Дыхание

К утру ветер утихнет. Также резко перейдёт в лёгкий бриз, как с вечера превратился в шквал. Я знаю. Точно. Сейчас – шторм. Тьма дрожит от воя ветра и грохота разбивающихся о скалы волн. Тьма может быть живой и трепещущей под натиском стихии. Она не способна укротить океан.

Я могу позволить себе не слышать звуки неистового шторма. Они мне не нужны. Я хочу смотреть на океан. Я его вижу всегда – днём и ночью. Он тоже живой. Он дышит. Дыхание океана может быть разным. Медленным и поверхностным. Или как сейчас – стремительным и глубоким.

Когда океан обнажает дно, вздымая вверх и расширяя, как расширяется капюшон разозлённой шипящей кобры, свой край вдоль побережья, образуя высокую волну – это вдох.

Когда волна с рокотом опрокидывается на берег – это выдох.

Между вдохом и выдохом – видения. Длящиеся несколько мгновений и бесконечность.

Так я смотрю на себя. И не только я. Нас много. И когда океан дышит, мы смотрим друг на друга.

 

Вдох.

 

Войдя в кабинет, Гера с силой закрывает за собой дверь. Так, что едва не вываливается полупрозрачное стекло. Яростный взгляд. На лице выражение ненависти, скулы напряжены.

Гера подходит к рабочему столу. Минуту смотрит на его поверхность, затем рывком сбрасывает на пол всё, что было на столешнице. Бумаги и содержимое органайзера разлетаются во все стороны. Монитор, не достигнув пола, повисает на проводах.

– Ублюдок! – срывается с его губ.

– Достал? – доносится участливый вопрос коллеги, сидящего за соседним столом.

– Не то слово! Я полтора года без продыху вкалываю на грёбаную компанию, а меня прокатили с горочки как пацана!

Гера закуривает. Выпускает длинную струю дыма к потолку, к датчикам пожарной сигнализации.

– Заметят – получишь штрафные баллы, – напоминает коллега. – Или сигнализация сработает. Весь офис на уши поставишь. Тогда точно несдобровать.

– Плевать! – Гера раздражённо морщит лицо, но к словам прислушивается. Подойдя к окну, приоткрывает створку. Смотрит на шпили высотных зданий, отблески солнечного света на стёклах. Внизу – дымка смога и непрекращающийся гул уличного движения.

– А пошло всё! – он резко поворачивается и хватает телефонную трубку. Торопливо набирает номер. Когда дожидается ответа, начинает говорить. Тон голоса старается сдержать, но всё равно почти кричит:

– Турфирма?! Замечательно! Мне…

 

Выдох.

 

Волна обрушивается на берег, вспенивается, гонит перед собой камни, клочья водорослей и отшлифованные до блеска обломки деревьев. Когда наступает пауза перед очередным вдохом океана, я смотрю на мир.

Рядом бухта и рыбацкая деревня. В ней больше не слышно детского смеха и пения. Женщины в сари не провожают мужчин, стоя на берегу до тех пор, пока их лодки не скроются вдали. Люди покинули деревню. Прошло немного времени, но глиняные стены начинают рушиться. Бамбуковые крыши зияют дырами. Развешанные на кривых деревянных подпорках сети гниют и превращаются в труху. Оставленные на берегу некогда быстроходные длинные и остроносые лодки покрылись трещинами. Влажный, пропитанный морской солью воздух разрушителен.

Сюда люди не вернутся никогда. И я знаю, почему они ушли. Мы все знаем.

 

Вдох.

 

– Уважаемые пассажиры, наш авиалайнер готов к взлету. Пожалуйста, пристегните ремни, – в начале салона появилась миловидная улыбчивая стюардесса. – И не закрывайте шторки иллюминаторов, пока самолёт не взлетит и не наберёт высоту.

– Федя, а что если… – начинает говорить Наталья дрожащим голосом.

– Успокойся, – обрывает фразу жены Фёдор. Он бы наверное смог и прикрикнуть на неё – боится не меньше, никогда не летал. Но кто-то должен держать себя в руках. Логично, что он. Иначе не мужик, а тряпка. На жену сейчас достаточно посмотреть один раз, чтобы защемило сердце и от любви, и от жалости к ней. На её глазах проступили слёзы. От страха закусила нижнюю губу. Ёрзает в кресле. Поворачивает голову то к пассажирам, то к иллюминатору, за которым видно широкое разрисованное крыло, заслоняющее взлётное поле аэропорта.

Чего не скажешь о Лене, сидящей между ними. Дочь в восторге. Тоже вертится во все стороны. Её светло-русые волосы, заплетённые в косички, так и мелькают перед глазами. Глядя на дочь, Фёдор улыбается.

– Наташа, всё будет нормально, – тихо и ласково говорит он. – По статистике самолёт – один из самых безопасных видов транспорта.

– Статистика! – Наталья фыркает. – Где была статистика, когда сбили авиалайнер…

– Наташа! – одёргивает её твёрдым голосом Фёдор и глазами указывает на Лену.

Поздно. Дочь слышит слова матери. Выражение восторга и радости на лице сменяется испугом. Она хватает за плечо отца, смотрит в глаза.

– Папа, нас тоже собьют? Мы упадём?

Фёдор старается казаться непринуждённым, весёлым.

– Леночка, ничего плохого с нами не случится, – отведя взгляд и посмотрев на жену, он едва заметно предостерегающе покачивает головой. Снова обращается взором к дочери, произносит:

– Мама вспомнила кино. Но ты же знаешь, что в фильмах всё выдумка.

– Конечно выдумка, – соглашается Лена. – Я помню, как самолёт прилетел в совсем-совсем пустой аэропорт. А потом там появились зубастые чудовища, которые съели Землю. Так никогда не бывает.

– «Лангольеры», – машинально вспоминает фильм Наталья и с тяжёлым вздохом откидывается на спинку кресла. – Лучше бы мы поехали в Сочи. Или Пятигорск.

Самолёт начинает двигаться, по рулёжной дорожке выкатывается на взлётную полосу.

– Мы прилетим в аэропорт, где будет много людей, – говорит дочери Фёдор. – А потом начнётся потрясающее путешествие, о котором можно рассказать в школе. Почти кругосветное!

В глазах Лены вновь загорается восторг. Она смотрит в иллюминатор, пытается увидеть, как взлетает самолёт.

Авиалайнер разгоняется, отрывается от земли. Корпус вибрирует. В салоне становится шумно, но Фёдор продолжает говорить:

– Наташа, глупо было упускать такую возможность. «Горящий» тур. Почти за копейки. Наши отпуска совпали. Мы даже не мечтали о таком отдыхе! Увидим Францию, Испанию, страны Африки, Мадагаскар, Индию…

 

Выдох.

 

Апогей бури. Ветер уже нельзя назвать ветром – это ураган. Яростная схватка воды и суши продолжается. Океан наносит удар за ударом по скалам и разлетается брызгами, не сумев и в этот раз преодолеть силу гор. Пока. Наступит время – он покажет всю свою мощь. Гребни волн тянутся к небу. Кажется, океану недостаточно покорить сушу. Он хочет достичь низко нависших туч. Смешаться с ними. Желает стать властелином неба и земли.

 

Вдох.

 

– Матье? Матье?!

Матье с неохотой отрывает взгляд от окна. После изысканной кухни и хорошего бургундского вина ресторанчика «Улетт» ему хочется расслабиться, ни о чём не думать. Отстранённо созерцать течение жизни на площади Лашамбоди. Смотреть на небольшую церковь Нотр-Дам-де-Берси с колоннадами перед входом, полускрытыми от взглядов посетителей «Улетт» невысокими и раскидистыми липами и клёнами. Умиротворяющая обстановка квартала Берси возвращает душевный покой. Здесь нечего и некого опасаться. И дубы и каштаны парка Берси радуют взгляд, им можно доверять. Не ждать выстрела в спину из тени ветвей деревьев. Вокруг всё так не похоже на душный и пыльный Йемен. На Сану. С пробитыми снарядами и испещрёнными пулями стенами домов. Трудно освоиться сразу. Сколько прошло дней? Пять или шесть? А кажется, что столетие. Кажется, что он побывал на другой планете.

Говорят, можно привыкнуть ко всему. Матье не привык. Продолжает работать, скрывая эмоции. Ему не понятна любая война. Он остаётся убеждённым сторонником того, что человек создан для жизни. Только память куда девать?

Они нарвались на засаду. Для кого она предназначалась, уже не имело значения. Следовавший впереди автомобиль съёмочной группы CNN подорвался на фугасе. Его несколько раз перевернуло в воздухе и опрокинуло на крышу. Следом – огонь из стрелкового оружия, сконцентрированный на их машине. Водитель и фотограф Ксавье погибли сразу. Матье чудом успел открыть дверь и сползти на дорогу, усыпанную бетонными обломками, прежде чем их внедорожник окончательно превратили в решето. Залезть под днище машины и смотреть, как горит автомобиль CNN, чадящий чёрным маслянистым дымом пылающих покрышек. Слышать, как пули барабанят по искорёженному железу. Затем – несколько громких взрывов и тишина. Невероятная тишина. Торопливые шаги. К машине бежали люди. Матье, затаив дыхание в напряжении ждал худшего, но облегчённо выдохнул, когда под машину заглянул Дюран, командир спецотряда Иностранного легиона, протянул ему руку…

– Извини, Жак! – Матье поворачивается к собеседнику – толстому, лысеющему коротышке, напоминающему престарелого Дени де Вито.

– Ты не слышал ни слова, – произносит Жак с укоризной.

– Слышал. Опять командировка. Я и недели не отдохнул. И статью не закончил.

Жак старается выглядеть убедительным, улыбается:

– Какая командировка?! Путешествие на океанском лайнере за счёт редакции. Заодно статью о событиях в Йемене допишешь.

– Вот как! – изумляется Матье. – Тогда в чём подвох? Неслыханная щедрость редакции газеты!

Жак склоняется над столом, переходит почти на заговорщицкий шёпот:

– Заказ от ряда судовладельцев. Они просят, чтобы мы написали, что туристический маршрут вдоль африканского побережья не опасней лодочной прогулки по Сене. Упомянуть военные корабли…

– Забыть про сомалийских пиратов? Вашим заказчикам разве не докладывают капитаны судов? Они не знают реальной обстановки? И вообще, мог бы выбрать для столь «ответственной» работы любого стажёра.

– Матье, заказчикам важно, чтобы написал ты. Читатели тебе доверяют…

– Врать не стану, – категорично заявляет Матье.

Жак в ответ мотает головой, продолжает тараторить:

– И не надо. Просто преподнесёшь потенциальным клиентам судоходных компаний очерк о своём приятном и беззаботном путешествии. В конце концов, надоест – сойдёшь с корабля в порту Ричардс-Бей в ЮАР. А там из Йоханнесбурга вернёшься домой.

Матье разглядывает Жака с нескрываемой во взгляде иронией:

– Билет ты конечно уже купил…

 

Выдох.

 

Ветер начинает стихать. Дыхание океана постепенно становится равномерным. Скоро здесь он станет кротким. Чтобы в другом месте превратиться в шторм. Тучи нарушили своё единство, разомкнулись, пролив на поверхность океана лунный свет. На покачивающихся волнах блики то исчезают, то возникают вновь. В небе под бледным светом луны парит альбатрос. Бесстрашный. Но может быть он посланник высших сил? Несёт нам сакральную весть?..

Когда дыхание океана размеренное, мы почти не видим друг друга. Зрим только то, что происходит на Земле. И чем спокойнее океан, тем короче становятся видения.

 

Вдох.

 

– Амрит!!![i] – сквозь дикий шум голос Сушила едва различим. – Амрит!!! Надо уходить! Они потопят нас!

Я только сейчас понимаю, в какую беду мы попали. Моя глупая самонадеянность. Мне казалось, я смогу спасти больше. Лодка раскачивается из стороны в сторону. Я оборачиваюсь к Сушилу. Он уже не вытаскивает людей из воды, пытается отталкивать их веслом. В лодке и так десять человек. Смотрят на нас. В глазах – ужас. Рядом со мной женщина в оранжевом спасательном жилете. На руках годовалый ребёнок. В её взгляде не просто ужас – мольба. Сушил прав. Надо прорываться. Если ещё не поздно.

Впереди, рассеивая мрак палубными фонарями и иллюминаторами, вздыбился словно утёс нос океанского лайнера, кормой стремительно погружающегося в пучину. Скрывшись под водой, иллюминаторы не сразу гаснут. Из глубины исходит свет, и кажется, что вода вокруг тонущего корабля кипит. Пассажиры барахтаются в воде, отчаянно пытаясь удержаться на поверхности, выжить. Я не могу понять, как они захлёбываясь могут так истошно орать. Но есть ещё один звук, перекрывающий крики гибнущих людей. Звук, похожий на стон, который издаёт корпус лайнера, идущего ко дну.

– Сушил, возвращаемся!!! – уже кричу я. – Не давай им хвататься за борт! Бей веслом!

Поздно. Мы опомнились слишком поздно.

Десятки рук вцепились в борт, люди пытаются залезть в лодку. Я колочу веслом по рукам. Я ещё надеюсь спастись. И спасти тех, кто в лодке.

Я не сразу замечаю, как Сушил падает за борт. И пропадает среди тянущихся из воды рук. Я продолжаю отбиваться, уводить лодку от тонущего корабля и его пассажиров. В какой-то момент мне почти удаётся вырваться из плена этих страшных рук обречённых людей. Лишь момент…

Лодка резко накреняется на левый борт, и я лечу в воду. Ударяюсь о чьи-то головы, плечи. Я не успеваю даже на миг вынырнуть на поверхность. Пытаюсь кричать. Лёгкие мгновенно заполняет вода. Кто-то хватает меня за ноги, тянет вниз, на глубину. Туда, где океан холоден, хранит вечный мрак. В бездну…

 

Выдох.

 

На горизонте возникает узкая фиолетовая полоска рассвета. Достаточно далеко, чтобы развеять сумерки. Скоро день сменит ночь. Океан станет покладистым, будет отсвечивать нежной лазурью. Но ещё можно ощутить глубину его дыхания и заглянуть в прошлое.

 

Вдох.

 

Ману стоит на песчаной косе, тянущейся от выхода из бухты к крутому, местами обрывистому горному склону, смотрит вдаль.

– Ману, ты не устал пялиться на скалы? – спрашивает подошедший Нараьян.

– Я не пялюсь на скалы, – звучит довольно резкий ответ.

Ману поворачивается к другу-рыбаку лицом – суровым, с кожей, загрубевшей от солнца и солёного ветра. Выцветший взгляд.

– Я жду, когда наступит ночь и вернутся они, – говорит он задумчивым тоном. – Будут стоять на острых вершинах утёсов и смотреть на океан. Тысячи. Взрослые и дети. Все, кого мы не смогли спасти.

– Думаешь, в ожидании есть смысл? – без тени усмешки спрашивает Нараьял.

– В ожидании? Нет. Меня волнует, когда им надоест смотреть на океан, и они придут в деревню.

– Ты серьёзно?

– Да. Однажды я подошёл к скалам достаточно близко. Может я ошибся, но мне показалось, что я среди погибших пассажиров заметил Сушила, Поллаба, Амрита… Всех деревенских парней, кого поглотил океан в ту ночь. И я думаю, когда-нибудь они захотят вернуться домой. Они были нашими добрыми друзьями, но я не желаю дождаться того времени, когда они начнут разгуливать по деревне. Боги прокляли это место. Завтра я соберу пожитки, уложу в лодку. И вместе с женой и детьми поплыву на восток. Может в соседней деревне для нас найдётся пристанище, – Ману крепко сжал плечо друга. – И тебе советую…

 

Выдох.

 

Рассвет. Океан больше не выглядит неукротимым. Он спокоен. Даже миролюбив. Мне нравится глядеть на океан на рассвете. Видеть, что он не только способен топить корабли. Он способен рождать солнце. Прямая багряная дорожка бежит от новорождённого светила к берегу. Я знаю, что если пойду по ней, то сколько бы я ни шёл, всё равно вернусь к скалам. Но главное… В короткую паузу между очередным выдохом и вдохом я могу взглянуть на мир. На тех, кто мне дорог.

 

Пауза.

 

Женщина у окна. Моя Каришма. Всегда прекрасная, сколько бы времени не прошло. Рядом – Малати, наша старшая дочь. Прижимается к матери. Обе смотрят куда-то далеко. За окном – окраина Патны с густыми бамбуковыми зарослями и разбитой дорогой, по которой вальяжно гуляют коровы. Обхватив лапой ветвь дерева, свесилась обезьяна. С любопытством заглядывает в дом через окно. Слышно, как поблизости распевает мантры брамин. Каришма и Малати сейчас не видят улицу – они видят океан и нашу покинутую рыбацкую деревню.

– Мама, зачем он так поступил? – неожиданно спрашивает дочь.

Каришма долго смотрит в её глаза, улыбается грустной улыбкой:

– Он верил, что может всех спасти. Так же, как его друзья, больше не вернувшиеся в деревню на рассвете…

 

Когда океан обнажает дно, вздымая вверх и расширяя, как расширяется капюшон разозлённой шипящей кобры, свой край вдоль побережья, образуя высокую волну – это вдох.

Когда волна с рокотом опрокидывается на берег – это выдох.

Между вдохом и выдохом – видения. Длящиеся несколько мгновений и бесконечность.

Так я смотрю на себя.

 

Вдох.

 

 

© Copyright: Игорь Косаркин, 2016

Регистрационный номер №0334023

от 14 марта 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0334023 выдан для произведения:

К утру ветер утихнет. Также резко перейдёт в лёгкий бриз, как с вечера превратился в шквал. Я знаю. Точно. Сейчас – шторм. Тьма дрожит от воя ветра и грохота разбивающихся о скалы волн. Тьма может быть живой и трепещущей под натиском стихии. Она не способна укротить океан.

Я могу позволить себе не слышать звуки неистового шторма. Они мне не нужны. Я хочу смотреть на океан. Я его вижу всегда – днём и ночью. Он тоже живой. Он дышит. Дыхание океана может быть разным. Медленным и поверхностным. Или как сейчас – стремительным и глубоким.

Когда океан обнажает дно, вздымая вверх и расширяя, как расширяется капюшон разозлённой шипящей кобры, свой край вдоль побережья, образуя высокую волну – это вдох.

Когда волна с рокотом опрокидывается на берег – это выдох.

Между вдохом и выдохом – видения. Длящиеся несколько мгновений и бесконечность.

Так я смотрю на себя. И не только я. Нас много. И когда океан дышит, мы смотрим друг на друга.

 

Вдох.

 

Войдя в кабинет, Гера с силой закрывает за собой дверь. Так, что едва не вываливается полупрозрачное стекло. Яростный взгляд. На лице выражение ненависти, скулы напряжены.

Гера подходит к рабочему столу. Минуту смотрит на его поверхность, затем рывком сбрасывает на пол всё, что было на столешнице. Бумаги и содержимое органайзера разлетаются во все стороны. Монитор, не достигнув пола, повисает на проводах.

– Ублюдок! – срывается с его губ.

– Достал? – доносится участливый вопрос коллеги, сидящего за соседним столом.

– Не то слово! Я полтора года без продыху вкалываю на грёбаную компанию, а меня прокатили с горочки как пацана!

Гера закуривает. Выпускает длинную струю дыма к потолку, к датчикам пожарной сигнализации.

– Заметят – получишь штрафные баллы, – напоминает коллега. – Или сигнализация сработает. Весь офис на уши поставишь. Тогда точно несдобровать.

– Плевать! – Гера раздражённо морщит лицо, но к словам прислушивается. Подойдя к окну, приоткрывает створку. Смотрит на шпили высотных зданий, отблески солнечного света на стёклах. Внизу – дымка смога и непрекращающийся гул уличного движения.

– А пошло всё! – он резко поворачивается и хватает телефонную трубку. Торопливо набирает номер. Когда дожидается ответа, начинает говорить. Тон голоса старается сдержать, но всё равно почти кричит:

– Турфирма?! Замечательно! Мне…

 

Выдох.

 

Волна обрушивается на берег, вспенивается, гонит перед собой камни, клочья водорослей и отшлифованные до блеска обломки деревьев. Когда наступает пауза перед очередным вдохом океана, я смотрю на мир.

Рядом бухта и рыбацкая деревня. В ней больше не слышно детского смеха и пения. Женщины в сари не провожают мужчин, стоя на берегу до тех пор, пока их лодки не скроются вдали. Люди покинули деревню. Прошло немного времени, но глиняные стены начинают рушиться. Бамбуковые крыши зияют дырами. Развешанные на кривых деревянных подпорках сети гниют и превращаются в труху. Оставленные на берегу некогда быстроходные длинные и остроносые лодки покрылись трещинами. Влажный, пропитанный морской солью воздух разрушителен.

Сюда люди не вернутся никогда. И я знаю, почему они ушли. Мы все знаем.

 

Вдох.

 

– Уважаемые пассажиры, наш авиалайнер готов к взлету. Пожалуйста, пристегните ремни, – в начале салона появилась миловидная улыбчивая стюардесса. – И не закрывайте шторки иллюминаторов, пока самолёт не взлетит и не наберёт высоту.

– Федя, а что если… – начинает говорить Наталья дрожащим голосом.

– Успокойся, – обрывает фразу жены Фёдор. Он бы наверное смог и прикрикнуть на неё – боится не меньше, никогда не летал. Но кто-то должен держать себя в руках. Логично, что он. Иначе не мужик, а тряпка. На жену сейчас достаточно посмотреть один раз, чтобы защемило сердце и от любви, и от жалости к ней. На её глазах проступили слёзы. От страха закусила нижнюю губу. Ёрзает в кресле. Поворачивает голову то к пассажирам, то к иллюминатору, за которым видно широкое разрисованное крыло, заслоняющее взлётное поле аэропорта.

Чего не скажешь о Лене, сидящей между ними. Дочь в восторге. Тоже вертится во все стороны. Её светло-русые волосы, заплетённые в косички, так и мелькают перед глазами. Глядя на дочь, Фёдор улыбается.

– Наташа, всё будет нормально, – тихо и ласково говорит он. – По статистике самолёт – один из самых безопасных видов транспорта.

– Статистика! – Наталья фыркает. – Где была статистика, когда сбили авиалайнер…

– Наташа! – одёргивает её твёрдым голосом Фёдор и глазами указывает на Лену.

Поздно. Дочь слышит слова матери. Выражение восторга и радости на лице сменяется испугом. Она хватает за плечо отца, смотрит в глаза.

– Папа, нас тоже собьют? Мы упадём?

Фёдор старается казаться непринуждённым, весёлым.

– Леночка, ничего плохого с нами не случится, – отведя взгляд и посмотрев на жену, он едва заметно предостерегающе покачивает головой. Снова обращается взором к дочери, произносит:

– Мама вспомнила кино. Но ты же знаешь, что в фильмах всё выдумка.

– Конечно выдумка, – соглашается Лена. – Я помню, как самолёт прилетел в совсем-совсем пустой аэропорт. А потом там появились зубастые чудовища, которые съели Землю. Так никогда не бывает.

– «Лангольеры», – машинально вспоминает фильм Наталья и с тяжёлым вздохом откидывается на спинку кресла. – Лучше бы мы поехали в Сочи. Или Пятигорск.

Самолёт начинает двигаться, по рулёжной дорожке выкатывается на взлётную полосу.

– Мы прилетим в аэропорт, где будет много людей, – говорит дочери Фёдор. – А потом начнётся потрясающее путешествие, о котором можно рассказать в школе. Почти кругосветное!

В глазах Лены вновь загорается восторг. Она смотрит в иллюминатор, пытается увидеть, как взлетает самолёт.

Авиалайнер разгоняется, отрывается от земли. Корпус вибрирует. В салоне становится шумно, но Фёдор продолжает говорить:

– Наташа, глупо было упускать такую возможность. «Горящий» тур. Почти за копейки. Наши отпуска совпали. Мы даже не мечтали о таком отпуске! Увидим Францию, Испанию, страны Африки, Мадагаскар, Индию…

 

Выдох.

 

Апогей бури. Ветер уже нельзя назвать ветром – это ураган. Яростная схватка воды и суши продолжается. Океан наносит удар за ударом по скалам и разлетается брызгами, не сумев и в этот раз преодолеть силу гор. Пока. Наступит время – он покажет всю свою мощь. Гребни волн тянутся к небу. Кажется, океану недостаточно покорить сушу. Он хочет достичь низко нависших туч. Смешаться с ними. Желает стать властелином неба и земли.

 

Вдох.

 

– Матье? Матье?!

Матье с неохотой отрывает взгляд от окна. После изысканной кухни и хорошего бургундского вина ресторанчика «Улетт» ему хочется расслабиться, ни о чём не думать. Отстранённо созерцать течение жизни на площади Лашамбоди. Смотреть на небольшую церковь Нотр-Дам-де-Берси с колоннадами перед входом, полускрытыми от взглядов посетителей «Улетт» невысокими и раскидистыми липами и клёнами. Умиротворяющая обстановка квартала Берси возвращает душевный покой. Здесь нечего и некого опасаться. И дубы и каштаны парка Берси радуют взгляд, им можно доверять. Не ждать выстрела в спину из тени ветвей деревьев. Вокруг всё так не похоже на душный и пыльный Йемен. На Сану. С пробитыми снарядами и испещрёнными пулями стенами домов. Трудно освоиться сразу. Сколько прошло дней? Пять или шесть? А кажется, что столетие. Кажется, что он побывал на другой планете.

Говорят, можно привыкнуть ко всему. Матье не привык. Продолжает работать, скрывая эмоции. Ему не понятна любая война. Он остаётся убеждённым сторонником того, что человек создан для жизни. Только память куда девать?

Они нарвались на засаду. Для кого она предназначалась, уже не имело значения. Следовавший впереди автомобиль съёмочной группы CNN подорвался на фугасе. Его несколько раз перевернуло в воздухе и опрокинуло на крышу. Следом – огонь из стрелкового оружия, сконцентрированный на их машине. Водитель и фотограф Ксавье погибли сразу. Матье чудом успел открыть дверь и сползти на дорогу, усыпанную бетонными обломками, прежде чем их внедорожник окончательно превратили в решето. Залезть под днище машины и смотреть, как горит автомобиль CNN, чадящий чёрным маслянистым дымом пылающих покрышек. Слышать, как пули барабанят по искорёженному железу. Затем – несколько громких взрывов и тишина. Невероятная тишина. Торопливые шаги. К машине бежали люди. Матье, затаив дыхание в напряжении ждал худшего, но облегчённо выдохнул, когда под машину заглянул Дюран, командир спецотряда Иностранного легиона, протянул ему руку…

– Извини, Жак! – Матье поворачивается к собеседнику – толстому, лысеющему коротышке, напоминающему престарелого Дени де Вито.

– Ты не слышал ни слова, – произносит Жак с укоризной.

– Слышал. Опять командировка. Я и недели не отдохнул. И статью не закончил.

Жак старается выглядеть убедительным, улыбается:

– Какая командировка?! Путешествие на океанском лайнере за счёт редакции. Заодно статью о событиях в Йемене допишешь.

– Вот как! – изумляется Матье. – Тогда в чём подвох? Неслыханная щедрость редакции газеты!

Жак склоняется над столом, переходит почти на заговорщицкий шёпот:

– Заказ от ряда судовладельцев. Они просят, чтобы мы написали, что туристический маршрут вдоль африканского побережья не опасней лодочной прогулки по Сене. Упомянуть военные корабли…

– Забыть про сомалийских пиратов? Вашим заказчикам разве не докладывают капитаны судов? Они не знают реальной обстановки? И вообще, мог бы выбрать для столь «ответственной» работы любого стажёра.

– Матье, заказчикам важно, чтобы написал ты. Читатели тебе доверяют…

– Врать не стану, – категорично заявляет Матье.

Жак в ответ мотает головой, продолжает тараторить:

– И не надо. Просто преподнесёшь потенциальным клиентам судоходных компаний очерк о своём приятном и беззаботном путешествии. В конце концов, надоест – сойдёшь с корабля в порту Ричардс-Бей в ЮАР. А там из Йоханнесбурга вернёшься домой.

Матье разглядывает Жака с нескрываемой во взгляде иронией:

– Билет ты конечно уже купил…

 

Выдох.

 

Ветер начинает стихать. Дыхание океана постепенно становится равномерным. Скоро здесь он станет кротким. Чтобы в другом месте превратиться в шторм. Тучи нарушили своё единство, разомкнулись, пролив на поверхность океана лунный свет. На покачивающихся волнах блики то исчезают, то возникают вновь. В небе под бледным светом луны парит альбатрос. Бесстрашный. Но может быть он посланник высших сил? Несёт нам сакральную весть?..

Когда дыхание океана размеренное, мы почти не видим друг друга. Зрим только то, что происходит на Земле. И чем спокойнее океан, тем короче становятся видения.

 

Вдох.

 

– Амрит!!! [i] – сквозь дикий шум голос Сушила едва различим. – Амрит!!! Надо уходить! Они потопят нас!

Я только сейчас понимаю, в какую беду мы попали. Моя глупая самонадеянность. Мне казалось, я смогу спасти больше. Лодка раскачивается из стороны в сторону. Я оборачиваюсь к Сушилу. Он уже не вытаскивает людей из воды, пытается отталкивать их веслом. В лодке и так десять человек. Смотрят на нас. В глазах – ужас. Рядом со мной женщина в оранжевом спасательном жилете. На руках годовалый ребёнок. В её взгляде не просто ужас – мольба. Сушил прав. Надо прорываться. Если ещё не поздно.

Впереди, рассеивая мрак палубными фонарями и иллюминаторами, вздыбился словно утёс нос океанского лайнера, кормой стремительно погружающегося в пучину. Скрывшись под водой, иллюминаторы не сразу гаснут. Из глубины исходит свет, и кажется, что вода вокруг тонущего корабля кипит. Пассажиры барахтаются в воде, отчаянно пытаясь удержаться на поверхности, выжить. Я не могу понять, как они захлёбываясь могут так истошно орать. Но есть ещё один звук, перекрывающий крики гибнущих людей. Звук, похожий на стон, который издаёт корпус лайнера, идущего ко дну.

– Сушил, возвращаемся!!! – уже кричу я. – Не давай им хвататься за борт! Бей веслом!

Поздно. Мы опомнились слишком поздно.

Десятки рук вцепились в борт, люди пытаются залезть в лодку. Я колочу веслом по рукам. Я ещё надеюсь спастись. И спасти тех, кто в лодке.

Я не сразу замечаю, как Сушил падает за борт. И пропадает среди тянущихся из воды рук. Я продолжаю отбиваться, уводить лодку от тонущего корабля и его пассажиров. В какой-то момент мне почти удаётся вырваться из плена этих страшных рук обречённых людей. Лишь момент…

Лодка резко накреняется на левый борт, и я лечу в воду. Ударяюсь о чьи-то головы, плечи. Я не успеваю даже на миг вынырнуть на поверхность. Пытаюсь кричать. Лёгкие мгновенно заполняет вода. Кто-то хватает меня за ноги, тянет вниз, на глубину. Туда, где океан холоден, хранит вечный мрак. В бездну…

 

Выдох.

 

На горизонте возникает узкая фиолетовая полоска рассвета. Достаточно далеко, чтобы развеять сумерки. Скоро день сменит ночь. Океан станет покладистым, будет отсвечивать нежной лазурью. Но ещё можно ощутить глубину его дыхания и заглянуть в прошлое.

 

Вдох.

 

Ману стоит на песчаной косе, тянущейся от выхода из бухты к крутому, местами обрывистому горному склону, смотрит вдаль.

– Ману, ты не устал пялиться на скалы? – спрашивает подошедший Нараьян.

– Я не пялюсь на скалы, – звучит довольно резкий ответ.

Ману поворачивается к другу-рыбаку лицом – суровым, с кожей, загрубевшей от солнца и солёного ветра. Выцветший взгляд.

– Я жду, когда наступит ночь и вернутся они, – говорит он задумчивым тоном. – Будут стоять на острых вершинах утёсов и смотреть на океан. Тысячи. Взрослые и дети. Все, кого мы не смогли спасти.

– Думаешь, в ожидании есть смысл? – без тени усмешки спрашивает Нараьял.

– В ожидании? Нет. Меня волнует, когда им надоест смотреть на океан, и они придут в деревню.

– Ты серьёзно?

– Да. Однажды я подошёл к скалам достаточно близко. Может я ошибся, но мне показалось, что я среди погибших пассажиров заметил Сушила, Поллаба, Амрита… Всех деревенских парней, кого поглотил океан в ту ночь. И я думаю, когда-нибудь они захотят вернуться домой. Они были нашими добрыми друзьями, но я не желаю дождаться того времени, когда они начнут разгуливать по деревне. Боги прокляли это место. Завтра я соберу пожитки, уложу в лодку. И вместе с женой и детьми поплыву на восток. Может в соседней деревне для нас найдётся место, – Ману крепко сжал плечо друга. – И тебе советую…

 

Выдох.

 

Рассвет. Океан больше не выглядит неукротимым. Он спокоен. Даже миролюбив. Мне нравится глядеть на океан на рассвете. Видеть, что он не только способен топить корабли. Он способен рождать солнце. Прямая багряная дорожка бежит от новорождённого светила к берегу. Я знаю, что если пойду по ней, то сколько бы я ни шёл, всё равно вернусь к скалам. Но главное… В короткую паузу между очередным выдохом и вдохом я могу взглянуть на мир. На тех, кто мне дорог.

 

Пауза.

 

Женщина у окна. Моя Каришма. Всегда прекрасная, сколько бы времени не прошло. Рядом – Малати, наша старшая дочь. Прижимается к матери. Обе смотрят куда-то далеко. За окном – окраина Патны с густыми бамбуковыми зарослями и разбитой дорогой, по которой вальяжно гуляют коровы. Обхватив лапой ветвь дерева, свесилась обезьяна. С любопытством заглядывает в дом через окно. Слышно, как поблизости распевает мантры брамин. Каришма и Малати сейчас не видят улицу – они видят океан и нашу покинутую рыбацкую деревню.

– Мама, зачем он так поступил? – неожиданно спрашивает дочь.

Каришма долго смотрит в её глаза, улыбается грустной улыбкой:

– Он верил, что может всех спасти. Так же, как его друзья, больше не вернувшиеся в деревню на рассвете…

 

Когда океан обнажает дно, вздымая вверх и расширяя, как расширяется капюшон разозлённой шипящей кобры, свой край вдоль побережья, образуя высокую волну – это вдох.

Когда волна с рокотом опрокидывается на берег – это выдох.

Между вдохом и выдохом – видения. Длящиеся несколько мгновений и бесконечность.

Так я смотрю на себя…

 

Вдох.

 

 

---

[i] Бессмертный – инд. (хинди)

 

Игры двора

Плохо - хорошо