Август. Медовый Спас. Небо – медно-оранжевое, жаркое, бездонное. Но Капе и глянуть на него некогда, столько дел и забот. И первое – дров на зиму запасти. Ведь не за горами осень, а там и зима-зимушка грянет – холодная, злющая, а у ней, старой, в сараюшке только три поленца и осталось…
С утра и сгоношилась. Курей выпустила во двор, козу Аглаю – за ворота (сама прокормится!) и выкатила с потвора таратайку о четырех колесах, переделанную из детской коляски. И пес Бублик – тут как тут: вертится вьюном, повизгивает от радости. Чует, чертяка, что хозяйка в лес собралась. А собаке это занятие самое разлюбезное: надоело уже в будке сидеть да курей беспутых по двору гонять.
Загрузила Капитолина в таратайку топор, веревку, пилу лучковую. Себе в дорожку взяла бутыль молочка козьего, пару капустных шанег, а Бублику — мосол с погребца. Присела на минутку на дверной приступок, перекрестилась — и в путь.
На небе солнышко – блин розовощекий, ветерок, пахнущий полынью, не дует, а лишь обласкивает, и тропка заоколичная петляет зайцем и зовет, зовет… Да и идти-то всего с полверсты. И вот уже первые деревца, выбежавшие гурьбой на опушку, а за ними – бор сосновый, грибной да ягодный, а воздух – так только пить, а не дышать… хорошо! Благодать божья.
Только зашла в кудель елового подроста – и как в коровью лепешку ступила: на знакомой опушке увидела вдруг большую черную машину, на катафалку похожую. Рядом с ней стояли, покуривая папироски, два дюжих молодца: один рыжий, длинный, глиндра этакая, а другой – толстый, мордастый, со свинячьими глазками, ну чисто секретарь райкома партии…
Капитолина – женщина образованная: чай, двадцать лет проработала сторожихой в деревенском клубе культуры, пока культура не кончилась. Поэтому она вежливо поздоровалась с незнакомцами и пошла себе дальше, волоча за собой скрипящую всеми колесами таратайку. Бублик, пару раз грозно тявкнув на незваных пришельцев, мохнатым колобком покатился вслед за хозяйкой.
— Ты это куда навострилась, старая? – вдруг ударило в спину.
Капа остановилась, обернулась и недоуменно посмотрела на чужаков:
— Как – куда? В лес, за дровами…
Тот, который глиндра, цыркнул на сторону тягучей слюной и сказал, показывая желтые прокуренные зубы:
— Нельзя. Это теперь наша собственность.
— А вы кто такие? Что-то я вас в нашей деревне не видела…
— А мы арендаторы, и теперь здесь хозяева, — добавил мордастый секретарь райкома, доставая из машины короткую, как обрез, двуствольную берданку. – Давай, поворачивай оглобли домой, карга старая! Не то шлёпну сейчас твоего микроба – одно мокрое место останется! Ишь, растявкался тут, сучонок…
* * *
— Егорыч, выходи! Беда! – затряслись окна дома старосты.
На грохот выполз на крыльцо сам Егорыч. Встал на ступенях околоточным, почесал подмышки и зевнул так, что Бублика чуть не закатило за угол дома.
— Чего блажишь, кума?
— Беда! – повторила Капа, едва переводя дыхание. – Враги… В лесу… С ружьями! Народ надобно подымать!
— Война, што ль? Да не-е! Мне б сообщили…
— А я говорю – враги! Катафалка у них черная, с ружьями… Риндаторы какие-то… А говорят по-нашенски!
Егорыч почесал висящее кулём брюхо и блаженно сожмурился — так, будто был самым счастливым человеком на свете. А он и был им. Особенно по утрам, когда поднимал первую стопочку. А как сделался старостой деревни, так и в обед, и вечером больше ничего не поднимал: не положено. Всё остальное по хозяйству поднимала его жена Верка, ей это было положено. И если бы ему сказали по казенному телефону о начавшейся войне, он бы тоже поднял стопочку. Чтобы не нарушать традицию.
— А-а, эти-то? – наконец сообразил он, окидывая туманным взором хлипкую фигурку соседки в старомодном сарафане и резиновых ботиках. – Не-е, это наши люди, я проверял.
— А чего тогда в лес не пущают? Собаку мою чуть что с ружья не подстрелили…
— Понимаешь, Григорьевна, — начал пояснять староста, лучась прежним довольством, — времена нынче другие… «Рынок» называются. Теперича за всё надо платить, и за дрова тоже.
— А раньше почему не платили? Мне сельсовет кажный год по телеге дров привозил… Бесплатно!
— Потому что раньше мы дураки были, всё даром раздавали. Вот и прос*али страну! А теперя поумнели. Ты вот чего спозарань приперлась? У меня, может, дела важные, государственные! А ты мне помехи создаешь…
— Сам ты – помеха! А еще староста называешься… — взвилась тонким фальцетом Капа, но тут же прихлопнула рот кулачком: «староста», как в войну! Про этих живодеров ей отец – партизан бывший – рассказывал… Так и есть: одна банда, не иначе!
— Ну, всё, што ль? – спросил Егорыч, торопясь вернуться в дом за новым счастьем. – У меня, кума, приемный день во вторник. Вот во вторник и приходи. А ежли сумлеваешься, иди к участковому, он у этих арендаторов документы проверял. Там всё правильно, как положено.
* * *
Участкового звали Василёк. Нет, в деревне его сильно уважали, потому что у него и форма была красивая, с позументцами, и пистолет как настоящий, и даже служебная машина «Нива». Но молодость, полное отсутствие растительности на подбородке и наивно-голубые глаза делали его просто Васильком – хоть ты каждый день звездочки на погонах мелом надраивай!
— Что случилось, Капитолина Григорьевна? – встретил он гостью в избушке-развалюшке с гордым названием «Опорный пункт».
— Беда, Василек! – охнула Капа, присаживаясь на краешек скрипучего стула. – Враги! Ну чисто фашисты! И машина у них черная, и ружья… Еле ноги унесла!
— Это где ты врагов-то нашла?
— Как – где? Знамо, в лесу… Пошла это я за дровами…
— Ах вот оно что! – обрадовался Василек, поправляя красивую скрипучую портупею. – Так это… арендаторы они, заготавливают у нас лес на законных основаниях. Можешь не беспокоиться.
— Как это – не беспокоиться? А дров где мне взять? Сарайкой, што ль, топить?
— Насчет дров теперь надо обращаться в район. Пиши заявку, бери у Егорыча справку о том, что имеешь дом на печном отоплении, потом справку о членах семьи, потом…
— Какая семья, Василек? Бублик – вот и вся моя семья! А ждать-то долго ль?
— Ну, месяца два-три… — Василек прошелся по «опорному пункту», поскрипывая новенькими берцами. — Ты же не одна такая в нашей Сосновке – вся деревня. Вот все напишут, а я на следующей неделе отвезу…
Так и ушла Капа от участкового не солоно хлебавши. Дома взяла ручку, лист бумаги и задумалась… А кому писать? И о чем? О том, что она, заслуженный ветеран труда, осталась одна со своей бедой?
Промучилась до вечера, но так ни строчки и не придумала. Как ей теперь без дров-то? В землянке, что ли, жить? Так и землянку тоже топить надо. И тут вспомнила, что совсем недавно видела в лесу землянку – еще с войны осталась. Надо на разведку сходить, вот что…
* * *
Другим утром и собралась. Подобрала необходимую амуницию: платье в зеленый горошек, сапоги на резиновом ходу, платок цвета хаки, сухой паек, — и выдвинулась в лес на рекогносцировку. Бублика с собой не взяла, посадила на цепь, чтобы не демаскировал операцию.
Катафалки, слава Богу, на опушке не оказалось, и Капитолина Григорьевна преодолела ее одним стремительным рывком. Потом прислушалась. Где-то невдалеке жужжали пилы, и она пошла на звук. Чередуя короткие перебежки с переползами, подкралась к делянке и залегла за бруствер бывшего окопа. А перед ней вовсю рычали бензопилы, коптил синюшным дымом гусеничный трактор, и с треском валились на землю всё новые и новые деревья…
Потом подошла огромная машина с механической железной рукой, водитель залез на тумбу-колокольню и начал грузить этой огромной клешней свежие, еще сочащиеся смолой сосны. У Капы и сердце сжалось… Нет, они тоже рубили лес, особенно сразу после войны, когда восстанавливали сожженную немцами деревню, но рубили выборочно, отдельные деревья. А тут ражие молодцы в оранжевых касках валили всё подряд, без разбору, втаптывая в землю едва подросшие елочки и сосенки. Точно что враги!
Когда подошло время обеда и утихли пилы, Капа навострила слух и услышала обрывки фраз рабочих. Говорили не по-нашенски, а, кажется, по-хохляцки. «Бендеровцы! — сразу догадалась Капа. – Диверсанты! Свои бы не стали валить лес под косу!»
Когда рабочие ушли на обед в свой вагончик, Капа скрытно, в полпоклона, пользуясь естественным рельефом местности, оббежалала делянку, разведала, где бригада хранит пилы, и где пролегает дорога, по которой уехала доверху груженая лесом машина. Теперь ей всё стало ясно. Ясно, что время для раздумий прошло. Настала пора решительных действий!
Но на обратном пути все же набрала охапку толстых сухих веток, крепко перевязав их предусмотрительно захваченной с собой веревкой: война войной, а зиму-то, поди, никто не отменял…
* * *
Остаток дня ушел на составление плана решительных действий и подготовку боевого припаса, в который входили: гвозди строительные, лопата штыковая, пила, топор, веревка, кастрюля, ножницы, хлеб, маринованные огурцы и губная помада. Хотя последняя могла и не пригодиться.
Чуть свет – а Капа уже в лесу. Часа два ушло на поиск землянки. Наконец, нашла, и хоть партизанское убежище со времен войны изрядно обветшало и обвалилось, но еще вполне годилось и для ночлега, и для размещения принесенного боекомплекта и провианта. Потом, кое-как приведя землянку в порядок, сделала первую боевую вылазку.
Скрытно подобравшись к лесовозной дороге, Капа щедро посыпала ее гвоздями. Гвозди были старые, ржавые, их было не жалко. Потом залегла в окоп и стала ждать, когда машина с лесом выедет с делянки. Но лесовоз проехал по ним как по асфальту, даже не затормозив. «Не тот калибр, — решила Капитолина Григорьевна. – Надо покрупнее накласть…» А по дороге домой набрала новую охапочку дров – да такую, что едва унесла.
На другой день насыпала самых больших гвоздей, какие только нашла в своем хозяйстве, но и они не остановили лесного монстра – тот проехал по ним, даже не чихнув. Пришлось пенсионерке вносить новые коррективы в план действий.
На этот раз, встав еще до солнца, она пробралась к лесной дороге и через два часа неутомимых трудов обрушила на землю огромную сосну, которая перегородила дорогу. При этом так умаялась и взопрела, что не стала дожидаться машины и с небольшой поленницей дров на спине вернулась домой.
За время ее вылазок собственное подворье оказалось брошенным на произвол судьбы. Коза Аглая устроила лежачую забастовку, пастись самостоятельно отказывалась и молока не давала. Привязанный Бублик тоже требовал справедливости: вместо того, чтобы обрадоваться появлению хозяйки-партизанки, облаял ее с ног до головы и с чувством оскорбленного достоинства спрятался в будке. Да и огород зарос сорняками и бурьяном, а куры неслись где попало, разве что не на крыше…
* * *
Пришлось Капе в одностороннем порядке объявить перемирие и заняться хозяйством. Прополола огород, нашла Аглае новое место для пастьбы и отпустила Бублика с цепи. Во вторник сходила к старосте «на прием», но тот с самого утра набрался такого счастья, что вместо слов у него из его рта вылетали сплошные междометия. И Василька не оказалось на месте: «опорный пункт» был закрыт на огромный амбарный замок, а на двери висела записка: «Участковый на задании».
Всё, решила она, на тылы можно не рассчитывать. Только на собственные силы и ресурсы.
Несколько следующих дней прошли в стремительных атаках позиций врага. Пользуясь теми немногими знаниями о диверсионной работе, что имелись в ее распоряжении, она сначала подсыпала сахара в канистры с бензином, что стояли у вагончика заготовителей. Пилы, как ни странно продолжали заводиться, но канистры с видного места исчезли. Потом ножницами отрезала шнурки стартеров, но техника почему-то продолжала работать. Наконец, с помощью лучковой пилы создала целый партизанских завал на лесной дороге, однако и это не помогло: дорогу расчистили за несколько минут, и лесовозы продолжали ездить по ней как ни в чем ни бывало.
С каждой операции она приносила вязаночку дров, и это хоть немного утешало: всё ж не зря потратила день. Хоть и зря.
Зато пошли по Сосновке разные слухи-разговоры: в лесу-де появилась какой-то бандит или партизан, который портит чужое имущество. А после того, как Капа нашла и подпилила деревянный мосток, через который ездили машины, в деревне чуть ли не каждый день стал появляться знакомый черный катафалк с ражими «риндаторами». Ходили по дворам, что-то выспрашивали, вынюхивали, а некоторым жителям даже грозили.
И участковый Василек что-то зачастил к Капитолине. Разве было не дозваться, а тут стал наведываться через день да каждый день и выспрашивать, где это Капа пропадает целыми днями.
— Дык, известно где: в огороде да в лесу, — ничуть не смущалась Капа. — Время сейчас самое грибное да ягодное…
— Ой, врешь, Капитолина Григорьевна! - строго прерывал ее Василек. – Время сейчас сухое, ни грибов, ни ягод. А коль в лесу, так почему Бублик на цепи? Почему с собой не берешь?
Вопрос этот ставил Капу в тупик.
— Дык, это… занеможил. Заднюю лапу поранил, вот и не беру.
— Ну-ну… — непривычно сердито говорил Василек. – Заявление на дрова написала?
— Да всё времени нет, Василек. Напишу. Вот завтрева и напишу…
— Я вам не Василек, гражданка, — снова несердито сердился голубоглазый сосед. – Я – участковый инспектор, понятно?
— А чего ж тут не понять, Василек? Вон у тебя и форма милицейская, и кобура… У меня такой нет!
* * *
Еще какое-то время Капа продолжала свои дерзкие вылазки, но уже не так часто, как раньше. Да и здоровье не позволяло: то боль в пояснице, то давление… И хоть ее диверсии особого вреда врагам не наносили, но самой Капе казалось, что рано или поздно она добьется своего. Вот если б еще она была не одна! Если б поднялись на справедливую борьбу за свои леса все жители деревни! Или даже всего района! Или всей страны! Вот тогда б они изгнали всех вражин со своей земли! А так…
Близилась осень. Иногда по ночам подмораживало, и однажды Капа решила протопить печь. Только зашла в сарайку, чтобы набрать дров, как увидела, что к ней во двор заходит целая делегация из сердитых, лохматых мужиков. Мужички были и впрямь столь суровы лицами, что Бублик даже гавкнуть на них не решился – тут же юркнул в свою будку.
«За мной пришли! – сверкнула у Капы первая мысль. – Ристовывать! Ну что ж, пусть…»
Но делегация остановилась у ворот, да и не похожи они были на милиционеров. «Чего это? – подумалось Капе. – Незнакомые, вроде… Ну, не свататься же?..»
— Капитолина Григорьевна? – спросил один из них – самый лохматый и басовитый.
— Я самая…
— Записывай нас в отряд!
— Кого вас? В какой отряд?
— В твой. Вот тут Антон Егорыч из деревни Еловка, Захар из Березиц, Сеня Ватрушкин из Осиновки… Задавили нас эти арендаторы! Нет нам никакого житья от них! А власти – сама знаешь – только блеют овцами: по закону, по закону… Что это за законы такие?.. В общем, записывай!
Дрогнуло сердце у Капы от таких речей. Но тут глянула она в свою сарайку, а там дров – под самую крышу! Ну, может, не под самую крышу, но на зиму ей точно хватит. К тому же и заявление она написала и отнесла Васильку…
— Чего-то я не пойму, мужики, какой отряд? Впервой слышу! Нету у меня никакого отряда, одна я… Вон, дровишек на зиму себе запасла, как и раньше. И про ваших «риндаторов» ничего не слышала. Кто хоть такие? Ну, не враги же? А я хорошо живу, не жалуюсь. Что по мне, так лишь бы не было войны…
Рассказ хороший, ты и сам знаешь про то, Пётр, но... неужели в реале такой беспросвет у вас? Тема-то моя, родная. И государству служила в лесу, и арендаторам довелось послужить. Дрова - головная боль и того, и других. Не реализовываются - приходится сжигать, а это затраты и головная боль: "Как бы отжечь так, чтобы лес не подпалить?" Бывает такое дело при отжиге. Потому их с превеликой радостью отпускают населению. И по поводу - в лес населению ни ногой. В условиях договоров аренды написано русским языком, что на земли гослесфонда права арендаторов не распространяются. То есть, доступ населению в лес они закрыть не могут. Это делают только ГБУ Лесничества в случае высокой пожарной опасности.
Раньше, помнится, приходила бабушка в лесничество, ей выписывали дровишки - 1 рубль зав кубометр. Лесник показывал место, население и дрова готовило, и заодно лес чистило от сухостоя и ветровала. Теперь НИЗЗЯ! Сейчас все за деньги. Лесовоз дров (береза кривая да осина) стоит 20 тыс. рублей. Ну-кось купи на бабушкину пенсию в 7 тыс.! А еще надо распилить, расколоть... Дерьмократия, твою мать!
Как у вас в лесной зоне всё запущено, у нас в лесостепной намного гуманнее. Если пилеными швырками, тракторная тележка - куба три, три тысячи. В лесовозе, кстати, хлыстами, максимум кубов десять кривья уместится, а то и меньше. А самозаготовкой - милости просим и за так. Куда их девать дрова-то? А помимо сухостоя, ветровала в делянках обязательно приличная примесь дров. Да-а, дела. Может у вас газа нет? У нас почти все деревни газифицированы.
У нас, Оля, Питер близко. А там порт... Понимаешь? Все более-менее ликвидное идет в порт, буржуям, за черный нал... А нам оттуда - мебель из опилок, сникерсы и прокладки с крылышками. Даже кривая береза и гнилая осина сбываются как балансы и техсырье - и за хорошие деньги. Арендаторы продают делянки субподрядчикам на корню, тоже за нал. Раньше хоть были лицензии на право заготовки древесины, а теперь в лесозаготовители записываются даже цыгане... во как!
Завидую. У нас со сбытом мягколиственных делянок была одна головная боль. Так и оставались на корню и переходили, переходили, переходили до бесконечности в лесосеки следующих годов.
Спасибо, Света, за прочтение и отзыв! Такие картины почти каждый день наблюдаю. Жалко наших пенсионеров. Одна только надежда - газ подведут. Только подключение - от 100 до 300 тысяч. Где ж бабульке столько денег найти? Грустно.
До чего же мне нравится эта работа, Петя! В увлекательной форме с юмором описано самое злободневное в жизни людей. Спасибо, Петр, за мастерство и качественную прозу. Удачи!
Помочь сайту
Поздравления
