Известие

 В тот год конец июля был жарким. Мы с женой отдыхали с друзьями  у села Чардым на островах, что тянутся вдоль Гусихи, волжского протока. Днем по песку ходить было невозможно – к воде бегали. Чай пили, сидя в воде, за вкопанным на мелководье столом. 

 День был обычный. Ловили рыбу, купались, катались на водных лыжах, съездили в магазин, заготовили дрова на вечер, что-то готовили на костре, пили чай.

Наступил вечер.

Ольгу привез Витька на своем катере, встретив её с пароходика на сельской пристани. Время шло к полуночи. Народ вышел к лодке для приветствия. Я помог ей сойти на берег, и, присмотревшись, заметил скорбное выражение её лица.

- Высоцкий умер! – коротко бросила она, ни на кого не глядя.

Все сразу смолкли.

- Когда!? – спросил Витька, вытаращив глаза.

- Не знаю! То ли вчера, то ли сегодня! Официального сообщения нет. Мне подруга позвонила из Москвы.

- Сколько ему было!? – спросил кто-то.

- Сорок два! – ответил я.

 Она стала раздавать яблоки, которые привезла с собой.  Мне, вдруг, показалось, что это платки, которые раздают присутствующим на похоронах.

 Вечером все собирались на танцы в лагерь «Салют», но об этом никто и не вспомнил.

Мы сидели вокруг костра и молчали!

Слова произносились по бытовой необходимости. Разговаривать было не о чем, да, и не хотелось.

Пили теплую водку из кружек. Не чокаясь.

Закусывали яблоками.

Трещал искрами костер, и его блики прыгали по хмурым лицам. Лицо Ольги, словно списанное с иконы, было спокойным и печальным. Кто-то попытался выловить «Голос Америки», но глушилки работали во всю, и в эфире был только «Маяк».

Мой друг Джо, балагур и весельчак, сегодня даже не притронулся к любимой гитаре. Он сидел на песке, обхватив руками согнутые колени, уставившись в костёр неподвижным взглядом, и изредка встряхивал шевелюрой.

Его глаза предательски блестели. Мои, наверное, тоже.

 Из нашей жизни исчезло что-то важное – это было общим чувством. В голове крутилось начало Его песни:  «Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем…»

23.07.2011.

РАЙСКИЕ ЯБЛОКИ 

         Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем,

         - Как бы так угадать, чтоб не сам - чтобы в спину ножом:

               Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,-

               Не скажу про живых, а покойников мы бережем.

               В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,

               И ударит душа на ворованных клячах в галоп.

               В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.

               Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

               Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то:

               Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел.

               И среди ничего возвышались литые ворота,

               И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел.

               Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом,

               Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.

               Седовласый старик слишком долго возился с засовом -

               И кряхтел и ворчал, и не смог отворить - и ушел.

               И измученный люд не издал ни единого стона,

               Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.

               Здесь малина, братва,- нас встречают малиновым звоном!

               Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.

               Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?

               Мне - чтоб были друзья, да жена - чтобы пала на гроб,-

               Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок.

               Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

               Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:

               Это Петр Святой - он апостол, а я - остолоп.

               Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок.

               Но сады сторожат - и убит я без промаха в лоб.

               И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых,-

               Кони просят овсу, но и я закусил удила.

               Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок

               Для тебя привезу: ты меня и из рая ждала!

(В.Высоцкий, 1977)