшими ей уроками и тем, что её чистым пальчикам вредно касаться половой тряпки и половой щётки. Шершень смотрел на неё, словно на чужую и чересчур красивую и дорогую куклу – смотрел со смесью зависти и презрения.
            Дорогая антикварная мебель профессора Гончарова  требовала тщательного ухода. Верочка вздыхала, и все выходные была занята, стараясь не выглядеть слишком несчастной. Шершень сидел на кухне пил пиво и время от времени приходил в гостиную проверить свою падчерицу.
            Она боялась этого строгого и неулыбчивого человека. Боялась, что снимет со стены огромный и страшный ремень и выпорет её по, такой же пухлой, как и материнская, попке. В школе стали замечать её угрюмость. Верочка стала держаться вдалеке от подруг, ей казалось, что все догадываются о её внешкольной жизни – видят, как ходят гусиным шагом по паркету или натирает зубным порошком медные ручки на дверях.
            Верочка боялась, что станет слишком обычной. Если в начальной школе, её встречал из школы дед на своей красивой «Волге»; то сейчас ей приходилось идти домой пешком и плакать втихомолку, подстраиваясь под мерзкий и нудный дождь.
            Одноклассницы старались не замечать её проблем. Они не приглашали её на дни рождения. Теперь она была падчерицей сантехника, а не внучкой профессора. Верочка привыкала смотреть на мир снизу вверх, словно бездомная собачонка, отчаянно понимая, что скоро понадобится ненавистному ей Шершню.
            Шершень относился к её матери, словно бы к своей всегда желаемой и покорной его воле игрушке. Ещё вчера гордая и презрительная  к людям мать соглашалась на все его желания. Она больше не стеснялась ни дочери, ни самой себя – охотно отражаясь в больших зеркалах своим розовым и нежным телом.
            Верочка боялась остаться одна. Мать вела себя, словно красивая, но глупая кукла. Ей нравилось унижаться – она, словно бы виноватая в чём-то отличница сама подставлялась под плеть. После выдачи аттестатов Верочка вернулась домой слегка заплаканная и взволнованная. Её красивое белое платье с круглой юбкой а ля Дюймовочка и красивые полноватые ножки привлекали внимание её нагловатого опекуна.
            Он вышел из спальни в дедовской пижаме, нагловато пожёвывая мандарин. Верочка попыталась проскользнуть в свою комнату, но на полпути замерла, словно бы испуганная кошкой мышь, готовясь к неизбежной и мучительной смерти.
            «Ну, что аттестат зрелости дали. Совсем, я смотрю, созрела. Пора от мамки вахту перенимать. А то, гляжу, хочешь мне на шею вскарабкаться  - не выйдет!»
            Верочка тупо наблюдала приближение этого мерзкого и наглого человека. Наблюдала и ничего не могла поделать. А выпитое на вечере шампанское готовилось излиться из неё говорливым и от того наиболее стыдным ручейком.
            Шершень подошёл вплотную, похлопал по щеке, словно бы примерную служащую. Это была даже не пощечина, а так снисходительная и от того наиболее стыдная ласка.  А затем его толстые и наглые губы легли на испуганные губки, совершенно растерявшейся и поплывшей, как воск, падчерицы.
            Верочка не почувствовала, как лишилась своих кружевных и от того наиболее нелепых трусов. Те напоминали фасоном те, что вероятно носила толстовская героиня. На выпускном экзамене по литературе она совсем недавно она восхищалась этой молоденькой графиней.
            Но теперь раздеваемая, как витринная кукла или празднично украшенная ёлка, она уже не чувствовала себя Наташей Ростовой. Ей было стыдно и приятно одновременно, словно бы она была пьяной и податливой, как уже готовая стать небольшой парафиновой лужицей сувенирная свечка.
            Шершень подхватил её на руки и понёс, словно бы охмелевший от похоти сатир нимфу. Всё напоминало затейливый, какой-то призрачный, нереальный балет. Ей донесли до кровати, донесли и тотчас придавили красивым и наглым телом дворового ловеласа.
            Верочка лишилась девственности легко и просто, словно бы надоевшего ей молочного зуба. Это тупое накачивание спермой ей даже понравилось. Всё оказалось слишком просто и нагло – всё, о чём ей врали велеречивые поэты и фантазийные прозаики.
            Было бы странно теперь думать о других мужчинах. Они напоминали Верочке наглых и опасных для здоровья насекомых. От одного воспоминания обо всех их заверениях у неё краснели уши и наливались слезами красивые, но глупые глаза.
            Ей было страшно и мерзко. Теперь ей было всё равно – она встала на одну ступень с ненавистной и давно уже окончательно развратившейся матерью.
Та уже позабыла о прежних капризах и, с обреченностью, приготовленной к забою свиньи, кухарничала на кухне.
            Однажды Шершень вернулся домой с обновками – двумя париками светлым и тёмным.
            - Вот вам обновки. Только головёнки ваши оголить треба. Ну, кто из вас смелая? Давай Изольда, покажи дочке пример!
            Изольда, молча, подошла к красивому, но жёсткому для её раскормленного зада табурету. Подошла, ступая как-то по-свински. Верочка зажмурилась – ей вдруг показалось, что из матери  и впрямь собираются сделать свинью, чтобы потом заколоть и изжарить.
            Но вместо этого с головы избалованной профессорской дочки посыпались волосы. Они падали, словно бы сухие листья, падали и засыпали собой пол.
            - Вот молодец. Этак тебе   ещё лучше будет – не ровён час гнид бы завела. Теперь и твоей дочурке не грех обновиться.
            Верочка согласилась стать лысой и безмолвной куклой. Она уже не могла плакать. И когда Шершень требовал от неё ласк или радостной и  одновременно притворной  улыбки – она соглашалась и улыбаться, и ласкать его.
            Затем  она уничтожила все свои давнишние фотографии. Разорвала в клочки и выбросила в помойку. Та красивая профессорская внучка погибла. Словно бы попала под тяжёлый и страшный грузовик. Нынешняя Иволгина – подавальщица в дешёвой кооперативной забегаловке была совсем иной. Она густо и страстно помадила губы, выделяла ресницы и брови, а главное, носила яркие по-проституточьи яркие чулки в крупную сетку.
            Шершень от дешёвого «Беломора» перешёл на более стильные сигареты. Он совал эти пахучие трубочки с табаком в свой рот, словно бы избалованный малыш леденцы, совал и смотрел на такую вконец потерявшую себя Верочку.
            А та приучалась пить вино, исполнять дешёвые мерзкие мелодии и играть с друзьями своего полулюбовника-полуопекуна в карты.
 
            Она уже не стыдилась своей такой скверной жизни. Очень скоро ей стало всё равно, кто из этих существ вталкивает в её уже не такую брезгливую и разборчивую норку свой изголодавшийся по сладким судорогам член. Члены привычно выблёвывали своё содержимое, выблевывали и заставляли Верочку содрогаться в неведении, а что если одна из вытошнутых в её вагину струй семени могли превратиться в симбиозе с её некстати созревшей яйцеклеткой во что-то новое, но совершенно ненужное.
            Некоторые из наиболее брезгливых мужчин украшали свои пенисы затейливыми чехольчиками. Они называли их гондонами и бросали потом с какой-то неожиданной брезгливостью туда. Куда отправлялись использованные полиэтиленовые пакеты и прочие отслужившие свой век предметы.
            Изольда уже не выходила из своей комнаты. Она тупо исполняла свою роль наложницы, не обращая внимания на свою соперницу. Шершень специально стравливал их друг с другом, словно бы двух гавкучих собак, стравливал и чувствовал свою власть над этими окончательно опустившимися «интеллигентками».
            Могилы Бориса Ивановича и мужа Изольды пришли в запустение. Изольда боялась подходить к ним, словно бы нашкодившая девочка к осколкам разбитой ею чашки. Она вспоминала, как насмехалась над отцом Верочки, как звала его за глаза Иволгой, как, наконец, мечтала о какой-то иной более счастливой и беззаботной жизни.
            Шершень не церемонился с её постепенно дурневшим и старившимся телом. Она ужасно то желала забеременеть. То страшилась этого, словно бы гриппа, боясь понести в себе какого-нибудь мерзкого, похожего на персонажа фильма ужасов урода.
            Она не узнавала уже своей дочери. Верочка стала чужой – её нагое и  многократно поруганное тело было чужим. От него  давно пахло мерзким запахом разложения.
 

© Copyright: Денис Маркелов, 2015

Регистрационный номер №0309273

от 26 сентября 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0309273 выдан для произведения:
Падшие куклы
 
Верочка Иволгина стояла навытяжку посредине гостиной в бывшей дедушкиной квартире.
Стояла, отчаянно чувствуя, как постепенно влажнеет от ужаса её голова, украшенная затейливым паричком а ля Кавказская пленница. Кроме этого паричка на ней был лишь полинявший от времени наколок и такой же не совсем свежий, но всё ещё белый передник.
Девушка старалась не замечать сальных взглядов друзей своего отчима. Тот устраивал вечеринку для своих приятелей, и на свою падчерицу не обращал никакого внимания. Смущенная стыдом и излишней ответственности Верочка меняла наполненные водкой графины и старалась не думать о неизбежной ночной вахте.
            Она старалась не думать и о своём безоблачном детстве. Когда-то она могла позволить себе капризничать и назло бабушке и дедушке отказываться есть манную кашу. Но теперь, когда дед давно упокоился под не очень дорогим, но красивым памятником, а бабушка ушла в след за ним она стала гораздо более скромной.
            Во всём была виновата её капризная и избалованная бездельем мать. Она очень гордилась своим мужем – тот был работящ и по-своему красив. Но Изольде Борисовне было слишком мало быть женой простого инженера. Ей профессорской дочке было страшно подумать, что она будет всегда Изольдой Иволгиной – домохозяйкой и откровенной бездельницей.
            Верочка старалась подражать матери во всём. Она также горделиво закусывала нижнюю губу, смотря на отца, как на надоедливого и  лишнего гостя. Отец однажды не выдержал. После смерти тестя он совершенно нелепо погиб, врезавшись на его автомобиле в фонарный столб.
            Изольда Борисовна после смерти родителей и мужа оказалась совершенно растерянна. Она отвыкла от обычного режима, и теперь жаждала пристроиться за чьей-то большой и слишком наглой спиной.
            Верочка боялась этого нелепого и дурацкого сиротства. Боялась, что однажды ей скажут уезжать в такой страшный интернат. Она была уверенна, что дед и бабушка, но и отец специально сделали из неё сироту.
            Изольда Борисовна стала женой Василия Шершня совершенно случайно. Он зашёл к ней в квартиру со своим рабочим чемоданчиком, а ушёл отсюда не простым нагловатым сантехником, а полным хозяином её тела и души.
            Голенькая и пухленькая Изольда ревела белугой. Она казалась самой себе несчастной заигранной куклой. Теперь после этой кавалерийской атаки она уже не могла играть роль избалованной недотроги. И согласилась впустить Шершня в свою такую чистую и красивую жизнь.
            Верочка боялась своего нового папы. Она чувствовала, что совсем не отличается от своей избалованной матери, что теперь ей никто не позволит просто так бездельничать. Отговариваясь от домашних хлопот опостылевшими ей уроками и тем, что её чистым пальчикам вредно касаться половой тряпки и половой щётки. Шершень смотрел на неё, словно на чужую и чересчур красивую и дорогую куклу – смотрел со смесью зависти и презрения.
            Дорогая антикварная мебель профессора Гончарова  требовала тщательного ухода. Верочка вздыхала, и все выходные была занята, стараясь не выглядеть слишком несчастной. Шершень сидел на кухне пил пиво и время от времени приходил в гостиную проверить свою падчерицу.
            Она боялась этого строгого и неулыбчивого человека. Боялась, что снимет со стены огромный и страшный ремень и выпорет её по, такой же пухлой, как и материнская, попке. В школе стали замечать её угрюмость. Верочка стала держаться вдалеке от подруг, ей казалось, что все догадываются о её внешкольной жизни – видят, как ходят гусиным шагом по паркету или натирает зубным порошком медные ручки на дверях.
            Верочка боялась, что станет слишком обычной. Если в начальной школе, её встречал из школы дед на своей красивой «Волге»; то сейчас ей приходилось идти домой пешком и плакать втихомолку, подстраиваясь под мерзкий и нудный дождь.
            Одноклассницы старались не замечать её проблем. Они не приглашали её на дни рождения. Теперь она была падчерицей сантехника, а не внучкой профессора. Верочка привыкала смотреть на мир снизу вверх, словно бездомная собачонка, отчаянно понимая, что скоро понадобится ненавистному ей Шершню.
            Шершень относился к её матери, словно бы к своей всегда желаемой и покорной его воле игрушке. Ещё вчера гордая и презрительная  к людям мать соглашалась на все его желания. Она больше не стеснялась ни дочери, ни самой себя – охотно отражаясь в больших зеркалах своим розовым и нежным телом.
            Верочка боялась остаться одна. Мать вела себя, словно красивая, но глупая кукла. Ей нравилось унижаться – она, словно бы виноватая в чём-то отличница сама подставлялась под плеть. После выдачи аттестатов Верочка вернулась домой слегка заплаканная и взволнованная. Её красивое белое платье с круглой юбкой а ля Дюймовочка и красивые полноватые ножки привлекали внимание её нагловатого опекуна.
            Он вышел из спальни в дедовской пижаме, нагловато пожёвывая мандарин. Верочка попыталась проскользнуть в свою комнату, но на полпути замерла, словно бы испуганная кошкой мышь, готовясь к неизбежной и мучительной смерти.
            «Ну, что аттестат зрелости дали. Совсем, я смотрю, созрела. Пора от мамки вахту перенимать. А то, гляжу, хочешь мне на шею вскарабкаться  - не выйдет!»
            Верочка тупо наблюдала приближение этого мерзкого и наглого человека. Наблюдала и ничего не могла поделать. А выпитое на вечере шампанское готовилось излиться из неё говорливым и от того наиболее стыдным ручейком.
            Шершень подошёл вплотную, похлопал по щеке, словно бы примерную служащую. Это была даже не пощечина, а так снисходительная и от того наиболее стыдная ласка.  А затем его толстые и наглые губы легли на испуганные губки, совершенно растерявшейся и поплывшей, как воск, падчерицы.
            Верочка не почувствовала, как лишилась своих кружевных и от того наиболее нелепых трусов. Те напоминали фасоном те, что вероятно носила толстовская героиня. На выпускном экзамене по литературе она совсем недавно она восхищалась этой молоденькой графиней.
            Но теперь раздеваемая, как витринная кукла или празднично украшенная ёлка, она уже не чувствовала себя Наташей Ростовой. Ей было стыдно и приятно одновременно, словно бы она была пьяной и податливой, как уже готовая стать небольшой парафиновой лужицей сувенирная свечка.
            Шершень подхватил её на руки и понёс, словно бы охмелевший от похоти сатир нимфу. Всё напоминало затейливый, какой-то призрачный, нереальный балет. Ей донесли до кровати, донесли и тотчас придавили красивым и наглым телом дворового ловеласа.
            Верочка лишилась девственности легко и просто, словно бы надоевшего ей молочного зуба. Это тупое накачивание спермой ей даже понравилось. Всё оказалось слишком просто и нагло – всё, о чём ей врали велеречивые поэты и фантазийные прозаики.
            Было бы странно теперь думать о других мужчинах. Они напоминали Верочке наглых и опасных для здоровья насекомых. От одного воспоминания обо всех их заверениях у неё краснели уши и наливались слезами красивые, но глупые глаза.
            Ей было страшно и мерзко. Теперь ей было всё равно – она встала на одну ступень с ненавистной и давно уже окончательно развратившейся матерью.
Та уже позабыла о прежних капризах и, с обреченностью, приготовленной к забою свиньи, кухарничала на кухне.
            Однажды Шершень вернулся домой с обновками – двумя париками светлым и тёмным.
            - Вот вам обновки. Только головёнки ваши оголить треба. Ну, кто из вас смелая? Давай Изольда, покажи дочке пример!
            Изольда, молча, подошла к красивому, но жёсткому для её раскормленного зада табурету. Подошла, ступая как-то по-свински. Верочка зажмурилась – ей вдруг показалось, что из матери  и впрямь собираются сделать свинью, чтобы потом заколоть и изжарить.
            Но вместо этого с головы избалованной профессорской дочки посыпались волосы. Они падали, словно бы сухие листья, падали и засыпали собой пол.
            - Вот молодец. Этак тебе   ещё лучше будет – не ровён час гнид бы завела. Теперь и твоей дочурке не грех обновиться.
            Верочка согласилась стать лысой и безмолвной куклой. Она уже не могла плакать. И когда Шершень требовал от неё ласк или радостной и  одновременно притворной  улыбки – она соглашалась и улыбаться, и ласкать его.
            Затем  она уничтожила все свои давнишние фотографии. Разорвала в клочки и выбросила в помойку. Та красивая профессорская внучка погибла. Словно бы попала под тяжёлый и страшный грузовик. Нынешняя Иволгина – подавальщица в дешёвой кооперативной забегаловке была совсем иной. Она густо и страстно помадила губы, выделяла ресницы и брови, а главное, носила яркие по-проституточьи яркие чулки в крупную сетку.
            Шершень от дешёвого «Беломора» перешёл на более стильные сигареты. Он совал эти пахучие трубочки с табаком в свой рот, словно бы избалованный малыш леденцы, совал и смотрел на такую вконец потерявшую себя Верочку.
            А та приучалась пить вино, исполнять дешёвые мерзкие мелодии и играть с друзьями своего полулюбовника-полуопекуна в карты.
 
            Она уже не стыдилась своей такой скверной жизни. Очень скоро ей стало всё равно, кто из этих существ вталкивает в её уже не такую брезгливую и разборчивую норку свой изголодавшийся по сладким судорогам член. Члены привычно выблёвывали своё содержимое, выблевывали и заставляли Верочку содрогаться в неведении, а что если одна из вытошнутых в её вагину струй семени могли превратиться в симбиозе с её некстати созревшей яйцеклеткой во что-то новое, но совершенно ненужное.
            Некоторые из наиболее брезгливых мужчин украшали свои пенисы затейливыми чехольчиками. Они называли их гондонами и бросали потом с какой-то неожиданной брезгливостью туда. Куда отправлялись использованные полиэтиленовые пакеты и прочие отслужившие свой век предметы.
            Изольда уже не выходила из своей комнаты. Она тупо исполняла свою роль наложницы, не обращая внимания на свою соперницу. Шершень специально стравливал их друг с другом, словно бы двух гавкучих собак, стравливал и чувствовал свою власть над этими окончательно опустившимися «интеллигентками».
            Могилы Бориса Ивановича и мужа Изольды пришли в запустение. Изольда боялась подходить к ним, словно бы нашкодившая девочка к осколкам разбитой ею чашки. Она вспоминала, как насмехалась над отцом Верочки, как звала его за глаза Иволгой, как, наконец, мечтала о какой-то иной более счастливой и беззаботной жизни.
            Шершень не церемонился с её постепенно дурневшим и старившимся телом. Она ужасно то желала забеременеть. То страшилась этого, словно бы гриппа, боясь понести в себе какого-нибудь мерзкого, похожего на персонажа фильма ужасов урода.
            Она не узнавала уже своей дочери. Верочка стала чужой – её нагое и  многократно поруганное тело было чужим. От него  давно пахло мерзким запахом разложения.
 
 
Бедная Лиза
Грешна, батюшка.
Рейтинг: +8 707 просмотров
Комментарии (8)
Natali # 26 сентября 2015 в 18:34 +1
Мда интересный рассказ.
Не надо быть шлюхой
Лучше жить в бедности. Чем ложиться под кого то
Лариса Чайка # 26 сентября 2015 в 23:48 +1
Тяжелая история.К сожалению и такие женские судьбы бывают.
С интересом читала!Благодарю,Денис,за творчество.
buket4
Юрий Ишутин ( Нитуши) # 27 сентября 2015 в 05:51 +1
Как-то странно...Какая-то пришлая мразота смогла так быстро и ,без особых усилий,поработить двух женщин,да ещё таких избалованных!Бывает же...Грустно... c0137
Денис Маркелов # 27 сентября 2015 в 09:49 +1
Часто так бывает. Люди со слабой волей обычно капризны и недалёки
Эдуард Руденко # 27 сентября 2015 в 11:27 +1
Да уж.... История. Однако так бывает, даже в "благородных" семьях...
super c0137
Никанор - Николай Голендухин 2 # 15 октября 2015 в 14:45 +2
Замкнутый круг для тех, кто не считает себя обычным человеком, но в жизни всё бывает временно...
Голендухин # 23 января 2016 в 15:51 +1
Избалованное мещанство - потенциальная жертва материального и душевного унижения...
Neihardt # 9 ноября 2017 в 23:20 0
Ну и?..
"Сучка не захочет - кобель не вскочит", как кинологи говорят.