Житие грешника Тихона
18 февраля 2024 -
Василий Реснянский
Житие грешника Тихона
- С сегодняшнего дня будешь работать с Тихоном Хренниковым, – сказала мне нарядчица утром на планёрке.
Но в течение дня никто ко мне не подошёл, то же самое произошло и в дальнейшем. Дня через три нарядчица спросила:
- Ну, как тебе новенький? Схватывает?
- Какой новенький? – удивился я.
- Как какой? Тихон Хренников! Я же специально к тебе его приставила в качестве стажёра, чтобы ты его поднатаскал.
- Тихон Хренников? Я думал, это у тебя такой прикол. Хотя бы покажи его.
- Да это же Хрюня! Что ж ты, Хрюню не знаешь? – зашумели мужики из моей бригады. – Кадр ещё тот: с ним не пропадёшь, но горя хватишь!
Хрюня оказался человеком весьма известным на посёлке – крепкого телосложения, кудрявый, лет сорока, лицо мужественное, доверительно-располагающее. Такое лицо бывает у актёров, играющих роль шпионов, и у аферистов.
Раньше я тоже слышал о нём всякие байки, пришлось даже вместе работать. Собственно, работал только я, а он отлынивал где-нибудь в сторонке, не было у него для этого с собой ни инструмента, ни желания трудиться. Нельзя сказать, что он был наглый, это выглядело его нормой, просто в нём полностью отсутствовало понятие совести, при этом был вежливый и обходительный, с чувством юмора. Он никогда не напивался до упаду, но всё время находился в подпитии. Для этого требовались деньги, приходилось занимать по возможности. Поэтому в микрорайоне его знали многие, а он был знаком практически со всеми кто испачкан алкоголем. Когда ему напоминали, что долг, наконец, пора бы и отдать, он извинялся:
- Прости, дружбан, запарился я. Хорошо, что ты напомнил. Ну, раз так вышло, займи мне ещё червончик, а я тебе потом отдам всё разом. Какая разница, сколько отдавать, ты только напомни.
Напоминали бесконечно и бесполезно, даже били, но он не обижался и не делал никому зла. Поэтому у него все были братаны и дружбаны. В подтверждение этого он добавлял:
- Я с ним пил!
Кличку Хрюня он получил ещё в детстве, уж больно курносый уродился – две дырки на квадратной ряхе, точнее не придумаешь. С годами он к ней привык и охотно откликался на этот псевдоним, как дворовый пёс.
При рождении природа наделила его удивительной памятью: всё когда-либо прочитанное им или услышанное навсегда оседало в черепной коробке. Колоссальные энциклопедические сведения хранились в его голове без всякого порядка и усилий с его стороны. Ради шутки к нему обращались, как в справочное бюро, и он безошибочно называл любую дату, имя или формулу. Эта же феноменальная память сыграла в его жизни злую шутку, пошла не на пользу, а во вред. В какой-то момент он пришёл к выводу, что стремиться к знаниям и делать какие-то потуги не стоит, всё и так даётся даром, без всякого труда, какой же смысл учиться, если и так всё знаешь. А тут ещё мамуля, воспитывающая своё чадо в одиночку, готова была любому выцарапать глаза за него: он ни в чём не виноват, он всегда прав! Ехать куда-либо учиться из маленького городка он не хотел, ведь для этого требовалось некое усилие, внутренняя работа над собой, а трудиться он не привык и не желал. Он почему-то считал, что всё в жизни ему должно достаться запросто так, в виду его исключительности, что всё утрясётся и оформится неким таинственным образом. Но чуда не произошло, случилась трагедия. Человек потерялся в самом себе, в своём внутреннем мире, его интеллектуальный потенциал не находил применения, требовал выхода, взаимопонимания, постоянно в нём накапливаясь. Так в теле по дозам копится радиация до критической отметки, постепенно убивая живое. Возможно, что причиной всему было элементарное отсутствие мечты. Никто ему её не подарил, не повёл его к сияющим вершинам по каменистым тропам, и он выбрал широкую столбовую дорогу, где катится всё само собой, и в безделье запил. Вот уж действительно – горе от ума!
В школьные годы Хрюня пытался как-то выделиться из общей массы, заявляя претензии на лидерство. Порой это принимало уродливые формы, вплоть до стычек с законом, сея дурную славу, а мама всякий раз защищала и выгораживала дитя, доказывая его непогрешимость. Внушить же ему что-то или обидеть было невозможно по той простой причине, что не может Бог обидеться на простого смертного ввиду великодушия.
По своей натуре он не имел чувства брезгливости и однажды, чтобы доказать это, заключил пари с приятелями, что съест… собственное говно. В присутствии свидетелей намазал кусок хлеба своим «джемом» и спокойно начал есть. Правда, зрители разбежались в самом начале «ланча»… Была так же на слуху одна байка о нём. Как-то, направляясь на дачу, шёл Хрюня между гаражей, видит: у знакомого дружбана в воротах калитка открыта. Заглянул – сидят двое возле верстака, перед ними недопитая бутылка, гранёный стакан и пачка соли.
- Здарова, славяне! О чём печаль?
- Привет, Хрюня! Вот мозгуем, есть ли жизнь на Марсе?
- А почему бы ей там не быть?.. Это сейчас не актуально, теперь стоит ребром другой вопрос – есть ли выпить?
Хозяин гаража молча плеснул водку в стакан, пригласил жестом. Осушив посуду, Хрюня спросил:
- А чем занюхать?
- Сегодня у нас на закусь мясо, – показал второй рукой в угол, где в капкане торчала мышь, задавленная три дня назад.
- Годится! – согласился Хрюня. Взял капкан и, не вынимая из него добычу, разорвал тушку зубами.
Дружбаны пулей полетели к выходу, и непонятно, как они смогли одновременно проскользнуть через узкую дверцу, лишь было слышно, как с хрюканьем вывернулись их желудки.
- Ну вот, – развёл руками Хрюня, – прямо, как бабы! Я так думаю, что сегодня вам водка уже ни к чему.
Он выцедил в стакан остатки водки, махнул её одним глотком, бросил в рот щепоть соли и, проходя мимо потерпевших, извинился:
- Прошу прощения, брателлы, но мне некогда, мать велела не задерживаться. Так что вы тут без меня потолкуйте про Марс.
Осознав тот факт, что знания даются сами собой, чуть позже он пришёл к выводу, что и деньги можно иметь, не уронив ни капли пота, лишь надо проявлять изобретательность и изворотливость. Его фантазия не имела предела. Он выдумывал столь невероятные истории, что невозможно было не поверить, поскольку нормальный человек не способен до такого додуматься. Так, в оздоровительном лагере во время обеда за столом сообщал по секрету, что лично видел, как в кастрюлю с компотом упал таракан, повар хотел его достать, но он разварился, так что компот сегодня с тараканами. Некоторые отказывались от третьего, и он спокойно выпивал лишние три-четыре кружки. Уж что-что, а пожрать Хрюня любил!
Как-то опоздал он в школу, учительница поинтересовалась, в чём причина.
- Ой, Мария Степановна, что делается! Там, на берег Волги, упал военный самолёт, но лётчик катапультировался. Народа припёрло – половину посёлка, а пацаны уже сидят на крыльях, ногами болтают и поют: «Пусть всегда будет солнце…» Я бегал смотреть и припозднился.
Другой раз в классе он объявил, что мать в больнице, на лечение требуются деньги, а где их найти, он не знает.
- Если бы кто-нибудь занял, а потом мать отдаст, как выздоровеет.
Сердобольные училки собрали вскладчину ему хорошую сумму. Он её, конечно, прокутил, щедро угощал мороженым в кафешке своих одноклассников, а особенно одноклассниц, жадности в нём не было – что достаётся даром, то и тратится без сожаления... Когда мама «выздоровела», директор вызвал её в школу:
- Такие дела, Пелагея Андреевна, ваш сын занял у наших учителей деньги.
- А зачем вы давали взаймы несовершеннолетнему? – встала мать на защиту сына. – Ко мне какие претензии? Кому давали, с того и спрашивайте.
На том всё и кончилось, как говорится, вопрос исчерпан, а «зажать» его в учёбе не представлялось возможным, он знал не меньше самих учителей.
Жили они с мамой в коммунальной квартире: общие коридор, кухня и туалет, мылись в бане. Когда на кухне кто-то забывал унести съестное, Хрюня спокойно отделял себе порцию: залазил в супницу, отламывал у курицы ногу.
- Что ж ты жрёшь, тварь ненасытная! Это же не ваша кастрюля! – возмущались хозяйки.
- Правда? – удивлялся прихваченный с поличным. – А цветочки на ней, как на нашей. Ну, извините, ошибся.
- Харя бесстыжая!
- А наглость – второе счастье! – слышалось в ответ.
Маманя совестила соседок:
- Подумаешь, отломил крошку! Что ж вам, для дитя куска хлеба жалко?
После сорока лет отмазка поменялась:
- Он же спьяна перепутал!
Женился Хрюня рано, вернее, он бы, возможно, никогда и не женился, это Зинка каким-то макаром его окрутила. Нравился он ей: кудрявый, мужественный, умный, а что пьёт, это можно исправить, надо только набраться терпения. Она же выхлопотала общежитие, где они и поселились. Маленькая комнатка – кровать, напротив старинный шифоньер и стол у окна. Зина была девка правильная, она его кормила, обстирывала, одевала, наставляла на путь истинный. Он ходил наглаженный и разодетый, как жених перед бракосочетанием. Собутыльники ворчали: «Мандец, попал Хрюня под каблук! Она его в руках держит, ни копья свободных денег не даёт…» Но чёрного кобеля не отмоешь до бела! Хрюня приспособился, не зря же в его голове теплились неординарные мозги. Свой старинный шифоньер он приспособил под смотровую площадку, проделав в нём несколько незаметных щелей и дыр. В шкаф он закрывал «публику», желавшую зрелищ, правда, больше трёх человек там не помещалось. В обеденный перерыв жена приходила домой кушать, и он занимался с ней сексом в течение часа. При этом просил менять позы и положения. Жертва подчинялась, желая угодить мужу, но не подозревала, почему это он такой любвеобильный именно во время обеда. Лишь только жена уходила на работу, он выпускал зрителей. Сеанс стоил три рубля с рыла, по советским меркам деньги не плохие, во всяком случае, на выпивку хватало. Вот вам живой пример, как совместить приятное с полезным, ещё один способ делать деньги из воздуха!
Зинка родила ему дочь Леру, но вместе прожили они не долго. В конце концов хрупкая женщина утратила иллюзию, что из дерьма можно сделать конфетку, потеряла веру в светлое будущее. А тут ещё Пелагея Андреевна со своими нравоучениями и постоянными проповедями в защиту родного дитятка.
На посёлке стояли два предприятия: Мясокомбинат и градообразующее объединение военно-промышленного комплекса, так называемый литерный завод, то есть у него отсутствовало название, а был номер почтового ящика. Сюда постоянно приезжали военные представители со всех концов страны. Видимо, судьба сжалилась над Зинкой и свела её с молоденьким офицером. Они поженились, и капитан увёз её куда-то на Урал. Она нисколько не жалела о посёлке на берегу Волги, поскольку была не местная, а попала на завод по распределению. Дочку ей не отдала свекровь на том основании, что «она шалава, бросившая мужа», а ребёнок рождён от родного сына, значит, это её собственность.
Стали жить поживать в теремочке втроём: мама Пелагея Андреевна, сын её Тихон Хренников и внучка Лерочка. Рулила всем мама, она же взяла на себя бремя воспитания девочки, а вот папа порой забывал, что у него есть маленькая неслушница.
Как-то летом уехала бабушка с внучкой погостить в деревню к родственникам. Хрюня остался один. Самое время разгуляться без контроля, но денег в обрез, только на хлеб и молоко. Обошёл все точки, где разливали самогон, но никто в долг пойло не даёт. Тогда он стал заниматься бартером, вынося из дома подряд всё, что можно поднять вдвоём с напарником. К тому времени, когда хозяйка вернулась из вояжа, в квартире остались только три вещи: тот самый неподъёмный шифоньер топорной работы, диван и Хрюня. Мама приняла от него все извинения и ни в чём не обвинила, а сама пошла по кредиторам со скандалом – это был её конёк! Где уговорами, где пристыживанием, а то и угрозами она вернула почти всё утраченное.
Работал Хрюня на заводе, куда его в своё время устроила мать, водителем электрокара. Развозил по цеху материал, заготовки, увозил на склад готовую продукцию. В цехе о нём ходила слава как о хохмаче и хулигане. Кроме всех перечисленных достоинств была в нём ещё одна особенность – умел он до нужного момента копить в животе газы и выпускать их по своему усмотрению в нужных дозах и громкости. Причём делал он это совершенно беспардонно, нисколько не смущаясь, как делают такое культурные немцы. У него это называлось руладами, и он утверждал, что у настоящего мужчины выхлоп пахнет порохом. Отпускал он свои рулады по обстоятельствам, сопровождая присказками, типа: «Не боись, перезимуем!» или: «Погода будет лётная». В юности было – ехал он как-то с друзьями по городу в стареньком автобусе, у которого на задней площадке сплошное сидение. Его-то целиком и заняла весёлая компания: едут из пив-бара, молодые, наглые, семечки грызут. И тут заходит в переполненный салон девушка, цепляется за поручень рядом. Начались заигрывания, приколы: «Как звать? Давай познакомимся. Садись к нам на коленки». Но попутчица попалась стойкая, на призывы не откликается, на дерзости не реагирует. Тогда, перекрывая рокот мотора, Хрюня выдал свою руладу. Кодла дружно загоготала, усмехнулись пассажиры, а он сказал возмущённо:
- Чего вы ржёте, мерины, с кем не бывает? А ты, девушка, не стесняйся, вали всё на меня. Мне похеру!
У бедняжки покраснели не только лицо и уши, но, наверное, и пятки. На первой же остановке она выпрыгнула из автобуса.
Однажды в конце года на заводе в Хрюнин цех наметилась проверочная комиссия с ревизией по учёту и хранению брака. Находился склад в подвале, Тихон там бывал не раз в качестве грузчика. Сюда на грузовом лифте опускали выбракованные узлы под пломбы и печати. Девчата из ОТК заволновались за свою годовую премию, обратились к Хрюне: «Тихон, своди их в подвал, покажи склад, ты же в курсе. У тебя язык, как пропеллер, задержи комиссию подольше, а мы тут подчистим журналы учёта и расхода материалов…» Хрюня и повёл группу из пяти человек: здоровенный дядька с портфелем из пожарной охраны; седой майор, представитель заказчика; толстая тётка с журналом из отдела сбыта и две старушки от заводоуправления. Все люди серьёзные, строгие – производство всё-таки военное. По лестнице опустились на два пролёта, встали возле опечатанной двери, и тут Хрюня разразился руладой, не такой, чтобы уж мощной, но в пустом помещении это прозвучало так звонко, что пауки в углах попрятались в паутину. Члены комиссии вздрогнули и переглянулись, а Хрюня совершенно спокойно оглянулся и покачал головой с укором:
- Ну и друзей веду!..
Когда он сломал печать и открыл дверь, позади уже не осталось никого. «Тринадцатая зарплата» была спасена.
Склонность к чудачествам сослужила ему плохую службу. Как-то раз придурился перед девочками на заводской проходной, прошёл турникет с кабинками и упал.
- Ой… ой…ой!
Девчонки-вахтёрши из своих будок кинулись к нему:
- Что такое? Чем вам помочь? Может, скорую вызвать?
- Не надо, – стонет Хрюня, – пройдёт, вы только поднимите мне правую ногу.
Девчонки подняли ногу.
- Повыше… – просит больной.
Душевные кабинщицы исполнили просьбу, и тогда Хрюня со всей дури так лупанул из своей одностволки, что пыль приподнялась! Которая молоденькая, просто села на пол, оглушённая, вторая прислонилась к стенке и заплакала. Хрюню вызвали в заводоуправление: «Это как понять? Это что за выкрутасы на режимном заводе?» Конфликтная комиссия от профсоюза постановила: «За нарушение режима прохода на территорию завода и аморальное поведение в отношении работников проходной, перевести Хренникова Тихона Матвеевича на строительство заводского дома разнорабочим, сроком на три месяца с сохранением заработной платы по прежнему месту работы».
В советские времена каждое предприятие своими силами строило жильё для работников. Нанимался подрядчик, а роль подсобников исполняли очередники на получение квартиры. Каждый должен был отработать четыре часа в день до или после смены. Такой почин был придуман в городе Горьком, а в народе это называлось «строиться горьким методом». Короче, занесла нелёгкая Хрюню на стройку. Разносил он стройматериалы и раствор штукатурам по этажам. Работа не из приятных, но и здесь Хрюня тормозил носилки с раствором перед тяжёлым подъёмом:
- Минуточку! Включаю форсаж!
Далее следовала раскатистая рулада, и носилки плыли свои курсом.
Напарникам приходилось постоянно искать его по стройке: забившись где-либо в тихий угол, он спокойно спал.
- Хрюня, ты чего? Ищу тебя целый час! Если мы будем так строить, то до пенсии квартиру не получим!
- Эх, братан, – зевал Хрюня, – кто понял жизнь, тому некуда спешить! Мне тут ничего не светит, а зарплата идёт в заводе. Это тебе нужна квартира, вот ты и вкалывай.
Впрочем, ему быстро надоела эта пыльная работа, и он последовал чьему-то мудрому совету устроиться в ЖКО. Авторитетный человек утверждал, что там никто не работает, все пьют и обирают жильцов калымными трёшницами. С такими убеждениями он и попал ко мне в ученики.
На тот момент дочь его родила в четырнадцать лет, школу бросила, нянчилась с сыном. Бабы, когда речь заходила о ней, безнадёжно махали рукой: «А-а-а!.. Яблоко от яблони…» Стали Хренниковы теперь жить-поживать в грёбаном теремочке вчетвером: мама Пелагея Андреевна, сын Тихон, внучка Валерия Тихоновна и правнук Женька.
Первое, что сделал Хрюня, оказавшись моим вторым номером, занял у меня червонец, как он сказал, до лучших дней. Через месяц я спросил, не настали ли лучшие дни?
- А что, тебе нужны деньги? – удивился он. – Ты же не пьёшь! Хорошо, что ты мне напомнил, братан, а то я запарился. Ну раз так, тогда займи мне ещё «чирик», а я уж потом сразу и отдам.
Но меня уже предупредили… Однако стоит заметить, что деньги липли к нему порой из ниоткуда. Так, сразу поначалу я заметил, что когда мы работаем по заявке в квартире, он присутствует только до обеда, а затем исчезает. Оказалось, что попав в квартиру, он вёл дипломатические переговоры с жильцами (уж это он умел!), выпрашивал деньги и уходил пить пиво.
- За что деньги? – однажды возмутился я.
- Как за что? За работу.
- За какую работу?
- Ну я же полдня отработал! Вот и беру свою половину, по-божески, на пиво, а ты остаток возьмёшь в конце смены. Или ты со мной делиться не хочешь?
Пришлось ломать его представления о работе в жилом секторе. Теперь, прежде чем приступить к работе, я объяснял хозяевам, что этому человеку (показывал пальцем) не наливать и деньги не давать ни под каким предлогом.
Точно так же он держался и на общих работах, во время аврала. Как-то копали мы траншею, делали ввод для труб под фундамент. Ему быстро это надоело, и он предложил:
- Мужики, вы скиньтесь, а я сбегаю за винцом.
Никто не захотел пить, и он очень удивился: как же так, люди вольные и не пьют?
- А мне говорили, что тут у вас никто не работает, а только пьют и деньги сшибают.
- Тебе дали ложную информацию, – похлопал его по плечу Иван Васильевич, наш бригадир, корифей. – ЖКО – это такая ось, на которой вертится вся жизнь посёлка! Так что держи лопату.
- Припотел я что-то… Вы покопайте без меня, а я малость посижу в затишке. – И добавил: – В умных книгах сказано, что человек создан для счастья, а приходиться работать. Вот какой парадокс получается!
В ходу у него были расхожие прибаутки типа: «работа дураков любит» или«от работы кони дохну», а когда торопили, говорил: «Ваше давай-давай зае…ло наше не могу». На любопытство товарищей, мол, почему до сих пор не найдёт себе бабу, отвечал двойственно: «Вопрос, конечно, интересный, но всё пока недосук».
По весне, когда отключили отопление и начались ремонт и замена котлов в котельных, нам поручили демонтаж одного из них в подвале под домом. Работа тяжёлая, пыльная, грязная, однако, с утра всё пошло как-то дружно, ладно. За час мы оцепили две секции и с помощью лебёдки уложили в штабель на металлолом. Хрюня остановил процесс:
- Куда спешили, чавеллы? До зимы ещё как до Китая раком. Мы такими темпами его за три дня раскидаем, а можно за месяц! Шагай реже – деньги те же! Айда на перекур.
Сполоснули ладони от ржавчины и гари, сели за стол, в ящике нашли колоду карт. Только раскинули первый кон, является бригадир:
- Хорошо сидим! А как насчёт поработать?
- Не боись, Василич, работа не волк, в лес не убежит, – успокоил его Хрюня. – Мы же только присели.
- Вижу! Ещё и руки у всех чистые. Кончайте перекур и вперёд на галеры!
- Начальство нам не доверяет, – констатировал Хрюня, когда мастер ушёл. – Тогда, значит, делаем так.
Он нашёл в развалине самый закопчённый кирпич и принёс к столу:
- Ну-ка, все мажьте ласты!
Снова уселись за стол, перепачкавшись сажей. Является через час проверяющий:
- Смотрю, дело движется.
- Что ты, аж пыль схватывается, руки помыть некогда! – подтвердил Хрюня.
- Ничего, ничего, парни. Правильно, работа тяжёлая, потихоньку, с перекурами.
Но этот день запомнился не тем, как мы до обеда дулись в картишки, а совсем другим событием. Уже во второй половине дня отсоединили очередную секцию, а когда сварщик срезал крепёж, лопнула страховочная верёвка. Трое отскочили, а Пашка Орешин оступился на битом кирпиче, и тяжёлый чугунный сегмент, как гигантское пресс-папье, припечатал его к груде мусора, накатившись на середину живота. Он не кричал, не плакал, только глаза стали огромные, бездонные, и задышал часто, с хрипом. Попробовали вручную сдвинуть груз с помощью ломов и верёвки – хренушки, кишка слаба! Пришлось поднимать лебёдкой через блоки. Я опустился на колени:
- Паша, тебе больно?
- Нет, – прошептал он белыми губами, – только горит всё! – И как бы всхлипнул: – Жить, мужики, хочется!
Начальство сразу откуда-то налетело, как мухи на мертвечину, появилось одеяло. На него мы положили Пашку, на нём же и вынесли из подвала на солнце, уже мёртвого…
Пришло лето –сезон ремонта теплосетей и контроля запорной арматуры.
- Ни хера подобного! – прервал Иван Васильевич рассуждения о том, что, мол, Хрюня ничего не делает, а только пьёт. – Я заставлю его работать. У меня и петушок снесётся!
Поставил он его на ревизию тепловых камер. Работа простая: сменить натяжные болты на задвижках, набить сальники, смазать штока и навести порядок в узле управления. Вместе они открыли вентиляционные люки, по лесенке Хрюня спустился в колодец, бригадир подал ему сумку с инструментом и банку тавота, а лестницу вынул.
- Сиди тут, работай, а на обед я тебя выпущу.
Как только Иван Васильевич ушёл, появились Хрюнины «дружбаны». В ведре на верёвке они опустили к нему два «огнетушителя» – бутылки толстого стекла по ноль семьдесят литра дешёвого вина. В тёплом колодце, без закуски, Хрюню разморило.
Довольный своей выдумкой, с лесенкой на плече, перед обедом, как и обещал, мастер подошёл к люку, опустил стремянку:
- Вылазь!
Когда из « амбразуры» показались ноздри, он сразу всё понял:
- Твою мать! Да ты же пьяный!
- Это видимость такая, Василич… Задвижки мажем тавотом, а тавот, он таво… парит… Угорел я, Василич, угорел, видишь?
- Да всё я вижу! – махнул рукой тот. – Кто же тебе наливал? Где же ты взял? Вот уж верно мудрость гласит: свинья везде грязи найдёт!
С тех пор лестницу он больше не уносил, но работу после Хрюни принимал лично.
Осенью, уже по холодку, началась запитка тепломагистралей и опрессовка домов, как положено, надавили избыточную атмосферу. Нас вызвали по аварийному звонку: в одном из домов в квартире второго этажа вырвало заглушку на батарее. Когда мы туда прибежали, вода из открытой двери выливалась на площадку и каскадами стекала по лестнице вниз. Комнаты застилал пар, босая и мокрая женщина с тряпкой в руке плакала в коридоре, а мужик в валенках, по щиколотку в воде, рубил топором порог на балкон.
- Что ты делаешь? – удивились мы.
- Пробиваю дорогу воде на улицу! – рявкнул он.
Зайти в квартиру в ботинках было невозможно, следовало либо разуваться, либо бежать за сапогами. Хрюня в кроссовках смело шагнул в воду, побрёл на кухню, взял табурет и двинулся в зал на проран. Чёрная струя кипятка хлестала в стену, смывая обои. Прикрываясь сидением, как щитом, он подобрался к месту аварии и заткнул брешь конической ножкой стула.
- Бугор! – крикнул мне. – Дуй в подвал, ты же знаешь, где закрывать. Сбросники не забудь!
Через полчаса мы поставили новую заглушку, а в ночь дом уже топился.
Запомнился один анекдот, рассказанный им, а знал он их, наверное, все, какие есть. Встречаются, значит, главари нашей контрразведки и американской. Американцы хвалятся: мол, у нас и такое оружие есть и вот такое! А наш парирует: «Нет, мы разоружаться решили, нам одного ЖКО достаточно». Задумались буржуи, что же это за секретное оружие? Заслали шпионов, а те передают в шифровках: «Само оружие не видели, но агентура докладывает, что это страшное дело! Как даст – ни воды, ни света, и всё в дерьме!»
В самые морозы, перед Новым годом, когда уже ёлку поставили возле ДК, в двух смотровых колодцах на теплотрассе вышла вода. Это значит, что на данном участке прохудилась труба. Теплотрасса проходит транзитом из одного сквера в другой под площадью, то есть если утечку искать методом тыка, то придётся расковырять всю площадь вместе с клумбами и ёлкой. Требовалось найти примерное место дефекта, не испортив праздника. Хрюня вызвался проползти под землёй внутри короба до места дефекта. По технике безопасности этого делать категорически нельзя, но если надо, то можно всё. Я в своё время тоже проползал из колодца в колодец, но по холодной трассе и небольшое расстояние, а Хрюне предстояло пройти метров сорок. В котельной остановили насосы, сбросили давление. Обвязали его за пояс тонкой верёвкой, вручили фонарь, и он налегке полез по изоляции в бетонный тоннель, а затем вернулся обратно задним ходом. По длине верёвки определили, где следует копать: к счастью, проран оказался в начале сквера. Когда экскаватор разрыл теплотрассу и сняли с трубы изоляцию, шипящий фонтан ударил в облака.
Теперь возникла вторая проблема. Если варить трубу, значит, надо тормозить котлы и сливать воду, то есть оставить без тепла завод и половину посёлка. Какой же Новый год людям в ледяной квартире?
«Залечить болячку» взялся наш старый ас Иван Васильевич дедовским способом. От берёзового черенка лопаты он отпилил кусок, остро и тонко застрогал его. Трубу накрыли куском мешковины, укрощая струю, а уж через ткань с помощью кувалды он ловко загнал этот колышек – чопик –в свищ. Яму закапывать не стали, оставили всё как есть до летней ревизии…
А летом, в жару, остановился центральный коллектор, то есть канализация. По улицам поплыли жирные куски кренделей из унитазов, огромная лужа разлилась перед проходной завода. Рядом с колодцем, из которого грибом поднималась сточная вода, встали машины: пожарная, водовозка, ассенизаторская и трактор со сваркой, собрался целый консилиум.
Попытка промылить трубу давлением не дала результатов: кукла не входила плотно в раструб, что-то ей мешало. Трос, запущенный через кочергу, вернулся совершенно чистым. Прощупывание баграми показало, что на выходе из колодца на дне лежит что-то мягкое, но на крючья не цепляется.
- Это же коллектор, ну что там может быть? – злился инженер.
- Да всё что угодно, – спокойно отвечал бригадир, – может, ночью кого грохнули, а труп в колодец кинули – и такое бывало. Эх, нам бы теперь водолаза на шесть секунд, чтобы обстановку прояснить.
- А давай я нырну? – предложил Хрюня.
- Иди ты! Ты что ж, в такую каку нырять будешь?
- И что тут такого? Вода –она и в Африке вода, это ж не мазута. Только уговор, с тебя неделя отгулов и литр водяры. Замётано?
- Ага! Тут пять метров глубина, с тобой что случится, а мне тюрьма. До пенсии уже осталось два понедельника.
- Да что со мной может случиться? На дно я пойду по скобам, а наверх меня фонтан вынесет – говно не тонет! Скажи лучше, что водку жалко.
- Этого добра не жалко, тебя жалею. Неужто в самом деле согласишься?
Хрюня молча начал раздеваться, мужики подзадоривали:
- Пусть ныряет, дело добровольное, а мы посмотрим!
Оставшись в трусах, Хрюня лихо шагнул в люк, опустился в вонючую воду по скобам по грудь.
- Не кочегары мы, не плотники, а жекеовские работники, – промурлыкал ныряльщик, сделал вдох и ушёл в коктейль канализационной пучины.
Казалось, он не появляется слишком долго, только сизая вода с отбросами вспухала пузырём. Наконец, он вынырнул, легко выпрыгнул из фонтана, обтёрся ветошью.
- Как водичка?
- Нормально, комнатная… Дайте закурить…
В зубы ему сунули сигарету, он раскуривал молча.
- Ну, что там? – не выдержал бригадир.
- По моим соображениям, какой-то мешок, наверное, с долларами из-за границы, а иначе откуда ему взяться? Попробовал приподнять, не могу оторвать, давлением присасывает. Короче, нужен крючок, я зацеплю, а вы дёрнете.
Сварщик тут же из толстого прутка сварил крюк, привязали верёвку.
Хрюня снова опустился в бурлящий, мутный поток по плечи, сплюнул бычок, подмигнул и скрылся в помоях. Вернулся довольно скоро, на ходу докладывая:
- Зацепил, вроде, надёжно. Давай!
Трое прилипли к верёвке, дёрнули. С первого же рывка вода в колодце упала метра на полтора, со второго рывка выволокли груз наружу. Сразу по горячим следам пожарка продула высоким давлением коллектор. Машины уехали мыть улицы, а мы занялись мешком. В добротном брезентовом бауле находился ещё один прорезиненный, так же плотно завязанный, а в нём запаянный целлофановый мешок. Целлофан разорвали и… о, чудо! Глазам открылись копчёные колбасы нескольких сортов, ветчина, окорок и свежая говяжья вырезка. Всё было тщательно разложено в пластмассовые ёмкости и запаяно!
Оказалось, таким образом на соседнем мясокомбинате воровали готовую продукцию. Способ безопасный и до гениальности простой. Продукты запаивали в герметичные упаковки, складывали в полиэтиленовый мешок, а его тоже запаивали. Чтобы он не порвался и не прохудился, его, в свою очередь, помещали в парусиновую оболочку, затем опускали в коллектор, и он своим ходом плыл по течению до самой Волги, примерно с километр. Там, в укромном месте, в камышах сидел смотритель на последних колодцах и с помощью нехитрых приспособлений принимал посылку.
В это же раз кто-то пожадничал и превысил объём, мешок зацепился за раструб в одном из колодцев, а мы его достали. После этого случая на мясокомбинате в коллекторе поставили решётку, кражи прекратились, но не знаю, надолго ли, наши ребята выдумают что-нибудь похлеще!
Свои трофеи мы честно поделили между участниками событий. Двое отказались по той причине, что, мол, «это побывало в канализации», побрезговали. Хрюня как ни в чём не бывало, не одеваясь, сидя на корточках и источая, как он говорил, амбре сточного колодца, вместе с нами пересчитал добычу и уточнил:
- Значит, с тебя, Василич, по уговору, неделя отгулов и два пузыря, а вы, орлы не заныкайте мою долю!
Босой, в одних трусах он пошёл через площадь и базар в сторону котельной мыться в душ…
С Хрюней мы работали вместе два года. Учиться тонкостям и хитростям слесарного дела он не хотел, но этот алкаш и уникум невольно вызывал к себе какое-то внутреннее уважение. Мне почему-то всегда казалось, что это человек не на своём месте, не от мира сего, что использование его судьбой в данной жизненной ситуации такая же глупость, как и лупить из пушек по комарам. Друзьями мы так и не стали, не раскрывали друг перед другом свои карты, но по ходу работы разговаривали.
«Почему не лечишься от пьянки?» – «А зачем лечиться, портить печёнку, можно же просто бросить». – «Так почему не бросишь?» – « А зачем? Алкоголь даёт крылья». – «Что-нибудь читаешь?». – «А зачем? Нашу поселковую библиотеку я перечитал всю ещё в школе». – «Хотел бы на кого-нибудь выучиться?». – «На директора пивзавода?». –«Ну, почему же, можно свои знания передавать другим». – «А зачем? Знания – это самый большой грех. Именно от них все беды и страдания. По-настоящему счастлив лишь тот, кто ничего не знает, как ребёнок»…
По стране катился жёсткий сквознячок лихих девяностых с безработицей, безденежьем, беспределом… Каждый выживал как мог. Дочка Хрюни, молодая, красивая, кудрявая в папу, стала проституткой. Дома не жила, но семью держала на плаву, Хрюне даже на пивко перепадало. Он её не осуждал: «А что, хорошая работа, не пыльная, а прибыльная».Потом она связалась одновременно с плохой компанией и хорошими наркотиками. Деньги дешевели, их требовалось всё больше на весёлую жизнь, и толпа решила угнать тачку, продать её, а деньги прокутить.Потом был суд, на котором следствие установило, что это именно она перерезала горло таксисту, молодому парню, стеклянкой, осколком бутылки…
К тому времени Хрюня уже потерял работу, добровольно стал безработным, как он говорил: «Уволился вчистую!»
Жили они теперь втроём всё в той же коммуналке: мама Пелагея Андреевна, сын Тихон Хренников и его внук Жека. На тот момент в теремочке остались одни убогие, молодёжь разбежалась по квартирам. Ремонт в гадюшнике делали последний раз в прошлом столетии. Жили они не богато, ни бедно – на пенсию мамы, она же числилась у них за знаменосца. Хрюня по-прежнему любил красиво одеться, вкусно поесть и выпить на халяву.
Уральская баба Зина, не смотря на то, что у неё была своя семья – дети и внуки – не забывала своего бедного отпрыска, на день рождения присылала посылки со шмотками. В этот раз она подарила ему плеер, мечту и гордость Жеки. Однажды, придя домой со школы, он не нашёл свою отраду. Версия в голове родилась только одна, и он сразу же бросился искать деда, прихватив с собой декоративный кухонный топорик в форме томагавка с рифлёным молоточком для отбивки мяса на обушке. Дедушку он нашёл в сортире, сидящем на горшке. Дверь в туалет не закрывалась, поскольку прибить шпингалет всем было недосуг, и Жека её широко распахнул.
- Ты… ты! Где мой плеер? – с побелевшим лицом крикнул он, трясясь от гнева.
- Зачем он тебе? Ты же взрослый пацан! – спросил Хрюня, не поднимаясь с унитаза.
- Где мой плеер?! – взвизгнул внук.
- И нужно тебе это китайское говно? Я куплю тебе настоящий плеер.
- Когда?! – дрожал Жека.
- А вот бабушка пенсию получит и купим.
Если бы он сказал, что никогда не купит, пацан бы просто заплакал, но вынести ложь не смог.
- Ты опять врёшь! Вы все врёте! – И, скривив страшную рожу, внук с остервенением всадил свой томагавк в темя дедушки по самый молоточек.
…Мама не выдержала смерти своего дитя, у неё «поехала крыша», а Жеку забрали в колонию для малолетних. Бабушке Зине некому было сообщить новости, так что она до сих пор не знает всей правды… Да, может, оно и к лучшему?
Июль, 2023год
[Скрыть]
Регистрационный номер 0525952 выдан для произведения:
Василий Реснянский
Житие грешника Тихона
- С сегодняшнего дня будешь работать с Тихоном Хренниковым, – сказала мне нарядчица утром на планёрке.
Но в течение дня никто ко мне не подошёл, то же самое произошло и в дальнейшем. Дня через три нарядчица спросила:
- Ну, как тебе новенький? Схватывает?
- Какой новенький? – удивился я.
- Как какой? Тихон Хренников! Я же специально к тебе его приставила в качестве стажёра, чтобы ты его поднатаскал.
- Тихон Хренников? Я думал, это у тебя такой прикол. Хотя бы покажи его.
- Да это же Хрюня! Что ж ты, Хрюню не знаешь? – зашумели мужики из моей бригады. – Кадр ещё тот: с ним не пропадёшь, но горя хватишь!
Хрюня оказался человеком весьма известным на посёлке – крепкого телосложения, кудрявый, лет сорока, лицо мужественное, доверительно-располагающее. Такое лицо бывает у актёров, играющих роль шпионов, и у аферистов.
Раньше я тоже слышал о нём всякие байки, пришлось даже вместе работать. Собственно, работал только я, а он отлынивал где-нибудь в сторонке, не было у него для этого с собой ни инструмента, ни желания трудиться. Нельзя сказать, что он был наглый, это выглядело его нормой, просто в нём полностью отсутствовало понятие совести, при этом был вежливый и обходительный, с чувством юмора. Он никогда не напивался до упаду, но всё время находился в подпитии. Для этого требовались деньги, приходилось занимать по возможности. Поэтому в микрорайоне его знали многие, а он был знаком практически со всеми кто испачкан алкоголем. Когда ему напоминали, что долг, наконец, пора бы и отдать, он извинялся:
- Прости, дружбан, запарился я. Хорошо, что ты напомнил. Ну, раз так вышло, займи мне ещё червончик, а я тебе потом отдам всё разом. Какая разница, сколько отдавать, ты только напомни.
Напоминали бесконечно и бесполезно, даже били, но он не обижался и не делал никому зла. Поэтому у него все были братаны и дружбаны. В подтверждение этого он добавлял:
- Я с ним пил!
Кличку Хрюня он получил ещё в детстве, уж больно курносый уродился – две дырки на квадратной ряхе, точнее не придумаешь. С годами он к ней привык и охотно откликался на этот псевдоним, как дворовый пёс.
При рождении природа наделила его удивительной памятью: всё когда-либо прочитанное им или услышанное навсегда оседало в черепной коробке. Колоссальные энциклопедические сведения хранились в его голове без всякого порядка и усилий с его стороны. Ради шутки к нему обращались, как в справочное бюро, и он безошибочно называл любую дату, имя или формулу. Эта же феноменальная память сыграла в его жизни злую шутку, пошла не на пользу, а во вред. В какой-то момент он пришёл к выводу, что стремиться к знаниям и делать какие-то потуги не стоит, всё и так даётся даром, без всякого труда, какой же смысл учиться, если и так всё знаешь. А тут ещё мамуля, воспитывающая своё чадо в одиночку, готова была любому выцарапать глаза за него: он ни в чём не виноват, он всегда прав! Ехать куда-либо учиться из маленького городка он не хотел, ведь для этого требовалось некое усилие, внутренняя работа над собой, а трудиться он не привык и не желал. Он почему-то считал, что всё в жизни ему должно достаться запросто так, в виду его исключительности, что всё утрясётся и оформится неким таинственным образом. Но чуда не произошло, случилась трагедия. Человек потерялся в самом себе, в своём внутреннем мире, его интеллектуальный потенциал не находил применения, требовал выхода, взаимопонимания, постоянно в нём накапливаясь. Так в теле по дозам копится радиация до критической отметки, постепенно убивая живое. Возможно, что причиной всему было элементарное отсутствие мечты. Никто ему её не подарил, не повёл его к сияющим вершинам по каменистым тропам, и он выбрал широкую столбовую дорогу, где катится всё само собой, и в безделье запил. Вот уж действительно – горе от ума!
В школьные годы Хрюня пытался как-то выделиться из общей массы, заявляя претензии на лидерство. Порой это принимало уродливые формы, вплоть до стычек с законом, сея дурную славу, а мама всякий раз защищала и выгораживала дитя, доказывая его непогрешимость. Внушить же ему что-то или обидеть было невозможно по той простой причине, что не может Бог обидеться на простого смертного ввиду великодушия.
По своей натуре он не имел чувства брезгливости и однажды, чтобы доказать это, заключил пари с приятелями, что съест… собственное говно. В присутствии свидетелей намазал кусок хлеба своим «джемом» и спокойно начал есть. Правда, зрители разбежались в самом начале «ланча»… Была так же на слуху одна байка о нём. Как-то, направляясь на дачу, шёл Хрюня между гаражей, видит: у знакомого дружбана в воротах калитка открыта. Заглянул – сидят двое возле верстака, перед ними недопитая бутылка, гранёный стакан и пачка соли.
- Здарова, славяне! О чём печаль?
- Привет, Хрюня! Вот мозгуем, есть ли жизнь на Марсе?
- А почему бы ей там не быть?.. Это сейчас не актуально, теперь стоит ребром другой вопрос – есть ли выпить?
Хозяин гаража молча плеснул водку в стакан, пригласил жестом. Осушив посуду, Хрюня спросил:
- А чем занюхать?
- Сегодня у нас на закусь мясо, – показал второй рукой в угол, где в капкане торчала мышь, задавленная три дня назад.
- Годится! – согласился Хрюня. Взял капкан и, не вынимая из него добычу, разорвал тушку зубами.
Дружбаны пулей полетели к выходу, и непонятно, как они смогли одновременно проскользнуть через узкую дверцу, лишь было слышно, как с хрюканьем вывернулись их желудки.
- Ну вот, – развёл руками Хрюня, – прямо, как бабы! Я так думаю, что сегодня вам водка уже ни к чему.
Он выцедил в стакан остатки водки, махнул её одним глотком, бросил в рот щепоть соли и, проходя мимо потерпевших, извинился:
- Прошу прощения, брателлы, но мне некогда, мать велела не задерживаться. Так что вы тут без меня потолкуйте про Марс.
Осознав тот факт, что знания даются сами собой, чуть позже он пришёл к выводу, что и деньги можно иметь, не уронив ни капли пота, лишь надо проявлять изобретательность и изворотливость. Его фантазия не имела предела. Он выдумывал столь невероятные истории, что невозможно было не поверить, поскольку нормальный человек не способен до такого додуматься. Так, в оздоровительном лагере во время обеда за столом сообщал по секрету, что лично видел, как в кастрюлю с компотом упал таракан, повар хотел его достать, но он разварился, так что компот сегодня с тараканами. Некоторые отказывались от третьего, и он спокойно выпивал лишние три-четыре кружки. Уж что-что, а пожрать Хрюня любил!
Как-то опоздал он в школу, учительница поинтересовалась, в чём причина.
- Ой, Мария Степановна, что делается! Там, на берег Волги, упал военный самолёт, но лётчик катапультировался. Народа припёрло – половину посёлка, а пацаны уже сидят на крыльях, ногами болтают и поют: «Пусть всегда будет солнце…» Я бегал смотреть и припозднился.
Другой раз в классе он объявил, что мать в больнице, на лечение требуются деньги, а где их найти, он не знает.
- Если бы кто-нибудь занял, а потом мать отдаст, как выздоровеет.
Сердобольные училки собрали вскладчину ему хорошую сумму. Он её, конечно, прокутил, щедро угощал мороженым в кафешке своих одноклассников, а особенно одноклассниц, жадности в нём не было – что достаётся даром, то и тратится без сожаления... Когда мама «выздоровела», директор вызвал её в школу:
- Такие дела, Пелагея Андреевна, ваш сын занял у наших учителей деньги.
- А зачем вы давали взаймы несовершеннолетнему? – встала мать на защиту сына. – Ко мне какие претензии? Кому давали, с того и спрашивайте.
На том всё и кончилось, как говорится, вопрос исчерпан, а «зажать» его в учёбе не представлялось возможным, он знал не меньше самих учителей.
Жили они с мамой в коммунальной квартире: общие коридор, кухня и туалет, мылись в бане. Когда на кухне кто-то забывал унести съестное, Хрюня спокойно отделял себе порцию: залазил в супницу, отламывал у курицы ногу.
- Что ж ты жрёшь, тварь ненасытная! Это же не ваша кастрюля! – возмущались хозяйки.
- Правда? – удивлялся прихваченный с поличным. – А цветочки на ней, как на нашей. Ну, извините, ошибся.
- Харя бесстыжая!
- А наглость – второе счастье! – слышалось в ответ.
Маманя совестила соседок:
- Подумаешь, отломил крошку! Что ж вам, для дитя куска хлеба жалко?
После сорока лет отмазка поменялась:
- Он же спьяна перепутал!
Женился Хрюня рано, вернее, он бы, возможно, никогда и не женился, это Зинка каким-то макаром его окрутила. Нравился он ей: кудрявый, мужественный, умный, а что пьёт, это можно исправить, надо только набраться терпения. Она же выхлопотала общежитие, где они и поселились. Маленькая комнатка – кровать, напротив старинный шифоньер и стол у окна. Зина была девка правильная, она его кормила, обстирывала, одевала, наставляла на путь истинный. Он ходил наглаженный и разодетый, как жених перед бракосочетанием. Собутыльники ворчали: «Мандец, попал Хрюня под каблук! Она его в руках держит, ни копья свободных денег не даёт…» Но чёрного кобеля не отмоешь до бела! Хрюня приспособился, не зря же в его голове теплились неординарные мозги. Свой старинный шифоньер он приспособил под смотровую площадку, проделав в нём несколько незаметных щелей и дыр. В шкаф он закрывал «публику», желавшую зрелищ, правда, больше трёх человек там не помещалось. В обеденный перерыв жена приходила домой кушать, и он занимался с ней сексом в течение часа. При этом просил менять позы и положения. Жертва подчинялась, желая угодить мужу, но не подозревала, почему это он такой любвеобильный именно во время обеда. Лишь только жена уходила на работу, он выпускал зрителей. Сеанс стоил три рубля с рыла, по советским меркам деньги не плохие, во всяком случае, на выпивку хватало. Вот вам живой пример, как совместить приятное с полезным, ещё один способ делать деньги из воздуха!
Зинка родила ему дочь Леру, но вместе прожили они не долго. В конце концов хрупкая женщина утратила иллюзию, что из дерьма можно сделать конфетку, потеряла веру в светлое будущее. А тут ещё Пелагея Андреевна со своими нравоучениями и постоянными проповедями в защиту родного дитятка.
На посёлке стояли два предприятия: Мясокомбинат и градообразующее объединение военно-промышленного комплекса, так называемый литерный завод, то есть у него отсутствовало название, а был номер почтового ящика. Сюда постоянно приезжали военные представители со всех концов страны. Видимо, судьба сжалилась над Зинкой и свела её с молоденьким офицером. Они поженились, и капитан увёз её куда-то на Урал. Она нисколько не жалела о посёлке на берегу Волги, поскольку была не местная, а попала на завод по распределению. Дочку ей не отдала свекровь на том основании, что «она шалава, бросившая мужа», а ребёнок рождён от родного сына, значит, это её собственность.
Стали жить поживать в теремочке втроём: мама Пелагея Андреевна, сын её Тихон Хренников и внучка Лерочка. Рулила всем мама, она же взяла на себя бремя воспитания девочки, а вот папа порой забывал, что у него есть маленькая неслушница.
Как-то летом уехала бабушка с внучкой погостить в деревню к родственникам. Хрюня остался один. Самое время разгуляться без контроля, но денег в обрез, только на хлеб и молоко. Обошёл все точки, где разливали самогон, но никто в долг пойло не даёт. Тогда он стал заниматься бартером, вынося из дома подряд всё, что можно поднять вдвоём с напарником. К тому времени, когда хозяйка вернулась из вояжа, в квартире остались только три вещи: тот самый неподъёмный шифоньер топорной работы, диван и Хрюня. Мама приняла от него все извинения и ни в чём не обвинила, а сама пошла по кредиторам со скандалом – это был её конёк! Где уговорами, где пристыживанием, а то и угрозами она вернула почти всё утраченное.
Работал Хрюня на заводе, куда его в своё время устроила мать, водителем электрокара. Развозил по цеху материал, заготовки, увозил на склад готовую продукцию. В цехе о нём ходила слава как о хохмаче и хулигане. Кроме всех перечисленных достоинств была в нём ещё одна особенность – умел он до нужного момента копить в животе газы и выпускать их по своему усмотрению в нужных дозах и громкости. Причём делал он это совершенно беспардонно, нисколько не смущаясь, как делают такое культурные немцы. У него это называлось руладами, и он утверждал, что у настоящего мужчины выхлоп пахнет порохом. Отпускал он свои рулады по обстоятельствам, сопровождая присказками, типа: «Не боись, перезимуем!» или: «Погода будет лётная». В юности было – ехал он как-то с друзьями по городу в стареньком автобусе, у которого на задней площадке сплошное сидение. Его-то целиком и заняла весёлая компания: едут из пив-бара, молодые, наглые, семечки грызут. И тут заходит в переполненный салон девушка, цепляется за поручень рядом. Начались заигрывания, приколы: «Как звать? Давай познакомимся. Садись к нам на коленки». Но попутчица попалась стойкая, на призывы не откликается, на дерзости не реагирует. Тогда, перекрывая рокот мотора, Хрюня выдал свою руладу. Кодла дружно загоготала, усмехнулись пассажиры, а он сказал возмущённо:
- Чего вы ржёте, мерины, с кем не бывает? А ты, девушка, не стесняйся, вали всё на меня. Мне похеру!
У бедняжки покраснели не только лицо и уши, но, наверное, и пятки. На первой же остановке она выпрыгнула из автобуса.
Однажды в конце года на заводе в Хрюнин цех наметилась проверочная комиссия с ревизией по учёту и хранению брака. Находился склад в подвале, Тихон там бывал не раз в качестве грузчика. Сюда на грузовом лифте опускали выбракованные узлы под пломбы и печати. Девчата из ОТК заволновались за свою годовую премию, обратились к Хрюне: «Тихон, своди их в подвал, покажи склад, ты же в курсе. У тебя язык, как пропеллер, задержи комиссию подольше, а мы тут подчистим журналы учёта и расхода материалов…» Хрюня и повёл группу из пяти человек: здоровенный дядька с портфелем из пожарной охраны; седой майор, представитель заказчика; толстая тётка с журналом из отдела сбыта и две старушки от заводоуправления. Все люди серьёзные, строгие – производство всё-таки военное. По лестнице опустились на два пролёта, встали возле опечатанной двери, и тут Хрюня разразился руладой, не такой, чтобы уж мощной, но в пустом помещении это прозвучало так звонко, что пауки в углах попрятались в паутину. Члены комиссии вздрогнули и переглянулись, а Хрюня совершенно спокойно оглянулся и покачал головой с укором:
- Ну и друзей веду!..
Когда он сломал печать и открыл дверь, позади уже не осталось никого. «Тринадцатая зарплата» была спасена.
Склонность к чудачествам сослужила ему плохую службу. Как-то раз придурился перед девочками на заводской проходной, прошёл турникет с кабинками и упал.
- Ой… ой…ой!
Девчонки-вахтёрши из своих будок кинулись к нему:
- Что такое? Чем вам помочь? Может, скорую вызвать?
- Не надо, – стонет Хрюня, – пройдёт, вы только поднимите мне правую ногу.
Девчонки подняли ногу.
- Повыше… – просит больной.
Душевные кабинщицы исполнили просьбу, и тогда Хрюня со всей дури так лупанул из своей одностволки, что пыль приподнялась! Которая молоденькая, просто села на пол, оглушённая, вторая прислонилась к стенке и заплакала. Хрюню вызвали в заводоуправление: «Это как понять? Это что за выкрутасы на режимном заводе?» Конфликтная комиссия от профсоюза постановила: «За нарушение режима прохода на территорию завода и аморальное поведение в отношении работников проходной, перевести Хренникова Тихона Матвеевича на строительство заводского дома разнорабочим, сроком на три месяца с сохранением заработной платы по прежнему месту работы».
В советские времена каждое предприятие своими силами строило жильё для работников. Нанимался подрядчик, а роль подсобников исполняли очередники на получение квартиры. Каждый должен был отработать четыре часа в день до или после смены. Такой почин был придуман в городе Горьком, а в народе это называлось «строиться горьким методом». Короче, занесла нелёгкая Хрюню на стройку. Разносил он стройматериалы и раствор штукатурам по этажам. Работа не из приятных, но и здесь Хрюня тормозил носилки с раствором перед тяжёлым подъёмом:
- Минуточку! Включаю форсаж!
Далее следовала раскатистая рулада, и носилки плыли свои курсом.
Напарникам приходилось постоянно искать его по стройке: забившись где-либо в тихий угол, он спокойно спал.
- Хрюня, ты чего? Ищу тебя целый час! Если мы будем так строить, то до пенсии квартиру не получим!
- Эх, братан, – зевал Хрюня, – кто понял жизнь, тому некуда спешить! Мне тут ничего не светит, а зарплата идёт в заводе. Это тебе нужна квартира, вот ты и вкалывай.
Впрочем, ему быстро надоела эта пыльная работа, и он последовал чьему-то мудрому совету устроиться в ЖКО. Авторитетный человек утверждал, что там никто не работает, все пьют и обирают жильцов калымными трёшницами. С такими убеждениями он и попал ко мне в ученики.
На тот момент дочь его родила в четырнадцать лет, школу бросила, нянчилась с сыном. Бабы, когда речь заходила о ней, безнадёжно махали рукой: «А-а-а!.. Яблоко от яблони…» Стали Хренниковы теперь жить-поживать в грёбаном теремочке вчетвером: мама Пелагея Андреевна, сын Тихон, внучка Валерия Тихоновна и правнук Женька.
Первое, что сделал Хрюня, оказавшись моим вторым номером, занял у меня червонец, как он сказал, до лучших дней. Через месяц я спросил, не настали ли лучшие дни?
- А что, тебе нужны деньги? – удивился он. – Ты же не пьёшь! Хорошо, что ты мне напомнил, братан, а то я запарился. Ну раз так, тогда займи мне ещё «чирик», а я уж потом сразу и отдам.
Но меня уже предупредили… Однако стоит заметить, что деньги липли к нему порой из ниоткуда. Так, сразу поначалу я заметил, что когда мы работаем по заявке в квартире, он присутствует только до обеда, а затем исчезает. Оказалось, что попав в квартиру, он вёл дипломатические переговоры с жильцами (уж это он умел!), выпрашивал деньги и уходил пить пиво.
- За что деньги? – однажды возмутился я.
- Как за что? За работу.
- За какую работу?
- Ну я же полдня отработал! Вот и беру свою половину, по-божески, на пиво, а ты остаток возьмёшь в конце смены. Или ты со мной делиться не хочешь?
Пришлось ломать его представления о работе в жилом секторе. Теперь, прежде чем приступить к работе, я объяснял хозяевам, что этому человеку (показывал пальцем) не наливать и деньги не давать ни под каким предлогом.
Точно так же он держался и на общих работах, во время аврала. Как-то копали мы траншею, делали ввод для труб под фундамент. Ему быстро это надоело, и он предложил:
- Мужики, вы скиньтесь, а я сбегаю за винцом.
Никто не захотел пить, и он очень удивился: как же так, люди вольные и не пьют?
- А мне говорили, что тут у вас никто не работает, а только пьют и деньги сшибают.
- Тебе дали ложную информацию, – похлопал его по плечу Иван Васильевич, наш бригадир, корифей. – ЖКО – это такая ось, на которой вертится вся жизнь посёлка! Так что держи лопату.
- Припотел я что-то… Вы покопайте без меня, а я малость посижу в затишке. – И добавил: – В умных книгах сказано, что человек создан для счастья, а приходиться работать. Вот какой парадокс получается!
В ходу у него были расхожие прибаутки типа: «работа дураков любит» или«от работы кони дохну», а когда торопили, говорил: «Ваше давай-давай зае…ло наше не могу». На любопытство товарищей, мол, почему до сих пор не найдёт себе бабу, отвечал двойственно: «Вопрос, конечно, интересный, но всё пока недосук».
По весне, когда отключили отопление и начались ремонт и замена котлов в котельных, нам поручили демонтаж одного из них в подвале под домом. Работа тяжёлая, пыльная, грязная, однако, с утра всё пошло как-то дружно, ладно. За час мы оцепили две секции и с помощью лебёдки уложили в штабель на металлолом. Хрюня остановил процесс:
- Куда спешили, чавеллы? До зимы ещё как до Китая раком. Мы такими темпами его за три дня раскидаем, а можно за месяц! Шагай реже – деньги те же! Айда на перекур.
Сполоснули ладони от ржавчины и гари, сели за стол, в ящике нашли колоду карт. Только раскинули первый кон, является бригадир:
- Хорошо сидим! А как насчёт поработать?
- Не боись, Василич, работа не волк, в лес не убежит, – успокоил его Хрюня. – Мы же только присели.
- Вижу! Ещё и руки у всех чистые. Кончайте перекур и вперёд на галеры!
- Начальство нам не доверяет, – констатировал Хрюня, когда мастер ушёл. – Тогда, значит, делаем так.
Он нашёл в развалине самый закопчённый кирпич и принёс к столу:
- Ну-ка, все мажьте ласты!
Снова уселись за стол, перепачкавшись сажей. Является через час проверяющий:
- Смотрю, дело движется.
- Что ты, аж пыль схватывается, руки помыть некогда! – подтвердил Хрюня.
- Ничего, ничего, парни. Правильно, работа тяжёлая, потихоньку, с перекурами.
Но этот день запомнился не тем, как мы до обеда дулись в картишки, а совсем другим событием. Уже во второй половине дня отсоединили очередную секцию, а когда сварщик срезал крепёж, лопнула страховочная верёвка. Трое отскочили, а Пашка Орешин оступился на битом кирпиче, и тяжёлый чугунный сегмент, как гигантское пресс-папье, припечатал его к груде мусора, накатившись на середину живота. Он не кричал, не плакал, только глаза стали огромные, бездонные, и задышал часто, с хрипом. Попробовали вручную сдвинуть груз с помощью ломов и верёвки – хренушки, кишка слаба! Пришлось поднимать лебёдкой через блоки. Я опустился на колени:
- Паша, тебе больно?
- Нет, – прошептал он белыми губами, – только горит всё! – И как бы всхлипнул: – Жить, мужики, хочется!
Начальство сразу откуда-то налетело, как мухи на мертвечину, появилось одеяло. На него мы положили Пашку, на нём же и вынесли из подвала на солнце, уже мёртвого…
Пришло лето –сезон ремонта теплосетей и контроля запорной арматуры.
- Ни хера подобного! – прервал Иван Васильевич рассуждения о том, что, мол, Хрюня ничего не делает, а только пьёт. – Я заставлю его работать. У меня и петушок снесётся!
Поставил он его на ревизию тепловых камер. Работа простая: сменить натяжные болты на задвижках, набить сальники, смазать штока и навести порядок в узле управления. Вместе они открыли вентиляционные люки, по лесенке Хрюня спустился в колодец, бригадир подал ему сумку с инструментом и банку тавота, а лестницу вынул.
- Сиди тут, работай, а на обед я тебя выпущу.
Как только Иван Васильевич ушёл, появились Хрюнины «дружбаны». В ведре на верёвке они опустили к нему два «огнетушителя» – бутылки толстого стекла по ноль семьдесят литра дешёвого вина. В тёплом колодце, без закуски, Хрюню разморило.
Довольный своей выдумкой, с лесенкой на плече, перед обедом, как и обещал, мастер подошёл к люку, опустил стремянку:
- Вылазь!
Когда из « амбразуры» показались ноздри, он сразу всё понял:
- Твою мать! Да ты же пьяный!
- Это видимость такая, Василич… Задвижки мажем тавотом, а тавот, он таво… парит… Угорел я, Василич, угорел, видишь?
- Да всё я вижу! – махнул рукой тот. – Кто же тебе наливал? Где же ты взял? Вот уж верно мудрость гласит: свинья везде грязи найдёт!
С тех пор лестницу он больше не уносил, но работу после Хрюни принимал лично.
Осенью, уже по холодку, началась запитка тепломагистралей и опрессовка домов, как положено, надавили избыточную атмосферу. Нас вызвали по аварийному звонку: в одном из домов в квартире второго этажа вырвало заглушку на батарее. Когда мы туда прибежали, вода из открытой двери выливалась на площадку и каскадами стекала по лестнице вниз. Комнаты застилал пар, босая и мокрая женщина с тряпкой в руке плакала в коридоре, а мужик в валенках, по щиколотку в воде, рубил топором порог на балкон.
- Что ты делаешь? – удивились мы.
- Пробиваю дорогу воде на улицу! – рявкнул он.
Зайти в квартиру в ботинках было невозможно, следовало либо разуваться, либо бежать за сапогами. Хрюня в кроссовках смело шагнул в воду, побрёл на кухню, взял табурет и двинулся в зал на проран. Чёрная струя кипятка хлестала в стену, смывая обои. Прикрываясь сидением, как щитом, он подобрался к месту аварии и заткнул брешь конической ножкой стула.
- Бугор! – крикнул мне. – Дуй в подвал, ты же знаешь, где закрывать. Сбросники не забудь!
Через полчаса мы поставили новую заглушку, а в ночь дом уже топился.
Запомнился один анекдот, рассказанный им, а знал он их, наверное, все, какие есть. Встречаются, значит, главари нашей контрразведки и американской. Американцы хвалятся: мол, у нас и такое оружие есть и вот такое! А наш парирует: «Нет, мы разоружаться решили, нам одного ЖКО достаточно». Задумались буржуи, что же это за секретное оружие? Заслали шпионов, а те передают в шифровках: «Само оружие не видели, но агентура докладывает, что это страшное дело! Как даст – ни воды, ни света, и всё в дерьме!»
В самые морозы, перед Новым годом, когда уже ёлку поставили возле ДК, в двух смотровых колодцах на теплотрассе вышла вода. Это значит, что на данном участке прохудилась труба. Теплотрасса проходит транзитом из одного сквера в другой под площадью, то есть если утечку искать методом тыка, то придётся расковырять всю площадь вместе с клумбами и ёлкой. Требовалось найти примерное место дефекта, не испортив праздника. Хрюня вызвался проползти под землёй внутри короба до места дефекта. По технике безопасности этого делать категорически нельзя, но если надо, то можно всё. Я в своё время тоже проползал из колодца в колодец, но по холодной трассе и небольшое расстояние, а Хрюне предстояло пройти метров сорок. В котельной остановили насосы, сбросили давление. Обвязали его за пояс тонкой верёвкой, вручили фонарь, и он налегке полез по изоляции в бетонный тоннель, а затем вернулся обратно задним ходом. По длине верёвки определили, где следует копать: к счастью, проран оказался в начале сквера. Когда экскаватор разрыл теплотрассу и сняли с трубы изоляцию, шипящий фонтан ударил в облака.
Теперь возникла вторая проблема. Если варить трубу, значит, надо тормозить котлы и сливать воду, то есть оставить без тепла завод и половину посёлка. Какой же Новый год людям в ледяной квартире?
«Залечить болячку» взялся наш старый ас Иван Васильевич дедовским способом. От берёзового черенка лопаты он отпилил кусок, остро и тонко застрогал его. Трубу накрыли куском мешковины, укрощая струю, а уж через ткань с помощью кувалды он ловко загнал этот колышек – чопик –в свищ. Яму закапывать не стали, оставили всё как есть до летней ревизии…
А летом, в жару, остановился центральный коллектор, то есть канализация. По улицам поплыли жирные куски кренделей из унитазов, огромная лужа разлилась перед проходной завода. Рядом с колодцем, из которого грибом поднималась сточная вода, встали машины: пожарная, водовозка, ассенизаторская и трактор со сваркой, собрался целый консилиум.
Попытка промылить трубу давлением не дала результатов: кукла не входила плотно в раструб, что-то ей мешало. Трос, запущенный через кочергу, вернулся совершенно чистым. Прощупывание баграми показало, что на выходе из колодца на дне лежит что-то мягкое, но на крючья не цепляется.
- Это же коллектор, ну что там может быть? – злился инженер.
- Да всё что угодно, – спокойно отвечал бригадир, – может, ночью кого грохнули, а труп в колодец кинули – и такое бывало. Эх, нам бы теперь водолаза на шесть секунд, чтобы обстановку прояснить.
- А давай я нырну? – предложил Хрюня.
- Иди ты! Ты что ж, в такую каку нырять будешь?
- И что тут такого? Вода –она и в Африке вода, это ж не мазута. Только уговор, с тебя неделя отгулов и литр водяры. Замётано?
- Ага! Тут пять метров глубина, с тобой что случится, а мне тюрьма. До пенсии уже осталось два понедельника.
- Да что со мной может случиться? На дно я пойду по скобам, а наверх меня фонтан вынесет – говно не тонет! Скажи лучше, что водку жалко.
- Этого добра не жалко, тебя жалею. Неужто в самом деле согласишься?
Хрюня молча начал раздеваться, мужики подзадоривали:
- Пусть ныряет, дело добровольное, а мы посмотрим!
Оставшись в трусах, Хрюня лихо шагнул в люк, опустился в вонючую воду по скобам по грудь.
- Не кочегары мы, не плотники, а жекеовские работники, – промурлыкал ныряльщик, сделал вдох и ушёл в коктейль канализационной пучины.
Казалось, он не появляется слишком долго, только сизая вода с отбросами вспухала пузырём. Наконец, он вынырнул, легко выпрыгнул из фонтана, обтёрся ветошью.
- Как водичка?
- Нормально, комнатная… Дайте закурить…
В зубы ему сунули сигарету, он раскуривал молча.
- Ну, что там? – не выдержал бригадир.
- По моим соображениям, какой-то мешок, наверное, с долларами из-за границы, а иначе откуда ему взяться? Попробовал приподнять, не могу оторвать, давлением присасывает. Короче, нужен крючок, я зацеплю, а вы дёрнете.
Сварщик тут же из толстого прутка сварил крюк, привязали верёвку.
Хрюня снова опустился в бурлящий, мутный поток по плечи, сплюнул бычок, подмигнул и скрылся в помоях. Вернулся довольно скоро, на ходу докладывая:
- Зацепил, вроде, надёжно. Давай!
Трое прилипли к верёвке, дёрнули. С первого же рывка вода в колодце упала метра на полтора, со второго рывка выволокли груз наружу. Сразу по горячим следам пожарка продула высоким давлением коллектор. Машины уехали мыть улицы, а мы занялись мешком. В добротном брезентовом бауле находился ещё один прорезиненный, так же плотно завязанный, а в нём запаянный целлофановый мешок. Целлофан разорвали и… о, чудо! Глазам открылись копчёные колбасы нескольких сортов, ветчина, окорок и свежая говяжья вырезка. Всё было тщательно разложено в пластмассовые ёмкости и запаяно!
Оказалось, таким образом на соседнем мясокомбинате воровали готовую продукцию. Способ безопасный и до гениальности простой. Продукты запаивали в герметичные упаковки, складывали в полиэтиленовый мешок, а его тоже запаивали. Чтобы он не порвался и не прохудился, его, в свою очередь, помещали в парусиновую оболочку, затем опускали в коллектор, и он своим ходом плыл по течению до самой Волги, примерно с километр. Там, в укромном месте, в камышах сидел смотритель на последних колодцах и с помощью нехитрых приспособлений принимал посылку.
В это же раз кто-то пожадничал и превысил объём, мешок зацепился за раструб в одном из колодцев, а мы его достали. После этого случая на мясокомбинате в коллекторе поставили решётку, кражи прекратились, но не знаю, надолго ли, наши ребята выдумают что-нибудь похлеще!
Свои трофеи мы честно поделили между участниками событий. Двое отказались по той причине, что, мол, «это побывало в канализации», побрезговали. Хрюня как ни в чём не бывало, не одеваясь, сидя на корточках и источая, как он говорил, амбре сточного колодца, вместе с нами пересчитал добычу и уточнил:
- Значит, с тебя, Василич, по уговору, неделя отгулов и два пузыря, а вы, орлы не заныкайте мою долю!
Босой, в одних трусах он пошёл через площадь и базар в сторону котельной мыться в душ…
С Хрюней мы работали вместе два года. Учиться тонкостям и хитростям слесарного дела он не хотел, но этот алкаш и уникум невольно вызывал к себе какое-то внутреннее уважение. Мне почему-то всегда казалось, что это человек не на своём месте, не от мира сего, что использование его судьбой в данной жизненной ситуации такая же глупость, как и лупить из пушек по комарам. Друзьями мы так и не стали, не раскрывали друг перед другом свои карты, но по ходу работы разговаривали.
«Почему не лечишься от пьянки?» – «А зачем лечиться, портить печёнку, можно же просто бросить». – «Так почему не бросишь?» – « А зачем? Алкоголь даёт крылья». – «Что-нибудь читаешь?». – «А зачем? Нашу поселковую библиотеку я перечитал всю ещё в школе». – «Хотел бы на кого-нибудь выучиться?». – «На директора пивзавода?». –«Ну, почему же, можно свои знания передавать другим». – «А зачем? Знания – это самый большой грех. Именно от них все беды и страдания. По-настоящему счастлив лишь тот, кто ничего не знает, как ребёнок»…
По стране катился жёсткий сквознячок лихих девяностых с безработицей, безденежьем, беспределом… Каждый выживал как мог. Дочка Хрюни, молодая, красивая, кудрявая в папу, стала проституткой. Дома не жила, но семью держала на плаву, Хрюне даже на пивко перепадало. Он её не осуждал: «А что, хорошая работа, не пыльная, а прибыльная».Потом она связалась одновременно с плохой компанией и хорошими наркотиками. Деньги дешевели, их требовалось всё больше на весёлую жизнь, и толпа решила угнать тачку, продать её, а деньги прокутить.Потом был суд, на котором следствие установило, что это именно она перерезала горло таксисту, молодому парню, стеклянкой, осколком бутылки…
К тому времени Хрюня уже потерял работу, добровольно стал безработным, как он говорил: «Уволился вчистую!»
Жили они теперь втроём всё в той же коммуналке: мама Пелагея Андреевна, сын Тихон Хренников и его внук Жека. На тот момент в теремочке остались одни убогие, молодёжь разбежалась по квартирам. Ремонт в гадюшнике делали последний раз в прошлом столетии. Жили они не богато, ни бедно – на пенсию мамы, она же числилась у них за знаменосца. Хрюня по-прежнему любил красиво одеться, вкусно поесть и выпить на халяву.
Уральская баба Зина, не смотря на то, что у неё была своя семья – дети и внуки – не забывала своего бедного отпрыска, на день рождения присылала посылки со шмотками. В этот раз она подарила ему плеер, мечту и гордость Жеки. Однажды, придя домой со школы, он не нашёл свою отраду. Версия в голове родилась только одна, и он сразу же бросился искать деда, прихватив с собой декоративный кухонный топорик в форме томагавка с рифлёным молоточком для отбивки мяса на обушке. Дедушку он нашёл в сортире, сидящем на горшке. Дверь в туалет не закрывалась, поскольку прибить шпингалет всем было недосуг, и Жека её широко распахнул.
- Ты… ты! Где мой плеер? – с побелевшим лицом крикнул он, трясясь от гнева.
- Зачем он тебе? Ты же взрослый пацан! – спросил Хрюня, не поднимаясь с унитаза.
- Где мой плеер?! – взвизгнул внук.
- И нужно тебе это китайское говно? Я куплю тебе настоящий плеер.
- Когда?! – дрожал Жека.
- А вот бабушка пенсию получит и купим.
Если бы он сказал, что никогда не купит, пацан бы просто заплакал, но вынести ложь не смог.
- Ты опять врёшь! Вы все врёте! – И, скривив страшную рожу, внук с остервенением всадил свой томагавк в темя дедушки по самый молоточек.
…Мама не выдержала смерти своего дитя, у неё «поехала крыша», а Жеку забрали в колонию для малолетних. Бабушке Зине некому было сообщить новости, так что она до сих пор не знает всей правды… Да, может, оно и к лучшему?
Июль, 2023год
Житие грешника Тихона
- С сегодняшнего дня будешь работать с Тихоном Хренниковым, – сказала мне нарядчица утром на планёрке.
Но в течение дня никто ко мне не подошёл, то же самое произошло и в дальнейшем. Дня через три нарядчица спросила:
- Ну, как тебе новенький? Схватывает?
- Какой новенький? – удивился я.
- Как какой? Тихон Хренников! Я же специально к тебе его приставила в качестве стажёра, чтобы ты его поднатаскал.
- Тихон Хренников? Я думал, это у тебя такой прикол. Хотя бы покажи его.
- Да это же Хрюня! Что ж ты, Хрюню не знаешь? – зашумели мужики из моей бригады. – Кадр ещё тот: с ним не пропадёшь, но горя хватишь!
Хрюня оказался человеком весьма известным на посёлке – крепкого телосложения, кудрявый, лет сорока, лицо мужественное, доверительно-располагающее. Такое лицо бывает у актёров, играющих роль шпионов, и у аферистов.
Раньше я тоже слышал о нём всякие байки, пришлось даже вместе работать. Собственно, работал только я, а он отлынивал где-нибудь в сторонке, не было у него для этого с собой ни инструмента, ни желания трудиться. Нельзя сказать, что он был наглый, это выглядело его нормой, просто в нём полностью отсутствовало понятие совести, при этом был вежливый и обходительный, с чувством юмора. Он никогда не напивался до упаду, но всё время находился в подпитии. Для этого требовались деньги, приходилось занимать по возможности. Поэтому в микрорайоне его знали многие, а он был знаком практически со всеми кто испачкан алкоголем. Когда ему напоминали, что долг, наконец, пора бы и отдать, он извинялся:
- Прости, дружбан, запарился я. Хорошо, что ты напомнил. Ну, раз так вышло, займи мне ещё червончик, а я тебе потом отдам всё разом. Какая разница, сколько отдавать, ты только напомни.
Напоминали бесконечно и бесполезно, даже били, но он не обижался и не делал никому зла. Поэтому у него все были братаны и дружбаны. В подтверждение этого он добавлял:
- Я с ним пил!
Кличку Хрюня он получил ещё в детстве, уж больно курносый уродился – две дырки на квадратной ряхе, точнее не придумаешь. С годами он к ней привык и охотно откликался на этот псевдоним, как дворовый пёс.
При рождении природа наделила его удивительной памятью: всё когда-либо прочитанное им или услышанное навсегда оседало в черепной коробке. Колоссальные энциклопедические сведения хранились в его голове без всякого порядка и усилий с его стороны. Ради шутки к нему обращались, как в справочное бюро, и он безошибочно называл любую дату, имя или формулу. Эта же феноменальная память сыграла в его жизни злую шутку, пошла не на пользу, а во вред. В какой-то момент он пришёл к выводу, что стремиться к знаниям и делать какие-то потуги не стоит, всё и так даётся даром, без всякого труда, какой же смысл учиться, если и так всё знаешь. А тут ещё мамуля, воспитывающая своё чадо в одиночку, готова была любому выцарапать глаза за него: он ни в чём не виноват, он всегда прав! Ехать куда-либо учиться из маленького городка он не хотел, ведь для этого требовалось некое усилие, внутренняя работа над собой, а трудиться он не привык и не желал. Он почему-то считал, что всё в жизни ему должно достаться запросто так, в виду его исключительности, что всё утрясётся и оформится неким таинственным образом. Но чуда не произошло, случилась трагедия. Человек потерялся в самом себе, в своём внутреннем мире, его интеллектуальный потенциал не находил применения, требовал выхода, взаимопонимания, постоянно в нём накапливаясь. Так в теле по дозам копится радиация до критической отметки, постепенно убивая живое. Возможно, что причиной всему было элементарное отсутствие мечты. Никто ему её не подарил, не повёл его к сияющим вершинам по каменистым тропам, и он выбрал широкую столбовую дорогу, где катится всё само собой, и в безделье запил. Вот уж действительно – горе от ума!
В школьные годы Хрюня пытался как-то выделиться из общей массы, заявляя претензии на лидерство. Порой это принимало уродливые формы, вплоть до стычек с законом, сея дурную славу, а мама всякий раз защищала и выгораживала дитя, доказывая его непогрешимость. Внушить же ему что-то или обидеть было невозможно по той простой причине, что не может Бог обидеться на простого смертного ввиду великодушия.
По своей натуре он не имел чувства брезгливости и однажды, чтобы доказать это, заключил пари с приятелями, что съест… собственное говно. В присутствии свидетелей намазал кусок хлеба своим «джемом» и спокойно начал есть. Правда, зрители разбежались в самом начале «ланча»… Была так же на слуху одна байка о нём. Как-то, направляясь на дачу, шёл Хрюня между гаражей, видит: у знакомого дружбана в воротах калитка открыта. Заглянул – сидят двое возле верстака, перед ними недопитая бутылка, гранёный стакан и пачка соли.
- Здарова, славяне! О чём печаль?
- Привет, Хрюня! Вот мозгуем, есть ли жизнь на Марсе?
- А почему бы ей там не быть?.. Это сейчас не актуально, теперь стоит ребром другой вопрос – есть ли выпить?
Хозяин гаража молча плеснул водку в стакан, пригласил жестом. Осушив посуду, Хрюня спросил:
- А чем занюхать?
- Сегодня у нас на закусь мясо, – показал второй рукой в угол, где в капкане торчала мышь, задавленная три дня назад.
- Годится! – согласился Хрюня. Взял капкан и, не вынимая из него добычу, разорвал тушку зубами.
Дружбаны пулей полетели к выходу, и непонятно, как они смогли одновременно проскользнуть через узкую дверцу, лишь было слышно, как с хрюканьем вывернулись их желудки.
- Ну вот, – развёл руками Хрюня, – прямо, как бабы! Я так думаю, что сегодня вам водка уже ни к чему.
Он выцедил в стакан остатки водки, махнул её одним глотком, бросил в рот щепоть соли и, проходя мимо потерпевших, извинился:
- Прошу прощения, брателлы, но мне некогда, мать велела не задерживаться. Так что вы тут без меня потолкуйте про Марс.
Осознав тот факт, что знания даются сами собой, чуть позже он пришёл к выводу, что и деньги можно иметь, не уронив ни капли пота, лишь надо проявлять изобретательность и изворотливость. Его фантазия не имела предела. Он выдумывал столь невероятные истории, что невозможно было не поверить, поскольку нормальный человек не способен до такого додуматься. Так, в оздоровительном лагере во время обеда за столом сообщал по секрету, что лично видел, как в кастрюлю с компотом упал таракан, повар хотел его достать, но он разварился, так что компот сегодня с тараканами. Некоторые отказывались от третьего, и он спокойно выпивал лишние три-четыре кружки. Уж что-что, а пожрать Хрюня любил!
Как-то опоздал он в школу, учительница поинтересовалась, в чём причина.
- Ой, Мария Степановна, что делается! Там, на берег Волги, упал военный самолёт, но лётчик катапультировался. Народа припёрло – половину посёлка, а пацаны уже сидят на крыльях, ногами болтают и поют: «Пусть всегда будет солнце…» Я бегал смотреть и припозднился.
Другой раз в классе он объявил, что мать в больнице, на лечение требуются деньги, а где их найти, он не знает.
- Если бы кто-нибудь занял, а потом мать отдаст, как выздоровеет.
Сердобольные училки собрали вскладчину ему хорошую сумму. Он её, конечно, прокутил, щедро угощал мороженым в кафешке своих одноклассников, а особенно одноклассниц, жадности в нём не было – что достаётся даром, то и тратится без сожаления... Когда мама «выздоровела», директор вызвал её в школу:
- Такие дела, Пелагея Андреевна, ваш сын занял у наших учителей деньги.
- А зачем вы давали взаймы несовершеннолетнему? – встала мать на защиту сына. – Ко мне какие претензии? Кому давали, с того и спрашивайте.
На том всё и кончилось, как говорится, вопрос исчерпан, а «зажать» его в учёбе не представлялось возможным, он знал не меньше самих учителей.
Жили они с мамой в коммунальной квартире: общие коридор, кухня и туалет, мылись в бане. Когда на кухне кто-то забывал унести съестное, Хрюня спокойно отделял себе порцию: залазил в супницу, отламывал у курицы ногу.
- Что ж ты жрёшь, тварь ненасытная! Это же не ваша кастрюля! – возмущались хозяйки.
- Правда? – удивлялся прихваченный с поличным. – А цветочки на ней, как на нашей. Ну, извините, ошибся.
- Харя бесстыжая!
- А наглость – второе счастье! – слышалось в ответ.
Маманя совестила соседок:
- Подумаешь, отломил крошку! Что ж вам, для дитя куска хлеба жалко?
После сорока лет отмазка поменялась:
- Он же спьяна перепутал!
Женился Хрюня рано, вернее, он бы, возможно, никогда и не женился, это Зинка каким-то макаром его окрутила. Нравился он ей: кудрявый, мужественный, умный, а что пьёт, это можно исправить, надо только набраться терпения. Она же выхлопотала общежитие, где они и поселились. Маленькая комнатка – кровать, напротив старинный шифоньер и стол у окна. Зина была девка правильная, она его кормила, обстирывала, одевала, наставляла на путь истинный. Он ходил наглаженный и разодетый, как жених перед бракосочетанием. Собутыльники ворчали: «Мандец, попал Хрюня под каблук! Она его в руках держит, ни копья свободных денег не даёт…» Но чёрного кобеля не отмоешь до бела! Хрюня приспособился, не зря же в его голове теплились неординарные мозги. Свой старинный шифоньер он приспособил под смотровую площадку, проделав в нём несколько незаметных щелей и дыр. В шкаф он закрывал «публику», желавшую зрелищ, правда, больше трёх человек там не помещалось. В обеденный перерыв жена приходила домой кушать, и он занимался с ней сексом в течение часа. При этом просил менять позы и положения. Жертва подчинялась, желая угодить мужу, но не подозревала, почему это он такой любвеобильный именно во время обеда. Лишь только жена уходила на работу, он выпускал зрителей. Сеанс стоил три рубля с рыла, по советским меркам деньги не плохие, во всяком случае, на выпивку хватало. Вот вам живой пример, как совместить приятное с полезным, ещё один способ делать деньги из воздуха!
Зинка родила ему дочь Леру, но вместе прожили они не долго. В конце концов хрупкая женщина утратила иллюзию, что из дерьма можно сделать конфетку, потеряла веру в светлое будущее. А тут ещё Пелагея Андреевна со своими нравоучениями и постоянными проповедями в защиту родного дитятка.
На посёлке стояли два предприятия: Мясокомбинат и градообразующее объединение военно-промышленного комплекса, так называемый литерный завод, то есть у него отсутствовало название, а был номер почтового ящика. Сюда постоянно приезжали военные представители со всех концов страны. Видимо, судьба сжалилась над Зинкой и свела её с молоденьким офицером. Они поженились, и капитан увёз её куда-то на Урал. Она нисколько не жалела о посёлке на берегу Волги, поскольку была не местная, а попала на завод по распределению. Дочку ей не отдала свекровь на том основании, что «она шалава, бросившая мужа», а ребёнок рождён от родного сына, значит, это её собственность.
Стали жить поживать в теремочке втроём: мама Пелагея Андреевна, сын её Тихон Хренников и внучка Лерочка. Рулила всем мама, она же взяла на себя бремя воспитания девочки, а вот папа порой забывал, что у него есть маленькая неслушница.
Как-то летом уехала бабушка с внучкой погостить в деревню к родственникам. Хрюня остался один. Самое время разгуляться без контроля, но денег в обрез, только на хлеб и молоко. Обошёл все точки, где разливали самогон, но никто в долг пойло не даёт. Тогда он стал заниматься бартером, вынося из дома подряд всё, что можно поднять вдвоём с напарником. К тому времени, когда хозяйка вернулась из вояжа, в квартире остались только три вещи: тот самый неподъёмный шифоньер топорной работы, диван и Хрюня. Мама приняла от него все извинения и ни в чём не обвинила, а сама пошла по кредиторам со скандалом – это был её конёк! Где уговорами, где пристыживанием, а то и угрозами она вернула почти всё утраченное.
Работал Хрюня на заводе, куда его в своё время устроила мать, водителем электрокара. Развозил по цеху материал, заготовки, увозил на склад готовую продукцию. В цехе о нём ходила слава как о хохмаче и хулигане. Кроме всех перечисленных достоинств была в нём ещё одна особенность – умел он до нужного момента копить в животе газы и выпускать их по своему усмотрению в нужных дозах и громкости. Причём делал он это совершенно беспардонно, нисколько не смущаясь, как делают такое культурные немцы. У него это называлось руладами, и он утверждал, что у настоящего мужчины выхлоп пахнет порохом. Отпускал он свои рулады по обстоятельствам, сопровождая присказками, типа: «Не боись, перезимуем!» или: «Погода будет лётная». В юности было – ехал он как-то с друзьями по городу в стареньком автобусе, у которого на задней площадке сплошное сидение. Его-то целиком и заняла весёлая компания: едут из пив-бара, молодые, наглые, семечки грызут. И тут заходит в переполненный салон девушка, цепляется за поручень рядом. Начались заигрывания, приколы: «Как звать? Давай познакомимся. Садись к нам на коленки». Но попутчица попалась стойкая, на призывы не откликается, на дерзости не реагирует. Тогда, перекрывая рокот мотора, Хрюня выдал свою руладу. Кодла дружно загоготала, усмехнулись пассажиры, а он сказал возмущённо:
- Чего вы ржёте, мерины, с кем не бывает? А ты, девушка, не стесняйся, вали всё на меня. Мне похеру!
У бедняжки покраснели не только лицо и уши, но, наверное, и пятки. На первой же остановке она выпрыгнула из автобуса.
Однажды в конце года на заводе в Хрюнин цех наметилась проверочная комиссия с ревизией по учёту и хранению брака. Находился склад в подвале, Тихон там бывал не раз в качестве грузчика. Сюда на грузовом лифте опускали выбракованные узлы под пломбы и печати. Девчата из ОТК заволновались за свою годовую премию, обратились к Хрюне: «Тихон, своди их в подвал, покажи склад, ты же в курсе. У тебя язык, как пропеллер, задержи комиссию подольше, а мы тут подчистим журналы учёта и расхода материалов…» Хрюня и повёл группу из пяти человек: здоровенный дядька с портфелем из пожарной охраны; седой майор, представитель заказчика; толстая тётка с журналом из отдела сбыта и две старушки от заводоуправления. Все люди серьёзные, строгие – производство всё-таки военное. По лестнице опустились на два пролёта, встали возле опечатанной двери, и тут Хрюня разразился руладой, не такой, чтобы уж мощной, но в пустом помещении это прозвучало так звонко, что пауки в углах попрятались в паутину. Члены комиссии вздрогнули и переглянулись, а Хрюня совершенно спокойно оглянулся и покачал головой с укором:
- Ну и друзей веду!..
Когда он сломал печать и открыл дверь, позади уже не осталось никого. «Тринадцатая зарплата» была спасена.
Склонность к чудачествам сослужила ему плохую службу. Как-то раз придурился перед девочками на заводской проходной, прошёл турникет с кабинками и упал.
- Ой… ой…ой!
Девчонки-вахтёрши из своих будок кинулись к нему:
- Что такое? Чем вам помочь? Может, скорую вызвать?
- Не надо, – стонет Хрюня, – пройдёт, вы только поднимите мне правую ногу.
Девчонки подняли ногу.
- Повыше… – просит больной.
Душевные кабинщицы исполнили просьбу, и тогда Хрюня со всей дури так лупанул из своей одностволки, что пыль приподнялась! Которая молоденькая, просто села на пол, оглушённая, вторая прислонилась к стенке и заплакала. Хрюню вызвали в заводоуправление: «Это как понять? Это что за выкрутасы на режимном заводе?» Конфликтная комиссия от профсоюза постановила: «За нарушение режима прохода на территорию завода и аморальное поведение в отношении работников проходной, перевести Хренникова Тихона Матвеевича на строительство заводского дома разнорабочим, сроком на три месяца с сохранением заработной платы по прежнему месту работы».
В советские времена каждое предприятие своими силами строило жильё для работников. Нанимался подрядчик, а роль подсобников исполняли очередники на получение квартиры. Каждый должен был отработать четыре часа в день до или после смены. Такой почин был придуман в городе Горьком, а в народе это называлось «строиться горьким методом». Короче, занесла нелёгкая Хрюню на стройку. Разносил он стройматериалы и раствор штукатурам по этажам. Работа не из приятных, но и здесь Хрюня тормозил носилки с раствором перед тяжёлым подъёмом:
- Минуточку! Включаю форсаж!
Далее следовала раскатистая рулада, и носилки плыли свои курсом.
Напарникам приходилось постоянно искать его по стройке: забившись где-либо в тихий угол, он спокойно спал.
- Хрюня, ты чего? Ищу тебя целый час! Если мы будем так строить, то до пенсии квартиру не получим!
- Эх, братан, – зевал Хрюня, – кто понял жизнь, тому некуда спешить! Мне тут ничего не светит, а зарплата идёт в заводе. Это тебе нужна квартира, вот ты и вкалывай.
Впрочем, ему быстро надоела эта пыльная работа, и он последовал чьему-то мудрому совету устроиться в ЖКО. Авторитетный человек утверждал, что там никто не работает, все пьют и обирают жильцов калымными трёшницами. С такими убеждениями он и попал ко мне в ученики.
На тот момент дочь его родила в четырнадцать лет, школу бросила, нянчилась с сыном. Бабы, когда речь заходила о ней, безнадёжно махали рукой: «А-а-а!.. Яблоко от яблони…» Стали Хренниковы теперь жить-поживать в грёбаном теремочке вчетвером: мама Пелагея Андреевна, сын Тихон, внучка Валерия Тихоновна и правнук Женька.
Первое, что сделал Хрюня, оказавшись моим вторым номером, занял у меня червонец, как он сказал, до лучших дней. Через месяц я спросил, не настали ли лучшие дни?
- А что, тебе нужны деньги? – удивился он. – Ты же не пьёшь! Хорошо, что ты мне напомнил, братан, а то я запарился. Ну раз так, тогда займи мне ещё «чирик», а я уж потом сразу и отдам.
Но меня уже предупредили… Однако стоит заметить, что деньги липли к нему порой из ниоткуда. Так, сразу поначалу я заметил, что когда мы работаем по заявке в квартире, он присутствует только до обеда, а затем исчезает. Оказалось, что попав в квартиру, он вёл дипломатические переговоры с жильцами (уж это он умел!), выпрашивал деньги и уходил пить пиво.
- За что деньги? – однажды возмутился я.
- Как за что? За работу.
- За какую работу?
- Ну я же полдня отработал! Вот и беру свою половину, по-божески, на пиво, а ты остаток возьмёшь в конце смены. Или ты со мной делиться не хочешь?
Пришлось ломать его представления о работе в жилом секторе. Теперь, прежде чем приступить к работе, я объяснял хозяевам, что этому человеку (показывал пальцем) не наливать и деньги не давать ни под каким предлогом.
Точно так же он держался и на общих работах, во время аврала. Как-то копали мы траншею, делали ввод для труб под фундамент. Ему быстро это надоело, и он предложил:
- Мужики, вы скиньтесь, а я сбегаю за винцом.
Никто не захотел пить, и он очень удивился: как же так, люди вольные и не пьют?
- А мне говорили, что тут у вас никто не работает, а только пьют и деньги сшибают.
- Тебе дали ложную информацию, – похлопал его по плечу Иван Васильевич, наш бригадир, корифей. – ЖКО – это такая ось, на которой вертится вся жизнь посёлка! Так что держи лопату.
- Припотел я что-то… Вы покопайте без меня, а я малость посижу в затишке. – И добавил: – В умных книгах сказано, что человек создан для счастья, а приходиться работать. Вот какой парадокс получается!
В ходу у него были расхожие прибаутки типа: «работа дураков любит» или«от работы кони дохну», а когда торопили, говорил: «Ваше давай-давай зае…ло наше не могу». На любопытство товарищей, мол, почему до сих пор не найдёт себе бабу, отвечал двойственно: «Вопрос, конечно, интересный, но всё пока недосук».
По весне, когда отключили отопление и начались ремонт и замена котлов в котельных, нам поручили демонтаж одного из них в подвале под домом. Работа тяжёлая, пыльная, грязная, однако, с утра всё пошло как-то дружно, ладно. За час мы оцепили две секции и с помощью лебёдки уложили в штабель на металлолом. Хрюня остановил процесс:
- Куда спешили, чавеллы? До зимы ещё как до Китая раком. Мы такими темпами его за три дня раскидаем, а можно за месяц! Шагай реже – деньги те же! Айда на перекур.
Сполоснули ладони от ржавчины и гари, сели за стол, в ящике нашли колоду карт. Только раскинули первый кон, является бригадир:
- Хорошо сидим! А как насчёт поработать?
- Не боись, Василич, работа не волк, в лес не убежит, – успокоил его Хрюня. – Мы же только присели.
- Вижу! Ещё и руки у всех чистые. Кончайте перекур и вперёд на галеры!
- Начальство нам не доверяет, – констатировал Хрюня, когда мастер ушёл. – Тогда, значит, делаем так.
Он нашёл в развалине самый закопчённый кирпич и принёс к столу:
- Ну-ка, все мажьте ласты!
Снова уселись за стол, перепачкавшись сажей. Является через час проверяющий:
- Смотрю, дело движется.
- Что ты, аж пыль схватывается, руки помыть некогда! – подтвердил Хрюня.
- Ничего, ничего, парни. Правильно, работа тяжёлая, потихоньку, с перекурами.
Но этот день запомнился не тем, как мы до обеда дулись в картишки, а совсем другим событием. Уже во второй половине дня отсоединили очередную секцию, а когда сварщик срезал крепёж, лопнула страховочная верёвка. Трое отскочили, а Пашка Орешин оступился на битом кирпиче, и тяжёлый чугунный сегмент, как гигантское пресс-папье, припечатал его к груде мусора, накатившись на середину живота. Он не кричал, не плакал, только глаза стали огромные, бездонные, и задышал часто, с хрипом. Попробовали вручную сдвинуть груз с помощью ломов и верёвки – хренушки, кишка слаба! Пришлось поднимать лебёдкой через блоки. Я опустился на колени:
- Паша, тебе больно?
- Нет, – прошептал он белыми губами, – только горит всё! – И как бы всхлипнул: – Жить, мужики, хочется!
Начальство сразу откуда-то налетело, как мухи на мертвечину, появилось одеяло. На него мы положили Пашку, на нём же и вынесли из подвала на солнце, уже мёртвого…
Пришло лето –сезон ремонта теплосетей и контроля запорной арматуры.
- Ни хера подобного! – прервал Иван Васильевич рассуждения о том, что, мол, Хрюня ничего не делает, а только пьёт. – Я заставлю его работать. У меня и петушок снесётся!
Поставил он его на ревизию тепловых камер. Работа простая: сменить натяжные болты на задвижках, набить сальники, смазать штока и навести порядок в узле управления. Вместе они открыли вентиляционные люки, по лесенке Хрюня спустился в колодец, бригадир подал ему сумку с инструментом и банку тавота, а лестницу вынул.
- Сиди тут, работай, а на обед я тебя выпущу.
Как только Иван Васильевич ушёл, появились Хрюнины «дружбаны». В ведре на верёвке они опустили к нему два «огнетушителя» – бутылки толстого стекла по ноль семьдесят литра дешёвого вина. В тёплом колодце, без закуски, Хрюню разморило.
Довольный своей выдумкой, с лесенкой на плече, перед обедом, как и обещал, мастер подошёл к люку, опустил стремянку:
- Вылазь!
Когда из « амбразуры» показались ноздри, он сразу всё понял:
- Твою мать! Да ты же пьяный!
- Это видимость такая, Василич… Задвижки мажем тавотом, а тавот, он таво… парит… Угорел я, Василич, угорел, видишь?
- Да всё я вижу! – махнул рукой тот. – Кто же тебе наливал? Где же ты взял? Вот уж верно мудрость гласит: свинья везде грязи найдёт!
С тех пор лестницу он больше не уносил, но работу после Хрюни принимал лично.
Осенью, уже по холодку, началась запитка тепломагистралей и опрессовка домов, как положено, надавили избыточную атмосферу. Нас вызвали по аварийному звонку: в одном из домов в квартире второго этажа вырвало заглушку на батарее. Когда мы туда прибежали, вода из открытой двери выливалась на площадку и каскадами стекала по лестнице вниз. Комнаты застилал пар, босая и мокрая женщина с тряпкой в руке плакала в коридоре, а мужик в валенках, по щиколотку в воде, рубил топором порог на балкон.
- Что ты делаешь? – удивились мы.
- Пробиваю дорогу воде на улицу! – рявкнул он.
Зайти в квартиру в ботинках было невозможно, следовало либо разуваться, либо бежать за сапогами. Хрюня в кроссовках смело шагнул в воду, побрёл на кухню, взял табурет и двинулся в зал на проран. Чёрная струя кипятка хлестала в стену, смывая обои. Прикрываясь сидением, как щитом, он подобрался к месту аварии и заткнул брешь конической ножкой стула.
- Бугор! – крикнул мне. – Дуй в подвал, ты же знаешь, где закрывать. Сбросники не забудь!
Через полчаса мы поставили новую заглушку, а в ночь дом уже топился.
Запомнился один анекдот, рассказанный им, а знал он их, наверное, все, какие есть. Встречаются, значит, главари нашей контрразведки и американской. Американцы хвалятся: мол, у нас и такое оружие есть и вот такое! А наш парирует: «Нет, мы разоружаться решили, нам одного ЖКО достаточно». Задумались буржуи, что же это за секретное оружие? Заслали шпионов, а те передают в шифровках: «Само оружие не видели, но агентура докладывает, что это страшное дело! Как даст – ни воды, ни света, и всё в дерьме!»
В самые морозы, перед Новым годом, когда уже ёлку поставили возле ДК, в двух смотровых колодцах на теплотрассе вышла вода. Это значит, что на данном участке прохудилась труба. Теплотрасса проходит транзитом из одного сквера в другой под площадью, то есть если утечку искать методом тыка, то придётся расковырять всю площадь вместе с клумбами и ёлкой. Требовалось найти примерное место дефекта, не испортив праздника. Хрюня вызвался проползти под землёй внутри короба до места дефекта. По технике безопасности этого делать категорически нельзя, но если надо, то можно всё. Я в своё время тоже проползал из колодца в колодец, но по холодной трассе и небольшое расстояние, а Хрюне предстояло пройти метров сорок. В котельной остановили насосы, сбросили давление. Обвязали его за пояс тонкой верёвкой, вручили фонарь, и он налегке полез по изоляции в бетонный тоннель, а затем вернулся обратно задним ходом. По длине верёвки определили, где следует копать: к счастью, проран оказался в начале сквера. Когда экскаватор разрыл теплотрассу и сняли с трубы изоляцию, шипящий фонтан ударил в облака.
Теперь возникла вторая проблема. Если варить трубу, значит, надо тормозить котлы и сливать воду, то есть оставить без тепла завод и половину посёлка. Какой же Новый год людям в ледяной квартире?
«Залечить болячку» взялся наш старый ас Иван Васильевич дедовским способом. От берёзового черенка лопаты он отпилил кусок, остро и тонко застрогал его. Трубу накрыли куском мешковины, укрощая струю, а уж через ткань с помощью кувалды он ловко загнал этот колышек – чопик –в свищ. Яму закапывать не стали, оставили всё как есть до летней ревизии…
А летом, в жару, остановился центральный коллектор, то есть канализация. По улицам поплыли жирные куски кренделей из унитазов, огромная лужа разлилась перед проходной завода. Рядом с колодцем, из которого грибом поднималась сточная вода, встали машины: пожарная, водовозка, ассенизаторская и трактор со сваркой, собрался целый консилиум.
Попытка промылить трубу давлением не дала результатов: кукла не входила плотно в раструб, что-то ей мешало. Трос, запущенный через кочергу, вернулся совершенно чистым. Прощупывание баграми показало, что на выходе из колодца на дне лежит что-то мягкое, но на крючья не цепляется.
- Это же коллектор, ну что там может быть? – злился инженер.
- Да всё что угодно, – спокойно отвечал бригадир, – может, ночью кого грохнули, а труп в колодец кинули – и такое бывало. Эх, нам бы теперь водолаза на шесть секунд, чтобы обстановку прояснить.
- А давай я нырну? – предложил Хрюня.
- Иди ты! Ты что ж, в такую каку нырять будешь?
- И что тут такого? Вода –она и в Африке вода, это ж не мазута. Только уговор, с тебя неделя отгулов и литр водяры. Замётано?
- Ага! Тут пять метров глубина, с тобой что случится, а мне тюрьма. До пенсии уже осталось два понедельника.
- Да что со мной может случиться? На дно я пойду по скобам, а наверх меня фонтан вынесет – говно не тонет! Скажи лучше, что водку жалко.
- Этого добра не жалко, тебя жалею. Неужто в самом деле согласишься?
Хрюня молча начал раздеваться, мужики подзадоривали:
- Пусть ныряет, дело добровольное, а мы посмотрим!
Оставшись в трусах, Хрюня лихо шагнул в люк, опустился в вонючую воду по скобам по грудь.
- Не кочегары мы, не плотники, а жекеовские работники, – промурлыкал ныряльщик, сделал вдох и ушёл в коктейль канализационной пучины.
Казалось, он не появляется слишком долго, только сизая вода с отбросами вспухала пузырём. Наконец, он вынырнул, легко выпрыгнул из фонтана, обтёрся ветошью.
- Как водичка?
- Нормально, комнатная… Дайте закурить…
В зубы ему сунули сигарету, он раскуривал молча.
- Ну, что там? – не выдержал бригадир.
- По моим соображениям, какой-то мешок, наверное, с долларами из-за границы, а иначе откуда ему взяться? Попробовал приподнять, не могу оторвать, давлением присасывает. Короче, нужен крючок, я зацеплю, а вы дёрнете.
Сварщик тут же из толстого прутка сварил крюк, привязали верёвку.
Хрюня снова опустился в бурлящий, мутный поток по плечи, сплюнул бычок, подмигнул и скрылся в помоях. Вернулся довольно скоро, на ходу докладывая:
- Зацепил, вроде, надёжно. Давай!
Трое прилипли к верёвке, дёрнули. С первого же рывка вода в колодце упала метра на полтора, со второго рывка выволокли груз наружу. Сразу по горячим следам пожарка продула высоким давлением коллектор. Машины уехали мыть улицы, а мы занялись мешком. В добротном брезентовом бауле находился ещё один прорезиненный, так же плотно завязанный, а в нём запаянный целлофановый мешок. Целлофан разорвали и… о, чудо! Глазам открылись копчёные колбасы нескольких сортов, ветчина, окорок и свежая говяжья вырезка. Всё было тщательно разложено в пластмассовые ёмкости и запаяно!
Оказалось, таким образом на соседнем мясокомбинате воровали готовую продукцию. Способ безопасный и до гениальности простой. Продукты запаивали в герметичные упаковки, складывали в полиэтиленовый мешок, а его тоже запаивали. Чтобы он не порвался и не прохудился, его, в свою очередь, помещали в парусиновую оболочку, затем опускали в коллектор, и он своим ходом плыл по течению до самой Волги, примерно с километр. Там, в укромном месте, в камышах сидел смотритель на последних колодцах и с помощью нехитрых приспособлений принимал посылку.
В это же раз кто-то пожадничал и превысил объём, мешок зацепился за раструб в одном из колодцев, а мы его достали. После этого случая на мясокомбинате в коллекторе поставили решётку, кражи прекратились, но не знаю, надолго ли, наши ребята выдумают что-нибудь похлеще!
Свои трофеи мы честно поделили между участниками событий. Двое отказались по той причине, что, мол, «это побывало в канализации», побрезговали. Хрюня как ни в чём не бывало, не одеваясь, сидя на корточках и источая, как он говорил, амбре сточного колодца, вместе с нами пересчитал добычу и уточнил:
- Значит, с тебя, Василич, по уговору, неделя отгулов и два пузыря, а вы, орлы не заныкайте мою долю!
Босой, в одних трусах он пошёл через площадь и базар в сторону котельной мыться в душ…
С Хрюней мы работали вместе два года. Учиться тонкостям и хитростям слесарного дела он не хотел, но этот алкаш и уникум невольно вызывал к себе какое-то внутреннее уважение. Мне почему-то всегда казалось, что это человек не на своём месте, не от мира сего, что использование его судьбой в данной жизненной ситуации такая же глупость, как и лупить из пушек по комарам. Друзьями мы так и не стали, не раскрывали друг перед другом свои карты, но по ходу работы разговаривали.
«Почему не лечишься от пьянки?» – «А зачем лечиться, портить печёнку, можно же просто бросить». – «Так почему не бросишь?» – « А зачем? Алкоголь даёт крылья». – «Что-нибудь читаешь?». – «А зачем? Нашу поселковую библиотеку я перечитал всю ещё в школе». – «Хотел бы на кого-нибудь выучиться?». – «На директора пивзавода?». –«Ну, почему же, можно свои знания передавать другим». – «А зачем? Знания – это самый большой грех. Именно от них все беды и страдания. По-настоящему счастлив лишь тот, кто ничего не знает, как ребёнок»…
По стране катился жёсткий сквознячок лихих девяностых с безработицей, безденежьем, беспределом… Каждый выживал как мог. Дочка Хрюни, молодая, красивая, кудрявая в папу, стала проституткой. Дома не жила, но семью держала на плаву, Хрюне даже на пивко перепадало. Он её не осуждал: «А что, хорошая работа, не пыльная, а прибыльная».Потом она связалась одновременно с плохой компанией и хорошими наркотиками. Деньги дешевели, их требовалось всё больше на весёлую жизнь, и толпа решила угнать тачку, продать её, а деньги прокутить.Потом был суд, на котором следствие установило, что это именно она перерезала горло таксисту, молодому парню, стеклянкой, осколком бутылки…
К тому времени Хрюня уже потерял работу, добровольно стал безработным, как он говорил: «Уволился вчистую!»
Жили они теперь втроём всё в той же коммуналке: мама Пелагея Андреевна, сын Тихон Хренников и его внук Жека. На тот момент в теремочке остались одни убогие, молодёжь разбежалась по квартирам. Ремонт в гадюшнике делали последний раз в прошлом столетии. Жили они не богато, ни бедно – на пенсию мамы, она же числилась у них за знаменосца. Хрюня по-прежнему любил красиво одеться, вкусно поесть и выпить на халяву.
Уральская баба Зина, не смотря на то, что у неё была своя семья – дети и внуки – не забывала своего бедного отпрыска, на день рождения присылала посылки со шмотками. В этот раз она подарила ему плеер, мечту и гордость Жеки. Однажды, придя домой со школы, он не нашёл свою отраду. Версия в голове родилась только одна, и он сразу же бросился искать деда, прихватив с собой декоративный кухонный топорик в форме томагавка с рифлёным молоточком для отбивки мяса на обушке. Дедушку он нашёл в сортире, сидящем на горшке. Дверь в туалет не закрывалась, поскольку прибить шпингалет всем было недосуг, и Жека её широко распахнул.
- Ты… ты! Где мой плеер? – с побелевшим лицом крикнул он, трясясь от гнева.
- Зачем он тебе? Ты же взрослый пацан! – спросил Хрюня, не поднимаясь с унитаза.
- Где мой плеер?! – взвизгнул внук.
- И нужно тебе это китайское говно? Я куплю тебе настоящий плеер.
- Когда?! – дрожал Жека.
- А вот бабушка пенсию получит и купим.
Если бы он сказал, что никогда не купит, пацан бы просто заплакал, но вынести ложь не смог.
- Ты опять врёшь! Вы все врёте! – И, скривив страшную рожу, внук с остервенением всадил свой томагавк в темя дедушки по самый молоточек.
…Мама не выдержала смерти своего дитя, у неё «поехала крыша», а Жеку забрали в колонию для малолетних. Бабушке Зине некому было сообщить новости, так что она до сих пор не знает всей правды… Да, может, оно и к лучшему?
Июль, 2023год
Рейтинг: +1
184 просмотра
Комментарии (2)
Денис Маркелов # 18 февраля 2024 в 10:29 +1 | ||
|
Денис Маркелов # 18 февраля 2024 в 10:29 +1 | ||
|
Новые произведения