Любовница

- Но неужели ничего нельзя сделать? Совсем ничего? - она дрожащим голосом повторила свой вопрос. Артемьев как-будто очнулся от состояния странной задумчивости и впервые посмотрел на нее. Тонкие черты лица, волнистые темные волосы, собранные наверх, изящные черные брови, большие синие глаза, особенно ярко выделяющиеся на побледневшем от волнения лице.
"А она недурна" - подумал он, - "Да просто красотка".
Вера вдруг решительным движением вынула из ушей золотые сережки с бирюзой, рядом с ними положила на стол изящные дамские позолоченные часики, немного помедлив положила рядом золотое обручальное кольцо и золотую цепочку.
- Возьмите, пожалуйста - тихо сказала она - Возьмите. Больше у меня ничего нет, всё уже отдали раньше. Это последнее. Возьмите.
И она снова умоляюще посмотрела на Артемьева.
"Как же они мне все надоели" - тоскливо подумал он - "Всегда одно и тоже". Артемьев встал и, заложив руки за спину, посмотрел в окно. Затем перевел взгляд в напряженные глаза девушки, синие-синие.
- Возьмите обратно, гражданка Рязанцева - сказал он, - Серьги эти Вам больше к лицу, точнее к Вашим красивым синим глазам. И забирайте живее, а то оформлю, как взятку и сами окажетесь в камере.
Девушка, опустив глаза, сгребла со стола свои вещи. Теперь она сидела, глядя куда-то в одну точку, перед собой, как-будто у нее отняли последнюю надежду.
- Но...он же ни в чём не виноват! - вдруг почти вскрикнула она и снова умоляюще посмотрела на Артемьева, - За что же? В чем его вина?
- Гражданка Рязанцева, успокойтесь, - Артемьев сел за стол и в упор посмотрел на нее. Ее маленькие пухлые губы дрожали, в глазах стояли слёзы. 
- Если Ваш муж невиновен, то это быстро установят и его освободят. Вам не о чем волноваться.
Вера опустила голову и сидела, нервно сжимая в руках перчатки. Было ясно, что такой ответ - всего лишь формальный равнодушный отказ. Как здесь устанавливается невиновность человека, она тоже хорошо знала - почти каждый день в стенах ЧеКа проводились расстрелы, а на следующий день, точнее уже ночью машина с крытым брезентом фургоном вывозила свой страшный груз за черту города. Артемьев ждал, что она поднимется и уйдет, всё было сказано. Но Вера Рязанцева продолжала сидеть всё также, слегка согнувшись, опустив голову и глядя куда-то перед собой, в пространство. Артемьев поймал себя на мысли, что смотрит на ее вздымающуюся округлую грудь под кремового цвета блузкой. Потом перевел взгляд на ее нежное лицо, пухлые розовые губы.
- Впрочем, - начал он, - Я думаю, что смогу Вам помочь.
Вера с надеждой посмотрела на него.
- Это правда? - спросила она
- Да. Но и от Вас требуется некоторое участие.
Он написал на бумаге адрес и положил перед ней листок. - Приходите завтра к восьми вечера по этому адресу и там мы обговорим всё более детально.
- Вы это называете "обговорить"... , - она судорожно сжала руками узкие длинные перчатки,
-Я...я всё поняла, можете не продолжать.
Вера опустила голову еще ниже, ее плечи дрогнули. Артемьев смотрел на нее в упор. Ему нравилось видеть эту красивую женщину униженной, в его власти. И было интересно, придёт ли она. "Почти уверен, что да" - подумал он. Внутри горячей волной поднималось желание. Прямо сейчас захотелось сжать это юное красивое тело в объятиях, губами впиться в эти чуть припухшие  розовые губы.
Вера молчала. Прямо перед ней лежала бумажка с адресом.
- Ну что ж, Рязанцева, - недовольно прервал молчание Артемьев, - Прошу Вас поторопиться. У меня еще много посетителей, если Вас не устраивают мои слова - всего доброго. И он сделал резкий жест в сторону двери.
- Нет-нет, - тихо прошептала Вера, - Я... я приду. Завтра. До свидания.
И взяв бумажку с адресом она почти выбежала из кабинета.
Артемьев удовлетворенно посмотрел ей вслед.

Весь вечер, пол-ночи и весь следующий день Вера мучилась ужасно. В ней как-будто боролись две силы. С одной стороны, казалось диким, страшным и ненормальным идти к этому человеку самой, как овца на заклание. И в любом случае это была измена. Неважно, какой целью она оправдывалась. А дальше она думала о цели. И вспоминала Сергея, своего мужа, с которым обвенчалась только год назад и которого любила и всё была бы готова отдать, только чтобы он жил. В конце-концов, это чувство пересилило и в семь вечера Вера Рязанцева вышла из своего дома и пешком направилась по указанному адресу.
- А я Вас ждал, - улыбнулся Артемьев, открыв дверь и увидев ее на пороге, - Проходите.
Пререборов внутреннее содрогание, Вера вошла в его квартиру. Медленным движением сняла шляпку, пригладила выбившуюся прядь волос. Взглянула в висевшее на стене большое овальное зеркало. На нее смотрела бледная девушка с потухшим взглядом.
- Вы живете один? - спросила она.
- Да. И проходите, что Вы все еще в прихожей, - крикнул ей Артемьев из комнаты.
- Вас ведь Надя зовут? - спросил он, когда она вошла в комнату. Комната была не очень большая, видимо рабочий кабинет. У окна стоял письменный стол, на стене была какая-то небольшая картина, под ней - черный кожаный диван.
- Меня зовут Вера, - каким-то чужим голосом ответила она.
- А, ну простите, Верочка.  Вера, Надежда, легко перепутать, - засмеялся Артемьев, - Еще и Любовь есть. Красивые имена. Особенно Любовь.
Он стоял и довольно откровенно рассматривал ее фигуру. Вера почувствовала тошноту.
"Еще не поздно попрощаться и уйти" - подумала она. Но тут же вспомнила Сергея. Уйти она не могла.
- Вы обещали мне, что мы обговорим тему, связанную с арестом моего мужа, - тихо, но твердо сказала она.
- Обговорим... конечно, Верочка. Но чуть позже.
Он достал бутылку с красным вином, два высоких бокала из тонкого стекла. Открыл бутылку.
- Налить Вам вина?
- Нет, спасибо, - холодно ответил Вера.
Она сняла перчатки и положила их на столик рядом с бокалом. Вытащила из волос две длинные шпильки и ее пышные темные волосы, которыми всегда так восхищался Сергей, рассыпались по плечам.
- Давайте скорее начнем, - твердо сказала она.
- Какая Вы горячая - язвительно усмехнулся Артемьев, отпил вина из бокала и подошел к ней, - Ладно, Вера, давайте начнем. Он обнял ее за плечи. Вера слегка отшатнулась.
-А можно вина? - вдруг резко спросила она, - Налейте мне, пожалуйста.
- Конечно.- Артемьев налил вино и подал ей бокал.
Пока она пила он опять пристально ее разглядывал. Вера почти залпом выпила целый бокал. Почувствовала, как стало теплее, в голове зашумело. Артемьев опять обнял ее, чужие губы впились ей в шею.
- Я сама... разденусь...ладно?
Вера опустила голову, она не узнавала свой голос. Он был глухим и каким-то сдавленным. И доносился как-будто откуда-то издалека.
-Ну-ну, Вера. Давайте.
Артемьев, как-будто слегка разозлившись, уселся на стул. Вера быстро разделась под его пристальным взглядом.
"Скорей бы закончилась эта пытка", - думала она, когда чужие грубые руки сжимали ее грудь. Чужие губы впились в ее рот и она чуть не задохнулась. Было тяжело и больно.
"Боже, дай мне сил" - думала Вера, - "И прости меня, Сергей. Я делаю это ради тебя."

- Я могу рассчитывать на Вашу помощь? - спросила Вера у Артемьева, уже одевшись, - Вы поможете моему мужу?
- Муж, муж, - улыбнулся Артемьев, - Я ему завидую по-хорошему. Вы восхитительная женщина.
- Вы не ответили на вопрос.
- Конечно, Вера. Я же обещал.
- Он останется жив? - Вера пристально смотрела ему в глаза. Также, как вчера, в приемной ЧеКа.
Артемьев как-то уклончиво ответил, что да, он постарается сделать всё возможное и невозможное. Что Вере не надо переживать, а ей лучше сейчас пойти к себе домой, а окончательное решение он скажет ей послезавтра.
- Мне придти к Вам на работу?
- Нет, приходите сюда. Также в восемь вечера.
Вера почувствовала, как какая-то холодная рука грубо сжала ей сердце. На мгновение всё вдруг стало ясно и понятно. "Теперь он меня не отпустит", - подумала она. Но мысль эта была какой-то безвольной, обреченной. Как-будто, несмотря на чувство тошноты, боль и ненависть к этому человеку, она уже знала, что придет сюда опять.
- Вы обманули меня, - тихо прошептала она.
- Нет, Вера. Но и я не Бог. Но я постараюсь, чтобы Сергея Рязанцева не расстреляли. Кстати, Вы ведь знаете, что и посадили его не просто так. Антибольшевистские высказывания в общественном месте - по голове за такое точно не погладят. Но я постараюсь сделать все, что от меня зависит.
- Вы обещали. Не забудьте, - ответила Вера и вышла за порог.

Все антибольшевистские высказывания Сергея Рязанцева  сводились к одной фразе: "Большевики - сволочи!", которую он крикнул в одном ресторанчике, перебрав спиртного. Побелевшая от испуга Вера пыталась его утихомирить и он действительно почти сразу же замолчал. Но сказанного оказалось достаточно, кто-то из услышавших это, быстро написал донос и Сергей Рязанцев, актер, веселый молодой человек и любитель пошутить, на следующий день был арестован и доставлен в ЧеКа. Неделю он провел в общей камере и за все это время его только один раз вызвали на допрос. Точнее, это был даже не допрос, а формальное удостоверение личности и подтверждение статьи, за которую его арестовали - контрреволюция. Отныне все антибольшевистские высказывания проходили по этой статье.
Но сегодня вечером Сергея почему-то перевели в одиночную камеру, роль которой выполняло небольшое подвальное помещение. А через некоторое время он даже получил тарелку фасолевой похлебки с крошечным кусочком сала, которую в общей камере не давали. Голодный Сергей с жадностью съел теплый жидкий суп и сидя в углу, на грязной соломе, задумался, чем вызвана такая внезапная перемена его участи.
Его размышления прервал шум отворяющегося запора.
- Эй ты, Рязанцев, на выход! Поднимайся, да поживее! - громко крикнул охранник.
"На допрос" - подумал Сергей, поднимаясь по ступенькам, - Или на расстрел"
На выходе его больно ткнули в спину прикладом и куда-то повели по длинному коридору. Как оказалось, в кабинет Артемьева. Сам Артемьев сидел, развалившись за столом и курил сигарету.
- Присаживайтесь, Сергей Владимирович, - обратился он к Рязанцеву.
Рязанцев сел. Вдохнул табачный дым, висевший в воздухе. Нестерпимо хотелось курить.
- Будете? - Артемьев придвинул к нему портсигар.
Рязанцев хотел отказаться, но больно заныло под ложечкой. Он сглотнул и взял дорогую сигарету.
- Спасибо, - сказал он, прикурил и стало как-будто чуть легче.
- Ну вот и славно. - Артемьев откинулся на спинку черного кожаного кресла и в упор посмотрел на Рязанцева, - Что же это Вы, Сергей Владимирович, антисоветские высказывания себе позволяете? Нехорошо. А ведь и работа у Вас хорошая - актер, и роли есть и на гастроли даже с театром своим ездите. И чем же Вам большевики не милы так, а?
- По пьяни чего только не скажешь, - как-то неловко попытался оправдаться Рязанцев.
- По пьяни? А как же тогда быть со словами: "Что у трезвого на уме - то у пьяного на языке"?
А за Вами и раньше не наблюдалось особой лояльности к большевикам. И абсолютно непонятно, почему.
Артемьев кашлянул и открыл папку с какими-то бумагами.
- Но я всё-таки надеюсь, что в Вас еще остались зачатки гражданского сознания, - продолжал Артемьев, - В общем, мы предлагаем Вам в какой-то мере сотрудничество. Вы будете освобождены, Ваше дело пока закроют. От Вас же требуется немного - сообщать нам о каких-либо нарушениях, неблагонадежных лицах, которые покажутся Вам подозрительными. С нашей стороны мы обещаем поддержку и защиту. Я думаю, вам стоит подумать над моими словами и принять это предложение. "Тем более, что другого выхода у тебя нет" - мысленно закончил фразу Артемьев.
Рязанцев с тоской посмотрел в маленькое зарешеченное окно.
На улице начинался дождь.
- То есть, я должен стать вашим осведомителем. Так? - спросил он, - Но какие я могу Вам сообщать сведения, помилуйте. Я же обычный актер, в политику никогда не совался. Да и не интересно мне всё это.
- А вот что Вам интересно, а что нет - уже не Вам решать, - резко оборвал его Артемьев, - И в Вашем положении я бы не стал ломаться, как юная гимназистка. Ваша жизнь сейчас висит на волоске, поймите это наконец. Никто здесь с Вами миндальничать не будет.
"О да, я это прекрасно знаю" - подумал Рязанцев.
- Вот и жена Ваша - продолжал Артемьев, пуская в лицо арестованному клубы сигаретного дыма - Она хлопочет за Вас, и душой и телом, надо сказать.
А Вы, получается, сами себе помочь не хотите. Нехорошо.
- И телом? - переспросил Рязанцев, - Что Вы сказали о моей жене? Она к Вам приходила?
- Конечно. И умоляла, чтобы я Вас освободил. Вы мол - невинно арестованы. Нужно сказать, жена Ваша - очень милая особа.
- Не может быть, - глухим голосом проговорил Сергей, опустив голову, - Моя жена не такая.
Вы всё лжете.
- Да все они такие, Сергей Владимирович. Все женщины такие.
Правда, нужно отдать должное Вашей жене - тело у нее восхитительное. И эта большая родинка на левой груди, так похожая на бабочку...очень пикантно смотрится. Очень.
Рязанцев почувствовал, как в виски ударила кровь.
А сердце забилось где-то совсем высоко, как-будто хотело выпрыгнуть из горла.
- Подонок, - резко, отрывисто сказал он, в упор глядя на Артемьева, - Какой же Вы подонок!
Артемьев встал и, перегнувшись через стол, со всей силы ударил Рязанцева кулаком в лицо. На пол упал и разбился задетый им графин с водой.
На несколько секунд Рязанцев потерял сознание. Придя в себя, он почувствовал, что лежит на полу. Во рту был соленый привкус крови. Артемьев подошел и сильно, всё больше раздражаясь, ударил его еще несколько раз сапогом в лицо.
- Заткнись, падаль - процедил чекист сквозь зубы, - И жить тебе осталось меньше суток. Завтра вечером будешь расстрелян.
- Соня! - вдруг громко крикнул он.
В дверях показалась секретарша.
- Убери это, живо, - Артемьев кивнул на разбросанные по полу стеклянные осколки.
Рязанцев всё еще лежал на полу. Он сглотнул кровь, наполнившую разбитый рот и вдруг совсем рядом с собой увидел длинный неровный кусок стекла. Протянув руку, он незаметно сжал его в ладони и как можно осторожнее спрятал в ботинок.
- Только бы не разбить, - подумал он, - И только бы мне хватило сил...
 
В камере, лёжа на грязной соломе, Рязанцев осторожно вытащил из ботинка спрятанный там осколок стекла.
"Всё кончено" - думал он, - Всё. К чему тянуть дальше. И Вера...Вера моя" Он вспоминал слова Артемьева, сказанные о ней, а внутри как-будто раскручивалась маленькая стальная пружинка, причиняя невыносимые страдания.
И скорее, чтобы избавиться от них, заглушить, Сергей закатал рукав и сильно надавив на кожу, сделал куском стекла глубокий продольный разрез. Потом еще один. Почти сразу быстро потекла кровь.
- Это грех, я знаю - прошептал он, - Но прости меня, Боже. Я больше не могу. И прости меня, Верочка. Я люблю тебя.
"Только бы не нашли до утра" - подумал Рязанцев, проваливаясь в густую вязкую темноту.

Утром констатировали факт, что Сергей Рязанцев умер от сильной кровопотери. Вечером этого же дня, Вера, скрепя сердце, опять пришла по уже известному ей адресу. Уже на пороге Артемьев обнял ее за талию и поцеловал в губы, ясно давая понять, что он от нее хочет. От него сильно пахло спиртным.
- Что с моим мужем? - спросила Вера, стоя в прихожей.
- А что же, Верочка, мы так и будем здесь стоять? - Артемьев взял ее за локоть и направил в сторону комнаты, - Проходите, там и поговорим.
- Что с Сергеем? - повторила свой вопрос Вера.
Хотя, она уже понимала, что без очередного унижения ей не обойтись.
- Ну, Вера, что же Вы так, сразу? - Артемьев улыбнулся, - Может хотите вина? Или съесть чего-нибудь?
- Спасибо, я не голодна.
- Хорошо. Ваш муж жив. Надеюсь, это Вас успокоит. И уделите мне немного внимания, я без Вас уже успел соскучиться.
Вера опять почувствовала знакомый приступ тошноты. Она кинула на столик сумку и замшевые перчатки, немного постояла, как в полусне, затем стала медленно расстегивать пуговицы на блузке.
- Верочка, позвольте, я сам, - вдруг сказал Артемьев. Он подошел к ней, начал расстегивать ее блузку, почти сорвал ее. Вера посмотрела в его глаза и увидела, что его зрачки были странно расширены. Он расстегнул ее белый кружевной лиф, который был под блузкой,и Вера инстинктивно прикрыла обнаженную грудь руками.
- А вот этого не надо делать, - сказал Артемьев, сжав ее запястья и отводя ее руки в стороны.
- Вы такая красивая, Вера. Не надо прятаться. И эта Ваша родинка, она меня просто с ума сводит.
Он сжал ее грудь руками, целуя в губы. И Вера с нарастающим чувством отвращения к себе почувствовала, что ее соски предательски твердеют, а внизу живота стало совсем горячо.
Артемьев вдруг подхватил ее на руки и понес на черный кожаный диван.

В окно брезжило серое пасмурное утро. Вера, уже одетая, стояла перед зеркалом, расчесывая волосы. Артемьев курил сигарету, лежа в кровати и слегка улыбаясь, смотрел на нее.
- С Рязанцевым всё будет хорошо, - лгал он, - Все обвинения с него, конечно, снять не получится. Ведь и свидетели есть. Но думаю, всё-таки получится его освободить. В крайнем случае, самое серьезное - год-полтора в лагере.
- Как лагерь? - обернулась к нему Вера, - Вы же обещали...
- Верочка, я делаю, что могу. Но и за нами тоже следят, мы подконтрольная организация.
- Да, я понимаю,  - тихо сказала Вера, - Спасибо Вам и за это.
Артемьев встал и подойдя сзади, обнял ее за талию.
- Вы очень красивая, Верочка. Для Вас хочется делать всё, что угодно.
Она с трудом освободилась из его объятий и уже на пороге, взяв сумочку и перчатки, оглянулась и вопросительно посмотрела на него.
- Приходите в четверг к девяти вечера. Я уже освобожусь с работы. И тогда уже точно скажу Вам, что будет с Рязанцевым, - ответил ей Артемьев на ее немой вопрос
- Но...
- Можете, конечно, и не приходить. Но я ничего не обещаю. В пятницу вечером, в конце недели у нас обычно плановый расстрел, - вдруг резко сказал он и отвернувшись, захлопнул портсигар и бросил его на столик у дивана.
Вера вздрогнула всем телом, как от удара.
- Я приду,  - тихо сказала она и открыв дверь, вышла в прихожую.

На другой день в ЧеКа был прием передач для заключенных. Вера, отстояв длинную очередь к окошечку, протянула туда свой сверток.
- Сергею Рязанцеву, передайте пожалуйста, - как можно отчетливее произнося имя и фамилию мужа, сказала она.
- Вы кто ему? - машинально спросила приемщица - энергичная женщина в красной косынке.
- Жена.
- Женщина сделала какую-то пометку в большой тетради, потом подняла глаза и посмотрела на Веру.
- Рязанцеву больше ничего не надо приносить, - резко сказала она, - Впрочем, давайте, раз уж принесли, - Она взяла сверток из Вериных рук и положила куда-то в сторону, - Но это последняя передача.
- Почему больше не надо? - опешила Вера, - С ним что-то случилось? Он жив?
- Девушка, не задерживайте очередь, - резко крикнула ей приемщица, - Следующий!
- Но...объясните же мне!, - Вера вцепилась в край деревянного окошечка, но напор людей сзади оттолкнул ее в сторону. До конца приема передач оставалось пятнадцать минут, а людей было очень много. Каждый хотел успеть передать своему несчастному близкому то немногое, что удалось собрать в то тяжелое время.
Вера дождалась окончания приема передач и, когда приемщица уже закрывала своё окошечко, успела протиснуть туда руку.
- Что ты делаешь, дура? - резко крикнула ей тетка.
- Я не уйду, пока не скажете, что с моим мужем, - вдруг закричала Вера. У нее была почти истерика, в глазах стояли слёзы.
- Сейчас тебя тоже в камеру засунут, шалава, - процедила ей сквозь зубы тетка, - и убери руку.
Вера быстрым движением сняла с руки золотые часики и положила их перед женщиной.
- Они золотые, почти новые. Скажите мне пожалуйста, что с Сергеем Рязанцевым, умоляю Вас.
Приемщица помедлила мгновение, огляделась по сторонам, затем быстро взяла часы и приблизило губы к Вериному уху.
- Умер Рязанцев твой. Самоубился, два дня назад.
- Как? - Вера схватилась за край деревянного окошечка, почувствовав, как ноги стали ватными.
-Как? Вены себе разрезал, стекло нашел где-то. Ну, всё.
И приемщица захлопнула окошечко перед самым Вериным носом.

В четверг к девяти вечера Вера всё-таки пришла к Артемьеву. Она не совсем понимала, зачем она это делает. Что-то внутри в ней сломалось и умерло вместе с известием о смерти мужа. Да она и сама ощущала себя полубезумной.
"Я хочу его убить" - думала она, - "Он не должен жить. Боже мой, что мне делать. Зачем я туда иду... зачем?"
Но она всё-таки пришла, как кролик, загипнотизированный удавом и позвонила в знакомую уже дверь. От Артемьева опять пахло спиртным. К тому же она заметила, что его зрачки были как-то странно сужены, почти точки.
Она уже хотела броситься вниз по лестнице и убежать от этого человека.
"Палач... убийца" - пульсировало в ее мозгу.
Но вместо этого она сделала шаг в прихожую и Артемьев сжал ее в объятиях так сильно, что она выронила сумочку.
- Я так ждал Вас, Вера.
Он был нетрезв. Подхватил ее на руки и понес в комнату, на знакомый черный кожаный диван.
- "Что я делаю?" - мысленно застонала Вера.
Артемьев навалился на нее всем телом и начал срывать одежду. Вера молча смотрела в белый высокий потолок, в ее глазах стояли слезы.
- А какая разница - вдруг подумала она, - Все равно душа моя давно уже мертва. А с телом пусть делает всё, что хочет. Не всё ли равно...
Она опять осталась на ночь. Утром, расчесывая волосы перед зеркалом, она обернулась и посмотрела на Артемьева. Он смотрел на нее и в его взгляде она видела что-то новое, чего раньше не было. Какое-то восхищение.
- Прощайте, - она повернулась и направилась к дверям.
- Верочка, - окликнул ее Артемьев, - Почему Вы ничего не спрашиваете про Вашего мужа?
Она застыла у дверей, сжала в руке перчатки.
- Так Вы же тогда обещали, что с ним всё будет хорошо.
Что он жив, - не оборачиваясь проговорила она и быстро вышла из комнаты.

Вера понимала, что сходит с ума. Несколько раз она ходила к ЧеКа узнать, где похоронены тела погибших. удалось узнать только, что их вывозят за город и хоронят в общей братской могиле.
Она всё время чувствовала странное раздвоение личности. В ней как-будто боролись два человека. Одна Вера страстно желала смерти палача, человека, убившего ее мужа и насиловавшего ее несколько раз в неделю на скрипящем черном кожаном диване. Палача, от которого пахло спиртом и табаком, и который по утрам влюбленно смотрел на нее и называл своей Верочкой. И в ее мозгу рождались версии его смерти, как она однажды придет и скажет ему все эти слова, которые жгли ее душу, скажет ему всю правду. А потом убьет его. За всех невинно расстрелянных по его приказу людей, за ее Сергея. Вторая Вера - безропотная безвольная женщина, почти кукла, которая приходила по знакомому адресу и ничего не чувствуя ложилась рядом с человеком, которого ненавидела и позволяла ему делать с собой все, что он хочет.
И в какой-то момент она поймала себя на мысли, что даже получает от этого какое-то странное волнующее извращенное ощущение - что эти руки - руки,которые били и пытали людей, подписывали смертные приговоры и расстрельные списки, по ночам нежно прикасаются к ней, гладят ее лицо, трогают волосы. А этот человек шепчет ей нежные слова и говорит, что привязался к ней, она стала ему дорога и что... возможно, он ее даже любит.
Так, безвольная, полубезумная, она стала любовницей Артемьева и встречалась с ним уже несколько месяцев. И была не в силах разорвать этот круг.
Город был небольшой и вскоре поползли слухи. Кто-то видел, как она выходит из квартиры Артемьева, как-то раз их даже видели вместе на улице.
Вскоре об этом узнали знакомые и соседи Веры.
Однажды она возвращалась домой, поднималась вверх по лестнице. И столкнулась с Маргаритой Павловной. Маргарита Павловна, Верина соседка - тридцатилетняя женщина, шла вниз по лестнице, ведя за руку пятилетнюю дочку. Раньше Вера часто общалась с ней, женщины заходили друг к другу в гости. Несколько месяцев назад мужа Маргариты Павловны, белогвардейца, арестовали и расстреляли. Да и она сама последние месяцы жила, постоянно ожидая собственного ареста.
- Здравствуйте, - тихо поздоровалась с ней Вера.
Маргарита Павловна подняла на нее глаза и промолчала. Вера почувствовала неловкость. Раньше Маргарита Павловна всегда приветливо здоровалась с ней, часто они даже останавливались, чтобы немного поболтать.
Вера опустила глаза под пристальным взглядом соседки и пошла вверх по лестнице, спиной чувствуя, что женщина продолжает смотреть ей вслед.
- Какая же Вы дрянь, Верочка, - вдруг услышала она голос Маргариты Павловны. Веру как-будто окатило ледяной водой. Она обернулась, схватившись рукой за перила.
- Зачем Вы это делаете? - спросила ее Маргарита, - Зачем? Неужели Вы забыли всех, кого они замучили и убили? И продолжают издеваться над еще живыми.
Забыли Сергея... Ведь он Вас так любил. А Вы...
Бог Вам судья, Вера.
И резко отвернувшись, женщина пошла вниз по лестнице, ведя за руку маленькую дочку.
Вера открыла дверь квартиры, едва попав ключом в замочную скважину. Бросила на пол сумочку и зарыдав, опустилась на холодный пол.
- Боже мой, - шептала она, - Ведь она права. Права во всём. Я порочная мерзкая дрянь. Я предала себя. Я предала Сергея... и случилось это в тот самый момент, когда я взяла в этом страшном кабинете бумажку с адресом. Нет мне прощения. Нет и не будет...никогда.

За два килограмма муки, золотое обручальное кольцо, золотую цепочку и серьги с бирюзой, Вере удалось приобрести на рынке пистолет. Сделала она это с большим трудом, город особо бдительно контролировался большевиками на предмет продажи и хранения оружия. Но всё-таки всё получилось и Вера впервые за последние несколько месяцев почувствовала радость.
"Скоро все закончится", - с каким-то облегчением подумала она. Пистолет был небольшой и удачно помещался в ее маленькую театральную сумочку.
Конечно, был риск, что уличный патруль остановит ее, а за обнаруженное оружие приговор у большевиков был один - расстрел. Но Вере было уже всё равно.
В один из вечеров, завернув пистолет в платок и положив в сумочку, она пришла к Артемьеву. Её палач открыл дверь и обнял ее, целуя в губы.
Как всегда.
Вера прошла в комнату, положив сумочку вместе с перчатками, на столик у кровати.
Была еще одна ночь любви. Любви палача и жертвы. Последняя. Когда Артемьев заснул, обняв ее, Вера лежала, глядя в темноту. Она так и не сомкнула глаз. "Только бы мне хватило сил" - думала она, беззвучно шевеля губами. - "Я знаю, это страшный грех. Но я не могу вынести, чтобы этот человек жил. Он должен умереть".
Ночь прошла и вскоре сквозь шторы забрезжили первые лучи солнца. Небо было ясным. Вера легко встала с кровати и медленно стала одеваться - пояс, чулки, белая блузка, юбка. Она встала перед зеркалом и расчесав свои красивые длинные волосы, заколола их шпильками, подняв наверх.
Затем она открыла сумочку, вынула завернутый в платок маленький черный пистолет, взвела курок.
Солнце уже почти взошло и его теплые лучи пытались пробиться сквозь тяжелую зеленую штору.
В одном месте, где штора примыкала к окну неплотно, солнечному лучу всё-таки удалось пробиться и на полу комнаты лежала живая светлая полоска.
"Уже совсем по-весеннему светит" - вдруг подумала Вера. И посмотрела на Артемьева. Он спал и лицо его во сне было безмятежно спокойным.
- Просыпайся, - громко и резко сказала она, подходя к кровати и дотрагиваясь до его плеча.
Артемьев что-то пробормотал, открыл глаза на мгновение и тут же закрыл опять.
- Проснись! - громко сказала Вера, тряся его за плечо.
Артемьев открыл глаза. Первое мгновение он ничего не понимал, но затем взгляд его приобрел осмысленность и он с тревогой посмотрел на Веру.
- Милая, что ты делаешь? - спросил он, резко сев в кровати - Зачем у тебя пистолет? И откуда он?
Вера сделала два шага назад и прицелилась в его голову. "Только бы рука не дрогнула"  -подумала она.
- Я специально разбудила тебя, чтобы это сказать, - проговорила она, - Хотя, убить тебя во сне мне было бы проще. Я всё знала. Всё. Я знала, что Сергей уже давно был мертв. Ты убил его...
- Вера! - крикнул Артемьев, осознав всю опасность своего положения, - Не делай глупостей! Сергей сам убил себя. САМ! Ты понимаешь это?
- Нет. Его убил ты...Ты довел его до этого.
- Не делай глупостей, Верочка, - Артемьев протянул к ней руку, - Ну что ты?! У нас ведь всё хорошо. Ну что Сергей... Что?! Я люблю тебя, давай поженимся. Уедем отсюда. Хочешь, я брошу эту работу. Вера!....
Он попытался вскочить, но раздался выстрел.
Артемьев как-то удивленно посмотрел на нее и упал на кровать, на спину. Под ним на белом одеяле растекалось темное пятно.
Вера бросила пистолет на пол. Закрыла лицо ладонями. А сквозь зеленую штору пробивались лучи яркого, уже почти совсем весеннего солнца.

/Иллюстрация - Владимир Шорохов/