В зоне поэзии, где слова не птицы.
26 апреля 2015 -
Денис Качуровский
Пускай от критиков башки мне не снести,
Душа сумела! – в Слово воплотиться.
А. Бекишев.
Слоняясь по Омску, в поисках счастья и лучшей доли решил заглянуть в один из книжных магазинов, чтобы приобрести что-то новое или просто ознакомиться с ассортиментом свежих изданий. Долго рассматривая полку со сборниками на ножке, вращающейся подобно карусели, где мелькают несколько разных образцов современной макулатуры перед глазами, и голова идёт кругом от изобилия разнообразных изданий; наконец-то, выбираю самую интересную книгу в неказистой обложке по доступной цене. Знакомый мне не понаслышке Александр Бекишев, проявивший величину своего таланта в разных омских периодических изданиях и альманахах. Выставил на всеобщее обсуждение брошюру с названием «Мир, где слова оживают как птицы».
Яркая книжка стихотворений (если её так можно назвать) привлекла мой читательский интерес не только пестротой оформления и даже не столько дешевизной, сколько названием и наполнением. Я открыл для себя новый мир, «где слова оживают как птицы», и на третьей странице встретил знакомое лицо Александра Бекишева, ехидно улыбающегося всем первооткрывателям его «мира слов», посвящённого родным матери, отцу и друзьям. Создаётся ощущение, что открыл альбом личных фотографий для семейного просмотра. Ну, не беда! Посвятить можно хоть что и кому угодно; главное, чтобы читателю было интересно.
Меня заинтересовали стихотворения, с первых строк почувствовал ритм и бойкую мысль автора, который находит спасение в искусстве, ночью и днём согреваясь «огнём сигареты», страдая от «ветреных мыслей», «ждёт вдохновения как получки» и чудным образом попадает по ленточке судьбы в «Кощеево царство». Да, народная мудрость в фольклоре точно передаёт смысл: «Слово не воробей – вылетит, не поймаешь». Непонятно, как сигарета огнём может согреть, и вообще, откуда взялись «боги цветов и предчувствий»?
Явно автор не утруждает себя работой над словом и смыслом, а всего лишь ждёт вдохновение, которое, как птичка, «на тоненьких ножках явится» и что-то напоёт на ушко. Автору остаётся только записывать да слова не потерять.
Взращивает автор свои стихотворения, раскинув листки рукописей картинно, а на деле получаются не цветы, а сорняки и плевелы, прущие сквозь «пошлость житейской рутины». Взялся бы и с трудом прополол свои посевы строгим отбором. Провёл бы селекцию слов, глядишь, и научился бы внятно мысли оформлять. Совсем не удивительно, когда «больной душе» автора строк «улыбается, сияя, тёплая луна», конечно, в фантасмагории чувств, если на ночь глядя курить, и не такое привидится. Многие тексты пиит выдаёт за современный юмор или сатиру, но от того не становится смешней. (Пунктуация Бекишева сохранена).
Как жаль, что им цветов не принесут.
Простые свиньи, всё-таки… Но вот,
На взлётную прорвались полосу,
Угробили военный самолёт!
…«Мы не бифштекс!» – и испустили дух,
С улыбочкой в историю скользя.
Почему после угробления самолёта они «скользили с улыбочкой в историю» в качестве бифштекса? Рифмоплёт говорит с читателем или с самим собой на каком-то птичьем языке о чём-то своём.
Привиделось? К чему теперь гадать,
В видениях искать крупицы смысла?
Описывает автор время встречи его родителей и своё появление на свет, пересказывая на несколько строф «безвкусье цвета и бесцветье вкуса». Да, кому вообще нужны такие стихотворения? – вопрос риторический. От такой «поэзии» пробирает дрожь до мурашек по коже. Где и откуда у барабанов взялись копыта? Попытка высмеять исторические личности неуместна, так как я не верю в то, что «лысый вождь мог хихикнуть со стены» – на трезвую голову такое не придумаешь.
Со стены, прищурясь,
Смотрит подзабытый,
А когда-то грозный и жестокий вождь.
Барабаны в души
Гулко бьют копытом,
От такой музЫки пробирает дрожь.
Самое интересное ещё впереди, и я с любопытством начинаю читать книгу, проникаясь изобилием образов и глубокомыслием строчкогона Саньки Бекишева. Напрасно он пишет убойные строки: «кассандрит старушка История» – что она делает? Потом вообще над «российскою территорией встал Его Величество Хам». Нарушение ритма в стихе указывает на невнимательную работу рифмача над текстом. Ударение везде идёт на второй слог, а в последней строке четверостишия падает на первый.
В рекламные паузы лезет попса,
Тайфуны, вулканы – дрожит население,
Губы с испугу себе искусав.
Следующий образ уморил смехом. Не знаю, за что Бекишев так не любит Ленина, но писать подобное может только человек без совести и самосознания. Стихоплёт демонстрирует своё невежество в истории, хамство и неуважение.
Это тихонечко дедушка Ленин
Сдвигает на полюсе полюса.
Дальше Санёк Бекишев вообще уходит в отрыв. В голове стерильная чистота и бессмысленная пустота, представленная в стихотворном «шедевре» НА ПОЛЮСЕ НЕДОСТУПНОСТИ. (Правописание Бекишева сохранено).
Когда Вещий Ворон начнёт выкаркивать
«Гитлер!
Аттила!
Наполеон!
…Когда обыватель раскиснет от быта…
Тогда и воскреснут гремя копытом
Новые
Чингиз-хан и Ленин!
Зачем Ленину копыта? Да ещё гремя одним копытом воскреснет Ленин после того, как непонятно откуда взявшийся Вещий Ворон начнёт выкаркивать (выкакивать) имена исторических личностей на Северном полюсе! Короче, дьяволы восставшие, из преисподнии.
Часто присутствуют образы сказочных персонажей, как будто с собственными именами: бедняжка Водяной, Хам, старушка История, седая Галактика, Первая Леди, Чёрный Король, Вороной Конь, Вещий Ворон, Немощь Бледная, Луна, Мороз-пройдоха, Муза – всё это перепевы старины.
Видно, не всегда Бекишева навещает птичка Вдохновение, и он иногда вынужден пользоваться шаблонами и косноязычными фразами. Тогда Сашка начинает врать и творить, не выбирая выражений и не стесняясь людей: две лимитчицы, как лабазники, псевдоинтеллигентная б…дь, пароксизма, идеоматические обороты речи – автор использует свои «понятия о жизни», не поясняя смысл слов. В текстах часто встречаются непонятные слова и бытовые (не литературные) речевые обороты, обесценивающие талант сочинителя до вульгаризмов и пошлости. Часто нефункциональная лексика смешивается с ненормативными оборотами, уродуя стихи горе-сочинителя.
ПОДМОСКОВНЫЙ ВЕЧЕРОК
Лучше шлюхою дешёвой, да в Москве,
Чем законною женой в родном Засранске.
…Одною ногою к асфальту прирос, как окурок.
Другою ногой затерялся в берёзовых рощах.
Несмотря на такие проколы в текстах, автор настойчиво учит жить и читает мораль всем подряд, не стесняясь в выражениях. Свои неумело сляпанные «перлы» он перепачкал «дешёвыми страстишками» и выдал за настоящее искусство поэтической речи. Автор как будто пытается проповедовать на «иноязыках» какое-то убого сочинённое «Слово», не обращая внимания на слипание слов и звуков. Такие «преимущества» видны невооружённым глазом: как камушков горсть, как и я, как осенняя, так отважно, как она, уж, в их суете, как окурок, как и твой – всё это сочинительство не жалко кинуть в топку плавильной печи, там ему и место. Часто автор в текстах грешит своим поверхностным представлением о христианстве и пишет о том, чего сам не ведает. (Правописание Бекишева сохранено).
Во славу Божию сейчас готов на крест.
Но мне Иаков подсказал сегодня:
«Возлюбишь их с камнями, а не без,
Тогда узреешь (узришь) Царствие Господне».
В своём псевдотворчестве Санёк не замечает уродств неудавшихся подделок ремесленника. Мне трудно понять такие шедевры скудоумия: озверевшие звери, крючком помереть, бремя брюк, на полюсе полюса, пошлость рутины, барабаны бьют копытом, хохот сорочий, храпит коматозно, смыслы замысла, нора за распадком, мощью суровой, норки седой Галактики, дешёвки страстишек, лапы белых вьюг – встречаются и другие «вереницы метафор» до примитивизма в «перепевах вчерашних строк». Опять он падает и, умоляя униженно, просит о своей судьбе призрачный образ любимой.
…И не встать с колен,
когда вставать на службу полседьмого
…Ведь пуговка на ниточке висит,
Во сне постанывая тихо,
тихо, тихо,
тихо…
Как пробиться через весь этот мрак и не «помереть крючком»? Фантазёр бестолково прожигает время и нервы, настойчиво приближая бдительного читателя к «отметочке стресс». Рекламируя свои чувства и выворачивая наизнанку смысл фраз, автор кривляется, как паяц на арене цирка. Хочется смеяться до слёз, но от такого смеха как-то не по себе. Хочется забить автора камнями, а не аплодисментами.
Смехачество наркотику сродни, –
Иначе ломка скрутит их моментом.
Терзает жажда шума и возни,
Толпа нужна, цветы, аплодисменты.
Удивительно, каким-то чудом у нашего графомана получаются даже интересные стишки. Наверное, в моменты посещения музой на тоненьких ножках, «лобзаясь с рюмкой» под закусь, появляются на свет произведения. Так получаются «каким-то макаром, неказистые, но стихи» – после внезапного нашествия мыслей с «жадным желанием воплотиться» в слова виршей. Всё творчество рифмача пропитано шальным духом и ветреностью. (Пунктуация Бекишева сохранена).
Память… Шальным салютом.
Бьёт по времени наугад.
…Вот, казалось – до неё лишь малость,
Руку протянуть ещё немножко…
Испугалась. Хохоча умчалась.
Нос остался… И шальная кошка.
СЛУЧАЙНЫЕ
…Ах, эти шальные венчания
В объятьях жарких стужа зимняя
Часто используются грубости в сочинениях: морды многоэтажек, бьёт по роже, попроще сделав морду. Соглашусь с утверждением: поэзия должна быть проста и наивна, но не до примитивизма и глупости. Несмотря ни на что, слова «начнут спрягаться и слагаться, и воплотится Слово в стих». Надо отдать должное автору строк, иногда пробивается лучик здравого смысла и «сквозь нелётную атмосферу» дремучих текстов. Он пророчески предчувствует жёсткую критику своего творчества, но не пытается как-то поправить своё убогое сочинение в рифму. Счастье для Алексашки в том, чтобы встретиться взглядом с любимой.
И хоть режьте меня на части,
Мне не надо другой награды.
…Есть пленительный миг у счастья –
Повстречаться с тобою взглядом.
Иногда даже получаются интересные строчки о любви и верности, но опять с тавтологическими оборотами и нелепыми сравнениями: «озверевшие звери», «люблю свою любовь к любимой».
…Но теперь-то я знаю: над миром
Где-то там целый мир из Солнца!
СЛУЧАЙНЫЕ
И чем случайные случайнее,
Потом любимая любимее.
…И я люблю свою любовь к любимой,
А не любимую в живой и грешной плоти.
Любовная лирика банальна и примитивна до ужаса. В стихотворении поэт показывает свою усталость от «любви, как мертвеца от агонии». Мертвец не может устать от агонии, потому что труп не чувствует и не живёт.
Всё равно убегу, не держи меня, милая.
Я устал от любви, как мертвец от агонии
Странно, почему Сашка не испытывает муки «свербящей совести» от своих на скорую руку сляпанных строках. Вообще тема любви к женщине для него одна из главных сюжетных линий в стихотворениях, но чаще всего он иронизирует над своими чувствами в образе осенней непогоды или зимних этюдов.
…Любимая, открой же дверь!
(Ну, сколько мне скулить у входа?)
Так сладко дышится, поверь,
Когда минует непогода.
Вообще весь сборник текстов, зарифмованных как попало, перенасыщен разными сравнениями и воспоминаниями из прошлого опыта нашего фантазёра. Наиболее замечателен и закончен стих с названием РОМАНС, напоминающий мне вечные строки поэта Булата Окуджавы. Может быть, просто показалось. Александр настойчиво возвеличивает образ женщины, в своей любовной агонии мечась от крайности в крайность на грани жизни, слёз и смеха. Думается мне, неспроста он впадает в маразм. (Пунктуация Бекишева сохранена).
Боже опять я впадаю в язычество.
В светлую память греха своего –
Обычную женщину сделал Величеством,
Силой любви превратил в божество.
Если когда-нибудь смерть мне назначена,
Господи дай от любви умереть!
Романтика в исполнении борзописца тоже не высокого пошиба, а затрагивает всего лишь естественные потребности человека. Женщина в творчестве Шурика Бекишева то предстаёт в образе роковой героини, то алкоголички, опустившейся в омут «житейской рутины», иногда даже молодая, стремительная и дерзкая амазонка, в «мини-юбке вышедшая на охоту» – ещё одна констатация факта: описана банальная правда жизни в рифмованных фразах.
…На прогулку? Нет, не на прогулку –
Девушки выходят на охоту
…Женщины мужчинам роют ямы,
Чтоб родить нам новых человечков.
…Ножки соблазнительных комплекций,
Растоптали. Так соседа-гинеколога
Довели до полной импотенции.
Романтика в стихотворчестве автора хрупкая и едва уловимая. Подобно снегу или опавшей листве. Очаровывает медитативностью ритма и простотой восприятия. В строчках появляются мотивы ожившей природы, будоража воображение. (Пунктуация Бекишева сохранена).
* * *
Ты забудешь мой голос, но,
Свет от лампы качнётся вдруг, –
Я ломиться в твоё окно
Буду лапами белых вьюг…
…Как залижет мороз на стекле
Моего дыхания
след…
* * *
…Моей Осени много лет.
То печалится, то ликует.
В ней совсем постоянства нет.
Вот за что и люблю. Такую.
В каждой незнакомке автор видит образ молодой, наивной девушки, которую он вожделеет, но она для него недостижимая мечта. Осенние мотивы переполняют строчки слезливостью и скукой пригрезившейся встречи с нежностью и запоздалой любовью. Любовь у фантазёра жгучая, страстная и выстраданная. Отношения мужчин и женщин он воспринимает наподобие охоты. Вот так он строчит свои стишки «одной правой», холодной рукой исторгая из себя «Слово». (Пунктуация Бекишева сохранена).
НЕЗНАКОМКА
Он только хищник. Остальное – поза.
Стих пищи требует капризно и упрямо.
Чтоб Вашу страсть и смех, и ваши слёзы
Рукой холодной переплавить в ямбы.
Александр Бекишев часто лезет за словом в карман и пытается оправдаться в глазах читателей или мнимой любимой женщины за своё бессилие писать красивые стихи (наверное, сыграла роль девушка на тоненьких колченогих шпильках и довела до творческой импотенции – прим. автора). Такое бывает, когда словоблудие напоминает о себе, и тут никакой Музе не под силу поднять интерес к жизни. Пегас давно ускакал на вершину Парнаса, скинув незадачливого седока со своей спины, и лишь бодро помахал крыльями. Автор пишет, что устал от любви и поэтому лобзает стаканы, закусывая водку огурчиком или грибочком. Желанных женщин и близко нет. Одни воспоминания и сырость встреч.
А плевать! Пусть ветер продувной
Налетит разбойною оравой,
Бьёт по роже мокрою листвой,
Рыжей, как любовная отрава.
Автора постоянно бьют мандраж и любовная лихорадка в ночное время; наверное, когда заканчиваются сигареты, спиртное, прилетает Вдохновение, как птичка на тоненьких ножках, и чирикает свихнувшемуся сумасброду новые нетленные перлы. Зато он говорит честно о себе самом и думает, что пишет правду жизни, не забывая посмеяться над своим творчеством. После таких откровений легко оказаться в больнице с интересным диагнозом, но сейчас не об этом.
СЛУЧАЙ В БОЛЬНИЦЕ
Полусвет-полумрак, полу-страсть суетливых объятий,
И на тумбочке склянка мерцала, пустая на треть.
Два больных человека, закрывшись в больничной палате,
Торопливо сплетаясь, пытались друг друга согреть.
Для печати сгодится любое кривое слово, и, не стесняясь занятия, наедине сам с собой, Бекишев продолжает словоблудие в пародийном стихотворении.
То ли свет, то ли мрак. Непонятно. Да, впрочем, неважно.
Он влюбился в неё и она очарована им.
Лишь два дня как в больнице. Но вот на простынке чуть влажной,
Два больных дурачка нарушают постельный режим.
Залёт после таких встреч очевиден. Угробленное здоровье и дохлая романтика юношеских грёз о нереальной любви.
И не надо друзья, мне сейчас говорить о морали, –
Я поставил бы памятник этим отважным больным!
…В ту весеннюю ночь две судьбы так беспечно летали,
Что от зависти выл, смяв подушку, «постельный режим».
В пародийном варианте этого стихотворения Александр высмеял своих персонажей, но не осознал глупости. Врач появился в строчках, его тоже начало лихорадить. Он в порыве отчаяния активно участвовал в романтическом экстазе «ЛитОргии» пока там трепыхались в конвульсиях двое больных. (Пунктуация Бекишева сохранена).
…Две судьбы долетались. И доубегались из «плена».
Врач дежурный затрясся от злости, как будто продрог.
Он рычал, он кричал: «Ну, зачем, почему в мою смену!» –
…Две тележки, скрипя, закатили романтику в морг.
Вот так наш уважаемый сочинитель приговорил романтику и пропил своего Пегаса на дружеской попойке. Застольная песенка о дружбе, литературе в лучших мотивах подобных куплетов. (Пунктуация Бекишева сохранена).
А когда, уж, совсем изнемог,
Прошептал, допивая пол-литра:
«Если музыка – это мой Бог,
То поэзия – это молитва!»
К нам за стол приблудился дурак,
Жадно взглядом ласкал твою лиру.
Знал, мерзавец, что завтра с утра
За сто грамм ты отдашь хоть полмира.
Видно, помнит Бекишев друзей и прощает обиды врагам, если складывает свои посвящения в рифмованные строки. В текстах много архаичного, ненатурального. Сидит рифмоплёт в мягком потёртом кресле и строчит свои стишки, вспоминая друзей, которых уже нет на свете. Не любит Санёк «играть спектакли писем», но пишет по старинке пером, использует стилистику XIX столетия. Не стесняясь заимствовать или перепевать шедевры классики.
Вот я снова пришёл на погост,
И шуршат под ногами листья.
Слава Богу, пока я здесь гость,
А вот друг навсегда прописан.
Такие они – «современные» пииты. Зайдясь в «священной лихорадке», камлают о своей судьбе, бесцельно убивая время (печатается с сохранением орфографии оригинала – прим. автора).
И за каждой убитой минутой
Вдруг ожившие люди стоят.
…Друг мой ранен. Он умирает.
И в отчаяньи я понимаю:
До своих уже
не донесу…
Жаль, но Александру Бекишеву даже не стыдно. Он один отвечает за своё убогое творчество перед потомками и читателями. Стихов у него очень много, но все они требуют детальной проработки. Кто же, интересно, «отловил все слова», посадил в клетку книги или просто приручил с кормушки клевать благозвучные буквы? Сдаётся мне, есть здесь «на территории стиха» надзиратель за всем творческим беспределом и литературным однообразием. Конечно, команда редколлегии в составе известных личностей: редактора Михаила Кузинна (не является опечаткой, написано в конце книги – прим. автора), рисовальщика Павла Радзиевского (безрукий художник – прим. автора), верстальщика Ларисы Синдирёвой и т. д. (на корректоре сэкономили, а зря! – прим. автора).
Закончить своё чтение и отзыв хочу строками Сашки Бекишева, в четверостишие вложившего весь смысл литературных изысканий за всю свою скудную, но творческую жизнь.
На территории стиха
Бардак. Какие ж тут игрушки?
…Кукушки хвалят петуха.
И корчится в могиле Пушкин.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0285077 выдан для произведения:
В ЗОНЕ ПОЭЗИИ, ГДЕ СЛОВА НЕ ПТИЦЫ
Пускай от критиков башки мне не снести,
Душа сумела! – в Слово воплотиться.
А. Бекишев.
Слоняясь по Омску, в поисках счастья и лучшей доли решил заглянуть в один из книжных магазинов, чтобы приобрести что-то новое или просто ознакомиться с ассортиментом свежих изданий. Долго рассматривая полку со сборниками на ножке, вращающейся подобно карусели, где мелькают несколько разных образцов современной макулатуры перед глазами, и голова идёт кругом от изобилия разнообразных изданий; наконец-то, выбираю самую интересную книгу в неказистой обложке по доступной цене. Знакомый мне не понаслышке Александр Бекишев, проявивший величину своего таланта в разных омских периодических изданиях и альманахах. Выставил на всеобщее обсуждение брошюру с названием «Мир, где слова оживают как птицы».
Яркая книжка стихотворений (если её так можно назвать) привлекла мой читательский интерес не только пестротой оформления и даже не столько дешевизной, сколько названием и наполнением. Я открыл для себя новый мир, «где слова оживают как птицы», и на третьей странице встретил знакомое лицо Александра Бекишева, ехидно улыбающегося всем первооткрывателям его «мира слов», посвящённого родным матери, отцу и друзьям. Создаётся ощущение, что открыл альбом личных фотографий для семейного просмотра. Ну, не беда! Посвятить можно хоть что и кому угодно; главное, чтобы читателю было интересно.
Меня заинтересовали стихотворения, с первых строк почувствовал ритм и бойкую мысль автора, который находит спасение в искусстве, ночью и днём согреваясь «огнём сигареты», страдая от «ветреных мыслей», «ждёт вдохновения как получки» и чудным образом попадает по ленточке судьбы в «Кощеево царство». Да, народная мудрость в фольклоре точно передаёт смысл: «Слово не воробей – вылетит, не поймаешь». Непонятно, как сигарета огнём может согреть, и вообще, откуда взялись «боги цветов и предчувствий»?
Явно автор не утруждает себя работой над словом и смыслом, а всего лишь ждёт вдохновение, которое, как птичка, «на тоненьких ножках явится» и что-то напоёт на ушко. Автору остаётся только записывать да слова не потерять.
Взращивает автор свои стихотворения, раскинув листки рукописей картинно, а на деле получаются не цветы, а сорняки и плевелы, прущие сквозь «пошлость житейской рутины». Взялся бы и с трудом прополол свои посевы строгим отбором. Провёл бы селекцию слов, глядишь, и научился бы внятно мысли оформлять. Совсем не удивительно, когда «больной душе» автора строк «улыбается, сияя, тёплая луна», конечно, в фантасмагории чувств, если на ночь глядя курить, и не такое привидится. Многие тексты пиит выдаёт за современный юмор или сатиру, но от того не становится смешней. (Пунктуация Бекишева сохранена).
Как жаль, что им цветов не принесут.
Простые свиньи, всё-таки… Но вот,
На взлётную прорвались полосу,
Угробили военный самолёт!
…«Мы не бифштекс!» – и испустили дух,
С улыбочкой в историю скользя.
Почему после угробления самолёта они «скользили с улыбочкой в историю» в качестве бифштекса? Рифмоплёт говорит с читателем или с самим собой на каком-то птичьем языке о чём-то своём.
Привиделось? К чему теперь гадать,
В видениях искать крупицы смысла?
Описывает автор время встречи его родителей и своё появление на свет, пересказывая на несколько строф «безвкусье цвета и бесцветье вкуса». Да, кому вообще нужны такие стихотворения? – вопрос риторический. От такой «поэзии» пробирает дрожь до мурашек по коже. Где и откуда у барабанов взялись копыта? Попытка высмеять исторические личности неуместна, так как я не верю в то, что «лысый вождь мог хихикнуть со стены» – на трезвую голову такое не придумаешь.
Со стены, прищурясь,
Смотрит подзабытый,
А когда-то грозный и жестокий вождь.
Барабаны в души
Гулко бьют копытом,
От такой музЫки пробирает дрожь.
Самое интересное ещё впереди, и я с любопытством начинаю читать книгу, проникаясь изобилием образов и глубокомыслием строчкогона Саньки Бекишева. Напрасно он пишет убойные строки: «кассандрит старушка История» – что она делает? Потом вообще над «российскою территорией встал Его Величество Хам». Нарушение ритма в стихе указывает на невнимательную работу рифмача над текстом. Ударение везде идёт на второй слог, а в последней строке четверостишия падает на первый.
В рекламные паузы лезет попса,
Тайфуны, вулканы – дрожит население,
Губы с испугу себе искусав.
Следующий образ уморил смехом. Не знаю, за что Бекишев так не любит Ленина, но писать подобное может только человек без совести и самосознания. Стихоплёт демонстрирует своё невежество в истории, хамство и неуважение.
Это тихонечко дедушка Ленин
Сдвигает на полюсе полюса.
Дальше Санёк Бекишев вообще уходит в отрыв. В голове стерильная чистота и бессмысленная пустота, представленная в стихотворном «шедевре» НА ПОЛЮСЕ НЕДОСТУПНОСТИ. (Правописание Бекишева сохранено).
Когда Вещий Ворон начнёт выкаркивать
«Гитлер!
Аттила!
Наполеон!
…Когда обыватель раскиснет от быта…
Тогда и воскреснут гремя копытом
Новые
Чингиз-хан и Ленин!
Зачем Ленину копыта? Да ещё гремя одним копытом воскреснет Ленин после того, как непонятно откуда взявшийся Вещий Ворон начнёт выкаркивать (выкакивать) имена исторических личностей на Северном полюсе! Короче, дьяволы восставшие, из преисподнии.
Часто присутствуют образы сказочных персонажей, как будто с собственными именами: бедняжка Водяной, Хам, старушка История, седая Галактика, Первая Леди, Чёрный Король, Вороной Конь, Вещий Ворон, Немощь Бледная, Луна, Мороз-пройдоха, Муза – всё это перепевы старины.
Видно, не всегда Бекишева навещает птичка Вдохновение, и он иногда вынужден пользоваться шаблонами и косноязычными фразами. Тогда Сашка начинает врать и творить, не выбирая выражений и не стесняясь людей: две лимитчицы, как лабазники, псевдоинтеллигентная б…дь, пароксизма, идеоматические обороты речи – автор использует свои «понятия о жизни», не поясняя смысл слов. В текстах часто встречаются непонятные слова и бытовые (не литературные) речевые обороты, обесценивающие талант сочинителя до вульгаризмов и пошлости. Часто нефункциональная лексика смешивается с ненормативными оборотами, уродуя стихи горе-сочинителя.
ПОДМОСКОВНЫЙ ВЕЧЕРОК
Лучше шлюхою дешёвой, да в Москве,
Чем законною женой в родном Засранске.
…Одною ногою к асфальту прирос, как окурок.
Другою ногой затерялся в берёзовых рощах.
Несмотря на такие проколы в текстах, автор настойчиво учит жить и читает мораль всем подряд, не стесняясь в выражениях. Свои неумело сляпанные «перлы» он перепачкал «дешёвыми страстишками» и выдал за настоящее искусство поэтической речи. Автор как будто пытается проповедовать на «иноязыках» какое-то убого сочинённое «Слово», не обращая внимания на слипание слов и звуков. Такие «преимущества» видны невооружённым глазом: как камушков горсть, как и я, как осенняя, так отважно, как она, уж, в их суете, как окурок, как и твой – всё это сочинительство не жалко кинуть в топку плавильной печи, там ему и место. Часто автор в текстах грешит своим поверхностным представлением о христианстве и пишет о том, чего сам не ведает. (Правописание Бекишева сохранено).
Во славу Божию сейчас готов на крест.
Но мне Иаков подсказал сегодня:
«Возлюбишь их с камнями, а не без,
Тогда узреешь (узришь) Царствие Господне».
В своём псевдотворчестве Санёк не замечает уродств неудавшихся подделок ремесленника. Мне трудно понять такие шедевры скудоумия: озверевшие звери, крючком помереть, бремя брюк, на полюсе полюса, пошлость рутины, барабаны бьют копытом, хохот сорочий, храпит коматозно, смыслы замысла, нора за распадком, мощью суровой, норки седой Галактики, дешёвки страстишек, лапы белых вьюг – встречаются и другие «вереницы метафор» до примитивизма в «перепевах вчерашних строк». Опять он падает и, умоляя униженно, просит о своей судьбе призрачный образ любимой.
…И не встать с колен,
когда вставать на службу полседьмого
…Ведь пуговка на ниточке висит,
Во сне постанывая тихо,
тихо, тихо,
тихо…
Как пробиться через весь этот мрак и не «помереть крючком»? Фантазёр бестолково прожигает время и нервы, настойчиво приближая бдительного читателя к «отметочке стресс». Рекламируя свои чувства и выворачивая наизнанку смысл фраз, автор кривляется, как паяц на арене цирка. Хочется смеяться до слёз, но от такого смеха как-то не по себе. Хочется забить автора камнями, а не аплодисментами.
Смехачество наркотику сродни, –
Иначе ломка скрутит их моментом.
Терзает жажда шума и возни,
Толпа нужна, цветы, аплодисменты.
Удивительно, каким-то чудом у нашего графомана получаются даже интересные стишки. Наверное, в моменты посещения музой на тоненьких ножках, «лобзаясь с рюмкой» под закусь, появляются на свет произведения. Так получаются «каким-то макаром, неказистые, но стихи» – после внезапного нашествия мыслей с «жадным желанием воплотиться» в слова виршей. Всё творчество рифмача пропитано шальным духом и ветреностью. (Пунктуация Бекишева сохранена).
Память… Шальным салютом.
Бьёт по времени наугад.
…Вот, казалось – до неё лишь малость,
Руку протянуть ещё немножко…
Испугалась. Хохоча умчалась.
Нос остался… И шальная кошка.
СЛУЧАЙНЫЕ
…Ах, эти шальные венчания
В объятьях жарких стужа зимняя
Часто используются грубости в сочинениях: морды многоэтажек, бьёт по роже, попроще сделав морду. Соглашусь с утверждением: поэзия должна быть проста и наивна, но не до примитивизма и глупости. Несмотря ни на что, слова «начнут спрягаться и слагаться, и воплотится Слово в стих». Надо отдать должное автору строк, иногда пробивается лучик здравого смысла и «сквозь нелётную атмосферу» дремучих текстов. Он пророчески предчувствует жёсткую критику своего творчества, но не пытается как-то поправить своё убогое сочинение в рифму. Счастье для Алексашки в том, чтобы встретиться взглядом с любимой.
И хоть режьте меня на части,
Мне не надо другой награды.
…Есть пленительный миг у счастья –
Повстречаться с тобою взглядом.
Иногда даже получаются интересные строчки о любви и верности, но опять с тавтологическими оборотами и нелепыми сравнениями: «озверевшие звери», «люблю свою любовь к любимой».
…Но теперь-то я знаю: над миром
Где-то там целый мир из Солнца!
СЛУЧАЙНЫЕ
И чем случайные случайнее,
Потом любимая любимее.
…И я люблю свою любовь к любимой,
А не любимую в живой и грешной плоти.
Любовная лирика банальна и примитивна до ужаса. В стихотворении поэт показывает свою усталость от «любви, как мертвеца от агонии». Мертвец не может устать от агонии, потому что труп не чувствует и не живёт.
Всё равно убегу, не держи меня, милая.
Я устал от любви, как мертвец от агонии
Странно, почему Сашка не испытывает муки «свербящей совести» от своих на скорую руку сляпанных строках. Вообще тема любви к женщине для него одна из главных сюжетных линий в стихотворениях, но чаще всего он иронизирует над своими чувствами в образе осенней непогоды или зимних этюдов.
…Любимая, открой же дверь!
(Ну, сколько мне скулить у входа?)
Так сладко дышится, поверь,
Когда минует непогода.
Вообще весь сборник текстов, зарифмованных как попало, перенасыщен разными сравнениями и воспоминаниями из прошлого опыта нашего фантазёра. Наиболее замечателен и закончен стих с названием РОМАНС, напоминающий мне вечные строки поэта Булата Окуджавы. Может быть, просто показалось. Александр настойчиво возвеличивает образ женщины, в своей любовной агонии мечась от крайности в крайность на грани жизни, слёз и смеха. Думается мне, неспроста он впадает в маразм. (Пунктуация Бекишева сохранена).
Боже опять я впадаю в язычество.
В светлую память греха своего –
Обычную женщину сделал Величеством,
Силой любви превратил в божество.
Если когда-нибудь смерть мне назначена,
Господи дай от любви умереть!
Романтика в исполнении борзописца тоже не высокого пошиба, а затрагивает всего лишь естественные потребности человека. Женщина в творчестве Шурика Бекишева то предстаёт в образе роковой героини, то алкоголички, опустившейся в омут «житейской рутины», иногда даже молодая, стремительная и дерзкая амазонка, в «мини-юбке вышедшая на охоту» – ещё одна констатация факта: описана банальная правда жизни в рифмованных фразах.
…На прогулку? Нет, не на прогулку –
Девушки выходят на охоту
…Женщины мужчинам роют ямы,
Чтоб родить нам новых человечков.
…Ножки соблазнительных комплекций,
Растоптали. Так соседа-гинеколога
Довели до полной импотенции.
Романтика в стихотворчестве автора хрупкая и едва уловимая. Подобно снегу или опавшей листве. Очаровывает медитативностью ритма и простотой восприятия. В строчках появляются мотивы ожившей природы, будоража воображение. (Пунктуация Бекишева сохранена).
* * *
Ты забудешь мой голос, но,
Свет от лампы качнётся вдруг, –
Я ломиться в твоё окно
Буду лапами белых вьюг…
…Как залижет мороз на стекле
Моего дыхания
след…
* * *
…Моей Осени много лет.
То печалится, то ликует.
В ней совсем постоянства нет.
Вот за что и люблю. Такую.
В каждой незнакомке автор видит образ молодой, наивной девушки, которую он вожделеет, но она для него недостижимая мечта. Осенние мотивы переполняют строчки слезливостью и скукой пригрезившейся встречи с нежностью и запоздалой любовью. Любовь у фантазёра жгучая, страстная и выстраданная. Отношения мужчин и женщин он воспринимает наподобие охоты. Вот так он строчит свои стишки «одной правой», холодной рукой исторгая из себя «Слово». (Пунктуация Бекишева сохранена).
НЕЗНАКОМКА
Он только хищник. Остальное – поза.
Стих пищи требует капризно и упрямо.
Чтоб Вашу страсть и смех, и ваши слёзы
Рукой холодной переплавить в ямбы.
Александр Бекишев часто лезет за словом в карман и пытается оправдаться в глазах читателей или мнимой любимой женщины за своё бессилие писать красивые стихи (наверное, сыграла роль девушка на тоненьких колченогих шпильках и довела до творческой импотенции – прим. автора). Такое бывает, когда словоблудие напоминает о себе, и тут никакой Музе не под силу поднять интерес к жизни. Пегас давно ускакал на вершину Парнаса, скинув незадачливого седока со своей спины, и лишь бодро помахал крыльями. Автор пишет, что устал от любви и поэтому лобзает стаканы, закусывая водку огурчиком или грибочком. Желанных женщин и близко нет. Одни воспоминания и сырость встреч.
А плевать! Пусть ветер продувной
Налетит разбойною оравой,
Бьёт по роже мокрою листвой,
Рыжей, как любовная отрава.
Автора постоянно бьют мандраж и любовная лихорадка в ночное время; наверное, когда заканчиваются сигареты, спиртное, прилетает Вдохновение, как птичка на тоненьких ножках, и чирикает свихнувшемуся сумасброду новые нетленные перлы. Зато он говорит честно о себе самом и думает, что пишет правду жизни, не забывая посмеяться над своим творчеством. После таких откровений легко оказаться в больнице с интересным диагнозом, но сейчас не об этом.
СЛУЧАЙ В БОЛЬНИЦЕ
Полусвет-полумрак, полу-страсть суетливых объятий,
И на тумбочке склянка мерцала, пустая на треть.
Два больных человека, закрывшись в больничной палате,
Торопливо сплетаясь, пытались друг друга согреть.
Для печати сгодится любое кривое слово, и, не стесняясь занятия, наедине сам с собой, Бекишев продолжает словоблудие в пародийном стихотворении.
То ли свет, то ли мрак. Непонятно. Да, впрочем, неважно.
Он влюбился в неё и она очарована им.
Лишь два дня как в больнице. Но вот на простынке чуть влажной,
Два больных дурачка нарушают постельный режим.
Залёт после таких встреч очевиден. Угробленное здоровье и дохлая романтика юношеских грёз о нереальной любви.
И не надо друзья, мне сейчас говорить о морали, –
Я поставил бы памятник этим отважным больным!
…В ту весеннюю ночь две судьбы так беспечно летали,
Что от зависти выл, смяв подушку, «постельный режим».
В пародийном варианте этого стихотворения Александр высмеял своих персонажей, но не осознал глупости. Врач появился в строчках, его тоже начало лихорадить. Он в порыве отчаяния активно участвовал в романтическом экстазе «ЛитОргии» пока там трепыхались в конвульсиях двое больных. (Пунктуация Бекишева сохранена).
…Две судьбы долетались. И доубегались из «плена».
Врач дежурный затрясся от злости, как будто продрог.
Он рычал, он кричал: «Ну, зачем, почему в мою смену!» –
…Две тележки, скрипя, закатили романтику в морг.
Вот так наш уважаемый сочинитель приговорил романтику и пропил своего Пегаса на дружеской попойке. Застольная песенка о дружбе, литературе в лучших мотивах подобных куплетов. (Пунктуация Бекишева сохранена).
А когда, уж, совсем изнемог,
Прошептал, допивая пол-литра:
«Если музыка – это мой Бог,
То поэзия – это молитва!»
К нам за стол приблудился дурак,
Жадно взглядом ласкал твою лиру.
Знал, мерзавец, что завтра с утра
За сто грамм ты отдашь хоть полмира.
Видно, помнит Бекишев друзей и прощает обиды врагам, если складывает свои посвящения в рифмованные строки. В текстах много архаичного, ненатурального. Сидит рифмоплёт в мягком потёртом кресле и строчит свои стишки, вспоминая друзей, которых уже нет на свете. Не любит Санёк «играть спектакли писем», но пишет по старинке пером, использует стилистику XIX столетия. Не стесняясь заимствовать или перепевать шедевры классики.
Вот я снова пришёл на погост,
И шуршат под ногами листья.
Слава Богу, пока я здесь гость,
А вот друг навсегда прописан.
Такие они – «современные» пииты. Зайдясь в «священной лихорадке», камлают о своей судьбе, бесцельно убивая время (печатается с сохранением орфографии оригинала – прим. автора).
И за каждой убитой минутой
Вдруг ожившие люди стоят.
…Друг мой ранен. Он умирает.
И в отчаяньи я понимаю:
До своих уже
не донесу…
Жаль, но Александру Бекишеву даже не стыдно. Он один отвечает за своё убогое творчество перед потомками и читателями. Стихов у него очень много, но все они требуют детальной проработки. Кто же, интересно, «отловил все слова», посадил в клетку книги или просто приручил с кормушки клевать благозвучные буквы? Сдаётся мне, есть здесь «на территории стиха» надзиратель за всем творческим беспределом и литературным однообразием. Конечно, команда редколлегии в составе известных личностей: редактора Михаила Кузинна (не является опечаткой, написано в конце книги – прим. автора), рисовальщика Павла Радзиевского (безрукий художник – прим. автора), верстальщика Ларисы Синдирёвой и т. д. (на корректоре сэкономили, а зря! – прим. автора).
Закончить своё чтение и отзыв хочу строками Сашки Бекишева, в четверостишие вложившего весь смысл литературных изысканий за всю свою скудную, но творческую жизнь.
На территории стиха
Бардак. Какие ж тут игрушки?
…Кукушки хвалят петуха.
И корчится в могиле Пушкин.
Пускай от критиков башки мне не снести,
Душа сумела! – в Слово воплотиться.
А. Бекишев.
Слоняясь по Омску, в поисках счастья и лучшей доли решил заглянуть в один из книжных магазинов, чтобы приобрести что-то новое или просто ознакомиться с ассортиментом свежих изданий. Долго рассматривая полку со сборниками на ножке, вращающейся подобно карусели, где мелькают несколько разных образцов современной макулатуры перед глазами, и голова идёт кругом от изобилия разнообразных изданий; наконец-то, выбираю самую интересную книгу в неказистой обложке по доступной цене. Знакомый мне не понаслышке Александр Бекишев, проявивший величину своего таланта в разных омских периодических изданиях и альманахах. Выставил на всеобщее обсуждение брошюру с названием «Мир, где слова оживают как птицы».
Яркая книжка стихотворений (если её так можно назвать) привлекла мой читательский интерес не только пестротой оформления и даже не столько дешевизной, сколько названием и наполнением. Я открыл для себя новый мир, «где слова оживают как птицы», и на третьей странице встретил знакомое лицо Александра Бекишева, ехидно улыбающегося всем первооткрывателям его «мира слов», посвящённого родным матери, отцу и друзьям. Создаётся ощущение, что открыл альбом личных фотографий для семейного просмотра. Ну, не беда! Посвятить можно хоть что и кому угодно; главное, чтобы читателю было интересно.
Меня заинтересовали стихотворения, с первых строк почувствовал ритм и бойкую мысль автора, который находит спасение в искусстве, ночью и днём согреваясь «огнём сигареты», страдая от «ветреных мыслей», «ждёт вдохновения как получки» и чудным образом попадает по ленточке судьбы в «Кощеево царство». Да, народная мудрость в фольклоре точно передаёт смысл: «Слово не воробей – вылетит, не поймаешь». Непонятно, как сигарета огнём может согреть, и вообще, откуда взялись «боги цветов и предчувствий»?
Явно автор не утруждает себя работой над словом и смыслом, а всего лишь ждёт вдохновение, которое, как птичка, «на тоненьких ножках явится» и что-то напоёт на ушко. Автору остаётся только записывать да слова не потерять.
Взращивает автор свои стихотворения, раскинув листки рукописей картинно, а на деле получаются не цветы, а сорняки и плевелы, прущие сквозь «пошлость житейской рутины». Взялся бы и с трудом прополол свои посевы строгим отбором. Провёл бы селекцию слов, глядишь, и научился бы внятно мысли оформлять. Совсем не удивительно, когда «больной душе» автора строк «улыбается, сияя, тёплая луна», конечно, в фантасмагории чувств, если на ночь глядя курить, и не такое привидится. Многие тексты пиит выдаёт за современный юмор или сатиру, но от того не становится смешней. (Пунктуация Бекишева сохранена).
Как жаль, что им цветов не принесут.
Простые свиньи, всё-таки… Но вот,
На взлётную прорвались полосу,
Угробили военный самолёт!
…«Мы не бифштекс!» – и испустили дух,
С улыбочкой в историю скользя.
Почему после угробления самолёта они «скользили с улыбочкой в историю» в качестве бифштекса? Рифмоплёт говорит с читателем или с самим собой на каком-то птичьем языке о чём-то своём.
Привиделось? К чему теперь гадать,
В видениях искать крупицы смысла?
Описывает автор время встречи его родителей и своё появление на свет, пересказывая на несколько строф «безвкусье цвета и бесцветье вкуса». Да, кому вообще нужны такие стихотворения? – вопрос риторический. От такой «поэзии» пробирает дрожь до мурашек по коже. Где и откуда у барабанов взялись копыта? Попытка высмеять исторические личности неуместна, так как я не верю в то, что «лысый вождь мог хихикнуть со стены» – на трезвую голову такое не придумаешь.
Со стены, прищурясь,
Смотрит подзабытый,
А когда-то грозный и жестокий вождь.
Барабаны в души
Гулко бьют копытом,
От такой музЫки пробирает дрожь.
Самое интересное ещё впереди, и я с любопытством начинаю читать книгу, проникаясь изобилием образов и глубокомыслием строчкогона Саньки Бекишева. Напрасно он пишет убойные строки: «кассандрит старушка История» – что она делает? Потом вообще над «российскою территорией встал Его Величество Хам». Нарушение ритма в стихе указывает на невнимательную работу рифмача над текстом. Ударение везде идёт на второй слог, а в последней строке четверостишия падает на первый.
В рекламные паузы лезет попса,
Тайфуны, вулканы – дрожит население,
Губы с испугу себе искусав.
Следующий образ уморил смехом. Не знаю, за что Бекишев так не любит Ленина, но писать подобное может только человек без совести и самосознания. Стихоплёт демонстрирует своё невежество в истории, хамство и неуважение.
Это тихонечко дедушка Ленин
Сдвигает на полюсе полюса.
Дальше Санёк Бекишев вообще уходит в отрыв. В голове стерильная чистота и бессмысленная пустота, представленная в стихотворном «шедевре» НА ПОЛЮСЕ НЕДОСТУПНОСТИ. (Правописание Бекишева сохранено).
Когда Вещий Ворон начнёт выкаркивать
«Гитлер!
Аттила!
Наполеон!
…Когда обыватель раскиснет от быта…
Тогда и воскреснут гремя копытом
Новые
Чингиз-хан и Ленин!
Зачем Ленину копыта? Да ещё гремя одним копытом воскреснет Ленин после того, как непонятно откуда взявшийся Вещий Ворон начнёт выкаркивать (выкакивать) имена исторических личностей на Северном полюсе! Короче, дьяволы восставшие, из преисподнии.
Часто присутствуют образы сказочных персонажей, как будто с собственными именами: бедняжка Водяной, Хам, старушка История, седая Галактика, Первая Леди, Чёрный Король, Вороной Конь, Вещий Ворон, Немощь Бледная, Луна, Мороз-пройдоха, Муза – всё это перепевы старины.
Видно, не всегда Бекишева навещает птичка Вдохновение, и он иногда вынужден пользоваться шаблонами и косноязычными фразами. Тогда Сашка начинает врать и творить, не выбирая выражений и не стесняясь людей: две лимитчицы, как лабазники, псевдоинтеллигентная б…дь, пароксизма, идеоматические обороты речи – автор использует свои «понятия о жизни», не поясняя смысл слов. В текстах часто встречаются непонятные слова и бытовые (не литературные) речевые обороты, обесценивающие талант сочинителя до вульгаризмов и пошлости. Часто нефункциональная лексика смешивается с ненормативными оборотами, уродуя стихи горе-сочинителя.
ПОДМОСКОВНЫЙ ВЕЧЕРОК
Лучше шлюхою дешёвой, да в Москве,
Чем законною женой в родном Засранске.
…Одною ногою к асфальту прирос, как окурок.
Другою ногой затерялся в берёзовых рощах.
Несмотря на такие проколы в текстах, автор настойчиво учит жить и читает мораль всем подряд, не стесняясь в выражениях. Свои неумело сляпанные «перлы» он перепачкал «дешёвыми страстишками» и выдал за настоящее искусство поэтической речи. Автор как будто пытается проповедовать на «иноязыках» какое-то убого сочинённое «Слово», не обращая внимания на слипание слов и звуков. Такие «преимущества» видны невооружённым глазом: как камушков горсть, как и я, как осенняя, так отважно, как она, уж, в их суете, как окурок, как и твой – всё это сочинительство не жалко кинуть в топку плавильной печи, там ему и место. Часто автор в текстах грешит своим поверхностным представлением о христианстве и пишет о том, чего сам не ведает. (Правописание Бекишева сохранено).
Во славу Божию сейчас готов на крест.
Но мне Иаков подсказал сегодня:
«Возлюбишь их с камнями, а не без,
Тогда узреешь (узришь) Царствие Господне».
В своём псевдотворчестве Санёк не замечает уродств неудавшихся подделок ремесленника. Мне трудно понять такие шедевры скудоумия: озверевшие звери, крючком помереть, бремя брюк, на полюсе полюса, пошлость рутины, барабаны бьют копытом, хохот сорочий, храпит коматозно, смыслы замысла, нора за распадком, мощью суровой, норки седой Галактики, дешёвки страстишек, лапы белых вьюг – встречаются и другие «вереницы метафор» до примитивизма в «перепевах вчерашних строк». Опять он падает и, умоляя униженно, просит о своей судьбе призрачный образ любимой.
…И не встать с колен,
когда вставать на службу полседьмого
…Ведь пуговка на ниточке висит,
Во сне постанывая тихо,
тихо, тихо,
тихо…
Как пробиться через весь этот мрак и не «помереть крючком»? Фантазёр бестолково прожигает время и нервы, настойчиво приближая бдительного читателя к «отметочке стресс». Рекламируя свои чувства и выворачивая наизнанку смысл фраз, автор кривляется, как паяц на арене цирка. Хочется смеяться до слёз, но от такого смеха как-то не по себе. Хочется забить автора камнями, а не аплодисментами.
Смехачество наркотику сродни, –
Иначе ломка скрутит их моментом.
Терзает жажда шума и возни,
Толпа нужна, цветы, аплодисменты.
Удивительно, каким-то чудом у нашего графомана получаются даже интересные стишки. Наверное, в моменты посещения музой на тоненьких ножках, «лобзаясь с рюмкой» под закусь, появляются на свет произведения. Так получаются «каким-то макаром, неказистые, но стихи» – после внезапного нашествия мыслей с «жадным желанием воплотиться» в слова виршей. Всё творчество рифмача пропитано шальным духом и ветреностью. (Пунктуация Бекишева сохранена).
Память… Шальным салютом.
Бьёт по времени наугад.
…Вот, казалось – до неё лишь малость,
Руку протянуть ещё немножко…
Испугалась. Хохоча умчалась.
Нос остался… И шальная кошка.
СЛУЧАЙНЫЕ
…Ах, эти шальные венчания
В объятьях жарких стужа зимняя
Часто используются грубости в сочинениях: морды многоэтажек, бьёт по роже, попроще сделав морду. Соглашусь с утверждением: поэзия должна быть проста и наивна, но не до примитивизма и глупости. Несмотря ни на что, слова «начнут спрягаться и слагаться, и воплотится Слово в стих». Надо отдать должное автору строк, иногда пробивается лучик здравого смысла и «сквозь нелётную атмосферу» дремучих текстов. Он пророчески предчувствует жёсткую критику своего творчества, но не пытается как-то поправить своё убогое сочинение в рифму. Счастье для Алексашки в том, чтобы встретиться взглядом с любимой.
И хоть режьте меня на части,
Мне не надо другой награды.
…Есть пленительный миг у счастья –
Повстречаться с тобою взглядом.
Иногда даже получаются интересные строчки о любви и верности, но опять с тавтологическими оборотами и нелепыми сравнениями: «озверевшие звери», «люблю свою любовь к любимой».
…Но теперь-то я знаю: над миром
Где-то там целый мир из Солнца!
СЛУЧАЙНЫЕ
И чем случайные случайнее,
Потом любимая любимее.
…И я люблю свою любовь к любимой,
А не любимую в живой и грешной плоти.
Любовная лирика банальна и примитивна до ужаса. В стихотворении поэт показывает свою усталость от «любви, как мертвеца от агонии». Мертвец не может устать от агонии, потому что труп не чувствует и не живёт.
Всё равно убегу, не держи меня, милая.
Я устал от любви, как мертвец от агонии
Странно, почему Сашка не испытывает муки «свербящей совести» от своих на скорую руку сляпанных строках. Вообще тема любви к женщине для него одна из главных сюжетных линий в стихотворениях, но чаще всего он иронизирует над своими чувствами в образе осенней непогоды или зимних этюдов.
…Любимая, открой же дверь!
(Ну, сколько мне скулить у входа?)
Так сладко дышится, поверь,
Когда минует непогода.
Вообще весь сборник текстов, зарифмованных как попало, перенасыщен разными сравнениями и воспоминаниями из прошлого опыта нашего фантазёра. Наиболее замечателен и закончен стих с названием РОМАНС, напоминающий мне вечные строки поэта Булата Окуджавы. Может быть, просто показалось. Александр настойчиво возвеличивает образ женщины, в своей любовной агонии мечась от крайности в крайность на грани жизни, слёз и смеха. Думается мне, неспроста он впадает в маразм. (Пунктуация Бекишева сохранена).
Боже опять я впадаю в язычество.
В светлую память греха своего –
Обычную женщину сделал Величеством,
Силой любви превратил в божество.
Если когда-нибудь смерть мне назначена,
Господи дай от любви умереть!
Романтика в исполнении борзописца тоже не высокого пошиба, а затрагивает всего лишь естественные потребности человека. Женщина в творчестве Шурика Бекишева то предстаёт в образе роковой героини, то алкоголички, опустившейся в омут «житейской рутины», иногда даже молодая, стремительная и дерзкая амазонка, в «мини-юбке вышедшая на охоту» – ещё одна констатация факта: описана банальная правда жизни в рифмованных фразах.
…На прогулку? Нет, не на прогулку –
Девушки выходят на охоту
…Женщины мужчинам роют ямы,
Чтоб родить нам новых человечков.
…Ножки соблазнительных комплекций,
Растоптали. Так соседа-гинеколога
Довели до полной импотенции.
Романтика в стихотворчестве автора хрупкая и едва уловимая. Подобно снегу или опавшей листве. Очаровывает медитативностью ритма и простотой восприятия. В строчках появляются мотивы ожившей природы, будоража воображение. (Пунктуация Бекишева сохранена).
* * *
Ты забудешь мой голос, но,
Свет от лампы качнётся вдруг, –
Я ломиться в твоё окно
Буду лапами белых вьюг…
…Как залижет мороз на стекле
Моего дыхания
след…
* * *
…Моей Осени много лет.
То печалится, то ликует.
В ней совсем постоянства нет.
Вот за что и люблю. Такую.
В каждой незнакомке автор видит образ молодой, наивной девушки, которую он вожделеет, но она для него недостижимая мечта. Осенние мотивы переполняют строчки слезливостью и скукой пригрезившейся встречи с нежностью и запоздалой любовью. Любовь у фантазёра жгучая, страстная и выстраданная. Отношения мужчин и женщин он воспринимает наподобие охоты. Вот так он строчит свои стишки «одной правой», холодной рукой исторгая из себя «Слово». (Пунктуация Бекишева сохранена).
НЕЗНАКОМКА
Он только хищник. Остальное – поза.
Стих пищи требует капризно и упрямо.
Чтоб Вашу страсть и смех, и ваши слёзы
Рукой холодной переплавить в ямбы.
Александр Бекишев часто лезет за словом в карман и пытается оправдаться в глазах читателей или мнимой любимой женщины за своё бессилие писать красивые стихи (наверное, сыграла роль девушка на тоненьких колченогих шпильках и довела до творческой импотенции – прим. автора). Такое бывает, когда словоблудие напоминает о себе, и тут никакой Музе не под силу поднять интерес к жизни. Пегас давно ускакал на вершину Парнаса, скинув незадачливого седока со своей спины, и лишь бодро помахал крыльями. Автор пишет, что устал от любви и поэтому лобзает стаканы, закусывая водку огурчиком или грибочком. Желанных женщин и близко нет. Одни воспоминания и сырость встреч.
А плевать! Пусть ветер продувной
Налетит разбойною оравой,
Бьёт по роже мокрою листвой,
Рыжей, как любовная отрава.
Автора постоянно бьют мандраж и любовная лихорадка в ночное время; наверное, когда заканчиваются сигареты, спиртное, прилетает Вдохновение, как птичка на тоненьких ножках, и чирикает свихнувшемуся сумасброду новые нетленные перлы. Зато он говорит честно о себе самом и думает, что пишет правду жизни, не забывая посмеяться над своим творчеством. После таких откровений легко оказаться в больнице с интересным диагнозом, но сейчас не об этом.
СЛУЧАЙ В БОЛЬНИЦЕ
Полусвет-полумрак, полу-страсть суетливых объятий,
И на тумбочке склянка мерцала, пустая на треть.
Два больных человека, закрывшись в больничной палате,
Торопливо сплетаясь, пытались друг друга согреть.
Для печати сгодится любое кривое слово, и, не стесняясь занятия, наедине сам с собой, Бекишев продолжает словоблудие в пародийном стихотворении.
То ли свет, то ли мрак. Непонятно. Да, впрочем, неважно.
Он влюбился в неё и она очарована им.
Лишь два дня как в больнице. Но вот на простынке чуть влажной,
Два больных дурачка нарушают постельный режим.
Залёт после таких встреч очевиден. Угробленное здоровье и дохлая романтика юношеских грёз о нереальной любви.
И не надо друзья, мне сейчас говорить о морали, –
Я поставил бы памятник этим отважным больным!
…В ту весеннюю ночь две судьбы так беспечно летали,
Что от зависти выл, смяв подушку, «постельный режим».
В пародийном варианте этого стихотворения Александр высмеял своих персонажей, но не осознал глупости. Врач появился в строчках, его тоже начало лихорадить. Он в порыве отчаяния активно участвовал в романтическом экстазе «ЛитОргии» пока там трепыхались в конвульсиях двое больных. (Пунктуация Бекишева сохранена).
…Две судьбы долетались. И доубегались из «плена».
Врач дежурный затрясся от злости, как будто продрог.
Он рычал, он кричал: «Ну, зачем, почему в мою смену!» –
…Две тележки, скрипя, закатили романтику в морг.
Вот так наш уважаемый сочинитель приговорил романтику и пропил своего Пегаса на дружеской попойке. Застольная песенка о дружбе, литературе в лучших мотивах подобных куплетов. (Пунктуация Бекишева сохранена).
А когда, уж, совсем изнемог,
Прошептал, допивая пол-литра:
«Если музыка – это мой Бог,
То поэзия – это молитва!»
К нам за стол приблудился дурак,
Жадно взглядом ласкал твою лиру.
Знал, мерзавец, что завтра с утра
За сто грамм ты отдашь хоть полмира.
Видно, помнит Бекишев друзей и прощает обиды врагам, если складывает свои посвящения в рифмованные строки. В текстах много архаичного, ненатурального. Сидит рифмоплёт в мягком потёртом кресле и строчит свои стишки, вспоминая друзей, которых уже нет на свете. Не любит Санёк «играть спектакли писем», но пишет по старинке пером, использует стилистику XIX столетия. Не стесняясь заимствовать или перепевать шедевры классики.
Вот я снова пришёл на погост,
И шуршат под ногами листья.
Слава Богу, пока я здесь гость,
А вот друг навсегда прописан.
Такие они – «современные» пииты. Зайдясь в «священной лихорадке», камлают о своей судьбе, бесцельно убивая время (печатается с сохранением орфографии оригинала – прим. автора).
И за каждой убитой минутой
Вдруг ожившие люди стоят.
…Друг мой ранен. Он умирает.
И в отчаяньи я понимаю:
До своих уже
не донесу…
Жаль, но Александру Бекишеву даже не стыдно. Он один отвечает за своё убогое творчество перед потомками и читателями. Стихов у него очень много, но все они требуют детальной проработки. Кто же, интересно, «отловил все слова», посадил в клетку книги или просто приручил с кормушки клевать благозвучные буквы? Сдаётся мне, есть здесь «на территории стиха» надзиратель за всем творческим беспределом и литературным однообразием. Конечно, команда редколлегии в составе известных личностей: редактора Михаила Кузинна (не является опечаткой, написано в конце книги – прим. автора), рисовальщика Павла Радзиевского (безрукий художник – прим. автора), верстальщика Ларисы Синдирёвой и т. д. (на корректоре сэкономили, а зря! – прим. автора).
Закончить своё чтение и отзыв хочу строками Сашки Бекишева, в четверостишие вложившего весь смысл литературных изысканий за всю свою скудную, но творческую жизнь.
На территории стиха
Бардак. Какие ж тут игрушки?
…Кукушки хвалят петуха.
И корчится в могиле Пушкин.
Рейтинг: +3
983 просмотра
Комментарии (1)
Лидия Гржибовская # 26 апреля 2015 в 09:41 0 | ||
|