Стояла необыкновенно тихая ночь, на темном небе призывно сияли яркие звезды. На траву упала роса. Но вот на востоке разгоревшаяся заря стала гасить серп месяца. Полосы предрассветного тумана поползли по лощине. Тишина. Все замерло, затаилось перед рассветом.
«Мы тогда еще не знали цены той самой тишины…»
И вдруг воздух вздрогнул!
Раздался ужасный звук, как будто треснула гора. Грохот покатился во все стороны, расширяясь, казалось, что небо раскололось надвое.
Страшный шум приближался к спящему городку.
Полураздетые люди выскакивали из домов и тут же падали, сраженные бомбовым дождем.
Хватая детей, они бежали, не зная куда, не понимая, что надо прятаться, ложиться.
Взошедшее солнце, пробиваясь сквозь черный дым, осветило страшную картину: груды сраженных тел. Запекшаяся темная кровь тянется вдоль разрушенных домов, затекая под ворота. Отовсюду несутся крики, вопли, плач детей, мужская матерная брань, собачий лай, лошадиное ржание.
Оставшиеся в живых после бомбежки люди в панике бежали из городка на дорогу, ведущую на восток, подальше от этого страшного места.
Они не знали, что это война.
Немецкие самолеты-стервятники не щадили гражданских людей, поливали огнем без разбора всех, кто брел по этим страшным дорогам. Шли раненые, окровавленные, полуодетые люди, падали, скатываясь в канавы. Испуганные лошади, опрокидывая повозки, храпя в ужасе, мчались по дороге, давя все на своем пути.
Жаркое, июньское солнце палило, воздух был черным от пожаров. Горели деревни.
Этой трагедии не было ни конца, ни края.
Скудный скарб, все, что удалось прихватить из дома. И испуганные детские лица. Сколько этих невинных детских головок осталось по обочинам дорог, наскоро схороненных.
Воздух! Воздух!
И все людское море всколыхнулось. Крики, вопли ужаса. Люди с черными кругами вокруг глаз бегут в панике в разные стороны. Раненые, ползущие в канавы, где им никто не окажет помощь. Мертвые лежат, устремив открытые глаза в небо.
Спроси у памяти огня, кто самый первый, Вгрызался в землю, обрывал стальные нервы. Животный страх зубами рвал, душил руками, И жизни плавил в черный год, в грызне с волками.
Горячим пеплом рот забит, я задыхаюсь, Я сорок первый, год хрипит, я огрызаюсь. Живым не взять, с земли поднять, я буду драться, Штыком дорогу пробивать, к своим прорваться.
Стальную свастику в броне я ненавижу, В гнилом болоте, глотаю жижу. Ревущим воздухом прижат, рву в крике глотку, Перед атакой, пью залпом водку.
Нас обложили с трех сторон, я в мясорубке, В крови купаюсь, вторые сутки. Злость выжигается огнем, но я не пленный, Смерть презираю, в год сорок первый.
Я задыхаюсь от стыда, в позорном смраде, Шагают звери, как на параде. Кольцо гранатное зубами зажимаю, В крови умою, я волчью стаю.
Кресты пылают, плачет сталь, не ожидали, Вам нет пощады, мы Вас не звали. Здесь ни Европа, ни Париж, я не блефую, Я в плен не сдамся, оставлю пулю.
Соленым потом, от жары, глаза залиты, Мы в рукопашной, мы не убиты. Свинцовым лаем и огнем, нас прижимают, Год сорок первый, в нем умирают.
Иссякли силы, нет воды, мы на пределе, Назад ни шагу, меня задели. Рублю прикладом, гоним мразь, мы в штыковую, Смерть кровь смешала, свою, чужую.
Волной горячей, темнотой меня накрыло, К земле прижало, не раздавило. Кресты разбросаны в грязи, два дня держались, В том сорок первом, мы унижались.
Пустая лента вся в крови, от пулемета, Стрельба на левом, там бьется кто то. Один остался в блиндаже, погибла рота, Землей засыпан, пройдет пехота.
Я буду жить, уйду к своим, восток пылает, Страна дерется, не умирает. Стреляют рядом, кто то жив, ползу на левый, Нам защищаться, в год сорок первый.
Помочь сайту
Поздравления
