ПОЖАР

     ПОЖАР

 

Саша Савичев, как всегда, подъехал вовремя и уже улыбался нам. В салоне «жигуленка» сидел его сын Андрей, мой племянник, тот тоже был рад чрезмерно. Сколько он просился на рыбалку, все ему отказывали, а тут взяли.

Я давно говорил Саше:

—    Лучше сын будет на рыбалке, чем по подвалам лазить, со всякой шпаной.

—    Да я и сам понимаю, — соглашался Саня, но какой из меня рыбак, ты ведь знаешь.

Действительно, для него рыбалка ничего не значит. Он мог и всю ночь из палатки не вылезать. Если рыба ловится, то будет ловить, но только днем. А если не ловится, то и днем его не заставишь. А чтобы поискать место другое или снасть другую испробовать, то ему это и даром не надо. Не ловится — значит, так надо. И улыбается при этом, как ребенок.

Нет у него азарта, а это самое главное в рыбалке. А без азарта — тоска! То ли дело — моя сестра Валентина, Сашина жена и мать Андрея. Та, если спиннинг в руки взяла, то весь водоем обежит, а уловистое место найдет и карасей натягает вдоволь. А если рыба ловится, то к ней даже близко не подходи, не любит она этого. Начинает сразу шипеть: «Ты зачем сюда пришел?!.. Иди отсюда, иначе мне всю рыбу распугаешь!» Шума она не любит, это точно. Но больше всего она не любит, когда ей мешают рыбачить, все равно с уловистого места выживет.

Бывало, и по ведру карасей за день ловила, а ночью береговушки ходила проверять с фонариком в руках. Азартная рыбачка, этого у нее не отнимешь! А Саша улыбается:

—    Нравится человеку — вот и сходит с ума, зачем его беспокоить!

Я помню, поехали мы на рыбалку с Валей и Андрюшкой, а племяннику лет десять, наверное, было. Договорился я с машинистом тепловоза, чтобы тот тормознул на полустанке, еле его уговорил. Мужик, наверное, подумал, что я один еду. Затормозил он в нужном месте, я и спрыгнул шустренько с поезда. А сестра и племянник замешкались прыгать, думали, что он остановится, а машинист и не думал тут стоять, а сразу стал набирать скорость.

Я вижу, что уже поздно прыгать, бегу и кричу: «Не прыгайте!» А сестра летит с Андрюшей в обнимку под откос — я и оторопел, от страха. Подбежал к ним, помог им подняться, а они стоят глазами хлопают и не говорят ничего. Хорошо, что все обошлось тогда: ни переломов, ни ссадин больших не было, зато рыбы тогда наловили — еле унесли! Вот что такое азарт, он и в огонь заставит пойти рыбака.

Андрей уже большой, лет шестнадцать ему. Дома от него покоя нет — возраст такой. На рыбалке ему лучше будет и для здоровья полезней. Про Петю Тимошенко я тоже уже рассказывал. Тот пойдет хоть на край света, азарта в нем — хоть отбавляй, а лет ему за пятьдесят. Но годы не помеха ему. Смеется Саша Савичев:

—    Довезу я вас куда надо — и рыбачьте, сколько хотите. Завтра заберу вовремя. Меня не заставишь ноги зазря бить. И хочется вам куда-то идти?

—    Что ты, папка, понимаешь в рыбалке? В этом деле терпение, упорство и сноровка нужны, — поучал Андрей своего отца. Тот сразу насупил брови:

—    Ты, наверное, забыл, как пластом лежал и не хотел дальше идти? Помнишь, на Байкал ходили, есть здесь такое озеро?

Андрей сразу угас:

—    Ну, ладно. Ну, что ты сразу цепляешься? Дядька во всем виноват: завел куда-то, как Иван Сусанин, первый полупроводник, туда завел, а назад — не могу! Вот и присел я, чтобы сил набраться...

Тут уже и я не выдержал:

—    Героем был Иван Сусанин, им гордиться надо, а не анекдоты про него рассказывать. Эх, молодежь!

Распрощались мы на дороге. Саша домой поехал, а нам в путь собираться. Взяли мы свои рюкзаки и в путь-дорожку, а до места часа два ходу. Далековато, но что сделаешь? Чем дальше, тем рыбы больше. Так, вроде, говорят.

—    Всяко бывает, тут не угадаешь, — это уже Петя вмешался, — он поговорить любит, ему только волю дай. Я перебил его:

—    Смотри, все задымлено вокруг, горит тайга. Петя был весел:

—    Она всегда горит, каждый год по два раза — весной и осенью. В нашей тайге два сезона в году: зима и пожароопасный период...

Скоро подошли к речке, это на словах скоро, а час уже пролетел. Бросили мы свои рюкзаки на землю и стали думать: доставать резиновую лодку или нет, или искать «деревяшку», деревянную лодку. Решили искать.

Я знал здесь заводь небольшую, лодка была там. Правда, дырявая, но переправиться можно, если с умом к этому делу подойти. Сели мы в лодку и на ту сторону махнули. Всего за десять минут, но старая посудина быстро пузыри пускает. Поэтому Андрей черпает воду в режиме насоса — старается!

     Мы с Петей на шесты налегаем. Все обошлось удачно, лучше не придумаешь. Загнали лодку в заводь, и нам уже было не до нее, скорее в путь. Еще час пролетел быстро, уже и к месту рыбалки подходим.

—    Вот здесь ты, Андрюша, лежал, и не хотел дальше идти. Помнишь, наверное?

—    Ну, что ты, дядька? Ты как отец стал: все бы тебе дразниться.

—    Ничего, Андрюша! — успокоил я его. — По-всякому бывает, мы еще на «Байкал» сходим! Отсюда — час ходу, большое озеро.

Тут Андрюха уперся:

—    На «Байкал» не пойду, с меня и этого хватит. Жара, вон какая!

Солнца не было видно, все задымлено вокруг — действительно тяжело.

Устроились мы, в высокой, дубовой релке, на том берегу речки, лучше места не найти вокруг. Только здесь речка походила на озеро; течения нет, красота и простор вокруг — сколько глаз хватит.

—    Вот видишь — ямы вокруг, — говорил я Андрею. — Здесь когда-то стойбище гольдов располагалось. Лет сто с тех пор прошло, если не больше. Все деревьями поросло. А тишина, какая! Одних комаров только и слышно. Они у себя дома!

Петя сразу подхватил:

—    Если комары есть, то пожар нам не страшен, он нас стороной обойдет.

Сели они в лодку с Андреем и поплыли сетки ставить, а я пошел закидушки расставлять на живца. В подъемник гольянов очень много попадалось, вот и пошли они на наживу. А гольян здесь был великолепный, красавец — хоть куда! Отдельные экземпляры на кисти руки еле умещались, ладони и пальцев не хватало ему. Золотом горит такой разбойник, именно разбойник: он и на наживу ловился, ничем не брезговал, обжора! Потому что ел, и себе подобных рыб. Лежит и смотрит на тебя красавец, и никогда не подумаешь, что он хищник. Вид у него вполне мирный, но отпусти его в воду...

Тут и Петр Тимофеевич номер отмочил, такую заморочку нам устроил, что нарочно не придумаешь.

—    Иду я назад, по берегу, к нашему табору, а там, на кочке, гуманоид сидит...

—    Кто-кто? — не понял я.

—    А там гуманоид сидит: глаза круглые такие, и на меня смотрит, а сам мокрый, из воды только что вылез...

Мы с Андреем оторопели: какие здесь инопланетяне? Какие гуманоиды! Ты что, Петя, с ума спятил, что ли?!

—    Глаза большие и круглые и хвост плоский, — еще больше запутал нас Петя.

—    Откуда у гуманоидов хвосты? — поразился я. — Да еще из воды вышел, что за чушь несешь?

—    Да, гуманоид это, гуманоид, — не унимался Петя. — Плыл сначала, а потом из воды вылез и сидит, смотрит на меня! Совсем не боится, страх потерял.

И тут меня осенило:

—    Да это ондатра, наверное! Их здесь — прорва.

—    Точно, ондатра, — подпрыгнул Петя, — я просто забыл как она называется. У нас, их нет на Украине. Ондатра, конечно ондатра!

Тут уж мы посмеялись с Андреем, и Петя с нами...

Вытерли мы слезы и занялись костром да обедом.

—    Петя, ты не шути так больше, не надо! — а смех опять рвется наружу.

В сетки попадались караси да ротаны, крупной рыбы не было — ни угря, ни щуки. Так они нам и не попались. Угорь, вернее змееголов, сильнейшая рыба. Она с ходу сетки дырявит. Может, это и к лучшему, что не попалась...

Я помню, в детстве еще, мы с дедом их ловили на закидушки. Такие караси, как сейчас ловим, у нас с дедом шли на наживу. Крючки были кованые и огромные, по сравнению с нашими крючками, а леска была миллиметровая! Так угорь рвал ее, как ниточку. Вот какие экземпляры попадались! А вообще, питается угорь в основном ротанами. Да! Остались одни воспоминания о временах тридцатилетней давности, а результат? Угрей нет, карась измельчал. Может и ничего не останется, если и дальше так ловить будем...

Ночевали в уютной ямке, оставшейся, наверное, от древнего стойбища — тепло со всех сторон, дров хватает в избытке. В сетку попадались караси и ротаны, и ничего больше, но на безрыбье и Фома дворянин. А тайга горит. Вокруг

—    то там зарево, то там, и ничего хорошего это не предвещало. Может, с утра домой подадимся: ведь вокруг трава в рост человека, да сушь стоит страшенная. Пыхнет все, как порох, и никуда не убежишь,

Петя никогда не унывал;

—    Да что там! Я и не такие пожары видел. Вот у нас, на Украине, хата горела, вот это был пожар!

Петя с юмором мужик, это у него не отнимешь.

—    А здесь пожар, в тайге дальневосточной, на такой территории, полыхает, что вся твоя Украина милая уместится! — не стерпел я. Но, с другой стороны, что делать на дороге? Машина раньше шести часов не подойдет... Рискнуть?

—    Конечно, — поддержали меня и Петя, и Андрей. Надо рискнуть: столько шли сюда, а назад тащиться без рыбы — стыдно будет. До обеда, сколько поймаем рыбы, все наше будет.

—    А потом соберемся, и домой, — подвел я итог всем дебатам. На том и решили мы. Утром проверяли сетки, рыба была, но мало. Видно, все живое боится огня, и рыба тоже попряталась в глубине.

После обеда стали собираться домой. Все лишнее перевезли на ту сторону речки, чтобы хлопот было меньше, осталось только снять сетки. А огонь уже подходит к нам вплотную, он не шел единым фронтом, а отдельными языками прорывался то там, то здесь.

Я предложил переждать огонь у реки, но тогда мы точно опоздаем к дороге, и Саша нас потеряет. Конечно, надо было уходить еще утром, поняли мы свою ошибку, но уже было поздно сожалеть. Петр Тимофеевич никак не сидел на месте:

—    Только вперед надо! Мы успеем проскочить раньше огня, вот увидишь, Гриша!

Первый вал огня прошел со страшным гулом и треском, рассыпая тысячи искр вокруг. Вот это стихия, сразу понимаешь всю свою ничтожность пред силой огня. Но раз решили идти, то пора и выступать! По горелому месту хоть легче двигаться, ноги не заплетаются в траве, и мы резво двинулись вперед. Впереди рысил Петя, наверно его стихия — огонь, или мания такая. Лучше молчать. С огнем шутки плохи, мы тут же убедились в этом, он разбился на множество языков, и все они ползли по земле, с жадностью, все поедая на своём пути.

Только мы проскочим горелое пространство, а впереди огонь ждет: «Идите сюда, ребята!» И приходится пропускать его уважительно вперёд, и ждать, пока он пройдет впереди нас. Волей-неволей мы оказались со всех сторон в дыму и огне: то там огонь прорвется, то здесь горит. Стоим толпою и ждем следующей перебежки.

А лесистые релки горят вокруг, как большие костры, и слышно хлопанье то там, то здесь.

—    Что это такое? — спросил меня Андрей.

—    Деревья падают! — вот что это такое.

Дышать было тяжело, но не так страшно ещё было, если без паники подойти к этому делу.

И самую большую ошибку мы сделали, что залетели по ходу в релку. А с той стороны к ней подошел огонь и побежал он по верхушкам деревьев, как зайчик прыгал.

Бежим мы по той релке в дыму, а огонь по кронам скачет, и через нас вихрем проносится, и с сухим треском рассыпается вокруг. И все сразу охватило пламенем. Уже плохо видели мы друг друга из-за дыма. Он ест глаза и разрывает глотку, но инстинктивно мы держимся вместе, ни на минуту не прекращая свой бег. Хорошо, что релка была узкой. И видели мы, что вперед огонь прошел уже, и торопились туда.

Стояли мы, на выгоревшем месте вытирая слезы и копоть от дыма. А ведь и сгореть могли, если бы плохо бежали. Вмиг выгорает кислород при верховом огне, и человек обречен на гибель или другое живое существо, которое оказалось там: огню все равно, он ничего не пропустит. Больше мы уже не торопились. Шли строго по гари. В релки больше не совались, пламя пережидали на месте и не старались проскочить впереди него. Сразу поняли, что только дурак впереди огня скакать может, а ведь скакали!

Плохо было в дыму ориентироваться. Мы часто останавливались и решали, куда дальше двигаться, где ближе река к нам подходит, там и спасение наше. Наконец вырвались к озеру. Немного отдышались у воды. Здесь и тропинка змеилась, вся черная и страшная, она, казалось, еще шевелилась в дыму.

—    Минут десять до речки осталось, — подвел я итог нашему походу. И стояли мы, и смотрели друг на друга повеселевшими глазами. Самое страшное место мы уже проскочили, огонь где-то далеко впереди мечется, и все догорает, что сразу не сгорело. Так и шли мы уже по тропинке, как по чужой планете двигались.

Обидно за нашу Землю, сколько она терпит от нас горя! Приютила нас «человечков», когда выперли нас из других миров, дала нам все, что могла. А мы все губим, и до нас это никак не доходит.

—    Смотри, Андрюша, и запоминай, и делай выводы для себя. Вам, молодым, долго жить здесь суждено, относитесь к Земле по-сыновьи!

Молчал мой племянник. Я думаю, что он все понял прекрасно. Здесь, на пожаре, все быстро доходят до истины! А тот, кто поджигал, что он понял? Или он за деньги все делает? Как его понять? И спросить не у кого, а жаль! -

...Лодка нас ждала на месте, где и оставили ее. Переправились мы так же без проблем и опять спрятали ее в зарослях до следующего раза.

Огонь и здесь прошелся, уже по этому берегу. Нет ему преград никаких. Все вокруг черно и пустынно, а ведь был цветущий оазис — любуйтесь люди! Сейчас здесь, черная пустыня.

 

  Деревья черные стоят окаменевшие от горя, и замерло все вокруг в скорбном молчании.

Мы шли по тропинке, и здесь местами горел огонь и прорывался впереди нас, но мы шли вперед. Почти на час мы опоздали к машине. Саша ждал нас на месте, он ни о чем не спрашивал, — все было написано на наших усталых лицах.

—    Хорошо, что хоть целы, остались... — усмехнулся Саша и добавил:

—    Все вам неймется, но, тем не менее, вы все же молодцы, — добавить нечего...

—    Но это не последняя рыбалка, правда, хлопцы? — спросил я.

—    Какой базар? — не стерпел Андрюша...

Все взрослые рассмеялись!

© Copyright: Григорий Хохлов, 2016

Регистрационный номер №0352446

от 26 августа 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0352446 выдан для произведения:

     ПОЖАР

 

Саша Савичев, как всегда, подъехал вовремя и уже улыбался нам. В салоне «жигуленка» сидел его сын Андрей, мой племянник, тот тоже был рад чрезмерно. Сколько он просился на рыбалку, все ему отказывали, а тут взяли.

Я давно говорил Саше:

—    Лучше сын будет на рыбалке, чем по подвалам лазить, со всякой шпаной.

—    Да я и сам понимаю, — соглашался Саня, но какой из меня рыбак, ты ведь знаешь.

Действительно, для него рыбалка ничего не значит. Он мог и всю ночь из палатки не вылезать. Если рыба ловится, то будет ловить, но только днем. А если не ловится, то и днем его не заставишь. А чтобы поискать место другое или снасть другую испробовать, то ему это и даром не надо. Не ловится — значит, так надо. И улыбается при этом, как ребенок.

Нет у него азарта, а это самое главное в рыбалке. А без азарта — тоска! То ли дело — моя сестра Валентина, Сашина жена и мать Андрея. Та, если спиннинг в руки взяла, то весь водоем обежит, а уловистое место найдет и карасей натягает вдоволь. А если рыба ловится, то к ней даже близко не подходи, не любит она этого. Начинает сразу шипеть: «Ты зачем сюда пришел?!.. Иди отсюда, иначе мне всю рыбу распугаешь!» Шума она не любит, это точно. Но больше всего она не любит, когда ей мешают рыбачить, все равно с уловистого места выживет.

Бывало, и по ведру карасей за день ловила, а ночью береговушки ходила проверять с фонариком в руках. Азартная рыбачка, этого у нее не отнимешь! А Саша улыбается:

—    Нравится человеку — вот и сходит с ума, зачем его беспокоить!

Я помню, поехали мы на рыбалку с Валей и Андрюшкой, а племяннику лет десять, наверное, было. Договорился я с машинистом тепловоза, чтобы тот тормознул на полустанке, еле его уговорил. Мужик, наверное, подумал, что я один еду. Затормозил он в нужном месте, я и спрыгнул шустренько с поезда. А сестра и племянник замешкались прыгать, думали, что он остановится, а машинист и не думал тут стоять, а сразу стал набирать скорость.

Я вижу, что уже поздно прыгать, бегу и кричу: «Не прыгайте!» А сестра летит с Андрюшей в обнимку под откос — я и оторопел, от страха. Подбежал к ним, помог им подняться, а они стоят глазами хлопают и не говорят ничего. Хорошо, что все обошлось тогда: ни переломов, ни ссадин больших не было, зато рыбы тогда наловили — еле унесли! Вот что такое азарт, он и в огонь заставит пойти рыбака.

Андрей уже большой, лет шестнадцать ему. Дома от него покоя нет — возраст такой. На рыбалке ему лучше будет и для здоровья полезней. Про Петю Тимошенко я тоже уже рассказывал. Тот пойдет хоть на край света, азарта в нем — хоть отбавляй, а лет ему за пятьдесят. Но годы не помеха ему. Смеется Саша Савичев:

—    Довезу я вас куда надо — и рыбачьте, сколько хотите. Завтра заберу вовремя. Меня не заставишь ноги зазря бить. И хочется вам куда-то идти?

—    Что ты, папка, понимаешь в рыбалке? В этом деле терпение, упорство и сноровка нужны, — поучал Андрей своего отца. Тот сразу насупил брови:

—    Ты, наверное, забыл, как пластом лежал и не хотел дальше идти? Помнишь, на Байкал ходили, есть здесь такое озеро?

Андрей сразу угас:

—    Ну, ладно. Ну, что ты сразу цепляешься? Дядька во всем виноват: завел куда-то, как Иван Сусанин, первый полупроводник, туда завел, а назад — не могу! Вот и присел я, чтобы сил набраться...

Тут уже и я не выдержал:

—    Героем был Иван Сусанин, им гордиться надо, а не анекдоты про него рассказывать. Эх, молодежь!

Распрощались мы на дороге. Саша домой поехал, а нам в путь собираться. Взяли мы свои рюкзаки и в путь-дорожку, а до места часа два ходу. Далековато, но что сделаешь? Чем дальше, тем рыбы больше. Так, вроде, говорят.

—    Всяко бывает, тут не угадаешь, — это уже Петя вмешался, — он поговорить любит, ему только волю дай. Я перебил его:

—    Смотри, все задымлено вокруг, горит тайга. Петя был весел:

—    Она всегда горит, каждый год по два раза — весной и осенью. В нашей тайге два сезона в году: зима и пожароопасный период...

Скоро подошли к речке, это на словах скоро, а час уже пролетел. Бросили мы свои рюкзаки на землю и стали думать: доставать резиновую лодку или нет, или искать «деревяшку», деревянную лодку. Решили искать.

Я знал здесь заводь небольшую, лодка была там. Правда, дырявая, но переправиться можно, если с умом к этому делу подойти. Сели мы в лодку и на ту сторону махнули. Всего за десять минут, но старая посудина быстро пузыри пускает. Поэтому Андрей черпает воду в режиме насоса — старается!

     Мы с Петей на шесты налегаем. Все обошлось удачно, лучше не придумаешь. Загнали лодку в заводь, и нам уже было не до нее, скорее в путь. Еще час пролетел быстро, уже и к месту рыбалки подходим.

—    Вот здесь ты, Андрюша, лежал, и не хотел дальше идти. Помнишь, наверное?

—    Ну, что ты, дядька? Ты как отец стал: все бы тебе дразниться.

—    Ничего, Андрюша! — успокоил я его. — По-всякому бывает, мы еще на «Байкал» сходим! Отсюда — час ходу, большое озеро.

Тут Андрюха уперся:

—    На «Байкал» не пойду, с меня и этого хватит. Жара, вон какая!

Солнца не было видно, все задымлено вокруг — действительно тяжело.

Устроились мы, в высокой, дубовой релке, на том берегу речки, лучше места не найти вокруг. Только здесь речка походила на озеро; течения нет, красота и простор вокруг — сколько глаз хватит.

—    Вот видишь — ямы вокруг, — говорил я Андрею. — Здесь когда-то стойбище гольдов располагалось. Лет сто с тех пор прошло, если не больше. Все деревьями поросло. А тишина, какая! Одних комаров только и слышно. Они у себя дома!

Петя сразу подхватил:

—    Если комары есть, то пожар нам не страшен, он нас стороной обойдет.

Сели они в лодку с Андреем и поплыли сетки ставить, а я пошел закидушки расставлять на живца. В подъемник гольянов очень много попадалось, вот и пошли они на наживу. А гольян здесь был великолепный, красавец — хоть куда! Отдельные экземпляры на кисти руки еле умещались, ладони и пальцев не хватало ему. Золотом горит такой разбойник, именно разбойник: он и на наживу ловился, ничем не брезговал, обжора! Потому что ел, и себе подобных рыб. Лежит и смотрит на тебя красавец, и никогда не подумаешь, что он хищник. Вид у него вполне мирный, но отпусти его в воду...

Тут и Петр Тимофеевич номер отмочил, такую заморочку нам устроил, что нарочно не придумаешь.

—    Иду я назад, по берегу, к нашему табору, а там, на кочке, гуманоид сидит...

—    Кто-кто? — не понял я.

—    А там гуманоид сидит: глаза круглые такие, и на меня смотрит, а сам мокрый, из воды только что вылез...

Мы с Андреем оторопели: какие здесь инопланетяне? Какие гуманоиды! Ты что, Петя, с ума спятил, что ли?!

—    Глаза большие и круглые и хвост плоский, — еще больше запутал нас Петя.

—    Откуда у гуманоидов хвосты? — поразился я. — Да еще из воды вышел, что за чушь несешь?

—    Да, гуманоид это, гуманоид, — не унимался Петя. — Плыл сначала, а потом из воды вылез и сидит, смотрит на меня! Совсем не боится, страх потерял.

И тут меня осенило:

—    Да это ондатра, наверное! Их здесь — прорва.

—    Точно, ондатра, — подпрыгнул Петя, — я просто забыл как она называется. У нас, их нет на Украине. Ондатра, конечно ондатра!

Тут уж мы посмеялись с Андреем, и Петя с нами...

Вытерли мы слезы и занялись костром да обедом.

—    Петя, ты не шути так больше, не надо! — а смех опять рвется наружу.

В сетки попадались караси да ротаны, крупной рыбы не было — ни угря, ни щуки. Так они нам и не попались. Угорь, вернее змееголов, сильнейшая рыба. Она с ходу сетки дырявит. Может, это и к лучшему, что не попалась...

Я помню, в детстве еще, мы с дедом их ловили на закидушки. Такие караси, как сейчас ловим, у нас с дедом шли на наживу. Крючки были кованые и огромные, по сравнению с нашими крючками, а леска была миллиметровая! Так угорь рвал ее, как ниточку. Вот какие экземпляры попадались! А вообще, питается угорь в основном ротанами. Да! Остались одни воспоминания о временах тридцатилетней давности, а результат? Угрей нет, карась измельчал. Может и ничего не останется, если и дальше так ловить будем...

Ночевали в уютной ямке, оставшейся, наверное, от древнего стойбища — тепло со всех сторон, дров хватает в избытке. В сетку попадались караси и ротаны, и ничего больше, но на безрыбье и Фома дворянин. А тайга горит. Вокруг

—    то там зарево, то там, и ничего хорошего это не предвещало. Может, с утра домой подадимся: ведь вокруг трава в рост человека, да сушь стоит страшенная. Пыхнет все, как порох, и никуда не убежишь,

Петя никогда не унывал;

—    Да что там! Я и не такие пожары видел. Вот у нас, на Украине, хата горела, вот это был пожар!

Петя с юмором мужик, это у него не отнимешь.

—    А здесь пожар, в тайге дальневосточной, на такой территории, полыхает, что вся твоя Украина милая уместится! — не стерпел я. Но, с другой стороны, что делать на дороге? Машина раньше шести часов не подойдет... Рискнуть?

—    Конечно, — поддержали меня и Петя, и Андрей. Надо рискнуть: столько шли сюда, а назад тащиться без рыбы — стыдно будет. До обеда, сколько поймаем рыбы, все наше будет.

—    А потом соберемся, и домой, — подвел я итог всем дебатам. На том и решили мы. Утром проверяли сетки, рыба была, но мало. Видно, все живое боится огня, и рыба тоже попряталась в глубине.

После обеда стали собираться домой. Все лишнее перевезли на ту сторону речки, чтобы хлопот было меньше, осталось только снять сетки. А огонь уже подходит к нам вплотную, он не шел единым фронтом, а отдельными языками прорывался то там, то здесь.

Я предложил переждать огонь у реки, но тогда мы точно опоздаем к дороге, и Саша нас потеряет. Конечно, надо было уходить еще утром, поняли мы свою ошибку, но уже было поздно сожалеть. Петр Тимофеевич никак не сидел на месте:

—    Только вперед надо! Мы успеем проскочить раньше огня, вот увидишь, Гриша!

Первый вал огня прошел со страшным гулом и треском, рассыпая тысячи искр вокруг. Вот это стихия, сразу понимаешь всю свою ничтожность пред силой огня. Но раз решили идти, то пора и выступать! По горелому месту хоть легче двигаться, ноги не заплетаются в траве, и мы резво двинулись вперед. Впереди рысил Петя, наверно его стихия — огонь, или мания такая. Лучше молчать. С огнем шутки плохи, мы тут же убедились в этом, он разбился на множество языков, и все они ползли по земле, с жадностью, все поедая на своём пути.

Только мы проскочим горелое пространство, а впереди огонь ждет: «Идите сюда, ребята!» И приходится пропускать его уважительно вперёд, и ждать, пока он пройдет впереди нас. Волей-неволей мы оказались со всех сторон в дыму и огне: то там огонь прорвется, то здесь горит. Стоим толпою и ждем следующей перебежки.

А лесистые релки горят вокруг, как большие костры, и слышно хлопанье то там, то здесь.

—    Что это такое? — спросил меня Андрей.

—    Деревья падают! — вот что это такое.

Дышать было тяжело, но не так страшно ещё было, если без паники подойти к этому делу.

И самую большую ошибку мы сделали, что залетели по ходу в релку. А с той стороны к ней подошел огонь и побежал он по верхушкам деревьев, как зайчик прыгал.

Бежим мы по той релке в дыму, а огонь по кронам скачет, и через нас вихрем проносится, и с сухим треском рассыпается вокруг. И все сразу охватило пламенем. Уже плохо видели мы друг друга из-за дыма. Он ест глаза и разрывает глотку, но инстинктивно мы держимся вместе, ни на минуту не прекращая свой бег. Хорошо, что релка была узкой. И видели мы, что вперед огонь прошел уже, и торопились туда.

Стояли мы, на выгоревшем месте вытирая слезы и копоть от дыма. А ведь и сгореть могли, если бы плохо бежали. Вмиг выгорает кислород при верховом огне, и человек обречен на гибель или другое живое существо, которое оказалось там: огню все равно, он ничего не пропустит. Больше мы уже не торопились. Шли строго по гари. В релки больше не совались, пламя пережидали на месте и не старались проскочить впереди него. Сразу поняли, что только дурак впереди огня скакать может, а ведь скакали!

Плохо было в дыму ориентироваться. Мы часто останавливались и решали, куда дальше двигаться, где ближе река к нам подходит, там и спасение наше. Наконец вырвались к озеру. Немного отдышались у воды. Здесь и тропинка змеилась, вся черная и страшная, она, казалось, еще шевелилась в дыму.

—    Минут десять до речки осталось, — подвел я итог нашему походу. И стояли мы, и смотрели друг на друга повеселевшими глазами. Самое страшное место мы уже проскочили, огонь где-то далеко впереди мечется, и все догорает, что сразу не сгорело. Так и шли мы уже по тропинке, как по чужой планете двигались.

Обидно за нашу Землю, сколько она терпит от нас горя! Приютила нас «человечков», когда выперли нас из других миров, дала нам все, что могла. А мы все губим, и до нас это никак не доходит.

—    Смотри, Андрюша, и запоминай, и делай выводы для себя. Вам, молодым, долго жить здесь суждено, относитесь к Земле по-сыновьи!

Молчал мой племянник. Я думаю, что он все понял прекрасно. Здесь, на пожаре, все быстро доходят до истины! А тот, кто поджигал, что он понял? Или он за деньги все делает? Как его понять? И спросить не у кого, а жаль! -

...Лодка нас ждала на месте, где и оставили ее. Переправились мы так же без проблем и опять спрятали ее в зарослях до следующего раза.

Огонь и здесь прошелся, уже по этому берегу. Нет ему преград никаких. Все вокруг черно и пустынно, а ведь был цветущий оазис — любуйтесь люди! Сейчас здесь, черная пустыня.

 

  Деревья черные стоят окаменевшие от горя, и замерло все вокруг в скорбном молчании.

Мы шли по тропинке, и здесь местами горел огонь и прорывался впереди нас, но мы шли вперед. Почти на час мы опоздали к машине. Саша ждал нас на месте, он ни о чем не спрашивал, — все было написано на наших усталых лицах.

—    Хорошо, что хоть целы, остались... — усмехнулся Саша и добавил:

—    Все вам неймется, но, тем не менее, вы все же молодцы, — добавить нечего...

—    Но это не последняя рыбалка, правда, хлопцы? — спросил я.

—    Какой базар? — не стерпел Андрюша...

Все взрослые рассмеялись!

 

Жизнь и туман

Саша Че