Разведка боем

У Наташи Голицыной, девушки серьёзной и воспитанной, студентки третьего курса университета, в эту субботу будет день рождения. Наташа, однако, была взволнована ни тем, как все пройдёт, и ни тем, как ей на нём выглядеть. Переживания её были связаны исключительно с Пашей. Паша был её молодым человеком. Они учились на одном факультете, только Паша был на курс старше.

Познакомились они случайно, во дворе университета. Наташа подошла с вопросом к ребятам, которые весело и громко обсуждали, казалось, серьёзную тему. Уже после, она весело и радостно рассказывала подругам, какой же она была «умницей», спросив у ребят месторасположение её родного деканата! Но в тот момент, наверное, её совсем не интересовал повод, ей хотелось иного. Острое желание быть в «студенческом авангарде», отбросило весь этикет и приличия прочь. Парень, обративший внимание на подходящую к их «кружку» девушку, с участливым взглядом готовившийся встретить гостью и из-за этого знаком руки остановивший речь своего товарища, и был Пашей.

Симпатия возникла естественно и мгновенно. А после того, как Паша лично довёл Наташу до дверей декана практически молча, а затем предложил прогуляться и поболтать после пары иностранного, она совершенно и окончательно влюбилась в него.

Наташа звенела бронзовым смехом, рассказывая о тех счастливых минутах первой встречи. Подруги удивлялись непонятному рейтингу этой знаменитой истории. И глядя на неё со светлым участием, сами начинали улыбаться.

После целого года валяния на газонах, загорания на пляжах, походов в кино и горы, свиданий при луне и на рассвете, они осторожно стали подбирать слова к… и так уже всё давным-давно всё понимающим родителям.

Но в последние месяцы что-то в их отношениях будто бы изменилось…. Паша стал более серьёзным. По мере приближения дня рождения Наташи он становился всё молчаливее. Её стали посещать подозрительные мысли. Подруги благоразумно молчали. Ведь на этом дне рождения они договорились прямо высказать родителям о своих дальнейших намерениях, тем более, что родители Паши изъявили настойчивое желание составить ему компанию. И ни то, чтобы Наташа сомневалась в сказанных ей маленьких словечках, однако беспокойство неотлучно присутствовало около её сердечка.

Паша готовился к этому дню, как к своему собственному рождению. Волнение посещало его неподвластными вибрациями. Он слабел в такие минуты. Именно поэтому старался, попав под очередную порцию размышлений о грядущем, уйти в себя от наблюдательного взгляда Наташи. Ему не хотелось, чтобы она видела в нем хотя какие-то признаки слабости. Он никак не мог себе этого позволить. Ведь женщина, его женщина надеется на него, а значит должна быть в абсолютной безопасности. А какая тут безопасность, при такой «трясучке»? Паша начинал взыскивать со своей натуры качества ещё не приобретённые. Назревало первое в их отношениях недоразумение.


Наташа предпочитала посуду. Воспитанная своей матерью в традициях консервативного романтизма, мама Наташи и дочери своей преподавала наследство хозяйственности. Поэтому коллекция тарелок на кухне была весьма большой и уже довольно ценной. У неё были экспонаты разных форм и размеров из различных стран и даже веков. Вот только стояли они в шкафу не для того, чтобы смотреть на них, а обыкновенно дожидаясь своего прямого назначения. Понятно, что это была не повседневная посуда, но и крайне щепетильного отношения к ней тоже не выказывали. По особенным случаям, уважаемым гостям на восхищение, позволялись свидания с передающимися из рук в руки свидетелями человеческого быта. Так папа Наташи шутил о весёлом фетишизме своих любимых женщин. Сестра Наташи тоже была завербована в секту, выклянчив у мамы и старшей своей подруги по тарелочке.

Паша вознамерился удивить всех троих, включая и главу семейства – Александра Алексеевича Голицына. Он, в не присущей для себя манере, скрупулёзно собирал средства для приобретения кухонного предмета.

И вот настал волнующий момент покупки. Паша не решился пойти в антикварный магазин, боясь быть обманутым собственным невежеством, при лукавом и возможном попустительстве продавцов. Паша задумал купить современную дорогую вещь, и тем самым удивить своей оригинальностью авторитетную комиссию, привнеся таким образом в коллекцию своеобразное равенство посудных дел мастеров. Дабы стереть стоящее между подлинным искусством художников само время, как критерий не соответствующий настоящему пониманию красоты вещей.

Придя в примеченный им магазин дорогой итальянской посуды, Паша с трепетом стал не спеша и деловито расхаживать по роскошной плитке. Посуда в магазине была настолько дорогой, что он начал задумываться о целесообразности исполнения своего желания – сделать такой подарок от студента. Девушки-консультантки вежливо, но навязчиво делали из Италии страну олимпийского дизайна. Паша стал невольно сопротивляться величию бытовых принадлежностей, пусть даже и «ангельских». Он тянулся критически оценивать как происходящее, так и сами произведения. Не смотря на то, что денег у него было достаточно, даже и с запасом, а может как раз и по этой же причине, он между тем не стремился купить самую дорогую утварь от подозрительных итальянцев. И все же студенческий максимализм уложил все доводы на лопатки.

Паша подошёл к самому дорогому набору. Девушки, словно феи, вдруг поднялись над его головой. В руках у них появились маленькие фирменные лиры и кувшины с золотистым маслом. Даже шея стала болеть у Паши, от непривычного положения его, неискушённой в чудесах головы. Девушки стали петь песни и лить масло, легко разобравшись, что молодой человек не уйдёт от покупки. Опытные и сильные, они вставляли диковинные чужеземные слова в русский перевод к инструкции по употреблению волшебной продукции. Паша был очарован. Он и представить себе не мог, сколько самоотверженного труда вложено в предметы предназначенные как минимум для каждодневного ритуала, необходимого человеку.

В конце мастерски пропетой песни сирены (теперь это были, уже без сомнения сирены) внесли смятение. Выяснилось, что посуда эта практически вечная! Она может лежать на дне океана, чуть не веками, не сможет сгореть в огне и не бьётся о твёрдый дворцовый итальянский мрамор! Что-то дьявольское сверкнуло вдруг в милых глазках певиц, и Паша дал ход сомнениям.

Он хладнокровно дождался, когда «сирены» поймают в свои песни кого-то ещё, и уверенно подошёл к вечной посуде. И вот белоснежная тарелочка была уже в руках. Все было сделано с истинным блеском в глазах и молниями в руках. Перед глазами у него почему-то возник калифорнийский поезд, связанный джинсами великого и честного Леви Штраусса.

Грохот произвёл переход всех посетителей магазина из иллюзии в реальность, холодной и безжалостной иглой войдя в атмосферу покупателей и продавцов. Девушки стали кричать о каких-то, чудовищных размеров, долгах. Стали плакать о несбыточных в этой жизни платьях и морях, о дураках, которые верят всему, что им говорят и ещё о каких-то шутках.


Паша ходил вокруг дома, где жила его Наташа. Он не мог поверить, что так глупо остался без подарка. «Она так любит посуду… Что же я за идиот?»

На четвёртом круге он поднял голову и увидел на знакомом балконе Наташу. Она смотрела на аллею, ведущую к её подъезду.

В квартире было тихо, словно кто-то спал. Гости шептались, сосредоточившись на минутках, шмыгающих между тарелками.

Когда Паша вошёл в гостиную, Александр Алексеевич поспешил на встречу с протянутыми руками:

— Ну ты, брат, Павел не подарок, что случилось, где был? — Он пожал сразу обе руки Паши и повёл за стол.

На свадьбе Паша разбил ещё одну тарелку, но на это раз совершенно случайно.