Химера.

Валентин Петрович Пупиков, тучный мужчина лет пятидесяти возлежал на чистейшей белой пушистой гостиничной простыне, покрывавшей шезлонг. Он был белокож и рыхл, голову его уже венчала обширная лысина. Он оглядывал пляж тусклыми, голубыми, глубоко посаженными в глазницах глазками, с явным пренебрежением к снующему туда – сюда, как он любил выражаться, планктону, то есть к обычным отдыхающим. Сам себя он таковым не считал. Невдалеке стоял худосочный турецкий юноша из обслуги отеля, натянутый, как струна на копузе, готовый броситься по первому зову богатого господина.
Солнце ещё не заявило во всю мощь о своих правах и только готовилось упасть расплавленным золотом на благословенные Ликийские земли. Море, необыкновенного в этот час, белого цвета, простиралось к горизонту и там начинало слегка голубеть, пытаясь слиться с небесами, словно огромный хамелеон, чтобы к ночи опять вернуть себе прежний цвет. С другой стороны волшебной красоты гора, сверкая кварцевыми бликами, упиралась верхушкой в небо. Когда-то греческие колонисты называли её Олимпом и верили, что на вершине живут боги.
Валентин Петрович пребывал в лёгкой дрёме, и мысли его студенистыми медузами дрейфовали в уставшем мозгу от, чрезмерно выпитого, вечернего виски и ночной возни с молоденькой нимфой из забытого богом Ухрюпинска. Нимфа была насколько хороша собой, настолько и безмозгла. Мужчина сладострастно вздохнул, причмокнул толстыми, вечно масляными губами и постепенно погрузился в сон.

***
Вале с детства не везло. Начать хотя бы с имени. Как он ни старался, ни просил, чтобы его называли Валентин, одноклассники, а потом и однокурсники с усмешкой звали его Валюша. Он вообще всегда был объектом насмешек и приколов, неистощимых на выдумки, своих, как он считал, друзей. Но Валька не злился. Он был на редкость не конфликтен и абсолютно не злопамятен. Про таких людей говорят: не от мира сего. Он часто представлял, как на небесах Господь с длинной белой бородой, делающей его похожим на Деда Мороза, черпает огромным половником из двух чанов, на одном из которых написано «везение», а на другом «невезение» и раскладывает содержимое по тарелкам, а там уж кому что достанется. Вероятно, Вале при раздаче досталась не та тарелка. Иногда он мечтал: вот бы везение досталось ему, стал бы он богатым, успешным и много чего хорошего смог сделать для людей.
В тот год, когда его жизнь резко изменилась, по весне он с друзьями, не изменяя своей привычке, отправился в поход по Карельским лесам. При всей Валькиной невезучести, ни одна вылазка не обходилась без него. Может, из-за того, что все шишки сыпались только на самого Вальку, не затрагивая остальных участников сборища. К тому же, в поход он всегда брал «курковую тулку», доставшуюся ему от деда, над которой он трясся и берёг пуще глаза.
На привале загорелось Вальке отойти рябчиков пострелять. Ребята разожгли костерок, чтоб хоть немного обсохнуть и согреться. Май выдался дождливым и холодным. В лесах ещё было много снега и льда. Весна всё же витала в воздухе. Одуревшая от любви пара рябчиков заметила приближение доморощенного браконьера слишком поздно. Двустволка плюнула дробью, и одна из птиц свалилась в густой кустарник. Чтобы не мешала, Валька прислонил тулку к дереву и полез в кусты. Чертыхаясь, ободрав руки и лицо ветвями можжевельника, в конце концов, нашёл вожделенную добычу. Но зато потерял ружьё. Казалось бы, совсем неподалёку от кустарника он оставил его. Под этим деревом, нет, под тем. Отчаявшись найти драгоценную двустволку, он бросился к костру. Но рассудил так: опять народ издеваться начнёт над его невезучестью. Надо как-то по-другому преподнести. К биваку он подбежал с криком «медведь», ребята подскочили и начали спешно рубить и остругивать колья, сразу обжигая их на огне, для прочности. В течение трёх последующих часов, лагерь жил напряжённым ожиданием вываливающегося из зарослей медведя, а Валька всё это время горестно причитал по потерянной дедовой двустволке, давя друзьям на жалость. Время шло, медведь не появлялся, и ребята решили отправиться, пока не стемнело, на поиски ружья. Буквально через полчаса поисков оно было обнаружено, бережно прислоненным к стволу старой берёзы. Грозно обступив друга, парни потребовали ответа. Что оставалось Вальке, как выложить всю правду? Не везёт, так во всём.
Снявшись с привала, в тот день дошагали они до давно заброшенной деревушки, насчитывающей домов этак пять – шесть. Но самой главной достопримечательностью в ней была деревянная церквушка. Разместившись на ночлег в наиболее сохранившемся доме, парни предались поглощению нехитрой снеди и, как заведено по вечерам, приёму, разведённого до нужной консистенции, спирта «Рояль». Валька в коллективе был единственным трезвенником, алкоголь и он просто не могли существовать совместно. Как всегда, напитков оказалось больше, чем съестного, и вскоре все приятели громко храпели в спальных мешках, с большим трудом помещённые туда Валентином. «Чёрт, и в этом не везёт! Был бы, как все, и не таскал бы эти бесчувственные туши на себе, а весело сопел, и всё по барабану», - сокрушался он. Ночью подморозило. Луна на небе повисла, словно бутафорская на декорациях в театре. Лес жил тайной ночной жизнью, похрустывая сучьями и вскрикивая на разный лад необъяснимыми звуками. Вальке было страшно, но, не отдавая себе отчёта почему, он, каждую секунду оглядываясь и вздрагивая, направился в деревянную церковь.
Дверь в церковь отворилась неслышно, словно незримый служка ухаживал за петлями все годы запустения. Переступив порог, Валька испуганно озирался по сторонам. Луна, сквозь узкие проёмы окон, с любопытством подглядывала за белым, как полотно, любителем ночных прогулок. Церковь была абсолютно пуста. Валентин замер. Со стороны, где ранее, по всей видимости, находился алтарь, послышалось еле слышное шипение и треск. Луна, испугавшись, быстро спряталась за, удачно оказавшееся поблизости, облако. В кромешной тьме стало разгораться слабое голубое свечение. Всё ярче, ярче, и вскоре огромный светящийся шар повис в воздухе перед Валькой. В шаре причудливо переплетались изображения невиданных ему существ: то лев, с козлиной головой на спине и хвостом, в виде змеи; то трёхглавый дракон, извергающий пламя; то необыкновенной красоты женщина. Валька не мог пошевелиться, горло стянуло спазмом, и крик застрял где-то в груди. Мелькание образов в шаре убыстрялось, превратившись, наконец, в слепящий пульсирующий свет. В мозгу у Валентина чётко прозвучало только одно слово, словно произнесённое бесполым существом: «Исполнись», раздался громкий хлопок, и шар разлетелся на множество мелких светящихся искр. Они быстро растаяли во тьме, и опять в церкви повисла непроглядная мгла. Он не мог припомнить потом, как добрался до места ночёвки и ничего не стал рассказывать друзьям.
Удача свалилась на него неожиданно, осыпая всеми доступными и недоступными благами. Сначала нашёлся, невесть откуда взявшийся, двоюродный дед, да не где-нибудь, а в Швеции. Усопший по старости и завещавший всё честно нажитое имущество единственному близкому родственнику, то есть ему, Вальке. Счёт этого имущества составлял вполне приличную сумму, чтобы открыть собственное дело на родине. Валька выигрывал в казино, в лотерею, на бегах. Деньги липли к нему, словно металлическая стружка к магниту. Он заматерел, растолстел и стал подумывать о том, чтобы баллотироваться в Думу, как адепт одной из партий. О своей мечте, сделать что-то хорошее для людей, если бы он был богат, Валентин Петрович Пупиков так ни разу и не вспомнил.

***

Вечером того же дня молодая пассия уговорила Валентина Петровича поехать на ночное шоу, проходящее в горах. Там можно было понаблюдать за потрясающим природным явлением. Всполохи огня, неожиданно возникающие из-под земли то тут, то там. По преданьям, именно на этой горе Беллерофонт на сказочном Пегасе победил ужасную химеру. Девица уморительно канючила, называя его «папулей», надувая губки и царапая студенистое пузо Пупикова акриловыми разноцветными коготками. Тот сдался, предвкушая, что устроит куколке за шоу в номере после экскурсии. Слава богу, есть ещё порох в пороховнице.
Шоу было завораживающим. Зажженные факелы, которые несли туристы, вид сверху на чёрные провалы дыма, с вырывающимися оттуда языками пламени. Стоя на смотровой площадке, Валентин Петрович ощутил вдруг неясное беспокойство. В огнях внизу начали мерещиться ему те же странные существа, что привиделись в старой Карельской церкви двадцать лет назад. Необъяснимый ужас ледяной рукой сдавил ему сердце. Он пытался вспомнить слова хоть какой молитвы, но переполненный страхом мозг выдавал только одно: «Я исправлю, я оправдаю». Огненные всполохи слепили глаза и манили призывно к себе.
Через пять суток поиски тела Валентина Петровича в окрестностях горы были прекращены. Дело об исчезновении гражданина Российской Федерации до сих пор осталось нераскрытым.