В Киев родители со своими двумя детьми приехали в надежде здесь прижиться… Но не получилось! Идти на завод или стройку — не было прописки, да и жильё найти большой семье в столичном городе непросто. Потому молодые, гордые, очень независимые по натуре родственники завербовались на Алтай. Погостив месяц, они уезжали на целину. Пора было мне с ними прощаться!
На вокзале перед отходом поезда я неожиданно дёрнулась, закричала, заплакала и потянулась к матери. Все решили, что пора девочке воссоединиться с семьёй. Видимо тяга каждого ребёнка к своей родительнице существует на генном уровне. Даже, если дитя не видело мать годами и совсем о ней забыло, оно всё равно в ней нуждается. Потому очень часто ребята, выросшие в детдоме, пытаются найти свою кровную мать и соединить оборванные звенья родства.
Итак... Мои родные уехали, я на лето осталась…
А осенью повезла меня бабушка к новой семье. Тащились на поезде очень долго. Считай, через всю страну! Везли ведро мочёных яблок, ещё каких–то гостинцев.
В вагоне - полно орущей молодёжи: комсомольцы и бывшие зэки, но все ехали поднимать целину. Кто-то пытался устроиться в жизни, кто-то искал лучшей доли и более сытного дома, кто–то хотел спрятаться подальше, а кто–то повстречать свою судьбу. Не до романтики... Это в фильмах красивые и сытые москвичи бросают благоустроенные квартиры и мчатся за тайгой и туманом. Съездить, конечно, можно! И за тайгой, и за туманом, если есть куда вернуться.
Мать встретила путешественниц на маленьком полустанке, потом мы долго пылили на полуторке. Кругом во все стороны виднелась только бескрайняя степь. Полуторку обгоняли гружёные пшеницей грузовики. Алтайская земля одаривала богатым хлебом!
Наконец добрались до зерносовхоза, где проживала моя новая семья. Мама работала машинисткой у руководителя совхоза, отчим шоферил, а я осенью пошла во второй класс начальной школы, впервые сменила фамилию и заимела «законного» папку.
Для меня этот период жизни вспоминается как краткосрочный отпуск или продолжение каникул: ловили с бабушкой мелкую рыбёшку в речушке, что протекала рядом с совхозом, а после её жарили до хруста на большой сковородке, и я потихоньку привыкала к новой жизни без больших «Продмагов» и красивых улиц, а ещё привыкала к своей семье.
Как-то бабуля дала мне одно из мочёных яблок, которые мы привезли с собой из Киева, и сказала, чтобы я отнесла его сестре, гуляющей в это время во дворе. Сестра мне не встретилась, а вот соседская девчонка, увидев яблоко в моих руках, заинтересовалась:
— Что это у тебя?
— Мочёное яблоко, — похвасталась я и спросила, — у вас здесь яблоки растут?
— Ты разве не видишь! Здесь и деревья не растут, одна пшеница вокруг.
— Как же вы живёте?
— Вот так… А ты откуда приехала?
— Из Киева. А ты?
— Не помню. Я давно тут живу, — сказала девочка и спросила, — почему ты его не ешь?
— Для сестры принесла, ты её не видела?
— Нет. Не видела. Отдай яблоко мне, — неожиданно предложила она.
— Бери. У нас дома целое ведро этих яблок.
Дома бабушка спросила:
— Ты отдала Тайке яблоко, — Тайкой звали мою сестру.
— Я её не нашла. А яблоко отдала подружке.
— Тебе незнакомая девчонка дороже сестры? Нужно кормить своих, а не чужих! Понятно? — отругала меня бабушка.
— Понятно, — пожала я плечами, хотя понятного было мало…
Какая разница! Сестра или чужая девочка! Воспитывалась не в семье: сначала в круглосуточном садике, после в интернате. А там всё общее! И родственных чувств к сестре и брату не ощущала. Переместили ребёнка из одного гнезда в другое и захотели, чтобы он сразу всех полюбил.
***
Новоявленный отец запросто находил работу везде, но ненадолго… Был горяч, упрям, матерился многоэтажно, мог грохнуть кулаком по столу, если закипело внутри, но очень работящий, совершенно непьющий, умелец Левша — золотые руки. Любое жильё благоустроит, проведёт свет, сложит печку, построит дачу, выроет погреб, всё починит, обновит. С таким мужиком не пропадёшь! Надо только хвалить и ублажать за заботу. С шестью классами образования ходил порой в начальниках, работал на инженерных должностях, а прифрантиться умел совершенно по–городскому.
Была уже поздняя осень. Мать с бабушкой долго жить вместе не могли — характеры не позволяли, да и Сибирь не Киев. Пора было мне с ней прощаться! Такая тяжесть стояла колом в груди, будто кто умер! Но старалась не показывать своего настроения, боялась насмешек родителей.
Их военное детство наложило отпечаток на нрав обоих. Крика и «нервов» в семейке хватало. И я поняла, что капризничать, как при бабушке, больше не получится. Я больше не главная, я теперь как все! Потому лучше помалкивать и соблюдать «правила общежития».
Отец повёз нас с бабушкой на вокзал. Ехали, и я старалась смотреть в боковое окно самосвала, чтобы он не видел моё лицо и слёзы, которые катились по щекам, не спрашивая разрешения.
Бабушку проводили, я осталась…
Дома мать спросила отца:
— Как Варька?
— Даже не плакала, — ответил он.
Это были искорки, которые впервые обожгли, и первый взрослый поступок восьмилетнего ребёнка, сумевшего подавить в себе эмоции и слёзы. Детство ушло с отъездом моей бабушки.
К новой семье и жизни нужно было привыкнуть. Старалась не огорчать родителей, быть послушной, не дерзила, хорошо училась, помогала по дому, но сердцем была в Киеве.
Когда мы встретились с бабулей через несколько лет, то она огорчённо вспомнила, что любимая внученька даже не заплакала при первом расставании. И я была очень удивлена, что любя меня больше, чем своих дочек, бабушка не поняла и не почувствовала тоски родной души…
***
В зерносовхозе прожили недолго. Пшеницу целинники убрали. В воспитательных целях школьников отправили на поля собирать оставшиеся там колоски. Я принимала в этом мероприятии активное участие и даже набрала их целую охапку.
Затем наше семейство отправилось в таёжный рабочий посёлок, где валили лес и строили дороги. Поразила меня в этом районе берендеевская красота. Укутанные снегом сосны вперемежку с ёлками я увидела впервые. Хилые зимы в Киеве даже не запомнились, потому новизна здешних мест покорила и включила моё детское воображение…
Сначала очищала от сугроба кусочек места под ёлкой и сооружала там комнату, в которой и шкаф, и кровать делались из спрессованного снега. Остальную обстановку дополняли мохнатые веточки ели, изображающие домашний фикус или герань.
Увидев меня за таким интересным занятием, соседские ребятишки тут же подключились со мной в игру, и чуть ли не под каждой ёлкой или сосной на территории нашего небольшого посёлка строилась похожая комната или целая квартира с кухней и прихожей. Но играла я так недолго…
— Варя, иди домой! — позвала меня однажды мама и задала странный вопрос, — во что ты играла с мальчиком?
— В дом, — сказала я, не чувствуя подвоха.
— А как вы играли?
— Мы строили себе квартиру.
— И всё?
— Ну, он был папой, а я — мамой.
— И что вы ещё делали? — мама явно хотела услышать подробности, но какие, я не понимала.
— Мы просто играли, — объясняла я своей непонятливой маме.
— Ладно. Иди, — отпустила она меня.
Оказывается, одна из старших девочек, примчалась к нам домой и, намекая на что-то неординарное, отрапортовала матери о запретных играх её дочери с чужим мальчиком и посоветовала беречь детскую нравственность, а потому принять соответствующие меры. Я тогда не поняла причину переполоха и причину доноса стервозной девочки, но играть «в дом» мне почему-то расхотелось, я и перестала. Вскоре под соснами и ёлками опять лежали белоснежные одеяла из снега, полностью накрыв наши благоустроенные квартиры.
В этом посёлке прожили зиму. Был построен кусок дороги в одном месте, и мы переехали на лето в другой посёлок: надёжные щитовые домики, кругом тайга, цветы огоньки, хорошие заработки, мать в шикарном китайском халате, дети сыты.
Это был конец пятидесятых — наверное, единственное время, когда хлеба было вдоволь. Целина тогда неплохо выручила страну и скрасила многие ошибки её руководителей. Но такое благоденствие длилось недолго…
А в нашей семье главенствовал отец. Здесь он задержался только на лето, с кем-то из руководства на принцип пошёл, и потащились мы в очередной райцентр Алтая, куда его взяли главным начальником по связи.
Нам предоставили дом с большим огородом, на котором росло всё, что посадит мать: даже малюсенькие дыни с арбузиками!
Ох, и пиры я закатывала по осени, приглашая на праздник живота соседских ребятишек. В одну миску резала помидоры, огурцы, дыни, репку! Вся эта тюря из овощей моментально съедалась, и никто не болел. Дети собирались только на нашей территории, в нашем дворе, потому как родительницы подружек ни в «жисть» бы не допустили такого пиратства с пиршеством!
А за обеды мне не только никто из моих гостей спасибо не сказал, так ещё и «отблагодарили» по-чёрному…
Как-то мама заметила, что я частенько головёнку почёсываю. Посмотрела, а там «животные», не стесняясь, пьют дочкину кровушку.
— Варька, да у тебя вошки вовсю разгулялись! Где же ты их набрала?
— Не знаю, — я очень расстроилась: теперь дуста не избежать!
И тут мама вспомнила, что я недавно к соседке в баню ходила.
— Как тебе тётя Галя голову мыла? — заподозрила она нехорошее.
— Сначала помыла своей дочке, а потом в этой же воде мне…
— Ах, паразитка доморощенная! Что же ей воды жалко! — ругалась мама во всю свою вполне интеллигентскую мощь, — а где её девчонка могла вшей набрать?
— Она в озерке купалась, который рядом со свинарником, — вспомнила я.
— А мать куда смотрела?
— Работала, наверное.
Больше я по чужим баням не ходила, а мылась дома в тазике, натаскав воды из колодца. Мать, помня своё непростое военное детство, и меня приучала к посильному труду. Сгонять в магазин за сахаром и хлебом, полить огород, принести воды и помыть в доме пол было обычным повседневным делом для десятилетней девочки.
Богатый урожай за осень не съедался, а потому делались заготовки. Мамка солила очень вкусные огурцы с помидорами в бочках. Всё в них клалось на глаз, специй не жалела. Получалось ядрёно, вкусно и красиво: помидорчики блестели, огурчики хрустели! Местные тётки, хотя и жили всю жизнь в деревне, а солить и квасить не умели — всё от скудоумия и жадности.
Была у меня там подружка - одноклассница, скромная и красивая девочка, из сосланных поляков. Мы бегали друг к другу в гости, мыли друг у друга полы, считалось, что это вполне нормально. Моя мама после уборок отрезала «работницам» по куску белого хлеба, сверху посыпала сахаром, и мы очень довольные шли на улицу. Мама Зои после «помоек» нас не угощала. У них в семье хлеб из дома не таскали — ели только за столом. Но такой порядок вещей нашей дружбе не мешал.
В этом районном центре мы жили рядом с кладбищем. И каждый день, сокращая путь, я ходила в школу и из школы напрямик через это кладбище, совершенно не чувствуя страха. Но когда торопиться было некуда, предпочитала его обходить стороной и шла по натоптанной тропинке, вдоль которой росли высокие деревья и с ними разговаривала. С покойниками-то не поговоришь! Или сочиняла какую-нибудь историю, а концу своего похода — обычно до магазина и обратно, историю старалась закончить.
Сочинения мои были разными, но обязательно с диалогами и чем-то приятным для самой рассказчицы. То я находила деньги и делала всем своим родным подарки, то видела себя Золушкой и, представляя её несладкую судьбинушку, уливалась горькими слезами, будто сама жила жизнью королевы. Кстати, истории сочиняю до сих пор, особенно, если путь пеший и погода соответствует.
Из-за папкиной принципиальности и неуживчивости в коллективах я сменила несколько школ. Зато мы нигде не снимали жильё внаём, а везде, куда приезжали, получали либо дом, либо квартиру. Отец хорошо разбирался в электрических и телефонных сетях да к тому же был трезвенником, за это его очень ценили начальники. Пьяным отца я видела только один раз. Помню, это было в какой-то праздник. Он тогда вытащил из кармана всю мелочь, где-то около рубля, и без сожаления отдал мне. Кого-то алкоголь делает злым и драчливым, а он наоборот - сделался добрым и щедрым. Жаль, что это было единственный раз! Видимо потому этот маленький эпизод мне и запомнился.
Мы объездили часть Казахстана и степной Алтай…
Обычно за день до переезда, глава семейства приходил домой, сообщал, что у него уже имеются билеты на ночной поезд, нужно быстренько собрать вещи, упаковать и перевязать верёвочками книжки, а потом ложиться пораньше спать. А среди ночи детей поднимали, и с кастрюльками, книгами и кухонным столом мы грузились на какой-нибудь грузовик, ехали на вокзал и на поезде добирались до места его новой работы. Такой был «батька», как за глаза называла его бабушка. Он ни разу меня не ударил и даже не наорал, но и отцовского тепла от него я не ощущала…
А мать любила литературу, покупала нам книжки, пластинки, выписывала журналы, знала наизусть уйму стихов. Имея всего семилетку за плечами, была очень грамотной, интересной и современной женщиной. Этим была похожа на своего отца, сельского интеллигента, воевавшего за красных и белых, позднее раскулаченного и погибшего в войну в Питере. Может под бомбёжкой, а может по политическим причинам. Официально — пропал без вести...
На три года наша семья остановилась в Барнауле. Нам предоставили квартиру на первом этаже двухэтажного дома. В большой комнате отец вырыл погреб. Это была целая столярная мастерская. Всякого инструмента покупал великое множество! Жена порой ворчала, зачем потратился на очередную железку. И когда, после двадцати лет совместной жизни с матерью, уходил к новой даме сердца, то взял только его - видимо, самое дорогое, что имел…
Столярничал с упоением. Сначала рисовал своё будущее детище на бумаге, получалось очень красиво. Потом нарисованный эскиз воплощался в стол, табуретку, настенный шкаф. Мог смастерить настольную лампу и украсить её абажуром. Затем родители шли на местную барахолку, и очередной столярный шедевр продавался тут же. На вырученные денежки покупали гостинцев, хорошего молдавского вина и отмечали продажу нового изделия в узком семейном кругу. Мать умела устраивать маленькие праздники.
От неё я унаследовала организаторские способности и любовь к лицедейству, которые впервые проявились именно в этом городе.
[Скрыть]Регистрационный номер 0066659 выдан для произведения:
«Когда поделать ничего не можешь,
Ты с тем смирись, чему уж не поможешь.
Не плачь над злом, которое умчалось,
Чтоб новое к тебе не постучалось».
В.Шекспир
Захотелось побывать в Белоруссии. Страна — совсем рядом, говорят о ней много, особенно последнее время, живой осколок бывшего социализма, якобы не богатая. Но понемногу развивается бизнес, есть своя промышленность, прекрасная столица — город Минск, всегда чистый, культурный, почти европейский. Раньше увидеть не удалось, потому подумала, поеду, пока границы открыты.
Этим летом приехал на каникулы младший внучок, второклассник. Решила взять его с собой, отдохнуть в каком-нибудь санатории на просторах Беловежской пущи, заодно расширить свой и его кругозор.
С путёвками мы припозднились, досталась только турбаза, недалеко от Минска. Но мы согласились, быстренько собрались и рванули с моим ненаглядным Васьком в долгожданное путешествие.
На турбазе пробыли неделю. Немного развеялись, отвлеклись, набрались новых впечатлений, надышались лесным воздухом…
До Москвы добрались спокойно, утром на электричку и домой.
Выбрали вагон в середине состава, сели рядом с тамбуром, по ходу поезда, чтобы Ваську не продуло, потому как, началась жараи все форточки в вагонах — нараспашку. Дружка в попутчиках не встретил, искрутился весь, я замучилась выдумывать всякие истории,а в «города» играли по сто первому разу.
Напротив села женщина, как сейчас говорят, «кавказской национальности». Её багаж состоял из коробки, зашитой в брезент, установленной на тележку. Поначалу я ни чему не предала значения, ни на что не обратила внимание. Занималось с внуком, предстояло два с половиной часа пути.
Наша «визави» съела яблочко и поглядывала, то в окошко, то на нас с лёгкой усмешкой. (Всем мамкам и бабушкам всегда кажется, будто их дети доставляют истинное удовольствие и радость окружающим).
Так проехали почти половину пути.
Вдруг, эта дама резко встала и вышла в тамбур. К ней присоединился мужчина, явно одной с ней крови. Поскольку мы сидели рядом с тамбуром, я, ещё не понимая почему, оглянулась.Они беседовали, но уж больно эмоционально. Тут-то и обратила внимание на её багаж. Стало слегка не по себе. Они продолжали свой разговор, а я оглядывалась то них, то на их ящик. Потихоньку охватывало лёгкое оцепенение от дурного предчувствия. Может быть, мне просто показалось и там помидоры с яблоками.
По жизни отличалась наблюдательностью, даже излишней. Порой, когда шли под ручку с мужем, показывала ему неприятный эпизод из уличной жизни, он раздражался и просил, чтобы отметалалишнее, не забивала голову ерундой, видела только позитив, не накручивала себя по пустякам, постоянно жучит воспитанием. Но уж, если родилась такой «всевидящей», куда деваться, труднопеределаться в мои-то лета. Сам тоже, как Ломоносов, всё о чём-то думает, порой слушает и не слышит, Так и живём!
Наконец тётка вернулась на своё место, но совершенно с другим выражением лица. Оно приобрело злой и неприятный оттенок. Моё душевное состояние от такой её перемены изменилось в момент. Внутри сковал пока непонятный страх. Мысли заметались: да или нет?Похоже, мы все тут серьёзно влипли. Что было делать? Как поступить? Ведь незаорёшь, состав-то движется. В голове возникли картинки с телеэкрана: вагоны под откосом, крики и стоны людей. Меня бросило в жар, началась душевная паника. Жутко испугалась за ребёнка. Я хоть пожила, а ему-то за что…
Решила: может, и ошиблась, но всё-таки лучше уйти от неё подальше. Одной рукой схватила Ваську, в другую шмотки, и потащилась на несколько вагонов вперёд. Уселись рядом со старушкой интеллигентного вида.
Сообщать о своих предположениях пока никому не стала. Не хотелось напрасно оговорить человека, да и себя выставить вроде дуры с манией преследования — перспектива не из приятных. Читала в какой-то газете, что, когда в Московском метро произошёл теракт, один молодой парень ещё до взрыва заподозрил женщину, чем-то она показалась ему очень странной, но побоялся сообщить об этом милиции, чтобы не сочли чокнутым, в случае ошибки. А сколько бы жизней спас…
На новом месте посидели минут десять, стала даже немного успокаиваться. И тут вижу, как моя «террористка» чешет мимо нас, но без своего груза. Господи,неужели я права. Опять навалился страх и паника. Душу сковало, мысли задёргались. Не выдержала, решила поделиться своими опасениями с соседкой. Та показала на мужичков, сидящих немного впереди, посоветовала обратиться к ним. Те пили пивко,мирно болтали, иногда негромко смеялись.
Подошла к крайнему и на ухо обрисовала ситуацию. Но на мои страхи, этот идиот, отделался советом, нажать на красную кнопку, что есть в каждом вагоне. Я не выдержала и уже вслух, с раздражением, почти выкрикнула, что сейчас все ёлки в кишках будут, а ты, про красную кнопку. Поражаюсь человеческой инертности и равнодушию. Лишь бы не трогали.
Села на место, но стресс не проходил. Но из той компании нашёлся один здравый человек. И не просто здравый. Он подошёл, показал красные корочки, спросил, что случилось. Внимательно выслушал, переспросил в каком вагоне тёткина коробка. Точно ответить не могла, а потому вызвалась ему помочь и попросила бабульку, чтобы та присмотрела за ребёнком.
Коробка находилась на прежнемместе, но вокруг уже были новые люди, кто они, посторонние или имели отношение к грузу?
Я быстренько вернулась к внуку, немного погодя вернулся и мой помощник. Сказал, что яправа, что не ошиблась, что подозрения мои не напрасны.
Мне уже было всё равно. Главное, что теперь была не одна, что нашёлся настоящий мужчина, который вырулит ситуацию. Он пошёл в первый вагон, видимо сообщить обо всём охране и предупредить о происшествии.
А в это время, моя дама, предполагаемая злодейка, возвращалась к своему добру.Куда ходила?, опять советоваться со своими…. Илия всё-таки ошиблась. Страх маленько отступил, ну думаю, лучше перебдить, чем недобдить.
Но ничего подобного. Смотрю, мой новый товарищ, уже с охранником, прошли мимо нас, видимо, что-то решать насчёт коробки. Я окликнула его ипредупредила, что хозяйка груза вернулась на прежнее место, и он с пониманием кивнул. Потом видела в окно, как на очередной остановке, ящик увезли в голову состава, а через некоторое время туда же увели хозяйку. Казалось бы, надо успокоиться, но ведь тётка здесь не одна…. Сколько их тут.
Подошёл мой напарник, объяснил: нужно будет написать заявление, всё понимала, только ребёнка с вещами,встречающему мужу, хотелось быстрее передать. Тихонько намекнула ему на ушко про сообщников нашей дамы, шепнул, что понял об этомсразу, но якобы сам ничего не боится, а меня надо бы проводить.
Опять обуял страх, опять душа в пятки ушла, а сердце в комок сжалось. Блин, думаю: кому—то медаль на грудь, а кому—то пулю в живот. Я вам что — Стивен Сигал и Брюс Уиллис в одном флаконе. Видимо выражение моего лица ему не понравилось, героиня совсем сомлела от пережитого волнения.
Мы подъезжали к нашему городу. Поезд остановился. Было желание совершенно постороннему сунуть Ваську, но кому...,только крепче прижала его к себе. Новый товарищ передал мои вещимужу, спросил, где живу,внимательно посмотрелна меня и…отпустил.
На перроне милиция проверяла у « чёрных» документы, видимо по связи сообщили о произошедшем. На привокзальной площади стояла газелька МЧС.Ни тебе барражирующих вертолётов, ни бронетехники, ни своры милицейских машин, как бывает в хорошем, не нашем боевике. У нас всё намного проще, пока по темечку не шарахнет…. А уж тогда сплошной анализ в СМИ, да сожаления с говорильней по всем телеканалам на целую неделю.
Сели в такси, но спокойствие не приходило, всё оглядывалась назад, не едет ли кто…
Дома муж приготовил хороший обед и за столом, выпив вина, слегка успокоившись, решилавсё подробно рассказать, как бы облегчить душу. Он выслушал и ответил, что возможно, в ящике была не взрывчатка, а наркотики, а это тоже не шибко здорово (там килограмм25, не меньше),потому, задумаешься, кого больше бояться — «своих или чужих» (знать бы о содержимом наверняка… оно мне надо?). Потом очень грустно посмотрел и негромко произнёс,что есть ещё одна очень неприятная новость: у меня умерла мама.
Всё тяжесть, накопившееся за последние два часа, и печальное известие обернулось истерикой. Только из-за Васьки взяла себя в руки, у него тоже заблестели глазки, потому, свои эмоциипришлось придержать, затаить в душе и сердце.
Так закончилось наше путешествие этим летом, и мне нужно было решать другие проблемы….
………………………………………………
Некоторое время ощущала, как будто наблюдают слегка со стороны, присматривают чтоли, а может быть, проверяли на предмет причастности. Потом жизнь устаканилась, вошла в свой обычный ритм. Я понемногу успокоилась.
Позже, вспоминая этот жуткий эпизод, думала, как бы поступили на моём месте, допустим, две мои подруги. При встрече спросила их, опять всё подробно вспомнив. Сначала задумались, но обе ответили, что вышли бы на первойостановке, как что-либо заподозрили. Выходит, я набитая дура, каких мало, и гори оно, всёсиним пламенем?Ещё посоветовали больше мир не спасать, думать о себе. Ведь, могут и подставить: объявить воровкой, или покрутить пальцем у виска за спиной. Не вызвали же никуда: ни на беседу, ни спасибо не сказали, ни ручку не пожали…. Значит между собой разобрались, всё поделили, друг друга наградили. Не забывай, где живёшь, подруга.
Говорят, что каждый человек, должен совершить в жизни, хотя бы один гражданский поступок.Будем считать, что я его совершила за себя и за Ваську.
"Мир не спасать, думать о себе" - привычная философия многих, к сожалению. После "Норд-Оста" 2002-го тоже непроизвольно стала настораживаться при виде женщин в чадре (а их у нас в Чите - жила тогда там - очень много было). Конечно, не хочется обижать человека подозрениями, но, в таких ситуациях лучше "перебдеть". Дай Бог, чтобы не повторялись эти жуткие трагедии! Спасибо, что поделились своим переживаниями! Очень понимаю!
Света, впечатлил твой рассказ. Я бы тоже искала людей, кому можно было бы сказать о своих подозрениях. Считаю, ты правильно поступила. Смело. Спасибо тебе!
Свет! какая страшная история!! Еще более страшно, потому что равнодушных людей все больше, живут так, как будто их это никогда не коснется!! Хорошо написала! И даже с самоиронией!
Название "Как я провела ЭТИМ летом" напоминает название дурацкого фильма с нарочито вычурным названием, коверкающим русский язык. Неужели надо рядиться в идиотов, чтобы привлечь к себе внимание? Для того, кто собирается заниматься писательством следует выбрать для себя к чему стремиться - к культуре или к антикультуре и беречь или разрушать родной язык
Ну, не понимаю я иной раз графоманов, хотя и сама из их рядов - чем не угодил рассказ. Написан хорошим русским языком, по всем правилам - завязка, кульминация, развязка. Сюжет на уровне и, чувствуется, что из "пальца не высосан". Автор ничем не похож на идиота, ни своим видом, ни своими рассказами. Привлекает внимание читателя здоровым юмором и умением увидеть необычное в обычном, что не каждому из нас даётся.Чтобы понять Вас, графоман, нужно просто прочесть что-то из Ваших произведений.
В данной ситуации графоманов спрашивать не буду... Терпеть ненавижу шестёрок!!!!!!!!!!!!! Такой как ты, Ман, на порядочный поступок не способен, а способен только слюни в своих стишках пускать... А личико слабо приоткрыть?
Светлана, поступок Ваш из того разряда, в котором находятся дураки. Не обижайтесь только. Потому что я и сама из разряда дур. И руководствуюсь, незнамо кем сказанным,-на дураках мир держится.И всё больше убеждаюсь, что так и есть!С уважением. Ольга.
Точно, Оля! Но ничего с собой поделать не могу. Уж такая уродилась. А этого Мана я кажется знаю. Живёт он далеко от Родины, Здесь ему было плохо... Теперь оттуда он видит типа всё: не такие фильмы снимают, не так их обзывают, не так пишут, не то читают, ему якобы виднее. Но сюда - ни ногой... Там обихожено, недалеко целебное море, тепло, солнечно и мухи не кусают. Оттуда удобно вякать, поругивать "невеликих", и воспевать прошлое, от которого сбёг... Как у Жванецкого: "...не стой во всём этом , отойди..." Спрятался под синей рожей и псевдонимчик с намёком взял... Трус, короче...
Да, и ладно Светлана. Каждый имеет право на своё право.Если серьёзно о Вашем рассказе, Вас не нужно бояться-Вы неравнодушный человек.Помните: "Не бойся врага, не бойся предателя Бойся равнодушного - с его молчаливого согласия совершаются все преступления и подлости".
Олечка, Светочка, Ваш оппонент, как говорится, квакнул, и в тину. Видно, крыть нечем! Язык, которым рассказ написан, не просто литературны и грамотный, а сочный, яркий, поступок героини смелый, не каждый на такое способен, а милейший Граф О Ман, видимо, из разряда "правильных", которые стремятся всех критиковать, правда, с закрытым забралом!
Светик! Ну, не обращай ты внимание на читателей, подобных тому, в синей маске )) Ты назвала свой рассказ так, как посчитала нужным, как почувствовала. Ничего запрещенного в названии нет. Любой автор волен выбирать стиль, наиболее точно отражающий его мысли, а тем более название. Этот "критик", по сути дела ничего конструктивного не сказал, лишь сбросил свое плохое настроение под твоим рассказом ))). Да мало ли "гениев", уверившихся в своем непререкаемом совершенстве ))).