Бои под Витебском

Бои под Витебском

Записано по воспоминаниям отца

Зима 1943-го, район Витебска. Наши войска наступают. Идут бои «местного» значения по освобождению города Витебска от немецко-фашистских оккупантов.

Мой отец, Рубцов Пётр Яковлевич ушел на фронт, закончив школу-семилетку. Но в то время и такое количество школьных лет приравнивалось как к вполне высокому уровню грамотности. А потому его сразу определили в батальонные писари, а по совместительству и первым номером пулемётного расчета. Так что во время боя – наперевес с «дегтярём» в атаку, а в редкие затишья – за «писанину» в штаб.

Сидит отец в полутёмной землянке, склонился над листком бумаги – очередную сводку готовит. Вдруг, снаружи стрельба. Все, кто был в землянке – мигом наверх. Ничего непонятно – откуда стрельба!? Все наготове, отцовский «дегтярь» ждёт команды. И вот они – показалась группа вражеских автоматчиков. Прут прямо на штабную землянку. И как-то нагло прут, с криками, да уж больно громко орут, но не по-немецки, как позже выяснилось по-румынски. Команды огонь пока не было – подпускают поближе. И вот – «Огонь!». Отцовский «дегтярь» полосонул по наступающим – некоторые тут же попадали – то ли сражены, то ли залегли. Отец очередями не даёт им подняться. Но один крупный румын сильно вихляя из стороны в сторону «буром» прёт прямо на отца. Очередь – бежит. Ещё очередь – бежит, ещё … однако – бежит словно завороженный. И тут отец заметил, что его «дегтярь» «плюётся» расплавленным свинцом – видны фонтанчики пыли впереди на удалении метров пяти. Отец потянул руку за гранатой – ни ствол сменить, ни остыть … не успеют. И тут, почти перед самым бруствером румын, наконец-то, рухнул. Но тут же, прямо над окопом мелькнули какие-то тени – перемахнув через него, несколько немецких диверсантов тащили нашего бойца – «языка». Так вот почему они так «громко» наступали – отвлекали внимание. Отец внимательно всмотрелся – пытаясь узнать, кого из бойцов тащат, и … удивился – у языка голышом сверкал зад. Видимо того взяли врасплох, когда он пошел «до ветру» по «тяжелой» нужде. Такое перед боем, говорят, случается у некоторых …

И тут прямо в ухо прокричал комбат: «Рубцов, огонь!». Отец повёл стволом в сторону убегающих и почти наугад нажал на спусковой крючок. Длинная очередь прогрохотала немедленно – от диверсантов полетели «клочья» в разные стороны. Несколько тел задергалось в конвульсиях, а остальные затихли навсегда. Досталось и голой заднице несостоявшегося языка – бой, он и есть бой, приказ дан – выбирать некогда. Через несколько минут раненого несостоявшегося языка вернули в свои окопы.

До вечера дожили спокойно, только редкие очереди из немецких окопов не давали расслабляться нашим бойцам. Отец заснул в землянке, пристроившись на свободном топчане, приклад «дегтяря» служил ему подушкой.

Вдруг, он проснулся от чего-то неожиданного. И этим неожиданным была тишина, из проёма открытой двери брезжил рассвет. В землянке никого не было, не было в ней и обычного штабного имущества. Отец осторожно выглянул наружу – окопы были пусты. Вдруг его кто-то окликнул: «Рубцов, ты где?». Отец узнал ординарца комбата. «Скорей за мной – позвал тот - наши ушли в наступление ещё затемно, тебя забыли разбудить, комбат вспомнил только сейчас и послал меня за тобой». Через полчаса отец и ординарец догнали своих.

Немцев потеснили больше чем на десять километров. Те залегли у околицы какой-то деревни. На горизонте виднелись слабые очертания какого-то города. «Витебск» - пояснил комбат. Шел небольшой снег, снежинки, словно в медленном танце, плавно опускались на землю. Горизонт всё больше и больше затягивало дымкой. Морозец был слабый – не чета Казахстанским. Это так было похоже на предновогоднюю погоду, что отец даже слегка забылся – из памяти всплыл последний мирный новогодний вечер. И только отдалённая орудийная канонада с «настырной упрямостью» снова и снова возвращала его в военную реальность.

«Рубцов, вот тебе приказ – комбат протянул отцу исписанный корявым почерком листок – доставишь командиру второго взвода. Он не отвечает, видимо провод перебило. Свой «дегтярь» отдай второму номеру – пусть побудет возле штаба, пока вернёшься, а сам возьми ППШ – он полегче будет». Со словами «Есть! Исполню …» отец тут же скрылся в ближайшем окопе, что вёл ко второму взводу. Пробежав метров двести, он выглянул из окопа, чтобы оглядеться – из-за пригорка торчал ствол какого то орудия. Отец затих, наблюдая за ним. Вдруг ствол начал медленно поворачиваться в его сторону. Отец высунул голову повыше и увидел вращающуюся башню тигра, на его борту зловеще красовался крест. Всё поняв, он тут же в несколько прыжков «сдал» назад метров на двадцать, упал на дно окопа и затих. Через секунду грохнул взрыв в том месте, где тот только что находился. Отец вскочил и, пока не рассеялась пыль от взрыва, сделал перебежку вперёд, причем прямо через то место, где ещё дымилась воронка, но тут же споткнулся о мёртвое тело немца, упал и … снова прогремел ещё один взрыв. Если бы он продолжал бежать, то точно бы попал под этот взрыв – видимо, немецкий танкист весьма точно «вёл» отца. Но именно незапланированное падение и спасло его. Отец осмотрелся – на поясе у убитого немца висело две гранаты, правда, противопехотные, но зато оборонительные – отец определил это сразу. Ещё в учебке учили – оборонительные более мощные, применять можно только по наступающему противнику и из окопа, ибо разлёт осколков такой гранаты до двухсот метров, можно поразить и своих. Отец снял обе гранаты с пояса немца, прополз ещё метров двадцать и осторожно выглянул из окопа – немецкий танкист явно потерял противника – его башня рыскала то влево, то вправо. Отец выдернул чеку и бросил гранату, прогремел взрыв. Но, похоже, танку от этого было «ни холодно, ни жарко» - броня у «Тигра» и не такое выдерживала. Немецкий танкист снова увидел отца – ствол орудия двинулся в его сторону. Но тот уже был далеко от этого «засвеченного» места. Пробежав ещё метров двадцать, отец заметил, что окоп делает изгиб в сторону немецкого танка. Он потихоньку продвинулся ещё немного и оказался совсем близко от танка. И как, оказалось – очутился у него в тылу. Из окопа было видно, что танк подбит – его гусеницы валялись рядом, видимо танкисты занимались их ремонтом и тут отец своим «визитом» расстроил их планы.

Что-то заскрежетало. Отец увидел, как медленно приоткрывается башенный люк. Из него показалась голова танкиста. Тот, прячась, пытался рассмотреть пространство перед танком в том месте, где ещё недавно был отец. Затем голова скрылась, а через несколько секунд показалась рука с биноклем. Отец, долго не думая, выдернул чеку второй гранаты и прицельно бросил её в люк. Но не попал – та ударилась о крышку люка, как-то неестественно крутанулась и … исчезла из виду. Отец присел в окопе. И тут раздался мощнейший взрыв. Чуть погодя он осторожно выглянул – башни на танке уже не было – та валялась рядом, очевидно, граната всё же попала внутрь башни и сдетонировала боезапас.

Рядом полулежал раненый немецкий танкист, спиной упираясь в броню тигра. Отец навёл на него ствол автомата. «Не убивай … - на ломаном русском языке попросил тот – у меня матка … детка …». Отец опустил ствол и медленно стал уходить, но боковым зрением всё же наблюдал за немцем. Тот малозаметным движением дотянулся до валявшегося рядом автомата и попытался вставить рожок с патронами, но не успел – отец резко развернулся и дал очередь. Немец тут же поник головой.

Отец не стал уточнять остался ли кто ещё живой в танке и рванул дальше. Вскоре он уже вручил бумажку-приказ ком-вздова и, козырнув, отправился назад.

Возвращался назад он той же дорогой, но не всё было так, как только что наблюдал – недалеко от танка находилась ещё и танкетка – бронетранспортёр. В проёме раскрытой задней двери копошилось несколько «серых шинелей». Очевидно, танкистам пришла помощь. Отец, долго не думая, полосонул из ППШ прямо в кузов. Почти все пули тут же нашли свои цели. Пара солдат оказалась убитыми, а остальные были ранены. Отец заставил раненых подняться на ноги и погнал их, в прямом смысле слова – «как стадо баранов» в штаб батальона. Те, словно, одуревшие от неожиданности и боли беспрекословно подчинялись. Да и куда им было деваться, следующая очередь отцовского ППШ сразила бы их насмерть.

По прибытии в штаб отца заставили передать пленных группе солдат во главе с ординарцем – те отконвоировали пленённых в штаб полка. Позже отец узнал, что за этих пленных ординарец получил медаль «За отвагу». Кто привёл в штаб пленных – того и награждали. Но комбат был мужик справедливый, хотя и суровый. Он пообещал исправить досадную ошибку с награждениями, и после отправки очередной партии пленных в штаб, в список награждённых включил и моего отца.

Наступление наших войск под Витебском продолжалось. Хоть и медленно, но наши бойцы постепенно отвоёвывали у врага свою землю метр за метром. Шли, как тогда писали в военной прессе, бои местного значения. Батальон, в котором воевал отец, уже был на подступах к окраинам Витебска. Его было видно не только в бинокль, но и невооруженным глазом, хотя частенько дымки и осадки скрывали город от глаз. Батальон наступал. Но одна из рот залегла – она наступала возле небольшой деревеньки и попала под сильный шквальный огонь. Солдаты залегли прямо на снег – окопов в этом месте не было. Отец находился невдалеке от комбата в небольшой ложбинке. Метрах в пятидесяти от них залёг немецкий пулемётный расчет. У них была очень удачная позиция – на небольшом холмике, да ещё и укрылись за валявшимся здесь телеграфным столбом. Пули свистели прямо над головами наших бойцов, не давая подняться.

Комбат много раз пытался поднять своих бойцов в атаку и всё безуспешно. Уже несколько убитых, раскинув в стороны руки, лежало на снегу. Но командир вновь и вновь отдавал приказ: «Боец Иванов – поднимай роту в атаку!». Боец вскочил и с криком «Ура! За мной!» кинулся на врага, но, не успев сделать и три шага, тут же уткнулся лицом в снег, сраженный пулемётной очередью. «Семёнов, поднимай свой взвод!» - снова прозвучала команда. И ещё один боец пал ниц. «Петренко, вперёд … в атаку!» - но обезумевший боец бросил винтовку и с округлёнными от страха глазами кинулся наутёк с поля боя. Однако, далеко убежать не успел – струсившего тут же скосила очередь командирского автомата.

Шли минуты. Атака наших так и не могла возобновиться. Очереди немецкого расчета, словно пришили залёгших бойцов к земле. И тут прозвучала новая команда комбата: «Боец Рубцов, поднимай роту в атаку!». Эта команда была подобно грому с ясного неба – грозна, безапелляционна, неотвратима и однозначна, подобно дефису между смертью и жизнью. Отец, услышав этот приказ, от неожиданности подскочил словно ошпаренный. Поднявшись во весь рост и крича что-то нечленораздельное, но отдалённо всё же похожее на «ура», он стремглав понёсся прямо на немецкий пулемётный расчет, не забывая при этом зигзагами менять направление. Короткие очереди отцовского «дегтяря» давали ему хоть какую-то уверенность на успех атаки. Второй номер отца подхватил коробки с патронами и тоже кинулся вслед за ним. Боковым зрением отец видел, как следом стали подниматься и остальные солдаты. «Ура!» - призывным криком наполнился морозный воздух.

Атака набирала темп, до немецких пулемётчиков отцу оставалось каких-нибудь метров десять. Он был ближе всех к расчету, поэтому немецкий пулеметчик повернул ствол навстречу, насколько можно было приподнял его вверх, и дал очередь. Но наступающий был уже очень близко – очередь пришлась по ногам. Сильная боль резанула по правому бедру. Три пули раздробили кость. Удар был такой силы, словно кувалдой саданули по ноге, да так, что отца резко крутануло, он не удержал «дегтяря» - пулемёт отлетел далеко в сторону и зарылся в снег. Раскалённый ствол дико зашипел – снег стал таять. А рота продолжала наступать. Подскочивший второй номер отца, подхватил «дегтяря», добил уже раненый немецкий расчет и продолжил атаку. Отец увидел, как постепенно снег вокруг начинает окрашиваться красным, почти в это же мгновение почувствовал слабость и стал терять сознание. Подбежал комбат: «Держись, Рубцов, держись – сзади на подходе санитары!». И с криком «Ура!» бросился в атаку. Сознание меркло – перед глазами поплыли красные круги, и зашумело в ушах, боль немного приутихла, и тут же всё словно провалилось в бездну.

Через некоторое время отец пришел в себя. Наши ушли уже далеко вперёд. Редкие разрывы едва доносились откуда то издалека. Санитаров видно не было. Рядом кто-то сильно стонал. Отец повернул голову и увидел лежащего неподалёку солдата-автоматчика. Тот, раненый в живот то дико орал - то стонал до изнеможения, то затихал на какое-то время. Кишки, словно верёвки, валялись возле его живота. По русскому мату отец понял, что тот свой. Неподалёку лежал и его автомат. Отец осмотрел себя, хотя и с большим трудом – не давала слабость от потери крови. Боль несколько приутихла, на правом бедре образовалась корка льда, очевидно, это и приостановило кровь. Отец попробовал двигаться, но это опять привело к потере сознания. Снова пришел в себя он от сильного грохота – автоматная очередь разорвала тишину. Отец подумал, что это немцы добивают раненых, но потом вспомнил, что наступали наши, а это давало шанс на выживание. Как оказалось, раненый в живот автоматчик всё же дотянулся до своего ППШ и пустил очередь в самого себя … последнюю очередь – не смог солдат вытерпеть мучительных страданий.

А тем временем уже стемнело. Снегопад прекратился, небо прояснилось, на нём высыпали звёзды. И тут отец услышал чей то говор. На каком языке говорили, понять было трудно, да и трясло его от холода – тут не до прислушивания. Говор становился всё громче - приближались двое в белых халатах. «Может», наконец-то санитары?» - подумал отец. Но, на всякий случай, решил пока голос не подавать. Стал наблюдать за их действиями. Ба, да это минёры – заметил, наконец, отец миноискатель в руках одного из солдат. Минёры подошли очень близко к раненому. Один ногой отшвырнул ППШ от уже мёртвого автоматчика, а второй приблизился к отцу, пнул его ногой, достал кисет и сел прямо на отца … покурить. Отец застонал. «О, да он живой!» - воскликнул минёр. «Так санитары уже тут проходили – вспомнил второй – как они его не заметили? Без сознания был, что ли?». «Полежи ещё чуток, боец, потерпи - сейчас мы мины рядом с тобой посмотрим и поможем» - пообещал минёр. И точно, в трёх метрах от отца обнаружили противопехотную мину. «И как вы тут наступали!? - ужаснулся минёр – Мина на мине!». «В атаке про это не думают …» - тихо ответил отец.

Закончив разминирование, бойцы подняли отца и понесли к большаку (автомобильное грунтовое шоссе), что виднелся невдалеке. Уже светало. На горизонте показалась колонна военной техники. «Второй эшелон подтягивается» - пояснил ситуацию один из минёров. «Тебя положить в кювет … пока колонна подойдёт?» - спросил моложавый минёр. «Не … - поправил второй, что постарше – давай его положим в воронку, что неподалёку от дороги, а то шоссе покрыта льдом, ещё пушка какая съедет в кювет и придавит его». Так и сделали – положили отца на край воронки так, чтобы его было хорошо видно с дороги, а сами отправились снова на минное поле доделывать свою работу.

Колонна второго эшелона уже почти поравнялась с отцом, как начала бить дальнобойная артиллерия немцев. Снаряды со свистом проносились в воздухе, хотя огонь был и не очень интенсивным, но грохот от взрывов сильно оглушал раненого. И вот слышит отец свист … нехороший свист такой. Но, говорят, если слышишь свист снаряда, то это не твой, это с перелётом, а ещё говорят, что дважды в одну воронку снаряд не попадает. На всякий случай отец сполз ниже в воронку и прикрыл левой рукой голову. Шапка при этом поднялась выше. Раздался оглушительный взрыв, звон в ушах и отец снова потерял сознание. Когда очнулся, то увидел прямо в глазах нечто красное. Сознание медленно возвращалось. Отец пошевелил левой рукой – увы, она онемела. Тогда он правой рукой ощупал голову, та была цела, хотя и вся в крови. Рядом валялась шапка вся изрешеченная осколками. Отец осмотрел левую руку – две рваные раны зияли на предплечье прямо через рукав шинели. Тут же к отцу подбежали солдаты из подошедшего эшелона. «Повезло тебе, боец – сказал один из них – снаряд упал с перелётом метров пять, а это значит, что основная часть осколков ушла вперёд … тебе достались только два … остальное твоей шапке». Подбежала санитарка, попыталась прямо по шинели сделать перевязку. Отца уложили на носилки и повезли. Тряска была мучительна. Хотелось покоя, но необходимо как можно скорее доставить раннего в госпиталь.

И вот машина остановилась. Госпиталь - большущая армейская палатка на свежем воздухе. Вокруг прямо на снегу стоит множество носилок с ранеными. Слышен тихий стон. Отца занесли в предбанник и поставили носилки в тёмном углу. Шло время, час, другой, третий, но к отцу никто из медперсонала не подходил. Постепенно подвозили новых раненых, увозили только что прооперированных. И тут отец увидел знакомое лицо – боец с фотоаппаратом показался из-за полога палатки. «Петро» - тихо позвал отец. Это был его земляк, друг, военный корреспондент Пётр Казаченко. «Тёзка … Рубцов … Петя, ты? - удивлённо произнёс тот – Я щас, одну минутку!». И он скрылся из виду, словно растворился.

Через несколько минут отец лежал уже на операционном столе.
Потом его перевезли в настоящий стационарный госпиталь в тылу. Сделали девять операций – никак не могли срастить кость на ноге. Наконец, кость срослась, но правая нога стала короче на 18 сантиметров. Сначала костыли, потом палочка и вот, наконец, отец сам себе сделал колодку из шпалы. Сапог был очень тяжел при ходьбе. Но что делать – хоть что-то! Хоть как-то, но это приспособление позволяло ходить самостоятельно.

Шло время (это уже было на моих глазах). Как-то к нам в гости заехал генерал – однополчанин отца. Он привёз с собой несколько белоснежных кирпичей. Это была диковинка в то время. Называлось это «чудо» пенопластом. Крепкий и лёгкий до «неправдоподобности», к тому же белый – словно лёгкое облачко. Весь Анар сбежался посмотреть на этот чудо - сверхлегкий материал. Отец изготовил из неё новую колодку на сапоги. Ходить ему стало гораздо легче.

И вот отцу «стукнул» юбилей – 60 лет. И засобирался мой папаша в дальний путь, сибирский городок Курган. Зачем? Да, ходили разговоры о том, что там живёт и работает чудо-доктор Илизаров, который вытягивает конечности до нормы.

Приехал отец в Курган, с большим трудом попал на прием и … получил отказ. Очередь на операцию нужно ждать … 15 лет. Но отец не сдался – начал разговор с самим Илизаровым, рассказал, с каким трудом ему срастили кость, напомнил, что через пятнадцать лет ему, скорее всего, уже и не понадобится вытягивать ногу до нормы – зачем на кладбище эти процедуры!? Илизаров призадумался, помолчал немного, а затем поинтересовался фамилией доктора, сумевшего срастить отцу кость на ноге. Отец назвал – Илизаров аж подпрыгнул. Это был его давний «соперник» по профессии. «Ладно, дед, сказал он – чтобы утереть нос этому … (он выругался) я лично сделаю тебе операцию».

Кода готовили к операции, то стали уточнять, чем отец болел ранее. И он поведал о себе в этом отношении всё … вернее, почти всё – утаил лишь то, что перенёс уже два инфаркта, ибо знал, что после этих «болячек» к подобной операции не допускают … категорически запрещено.

Сделали операцию. Поставили аппарат Илизарова на ногу. Весь «фокус» этой операции заключался в том, что кость сначала ломали как бы по диагонали её длины, затем устанавливали аппарат, давали кости какое то время покоя и когда та начинала срастаться, постепенно подкручивали винты, удлиняя конструкцию аппарата, при этом вытягивая образующийся костный хрящ. Так постепенно день за днём кость вытягивалась вместе с костным мозгом, вслед за ними наращивалась и мышечная ткань, а равно подрастали и нервы (не верьте утверждениям, что нервы не растут и не восстанавливаются – растут, но очень медленно!). Вот так каждый день по миллиметру или около этого и удлинялась нога отца. Но это сопровождалось и каждодневной непрекращающейся болью. Так прошло девять месяцев. В это время и я сам посещал отца в больнице. Меня удивило то, что среди пациентов было очень много иностранцев. Врачи постоянно носили с собой различные словари. Даже мне пару раз приходилось им помогать изъясняться с пациентами на немецком, английском …

Ровно девять месяцев провёл отец в Кургане. И только при выписке, наконец, поведал Илизарову, что перенёс до операции два инфаркта. Ох, и рассвирепел поначалу тот. Но потом смягчился и даже обрадовался. Теперь – говорит – буду знать, что и таких больных можно лечить моим методом!».

И вот отец дома. Но нога вся синюшная, он её почти не чувствует, носок упал и не шевелится … опять костыли, но нога абсолютно нормальной длины. И хотя её нужно было вытянуть на один сантиметр больше нормы, ибо со временем та даст усадку, но всё равно – это настоящая победа. И хотя раны стали рваться, кожа натянулась как барабан, и хотя нога должна усесть на целый сантиметр, но это – сущие мелочи по сравнению с тем, что было раньше – нога была короче на восемнадцать сантиметров. Постепенно всё пришло в норму. Нога приобрела свой естественный цвет, восстановилась чувствительность, ступня стала шевелиться и, наконец, её носок поднялся – занял своё должное положение. Отец оставил сначала костыли, потом и палочку. И вот он засобирался в … обувной магазин. Сам пошел … купил сразу несколько пар туфлей (я насчитал около десятка), выбрал из этой кучи самые красивые, надел и потопал вечером в клуб … на танцы. В туфлях … и это после того, как большую часть жизни проходил в кирзовых сапогах на колодке из шпалы. И всё же хромота слегка угадывалась в его походке – очевидно, сказывалась многолетняя привычка.

Так, на шестьдесят втором году он впервые танцевал танго … Молодёжь с восторгом наблюдала и хлопала в ладоши.

Вот так! Вот такая она жизнь, разная, у каждого своя … её прожить - это вам не поле перейти! Так низко же поклонимся нашим отцам, дедам – всем тем, кто в жестоких боях отстоял нашу с вами свободу, наше с вами нынешнее благополучие, наше с вами будущее! Слава воинам победителям!

04.05.2013г. Рубцов В.П. UN7BV, Астана. Казахстан.

На фото отец справа вверху.