ЛИЛИЭННА. Три истории о любви...
28 сентября 2018 -
Андрей Шеркунов
История первая. МОЙ ПЕРВЫЙ ПОРТРЕТ, МОЙ ЛУЧШИЙ ПОРТРЕТ...
По разному возникает желание писать что-то о своей жизни. Вот я, например, частенько начинаю рассказывать свои истории под влиянием снов. "Сон разума...” ну, вы дальше знаете. Нет, классические чудовища мне если и снятся, то я их не помню – видимо, разум не спит и во время сна, он подменяет их эпизодами из жизни. Вот и сегодня мне приснилась одна моя картинка, а утром я вспомнил историю её создания. Речь идёт о моём первом творческом портрете, который я до сих пор считаю своим лучшим произведением. Дело в том, что он был живой, он имел характер и своё собственное мнение на всё окружающее. Я пытался сделать потом нечто подобное в такой же технике, но результат был обычен. Не интересен…
Началась вся эта история летом, точнее поздней весной, в самом начале Белых ночей. Мне семнадцать лет, я романтически настроенный юноша, который посещает курсы рисования и живописи, и готовится поступать в Мухинское училище. Только что мне, под залог чего-то особо ценного, дали почитать недавно вышедшую книгу «Мастер и Маргарита», о которой я уже много слышал. Не в силах терпеть до дома я уселся на скамейку около Екатерининского садика, благо стояла хорошая тёплая погода, и открыл вожделенную книжицу. Часа через три я закончил читать, посидел несколько минут в полной прострации, выкурил сигаретку и открыл опять начало романа, начав читать уже более вдумчиво и наслаждаясь деталями. Но через несколько минут меня окликнули и я, подняв глаза от книги, обнаружил перед собой очень интересную девушку. Нет, букета жёлтых цветов в руках у неё не было, но она показалась мне смутно знакомой…
- Андрей, ты меня не помнишь? Нас знакомил два месяца назад мой муж, когда ты был у нас в гостях. Ты ведь даже нас рисовал!
Услышав её голос, довольно характерный, низковатый, я вспомнил и ситуацию нашего знакомства. Я действительно где-то случайно познакомился с её мужем, был у них в гостях, мы прелестно провели вечер и я даже сделал пару карандашных набросков хозяев. Женаты они были всего пару месяцев, было им по восемнадцать лет и молодой муж, (простите, не могу вспомнить его имени), собирался уходить в армию. Кстати, на момент нашей встречи он как раз туда и отправился. А молодая, уже одинокая девушка, гуляя по весеннему Ленинграду, встретила вашего покорного слугу с романом Булгакова в руках. Судьба… Конечно же книга у меня была тут же выпрошена на ночь почитать, на следующий день мы опять встретились, поехали к ней домой… и расстались только утром.
Её звали Лиля. Точнее её имя было Лилиэнна, она была из какой-то Прибалтики, но не любила когда её называли полным именем. Училась в Университете на психолога и была невероятно эффектна. Высокая, почти с меня ростом, без единого изъяна в фигуре, тёмные волосы, всегда распущенные по плечам. И довольно странный тип красоты, когда каждая часть лица может иметь небольшой недостаток, но всё вместе создаёт неповторимое впечатление. Большие, даже скорее длинные, узкие глаза, ярко зелёного цвета, приподнимались к вискам, и создавали чуть ироничное выражение. Нос мог бы быть и поменьше, но к этим глазам был нужен именно такой. Высокие скулы уравновешивались прелестными чувственными губами. Всё это великолепие было нанизано на длиннющую шею, а над глазами, по моде того времени, конечно же была чёлочка, которой она периодически встряхивала. Написал, и она просто встала перед глазами, вот ведь как… С ней невозможно было пройтись по улице – все смотрели на нас, а мужчинки просто голову сворачивали. Если я отходил на десяток метров, то вокруг неё тут же кто-то жужжал, и мне это было даже приятно, потому что когда я появлялся, она тут же переключала внимание на меня. Мы очень любили проводить вечера в баре на крыше гостиницы «Советская», который в народе носил название «Шайба» - там была хорошая весёлая студенческая компания, потом ехали к ней, и говорили, говорили, говорили…
Через месяц после нашего знакомства, реального знакомства, я начал писать её портрет. По памяти её писать было невозможно, поэтому я сделал очень точный рисунок этой вечно меняющейся девушки, а дорабатывал его уже дома, в редкие свободные часы. Писал я акварелью, которой тогда всерьёз занимался, а это очень тонкая техника. Я покрывал свою девушку слоями лессировки, я менял цвет и освещение, менял ракурс и выражение лица. Я переписывал её не менее десяти раз, накладывая следующий слой, поверх предыдущего, но каждый раз мне казалось, что от меня ускользает её истинная натура. Похожа она была в каждом варианте, похожесть для любого художника вообще не проблема, достаточно несколько характерных деталей, но я должен был сделать нечто абсолютное и живое. Возможно я хотел, чтобы она и тут была со мной, жила в моей комнате… Через месяц, когда приходя утром домой я начал здороваться с портретом, появилось осознание факта, что он готов. Скрепя сердце я оформил работу, нашёл подходящую раму и подарил своё творение Лиле. Портрет понравился, мы отметили это событие и я повесил картинку на видное место…
На следующий день, придя к своей подруге, я не обнаружил портрет на старом месте.
- Лилль, он тебе разонравился? Скажи, я заберу, может быть доработаю…
- Нет, что ты, я его перевесила… потому что он смотрит на меня постоянно. И комментирует все мои действия. Иногда смеётся, иногда злится…
Я стал ходить по комнате и внимательно смотреть на портрет. Пока я смотрел на него не отрываясь, он не менялся, но стоило отвести взгляд и посмотреть снова – выражение лица действительно менялось. На нём постоянно происходила какая-то трансформация, он что-то хотел сказать, иногда вдруг улыбался, иногда хмурился… Я понимал, что это от множества наложенных изображений, но эффект был впечатляющий. С одной стороны я был доволен таким необычным положением вещей, но и попахивало какой-то мистикой. Не забывайте, что мне только что исполнилось восемнадцать и я был романтическим юношей, недавно в первый раз прочитавшим «Мастера и Маргариту». Как бы то ни было, но моя работа была жива, а значит не так уж я и плох как художник!
Мы прожили ещё несколько месяцев с Лилей в компании этого портрета. Постепенно привыкли к его изменчивости и он вернулся на законное почётное место. Мы относились к нему как к данности, он был неотъемлемой частью нашей тогдашней жизни – с ним можно было поговорить, и он выслушивал тебя, то благосклонно, то негодуя, то смеясь хорошей шутке. Он был с нами всегда…
Осенью я ушёл в армию, так как не поступил в Муху. Точнее я в неё в тот год и не поступал, но это уже совсем другая история. Два года пролетели быстро, но вернувшись в Ленинград я даже и не подумал искать свою бывшую любимую. В молодости всё кажется таким лёгким и понятным, всё получается само собой и по-другому и быть не может! Ни о каких портретах я, конечно же, не помнил – в армии я их столько написал, что из них можно было составлять новую «Галерею 1812 года». Но с годами я всё чаще вспоминаю тот портрет девушки Лили, который жил своей особой жизнью. Пытался сделать нечто подобное, но, видимо, для достижения должного результата я должен опять стать восемнадцатилетним. Или нужна новая Лиля. Лилиэнна…
История вторая. НАСТОЯЩИЙ, БРАЗИЛЬСКИЙ!
Интересно, вот почему мы запоминаем одни события жизни и они периодически всплывают в нашем сознании, хотя в них, казалось бы, нет ничего выдающегося, а другие, даже будучи судьбоносными, не оставляют в памяти никакого следа? Может быть мы просто не знаем всей значимости этих малых происшествий, а наш мозг знает намного больше, чем мы думаем? Может это некая шпаргалка для нас, некий ориентир – мол, вот тут ты свернул не в ту сторону, а ведь мог бы! Или наоборот – помни, тут ты был прав…
Ещё одна наша странная особенность – воспроизводить во сне наши последние мысли… Вот вчера вечером зачем-то перечитал свой рассказ о портрете и, естественно, утром встал с яркими картинками одного очень интересного вечера, точнее даже ночи, из моей бурной юности. Сейчас таких воспоминаний уже не делают, не тот ритм жизни…
…Белая ночь. Посидев в своей любимой «Шайбе» на крыше гостиницы «Советская», и прогулявшись по набережной, мы идём по одной из линий Васильевского. На улице ни души, приятно согревая, встаёт солнце. Лилиэнна что-то щебечет, не помню уже что… да теперь и не важно. Вдруг, нас обгоняет по раллийному разукрашенный «Москвич» с бортовыми номерами в белых кругах и, сделав крутой вираж, резко тормозит. Из окна высовывается взлохмаченный мужик лет сорока.
- Ребята, вам далеко? Давайте подвезу! Денег не надо…
- Спасибо, мы уже почти дома.
Мужик на секунду задумывается.
- А поехали ко мне кофе пить? У меня есть настоящий бразильский, без обмана!
Мы с Лилей переглядываемся, но я уже знаю её ответ. Киваю, и мужчина выскакивает из машины и распахивает перед моей подругой дверцу заднего сидения. Рассаживаемся, и мужик, повернувшись к нам всем телом, представляется:
- Витя.
Затем, секунду подумав, добавляет:
- Заслуженный мастер спорта по авторалли…
Нам-то всё равно, но есть одна причина, по которой он это говорит, явно успокаивая нас - Витя, оказывается, в стельку пьян! Сразу мы этого не заметили, а теперь, когда он с места берёт в карьер, и стрелка спидометра прыгает за сотню, выпрыгивать поздновато - охота была ноги ломать… Наш новый знакомый ведёт машину не глядя на дорогу и, повернувшись к нам, рассказывает историю о том, как они сегодня сгоняли в Москву и обратно, проверяя новый движок на своей спортивной колымажке, а потом обмывали – ведь без этого не будет дороги. Это событие, собственно, мы и едем отмечать, как оказывается. На светофоры Витя не обращает никакого внимания, благо Город абсолютно пуст. Мы мысленно крестимся, ожидая на перекрёстках встречные машины, и читаем откуда-то вспомнившиеся молитвы. Но вскоре мы подлетаем к его дому, выгружаемся, и идём пить обещанный кофе… Настоящий бразильский, между прочим! Квартирка оказывается вполне обихоженной, тут явно живут люди. Наш автогонщик уезжает на кухню варить кофе, и, через несколько минут, появляется оттуда с подносом, на котором кроме большой джезвы с благоухающим напитком, стоит ещё и бутылочка неплохого коньяка. Около часа мы очень мило проводим время за беседами с хозяином дома и наслаждаемся всеми благами этого гостеприимного дома, но потом Витя просто отключается, свернувшись клубочком на диване…
Мы собрались уйти не дожидаясь пробуждения хозяина, но тут поняли, что это очень сложно – с балкона просматривались типовые домики, которые могут быть в любом новом районе Города. Куда идти, даже просто в каком направлении мы не знали. Да и транспорт ещё не ходит! Не долго думая, мы отправились в спальню – смешно, но в восемнадцать лет это вполне нормально…
… Часа через четыре нас разбудил будильник. Он звонил и звонил, и никто его не собирался затыкать. Пришлось встать и поднести этот, всё ещё надрывающийся механизм, к уху нашего мирно посапывающего хозяина. Тот нехотя приоткрыл один глаз и тут же вскочил на ноги с криком:
- А ты ещё кто такой?!!!
На крик из спальни выскочила моя подруга и Витя начал дико оглядываться по сторонам, явно подозревая, что нас тут целая банда. Наши увещевания не приносили никакой пользы – наш, ранее радушный хозяин, требовал вернуть ключи от квартиры и сдать всё награбленное подобру-поздорову. А мужик-то был здоровый – спортсмен, к тому же заслуженный… Минут десять-пятнадцать мы уговаривали его не сдавать нас в милицию, потом, уже немного успокоившегося, но всё ещё смотрящего исподлобья, поили кофе, (не забыв, конечно, и себя – вы же помните, «настоящий бразильский»!)… Только рассказы о его двух сыновьях, занимающихся экзотическим для того времени горнолыжным спортом и спасли нам жизнь и свободу! Почти поверив в наши рассказки и бурча что-то под нос, Витя подвёз нас на Васильевский. Уже выгрузившись из машины на 12-ой линии, где собственно и жила Лилиэнна, я наклонился к сидевшему с задумчивым ликом Виктору:
- Витя, ты что серьёзно не помнишь вчерашний вечер? Вообще ничего?
- Абсолютно…
Спортивная машина мягко, и соблюдая все правила, отъехала, а мы поднялись в квартиру. Сели друг напротив друга… и тут нас разобрал просто дикий хохот! Мы перебирали все детали вчерашнего вечера и все они вызывали очередной приступ смеха. А когда вспоминали утренние события, то сваливались на пол и уже хватались за живот, который у обоих уже начинал побаливать от переизбытка эмоций. Это продолжалось довольно долго, ведь как только мы успокаивались кто-то из нас вспоминал очередную деталь нашего приключения и мы опять уползали под стол. Да, смешно… весело… и поучительно!
Стоп! Я вспомнил, почему эта история пришла ко мне во сне именно после прочтения своего рассказа – я ведь и начал писать тот свой первый портрет этим незабвенным вечером… А вот как это связано не знаю, да и связано ли? Кто знает, кто знает…
История третья. ГЛИНТВЕЙН С ЧЁРТИКОМ.
Не знаю, не знаю… Как-то не могу я иногда остановиться, точнее остановить поток своих воспоминаний. Вот написал два рассказа о себе восемнадцатилетнем, о том сумасшедшем лете, о Лилиэнне и думал, что это всё, конец темы. Но память, вот ведь странное наше свойство, живущее своей собственной жизнью, подбрасывает всё новые и новые отрывки из того счастливого времени. И я решил написать ещё один, последний рассказ о том времени. Есть ведь такое правило – если что-то не даёт тебе покоя и вертится в голове, как заезженная пластинка, то надо это записать, тогда оно перейдёт к вам и это будет уже ваша проблема. Вот и решил я сделать этакий триптих. К тому же три – число вполне законченное, даже в чём-то сакральное…
…Раньше я писал только о нас с Лилей, и в тех рассказах окружающие были не важны. Но, как вы понимаете, вокруг нас постоянно бурлила жизнь, мы общались со многими людьми, одна компания сменялась другой и сейчас передо мной мелькает эта галерея лиц. Лилиэнна была девушкой весёлой и общительной, вокруг неё постоянно кто-то крутился, не говоря уж о том, что и настоящих друзей хватало. Вспоминается один случай, который характеризует ту лёгкость, с которой она относилась к жизни.
Как-то раз, придя к ней на Двенадцатую, и открыв дверь в квартиру, я увидел совершенно незнакомую мне парочку. Поздоровался, думая, что это какие-то ещё не знакомые мне друзья, а они вдруг наперебой начали передо мной оправдываться, что-то объяснять… Ничего не понимая вначале, я выслушал их рассказ, довольно оригинальный и раскрывший мне глаза на мою девушку. Ребятам было по семнадцать лет, они сбежали от родителей, которые запрещали им жениться. Жили они может в Калуге, а может в Рязани, и приехали в наш Город только сегодня утром. Всё утро бродили по Неве, забрели на Васильевский, и уселись отдохнуть на скамеечке как раз перед Лилиным домом. Выходя, она обратила на них внимание – уж больно вид у этой парочки был потерянный, разговорились, и Лилечка, ничтоже сумняшеся, отдала им ключи от квартиры, а сама отправилась в Университет. Особых ценностей у нас не было, конечно, но сам факт такого доверия к людям говорит о многом. Да, между прочим, ребята прожили у нас почти неделю, благо, что комнат в квартире было две…
Приятелей у нас было много, мы обычно встречались с ними в «Шайбе», довольно популярном баре на крыше Советской. Стены там панорамные, стеклянные, и из-за этого ты как бы паришь над Городом, ведь за стенами открывался прелестный вид на Фонтанку, особенно вечером. Вдаль уходила череда крыш, мы висели над ними и вели очень умные разговоры. Компания была разношёрстная, в основном студенты, темы поднимались любые - от последнего фильма до судьбы человечества. Помню, как-то раз, я отвлёкся с кем-то на получасовой тет-а-тет и вернувшись в беседу, никак не мог понять, почему вдруг все обсуждают абсолютно другую тему. Попросил ребят на минуту остановиться, восстановить цепочку рассуждений и объяснить мне, почему с Куликовской битвы мы перешли к обсуждению последнего диска Джона Леннона. Ход рассуждений мы восстановили, там было более пятнадцати поворотов сюжета, и всё это за какие-то полчаса. Божешь ми, святое было время – мы болтали обо всём на свете и были интересны друг другу!...
Да, друзей и приятелей было много, но два человека в моих воспоминаниях стоят особняком. Во первых это лучшая подруга Лили, которая появилась у нас уже на следующий день нашего знакомства. Звали её Ира, точнее Ираида, и была она совершеннейшей ангорской кошечкой. Мне выпала удача сразу расположить её к себе, и виной этому была моя наблюдательность. Высокая, хорошо сложённая, очень яркая блондинка, она всегда старалась убить всё мужское население с первого же удара, не ожидая сопротивления. Вот и в тот раз она вплыла в комнату, расположилась напротив меня, закинула ножку чуть выше, чем следовало, мило улыбнулась, стрельнув глазками, ожидая моего моментального падения ниц. Но ниц мне не хотелось, к тому же я не особенно-то люблю блондинок, поэтому я поступил не традиционно, посмотрев не в пышное декольте, а в глаза девушки.
- Ира, а что у тебя с глазами? Сними очки, пожалуйста. Если можно…
- А что с ними не так?
И она кокетливо сняла очки в тонкой оправе.
- Ух тыыы…
У девушки были разные глаза. Нет, не левый и правый, это у всех – у неё они были разного цвета. Один голубой, а другой - светло-светло карий, почти жёлтый. Это было довольно интересно, необычно, но довольно мило. Во всяком случае, игриво…
- Ты первый, кто вот так сразу обратил на это внимание! Обычно приходится рассказывать и объяснять… Надоело! Вот и ношу очки с простыми стёклами, что бы не вызывать лишних вопросов.
- Что ты, класс, это очень оригинально! Не надо никаких очков, пусть мучаются. Ты так похожа на ангорскую кошку…
Она рассмеялась, и лёд в отношениях был сломан. После этого мы очень мило сосуществовали рядом с Лилей, не причиняя друг другу неудобств.
Чего не скажешь о другом её друге, Валере… Красавец мужчина, лет на пять старше нас, великолепно сложён, так как был профессиональным спортсменом, фехтовальщиком-саблистом, членом молодёжной сборной СССР, увешанным званиями, призами и медальками. Он был давно и безнадёжно влюблён в мою подругу, даже предлагал ей руку, сердце и ключи от машины, но она предпочла не портить многолетнюю дружбу, и вышла замуж за другого. Валера остался при ней, надеясь, что Лиля образумится, но и других девушек не пропускал, конечно, тем паче, что они вешались на него гроздьями. Дождался ухода мужа в армию, уже потирал ручонки в предвкушении сбычи радужных мечт, а тут, нежданно-негаданно, из ниоткуда возник ваш покорный слуга. Как вы понимаете, отношения у нас были натянутые, но при Лилиэнне мы соблюдали нейтралитет, даже пошучивали, вот только шуточки иногда были на грани сарказма…
Где-то в середине августа у Валеры был день рождения и мы, естественно, были среди приглашённых. Квартира влюблённого спортсмена была небольшим филиалом будущего музея фехтования – она вся была уставлена кубками, по стенам были развешаны фехтовальные маски и сабли, вперемешку с медалями разных достоинств. Мы побродили по залам музея, поцокали языками от восхищения достижениями хозяина, и отправились на кухню, так как привезли всё для приготовления глинтвейна. Практически все гости были нам знакомы, ну, за исключением пары очередных Валериных поклонниц – они всегда были новыми. Но про свою компанию мы знали, что глинтвейн найдёт должный отклик в сердцах страждущих! Вылив несколько бутылок красного сухого вина в огромную кастрюлю и поставив её на огонь, мы занялись всевозможными нужными ингредиентами. Какие-то травки, гвоздика, корица, лимоны-апельсины – в общем варево было достойно средней колдуньи. Естественно мы постоянно отходили в зал, где стоял накрытый для фуршета стол – Валера всё хотел сделать как в лучших домах Европы, а там не принято сидеть и поедать салаты. Впрочем, все были только «за» - уж лучше потанцевать! И вот возвращаясь на кухню за уже готовым глинтвейном, мы застали именинника за довольно интересным занятием. Валера выливал в нашу кастрюлю уже вторую бутылку водки. Первая стояла рядом, пустая… Я просто потерял дар речи, а Лилька взвизгнула и начала вырывать у отравителя оставшуюся бутылку. Валера осторожно отодвинул её и глубокомысленно заявил, что глинтвейн он больше любит «с чёртиком», что все тут взрослые люди, и вообще это его праздник! Нам не оставалось ничего другого, как смирится, тем более, что продукт был уже готов и разделить его на составляющие не представлялось возможным. Ладно, с чёртиком, так с чёртиком…
Как вы понимаете, глинтвейн «с чёртиком» подействовал на всех сильнее, чем обычный компот. Да, эта штука была посильнее фаустпатрона! Через час народ уже веселился от души, кое кто уже тихо посапывал на диване в другой комнате, ну а мы с Валерой поругались окончательно. Деталей я уже не помню, да и нужны ли они, если очень хочется поцапаться? В общем я вызвал именинника на дуэль. Естественно на саблях – вон их сколько по стенам развешано! Захватив две из них, мы отправились на улицу. Да, кстати, жил Валера на проспекте Блюхера, а может Тухачевского – точно не помню, но помню, что кого-то репрессированного. Проспект был широкий и пустой, ведь в конце августа в то время машин практически не было, а уж в такой глуши и подавно. Пара-тройка ещё державшихся приятелей отправились с нами в качестве секундантов, ну и пара Валериных поклонниц в виде зрителей. Бились мы не долго, ведь мне противостоял мастер спорта международного класса, но разок и я его достал! Правда, получив при этом несколько очень чувствительных и болезненных ударов. В Валере проснулся спортсмен и он уже начал абсолютно серьёзно атаковать, я защищался, пытаясь выглядеть прилично и достойно, но тут резко, с хлопком, открылась дверь парадной, я обернулся и успел увидеть летящую к нам Лилиэнну с каким-то зонтиком наперевес. В тот же миг скулу мне что-то обожгло и раздался профессиональный рык Валеры… Лиля ойкнула и упала, к ней все кинулись, подняли – она была без чувств. Тут я понял, что с меня капает кровь и повернулся к Валериным подружкам желая попросить у них платок, но они устроили детский крик на лужайке и убежали в дом. К счастью тут в себя пришла Лиля, её-то платком я и воспользовался…
Поднявшись в квартиру, мы довольно быстро собрались и уехали. Я только один раз посмотрел в зеркало на свою рану и, должен вам сказать, что она мне не понравилась. Под правым глазом красовался довольно глубокий почти горизонтальный порез, да и крови из него текло многовато. По пути мы заехали в какой-то травмпункт, где мне его обработали. Но поразмыслив я подумал, что шрамы украшают мужчин, грустить не о чем, и всё бы ничего, но вот нагоняй, который я получил дома от Лили… О, это было намного хуже любого удара саблей! Но и намного сладостней. Как вспомню тот вечер тумаков, перемежающихся поцелуями и взрывами хохота, так на душе становится теплее. Но глинтвейн «с чёртиком» я с тех пор ненавижу…
Шрам на лице остался на всю жизнь, теперь он почти не виден – годы скрывают и не такое. Но когда ты знаешь о своих шрамах, на лице ли они, в сердце ли, они всё равно периодически напоминают о себе. В воспоминаниях, в поступках, в отношении к людям, да и просто в чувствах. Все называют это жизненным опытом…
Интересно, зачем я всё это пишу, кому это интересно? Частные случаи одной жизни, ничем не примечательные для других. Может быть, я действительно хочу избавиться от воспоминаний, переложив их на читателя? Бессмысленное занятие – они всё равно всегда будут со мной. Не знаю, не знаю…
По разному возникает желание писать что-то о своей жизни. Вот я, например, частенько начинаю рассказывать свои истории под влиянием снов. "Сон разума...” ну, вы дальше знаете. Нет, классические чудовища мне если и снятся, то я их не помню – видимо, разум не спит и во время сна, он подменяет их эпизодами из жизни. Вот и сегодня мне приснилась одна моя картинка, а утром я вспомнил историю её создания. Речь идёт о моём первом творческом портрете, который я до сих пор считаю своим лучшим произведением. Дело в том, что он был живой, он имел характер и своё собственное мнение на всё окружающее. Я пытался сделать потом нечто подобное в такой же технике, но результат был обычен. Не интересен…
Началась вся эта история летом, точнее поздней весной, в самом начале Белых ночей. Мне семнадцать лет, я романтически настроенный юноша, который посещает курсы рисования и живописи, и готовится поступать в Мухинское училище. Только что мне, под залог чего-то особо ценного, дали почитать недавно вышедшую книгу «Мастер и Маргарита», о которой я уже много слышал. Не в силах терпеть до дома я уселся на скамейку около Екатерининского садика, благо стояла хорошая тёплая погода, и открыл вожделенную книжицу. Часа через три я закончил читать, посидел несколько минут в полной прострации, выкурил сигаретку и открыл опять начало романа, начав читать уже более вдумчиво и наслаждаясь деталями. Но через несколько минут меня окликнули и я, подняв глаза от книги, обнаружил перед собой очень интересную девушку. Нет, букета жёлтых цветов в руках у неё не было, но она показалась мне смутно знакомой…
- Андрей, ты меня не помнишь? Нас знакомил два месяца назад мой муж, когда ты был у нас в гостях. Ты ведь даже нас рисовал!
Услышав её голос, довольно характерный, низковатый, я вспомнил и ситуацию нашего знакомства. Я действительно где-то случайно познакомился с её мужем, был у них в гостях, мы прелестно провели вечер и я даже сделал пару карандашных набросков хозяев. Женаты они были всего пару месяцев, было им по восемнадцать лет и молодой муж, (простите, не могу вспомнить его имени), собирался уходить в армию. Кстати, на момент нашей встречи он как раз туда и отправился. А молодая, уже одинокая девушка, гуляя по весеннему Ленинграду, встретила вашего покорного слугу с романом Булгакова в руках. Судьба… Конечно же книга у меня была тут же выпрошена на ночь почитать, на следующий день мы опять встретились, поехали к ней домой… и расстались только утром.
Её звали Лиля. Точнее её имя было Лилиэнна, она была из какой-то Прибалтики, но не любила когда её называли полным именем. Училась в Университете на психолога и была невероятно эффектна. Высокая, почти с меня ростом, без единого изъяна в фигуре, тёмные волосы, всегда распущенные по плечам. И довольно странный тип красоты, когда каждая часть лица может иметь небольшой недостаток, но всё вместе создаёт неповторимое впечатление. Большие, даже скорее длинные, узкие глаза, ярко зелёного цвета, приподнимались к вискам, и создавали чуть ироничное выражение. Нос мог бы быть и поменьше, но к этим глазам был нужен именно такой. Высокие скулы уравновешивались прелестными чувственными губами. Всё это великолепие было нанизано на длиннющую шею, а над глазами, по моде того времени, конечно же была чёлочка, которой она периодически встряхивала. Написал, и она просто встала перед глазами, вот ведь как… С ней невозможно было пройтись по улице – все смотрели на нас, а мужчинки просто голову сворачивали. Если я отходил на десяток метров, то вокруг неё тут же кто-то жужжал, и мне это было даже приятно, потому что когда я появлялся, она тут же переключала внимание на меня. Мы очень любили проводить вечера в баре на крыше гостиницы «Советская», который в народе носил название «Шайба» - там была хорошая весёлая студенческая компания, потом ехали к ней, и говорили, говорили, говорили…
Через месяц после нашего знакомства, реального знакомства, я начал писать её портрет. По памяти её писать было невозможно, поэтому я сделал очень точный рисунок этой вечно меняющейся девушки, а дорабатывал его уже дома, в редкие свободные часы. Писал я акварелью, которой тогда всерьёз занимался, а это очень тонкая техника. Я покрывал свою девушку слоями лессировки, я менял цвет и освещение, менял ракурс и выражение лица. Я переписывал её не менее десяти раз, накладывая следующий слой, поверх предыдущего, но каждый раз мне казалось, что от меня ускользает её истинная натура. Похожа она была в каждом варианте, похожесть для любого художника вообще не проблема, достаточно несколько характерных деталей, но я должен был сделать нечто абсолютное и живое. Возможно я хотел, чтобы она и тут была со мной, жила в моей комнате… Через месяц, когда приходя утром домой я начал здороваться с портретом, появилось осознание факта, что он готов. Скрепя сердце я оформил работу, нашёл подходящую раму и подарил своё творение Лиле. Портрет понравился, мы отметили это событие и я повесил картинку на видное место…
На следующий день, придя к своей подруге, я не обнаружил портрет на старом месте.
- Лилль, он тебе разонравился? Скажи, я заберу, может быть доработаю…
- Нет, что ты, я его перевесила… потому что он смотрит на меня постоянно. И комментирует все мои действия. Иногда смеётся, иногда злится…
Я стал ходить по комнате и внимательно смотреть на портрет. Пока я смотрел на него не отрываясь, он не менялся, но стоило отвести взгляд и посмотреть снова – выражение лица действительно менялось. На нём постоянно происходила какая-то трансформация, он что-то хотел сказать, иногда вдруг улыбался, иногда хмурился… Я понимал, что это от множества наложенных изображений, но эффект был впечатляющий. С одной стороны я был доволен таким необычным положением вещей, но и попахивало какой-то мистикой. Не забывайте, что мне только что исполнилось восемнадцать и я был романтическим юношей, недавно в первый раз прочитавшим «Мастера и Маргариту». Как бы то ни было, но моя работа была жива, а значит не так уж я и плох как художник!
Мы прожили ещё несколько месяцев с Лилей в компании этого портрета. Постепенно привыкли к его изменчивости и он вернулся на законное почётное место. Мы относились к нему как к данности, он был неотъемлемой частью нашей тогдашней жизни – с ним можно было поговорить, и он выслушивал тебя, то благосклонно, то негодуя, то смеясь хорошей шутке. Он был с нами всегда…
Осенью я ушёл в армию, так как не поступил в Муху. Точнее я в неё в тот год и не поступал, но это уже совсем другая история. Два года пролетели быстро, но вернувшись в Ленинград я даже и не подумал искать свою бывшую любимую. В молодости всё кажется таким лёгким и понятным, всё получается само собой и по-другому и быть не может! Ни о каких портретах я, конечно же, не помнил – в армии я их столько написал, что из них можно было составлять новую «Галерею 1812 года». Но с годами я всё чаще вспоминаю тот портрет девушки Лили, который жил своей особой жизнью. Пытался сделать нечто подобное, но, видимо, для достижения должного результата я должен опять стать восемнадцатилетним. Или нужна новая Лиля. Лилиэнна…
История вторая. НАСТОЯЩИЙ, БРАЗИЛЬСКИЙ!
Интересно, вот почему мы запоминаем одни события жизни и они периодически всплывают в нашем сознании, хотя в них, казалось бы, нет ничего выдающегося, а другие, даже будучи судьбоносными, не оставляют в памяти никакого следа? Может быть мы просто не знаем всей значимости этих малых происшествий, а наш мозг знает намного больше, чем мы думаем? Может это некая шпаргалка для нас, некий ориентир – мол, вот тут ты свернул не в ту сторону, а ведь мог бы! Или наоборот – помни, тут ты был прав…
Ещё одна наша странная особенность – воспроизводить во сне наши последние мысли… Вот вчера вечером зачем-то перечитал свой рассказ о портрете и, естественно, утром встал с яркими картинками одного очень интересного вечера, точнее даже ночи, из моей бурной юности. Сейчас таких воспоминаний уже не делают, не тот ритм жизни…
…Белая ночь. Посидев в своей любимой «Шайбе» на крыше гостиницы «Советская», и прогулявшись по набережной, мы идём по одной из линий Васильевского. На улице ни души, приятно согревая, встаёт солнце. Лилиэнна что-то щебечет, не помню уже что… да теперь и не важно. Вдруг, нас обгоняет по раллийному разукрашенный «Москвич» с бортовыми номерами в белых кругах и, сделав крутой вираж, резко тормозит. Из окна высовывается взлохмаченный мужик лет сорока.
- Ребята, вам далеко? Давайте подвезу! Денег не надо…
- Спасибо, мы уже почти дома.
Мужик на секунду задумывается.
- А поехали ко мне кофе пить? У меня есть настоящий бразильский, без обмана!
Мы с Лилей переглядываемся, но я уже знаю её ответ. Киваю, и мужчина выскакивает из машины и распахивает перед моей подругой дверцу заднего сидения. Рассаживаемся, и мужик, повернувшись к нам всем телом, представляется:
- Витя.
Затем, секунду подумав, добавляет:
- Заслуженный мастер спорта по авторалли…
Нам-то всё равно, но есть одна причина, по которой он это говорит, явно успокаивая нас - Витя, оказывается, в стельку пьян! Сразу мы этого не заметили, а теперь, когда он с места берёт в карьер, и стрелка спидометра прыгает за сотню, выпрыгивать поздновато - охота была ноги ломать… Наш новый знакомый ведёт машину не глядя на дорогу и, повернувшись к нам, рассказывает историю о том, как они сегодня сгоняли в Москву и обратно, проверяя новый движок на своей спортивной колымажке, а потом обмывали – ведь без этого не будет дороги. Это событие, собственно, мы и едем отмечать, как оказывается. На светофоры Витя не обращает никакого внимания, благо Город абсолютно пуст. Мы мысленно крестимся, ожидая на перекрёстках встречные машины, и читаем откуда-то вспомнившиеся молитвы. Но вскоре мы подлетаем к его дому, выгружаемся, и идём пить обещанный кофе… Настоящий бразильский, между прочим! Квартирка оказывается вполне обихоженной, тут явно живут люди. Наш автогонщик уезжает на кухню варить кофе, и, через несколько минут, появляется оттуда с подносом, на котором кроме большой джезвы с благоухающим напитком, стоит ещё и бутылочка неплохого коньяка. Около часа мы очень мило проводим время за беседами с хозяином дома и наслаждаемся всеми благами этого гостеприимного дома, но потом Витя просто отключается, свернувшись клубочком на диване…
Мы собрались уйти не дожидаясь пробуждения хозяина, но тут поняли, что это очень сложно – с балкона просматривались типовые домики, которые могут быть в любом новом районе Города. Куда идти, даже просто в каком направлении мы не знали. Да и транспорт ещё не ходит! Не долго думая, мы отправились в спальню – смешно, но в восемнадцать лет это вполне нормально…
… Часа через четыре нас разбудил будильник. Он звонил и звонил, и никто его не собирался затыкать. Пришлось встать и поднести этот, всё ещё надрывающийся механизм, к уху нашего мирно посапывающего хозяина. Тот нехотя приоткрыл один глаз и тут же вскочил на ноги с криком:
- А ты ещё кто такой?!!!
На крик из спальни выскочила моя подруга и Витя начал дико оглядываться по сторонам, явно подозревая, что нас тут целая банда. Наши увещевания не приносили никакой пользы – наш, ранее радушный хозяин, требовал вернуть ключи от квартиры и сдать всё награбленное подобру-поздорову. А мужик-то был здоровый – спортсмен, к тому же заслуженный… Минут десять-пятнадцать мы уговаривали его не сдавать нас в милицию, потом, уже немного успокоившегося, но всё ещё смотрящего исподлобья, поили кофе, (не забыв, конечно, и себя – вы же помните, «настоящий бразильский»!)… Только рассказы о его двух сыновьях, занимающихся экзотическим для того времени горнолыжным спортом и спасли нам жизнь и свободу! Почти поверив в наши рассказки и бурча что-то под нос, Витя подвёз нас на Васильевский. Уже выгрузившись из машины на 12-ой линии, где собственно и жила Лилиэнна, я наклонился к сидевшему с задумчивым ликом Виктору:
- Витя, ты что серьёзно не помнишь вчерашний вечер? Вообще ничего?
- Абсолютно…
Спортивная машина мягко, и соблюдая все правила, отъехала, а мы поднялись в квартиру. Сели друг напротив друга… и тут нас разобрал просто дикий хохот! Мы перебирали все детали вчерашнего вечера и все они вызывали очередной приступ смеха. А когда вспоминали утренние события, то сваливались на пол и уже хватались за живот, который у обоих уже начинал побаливать от переизбытка эмоций. Это продолжалось довольно долго, ведь как только мы успокаивались кто-то из нас вспоминал очередную деталь нашего приключения и мы опять уползали под стол. Да, смешно… весело… и поучительно!
Стоп! Я вспомнил, почему эта история пришла ко мне во сне именно после прочтения своего рассказа – я ведь и начал писать тот свой первый портрет этим незабвенным вечером… А вот как это связано не знаю, да и связано ли? Кто знает, кто знает…
История третья. ГЛИНТВЕЙН С ЧЁРТИКОМ.
Не знаю, не знаю… Как-то не могу я иногда остановиться, точнее остановить поток своих воспоминаний. Вот написал два рассказа о себе восемнадцатилетнем, о том сумасшедшем лете, о Лилиэнне и думал, что это всё, конец темы. Но память, вот ведь странное наше свойство, живущее своей собственной жизнью, подбрасывает всё новые и новые отрывки из того счастливого времени. И я решил написать ещё один, последний рассказ о том времени. Есть ведь такое правило – если что-то не даёт тебе покоя и вертится в голове, как заезженная пластинка, то надо это записать, тогда оно перейдёт к вам и это будет уже ваша проблема. Вот и решил я сделать этакий триптих. К тому же три – число вполне законченное, даже в чём-то сакральное…
…Раньше я писал только о нас с Лилей, и в тех рассказах окружающие были не важны. Но, как вы понимаете, вокруг нас постоянно бурлила жизнь, мы общались со многими людьми, одна компания сменялась другой и сейчас передо мной мелькает эта галерея лиц. Лилиэнна была девушкой весёлой и общительной, вокруг неё постоянно кто-то крутился, не говоря уж о том, что и настоящих друзей хватало. Вспоминается один случай, который характеризует ту лёгкость, с которой она относилась к жизни.
Как-то раз, придя к ней на Двенадцатую, и открыв дверь в квартиру, я увидел совершенно незнакомую мне парочку. Поздоровался, думая, что это какие-то ещё не знакомые мне друзья, а они вдруг наперебой начали передо мной оправдываться, что-то объяснять… Ничего не понимая вначале, я выслушал их рассказ, довольно оригинальный и раскрывший мне глаза на мою девушку. Ребятам было по семнадцать лет, они сбежали от родителей, которые запрещали им жениться. Жили они может в Калуге, а может в Рязани, и приехали в наш Город только сегодня утром. Всё утро бродили по Неве, забрели на Васильевский, и уселись отдохнуть на скамеечке как раз перед Лилиным домом. Выходя, она обратила на них внимание – уж больно вид у этой парочки был потерянный, разговорились, и Лилечка, ничтоже сумняшеся, отдала им ключи от квартиры, а сама отправилась в Университет. Особых ценностей у нас не было, конечно, но сам факт такого доверия к людям говорит о многом. Да, между прочим, ребята прожили у нас почти неделю, благо, что комнат в квартире было две…
Приятелей у нас было много, мы обычно встречались с ними в «Шайбе», довольно популярном баре на крыше Советской. Стены там панорамные, стеклянные, и из-за этого ты как бы паришь над Городом, ведь за стенами открывался прелестный вид на Фонтанку, особенно вечером. Вдаль уходила череда крыш, мы висели над ними и вели очень умные разговоры. Компания была разношёрстная, в основном студенты, темы поднимались любые - от последнего фильма до судьбы человечества. Помню, как-то раз, я отвлёкся с кем-то на получасовой тет-а-тет и вернувшись в беседу, никак не мог понять, почему вдруг все обсуждают абсолютно другую тему. Попросил ребят на минуту остановиться, восстановить цепочку рассуждений и объяснить мне, почему с Куликовской битвы мы перешли к обсуждению последнего диска Джона Леннона. Ход рассуждений мы восстановили, там было более пятнадцати поворотов сюжета, и всё это за какие-то полчаса. Божешь ми, святое было время – мы болтали обо всём на свете и были интересны друг другу!...
Да, друзей и приятелей было много, но два человека в моих воспоминаниях стоят особняком. Во первых это лучшая подруга Лили, которая появилась у нас уже на следующий день нашего знакомства. Звали её Ира, точнее Ираида, и была она совершеннейшей ангорской кошечкой. Мне выпала удача сразу расположить её к себе, и виной этому была моя наблюдательность. Высокая, хорошо сложённая, очень яркая блондинка, она всегда старалась убить всё мужское население с первого же удара, не ожидая сопротивления. Вот и в тот раз она вплыла в комнату, расположилась напротив меня, закинула ножку чуть выше, чем следовало, мило улыбнулась, стрельнув глазками, ожидая моего моментального падения ниц. Но ниц мне не хотелось, к тому же я не особенно-то люблю блондинок, поэтому я поступил не традиционно, посмотрев не в пышное декольте, а в глаза девушки.
- Ира, а что у тебя с глазами? Сними очки, пожалуйста. Если можно…
- А что с ними не так?
И она кокетливо сняла очки в тонкой оправе.
- Ух тыыы…
У девушки были разные глаза. Нет, не левый и правый, это у всех – у неё они были разного цвета. Один голубой, а другой - светло-светло карий, почти жёлтый. Это было довольно интересно, необычно, но довольно мило. Во всяком случае, игриво…
- Ты первый, кто вот так сразу обратил на это внимание! Обычно приходится рассказывать и объяснять… Надоело! Вот и ношу очки с простыми стёклами, что бы не вызывать лишних вопросов.
- Что ты, класс, это очень оригинально! Не надо никаких очков, пусть мучаются. Ты так похожа на ангорскую кошку…
Она рассмеялась, и лёд в отношениях был сломан. После этого мы очень мило сосуществовали рядом с Лилей, не причиняя друг другу неудобств.
Чего не скажешь о другом её друге, Валере… Красавец мужчина, лет на пять старше нас, великолепно сложён, так как был профессиональным спортсменом, фехтовальщиком-саблистом, членом молодёжной сборной СССР, увешанным званиями, призами и медальками. Он был давно и безнадёжно влюблён в мою подругу, даже предлагал ей руку, сердце и ключи от машины, но она предпочла не портить многолетнюю дружбу, и вышла замуж за другого. Валера остался при ней, надеясь, что Лиля образумится, но и других девушек не пропускал, конечно, тем паче, что они вешались на него гроздьями. Дождался ухода мужа в армию, уже потирал ручонки в предвкушении сбычи радужных мечт, а тут, нежданно-негаданно, из ниоткуда возник ваш покорный слуга. Как вы понимаете, отношения у нас были натянутые, но при Лилиэнне мы соблюдали нейтралитет, даже пошучивали, вот только шуточки иногда были на грани сарказма…
Где-то в середине августа у Валеры был день рождения и мы, естественно, были среди приглашённых. Квартира влюблённого спортсмена была небольшим филиалом будущего музея фехтования – она вся была уставлена кубками, по стенам были развешаны фехтовальные маски и сабли, вперемешку с медалями разных достоинств. Мы побродили по залам музея, поцокали языками от восхищения достижениями хозяина, и отправились на кухню, так как привезли всё для приготовления глинтвейна. Практически все гости были нам знакомы, ну, за исключением пары очередных Валериных поклонниц – они всегда были новыми. Но про свою компанию мы знали, что глинтвейн найдёт должный отклик в сердцах страждущих! Вылив несколько бутылок красного сухого вина в огромную кастрюлю и поставив её на огонь, мы занялись всевозможными нужными ингредиентами. Какие-то травки, гвоздика, корица, лимоны-апельсины – в общем варево было достойно средней колдуньи. Естественно мы постоянно отходили в зал, где стоял накрытый для фуршета стол – Валера всё хотел сделать как в лучших домах Европы, а там не принято сидеть и поедать салаты. Впрочем, все были только «за» - уж лучше потанцевать! И вот возвращаясь на кухню за уже готовым глинтвейном, мы застали именинника за довольно интересным занятием. Валера выливал в нашу кастрюлю уже вторую бутылку водки. Первая стояла рядом, пустая… Я просто потерял дар речи, а Лилька взвизгнула и начала вырывать у отравителя оставшуюся бутылку. Валера осторожно отодвинул её и глубокомысленно заявил, что глинтвейн он больше любит «с чёртиком», что все тут взрослые люди, и вообще это его праздник! Нам не оставалось ничего другого, как смирится, тем более, что продукт был уже готов и разделить его на составляющие не представлялось возможным. Ладно, с чёртиком, так с чёртиком…
Как вы понимаете, глинтвейн «с чёртиком» подействовал на всех сильнее, чем обычный компот. Да, эта штука была посильнее фаустпатрона! Через час народ уже веселился от души, кое кто уже тихо посапывал на диване в другой комнате, ну а мы с Валерой поругались окончательно. Деталей я уже не помню, да и нужны ли они, если очень хочется поцапаться? В общем я вызвал именинника на дуэль. Естественно на саблях – вон их сколько по стенам развешано! Захватив две из них, мы отправились на улицу. Да, кстати, жил Валера на проспекте Блюхера, а может Тухачевского – точно не помню, но помню, что кого-то репрессированного. Проспект был широкий и пустой, ведь в конце августа в то время машин практически не было, а уж в такой глуши и подавно. Пара-тройка ещё державшихся приятелей отправились с нами в качестве секундантов, ну и пара Валериных поклонниц в виде зрителей. Бились мы не долго, ведь мне противостоял мастер спорта международного класса, но разок и я его достал! Правда, получив при этом несколько очень чувствительных и болезненных ударов. В Валере проснулся спортсмен и он уже начал абсолютно серьёзно атаковать, я защищался, пытаясь выглядеть прилично и достойно, но тут резко, с хлопком, открылась дверь парадной, я обернулся и успел увидеть летящую к нам Лилиэнну с каким-то зонтиком наперевес. В тот же миг скулу мне что-то обожгло и раздался профессиональный рык Валеры… Лиля ойкнула и упала, к ней все кинулись, подняли – она была без чувств. Тут я понял, что с меня капает кровь и повернулся к Валериным подружкам желая попросить у них платок, но они устроили детский крик на лужайке и убежали в дом. К счастью тут в себя пришла Лиля, её-то платком я и воспользовался…
Поднявшись в квартиру, мы довольно быстро собрались и уехали. Я только один раз посмотрел в зеркало на свою рану и, должен вам сказать, что она мне не понравилась. Под правым глазом красовался довольно глубокий почти горизонтальный порез, да и крови из него текло многовато. По пути мы заехали в какой-то травмпункт, где мне его обработали. Но поразмыслив я подумал, что шрамы украшают мужчин, грустить не о чем, и всё бы ничего, но вот нагоняй, который я получил дома от Лили… О, это было намного хуже любого удара саблей! Но и намного сладостней. Как вспомню тот вечер тумаков, перемежающихся поцелуями и взрывами хохота, так на душе становится теплее. Но глинтвейн «с чёртиком» я с тех пор ненавижу…
Шрам на лице остался на всю жизнь, теперь он почти не виден – годы скрывают и не такое. Но когда ты знаешь о своих шрамах, на лице ли они, в сердце ли, они всё равно периодически напоминают о себе. В воспоминаниях, в поступках, в отношении к людям, да и просто в чувствах. Все называют это жизненным опытом…
Интересно, зачем я всё это пишу, кому это интересно? Частные случаи одной жизни, ничем не примечательные для других. Может быть, я действительно хочу избавиться от воспоминаний, переложив их на читателя? Бессмысленное занятие – они всё равно всегда будут со мной. Не знаю, не знаю…
[Скрыть]
Регистрационный номер 0426181 выдан для произведения:
История первая. МОЙ ПЕРВЫЙ ПОРТРЕТ, МОЙ ЛУЧШИЙ ПОРТРЕТ...
По разному возникает желание писать что-то о своей жизни. Вот я, например, частенько начинаю рассказывать свои истории под влиянием снов. "Сон разума...” ну, вы дальше знаете. Нет, классические чудовища мне если и снятся, то я их не помню – видимо, разум не спит и во время сна, он подменяет их эпизодами из жизни. Вот и сегодня мне приснилась одна моя картинка, а утром я вспомнил историю её создания. Речь идёт о моём первом творческом портрете, который я до сих пор считаю своим лучшим произведением. Дело в том, что он был живой, он имел характер и своё собственное мнение на всё окружающее. Я пытался сделать потом нечто подобное в такой же технике, но результат был обычен. Не интересен…
Началась вся эта история летом, точнее поздней весной, в самом начале Белых ночей. Мне семнадцать лет, я романтически настроенный юноша, который посещает курсы рисования и живописи, и готовится поступать в Мухинское училище. Только что мне, под залог чего-то особо ценного, дали почитать недавно вышедшую книгу «Мастер и Маргарита», о которой я уже много слышал. Не в силах терпеть до дома я уселся на скамейку около Екатерининского садика, благо стояла хорошая тёплая погода, и открыл вожделенную книжицу. Часа через три я закончил читать, посидел несколько минут в полной прострации, выкурил сигаретку и открыл опять начало романа, начав читать уже более вдумчиво и наслаждаясь деталями. Но через несколько минут меня окликнули и я, подняв глаза от книги, обнаружил перед собой очень интересную девушку. Нет, букета жёлтых цветов в руках у неё не было, но она показалась мне смутно знакомой…
- Андрей, ты меня не помнишь? Нас знакомил два месяца назад мой муж, когда ты был у нас в гостях. Ты ведь даже нас рисовал!
Услышав её голос, довольно характерный, низковатый, я вспомнил и ситуацию нашего знакомства. Я действительно где-то случайно познакомился с её мужем, был у них в гостях, мы прелестно провели вечер и я даже сделал пару карандашных набросков хозяев. Женаты они были всего пару месяцев, было им по восемнадцать лет и молодой муж, (простите, не могу вспомнить его имени), собирался уходить в армию. Кстати, на момент нашей встречи он как раз туда и отправился. А молодая, уже одинокая девушка, гуляя по весеннему Ленинграду, встретила вашего покорного слугу с романом Булгакова в руках. Судьба… Конечно же книга у меня была тут же выпрошена на ночь почитать, на следующий день мы опять встретились, поехали к ней домой… и расстались только утром.
Её звали Лиля. Точнее её имя было Лилиэнна, она была из какой-то Прибалтики, но не любила когда её называли полным именем. Училась в Университете на психолога и была невероятно эффектна. Высокая, почти с меня ростом, без единого изъяна в фигуре, тёмные волосы, всегда распущенные по плечам. И довольно странный тип красоты, когда каждая часть лица может иметь небольшой недостаток, но всё вместе создаёт неповторимое впечатление. Большие, даже скорее длинные, узкие глаза, ярко зелёного цвета, приподнимались к вискам, и создавали чуть ироничное выражение. Нос мог бы быть и поменьше, но к этим глазам был нужен именно такой. Высокие скулы уравновешивались прелестными чувственными губами. Всё это великолепие было нанизано на длиннющую шею, а над глазами, по моде того времени, конечно же была чёлочка, которой она периодически встряхивала. Написал, и она просто встала перед глазами, вот ведь как… С ней невозможно было пройтись по улице – все смотрели на нас, а мужчинки просто голову сворачивали. Если я отходил на десяток метров, то вокруг неё тут же кто-то жужжал, и мне это было даже приятно, потому что когда я появлялся, она тут же переключала внимание на меня. Мы очень любили проводить вечера в баре на крыше гостиницы «Советская», который в народе носил название «Шайба» - там была хорошая весёлая студенческая компания, потом ехали к ней, и говорили, говорили, говорили…
Через месяц после нашего знакомства, реального знакомства, я начал писать её портрет. По памяти её писать было невозможно, поэтому я сделал очень точный рисунок этой вечно меняющейся девушки, а дорабатывал его уже дома, в редкие свободные часы. Писал я акварелью, которой тогда всерьёз занимался, а это очень тонкая техника. Я покрывал свою девушку слоями лессировки, я менял цвет и освещение, менял ракурс и выражение лица. Я переписывал её не менее десяти раз, накладывая следующий слой, поверх предыдущего, но каждый раз мне казалось, что от меня ускользает её истинная натура. Похожа она была в каждом варианте, похожесть для любого художника вообще не проблема, достаточно несколько характерных деталей, но я должен был сделать нечто абсолютное и живое. Возможно я хотел, чтобы она и тут была со мной, жила в моей комнате… Через месяц, когда приходя утром домой я начал здороваться с портретом, появилось осознание факта, что он готов. Скрепя сердце я оформил работу, нашёл подходящую раму и подарил своё творение Лиле. Портрет понравился, мы отметили это событие и я повесил картинку на видное место…
На следующий день, придя к своей подруге, я не обнаружил портрет на старом месте.
- Лилль, он тебе разонравился? Скажи, я заберу, может быть доработаю…
- Нет, что ты, я его перевесила… потому что он смотрит на меня постоянно. И комментирует все мои действия. Иногда смеётся, иногда злится…
Я стал ходить по комнате и внимательно смотреть на портрет. Пока я смотрел на него не отрываясь, он не менялся, но стоило отвести взгляд и посмотреть снова – выражение лица действительно менялось. На нём постоянно происходила какая-то трансформация, он что-то хотел сказать, иногда вдруг улыбался, иногда хмурился… Я понимал, что это от множества наложенных изображений, но эффект был впечатляющий. С одной стороны я был доволен таким необычным положением вещей, но и попахивало какой-то мистикой. Не забывайте, что мне только что исполнилось восемнадцать и я был романтическим юношей, недавно в первый раз прочитавшим «Мастера и Маргариту». Как бы то ни было, но моя работа была жива, а значит не так уж я и плох как художник!
Мы прожили ещё несколько месяцев с Лилей в компании этого портрета. Постепенно привыкли к его изменчивости и он вернулся на законное почётное место. Мы относились к нему как к данности, он был неотъемлемой частью нашей тогдашней жизни – с ним можно было поговорить, и он выслушивал тебя, то благосклонно, то негодуя, то смеясь хорошей шутке. Он был с нами всегда…
Осенью я ушёл в армию, так как не поступил в Муху. Точнее я в неё в тот год и не поступал, но это уже совсем другая история. Два года пролетели быстро, но вернувшись в Ленинград я даже и не подумал искать свою бывшую любимую. В молодости всё кажется таким лёгким и понятным, всё получается само собой и по-другому и быть не может! Ни о каких портретах я, конечно же, не помнил – в армии я их столько написал, что из них можно было составлять новую «Галерею 1812 года». Но с годами я всё чаще вспоминаю тот портрет девушки Лили, который жил своей особой жизнью. Пытался сделать нечто подобное, но, видимо, для достижения должного результата я должен опять стать восемнадцатилетним. Или нужна новая Лиля. Лилиэнна…
История вторая. НАСТОЯЩИЙ, БРАЗИЛЬСКИЙ!
Интересно, вот почему мы запоминаем одни события жизни и они периодически всплывают в нашем сознании, хотя в них, казалось бы, нет ничего выдающегося, а другие, даже будучи судьбоносными, не оставляют в памяти никакого следа? Может быть мы просто не знаем всей значимости этих малых происшествий, а наш мозг знает намного больше, чем мы думаем? Может это некая шпаргалка для нас, некий ориентир – мол, вот тут ты свернул не в ту сторону, а ведь мог бы! Или наоборот – помни, тут ты был прав…
Ещё одна наша странная особенность – воспроизводить во сне наши последние мысли… Вот вчера вечером зачем-то перечитал свой рассказ о портрете и, естественно, утром встал с яркими картинками одного очень интересного вечера, точнее даже ночи, из моей бурной юности. Сейчас таких воспоминаний уже не делают, не тот ритм жизни…
…Белая ночь. Посидев в своей любимой «Шайбе» на крыше гостиницы «Советская», и прогулявшись по набережной, мы идём по одной из линий Васильевского. На улице ни души, приятно согревая, встаёт солнце. Лилиэнна что-то щебечет, не помню уже что… да теперь и не важно. Вдруг, нас обгоняет по раллийному разукрашенный «Москвич» с бортовыми номерами в белых кругах и, сделав крутой вираж, резко тормозит. Из окна высовывается взлохмаченный мужик лет сорока.
- Ребята, вам далеко? Давайте подвезу! Денег не надо…
- Спасибо, мы уже почти дома.
Мужик на секунду задумывается.
- А поехали ко мне кофе пить? У меня есть настоящий бразильский, без обмана!
Мы с Лилей переглядываемся, но я уже знаю её ответ. Киваю, и мужчина выскакивает из машины и распахивает перед моей подругой дверцу заднего сидения. Рассаживаемся, и мужик, повернувшись к нам всем телом, представляется:
- Витя.
Затем, секунду подумав, добавляет:
- Заслуженный мастер спорта по авторалли…
Нам-то всё равно, но есть одна причина, по которой он это говорит, явно успокаивая нас - Витя, оказывается, в стельку пьян! Сразу мы этого не заметили, а теперь, когда он с места берёт в карьер, и стрелка спидометра прыгает за сотню, выпрыгивать поздновато - охота была ноги ломать… Наш новый знакомый ведёт машину не глядя на дорогу и, повернувшись к нам, рассказывает историю о том, как они сегодня сгоняли в Москву и обратно, проверяя новый движок на своей спортивной колымажке, а потом обмывали – ведь без этого не будет дороги. Это событие, собственно, мы и едем отмечать, как оказывается. На светофоры Витя не обращает никакого внимания, благо Город абсолютно пуст. Мы мысленно крестимся, ожидая на перекрёстках встречные машины, и читаем откуда-то вспомнившиеся молитвы. Но вскоре мы подлетаем к его дому, выгружаемся, и идём пить обещанный кофе… Настоящий бразильский, между прочим! Квартирка оказывается вполне обихоженной, тут явно живут люди. Наш автогонщик уезжает на кухню варить кофе, и, через несколько минут, появляется оттуда с подносом, на котором кроме большой джезвы с благоухающим напитком, стоит ещё и бутылочка неплохого коньяка. Около часа мы очень мило проводим время за беседами с хозяином дома и наслаждаемся всеми благами этого гостеприимного дома, но потом Витя просто отключается, свернувшись клубочком на диване…
Мы собрались уйти не дожидаясь пробуждения хозяина, но тут поняли, что это очень сложно – с балкона просматривались типовые домики, которые могут быть в любом новом районе Города. Куда идти, даже просто в каком направлении мы не знали. Да и транспорт ещё не ходит! Не долго думая, мы отправились в спальню – смешно, но в восемнадцать лет это вполне нормально…
… Часа через четыре нас разбудил будильник. Он звонил и звонил, и никто его не собирался затыкать. Пришлось встать и поднести этот, всё ещё надрывающийся механизм, к уху нашего мирно посапывающего хозяина. Тот нехотя приоткрыл один глаз и тут же вскочил на ноги с криком:
- А ты ещё кто такой?!!!
На крик из спальни выскочила моя подруга и Витя начал дико оглядываться по сторонам, явно подозревая, что нас тут целая банда. Наши увещевания не приносили никакой пользы – наш, ранее радушный хозяин, требовал вернуть ключи от квартиры и сдать всё награбленное подобру-поздорову. А мужик-то был здоровый – спортсмен, к тому же заслуженный… Минут десять-пятнадцать мы уговаривали его не сдавать нас в милицию, потом, уже немного успокоившегося, но всё ещё смотрящего исподлобья, поили кофе, (не забыв, конечно, и себя – вы же помните, «настоящий бразильский»!)… Только рассказы о его двух сыновьях, занимающихся экзотическим для того времени горнолыжным спортом и спасли нам жизнь и свободу! Почти поверив в наши рассказки и бурча что-то под нос, Витя подвёз нас на Васильевский. Уже выгрузившись из машины на 12-ой линии, где собственно и жила Лилиэнна, я наклонился к сидевшему с задумчивым ликом Виктору:
- Витя, ты что серьёзно не помнишь вчерашний вечер? Вообще ничего?
- Абсолютно…
Спортивная машина мягко, и соблюдая все правила, отъехала, а мы поднялись в квартиру. Сели друг напротив друга… и тут нас разобрал просто дикий хохот! Мы перебирали все детали вчерашнего вечера и все они вызывали очередной приступ смеха. А когда вспоминали утренние события, то сваливались на пол и уже хватались за живот, который у обоих уже начинал побаливать от переизбытка эмоций. Это продолжалось довольно долго, ведь как только мы успокаивались кто-то из нас вспоминал очередную деталь нашего приключения и мы опять уползали под стол. Да, смешно… весело… и поучительно!
Стоп! Я вспомнил, почему эта история пришла ко мне во сне именно после прочтения своего рассказа – я ведь и начал писать тот свой первый портрет этим незабвенным вечером… А вот как это связано не знаю, да и связано ли? Кто знает, кто знает…
История третья. ГЛИНТВЕЙН С ЧЁРТИКОМ.
Не знаю, не знаю… Как-то не могу я иногда остановиться, точнее остановить поток своих воспоминаний. Вот написал два рассказа о себе восемнадцатилетнем, о том сумасшедшем лете, о Лилиэнне и думал, что это всё, конец темы. Но память, вот ведь странное наше свойство, живущее своей собственной жизнью, подбрасывает всё новые и новые отрывки из того счастливого времени. И я решил написать ещё один, последний рассказ о том времени. Есть ведь такое правило – если что-то не даёт тебе покоя и вертится в голове, как заезженная пластинка, то надо это записать, тогда оно перейдёт к вам и это будет уже ваша проблема. Вот и решил я сделать этакий триптих. К тому же три – число вполне законченное, даже в чём-то сакральное…
…Раньше я писал только о нас с Лилей, и в тех рассказах окружающие были не важны. Но, как вы понимаете, вокруг нас постоянно бурлила жизнь, мы общались со многими людьми, одна компания сменялась другой и сейчас передо мной мелькает эта галерея лиц. Лилиэнна была девушкой весёлой и общительной, вокруг неё постоянно кто-то крутился, не говоря уж о том, что и настоящих друзей хватало. Вспоминается один случай, который характеризует ту лёгкость, с которой она относилась к жизни.
Как-то раз, придя к ней на Двенадцатую, и открыв дверь в квартиру, я увидел совершенно незнакомую мне парочку. Поздоровался, думая, что это какие-то ещё не знакомые мне друзья, а они вдруг наперебой начали передо мной оправдываться, что-то объяснять… Ничего не понимая вначале, я выслушал их рассказ, довольно оригинальный и раскрывший мне глаза на мою девушку. Ребятам было по семнадцать лет, они сбежали от родителей, которые запрещали им жениться. Жили они может в Калуге, а может в Рязани, и приехали в наш Город только сегодня утром. Всё утро бродили по Неве, забрели на Васильевский, и уселись отдохнуть на скамеечке как раз перед Лилиным домом. Выходя, она обратила на них внимание – уж больно вид у этой парочки был потерянный, разговорились, и Лилечка, ничтоже сумняшеся, отдала им ключи от квартиры, а сама отправилась в Университет. Особых ценностей у нас не было, конечно, но сам факт такого доверия к людям говорит о многом. Да, между прочим, ребята прожили у нас почти неделю, благо, что комнат в квартире было две…
Приятелей у нас было много, мы обычно встречались с ними в «Шайбе», довольно популярном баре на крыше Советской. Стены там панорамные, стеклянные, и из-за этого ты как бы паришь над Городом, ведь за стенами открывался прелестный вид на Фонтанку, особенно вечером. Вдаль уходила череда крыш, мы висели над ними и вели очень умные разговоры. Компания была разношёрстная, в основном студенты, темы поднимались любые - от последнего фильма до судьбы человечества. Помню, как-то раз, я отвлёкся с кем-то на получасовой тет-а-тет и вернувшись в беседу, никак не мог понять, почему вдруг все обсуждают абсолютно другую тему. Попросил ребят на минуту остановиться, восстановить цепочку рассуждений и объяснить мне, почему с Куликовской битвы мы перешли к обсуждению последнего диска Джона Леннона. Ход рассуждений мы восстановили, там было более пятнадцати поворотов сюжета, и всё это за какие-то полчаса. Божешь ми, святое было время – мы болтали обо всём на свете и были интересны друг другу!...
Да, друзей и приятелей было много, но два человека в моих воспоминаниях стоят особняком. Во первых это лучшая подруга Лили, которая появилась у нас уже на следующий день нашего знакомства. Звали её Ира, точнее Ираида, и была она совершеннейшей ангорской кошечкой. Мне выпала удача сразу расположить её к себе, и виной этому была моя наблюдательность. Высокая, хорошо сложённая, очень яркая блондинка, она всегда старалась убить всё мужское население с первого же удара, не ожидая сопротивления. Вот и в тот раз она вплыла в комнату, расположилась напротив меня, закинула ножку чуть выше, чем следовало, мило улыбнулась, стрельнув глазками, ожидая моего моментального падения ниц. Но ниц мне не хотелось, к тому же я не особенно-то люблю блондинок, поэтому я поступил не традиционно, посмотрев не в пышное декольте, а в глаза девушки.
- Ира, а что у тебя с глазами? Сними очки, пожалуйста. Если можно…
- А что с ними не так?
И она кокетливо сняла очки в тонкой оправе.
- Ух тыыы…
У девушки были разные глаза. Нет, не левый и правый, это у всех – у неё они были разного цвета. Один голубой, а другой - светло-светло карий, почти жёлтый. Это было довольно интересно, необычно, но довольно мило. Во всяком случае, игриво…
- Ты первый, кто вот так сразу обратил на это внимание! Обычно приходится рассказывать и объяснять… Надоело! Вот и ношу очки с простыми стёклами, что бы не вызывать лишних вопросов.
- Что ты, класс, это очень оригинально! Не надо никаких очков, пусть мучаются. Ты так похожа на ангорскую кошку…
Она рассмеялась, и лёд в отношениях был сломан. После этого мы очень мило сосуществовали рядом с Лилей, не причиняя друг другу неудобств.
Чего не скажешь о другом её друге, Валере… Красавец мужчина, лет на пять старше нас, великолепно сложён, так как был профессиональным спортсменом, фехтовальщиком-саблистом, членом молодёжной сборной СССР, увешанным званиями, призами и медальками. Он был давно и безнадёжно влюблён в мою подругу, даже предлагал ей руку, сердце и ключи от машины, но она предпочла не портить многолетнюю дружбу, и вышла замуж за другого. Валера остался при ней, надеясь, что Лиля образумится, но и других девушек не пропускал, конечно, тем паче, что они вешались на него гроздьями. Дождался ухода мужа в армию, уже потирал ручонки в предвкушении сбычи радужных мечт, а тут, нежданно-негаданно, из ниоткуда возник ваш покорный слуга. Как вы понимаете, отношения у нас были натянутые, но при Лилиэнне мы соблюдали нейтралитет, даже пошучивали, вот только шуточки иногда были на грани сарказма…
Где-то в середине августа у Валеры был день рождения и мы, естественно, были среди приглашённых. Квартира влюблённого спортсмена была небольшим филиалом будущего музея фехтования – она вся была уставлена кубками, по стенам были развешаны фехтовальные маски и сабли, вперемешку с медалями разных достоинств. Мы побродили по залам музея, поцокали языками от восхищения достижениями хозяина, и отправились на кухню, так как привезли всё для приготовления глинтвейна. Практически все гости были нам знакомы, ну, за исключением пары очередных Валериных поклонниц – они всегда были новыми. Но про свою компанию мы знали, что глинтвейн найдёт должный отклик в сердцах страждущих! Вылив несколько бутылок красного сухого вина в огромную кастрюлю и поставив её на огонь, мы занялись всевозможными нужными ингредиентами. Какие-то травки, гвоздика, корица, лимоны-апельсины – в общем варево было достойно средней колдуньи. Естественно мы постоянно отходили в зал, где стоял накрытый для фуршета стол – Валера всё хотел сделать как в лучших домах Европы, а там не принято сидеть и поедать салаты. Впрочем, все были только «за» - уж лучше потанцевать! И вот возвращаясь на кухню за уже готовым глинтвейном, мы застали именинника за довольно интересным занятием. Валера выливал в нашу кастрюлю уже вторую бутылку водки. Первая стояла рядом, пустая… Я просто потерял дар речи, а Лилька взвизгнула и начала вырывать у отравителя оставшуюся бутылку. Валера осторожно отодвинул её и глубокомысленно заявил, что глинтвейн он больше любит «с чёртиком», что все тут взрослые люди, и вообще это его праздник! Нам не оставалось ничего другого, как смирится, тем более, что продукт был уже готов и разделить его на составляющие не представлялось возможным. Ладно, с чёртиком, так с чёртиком…
Как вы понимаете, глинтвейн «с чёртиком» подействовал на всех сильнее, чем обычный компот. Да, эта штука была посильнее фаустпатрона! Через час народ уже веселился от души, кое кто уже тихо посапывал на диване в другой комнате, ну а мы с Валерой поругались окончательно. Деталей я уже не помню, да и нужны ли они, если очень хочется поцапаться? В общем я вызвал именинника на дуэль. Естественно на саблях – вон их сколько по стенам развешано! Захватив две из них, мы отправились на улицу. Да, кстати, жил Валера на проспекте Блюхера, а может Тухачевского – точно не помню, но помню, что кого-то репрессированного. Проспект был широкий и пустой, ведь в конце августа в то время машин практически не было, а уж в такой глуши и подавно. Пара-тройка ещё державшихся приятелей отправились с нами в качестве секундантов, ну и пара Валериных поклонниц в виде зрителей. Бились мы не долго, ведь мне противостоял мастер спорта международного класса, но разок и я его достал! Правда, получив при этом несколько очень чувствительных и болезненных ударов. В Валере проснулся спортсмен и он уже начал абсолютно серьёзно атаковать, я защищался, пытаясь выглядеть прилично и достойно, но тут резко, с хлопком, открылась дверь парадной, я обернулся и успел увидеть летящую к нам Лилиэнну с каким-то зонтиком наперевес. В тот же миг скулу мне что-то обожгло и раздался профессиональный рык Валеры… Лиля ойкнула и упала, к ней все кинулись, подняли – она была без чувств. Тут я понял, что с меня капает кровь и повернулся к Валериным подружкам желая попросить у них платок, но они устроили детский крик на лужайке и убежали в дом. К счастью тут в себя пришла Лиля, её-то платком я и воспользовался…
Поднявшись в квартиру, мы довольно быстро собрались и уехали. Я только один раз посмотрел в зеркало на свою рану и, должен вам сказать, что она мне не понравилась. Под правым глазом красовался довольно глубокий почти горизонтальный порез, да и крови из него текло многовато. По пути мы заехали в какой-то травмпункт, где мне его обработали. Но поразмыслив я подумал, что шрамы украшают мужчин, грустить не о чем, и всё бы ничего, но вот нагоняй, который я получил дома от Лили… О, это было намного хуже любого удара саблей! Но и намного сладостней. Как вспомню тот вечер тумаков, перемежающихся поцелуями и взрывами хохота, так на душе становится теплее. Но глинтвейн «с чёртиком» я с тех пор ненавижу…
Шрам на лице остался на всю жизнь, теперь он почти не виден – годы скрывают и не такое. Но когда ты знаешь о своих шрамах, на лице ли они, в сердце ли, они всё равно периодически напоминают о себе. В воспоминаниях, в поступках, в отношении к людям, да и просто в чувствах. Все называют это жизненным опытом…
Интересно, зачем я всё это пишу, кому это интересно? Частные случаи одной жизни, ничем не примечательные для других. Может быть, я действительно хочу избавиться от воспоминаний, переложив их на читателя? Бессмысленное занятие – они всё равно всегда будут со мной. Не знаю, не знаю…
По разному возникает желание писать что-то о своей жизни. Вот я, например, частенько начинаю рассказывать свои истории под влиянием снов. "Сон разума...” ну, вы дальше знаете. Нет, классические чудовища мне если и снятся, то я их не помню – видимо, разум не спит и во время сна, он подменяет их эпизодами из жизни. Вот и сегодня мне приснилась одна моя картинка, а утром я вспомнил историю её создания. Речь идёт о моём первом творческом портрете, который я до сих пор считаю своим лучшим произведением. Дело в том, что он был живой, он имел характер и своё собственное мнение на всё окружающее. Я пытался сделать потом нечто подобное в такой же технике, но результат был обычен. Не интересен…
Началась вся эта история летом, точнее поздней весной, в самом начале Белых ночей. Мне семнадцать лет, я романтически настроенный юноша, который посещает курсы рисования и живописи, и готовится поступать в Мухинское училище. Только что мне, под залог чего-то особо ценного, дали почитать недавно вышедшую книгу «Мастер и Маргарита», о которой я уже много слышал. Не в силах терпеть до дома я уселся на скамейку около Екатерининского садика, благо стояла хорошая тёплая погода, и открыл вожделенную книжицу. Часа через три я закончил читать, посидел несколько минут в полной прострации, выкурил сигаретку и открыл опять начало романа, начав читать уже более вдумчиво и наслаждаясь деталями. Но через несколько минут меня окликнули и я, подняв глаза от книги, обнаружил перед собой очень интересную девушку. Нет, букета жёлтых цветов в руках у неё не было, но она показалась мне смутно знакомой…
- Андрей, ты меня не помнишь? Нас знакомил два месяца назад мой муж, когда ты был у нас в гостях. Ты ведь даже нас рисовал!
Услышав её голос, довольно характерный, низковатый, я вспомнил и ситуацию нашего знакомства. Я действительно где-то случайно познакомился с её мужем, был у них в гостях, мы прелестно провели вечер и я даже сделал пару карандашных набросков хозяев. Женаты они были всего пару месяцев, было им по восемнадцать лет и молодой муж, (простите, не могу вспомнить его имени), собирался уходить в армию. Кстати, на момент нашей встречи он как раз туда и отправился. А молодая, уже одинокая девушка, гуляя по весеннему Ленинграду, встретила вашего покорного слугу с романом Булгакова в руках. Судьба… Конечно же книга у меня была тут же выпрошена на ночь почитать, на следующий день мы опять встретились, поехали к ней домой… и расстались только утром.
Её звали Лиля. Точнее её имя было Лилиэнна, она была из какой-то Прибалтики, но не любила когда её называли полным именем. Училась в Университете на психолога и была невероятно эффектна. Высокая, почти с меня ростом, без единого изъяна в фигуре, тёмные волосы, всегда распущенные по плечам. И довольно странный тип красоты, когда каждая часть лица может иметь небольшой недостаток, но всё вместе создаёт неповторимое впечатление. Большие, даже скорее длинные, узкие глаза, ярко зелёного цвета, приподнимались к вискам, и создавали чуть ироничное выражение. Нос мог бы быть и поменьше, но к этим глазам был нужен именно такой. Высокие скулы уравновешивались прелестными чувственными губами. Всё это великолепие было нанизано на длиннющую шею, а над глазами, по моде того времени, конечно же была чёлочка, которой она периодически встряхивала. Написал, и она просто встала перед глазами, вот ведь как… С ней невозможно было пройтись по улице – все смотрели на нас, а мужчинки просто голову сворачивали. Если я отходил на десяток метров, то вокруг неё тут же кто-то жужжал, и мне это было даже приятно, потому что когда я появлялся, она тут же переключала внимание на меня. Мы очень любили проводить вечера в баре на крыше гостиницы «Советская», который в народе носил название «Шайба» - там была хорошая весёлая студенческая компания, потом ехали к ней, и говорили, говорили, говорили…
Через месяц после нашего знакомства, реального знакомства, я начал писать её портрет. По памяти её писать было невозможно, поэтому я сделал очень точный рисунок этой вечно меняющейся девушки, а дорабатывал его уже дома, в редкие свободные часы. Писал я акварелью, которой тогда всерьёз занимался, а это очень тонкая техника. Я покрывал свою девушку слоями лессировки, я менял цвет и освещение, менял ракурс и выражение лица. Я переписывал её не менее десяти раз, накладывая следующий слой, поверх предыдущего, но каждый раз мне казалось, что от меня ускользает её истинная натура. Похожа она была в каждом варианте, похожесть для любого художника вообще не проблема, достаточно несколько характерных деталей, но я должен был сделать нечто абсолютное и живое. Возможно я хотел, чтобы она и тут была со мной, жила в моей комнате… Через месяц, когда приходя утром домой я начал здороваться с портретом, появилось осознание факта, что он готов. Скрепя сердце я оформил работу, нашёл подходящую раму и подарил своё творение Лиле. Портрет понравился, мы отметили это событие и я повесил картинку на видное место…
На следующий день, придя к своей подруге, я не обнаружил портрет на старом месте.
- Лилль, он тебе разонравился? Скажи, я заберу, может быть доработаю…
- Нет, что ты, я его перевесила… потому что он смотрит на меня постоянно. И комментирует все мои действия. Иногда смеётся, иногда злится…
Я стал ходить по комнате и внимательно смотреть на портрет. Пока я смотрел на него не отрываясь, он не менялся, но стоило отвести взгляд и посмотреть снова – выражение лица действительно менялось. На нём постоянно происходила какая-то трансформация, он что-то хотел сказать, иногда вдруг улыбался, иногда хмурился… Я понимал, что это от множества наложенных изображений, но эффект был впечатляющий. С одной стороны я был доволен таким необычным положением вещей, но и попахивало какой-то мистикой. Не забывайте, что мне только что исполнилось восемнадцать и я был романтическим юношей, недавно в первый раз прочитавшим «Мастера и Маргариту». Как бы то ни было, но моя работа была жива, а значит не так уж я и плох как художник!
Мы прожили ещё несколько месяцев с Лилей в компании этого портрета. Постепенно привыкли к его изменчивости и он вернулся на законное почётное место. Мы относились к нему как к данности, он был неотъемлемой частью нашей тогдашней жизни – с ним можно было поговорить, и он выслушивал тебя, то благосклонно, то негодуя, то смеясь хорошей шутке. Он был с нами всегда…
Осенью я ушёл в армию, так как не поступил в Муху. Точнее я в неё в тот год и не поступал, но это уже совсем другая история. Два года пролетели быстро, но вернувшись в Ленинград я даже и не подумал искать свою бывшую любимую. В молодости всё кажется таким лёгким и понятным, всё получается само собой и по-другому и быть не может! Ни о каких портретах я, конечно же, не помнил – в армии я их столько написал, что из них можно было составлять новую «Галерею 1812 года». Но с годами я всё чаще вспоминаю тот портрет девушки Лили, который жил своей особой жизнью. Пытался сделать нечто подобное, но, видимо, для достижения должного результата я должен опять стать восемнадцатилетним. Или нужна новая Лиля. Лилиэнна…
История вторая. НАСТОЯЩИЙ, БРАЗИЛЬСКИЙ!
Интересно, вот почему мы запоминаем одни события жизни и они периодически всплывают в нашем сознании, хотя в них, казалось бы, нет ничего выдающегося, а другие, даже будучи судьбоносными, не оставляют в памяти никакого следа? Может быть мы просто не знаем всей значимости этих малых происшествий, а наш мозг знает намного больше, чем мы думаем? Может это некая шпаргалка для нас, некий ориентир – мол, вот тут ты свернул не в ту сторону, а ведь мог бы! Или наоборот – помни, тут ты был прав…
Ещё одна наша странная особенность – воспроизводить во сне наши последние мысли… Вот вчера вечером зачем-то перечитал свой рассказ о портрете и, естественно, утром встал с яркими картинками одного очень интересного вечера, точнее даже ночи, из моей бурной юности. Сейчас таких воспоминаний уже не делают, не тот ритм жизни…
…Белая ночь. Посидев в своей любимой «Шайбе» на крыше гостиницы «Советская», и прогулявшись по набережной, мы идём по одной из линий Васильевского. На улице ни души, приятно согревая, встаёт солнце. Лилиэнна что-то щебечет, не помню уже что… да теперь и не важно. Вдруг, нас обгоняет по раллийному разукрашенный «Москвич» с бортовыми номерами в белых кругах и, сделав крутой вираж, резко тормозит. Из окна высовывается взлохмаченный мужик лет сорока.
- Ребята, вам далеко? Давайте подвезу! Денег не надо…
- Спасибо, мы уже почти дома.
Мужик на секунду задумывается.
- А поехали ко мне кофе пить? У меня есть настоящий бразильский, без обмана!
Мы с Лилей переглядываемся, но я уже знаю её ответ. Киваю, и мужчина выскакивает из машины и распахивает перед моей подругой дверцу заднего сидения. Рассаживаемся, и мужик, повернувшись к нам всем телом, представляется:
- Витя.
Затем, секунду подумав, добавляет:
- Заслуженный мастер спорта по авторалли…
Нам-то всё равно, но есть одна причина, по которой он это говорит, явно успокаивая нас - Витя, оказывается, в стельку пьян! Сразу мы этого не заметили, а теперь, когда он с места берёт в карьер, и стрелка спидометра прыгает за сотню, выпрыгивать поздновато - охота была ноги ломать… Наш новый знакомый ведёт машину не глядя на дорогу и, повернувшись к нам, рассказывает историю о том, как они сегодня сгоняли в Москву и обратно, проверяя новый движок на своей спортивной колымажке, а потом обмывали – ведь без этого не будет дороги. Это событие, собственно, мы и едем отмечать, как оказывается. На светофоры Витя не обращает никакого внимания, благо Город абсолютно пуст. Мы мысленно крестимся, ожидая на перекрёстках встречные машины, и читаем откуда-то вспомнившиеся молитвы. Но вскоре мы подлетаем к его дому, выгружаемся, и идём пить обещанный кофе… Настоящий бразильский, между прочим! Квартирка оказывается вполне обихоженной, тут явно живут люди. Наш автогонщик уезжает на кухню варить кофе, и, через несколько минут, появляется оттуда с подносом, на котором кроме большой джезвы с благоухающим напитком, стоит ещё и бутылочка неплохого коньяка. Около часа мы очень мило проводим время за беседами с хозяином дома и наслаждаемся всеми благами этого гостеприимного дома, но потом Витя просто отключается, свернувшись клубочком на диване…
Мы собрались уйти не дожидаясь пробуждения хозяина, но тут поняли, что это очень сложно – с балкона просматривались типовые домики, которые могут быть в любом новом районе Города. Куда идти, даже просто в каком направлении мы не знали. Да и транспорт ещё не ходит! Не долго думая, мы отправились в спальню – смешно, но в восемнадцать лет это вполне нормально…
… Часа через четыре нас разбудил будильник. Он звонил и звонил, и никто его не собирался затыкать. Пришлось встать и поднести этот, всё ещё надрывающийся механизм, к уху нашего мирно посапывающего хозяина. Тот нехотя приоткрыл один глаз и тут же вскочил на ноги с криком:
- А ты ещё кто такой?!!!
На крик из спальни выскочила моя подруга и Витя начал дико оглядываться по сторонам, явно подозревая, что нас тут целая банда. Наши увещевания не приносили никакой пользы – наш, ранее радушный хозяин, требовал вернуть ключи от квартиры и сдать всё награбленное подобру-поздорову. А мужик-то был здоровый – спортсмен, к тому же заслуженный… Минут десять-пятнадцать мы уговаривали его не сдавать нас в милицию, потом, уже немного успокоившегося, но всё ещё смотрящего исподлобья, поили кофе, (не забыв, конечно, и себя – вы же помните, «настоящий бразильский»!)… Только рассказы о его двух сыновьях, занимающихся экзотическим для того времени горнолыжным спортом и спасли нам жизнь и свободу! Почти поверив в наши рассказки и бурча что-то под нос, Витя подвёз нас на Васильевский. Уже выгрузившись из машины на 12-ой линии, где собственно и жила Лилиэнна, я наклонился к сидевшему с задумчивым ликом Виктору:
- Витя, ты что серьёзно не помнишь вчерашний вечер? Вообще ничего?
- Абсолютно…
Спортивная машина мягко, и соблюдая все правила, отъехала, а мы поднялись в квартиру. Сели друг напротив друга… и тут нас разобрал просто дикий хохот! Мы перебирали все детали вчерашнего вечера и все они вызывали очередной приступ смеха. А когда вспоминали утренние события, то сваливались на пол и уже хватались за живот, который у обоих уже начинал побаливать от переизбытка эмоций. Это продолжалось довольно долго, ведь как только мы успокаивались кто-то из нас вспоминал очередную деталь нашего приключения и мы опять уползали под стол. Да, смешно… весело… и поучительно!
Стоп! Я вспомнил, почему эта история пришла ко мне во сне именно после прочтения своего рассказа – я ведь и начал писать тот свой первый портрет этим незабвенным вечером… А вот как это связано не знаю, да и связано ли? Кто знает, кто знает…
История третья. ГЛИНТВЕЙН С ЧЁРТИКОМ.
Не знаю, не знаю… Как-то не могу я иногда остановиться, точнее остановить поток своих воспоминаний. Вот написал два рассказа о себе восемнадцатилетнем, о том сумасшедшем лете, о Лилиэнне и думал, что это всё, конец темы. Но память, вот ведь странное наше свойство, живущее своей собственной жизнью, подбрасывает всё новые и новые отрывки из того счастливого времени. И я решил написать ещё один, последний рассказ о том времени. Есть ведь такое правило – если что-то не даёт тебе покоя и вертится в голове, как заезженная пластинка, то надо это записать, тогда оно перейдёт к вам и это будет уже ваша проблема. Вот и решил я сделать этакий триптих. К тому же три – число вполне законченное, даже в чём-то сакральное…
…Раньше я писал только о нас с Лилей, и в тех рассказах окружающие были не важны. Но, как вы понимаете, вокруг нас постоянно бурлила жизнь, мы общались со многими людьми, одна компания сменялась другой и сейчас передо мной мелькает эта галерея лиц. Лилиэнна была девушкой весёлой и общительной, вокруг неё постоянно кто-то крутился, не говоря уж о том, что и настоящих друзей хватало. Вспоминается один случай, который характеризует ту лёгкость, с которой она относилась к жизни.
Как-то раз, придя к ней на Двенадцатую, и открыв дверь в квартиру, я увидел совершенно незнакомую мне парочку. Поздоровался, думая, что это какие-то ещё не знакомые мне друзья, а они вдруг наперебой начали передо мной оправдываться, что-то объяснять… Ничего не понимая вначале, я выслушал их рассказ, довольно оригинальный и раскрывший мне глаза на мою девушку. Ребятам было по семнадцать лет, они сбежали от родителей, которые запрещали им жениться. Жили они может в Калуге, а может в Рязани, и приехали в наш Город только сегодня утром. Всё утро бродили по Неве, забрели на Васильевский, и уселись отдохнуть на скамеечке как раз перед Лилиным домом. Выходя, она обратила на них внимание – уж больно вид у этой парочки был потерянный, разговорились, и Лилечка, ничтоже сумняшеся, отдала им ключи от квартиры, а сама отправилась в Университет. Особых ценностей у нас не было, конечно, но сам факт такого доверия к людям говорит о многом. Да, между прочим, ребята прожили у нас почти неделю, благо, что комнат в квартире было две…
Приятелей у нас было много, мы обычно встречались с ними в «Шайбе», довольно популярном баре на крыше Советской. Стены там панорамные, стеклянные, и из-за этого ты как бы паришь над Городом, ведь за стенами открывался прелестный вид на Фонтанку, особенно вечером. Вдаль уходила череда крыш, мы висели над ними и вели очень умные разговоры. Компания была разношёрстная, в основном студенты, темы поднимались любые - от последнего фильма до судьбы человечества. Помню, как-то раз, я отвлёкся с кем-то на получасовой тет-а-тет и вернувшись в беседу, никак не мог понять, почему вдруг все обсуждают абсолютно другую тему. Попросил ребят на минуту остановиться, восстановить цепочку рассуждений и объяснить мне, почему с Куликовской битвы мы перешли к обсуждению последнего диска Джона Леннона. Ход рассуждений мы восстановили, там было более пятнадцати поворотов сюжета, и всё это за какие-то полчаса. Божешь ми, святое было время – мы болтали обо всём на свете и были интересны друг другу!...
Да, друзей и приятелей было много, но два человека в моих воспоминаниях стоят особняком. Во первых это лучшая подруга Лили, которая появилась у нас уже на следующий день нашего знакомства. Звали её Ира, точнее Ираида, и была она совершеннейшей ангорской кошечкой. Мне выпала удача сразу расположить её к себе, и виной этому была моя наблюдательность. Высокая, хорошо сложённая, очень яркая блондинка, она всегда старалась убить всё мужское население с первого же удара, не ожидая сопротивления. Вот и в тот раз она вплыла в комнату, расположилась напротив меня, закинула ножку чуть выше, чем следовало, мило улыбнулась, стрельнув глазками, ожидая моего моментального падения ниц. Но ниц мне не хотелось, к тому же я не особенно-то люблю блондинок, поэтому я поступил не традиционно, посмотрев не в пышное декольте, а в глаза девушки.
- Ира, а что у тебя с глазами? Сними очки, пожалуйста. Если можно…
- А что с ними не так?
И она кокетливо сняла очки в тонкой оправе.
- Ух тыыы…
У девушки были разные глаза. Нет, не левый и правый, это у всех – у неё они были разного цвета. Один голубой, а другой - светло-светло карий, почти жёлтый. Это было довольно интересно, необычно, но довольно мило. Во всяком случае, игриво…
- Ты первый, кто вот так сразу обратил на это внимание! Обычно приходится рассказывать и объяснять… Надоело! Вот и ношу очки с простыми стёклами, что бы не вызывать лишних вопросов.
- Что ты, класс, это очень оригинально! Не надо никаких очков, пусть мучаются. Ты так похожа на ангорскую кошку…
Она рассмеялась, и лёд в отношениях был сломан. После этого мы очень мило сосуществовали рядом с Лилей, не причиняя друг другу неудобств.
Чего не скажешь о другом её друге, Валере… Красавец мужчина, лет на пять старше нас, великолепно сложён, так как был профессиональным спортсменом, фехтовальщиком-саблистом, членом молодёжной сборной СССР, увешанным званиями, призами и медальками. Он был давно и безнадёжно влюблён в мою подругу, даже предлагал ей руку, сердце и ключи от машины, но она предпочла не портить многолетнюю дружбу, и вышла замуж за другого. Валера остался при ней, надеясь, что Лиля образумится, но и других девушек не пропускал, конечно, тем паче, что они вешались на него гроздьями. Дождался ухода мужа в армию, уже потирал ручонки в предвкушении сбычи радужных мечт, а тут, нежданно-негаданно, из ниоткуда возник ваш покорный слуга. Как вы понимаете, отношения у нас были натянутые, но при Лилиэнне мы соблюдали нейтралитет, даже пошучивали, вот только шуточки иногда были на грани сарказма…
Где-то в середине августа у Валеры был день рождения и мы, естественно, были среди приглашённых. Квартира влюблённого спортсмена была небольшим филиалом будущего музея фехтования – она вся была уставлена кубками, по стенам были развешаны фехтовальные маски и сабли, вперемешку с медалями разных достоинств. Мы побродили по залам музея, поцокали языками от восхищения достижениями хозяина, и отправились на кухню, так как привезли всё для приготовления глинтвейна. Практически все гости были нам знакомы, ну, за исключением пары очередных Валериных поклонниц – они всегда были новыми. Но про свою компанию мы знали, что глинтвейн найдёт должный отклик в сердцах страждущих! Вылив несколько бутылок красного сухого вина в огромную кастрюлю и поставив её на огонь, мы занялись всевозможными нужными ингредиентами. Какие-то травки, гвоздика, корица, лимоны-апельсины – в общем варево было достойно средней колдуньи. Естественно мы постоянно отходили в зал, где стоял накрытый для фуршета стол – Валера всё хотел сделать как в лучших домах Европы, а там не принято сидеть и поедать салаты. Впрочем, все были только «за» - уж лучше потанцевать! И вот возвращаясь на кухню за уже готовым глинтвейном, мы застали именинника за довольно интересным занятием. Валера выливал в нашу кастрюлю уже вторую бутылку водки. Первая стояла рядом, пустая… Я просто потерял дар речи, а Лилька взвизгнула и начала вырывать у отравителя оставшуюся бутылку. Валера осторожно отодвинул её и глубокомысленно заявил, что глинтвейн он больше любит «с чёртиком», что все тут взрослые люди, и вообще это его праздник! Нам не оставалось ничего другого, как смирится, тем более, что продукт был уже готов и разделить его на составляющие не представлялось возможным. Ладно, с чёртиком, так с чёртиком…
Как вы понимаете, глинтвейн «с чёртиком» подействовал на всех сильнее, чем обычный компот. Да, эта штука была посильнее фаустпатрона! Через час народ уже веселился от души, кое кто уже тихо посапывал на диване в другой комнате, ну а мы с Валерой поругались окончательно. Деталей я уже не помню, да и нужны ли они, если очень хочется поцапаться? В общем я вызвал именинника на дуэль. Естественно на саблях – вон их сколько по стенам развешано! Захватив две из них, мы отправились на улицу. Да, кстати, жил Валера на проспекте Блюхера, а может Тухачевского – точно не помню, но помню, что кого-то репрессированного. Проспект был широкий и пустой, ведь в конце августа в то время машин практически не было, а уж в такой глуши и подавно. Пара-тройка ещё державшихся приятелей отправились с нами в качестве секундантов, ну и пара Валериных поклонниц в виде зрителей. Бились мы не долго, ведь мне противостоял мастер спорта международного класса, но разок и я его достал! Правда, получив при этом несколько очень чувствительных и болезненных ударов. В Валере проснулся спортсмен и он уже начал абсолютно серьёзно атаковать, я защищался, пытаясь выглядеть прилично и достойно, но тут резко, с хлопком, открылась дверь парадной, я обернулся и успел увидеть летящую к нам Лилиэнну с каким-то зонтиком наперевес. В тот же миг скулу мне что-то обожгло и раздался профессиональный рык Валеры… Лиля ойкнула и упала, к ней все кинулись, подняли – она была без чувств. Тут я понял, что с меня капает кровь и повернулся к Валериным подружкам желая попросить у них платок, но они устроили детский крик на лужайке и убежали в дом. К счастью тут в себя пришла Лиля, её-то платком я и воспользовался…
Поднявшись в квартиру, мы довольно быстро собрались и уехали. Я только один раз посмотрел в зеркало на свою рану и, должен вам сказать, что она мне не понравилась. Под правым глазом красовался довольно глубокий почти горизонтальный порез, да и крови из него текло многовато. По пути мы заехали в какой-то травмпункт, где мне его обработали. Но поразмыслив я подумал, что шрамы украшают мужчин, грустить не о чем, и всё бы ничего, но вот нагоняй, который я получил дома от Лили… О, это было намного хуже любого удара саблей! Но и намного сладостней. Как вспомню тот вечер тумаков, перемежающихся поцелуями и взрывами хохота, так на душе становится теплее. Но глинтвейн «с чёртиком» я с тех пор ненавижу…
Шрам на лице остался на всю жизнь, теперь он почти не виден – годы скрывают и не такое. Но когда ты знаешь о своих шрамах, на лице ли они, в сердце ли, они всё равно периодически напоминают о себе. В воспоминаниях, в поступках, в отношении к людям, да и просто в чувствах. Все называют это жизненным опытом…
Интересно, зачем я всё это пишу, кому это интересно? Частные случаи одной жизни, ничем не примечательные для других. Может быть, я действительно хочу избавиться от воспоминаний, переложив их на читателя? Бессмысленное занятие – они всё равно всегда будут со мной. Не знаю, не знаю…
Рейтинг: +1
521 просмотр
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!