Васька закончил клеить домик из картона. Он был доволен собой – домик получился «что надо»: оклеяный голубой бумагой, с несколькими жёлтыми полосками и беленькими окошками. Правда, крыша немного перекосилась, но, в целом, домик был очень похож на тот, в котором жил сам Васька, даже была бумажная лесенка, ведущая на чердак и кое-как прилепленная труба – всё как настоящее. Васька решил, что не будет показывать домик родителям. Он с грустью вспомнил, как на прошлой неделе, сделанный им самолётик (в своих детских фантазиях Васька летел на нём в Бразилию), не был оценен по достоинству, и бумажный «Альбатрос» отправился в мусорное ведро. Причём, папа прокомментировал это так: «Неча фигнёй заниматься, смотайся, лучше, стрельни сигарет». Васька тогда ужасно расстроился, ведь он так старался. Ну и пусть! А вот домик, Его домик, они не увидят! Так, поглощённый роем мыслей (впрочем, это было обычным состоянием этого мальчугана, худенького, с черными, давно не видавшими ножниц волосами и грустными серыми глазами), вытерев о штаны руки испачканные клеем, Васька залез под кровать и поставил домик подальше в угол. Он радовался своему творению. Немного подумав, Васька вылез из-под кровати и смастерил из пластилина две фигурки: мужчину и женщину. «Мама и папа», - прошептал он. Юркнув обратно, Васька поставил фигурки во внутрь домика, и, удовлетворённо вздохнув, вылез из-под кровати. Надо было садиться за уроки, а то опять влетит.
Домик зажил своей жизнью…
Николай выскочил из автобуса. Он был в бешенстве! Шагая по тротуару, он лихорадочно сжимал кулаки в карманах. ГОСПОДИ! – Эта давка в автобусе его доконала, жара – кончится она когда-нибудь(!), зарплату на заводе опять не дали! Как жить? Как хотя бы существовать?! Николай шагал к дому и мысли его были, ох, как не веселы. Он шел, рассматривая дома соседей: «Господи, ну почему людям так везёт?! Такие дома поотгрохали, машины имеют, достаток – полный ажур. А я, чем я хуже?! Пашу, как проклятый и просвета не видно!» - думал Николай. Тут же вспомнив свой дом с прохудившейся крышей и облупившейся краской на стенах, он поморщился. Свернув в проулок и подойдя к калитке, он с силой пнул её. Противно скрипнув, этот «сезам» открылся. Пройдя по вымощенной бетонной плиткой дорожке к ветхому крыльцу, Николай глубоко вздохнул, открыл дверь и шагнул в дом.
Господи, неужели эта дура никогда не проветривает комнаты, новая волна гнева закипала в Николае. На кухне гора не мытой посуды, в комнате бардак и ужасная духота. Зинка смотрела телевизор. Николай, скинув разбитые туфли, прошествовал в комнату буркнув: «привет…», плюхнулся в разваливающиеся кресло и попросил жену приготовить ему ужин. Зинка, одетая в старый халат, вылинявший и с оборванным карманом, причёской «а-ля взрыв на макаронной фабрике», плюс ко всему недовольная физиономия, прошла на кухню и минут через десять вернулась, держа в руке стакан чая и бутерброд с маргарином. Николай, указав пальцем на стакан, произнёс: «Что это»? «Чай», - сонным голосом ответила Зинка. Николай вскочил и выбив из её рук стакан с чаем, заорал: «Какой на хрен чай?!! Я жрать просил!» «А ничего нет…», - затравлено оправдывалась Зинка. Он размахнулся и ударил её по лицу, продолжая орать: «Как ничего нет?! Может, это ты тянешь семью и пашешь как лошадь?! Скотина! Сидит у меня на шее! Дрянь!» Зинка, рыдая, обхватила голову руками, но всё новые и новые удары сыпались на неё. Она забилась в угол и визжала, а Николай принялся с остервенением швырять все, что попадалось ему под руку в Зинкину сторону, сопровождая свои метания отборной бранью. Самое интересное, что Зинка, прижавшись в углу и истошно вопя, жалела не о своей разбитой голове и синяках, а о любимой вазе, которую её муж грохнул об пол.
Васька услышал вопли матери и звуки ударов. Он бросился на кровать и накрыл голову подушкой. Он не мог этого выносить. Но мать так кричала, что Васька выскочил из своей комнаты и кинулся к отцу… «Папа, не бей маму!», - повиснув на руке у отца, просил Васька. «Да отстань, ты, щенок!» - Николай с силой отпихнул сына, умудрившись разбить ему нос. Васька упал, ударившись головой. Он вскочил на ноги и посмотрев на Николая тяжёлым, полным ненависти взглядом, всхлипнул, бросился в свою комнату и залез под кровать. Так он рыдал там, утирая слёзы и разбитый нос рукавом рубашки.
Николай, продолжая свою гневную тираду, пнул Зинку ногой в живот, она вопила что было сил. Николай знал, что если сейчас не прекратит, он просто её убьёт. Прошлый раз, скандал окончился для Зинки двумя сломанными рёбрами, разбитым носом, похожим на молодой баклажан, и классным фингалом под глазом, сияющим всеми цветами радуги. Он потом чувствовал себя последним гадом, и как мог, пытался загладить вину. Даже принёс ей кипу старых журналов, взятых у напарника по работе. А Васька так испугался тогда, что как чумной начал от него, Николая, шарахаться.
Всё! Стоп! Хватит! Николай схватил одеяло и бросился вон из комнаты. «Уж лучше спать на чердаке, чем слушать её причитания и стоны», - думал он. Николай остановился возле лестницы, ведущей на чердак, и закурил.
Васька знал, куда отправился отец… Он так же знал, куда отправится сам…
Николай начал подниматься по лестнице, а Васькин пластилиновый мужичок начал своё восхождение по бумажной лестничке. На середине пути, Николай остановился и затянулся сигаретой. Васька вынырнул из-под кровати, схватил со стола ножницы и метнулся обратно. Пластилиновый человечек заканчивал своё восхождение, он почти добрался до верха, а когда стал на последнюю перекладинку, Васька сделал разрез посередине бумажной ступеньки. Щелчок ножниц, хруст бумаги и пластилиновый человечек, помятый лежал на полу, раскинув руки, как бы в недоумении.
Николай не сразу понял, что произошло. Он уже был почти на верху и когда взялся за последнюю перекладину, она хрустнула и проломилась…
Он упал с четырёхметровой высоты, и, ударившись головой о бетон, почти не почувствовал боли. Так он лежал, раскинув руки, неподвижно… Человечек, мужчина…Папа.
Помочь сайту
Поздравления
