Материнский подвиг. Быль.

Тревожное ржание заполнило округу. Скорее, это было не ржание, а в переводе на человеческий язык, раздирающий душу, крик о помощи.
В огромном котловане, метров пятнадцати в диаметре и глубиной не менее трёх-четырёх, в холодной мартовской воде тонул жеребёнок. По краю котлована метались откормленный жеребец и плотная низкорослая лошадка, видимо, первородок, каурой масти с красивой гривой и «белыми носочками» на ногах.

Это была лошадиная семья одного из зажиточных казахов, который проживал в частном доме неподалёку от многоэтажек. Кони свободно расхаживали по территории посёлка и были любимцами, как взрослых, так и детей.Они были настолько доверчивы, что даже брали из рук незнакомых людей сахар и хлеб.Особой любовью пользовался подросток – жеребёнок, который сейчас находился в беде.

Котлован, вырытый экскаватором на месте порыва водопровода года три назад, располагался между домов густонаселённого района и давно превратился в неогороженное озеро, заполненное постоянно текущей туда водопроводной водой, в паводок талой, а осенью дождевой.
Глинистая почва не позволяла воде высыхать.

Летом вода наполовину испарялась, а в предзимье рукотворное озеро, дополненное дождями, замерзало на радость детворе. Ребятишки катались на санках и коньках, вопреки запретам родителей, опасающихся за их жизни. Но, как говорят, Бог от большой беды людей миловал, но вот жеребенка не уберёг...

Ступив на затянутую тонким весенним ледком поверхность, жеребёнок тут же провалился и теперь пытался выбраться из ямы.
Тонким подростковым фальцетом он пытался призвать на помощь мечущихся здесь же родителей.Они в беспокойстве то подбегали к краю, то с тревогой поглядывали на собирающихся к месту происшествия любопытствующих людей. К слову сказать, их набиралось всё больше; многие спешили на работу, в школы, вели детей в детские сады…

Лошадка опустила передние ноги и голову на край ямы и старалась успокоить тонущего сына. Но, видя, что ситуация опасна, прыгнула в холодную серую жижу. За ней с громким ржанием последовал и жеребец.

Люди, стоящие неподалёку, оказались окутаны огромными кляксами грязных брызг и отпрянули от края.

Теперь уже вся семья барахталась в тине, разрывая воздух тревожными криками. Водой назвать месиво грязи, прошлогодней травы и осенних опавших листьев, перемешанных в одну массу, назвать было трудно.

И жеребец-отец, и лошадка пытались помочь, подталкивая мордами, но высокий берег никак не поддавался слабеющему с каждой минутой, жеребёнку. Борьба длилась довольно долго.

Бедный жеребчик, поддерживаемый с обеих сторон родителями, в изнеможении падал и падал вниз, окунаясь с головой в жижу. Осклизлые края ямы не давали ему возможности зацепиться за что-либо. Из-под сорванных копыт текла кровь.

Стоящие люди со страхом и болью смотрели на трагедию, разыгрывавшуюся на их глазах, но помочь ничем не могли…

Жеребёнок совсем ослабел. У его родителей силы тоже были на исходе. Видимо, понимая, что борьба за жизнь сына бесполезна, жеребец с усилием выбрался из ямы и молча стал наблюдать за бултыхающейся лошадкой и сыном, понурив голову. Глаза его тоскливо покрывались поволокой. С туловища стекала грязно-серая жижа, которая на пронизывающем ветру, прозванным казахами, «бишкунаком», коркой застывала на нём. По корпусу жеребца время от времени пробегала дрожь. Иногда он призывно ржал, видимо для того, чтобы поддержать и успокоить тонущую семью.

А смертельная схватка продолжалась…
Жеребёнок поднимал голову, которая сразу же сникала, как подкошенная, хриплый стон вырывался из его груди. Сам он каким-то чудом ещё оставался на поверхности. Вылезшие от страха и ужаса происходящего из орбит глаза смотрели на людей умоляюще. Он старался открытым ртом хлебнуть как можно больше воздуха, но горло его уже было наполовину заполнено грязью, и жеребчик, задыхаясь, снова уходил в глубину.

Мать, почти потерявшая силы, плавала возле него, стараясь крупом подтолкнуть сына к берегу. Но она всё чаще давала передышку себе.

Время от времени они вместе уходили в хлябь. Из уст лошади раздавалось уже не ржание, а такой же, как у жеребёнка, хрип. Пена клубками растекалась по поверхности, оттеняя взбаламученное озеро.

Родители, ведущие детей в детский сад, старались не задерживаться и, торопливо взглянув на трагедию, быстро удалялись. Остальные, устав наблюдать, молча расходились по своим делам, виновато опустив головы от бессилия...

Прижав сына к скользкому краю, перебирая ногами, лошадка и жеребёнок затихли. Налитые кровью от натуги глаза матери смотрели на утреннее солнце, на кроны нераспустившихся деревьев, на таявшую толпу людей и понурого жеребца.

- Давай, давай, выбирайся, - молил жеребёнка мальчик лет десяти. Он уже опоздал в школу. Расстегнув портфель и вытащив припасённый матерью бутерброд с сыром, подросток протянул его жеребёнку. И тут же чуть не угодил в яму, но был схвачен за капюшон мужчиной…

Ни мать, ни сын ни на что не реагировали. Голова жеребёнка от бессилия не держалась. Казалось, он был в глубоком обмороке.

Оба вновь оказались под грязной жижей.

Внезапно лошадка скрылась с головой и, поднырнула под неподвижное тело сына. Издав почти предсмертный хрип и подняв вулкан грязно-серой массы, спиной вытолкнула жеребёнка из котлована...

Он лежал на голой земле, не реагируя ни на что.

Толпа ахнула и отодвинулась. Лошадь делала попытки выбраться ещё минут десять и, наконец, выкарабкалась из ямы. Трепеща всем телом, тут же начала слизывать с жеребчика грязь, толкая его носом в бок и помогая встать.

К ним подошёл жеребец и начал зубами легонько покусывать сына за холку. Наконец, детёныш поднялся и на трясущихся ногах медленно пошёл, опираясь на бок матери.

С другой стороны, чуть в сторонке от них, шёл отец, готовый в любой момент поддержать их...

Они неспешно шли по дороге, тесно прижавшись, и поддерживая друг друга. Люди со слезами на глазах провожали лошадиную семейку, преподавшую всем урок безграничной любви к ребёнку и восхищаясь подвигом Матери…