2013 г. Безумец нападает на собак в Тимирязевском парке

2013 г. Безумец нападает на собак в Тимирязевском парке

(Это случилось в Коптево)

Вчера мне случилось прогуливаться в Тимирязевском парке пешком – хотелось отдохнуть от лыж. Настроение переменчиво – иной раз хочется пройтись на лыжах, а иногда – пешком.

Когда я шел по аллее, которая выводит к электроподстанции и задворкам госпиталя МВД, меня догнала здоровенная безпородистая псина, сохранившая в своем облике некие черты нашей родной восточно-европейской овчарки, за исключением роста – она была повыше. Я не фанат животных, но никогда не могу отказать себе в удовольствии погладить собаку, особенно, когда знаешь, что в кармане есть три заветных кусочка сахара (которые я беру с собой от сердца).

Пес скушал сахар, поиграл со мной в снежки, а вот в палочку играть не стал – видимо кобеля часто били, поэтому стоило только мне взять в руки палку, как он резво куда-то смотался.

«Бедная скотинка» – подумал я и пошел дальше.

У меня нет, ни собаки, ни кошки, даже рыбок и тех нет. Я убежденный противник содержания зверей в неволе. Может оттого, что у моего дяди была небольшая дача и все детство я проиграл на его 40 сотках с любимым псом, всей душой ощущая замкнутость пространства и ограниченность размаха. Как же я был счастлив, когда в 11 лет, дядя разрешил мне ходить с Сигналкой (так звали пса) в лес. Вот там было истинное раздолье и мне и ему.

Возможно на меня повлияло и то, что я три года прожил в деревне, где все жизненное пространство четко регламентировано – на огороде растут овощи, на бахче – арбузы и дыни, свиньи – в свинарнике, куры – в курятнике, собака во дворе, кошка – на крыльце в издавна заведенным нашими предком порядке. Где все понимают, что нарушение этого добра не принесет. Затаскивать собаку в дом также глупо и бессмысленно, как засаживать бахчу цветами – ничего хорошего из этого не выйдет.

Есть и еще одна причина – ограничивать чью-то свободу очень тяжко тому, кто сам был когда-то ограничен в ней. Не могу я считать счастьем для собаки целодневное сидение в жаркой маленькой комнатке с двумя или тремя пятнадцатиминутными прогулками, в изоляции, как от себе подобных, так и от привычной среды обитания.

Но не прошло и пяти минут, как пес догнал меня и стал сопровождать (как это часто бывает с собаками) – недаром говорят, что если кошка самодовольна и играет одна, то собаке обязательно нужна компания. Мы вместе пошли дальше, хотя меня это и не очень радовало. Мне всегда стыдно приваживать собаку, понимая, что не могу ничего дать ей. Не могу взять в дом, потому, что в отличие от своих многочисленных друзей, я не имею дома, только квартиры. Не могу построить конуры, потому что негде. Не могу заботится о ней, потому что некогда и т.п.

Поэтому я неторопливо шел вдоль забора ко входу со стороны дома 2 по улице Приорова в надежде на то, что кобель убежит от меня по своим собачим делам

Нас уже разделяло метров тридцать, когда я заметил пожилого, лет шестидесяти, нерусского мужчину – то ли еврея, то ли армянина – вытянувшегося в струнку при виде бегущей собаки. Он стоял как солдатик возле Мавзолея Ленина, сжав в кулачки свои старческие руки. Вся его поза, но еще более – глаза, говорили о том, что он смертельно испугался бегущего пса.

Пес пробежал вперед и стоял в ожидании, видимо думая о том, как неповоротливы эти люди. Наконец я поравнялся с мужчиной. К этому времени его испуг, уже немного прошел, он расслабился, сделал как бы «вольно», согнув в колене правую ногу и заметил мне трусливо-заискивающим тоном: «Собачку, попридержать бы могли».

Если бы я знал, что произойдет дальше я бы послал его в задницу и закончил разговор, но я глуп – верю, что вот так запросто, на улице, можно встретить порядочного человека. Поэтому я ответил, что собака не моя, вижу ее в первый раз, а она тащится за мной, поскольку я скормил ей свой сердечный сахар.

Он встрепенулся! В его глазах загорелся какой-то странный для здорового человека огонь, смысла которого я сразу не понял. Даже, когда он еще раз переспросил: «Не ваша?» я спокойно ответил: «Да не моя». Я сделал шаг чтобы идти дальше, как с ужасом заметил, что этот человек буквально в три-четыре обезьяньих прыжка догнал собаку и стал ПРЫСКАТЬ В НЕЕ ИЗ БАЛЛОНЧИКА!!!

Собака посмотрела на него как на идиота и неспешным шагом удалилась вперед.

«Что ты делаешь, мудак? Зачем собаку травишь?» – рявкнул я. Услыша грозные нотки, он как бы смутился, а увидев, что я быстрым шагом иду к нему, спужнулся, прижав к груди правый кулак, сжимающий желтый баллончик, по своей дурости считая, что он его защитит. Но свой баллончик он, видимо, покупал на рынке, поскольку никакого запаха не было – ни слезоточивого, ни просто перечного.

Вообще-то я много лет не вижу этих баллончиков и даже думал, что их давным-давно не производят, но просмотрев прайс-листы сегодня убедился в обратном. Странно – их бессмысленность установлена, даже на мне самом, когда в 1992 году меня облили перцовым настоем, пытаясь отобрать у меня деньги. Они горько поплатились за это. Сломать руку человеку можно и с закрытыми глазами.

А этот отморозок стоял как статуя, прижимая к своему подлому сердцу это «оружие самозащиты». Как же он был мерзок в этом сочетании крайней трусости и невероятной подлости!

Первым моим желанием было дать ему в морду, благо стоял он в самой удачной для этого позе. Но, посчитав его возраст и мою силу (пусть 247 кг удара, но все же) я осознал, что потяну на средней тяжести то есть на 112, а, если у этого мерзавца, еще и давление поднялось от страха, то, возможно, и на тяжкие телесные. А по 111 до восьми дают – не хотелось бы на старости лет.

Поэтому я смотрел на него и рассуждал – смогу ли я ему залепить пощечину (как делали аристократы в пушкинское время) – и понимал, что не получится… поэтому был в тупике. Собакотрав тоже замер в выжидательной позе и только моргал глазами – никакого огня в них уже не было – только один панический. Явно его мозг буравила только одна мысль – будет ПРОСТО БОЛЬНО или ОЧЕНЬ БОЛЬНО!!!

И вдруг, глядя на его испуганную физиономию, я понял – таких не бьют! Они все равно не понимают за что. Люди, живущие в постоянном страхе, эгоистичны и знают только два чувства – испуг и ненависть. Они не могут понять своей вины, а без этого наказание бессмысленно. Отругай его, ударь его - он только озлобится и никаких выводов, кроме того, что я обидел его не за что, не сделает. ОН – БЕЗУМЕЦ!!!, загнанный собственным страхом в «пятый угол» из которого нет выхода. И таких можно наказать только усилив его страх.

«Ты зачем в собаку пшикал» – спросил я его.

Почувствовав, что мордобой отменяется, он на радостях разговорился. Говорил он долго и бессвязно, как часто бывает с людьми, только что вырвавшимися из лап смерти. И о том как боится собак, и о том, как его за бок укусила собака, и о том, как он, истекая кровью, выбирался из леса и еще очень многое-многое… И. конечно, как все приехавшие издалеку, рассказал, что он коренной москвич и жил где-то, естественно, в центре…

Я почти не слушал этот бред – я просто тянул время. Когда он выпустил из себя три ведра словесных помоев, я еще раз спросил его – почему он пшикал в собаку?

«Отогнать хотел подальше! Боюсь!» – жалким тоном, как провинившийся школьник, сказал он. Он понимал, что только полный дурак может в это поверить. Я не стал корчить из себя дурака и спросил: «Поэтому бежал за собакой?»

В ответ послышалось сдавленное «боюсь», которое я заглушил следующей фразой – «Ты на какой помойке свой баллончик нашел?» Он начал лепетать про какую-то статью, читанную им в интернете и прочий бред, как я снова прервал его: «Моя знакомая тоже купила такой баллончик, а когда гуляла с внуком на нее напала собака. Она ей прыснула прямо в морду, обожгла глаза и собака обезумела. В результате – восемь рваных ран, сильная кровопотеря, нарушение подвижности левого локтя, прединфарктное состояние, посттравматический шок…» – я говорил и думал – чтобы еще соврать, чтобы окончательно добить эту сволочь. Я говорил не спеша – ведь надо было врать, да не завираться – чтобы выглядело правдиво и видел как меняется его лицо. Та паника, которая захватывала его существо, была хорошо заметна. Надо было добить его окончательно, поэтому я продолжил: «Хорошо, что это было в двух шагах от дома, а, если бы вот, как здесь, – никого нет – так истекла бы кровью – кто здесь поможет. Дурашка» – сказал я, поглядев в обезумевшие от страха, глаза придурка – «раненный зверь только лютеет, но не убегает. От него либо спасаться надо, либо убивать. Моего приятеля в 1983 году в Ливане собаки ночью 4 часа на столбе продержали» – я ехидно улыбнулся, но не тому, что рассказывал, а сузившимся от страха зрачкам идиота – «а ты не ходи ночью к чужим женам!»

Я замолчал – по всему было видно, что отморозок с желтеньким баллончиком находится в затруднительном состоянии. Его мозг лихорадочно обдумывал ситуацию – до моих слов он считал себя способным не только обороняться, но и нападать. А с моих слов, получалось, что все наоборот.

– А собака? – спросил он.

– Какая собака – ответил я, уже позабыв ту пургу, что я нес.

– В которую прыскали?

– А… собака… – я задумался чтобы еще наврать – собака – ослепла, но ей чтобы горло перегрызть глаза ведь не нужны. На нюх…

Мужчина замялся, по всему было видно что ему страшно… и страх этот долго будет его будоражить. Ведь мужчине оружие придает силы, скорее даже ставит его на более высокий уровень по отношению к безоружным. Уже сама мысль о наличии при тебе оружия успокаивает и притушает страх, а некоторых возводит прямо в ранг супермена.

Я развенчал его силу, показав бесполезность его оружия. Он должен был испытывать те же самые чувства, как воин у которого пистолет дал осечку или рыцарь, сломавший свой меч. Страх, унижение, приближение смерти…

– Может тебя проводить? – спросил я у него – со мной не укусят.

– Нет, не надо – собрав остаток гордости, заявил тот.

Я ушел и думал – все ты врешь – нет, ты боишься, но значительно сильнее ты ненавидишь собак. Если бы ты просто боялся, то бегал бы в людных местах. А ты, сука, бегаешь здесь с баллончиком, в надежде выместить зло на какой-нибудь пробегающей собаке за то, что тебя, поддонка когда-то укусили. Ты чувствуешь себя очень сильным с этой прыскалкой в руке. Ну ничего, падла, я заронил в тебе сомнение в твоей силе и теперь ты обосрешься нападать на безвинных животных.

Я в это верю и искренне на это надеюсь.