Олимпиада для меня началась в сентябре 1979 года.
Тогда я учился на 3 курсе факультета ДМ в МАДИ. С началом учебного года нам объявили, что в связи с олимпиадой, мы будем учиться вечером, а днем работать на строительстве олимпийских объектов. Вот это была новость, вот это был удар. Хотя, впоследствии, оказалось, что это был удар, не по нам, а по обучению и преподавателям, ведь они также должны были вести занятия по вечерам
.
Итак, нас отправили ремонтировать общежития в студгородке у метро Сокол, построенные аж в 1929 году и находящиеся в ужасающем состоянии. Тогда еще ничего не предвещало войну и провал олимпиады, а ожидалось большое количество туристов, поэтому всюду строили какие-то кафе и восстанавливали любые общаги.
На лекции по вечерам мы, естественно, не ходили. Преподаватели тоже были обижены на власть, что она своими выкрутасами срывает, и учебный процесс, и привычный их график работы, поэтому они подобно нам манкировали занятиями. Те, кто пытались ходить после работы на вечерние занятия, рассказывали, что занятия длятся минут двадцать и заканчиваются словами - вы и так устали, идите домой отдыхать. А порою и вовсе - преподаватель не является и все студенты разбегаются.
Короче - когда началась сессия, никто ничего не спрашивал. Можно было нести любую галиматью, после чего препод открывал твою зачетку, смотрел предыдущую оценку и ставил точно такую же. Главное - делать вид, что ты отвечаешь, те глупцы, кто начинал мычать и не мог выговорить ни слова получал заслуженный неуд.
Во время сессии СССР развязал афганскую войну. Это было неприятно, поскольку мы шли в институт, дабы откосить от армии, а тут война! Видимо стало ясно, что олимпиада провалится, поскольку с нас перестали требовать работу, прекратили подвозить материалы. Мы играли днями напролет в карты, перезнакомились со всеми девицами из соседних корпусов общежития и через некоторое время нас перебросили с сокола на кочновский, где возводилось новое общежитие МАДИ, в котором, было предусмотрено биде в образе гибкого душа в сортире. Это было потрясающе для СССР, потому что даже в хороших гостиницах в то время такого увидеть было нельзя. В цокольном этаже был такой бардак, кучи песка, всякого мусора, что мы покопались там лопатами дня три и нас, вообще, оттуда выгнали. Мы, и не учились, и не работали, а сессию и всякие проекты с зачетами проезжали словами - мы трудились на олимпийских объектах! Помню один преподаватель дошел до того, что просто спрашивал - какую оценку вы должны были получить?
Приближение олимпиады чувствовалось - появилась, невиданная доселе, пепси-кола, продаваемая в особых палатках, за которой выстраивались очереди. И, под это, наш сокурсник Мишка, будущий герой Израиля, проведший четверть века на высотах Голана, устроился на лето туда работать, имея неплохой навар. Мотоцикл сразу купил, потом "Волгу". Появились импортные сигареты - знаменитые Marlboro, но их продавали только на олимпийских объектах, сделав их предметом спекуляции.
Ближе к лету стало ясно, что олимпиада провалилась и многие объекты, с особенности уличные кафе, остались недостроенными и потом много еще лет напоминали нам о войне и мире.
Но на этом наше участие в олимпиаде не закончилось. Летом из Москвы выгнали очень много лимитчиков, а Москву закрыли как ЗАТО, организовав проверку документов на платформах электричек и автодорогах. Сейчас уже не помню на какой срок, может на два месяца, может на один. Замкадыши остались без колбасных поездов! Этим воспользовался я, со своей московской пропиской, и, имея знакомых в городе Калинине, лихо стал возить туда московские продукты имея небольшой доход.
Лимитчиков сократили, но заводы остались. План надо было выполнять. Освободившиеся рабочие места заняли мы, студенты, в большинстве своем не имеющие никакого опыта в физическом труде. Нас направили на завод ЗиЛ, который тогда носил кличку Завод измученных Лимитчиков, если не ошибаюсь, во второй механосборочный цех. Завод бы темный внутри, полы измазаны маслом и СОЖем, ходить приходилось осторожно, особенно по металлическим лестницам. Многие жаловались на жару и духоту, но я, честно, ни того, ни другого не заметил. Было шумно, да, особенно на сборочном конвейере, где рабочие завязывали себе головы полотенцами, чтобы не оглохнуть. Никаких наушников в помине не было, в качестве обтирочной ветоши нам давали старые порванные рубашки, выдаваемые кадровым рабочим. Нам рабочей одежды не дали, пришлось принести свои обноски.
Оборудование представляло собой сборную солянку от советских станков 30х годов, на которых мне пришлось работать, до Ford и Grob среди которых были даже полуавтоматы. Но все это было настолько разнородно, что целой линии не получалось и от одного станка к другому детали приходилось возить или таскать руками.
Начальство пришло в ужас от таких рабочих, как мы. Белоручек, вроде покойного Миши Альшица, поставили на полуавтоматы, ну, а мне, знающему в какую сторону закручиваются и откручиваются гайки, сумевшему в 13 лет обить дверь дерматином, достался рукопашный шлифовальный станок 1938 года выпуска.
Не знаю, как остальные, а работал я весело. Станки стояли спарено лицом к лицу и моим напарником, к счастью, оказалась женщина родом из Воронежа, правда постарше меня на пять лет, отягощенная мужем-пьяницей и ребенком. Она жила в общаге ЗиЛа на бакинской улице. Я неоднократно провожал ее туда и потом мы больше года встречались, пока она, разведясь с мужем, не потеряла лимит и не была вынуждена уехать в свой Воронеж.
Работали мы, без скидок на неопытность, должны были выполнять план, наряду с кадровыми рабочими, никаких послаблений нам не делали, мы познали познали, и вечернюю, и ночные смены. Вечерняя, конечно, была не так ужасна, как ночная, но в то время, магазины заканчивали работать очень рано, поэтому выйдя с завода даже в одиннадцать часов вечера, поесть было негде. Приходилось брать с собой на работу сидорок с хлебом. Конечно, особенно, поначалу, брака мы наделали ой-ой-ой, короче внесли свой неоценимый вклад в развал СССР.
Несмотря на занятость, я, каким-то образом, выбрался посмотреть встречу олимпийского огня на Кутузовском проспекте. Помню была небольшая толпа народа вдоль проспекта, живой цепью стояли милиционеры, но как-то это все было скучно, сухо и пресно. Появился спортсмен с факелом, передал другому и все... Тот убежал в направлении гостиницы Украина и стал не виден. Не было ощущения праздника. Все очень шаблонно и механически, что аплодисменты, что махание флажками. Зато хорошо насмешил меня маленький мальчик, стоящий неподалеку с воздушным шариком, который он беспрестанно мял. Мял, пока тот не лопнул. От этого хлопка, стоящий поблизости, юный милиционер так вздрогнул, что прям подпрыгнул и я, откровенно громко, захохотал.
Ну, а поставил точку во всех этих олимпийских страстях, начальник цеха, который подошел к нам и сказал - ребята, Высоцкий умер! Вот это был для нас настоящий удар - смерть кумира, как минимум двух поколений.
А так - спортом я никогда не интересовался. Одно дело - погонять мяч, побегать, попрыгать самому, но смотреть, как это делают другие, у меня не вызывало интереса. Поэтому, даже финал олимпиады с полетом медведя, я увидел только лет через двадцать пять.
Помочь сайту
Поздравления
