На последние школьные каникулы я поехал в деревню к маминым
родителям. Мама отправила меня на несколько дней раньше чем ждали бабушка и
дедушка. Поэтому, когда я вышел на платформу станции с громким названием
«Городище», меня никто не встретил.
Никакого городища, разумеется, не было. Сразу за железной
дорогой начинались поля, и мне пришлось топать пешком почти шесть километров.
Вскоре пошёл дождь, и я ввалился в аккуратную бабушкину избу промокший до нитки
с рюкзаком на плечах с чемоданом в одной руке и удочками в другой.Через пять минут в дверь постучали - это
почтальон принёстелеграмму о моём
приезде.
- Мне и накормить то тебя нечем! – Всплеснула руками бабушка.
– Даже курицу зарубить некому. Дед только к ночи из района вернётся. Что ж мать
телеграмму заранее не отбила? – И не дождавшись ответа, вышла в кухню.
- Ба, ты мне гуся с яблоками обещала…
- Гуся? А кто ж его рубить-то будет? У меня рука болит. –
Потом посмотрела на меня внимательно и добавила. – А ну ты попробуй! Сейчас
поглядим, который номер у деда следующий.
Мой дед был гусиный командир, так звали его в деревне.Он разводил гусей по всем правилам науки. И
на тот момент у него было сорок восемь птиц двух пород - крупной серой и
холмогорской. Он держал их в отдельных сараях и даже на выпасе они гуляли
каждая порода отдельно.Вожакам он давал
клички, все остальные ходили под личными номерами, написанными на кольцах.
- Вот. – Бабушка присела возле стола, развернув дедов журнал
гусиного учёта. – Можно брать сорок второго. Двадцатого и восьмого он в район
увёз на рынок.
Ну, иди. Топор за дверью в сенях.
Спустя много лет, вспоминая этот случай, я понимаю, что
бабушка тогда нарочно сказала, чтобы я сам занялся этим нелёгким делом.
Потому что была уверена, кишка у меня тонка, и я не смогу зарубить птицу. Ведь
обрабатывать гуся всё равно пришлось бы ей.
Я конечно немного струхнул от такой перспективы, но вида не подал
и поплёлся в сарай искать сорок второго. Искать пришлось долго. Гуси мирно дремали,
положив головы под крыло все как один стоя на одной ноге. А кольца
были как раз на тех ногах, которые они спрятали. Я ползал на четвереньках по
сараю, не выпуская из рук топор, и дёргал гусей за ноги, чтобы посмотреть номер.
Они спросонья больно щипали меня кто за что достанет.
Из первого сарая с холмогорами я выполз изрядно пощипанный,
но не побеждённый. И даже забыл подняться на ноги, чтобы перейти в сарай к
серым. Так и переполз на четвереньках с топором в руке.
Вожак серых, по кличке Колчак, был гусь крутого нрава.
Завидев в дверях чужака, он тут же встал в боевую стойку и противно загоготал, захлопав крыльями. Я с перепугу крикнул ему писклявым голосом: «Цыц,
скотина!» и полез осматривать кольца, благо все гуси проснулись и встали на
две ноги.
Колчак же не унимался, он клевал меня в самое мягкое место и
бил крыльями. А когда я от него отмахивался, хватал за пальцы. И вот оно моё
счастье! Гусь под номером сорок два оказался пятым или шестым из тех, кого я
успел осмотреть. Подхватив его под мышку, я выполз из сарая и быстро прикрыл
дверь, чуть не зажав голову вконец рассвирепевшего Колчака.
В таком виде – на четвереньках с гусём под мышкой одной руки
и топором другой, меня и застала бабушка. Она стояла надо мной руки в бока и
заливисто хохотала.
- Ну что нашёл сорок второго?
- Вот. – Я поставил гуся на землю и поднялся. – Где его
рубить?
Бабушка просмеялась и протянула мне газету.
- Найди какое-нибудь брёвнышко, постели на него газету.
Наступи гусю на крылья, положи его шею на газету и тюкни топором. – Сказала она и ушла в дом.
Я огляделся. Никаких брёвен и брёвнышек во дворе не
оказалось. И тут мой взгляд остановился на широких ступенях крыльца старой
бани. Дед давно построил новую баню, но старую, почему-то не разобрал. И уже
лет десять она стояла бесхозная с провалившейся крышей.
Аккуратно расстелив на крыльце газету, я подтащил несчастного
сорок второго. Наступил ему на крылья, как учила бабушка, положил его шею на
газету, и взмахнул топором.
Пока топор опускался я смотрел прямо перед собой, чтобы не видеть гуся, и передумал много всяких мыслей. Мне
представилось, как этот серый был когда-то маленьким гусёнком, жёлтеньким и
пушистым. Как забавно ходил вперевалочку за мамашей и, спрыгнув в пруд, быстро грёб
лапками, стараясь не отстать.
И вот топор тюкнул, я выпустил из рук топорище, зажмурился и заплакал. Но тут за моей
спиной раздался бабушкин смех.
- Ой, не могу! Ой, держите меня семеро! – Причитала она.
Я открыл глаза. От удара топора
прогнившая доска ступеньки рассыпалась в труху, и невредимый гусь прижатый
топорищем смотрел на меня ничего не понимающим взглядом. А когда я убрал топор,
поднялся, важно отряхнулся и пошел, неторопливо переваливаясь к своему сараю.
Бабушка забрала у меня топор, загнала гуся восвояси и
подтолкнула меня к дому.
- Иди, я твоей любимой каши наварила. Завтра будет тебе гусь с яблоками.
Хорошщий рассказ. Замысел ясен. Однако, сцена попытки казни гуся прописана очень небрежно. 1) "Пока топор опускался, я передумал много всяких мыслей." - это сколько же времени опускался топор!???? Видимо, автор имел ввиду что в момент опусмкания топора в мозгу стремиттельно пронеслись какие-то мысли. 2) "И вот топор тюкнул, я зажмурился и заплакал." - то есть в тот миг, когда тюкнул топор, ЛГ всё видел, поскольку зажмурился он ПОСЛЕ того, как топор тюкнул. - "Я зажмурился и заплакал, топор тюкнул" - видимо, как-то так следовали события. 3) "...и невредимый гусь прижатый топором..." - здесь непонятно, какой частью топора был прижат гусь.