Не остави нас

Господи, ежи еси, на небеси,
Да святится имя твоё...
Да придет...
Слова, то чётко слышались, а то откуда-то издалека, иногда пропадая совсем. Но я знал эту молитву на память, столько раз слышал её, что заучил на слух. Глаза защекотало... от спокойного голоса бабушки молящейся обо всей многочисленной родне, от косого луча солнца пригревшегося рядом на подушке и чуть касающегося лица, от тихого подсасывания младшего брата уткнувшегося мне в спину. В полудрёме я улыбался радуясь... Чему? Я не мог объяснить, просто было хорошо, и всё. Бабушка закончила молитву. Слезинка не удержалась и сбежала по щеке на подушку. По скосу крыши скатилось яблоко, и тяжело ударилось о землю. Но и этот звук не разбудил окончательно. Глаза слипались, и тут же виделись сны... яркие и хорошие. Прерывались, и вновь появлялись...
Вода была тёплой, прозрачной. Видны были гребни песка намытые подводным течением, мелкие и не очень мелкие рыбёшки, лягушка шустро преодолевала путь к берегу, спеша укрыться в тростнике от цапель... по коленки в воде я брёл вдоль берега, сзади оставались фонтанчики поднятого мной песка, на которые жадно набрасывались мальки... Что-то кольнуло ступню, показалась кровь, размытым пятнышком рассеиваясь в воде...
Вновь послышались слова молитвы, но в этот раз голос был со скрываемой, еле сдерживаемой тревогой, в нём слышалась боль... страдание. Я забеспокоился, пытаясь проснуться заворочался. Молитва прекратилась, чьи-то руки придерживали меня, и голос... знакомый голос шёпотом уговаривал меня: тихо-тихо, всё хорошо, всё уже хорошо... Я успокоился и от тёплых нежных прикосновений, и от голоса, который вспомнил, это голос мамы... как же я не вспомнил сразу, не узнал. Слезинка не удержалась и сбежала по щеке на подушку. Мягким касанием вытерли лицо. Я улыбнулся...
Я шёл по коридору, шаги гулко отдавались от стен, из-за закрытых дверей доносились голоса. Коридор был пуст, оно и понятно... шёл урок. Случайно глянув в окно, я замер - на дороге лежал наш школьный пёс - Звонок... Звоночек, пытавшийся подняться, видимо попал под колёса. Водители притормаживали и объезжали. Я, развернувшись, бросился бежать, громко стуча ботинками и теряя мел, который нёс из учительской в класс.
Звонок уже дополз до бордюра, приближался большой грузовик, и водитель явно не собирался тормозить и сворачивать. Я, закусив губу, бросился на дорогу, схватил Звоночка на руки... Мимо обдавая рёвом и скрежетом, бешено сигналя, как-то перекосившись, промчал самосвал с песком. Машина, заскрипев тормозами, остановилась за пешеходным переходом. Водитель белее школьного мела бежал ко мне и орал. Но я его не слышал. Звоночек у меня на руках затих, лизнув руку... Слезинка не удержалась и скатилась по щеке на перепачканную кровью шерсть пса.
Бежали люди, громко крича и топая ногами, кто-то плакал, так плачут не от обиды, но за кем-то, кем-то хорошим и родным... когда тот умирает. Я оглянулся. Ничего, и никого: ни машин, ни школы, ни людей... не было и пса, только его кровь на моей одежде. Кто-то просил не плача: держись, держись миленький... держись, я за тебя молюсь. Мешал свет, то нарастая, то убывая, так бывает в длинном тоннеле. Шум становился всё отчётливее, я хотел посторониться и... не смог. Мне очень не хотелось мешать людям, которые спасали кого-то. И от отчаянья, что не только не бегу вместе с ними, но даже не могу посторониться, я заплакал. Слеза скатилась по щеке...
Голос шептал: ... да не остави нас...
Я улыбнулся, мне было хорошо.