Туман был не густой, стелился низко, на уровне колен. Небо обещало тёплый вешний день. Мыкола сидел на ступени и дымил трубочкой из
корня шиповника. Нога привычно ныла, он потирал её и улыбался, хорошо из госпиталя сбежал, а то отрезали бы, а так, какая ни есть но но-
га. Вздохнул... вспомнив о войне. Нахмурившись вздохнул ещё раз, тяжелее. Вспомнил жену Марию, всю войну в эвакуации была, но и её вой-
на не пощадила - на колхозном поле разорвало миной, после 15 лет мирной жизни.
Дым поднимался замысловатыми струйками и клубами, разносился невидимыми потоками воздуха, иногда стлался вместе с туманом, при-
касаясь к нему, словно ластясь, но туман отступал и расступался, испуганно шарахаясь от тёплого дыма. Петух захрипел на засохшей ветке
вишни, срезать бы её, да петух облюбовал и только с неё и кричит по утрам. По улице гнали череду* на выпас, Гнат поздоровался, Мыкола
ответил и поделился своим табаком, трубочка конечно же у пастуха была его, Мыколына. И дудка его работы.
Дядько Мыкола, день то какой будет, сегодня только по лозу и идти. Смотрите, если нужно то я нарежу, а подпаски, который снесёт вам.
Не Гнат, я сам. Тут почувствовать нужно, я их не одну веточку руками потрогаю, пока найду ту, что зазвучит. Вот из той и выйдет хорошая
сопилка*. Спасибо тебе, но чуть попораюсь* ещё, расхожу ногу, и пойду в лес. Спасибо тебе, Гнате. На том и разошлись.
К обеду Мыкола добрался до леса, старенькая "Украина" работала исправно, поскрипывала но ехала хорошо. Оставив велосипед возле леса
Мыкола шёл вдоль Синявки приглядываясь к вербам и ивам. Трогал ветки, со стороны казалось, что ему было неловко перед деревьями и ку-
стами, за то, что их беспокоит. Что-то приговаривал, гладил стволы и ветки. Те которые "звучали", как он объяснял свой выбор для ин-
струментов, аккуратно срезал секатором или ножом. Выражение лица при этом было такое, будто готов был расплакаться. Иногда и плакал,
замазывая жирной глиной срезы. Брал всегда живое дерево, объясняя тем, что оно звучит так, как голос живой - чисто, правдиво. И мелодия от такого инструмента припадала до души. И прощение просил, как у живого.
Его считали странным, и не только в их Василёвке. Ещё бы: не пьёт, хоть и мастер на все руки, сколько времени прошло как Марию
схоронил, а всё сам, дудки делает такие, что аж из Киева приезжают заказывают, а деньги не берёт, разве кто оставит на не приметном
месте. Так он ещё и сокрушается: деньги то, деньги забыли, и много, что ж мне теперь с ними делать? Отослать то не знаю куда. Откла-
дывал в шкатулку, может ещё приедут, тогда и отдам. Странный и всё тут.
Но и дудки, свистки, свирели... делал такие, что специалисты не раз удивлялись звучанию инструментов. Приезжали, чтоб научил,
опытом поделился. Но как-то не ладилось, и с собой водил, и показывал как лозу выбирает, и как инструмент делает, а получалось...
Вздохнул - его звучали, а приезжих - звучали то же, но не живым звуком, как объяснить он не знал, но и сами мастера видели разницу, а
причину понять не могли. Сколь не ездили, всё без толку. Решили, что хитрит дед, секрет не открывает. И деньги предлагали, и дом под-
править, но Мыкола искренне не понимал, почему у них не получались дудки, всё показал, по совести. А как же иначе? Городские постепен
но интересен и утратили, нет - за инструментами приезжали, а вот учиться...
А тут, соседский Максим всё вертелся, как только время есть, так и к нему сидит и смотрит, как дед дудки вырезает, себе чего-то
стружит, да всё смешно звучит - пискляво или по петушиному. Но пришёл день, когда зазвучала дудка Максимова, да ещё как. Соседи
заслышав пришли послушать, Мыколу поздравляют, а тот отнекивается: Максим мол дудочку сделал, его она. Сначала не поверили, думали
мальца выгораживает...
С того времени много чего переменилось. Мыколу схоронили, как он и хотел - возле его Марии. Максим выучился, работал в Киеве. Но
часто наведывался в Василёвку. Бывало и месяц жил, дудки делал... те дудки, что звучали. Его, тоже признали как странного - за дудки
денег не брал, как и учитель его. Приговаривал: я ж душу в них вкладываю, неужто за душу деньги возьму?.. Странный, и всё тут...
череда - стадо
сопилка - дудочка
попораюсь - управлюсь
Мыкола
23 февраля 2013 -
Леонид Жмурко
[Скрыть]
Регистрационный номер 0119277 выдан для произведения:
Туман был не густой, стелился низко, на уровне колен. Небо обещало тёплый вешний день. Мыкола сидел на ступени и дымил трубочкой из
корня шиповника. Нога привычно ныла, он потирал её и улыбался, хорошо из госпиталя сбежал, а то отрезали бы, а так, какая ни есть но но-
га. Вздохнул... вспомнив о войне. Нахмурившись вздохнул ещё раз, тяжелее. Вспомнил жену Марию, всю войну в эвакуации была, но и её вой-
на не пощадила - на колхозном поле разорвало миной, после 15 лет мирной жизни.
Дым поднимался замысловатыми струйками и клубами, разносился невидимыми потоками воздуха, иногда стлался вместе с туманом, при-
касаясь к нему, словно ластясь, но туман отступал и расступался, испуганно шарахаясь от тёплого дыма. Петух захрипел на засохшей ветке
вишни, срезать бы её, да петух облюбовал и только с неё и кричит по утрам. По улице гнали череду* на выпас, Гнат поздоровался, Мыкола
ответил и поделился своим табаком, трубочка конечно же у пастуха была его, Мыколына. И дудка его работы.
Дядько Мыкола, день то какой будет, сегодня только по лозу и идти. Смотрите, если нужно то я нарежу, а подпаски, который снесёт вам.
Не Гнат, я сам. Тут почувствовать нужно, я их не одну веточку руками потрогаю, пока найду ту, что зазвучит. Вот из той и выйдет хорошая
сопилка*. Спасибо тебе, но чуть попораюсь* ещё, расхожу ногу, и пойду в лес. Спасибо тебе, Гнате. На том и разошлись.
К обеду Мыкола добрался до леса, старенькая "Украина" работала исправно, поскрипывала но ехала хорошо. Оставив велосипед возле леса
Мыкола шёл вдоль Синявки приглядываясь к вербам и ивам. Трогал ветки, со стороны казалось, что ему было неловко перед деревьями и ку-
стами, за то, что их беспокоит. Что-то приговаривал, гладил стволы и ветки. Те которые "звучали", как он объяснял свой выбор для ин-
струментов, аккуратно срезал секатором или ножом. Выражение лица при этом было такое, будто готов был расплакаться. Иногда и плакал,
замазывая жирной глиной срезы. Брал всегда живое дерево, объясняя тем, что оно звучит так, как голос живой - чисто, правдиво. И мелодия от такого инструмента припадала до души. И прощение просил, как у живого.
Его считали странным, и не только в их Василёвке. Ещё бы: не пьёт, хоть и мастер на все руки, сколько времени прошло как Марию
схоронил, а всё сам, дудки делает такие, что аж из Киева приезжают заказывают, а деньги не берёт, разве кто оставит на не приметном
месте. Так он ещё и сокрушается: деньги то, деньги забыли, и много, что ж мне теперь с ними делать? Отослать то не знаю куда. Откла-
дывал в шкатулку, может ещё приедут, тогда и отдам. Странный и всё тут.
Но и дудки, свистки, свирели... делал такие, что специалисты не раз удивлялись звучанию инструментов. Приезжали, чтоб научил,
опытом поделился. Но как-то не ладилось, и с собой водил, и показывал как лозу выбирает, и как инструмент делает, а получалось...
Вздохнул - его звучали, а приезжих - звучали то же, но не живым звуком, как объяснить он не знал, но и сами мастера видели разницу, а
причину понять не могли. Сколь не ездили, всё без толку. Решили, что хитрит дед, секрет не открывает. И деньги предлагали, и дом под-
править, но Мыкола искренне не понимал, почему у них не получались дудки, всё показал, по совести. А как же иначе? Городские постепен
но интересен и утратили, нет - за инструментами приезжали, а вот учиться...
А тут, соседский Максим всё вертелся, как только время есть, так и к нему сидит и смотрит, как дед дудки вырезает, себе чего-то
стружит, да всё смешно звучит - пискляво или по петушиному. Но пришёл день, когда зазвучала дудка Максимова, да ещё как. Соседи
заслышав пришли послушать, Мыколу поздравляют, а тот отнекивается: Максим мол дудочку сделал, его она. Сначала не поверили, думали
мальца выгораживает...
С того времени много чего переменилось. Мыколу схоронили, как он и хотел - возле его Марии. Максим выучился, работал в Киеве. Но
часто наведывался в Василёвку. Бывало и месяц жил, дудки делал... те дудки, что звучали. Его, то же признали как странного - за дудки
денег не брал, как и учитель его. Приговаривал: я ж душу в них вкладываю, неужто за душу деньги возьму?.. Странный, и всё тут...
череда - стадо
сопилка - дудочка
попораюсь - управлюсь
корня шиповника. Нога привычно ныла, он потирал её и улыбался, хорошо из госпиталя сбежал, а то отрезали бы, а так, какая ни есть но но-
га. Вздохнул... вспомнив о войне. Нахмурившись вздохнул ещё раз, тяжелее. Вспомнил жену Марию, всю войну в эвакуации была, но и её вой-
на не пощадила - на колхозном поле разорвало миной, после 15 лет мирной жизни.
Дым поднимался замысловатыми струйками и клубами, разносился невидимыми потоками воздуха, иногда стлался вместе с туманом, при-
касаясь к нему, словно ластясь, но туман отступал и расступался, испуганно шарахаясь от тёплого дыма. Петух захрипел на засохшей ветке
вишни, срезать бы её, да петух облюбовал и только с неё и кричит по утрам. По улице гнали череду* на выпас, Гнат поздоровался, Мыкола
ответил и поделился своим табаком, трубочка конечно же у пастуха была его, Мыколына. И дудка его работы.
Дядько Мыкола, день то какой будет, сегодня только по лозу и идти. Смотрите, если нужно то я нарежу, а подпаски, который снесёт вам.
Не Гнат, я сам. Тут почувствовать нужно, я их не одну веточку руками потрогаю, пока найду ту, что зазвучит. Вот из той и выйдет хорошая
сопилка*. Спасибо тебе, но чуть попораюсь* ещё, расхожу ногу, и пойду в лес. Спасибо тебе, Гнате. На том и разошлись.
К обеду Мыкола добрался до леса, старенькая "Украина" работала исправно, поскрипывала но ехала хорошо. Оставив велосипед возле леса
Мыкола шёл вдоль Синявки приглядываясь к вербам и ивам. Трогал ветки, со стороны казалось, что ему было неловко перед деревьями и ку-
стами, за то, что их беспокоит. Что-то приговаривал, гладил стволы и ветки. Те которые "звучали", как он объяснял свой выбор для ин-
струментов, аккуратно срезал секатором или ножом. Выражение лица при этом было такое, будто готов был расплакаться. Иногда и плакал,
замазывая жирной глиной срезы. Брал всегда живое дерево, объясняя тем, что оно звучит так, как голос живой - чисто, правдиво. И мелодия от такого инструмента припадала до души. И прощение просил, как у живого.
Его считали странным, и не только в их Василёвке. Ещё бы: не пьёт, хоть и мастер на все руки, сколько времени прошло как Марию
схоронил, а всё сам, дудки делает такие, что аж из Киева приезжают заказывают, а деньги не берёт, разве кто оставит на не приметном
месте. Так он ещё и сокрушается: деньги то, деньги забыли, и много, что ж мне теперь с ними делать? Отослать то не знаю куда. Откла-
дывал в шкатулку, может ещё приедут, тогда и отдам. Странный и всё тут.
Но и дудки, свистки, свирели... делал такие, что специалисты не раз удивлялись звучанию инструментов. Приезжали, чтоб научил,
опытом поделился. Но как-то не ладилось, и с собой водил, и показывал как лозу выбирает, и как инструмент делает, а получалось...
Вздохнул - его звучали, а приезжих - звучали то же, но не живым звуком, как объяснить он не знал, но и сами мастера видели разницу, а
причину понять не могли. Сколь не ездили, всё без толку. Решили, что хитрит дед, секрет не открывает. И деньги предлагали, и дом под-
править, но Мыкола искренне не понимал, почему у них не получались дудки, всё показал, по совести. А как же иначе? Городские постепен
но интересен и утратили, нет - за инструментами приезжали, а вот учиться...
А тут, соседский Максим всё вертелся, как только время есть, так и к нему сидит и смотрит, как дед дудки вырезает, себе чего-то
стружит, да всё смешно звучит - пискляво или по петушиному. Но пришёл день, когда зазвучала дудка Максимова, да ещё как. Соседи
заслышав пришли послушать, Мыколу поздравляют, а тот отнекивается: Максим мол дудочку сделал, его она. Сначала не поверили, думали
мальца выгораживает...
С того времени много чего переменилось. Мыколу схоронили, как он и хотел - возле его Марии. Максим выучился, работал в Киеве. Но
часто наведывался в Василёвку. Бывало и месяц жил, дудки делал... те дудки, что звучали. Его, то же признали как странного - за дудки
денег не брал, как и учитель его. Приговаривал: я ж душу в них вкладываю, неужто за душу деньги возьму?.. Странный, и всё тут...
череда - стадо
сопилка - дудочка
попораюсь - управлюсь
Рейтинг: 0
531 просмотр
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!