Паутина, - пожилой человекСергий Чернец
Паутина. (Пожилой человек).
Газеты он не читал давно. Газеты, говорил он, это не духовная пища, а так-себе, грязная накипь на жизненном бульоне, которую снимают и выкидывают. По бульону, правда, можно судить о качестве супа-жизни, а распробовав бульон (журналы и другие СМИ), можно узнать и вкус самой жизни. Иногда бульон может рассказать о важном качестве, о пересолёности, например.
Газеты и СМИ тем и сильны, что дают людям простым, скучным и без воображения – материал на целый день для пересказа «своими словами» событий и для их обсуждения.
Пожилой человек, в плаще и шляпе (осенней порой), под которой блестели темно-карие, не по возрасту молодые глаза пошел в городской парк погулять как обычно. Он остановился у киоска «Пресса». Остановился вдруг, уткнувшись носом и небритым, с козлиной бородкой лицом, вглядывался в железную из прутьев ограду, подходившую к самому киоску, и тут поворачивающуюся через большой металлический столбик. Он немного затруднял деловое торопливое движение пешеходов на узком тротуаре, между оградой парка и стрижеными кустами, отделявшими тротуар от проезжей части. Но к его странностям привыкли люди, живущие в этом квартале и спешащие по утрам на работу всегда встречавшие странного старикашку. Кое-кто, проходя, пожимал плечами, растопыривая локти, другой, весело прищурив глаз, кивнет головой, женщина пройдет и раза два неодобрительно обернется в недоумении.
А увидел пожилой сутулый человек, что между кружочком решетки и стеной киоска, всего на пространстве полуметра, паук сплел свою воздушную западню. - И от нее не мог оторвать взгляд пожилой человек, забывший в минуту и о времени и о месте.
Только под старость лет человек начинает замечать «мелочи жизни», мимо которых проходил всегда, вскользь поглядывая. Под старость начинаются «странности». И были странности у пожилого человека.
Вот паутина: это плетение из тончайших в мире нитей, представляло собой красивейшую спираль, переплетенную расходящимися от центра радиальными нитями, укрепленными в местах соединений. Радужным отражающимся сиянием отсвечивают на солнце почти невидимые нити. Наклонишь голову налево – радуга пробежит вправо; наклонишь направо – радуга закрутится влево, нити блестят и ломаются в свете по углам на перехватах.
А по улице носился порывами ветер. Под его неожиданными ударами вся эта нежная постройка паутины вздрагивала и сверкала радугой, трепетала и упруго надувалась, как парус под ветром, но не рвалась.
Весь захваченный восхищением перед этой великолепной живой природной постройкой, пожилой человек почесал кулаком свой подборок, комкая жиденькую бородку. Самого паука-архитектора, создателя паутины не было видно нигде. Он должно быть был маленький или так искусно прятался, но – какую массу нитей, строительного материала вымотал он из своего почти невесомого тельца. И сколько бессознательной мудрости, расчета надо было вложить в создание шедевра архитектуры. Математического расчета, а паук, вряд ли знал математику: два плюс два чему равно не вычислил бы. И все это ради одной, быть может, мухи-добычи, ради случайной цели, которой может не быть месяцами.
«Как мудра природа, - размышлял почтенный пожилой человек, - с какой щедростью она одаривает все свои создания средствами к продолжению жизни. На сибирском кедре до тысячи орехов, и они съедаются и погибают, а конечная цель – всего лишь одно зернышко, случайно попавшее в землю и давшее один слабый росток. Но зато кедров много и не один, и они каждый год тысячами порождают семена.
В хорошей рыбе, в красной кете, например множество икринок, но конечная цель природы будет достигнута, если из этого множества вырастет хотя бы десяток рыб. А пара мух: если бы их яички оставались неприкосновенными, они бы расплодились в такое потомство, что покрыли бы всю землю. Вот как сейчас наше человечество уже покорило все открытые пространства земного шара. А когда человек не будет умирать, что будет? Нет, смерть это необходимое условие жизни!» - решил пожилой человек. И сразу некоторая тоска задавила грудь, где было больное его сердце.
Уже сразу, в то время как его сознательное «я» занималось построением умозаключений о достижениях природы, - его «я» подсознательное ощущало смутное беспокойство с правой стороны. Пожилой человек склонил голову направо и вниз. Действительно, рядом с ним стояла девочка лет пяти-шести, ростом немного повыше его бедра. Как он мог отвлечься и не заметить, - память вернула ему стук каблучков по тротуару: слышал он, слышал краем уха.
Впрочем, с ним случались еще более странные приключения.
В тот самый миг, когда пожилой человек увидел девочку, она тоже очнулась, и отвела взгляд от паутины и посмотрела на него. Указательный палец правой руки был у нее во рту, прикушенный острыми беличьими зубками – известный знак напряженного внимания и удивления.
Девочка была прекрасна, как все дети и похожа на куклу, разодетая благодаря родителям, по вкусу матери своей вероятно.
- Как тебя зовут, прекрасное дитя? – спросил пожилой человек.
- Наденька, - ответила девочка и, мотнув головой на паутину, сказала: - Это очень красиво, правда? –
- Очень красиво. – Пожилой человек ответил радостным тоном.
- А кто это сделал? – последовал вопрос ребенка.
- Паук. Это насекомое такое. – Общение с ребенком пожилому человеку было приятно.
- Зачем сделал? – интересовалась малышка.
- Чтобы ловить мух. Вот, полетит такая маленькая мушка и не увидит тонкие ниточки. Запутается в сетке, и не сможет выбраться. А паук увидит. Придет и съест мушку.
- А зачем? – обычный детский нелогичный вопрос.
- Потому что он голодный и хочет кушать, - парировал пожилой человек.
- А он большой? Где он? – девочка всё хотела знать.
- Подожди-ка, вот, я попробую его позвать. –
Пожилой человек стал рыться в кармане плаща, наполненном тем мусором, которым всегда полны карманы рассеянных мужчин, которые лишены зоркого женского досмотра. Из кармана он достал измятый троллейбусный билет. Выждав, когда будет передышка ветра и паутина перестанет качаться, - он начал уголком бумажки стукать по паутинным нитям. И из-за черного железного прута медленно высовывались две тонкие ножки, за ними виднеется что-то бурое, мохнатенькое, пока, наконец, весь паук не показывается из укрытия. Он был светло-серый с черными глазками величиной с булавочную головку. Пожилой человек и Наденька переглянулись. Лица обоих были сосредоточенные, как у двух соучастников важного дела, требующего осторожности. Но паук, не торопясь, сложил свои ножные суставы и втянулся назад за черный железный прут ограды.
- Ушел, - тихо прошептал пожилой человек.
- Да-а. Он – хитрый. Он увидел, что мы это не муха.
- Где же ты живешь, Наденька? –
- Здесь и там. – Она указывала пальцем сначала на дом напротив парка, потом на киоск, у которого они стояли. Все наоборот. – Здесь мы спим, - она указывала на дом, а там продаем газеты, - и поворачивалась к киоску, - там Мама! –
- А почему я раньше тебя «там» не видел? – переспросил пожилой человек.
- Я была в деревне. Только вчера приехала, потому что пойду в школу. Но я вас знаю давно, еще до деревни, вы каждый день тут ходите. Вы очень смешной, – без объяснения почему смешной сказала Наденька.
- Благодарю, - не стал переспрашивать пожилой человек. – Пойдем, я куплю газету. -
Нужно было пройти стену киоска, потому что фасад его направлен был параллельно тротуару в сторону площади у входа в парк через большие ворота с колоннами. Наденька берет пожилого человека за руку и ведет его. Ручка девочки доверчива, но живые пальцы шевелятся и подрагивают: так много в них электрического чувства свободы. Она подводит его к дверям, пройдя фасад длиннее в два раза боковых стен. Тут у нее стоит коляска, подпирая открытую наружу дверь. А коляска полна разными игрушками. Тут и плюшевый мишка, и коричневая обезьянка с глазами пуговицами. А уж сколько разных куколок одетых в пестрые платьишки.
- Много игрушек, правда! Это все мои!- хвалилась Наденька.
- Прекрасно! – смог сказать пожилой человек, когда девочка отпустила его руку.
- Я с ними прощаюсь, в школу уже нельзя игрушки брать.- Пояснила она.
- Да. Надо книжки читать. Ты читать можешь? – спросил он.
- Да. Мама научила давно. Но я медленно плохо читаю, – обратилась она лицом к матери, которая вступила в их разговор, знакомясь.
- Меня Светлана зовут, а вас? – спросила она, улыбаясь широкой доброй улыбкой. И к девочке с упреком – Иди сюда, ты зачем к прохожим пристаешь? –
- А я Сергей Романыч. Это ничего. Она говорит, знает меня давно, только не сказала, почему я смешной! – сказал тоже весело и по-доброму пожилой человек.
- Знает-знает, раньше каждый день указывала на вас: вон, дедушка с бородкой смешной пошел. Ей бородка ваша интересна, – улыбаясь, пояснила мама-Светлана, - вы уж не обижайтесь! –
- Ну, и ладно. Пусть будет дедушка с бородкой. – И он подумал, что давно не покупал газет, да и не читал их давно, надо было что-то купить. И выбрал первую попавшуюся. Расплатившись, он распрощался обычным «до свидания», получив «до свидания» в два голоса.
Время было послеобеденное, а ветер разгулялся не на шутку. Пожилой человек посмотрел на метеорологическую площадку, устроенную на открытом месте в углу парка, там был флюгер, прибор температурный и ведро для осадков на столбике. Флюгер вертелся с разными скоростями, становясь стрелкой то по солнцу, то совсем в сторону. Между тем было, как вроде, тепло, хотя на небе сплошь серые тучи. Ожидалась, вероятно, буря, гроза или ураган. В старом парке этот порывистый ветер раскачивал и трепал деревья, крутил их шумящие вершины, как метёлки. Он то заголял всю листву наизнанку, то внезапно переворачивал листву на темное лицо, и от этой размашистой игры весь парк то мгновенно светлел, то сразу темнел. И тени накрывали парк от грозных черных туч, заменяющих серые, наползая из-за горизонта.
В этом мятущемся под ветром парке, лицом к ветру, сидел человек в сером плаще на зеленой крашеной лавке. Он так низко опустил свою голову, что проходящим быстро и пробегающим людям виден был кончик его седоватой козлиной бородки. Эту бородку человек иногда задумчиво подергивал рукой, иногда рассеянно засовывал её в рот и пожевывал. Прохожие с легкой улыбкой замечали также, что порою этот пожилой человек вдруг, то ударяет себя кулаком по колену, то пренебрежительно пожимает плечами и резко вскидывает голову. А то он гневно стукает палкой по земле: это всё дурные привычки старикашки, думающего не поверхностными и случайными отрывками мыслей, а глубоко и последовательно разбирая в уме своем вопросы.
Но прохожим только кажется, что здесь, на зеленой скамейке, сидит один пожилой человек. Им ни за что не догадаться, что на виду всех них ведут беседу и бестолковый разговор два совершенно разные существа, неразрывно связанные в одном человеческом образе.
Первый – это более-менее успешный ученый ботаники, физиологии растений, лесовод и лесничий, который всю жизнь посвятил исследованиям и разведению пород деревьев, а также умножал богатство лесов, проработав большую часть жизни в лесопитомниках, рассаду высаживая на делянках срубленного леса.
Другой – просто Сергей Романыч, обычный человек, после выхода на пенсию, еще долго продолжавший работать, а на старости лет, приехавший в ближайший город и доживающий свою старость проводя время в прогулках по парку. Сергей Романыч знает очень и очень многое. Ему, например, известно, что в ожидании дождя порядочные люди берут с собой зонтики, если куда-то идут из дома; что возвращаясь вечером домой, надо без грохота закрывать за собой входную дверь в подъезд, чтобы каждый раз соседка с первого этажа не ругалась; что у лестниц для того сделаны перила, чтобы за них держаться, а не падать с лесенок и не лежать в больнице две недели и потом ходить с гипсом; что автомобиль на повороте способен сбить с ног замечтавшегося зеваку, а потом опять в больнице лежать с отбитыми почками.
И еще он знал бесконечное количество умных и полезных жизненных законов.
Но «Ученый ботаники» неохотно прислушивается к премудростям Сергея Романыча и свысока презирает их, как всё это временное и скучное. Он думает о глобальном уничтожении лесов человечеством, о том, что леса надо спасать – это легкие планеты, они дают кислород для всей жизни на земле. И другие вопросы общечеловеческие волнуют «Ученого ботаники».
Сергей Романыч осуждает щедрость, безалаберность и глупую доброту «Ученого ботаники», - он ворчит, кряхтит, журит его и даже позволяет иногда осторожно поехидничать. «Ученый ботаники» говорит ему на «ты», как бы разговаривал с престарелым сторожем в лесопитомнике. Это старая привычка фамильярности, покровительственная. Сергей Романыч обращается на «вы» и «господин Ученый ботаники» с оттенком заботы и почтения, с поучительностью старой няньки.
Сидят они оба в Парке, на деревянной крашеной лавочке, и ведут беззвучный разговор, и временами кажется «Ученому ботаники», что беспокойные от ветра деревья прислушиваются к этой беседе и принимают в ней тревожное участие.
Часть 2.
Человек в сущности одинок по определению. Потому что – «кто может знатьпознать душу человека». Никто не знает внутренние мысли в сознании человека, а в подсознании тем более, потому что самому человеку неизвестно, что у него подсознательно промелькнет. Как, вдруг, неожиданно для себя самого, он может поступить? Так что мы приходим одинокими в мир и одинокими уходим. Факт!
И вчера и третьего дня и сегодня пожилой человек ходил в парк мимо киоска. Он покупал ненужные газеты, но стеснялся спрашивать, - так и не видел больше девочку Наденьку. Мама её Светлана решила, видимо, больше не показывать ему свою дочь.
Вновь на зеленой лавочке в уголке парка сидел человек с острой козлиной бородкой и вел беззвучную беседу со своим внутренним «я», разговаривали прежние «надоедливые близнецы», сыплющие друг другу упреки.
«Ученый ботаники» долго и внимательно смотрит на свою ладонь, слегка улыбаясь нежной старческой улыбкой и беззвучно (сам себе) говорит:
- Вот в этой моей ладони, именно в ней, лежала её крошечная и нежная детская ручонка. И я чувствовал, как она трепетала, нетерпеливо подергиваясь, как маленький подвижный зверек (мышка), ищущий свободы – я держал её за ручку. И чего же стоят все утехи мира в сравнении с этим простым, самым чистым ощущением детского доверия! -
Тут, чтобы яснее вызвать образ маленькой девочки Наденьки «Ученый ботаники» на минуту плотно зажмуривает глаза и вдруг слышит язвительное ворчание Сергея Романыча, этого вечного внутреннего брюзги, нестерпимого указчика:
- Эх, «Ученый ботаники», «Ученый ботаники»! – сколько мы с вами за нашу долгую жизнь рассыпали глупостей по всем дорогам! И вот, на старости лет, на закате дней своих, - взять, и обезуметь от восторга при виде доверчивой прелестной девочки, похожей на маленького желторотого птенчика, из-под крылышка мамы не вылезающего. Вот уж третий день идет, как все время крутимся мы вокруг киоска и без толку покупаем газеты и журнальчики с кроссвордами, ради того чтобы увидеть её лукавую улыбку и детскую кукольную мордашку. И на свою ладонь смотрим с умилением, как буддийские монахи смотрят на мнимый след Будды.
Ну да. Это все мило и хорошо, только этой милоты мы раньше не замечали. Это увлечение кажется смешным и нелепым –
- Ну и пусть кажется нелепым. Пусть другим и покажется, моё какое дело до других дураков и до их недалекого мнения. Это мои годы, мои седины, и вся моя жизнь, может не очень безукоризненная, – вот моя порука! И пусть никто не усматривает какую либо корысть – Пусть меня умилила эта забавная чудесная, славная девчурочка! Вот так и точка! И точка! –
«Вот так и точка, вот так и точка», - шипели, качаясь, окружающие деревья парка.
Но Сергей Романыч не унимался и стал вспоминать события прошлой жизни, когда были возможности и жениться и иметь детей. Было раньше всякое.
С ним спорил «Ученый ботаники», вздыхая и говоря: «Перестань, старый черт! Вот ты будешь тревожить прошлое. Перестань старый черт!».
И вслед восклицаниям и телодвижениям, подергиванием плечами и стучанием палкой по земле, трепещущие листья деревьев сада повторяли за ним: «Перестань старый черт».
Успокаивало только осознание, что девочка Наденька в школу ходит и может быть ей некогда, домашнее задание делает, учится. Спросить он так и не решался у Мамы Светланы, которая продолжала работать в киоске, несмотря на «мокрую» осень и постоянные дожди газеты продолжали продаваться. Но после трех дней «Ученый ботаники» перестал их покупать, и только постояв у витрины, уходил на прогулку в сад. А через день его прогулки прекратились, Мама Светлана почему-то перестала его видеть, он больше не ходил гулять. Тут «освободилась» и Наденька и пришла к Маме в киоск и провела с ней все выходные: субботу и воскресенье, ожидая, когда дедушка со смешной бородой придет на прогулку в парк. Но он не приходил. Его увезли в больницу с сердечным приступом.
__________________________
Одна из основных потребностей человека состоит в том, чтобы его замечали, уделяли внимание. Причем эта потребность так высока, что у каждого народа есть традиции отмечать присутствие другого человека. Чаще всего это какая-то форма приветствия. Поздороваться, увидев знакомого, улыбнуться ему, пожать руку, сказать пару добрых слов – это очень важно. Это поднимает настроение, создает психологический комфорт и для того, кого приветствуют, и для самого приветствующего.
Долгое время пожилой человек жил один, он был занят своими размышлениями и здоровался с окружающими без внимания, запросто (походя), ни с кем особенно не общался. И тут доверие детское непосредственное подкупило его. В нем вспыхнула симпатия, которая переросла в любовь к маленькой девочке, которую он только что увидел. Дети, чувствующие симпатию к человеку, быстро доверяют, будучи наивными и не умеющими управлять своими чувствами. Пожилой дедушка со смешной бородкой клинышком на подбородке, давно привлекал внимание маленькой Наденьки, и она заранее была уверена, что это добрый человек.
Под влиянием симпатий и по мере узнавания друг друга между людьми возникают близкие отношения – дружба.
В книге «Искусство любить» Эрих Фром говорит и о других видах любви: материнской и братской, о любви к родителям и любви к самому себе. Оказывается «материнская любовь» присуща не только женщинам, но и мужчинам и пожилым бабушкам и дедушкам.
Вот и нашего пожилого человека постигла любовь на склоне лет. У него никогда не было своих детей, и жизнь свою он провел «безалаберно», как он считал. А тут встретил и увидел настоящую красоту природы, наивную и доверчивую.
Во время болезни он рассуждал теперь совсем не о том, а о близящейся смерти. И о более отвлеченном глобальном, отвлекая себя, таким образом, от мыслей о знакомой Наденьке.
«А смерть, - думал «Ученый ботаники» - это неизбежность. Но смерть, по большому счету, необходима. Если бы люди перестали умирать, им бы пришлось отказаться и от размножения, чтобы избежать перенаселения планеты. Но тогда мы бы лишились детей, красивых и добреньких, как моя Наденька», - размышления вновь приводили его к своему предмету любви.
«С другой стороны, одни и те же люди бессменно влачили бы бесконечное и полностью лишенное смысла существование. Смерть вносит разнообразие в существование жизни вообще, давая сменяться поколениям, каждое из которых вносит свою лепту в развитие цивилизации, в разнообразие мира» - размышлял «Ученый ботаники».
Не обошлось и без участия оппонента Сергея Романыча, который отметил слова о бессмертии, и сказал: «О бессмертии думало человечество всегда. О бессмертии мечтало. Бессмертием наделяли люди богов. Потом часть бессмертного Божиего дыхания придали и себе: «Бог вдунул в человека свой дух, и стал человек душою живою», - как написано. Так что, мы не умрем, как и Павел Апостол сказал в пояснении Коринфянам: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся. Вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие» - вот так».
«Ученый ботаники», на то и был ученый, что религию не воспринимал как за истинное знание, а только как предположение: «Что такое смерть? – спрашивал он, - Ответ на этот вопрос ищут биологи и богословы, философы и физики, художники и поэты, и каждый человек в отдельности. Понять смерть до конца человек не в силах, он только может сформировать свои представления о ней».
Сергей Романыч отчасти согласился: «С точки зрения религии умирает лишь тело, а душа бессмертна, и потому смерть – не конец, а только рубеж, после которого душа переходит в иной мир. Но вопрос о жизни за гробом в разных религиях трактуется по-разному. Верящие в переселение душ индийцы говорят о возможном перерождении, причем не обязательно в образе человека: можно стать собакой или деревом баобабом. В распространенной христианской религии душа после смерти попадает в Ад или Рай – в зависимости от земных дел её обладателя. Смерть стала игрой над человеческими повадками, она сформировала поведение, законы и правила, устрашая Адом и мучениями. Что держит людей в рамках».
Да, это, все-равно, мечты и выдумки, сказал «Ученый ботаники», глубже понимая вопрос: «Но даже, оставить вопрос о душе в сторонке, то смерть в итоге касается только материи – затрагивает человеческое тело, не касается человеческих дел, все дела остаются тут, все его добрые дела и злые человек не заберет с собой.
С точки зрения физики науки есть объяснение: смерть – это стремление материи прийти в равновесие с окружающей средой, рассредоточится в пространстве. То есть смерть – это хаос, равновесие с миром материальным.
Вообще, любой организм – это сложная упорядоченная структура, преодолевая физические законы, той же гравитации, стремящаяся поддерживать свою форму, с помощью энергетической подпитки извне. Для чего питается человек, и растения перерабатывают солнечную энергию, чтобы противостоять гравитации расти и двигаться. В клетках организма происходит обмен веществ и построение новых белковых структур, за счет потраченной энергии дерево растет, а отходы в виде кислорода отдает в окружающую среду, уж я-то, сколько деревьев посадил. Однако, при каждом последующем делении клеток в новых клетках накапливаются отклонения, приводящие к отмиранию клеток. Таким образом, клетки во всем организме стареют и умирают. Когда умирают клетки, обмен веществ прекращается – живой организм лишается подпитки – материя приходит в равновесие с окружающей средой. Этот процесс можно сравнить с кипением воды в сосуде, пока под ним горит огонь нагревающий его. Когда гаснет огонь, кипяток остывает до температуры окружающей среды – приходит в равновесие с ней.
Так вот, с точки зрения биологии смерть – это полное прекращение жизненных процессов в организме. Когда вследствие болезни, травмы или старости жизненно важные органы (сердце, мозг) перестают функционировать, наступает смерть.
«Умирают» и планеты, сталкиваясь и распадаясь на кусочки, умирают и звезды, взрываясь, и все вокруг превращая в звездную пыль! Смерть царит во вселенной».
Сергей Романыч все понимал, но в чем-то сомневался: «Не смотря на устрашающую картину «царства смерти» даже среди звезд вселенной, смерть важна. Осознание конечности бытия придает смысл жизни, надо все успеть сделать: сотворить много полезного и доброго для будущих поколений. Надо дорожить каждым мгновением жизни, стремиться к созиданию, чтобы оставить свой след на земле. Мысли о смерти заставляют по-другому взглянуть на прожитую жизнь и на то, как жить в будущем.
Животные не способны к абстрактному мышлению и потому не ведают такого мистического страха смерти, как человек юный, который еще полуживотное. Маленькие дети думают, что будут жить вечно. У них, как и у животных развит только инстинкт самосохранения, который и то, не всегда срабатывает, - дети лезут везде, куда попало, любопытство перевешивает. А поэтому, может быть, Мама Светлана и оградила свою доченьку от знакомства с неизвестным человеком», - он снова вернул к думам о Наденьке, которую пожилой человек не мог забыть даже будучи на больничной койке под капельницей. И тут странности пожилого человека проявились. Он снова задергался и, шевеля губами, хотел размахнуться рукой и ударить по коленке, по постели хотя бы, про себя он ругался сам с собою, никто же не знал, что напоминание Сергея Романыча «Ученому ботаники» болью отозвалось в старом сердце: «Опять, ты начинаешь, перестань старый черт!» - кричал он беззвучно.
Тут же забегали медсестры, пожилой человек потерял сознание, катетер выпал из вены на руке. Пришел врач и назначил укол, и только после укола пожилой человек пришел в себя, но сразу же уснул, под воздействием лекарства.
Продолжение следует.
[Скрыть]Регистрационный номер 0391374 выдан для произведения:
Паутина, - пожилой человекСергий Чернец
Паутина. (Пожилой человек).
Газеты он не читал давно. Газеты, говорил он, это не духовная пища, а так-себе, грязная накипь на жизненном бульоне, которую снимают и выкидывают. По бульону, правда, можно судить о качестве супа-жизни, а распробовав бульон (журналы и другие СМИ), можно узнать и вкус самой жизни. Иногда бульон может рассказать о важном качестве, о пересолёности, например.
Газеты и СМИ тем и сильны, что дают людям простым, скучным и без воображения – материал на целый день для пересказа «своими словами» событий и для их обсуждения.
Пожилой человек, в плаще и шляпе (осенней порой), под которой блестели темно-карие, не по возрасту молодые глаза пошел в городской парк погулять как обычно. Он остановился у киоска «Пресса». Остановился вдруг, уткнувшись носом и небритым, с козлиной бородкой лицом, вглядывался в железную из прутьев ограду, подходившую к самому киоску, и тут поворачивающуюся через большой металлический столбик. Он немного затруднял деловое торопливое движение пешеходов на узком тротуаре, между оградой парка и стрижеными кустами, отделявшими тротуар от проезжей части. Но к его странностям привыкли люди, живущие в этом квартале и спешащие по утрам на работу всегда встречавшие странного старикашку. Кое-кто, проходя, пожимал плечами, растопыривая локти, другой, весело прищурив глаз, кивнет головой, женщина пройдет и раза два неодобрительно обернется в недоумении.
А увидел пожилой сутулый человек, что между кружочком решетки и стеной киоска, всего на пространстве полуметра, паук сплел свою воздушную западню. - И от нее не мог оторвать взгляд пожилой человек, забывший в минуту и о времени и о месте.
Только под старость лет человек начинает замечать «мелочи жизни», мимо которых проходил всегда, вскользь поглядывая. Под старость начинаются «странности». И были странности у пожилого человека.
Вот паутина: это плетение из тончайших в мире нитей, представляло собой красивейшую спираль, переплетенную расходящимися от центра радиальными нитями, укрепленными в местах соединений. Радужным отражающимся сиянием отсвечивают на солнце почти невидимые нити. Наклонишь голову налево – радуга пробежит вправо; наклонишь направо – радуга закрутится влево, нити блестят и ломаются в свете по углам на перехватах.
А по улице носился порывами ветер. Под его неожиданными ударами вся эта нежная постройка паутины вздрагивала и сверкала радугой, трепетала и упруго надувалась, как парус под ветром, но не рвалась.
Весь захваченный восхищением перед этой великолепной живой природной постройкой, пожилой человек почесал кулаком свой подборок, комкая жиденькую бородку. Самого паука-архитектора, создателя паутины не было видно нигде. Он должно быть был маленький или так искусно прятался, но – какую массу нитей, строительного материала вымотал он из своего почти невесомого тельца. И сколько бессознательной мудрости, расчета надо было вложить в создание шедевра архитектуры. Математического расчета, а паук, вряд ли знал математику: два плюс два чему равно не вычислил бы. И все это ради одной, быть может, мухи-добычи, ради случайной цели, которой может не быть месяцами.
«Как мудра природа, - размышлял почтенный пожилой человек, - с какой щедростью она одаривает все свои создания средствами к продолжению жизни. На сибирском кедре до тысячи орехов, и они съедаются и погибают, а конечная цель – всего лишь одно зернышко, случайно попавшее в землю и давшее один слабый росток. Но зато кедров много и не один, и они каждый год тысячами порождают семена.
В хорошей рыбе, в красной кете, например множество икринок, но конечная цель природы будет достигнута, если из этого множества вырастет хотя бы десяток рыб. А пара мух: если бы их яички оставались неприкосновенными, они бы расплодились в такое потомство, что покрыли бы всю землю. Вот как сейчас наше человечество уже покорило все открытые пространства земного шара. А когда человек не будет умирать, что будет? Нет, смерть это необходимое условие жизни!» - решил пожилой человек. И сразу некоторая тоска задавила грудь, где было больное его сердце.
Уже сразу, в то время как его сознательное «я» занималось построением умозаключений о достижениях природы, - его «я» подсознательное ощущало смутное беспокойство с правой стороны. Пожилой человек склонил голову направо и вниз. Действительно, рядом с ним стояла девочка лет пяти-шести, ростом немного повыше его бедра. Как он мог отвлечься и не заметить, - память вернула ему стук каблучков по тротуару: слышал он, слышал краем уха.
Впрочем, с ним случались еще более странные приключения.
В тот самый миг, когда пожилой человек увидел девочку, она тоже очнулась, и отвела взгляд от паутины и посмотрела на него. Указательный палец правой руки был у нее во рту, прикушенный острыми беличьими зубками – известный знак напряженного внимания и удивления.
Девочка была прекрасна, как все дети и похожа на куклу, разодетая благодаря родителям, по вкусу матери своей вероятно.
- Как тебя зовут, прекрасное дитя? – спросил пожилой человек.
- Наденька, - ответила девочка и, мотнув головой на паутину, сказала: - Это очень красиво, правда? –
- Очень красиво. – Пожилой человек ответил радостным тоном.
- А кто это сделал? – последовал вопрос ребенка.
- Паук. Это насекомое такое. – Общение с ребенком пожилому человеку было приятно.
- Зачем сделал? – интересовалась малышка.
- Чтобы ловить мух. Вот, полетит такая маленькая мушка и не увидит тонкие ниточки. Запутается в сетке, и не сможет выбраться. А паук увидит. Придет и съест мушку.
- А зачем? – обычный детский нелогичный вопрос.
- Потому что он голодный и хочет кушать, - парировал пожилой человек.
- А он большой? Где он? – девочка всё хотела знать.
- Подожди-ка, вот, я попробую его позвать. –
Пожилой человек стал рыться в кармане плаща, наполненном тем мусором, которым всегда полны карманы рассеянных мужчин, которые лишены зоркого женского досмотра. Из кармана он достал измятый троллейбусный билет. Выждав, когда будет передышка ветра и паутина перестанет качаться, - он начал уголком бумажки стукать по паутинным нитям. И из-за черного железного прута медленно высовывались две тонкие ножки, за ними виднеется что-то бурое, мохнатенькое, пока, наконец, весь паук не показывается из укрытия. Он был светло-серый с черными глазками величиной с булавочную головку. Пожилой человек и Наденька переглянулись. Лица обоих были сосредоточенные, как у двух соучастников важного дела, требующего осторожности. Но паук, не торопясь, сложил свои ножные суставы и втянулся назад за черный железный прут ограды.
- Ушел, - тихо прошептал пожилой человек.
- Да-а. Он – хитрый. Он увидел, что мы это не муха.
- Где же ты живешь, Наденька? –
- Здесь и там. – Она указывала пальцем сначала на дом напротив парка, потом на киоск, у которого они стояли. Все наоборот. – Здесь мы спим, - она указывала на дом, а там продаем газеты, - и поворачивалась к киоску, - там Мама! –
- А почему я раньше тебя «там» не видел? – переспросил пожилой человек.
- Я была в деревне. Только вчера приехала, потому что пойду в школу. Но я вас знаю давно, еще до деревни, вы каждый день тут ходите. Вы очень смешной, – без объяснения почему смешной сказала Наденька.
- Благодарю, - не стал переспрашивать пожилой человек. – Пойдем, я куплю газету. -
Нужно было пройти стену киоска, потому что фасад его направлен был параллельно тротуару в сторону площади у входа в парк через большие ворота с колоннами. Наденька берет пожилого человека за руку и ведет его. Ручка девочки доверчива, но живые пальцы шевелятся и подрагивают: так много в них электрического чувства свободы. Она подводит его к дверям, пройдя фасад длиннее в два раза боковых стен. Тут у нее стоит коляска, подпирая открытую наружу дверь. А коляска полна разными игрушками. Тут и плюшевый мишка, и коричневая обезьянка с глазами пуговицами. А уж сколько разных куколок одетых в пестрые платьишки.
- Много игрушек, правда! Это все мои!- хвалилась Наденька.
- Прекрасно! – смог сказать пожилой человек, когда девочка отпустила его руку.
- Я с ними прощаюсь, в школу уже нельзя игрушки брать.- Пояснила она.
- Да. Надо книжки читать. Ты читать можешь? – спросил он.
- Да. Мама научила давно. Но я медленно плохо читаю, – обратилась она лицом к матери, которая вступила в их разговор, знакомясь.
- Меня Светлана зовут, а вас? – спросила она, улыбаясь широкой доброй улыбкой. И к девочке с упреком – Иди сюда, ты зачем к прохожим пристаешь? –
- А я Сергей Романыч. Это ничего. Она говорит, знает меня давно, только не сказала, почему я смешной! – сказал тоже весело и по-доброму пожилой человек.
- Знает-знает, раньше каждый день указывала на вас: вон, дедушка с бородкой смешной пошел. Ей бородка ваша интересна, – улыбаясь, пояснила мама-Светлана, - вы уж не обижайтесь! –
- Ну, и ладно. Пусть будет дедушка с бородкой. – И он подумал, что давно не покупал газет, да и не читал их давно, надо было что-то купить. И выбрал первую попавшуюся. Расплатившись, он распрощался обычным «до свидания», получив «до свидания» в два голоса.
Время было послеобеденное, а ветер разгулялся не на шутку. Пожилой человек посмотрел на метеорологическую площадку, устроенную на открытом месте в углу парка, там был флюгер, прибор температурный и ведро для осадков на столбике. Флюгер вертелся с разными скоростями, становясь стрелкой то по солнцу, то совсем в сторону. Между тем было, как вроде, тепло, хотя на небе сплошь серые тучи. Ожидалась, вероятно, буря, гроза или ураган. В старом парке этот порывистый ветер раскачивал и трепал деревья, крутил их шумящие вершины, как метёлки. Он то заголял всю листву наизнанку, то внезапно переворачивал листву на темное лицо, и от этой размашистой игры весь парк то мгновенно светлел, то сразу темнел. И тени накрывали парк от грозных черных туч, заменяющих серые, наползая из-за горизонта.
В этом мятущемся под ветром парке, лицом к ветру, сидел человек в сером плаще на зеленой крашеной лавке. Он так низко опустил свою голову, что проходящим быстро и пробегающим людям виден был кончик его седоватой козлиной бородки. Эту бородку человек иногда задумчиво подергивал рукой, иногда рассеянно засовывал её в рот и пожевывал. Прохожие с легкой улыбкой замечали также, что порою этот пожилой человек вдруг, то ударяет себя кулаком по колену, то пренебрежительно пожимает плечами и резко вскидывает голову. А то он гневно стукает палкой по земле: это всё дурные привычки старикашки, думающего не поверхностными и случайными отрывками мыслей, а глубоко и последовательно разбирая в уме своем вопросы.
Но прохожим только кажется, что здесь, на зеленой скамейке, сидит один пожилой человек. Им ни за что не догадаться, что на виду всех них ведут беседу и бестолковый разговор два совершенно разные существа, неразрывно связанные в одном человеческом образе.
Первый – это более-менее успешный ученый ботаники, физиологии растений, лесовод и лесничий, который всю жизнь посвятил исследованиям и разведению пород деревьев, а также умножал богатство лесов, проработав большую часть жизни в лесопитомниках, рассаду высаживая на делянках срубленного леса.
Другой – просто Сергей Романыч, обычный человек, после выхода на пенсию, еще долго продолжавший работать, а на старости лет, приехавший в ближайший город и доживающий свою старость проводя время в прогулках по парку. Сергей Романыч знает очень и очень многое. Ему, например, известно, что в ожидании дождя порядочные люди берут с собой зонтики, если куда-то идут из дома; что возвращаясь вечером домой, надо без грохота закрывать за собой входную дверь в подъезд, чтобы каждый раз соседка с первого этажа не ругалась; что у лестниц для того сделаны перила, чтобы за них держаться, а не падать с лесенок и не лежать в больнице две недели и потом ходить с гипсом; что автомобиль на повороте способен сбить с ног замечтавшегося зеваку, а потом опять в больнице лежать с отбитыми почками.
И еще он знал бесконечное количество умных и полезных жизненных законов.
Но «Ученый ботаники» неохотно прислушивается к премудростям Сергея Романыча и свысока презирает их, как всё это временное и скучное. Он думает о глобальном уничтожении лесов человечеством, о том, что леса надо спасать – это легкие планеты, они дают кислород для всей жизни на земле. И другие вопросы общечеловеческие волнуют «Ученого ботаники».
Сергей Романыч осуждает щедрость, безалаберность и глупую доброту «Ученого ботаники», - он ворчит, кряхтит, журит его и даже позволяет иногда осторожно поехидничать. «Ученый ботаники» говорит ему на «ты», как бы разговаривал с престарелым сторожем в лесопитомнике. Это старая привычка фамильярности, покровительственная. Сергей Романыч обращается на «вы» и «господин Ученый ботаники» с оттенком заботы и почтения, с поучительностью старой няньки.
Сидят они оба в Парке, на деревянной крашеной лавочке, и ведут беззвучный разговор, и временами кажется «Ученому ботаники», что беспокойные от ветра деревья прислушиваются к этой беседе и принимают в ней тревожное участие.
Часть 2.
Человек в сущности одинок по определению. Потому что – «кто может знатьпознать душу человека». Никто не знает внутренние мысли в сознании человека, а в подсознании тем более, потому что самому человеку неизвестно, что у него подсознательно промелькнет. Как, вдруг, неожиданно для себя самого, он может поступить? Так что мы приходим одинокими в мир и одинокими уходим. Факт!
И вчера и третьего дня и сегодня пожилой человек ходил в парк мимо киоска. Он покупал ненужные газеты, но стеснялся спрашивать, - так и не видел больше девочку Наденьку. Мама её Светлана решила, видимо, больше не показывать ему свою дочь.
Вновь на зеленой лавочке в уголке парка сидел человек с острой козлиной бородкой и вел беззвучную беседу со своим внутренним «я», разговаривали прежние «надоедливые близнецы», сыплющие друг другу упреки.
«Ученый ботаники» долго и внимательно смотрит на свою ладонь, слегка улыбаясь нежной старческой улыбкой и беззвучно (сам себе) говорит:
- Вот в этой моей ладони, именно в ней, лежала её крошечная и нежная детская ручонка. И я чувствовал, как она трепетала, нетерпеливо подергиваясь, как маленький подвижный зверек (мышка), ищущий свободы – я держал её за ручку. И чего же стоят все утехи мира в сравнении с этим простым, самым чистым ощущением детского доверия! -
Тут, чтобы яснее вызвать образ маленькой девочки Наденьки «Ученый ботаники» на минуту плотно зажмуривает глаза и вдруг слышит язвительное ворчание Сергея Романыча, этого вечного внутреннего брюзги, нестерпимого указчика:
- Эх, «Ученый ботаники», «Ученый ботаники»! – сколько мы с вами за нашу долгую жизнь рассыпали глупостей по всем дорогам! И вот, на старости лет, на закате дней своих, - взять, и обезуметь от восторга при виде доверчивой прелестной девочки, похожей на маленького желторотого птенчика, из-под крылышка мамы не вылезающего. Вот уж третий день идет, как все время крутимся мы вокруг киоска и без толку покупаем газеты и журнальчики с кроссвордами, ради того чтобы увидеть её лукавую улыбку и детскую кукольную мордашку. И на свою ладонь смотрим с умилением, как буддийские монахи смотрят на мнимый след Будды.
Ну да. Это все мило и хорошо, только этой милоты мы раньше не замечали. Это увлечение кажется смешным и нелепым –
- Ну и пусть кажется нелепым. Пусть другим и покажется, моё какое дело до других дураков и до их недалекого мнения. Это мои годы, мои седины, и вся моя жизнь, может не очень безукоризненная, – вот моя порука! И пусть никто не усматривает какую либо корысть – Пусть меня умилила эта забавная чудесная, славная девчурочка! Вот так и точка! И точка! –
«Вот так и точка, вот так и точка», - шипели, качаясь, окружающие деревья парка.
Но Сергей Романыч не унимался и стал вспоминать события прошлой жизни, когда были возможности и жениться и иметь детей. Было раньше всякое.
С ним спорил «Ученый ботаники», вздыхая и говоря: «Перестань, старый черт! Вот ты будешь тревожить прошлое. Перестань старый черт!».
И вслед восклицаниям и телодвижениям, подергиванием плечами и стучанием палкой по земле, трепещущие листья деревьев сада повторяли за ним: «Перестань старый черт».
Успокаивало только осознание, что девочка Наденька в школу ходит и может быть ей некогда, домашнее задание делает, учится. Спросить он так и не решался у Мамы Светланы, которая продолжала работать в киоске, несмотря на «мокрую» осень и постоянные дожди газеты продолжали продаваться. Но после трех дней «Ученый ботаники» перестал их покупать, и только постояв у витрины, уходил на прогулку в сад. А через день его прогулки прекратились, Мама Светлана почему-то перестала его видеть, он больше не ходил гулять. Тут «освободилась» и Наденька и пришла к Маме в киоск и провела с ней все выходные: субботу и воскресенье, ожидая, когда дедушка со смешной бородой придет на прогулку в парк. Но он не приходил. Его увезли в больницу с сердечным приступом.
__________________________
Одна из основных потребностей человека состоит в том, чтобы его замечали, уделяли внимание. Причем эта потребность так высока, что у каждого народа есть традиции отмечать присутствие другого человека. Чаще всего это какая-то форма приветствия. Поздороваться, увидев знакомого, улыбнуться ему, пожать руку, сказать пару добрых слов – это очень важно. Это поднимает настроение, создает психологический комфорт и для того, кого приветствуют, и для самого приветствующего.
Долгое время пожилой человек жил один, он был занят своими размышлениями и здоровался с окружающими без внимания, запросто (походя), ни с кем особенно не общался. И тут доверие детское непосредственное подкупило его. В нем вспыхнула симпатия, которая переросла в любовь к маленькой девочке, которую он только что увидел. Дети, чувствующие симпатию к человеку, быстро доверяют, будучи наивными и не умеющими управлять своими чувствами. Пожилой дедушка со смешной бородкой клинышком на подбородке, давно привлекал внимание маленькой Наденьки, и она заранее была уверена, что это добрый человек.
Под влиянием симпатий и по мере узнавания друг друга между людьми возникают близкие отношения – дружба.
В книге «Искусство любить» Эрих Фром говорит и о других видах любви: материнской и братской, о любви к родителям и любви к самому себе. Оказывается «материнская любовь» присуща не только женщинам, но и мужчинам и пожилым бабушкам и дедушкам.
Вот и нашего пожилого человека постигла любовь на склоне лет. У него никогда не было своих детей, и жизнь свою он провел «безалаберно», как он считал. А тут встретил и увидел настоящую красоту природы, наивную и доверчивую.
Во время болезни он рассуждал теперь совсем не о том, а о близящейся смерти. И о более отвлеченном глобальном, отвлекая себя, таким образом, от мыслей о знакомой Наденьке.
«А смерть, - думал «Ученый ботаники» - это неизбежность. Но смерть, по большому счету, необходима. Если бы люди перестали умирать, им бы пришлось отказаться и от размножения, чтобы избежать перенаселения планеты. Но тогда мы бы лишились детей, красивых и добреньких, как моя Наденька», - размышления вновь приводили его к своему предмету любви.
«С другой стороны, одни и те же люди бессменно влачили бы бесконечное и полностью лишенное смысла существование. Смерть вносит разнообразие в существование жизни вообще, давая сменяться поколениям, каждое из которых вносит свою лепту в развитие цивилизации, в разнообразие мира» - размышлял «Ученый ботаники».
Не обошлось и без участия оппонента Сергея Романыча, который отметил слова о бессмертии, и сказал: «О бессмертии думало человечество всегда. О бессмертии мечтало. Бессмертием наделяли люди богов. Потом часть бессмертного Божиего дыхания придали и себе: «Бог вдунул в человека свой дух, и стал человек душою живою», - как написано. Так что, мы не умрем, как и Павел Апостол сказал в пояснении Коринфянам: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся. Вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие» - вот так».
«Ученый ботаники», на то и был ученый, что религию не воспринимал как за истинное знание, а только как предположение: «Что такое смерть? – спрашивал он, - Ответ на этот вопрос ищут биологи и богословы, философы и физики, художники и поэты, и каждый человек в отдельности. Понять смерть до конца человек не в силах, он только может сформировать свои представления о ней».
Сергей Романыч отчасти согласился: «С точки зрения религии умирает лишь тело, а душа бессмертна, и потому смерть – не конец, а только рубеж, после которого душа переходит в иной мир. Но вопрос о жизни за гробом в разных религиях трактуется по-разному. Верящие в переселение душ индийцы говорят о возможном перерождении, причем не обязательно в образе человека: можно стать собакой или деревом баобабом. В распространенной христианской религии душа после смерти попадает в Ад или Рай – в зависимости от земных дел её обладателя. Смерть стала игрой над человеческими повадками, она сформировала поведение, законы и правила, устрашая Адом и мучениями. Что держит людей в рамках».
Да, это, все-равно, мечты и выдумки, сказал «Ученый ботаники», глубже понимая вопрос: «Но даже, оставить вопрос о душе в сторонке, то смерть в итоге касается только материи – затрагивает человеческое тело, не касается человеческих дел, все дела остаются тут, все его добрые дела и злые человек не заберет с собой.
С точки зрения физики науки есть объяснение: смерть – это стремление материи прийти в равновесие с окружающей средой, рассредоточится в пространстве. То есть смерть – это хаос, равновесие с миром материальным.
Вообще, любой организм – это сложная упорядоченная структура, преодолевая физические законы, той же гравитации, стремящаяся поддерживать свою форму, с помощью энергетической подпитки извне. Для чего питается человек, и растения перерабатывают солнечную энергию, чтобы противостоять гравитации расти и двигаться. В клетках организма происходит обмен веществ и построение новых белковых структур, за счет потраченной энергии дерево растет, а отходы в виде кислорода отдает в окружающую среду, уж я-то, сколько деревьев посадил. Однако, при каждом последующем делении клеток в новых клетках накапливаются отклонения, приводящие к отмиранию клеток. Таким образом, клетки во всем организме стареют и умирают. Когда умирают клетки, обмен веществ прекращается – живой организм лишается подпитки – материя приходит в равновесие с окружающей средой. Этот процесс можно сравнить с кипением воды в сосуде, пока под ним горит огонь нагревающий его. Когда гаснет огонь, кипяток остывает до температуры окружающей среды – приходит в равновесие с ней.
Так вот, с точки зрения биологии смерть – это полное прекращение жизненных процессов в организме. Когда вследствие болезни, травмы или старости жизненно важные органы (сердце, мозг) перестают функционировать, наступает смерть.
«Умирают» и планеты, сталкиваясь и распадаясь на кусочки, умирают и звезды, взрываясь, и все вокруг превращая в звездную пыль! Смерть царит во вселенной».
Сергей Романыч все понимал, но в чем-то сомневался: «Не смотря на устрашающую картину «царства смерти» даже среди звезд вселенной, смерть важна. Осознание конечности бытия придает смысл жизни, надо все успеть сделать: сотворить много полезного и доброго для будущих поколений. Надо дорожить каждым мгновением жизни, стремиться к созиданию, чтобы оставить свой след на земле. Мысли о смерти заставляют по-другому взглянуть на прожитую жизнь и на то, как жить в будущем.
Животные не способны к абстрактному мышлению и потому не ведают такого мистического страха смерти, как человек юный, который еще полуживотное. Маленькие дети думают, что будут жить вечно. У них, как и у животных развит только инстинкт самосохранения, который и то, не всегда срабатывает, - дети лезут везде, куда попало, любопытство перевешивает. А поэтому, может быть, Мама Светлана и оградила свою доченьку от знакомства с неизвестным человеком», - он снова вернул к думам о Наденьке, которую пожилой человек не мог забыть даже будучи на больничной койке под капельницей. И тут странности пожилого человека проявились. Он снова задергался и, шевеля губами, хотел размахнуться рукой и ударить по коленке, по постели хотя бы, про себя он ругался сам с собою, никто же не знал, что напоминание Сергея Романыча «Ученому ботаники» болью отозвалось в старом сердце: «Опять, ты начинаешь, перестань старый черт!» - кричал он беззвучно.
Тут же забегали медсестры, пожилой человек потерял сознание, катетер выпал из вены на руке. Пришел врач и назначил укол, и только после укола пожилой человек пришел в себя, но сразу же уснул, под воздействием лекарства.
Продолжение следует.