Дедушка мой делал что мог, чтобы как-то устроить жизнь своих детей. Старшую боевую Нюрку, увлеченную примером Паши Ангелиной и бредившую автомобилями, устроил на курсы шоферов. Младшую дочь Лину отправил в Москву, рассчитывая, что там ей будет легче пробиться в жизни. Устроиться в столице с жильем помогла ей родная тетка Ксюша, - сестра матери. Приютила в своих тесных комнатках, где жила она с мужем и сыном Мишкой, выделив ей «темнушку».
Сына после окончания седьмого класса дедушка решил отправить учиться в техникум. В октябре 1935 года в возрасте 16 лет Михаил поступил в московскую областную школу садоводства, которая располагалась в подмосковном поселке Мысово. В 1937 году он окончил её, получив специальность техника-садовода.
Незадолго до окончания школы Михаил познакомился с шестнадцатилетней Дусей Петровой, - моей будущей матерью, гостившей тогда у своей сестры, которая проживала в Москве. Через несколько дней, - 25 сентября 1937 года их отец, - Иван Николаевич Петров будет арестован и осужден по 58 статье на 10 лет лагерей.
В течение последующих двух лет Михаил работал в городском хозяйстве, находившемся на попечении его отца, - сначала - участковым агрономом РайЗО, затем - бухгалтером учебно-курсового комбината горторга, помощником заведующего центральным складом, заведующим овощной базой. Дедушка как мог, продвигал его по служебной лестнице.
Конец 30-х годов – удивительное в своей противоречивости время советской истории. Время жесточайших репрессий и массовой гибели людей. И вместе с тем время гигантских строек, - ДнепроГЭСа и Сталинградского тракторного, Магнитки и Комсомольска на Амуре; время беспосадочного перелета советских летчиков через Северный полюс в Америку; время экспедиции папанинцев на Северный полюс и героического спасения экипажа ледокола «Челюскин».
В 1937 году по республикам прокатился призыв: «Даешь стране 100 тысяч летчиков!». Через систему добровольного общества «Осоавиахим» в стране развернулась сеть аэроклубов и школ, через которые стали готовить будущие военные кадры: водителей автомобилей и танков, моряков и химиков, парашютистов-десантников и летчиков. Нужно отдать должное пропагандистам того времени, - они умели делать свое дело.
Михаил не остался в стороне от этих событий. Как и тысячи его сверстников, мечтая стать летчиком, - командиром Красной Армии, он в 1938 году поступил учиться в Сталиногорский аэроклуб, где прошел полный курс теоретической и летной подготовки на легендарном У-2, выполнил два прыжка с парашютом. Оставалось лишь сдать зачеты. Но сделать это он не успел, - осенью его призвали в армию. Было ему в ту пору 20 лет.
Весной 39-го Михаил женился на той самой Дусе Петровой, с которой познакомился в год окончания школы садоводства. О том, что отец Дуси арестован и осужден по 58 статье, в доме Ивана Гавриловича знали, но как-то не придали этому особого значения. Подобного рода аресты были тогда частым явлением, к этому почти привыкли. К тому же причина ареста казалась какой-то надуманной, надеялись, что разберутся и выпустят. А главное – никто еще не знал, чем может это обернуться для родственников и близких людей.
В 1936 году правительством было принято решение о создании особого Кремлевского полка. В полк подбирали высоких, крепких, красивых ребят. Михаил по стати своей вполне соответствовал этим критериям. Но разве мало было таких парней-новобранцев в России? Думаю, что не обошлось здесь без хлопот Ивана Гавриловича, должно быть помнившего, как его самого в канун Первой Мировой зачислили в элитный гренадерский Таврический полк в числе избранных молодцов.
Верны ли мои догадки, - точно не скажу, но Михаила направили в распоряжение Управления коменданта Московского Кремля, и через месяц он уже был курсантом кремлевской военной школы. Конечно, кремлевская школа не летное училище, - уж очень не хотелось ему расставаться со своей мечтой, но Кремль – место, без сомнения, престижное для армейской службы. И родные места почти рядом. Вот выучусь, - думал Михаил, стану командиром Красной Армии, а там видно будет…
Но курсантом Кремлевской военной школы ему пришлось быть недолго, - всего лишь полтора месяца. Здесь началась для него цепь злополучных жизненных неудач, явившихся следствием его женитьбы. Проверка документов показала, что Михаил женат на дочери «врага народа», осужденного по 58 статье.
Тогда, - в годы репрессий, много говорилось и писалось, что дети, мол, за своих родителей не отвечают. И уж тем более не должен был отвечать зять за своего тестя, которого он еще и не видел ни разу. На деле все было по иному, - руководство Управления посчитало, что зятю «врага народа» не место в Кремле. Михаила отчислили из школы и перевели служить в далекий Пятигорск, - в 17-й конно-ремонтный пограничный полк. Можно представить себе душевное состояние парня, получившего такую «плюху».
Впрочем, вскоре он привык к своему новому положению, и все наладилось. У кавалеристов свои традиции и свой шик, - длиннополая кавалерийская шинель, шлем-буденовка, позванивающие шпоры на сапогах. Посмотрите на старые фотографии, - какими молодцами выглядели эти красноармейцы! Дисциплина в армии тогда была жесткая. Не было той расхлябанности, панибратства и «дедовщины», которыми порой страдает нынешняя российская армия.
Командир полка, просматривая анкету новоприбывшего, обратил внимание на красивый почерк Михаила, определил его старшим писарем эскадрона. Это дало ему определенные возможности по чтению и самоподготовке.
Рядом с местом расположения полка находился аэродром Пятигорского аэроклуба. Парня вновь стала обуревать еще не угасшая мечта. Каждую свободную минуту использовал он для наблюдения за жизнью аэродрома, глаз не мог оторвать от уходящих в небо самолетов.
Это заметил комиссар полка батальонный комиссар Кочанов. Завел беседу, во время которой Михаил рассказал ему о своей мечте, своих занятиях в Сталиногорском аэроклубе, обо всем, что с ним произошло в последние полгода. Комиссар выслушал и разрешил ему вечерами ходить на занятия в аэроклуб.
В феврале 1940 года в Пятигорск приехал Иван Гаврилович. Приехал, видимо, с тем, чтобы повидаться с сыном, поддержать его. Был ли он в это время в отпуске с попутным намерением подлечиться, или в командировке по служебной надобности, - не знаю. Но пробыл он в Пятигорске довольно долго, - не меньше месяца. На одной из фотографий того времени, где они стоят у грота, виден еще не растаявший снег и стоит дата – 24 февраля 1940 года. К слову сказать, – это день моего рождения.
За месяц, даже при ограниченности встреч, о многом можно было переговорить. Без сомнения получили они вскоре и известие о моем рождении. А, значит, и «обмыли» появление на свет сына и внука - продолжателя рода именно там, - на пятигорской земле.
И еще одна деталь. Именно тогда, в марте 1940-го, Михаил вступил в партию. Надо полагать не без влияния батальонного комиссара. Думаю, что рекомендации ему дал отец, - Иван Гаврилович (у него был к тому времени уже более чем 10-летний партийный стаж) и батальонный комиссар Качанов, с которым, я не сомневаюсь, Михаил познакомил своего отца.
Все лето он занимался по вечерам в аэроклубе. Освоил легкомоторные самолеты Ут–1 и Ут–2, сдал зачеты, и осенью 1940 года поступил в Ейское военно-морское авиационное училище. Казалось бы, мечта стала осуществляться. Здесь он научился летать на истребителях И-5, И-15 («ишачках», как их ласково называли летчики), освоил новый скоростной истребитель И-16 «Чайка». Сохранилась фотография того времени, - отец стоит в форме краснофлотца-курсанта, держась за руль велосипеда. Черные брюки-клёш, пряжка с якорем и звездой на широком ремне, белая форменка поверх тельняшки, бескозырка под белым чехлом. В глазах – радость, и уверенность в своем будущем.
Но Судьбе, видно, было неугодно, чтобы он стал лётчиком. Все повторилось. При проверке документов органами НКВД выплыла история его отчисления из кремлевского полка, и его причины. Разразился скандал. Никто не захотел брать на себя ответственность за возможные поступки будущего летчика - командира Красной Армии, женившегося на дочери «врага народа». Стали выяснять, как это он попал в партию, кто ему дал рекомендации, проверять биографии Ивана Гавриловича и батальонного комиссара Качанова. Однако ничего предосудительного не нашли.
Представьте себе, что творилось на душе парня, подвергавшегося в эти дни ежедневным ну если не допросам, то расспросам с пристрастием. Он почувствовал себя изгоем. Большая часть бывших товарищей по училищу отшатнулись от него. Были и такие, кто давал «добрый» совет:
- Брось ты Дуську свою, напиши заявление о разводе, о том, что осуждаешь своего тестя, его антисоветскую деятельность. И все наладится.
Лишь немногие, наиболее близкие друзья действительно сочувствовали Михаилу, видели всю несправедливость совершавшихся вокруг него действий. Но и они вынуждены были говорить об этом с оглядкой, - таково уж было время! Да и чем они могли ему помочь?
Заявления о разводе Михаил не написал, не стал охаивать и Ивана Николаевича, – отца Дуси. Он знал об истории его ареста с её слов, верил ей, и не видел в действиях тестя ничего предосудительного. Этого ему не простили. Из партии, правда, Михаила не исключили, но из училища отчислили, возвратили в Пятигорский конно-ремонтный полк.
*
Батальонный комиссар Кочанов был раздосадован. Пламенный коммунист и ярый сторонник Советской власти, он недолюбливал энквдешников, считал, что многие из них сами превратились во врагов народа, рубят сук, на котором держится молодая Советская республика и её армия. С горечью узнавал об арестах своих бывших боевых товарищей и друзей, проверенных огнем гражданской войны.
- Не знаю, что там было у твоего тестя…, но вы-то с Дусей здесь причем? – не скрывал он своего возмущения. - Тебе лишь двадцать, из крестьян, отец, – один из первых коммунистов на селе, был секретарем горкома партии, сейчас не малую должность занимает. Ты сам советский техникум окончил, аэроклуб, призван был служить в Кремль! А Дусе твоей сколько? Восемнадцать! Курам на смех, - девчонка еще совсем. И ведь тоже из трудовой крестьянской семьи. Иван Гаврилович сказывал, что отец её добровольно в колхоз вступил…. Да что они там все с ума посходили, что ли? Своих бьют!
Помолчал, над чем-то размышляя. Успокоившись, сказал:
- Ничего-о-о, придет время и там порядок наведут. А ты, Михаил, не отчаивайся, не поддавайся, - стой на своем. Решил стать командиром Красной Армии, - так добивайся! Знаешь, как это в драке бывает, - не защищаться надо, а самому в атаку идти. С умом, конечно.
Вот что я тебе посоветую, - поступай-ка ты в военное училище НКВД. Они против тебя, а ты, – вот таким манером - прямо к ним в серёдку. Не на оперативную работу, конечно, - там враз скурвишься, а по своей гражданской специальности. Отец говорил, ты ведь и бухгалтером работал и завбазой продуктовой. Станешь начфином или начальником продуктово-фуражной службы, а там видно будет. В армии такие специалисты во как нужны, - резанул он ребром ладони по горлу, - это тебе каждый комполка скажет. Возьмут, - никуда не денутся. А там, - в войсках НКВД, - молодые, преданные Советской власти ребята сейчас нужны может быть больше, чем где-нибудь в другом месте.
А я тебе помогу, - как только придет в полк разнарядка, предоставлю возможность поехать поступать. Ты только не подкачай на вступительных экзаменах.
Комиссар своё обещание исполнил, - весной 1941-го Михаил был направлен в Москву для поступления в Военно-техническое училище Народного Комиссариата Внутренних Дел имени Менжинского, а в мае 41-го, - за месяц до начала войны, успешно сдав вступительные экзамены, стал курсантом.
На всю жизнь врезался в память благодарного Михаила образ этого замечательного человека, - доброго и все понимающего, настоящего коммуниста, преданного народной власти, лихого командира-конника и мудрого наставника молодых, - батальонного комиссара Качанова. Больше им встретиться не пришлось.
Много лет спустя, вспоминая о своей юношеской мечте стать лётчиком и своих друзьях-товарищах по Ейскому военно-морскому авиационному училищу, отец говорил:
- Такова Судьба! Может быть, потому я и остался в живых. Ведь практически все они, - эти молодые ребята, погибли в войне, - сгорели в воздухе, или нашли свою смерть в морской пучине.
Помочь сайту
Поздравления
