Помочь сайту
Поздравления
Вера - гл. - 1
22 ноября 2019 -
Тамара Квитко
Всегда кажется, что лю-
бят нас за то, что мы хоро-
ши. А не догадываемся, что
любят нас оттого, что хо-те, кто нас любят.
Л. Н. Толстой
1
Последнее время всё чаще Вера просыпалась около
шести утра. Вот и сегодня. Сначала из памяти с трудом
вытягивался сон, потом полетели одна за другой карти-
ны вчерашнего дня вперемежку с давними событиями,
как сказал бы Василий Иванович, по ассоциации. Вообще-
то ассоциативное мышление очень даже необходимо для
творческой личности. А сны есть проекция будущего или
невыполненные обещания, отягощающие душу.
Во сне Вера летела через реку. Удивительный сон, и
оттого она без труда его вспомнила. Вспомнила, как она
боялась оторваться от земли, но всё же пересилила себя,
оттолкнулась, вытянула вперёд руки и полетела, набирая
скорость. Ощущение — захватывающее! Легко опустилась
на другой берег и пошла по узкой полоске, зажатой меж-
ду водной гладью и подмытыми водой буграми. В темноте
определялись кусты, под ногами — склизкая земля, как
после затяжных дождей, и мысль: мне надо вернуться.
Вера приоткрыла один глаз, взглянула на светящиеся
цифры будильника. Часы показывали шесть часов тринад-
цать минут. Хочется ещё поспать. Она повернулась на дру-
гой бок и тут же увидела Василия Ивановича. Он отчёт-
ливо нарисовался со своими густыми усами и большими
водянистыми глазами, которые при разговоре закатывал
вверх. Сосредотачивался? Не хотел смотреть на студен-
тов, чтобы не сбиться с мысли? А ещё Василий Иванович
любил ходить взад-вперёд, подходить к окну, что-то вы-
сматривая в однообразном городском ландшафте, словно
доказывая себе: вот другие ничего не могут увидеть, а он
всегда находит новое и весьма интересное.
«Сегодня — показ этюдов на оправданное молчание.
Надо подготовиться, да и Саше пору слов успеть ска-
зать», — думала Вера, машинально одеваясь, стараясь не
разбудить девочек. Но те уже одна за другой просыпались,
тихо переговаривались, застилали постели. Люда пошла
на кухню ставить чайник, взглянув на Веру, спросила: «Ты
уходишь?» Вера сказала, что позавтракает в кафе, и вышла
из комнаты.
Трамвая долго ждать не пришлось. Две остановки,
потом шла, нет, почти бежала. По дороге зашла в кафе,
выпила чай с ватрушкой и не заметила, как оказалась в
аудитории, будто до этого продолжала находиться в не-
пробудном сне.
— Разберём понятие Константина Сергеевича, — фа-
милию Василий Иванович не называл, студенты режис-
сёрского курса обязаны знать, о ком идёт речь, и студенты,
конечно, знали, — разберём, — усиливая голос, повторил
Василий Иванович, — понятие, — он сделал паузу и, повы-
сив голос до верхней возможной ноты звучания громко,
нараспев вывел: — Предлагаемые обстоятельства. Кто-ни-
будь может помочь мне?
В комнате образовалась тишина, при которой можно
было услышать пролетающую муху. Студенты перестали
дышать, втянули головы в плечи, воображая, что надели
шапки-невидимки.
Василий Иванович, не глядя, чувствовал напряжённо
повисшую паузу, передающую состояние, а состояние или
атмосфера на сцене и есть одно из важнейших, если не са-
мое важное, в театре. Именно состояние, энергетическая
наполненность волнами перекатывается в зал, захваты-
вая и покоряя зрителя. И педагог наслаждался возникшей
атмосферой, наслаждался по причине редкого его воз-
никновения на репетициях и даже спектаклях известных
режиссёров. Но было не время загружать головы юных
слушателей высшей математикой, нет, алгеброй возвы-
шенного творчества, и он продолжал допытываться:
— Кто может нам рассказать о предлагаемых обстоя-
тельствах?
Наконец вверх потянулась рука.
— Да, пожалуйста, Татьяна.
Татьяна встала, студенты облегчённо вздохнули. Мож-
но расслабиться, переключиться на свои проблемы, что
означало несколько ослабить внимание.
Татьяна Дулева обладала крупным носом, голубыми
глазами, крашенными под блондинку короткими волоса-
ми, торчавшими в разные стороны, и сухопарой, крепкой
фигурой, как у подростка. Груди у неё можно было обна-
ружить с большим трудом, тщательно присматриваясь,
что выглядело бы невоспитанностью, если не наглостью.
Скорее мальчик, чем девушка, хотя она красила ресницы
синей махровой тушью, подчёркивая голубизну глаз. Она
и была, как мальчик, смелой, активной, держалась незави-
симо и даже с вызовом. В общем, умела постоять за себя.
Её недолюбливали, побаивались.
Таня кашлянула, проверила голос — проснулся ли.
Быстро заговорила:
— Актёр, разучивая роль, погружается в обстановку
пьесы. Прежде всего он должен уяснить, кто он, из какой
социальной среды, в кого влюблён, кто в него влюблён...
В аудитории послышались смешки. Каждый подумал о
себе. Время молодое, когда и в столб можно влюбиться.
Татьяна замялась, на белых щеках выступили красные
пятна. Вера поняла: нервничает.
— Кто в него или в неё влюблён? Все пьесы о любви.
Некоторые — об ожидании любви. В каждой пьесе можно
найти если не любовный треугольник, то любовные пере-
плетения, —уверенно продолжила она.
Студенты, смеясь, зааплодировали. Василий Иванович
слегка улыбнулся, бегло взглянул на Таню и, глядя в сторо-
ну окна, к которому медленно приближался, задал вопрос:
— А вы что думаете, Вера?
Вера вскочила. Сердце учащённо забилось, кровь при-
лила к голове. Что кровь прилила, наверно, хорошо, мысль
активнее будет работать, а вот сердце... Сразу стало не
хватать воздуха, но Вера постаралась взять себя в руки.
— Татьяна правильно сказала. Любовь очень важна.
Снова послышался смех, но с какой-то примесью иро-
нии, ядовитой иронии. Так показалось Вере, и она внут-
ренне сжалась.
— Вам больше нечего добавить? — с безучастным ви-
дом глядя в окно, спросил Вась. Так между собой студенты
прозвали педагога, что казалось совсем не обидным: Васи-
лий — Вась.
— Я на своём примере... Мои предлагаемые обстоя-
тельства таковы: мне нужно ответить на вопрос, заданный
педагогом. Я, учась на режиссёрском отделении, должна
хорошо ориентироваться в системе Константина Сергее-
вича. Однако в силу своей застенчивости как свойства ха-
рактера сильно волнуюсь и не могу собраться с мыслями.
Если бы эта была роль в пьесе, я должна была бы развол-
новаться, мять, теребить что-нибудь пальцами. Например,
поясок, кончик платочка или, допустим, вертеть карандаш
и неожиданно сломать его.
— Мять что-нибудь в руках — это штамп, — зловещим
голосом констатировал Володька Гуров — высокий вес-
нушчатый парень с никакими, то есть совсем незапомина-
ющимися глазами, тоже смотрящими во время разговора
не на собеседника, а куда-то поверх. Видимо, поэтому его
и взял на свой курс Вась, угадав похожесть.
— Понимаю. Штамп. А какое ты предлагаешь приспо-
собление? — не сдавалась Вера.
— Я в предлагаемых обстоятельствах, — громко вы-
крикнул Гуров.
— Ну это само собой, — звонкий голос Тани перекрыл
поднимающейся шум. Студенты начали спорить друг с
другом, доказывать свою точку зрения. Вера беспомощно
оглянулась, пожала плечами и села, махнув рукой. Мол,
всё равно её не услышат.
Василий Иванович захлопал в ладоши. Сразу наступила
тишина. Этот условный сигнал практиковали полгода, пока
на него не выработался рефлекс, как у собаки Павлова.
Вась был доволен. Курс разогрелся, скованность испа-
рилась, как и не было, можно приступать к этюдам, а за-
тем и к репетиции отрывков из классических пьес. К сов-
ременной драматургии Вась относился весьма и весьма
скептически, считая, что учиться нужно исключительно
на классике.
И снова Вась посмотрел на Веру и мимо неё. Вызвал
показать приготовленный этюд.
Этюд на оправданное молчание нужно было придумать
и поставить со своими сокурсниками. «Чего Вась ко мне
сегодня привязался?» — подумала Вера и, найдя глазами
Сашу, кивком головы пригласила выйти на возвышение,
отделяющее зрителей, а сейчас студентов от священного
лицедейства
В Древней Греции играли по большей части трагедии.
Зритель проводил в театре время с зари до заката на от-
крытом воздухе. Женские роли исполняли мужчины. Вере
в те времена не светило бы ничего.
Зато сейчас она выступала в роли драматурга, режис-
сёра и актрисы. Три в одном, как любил повторять Вась,
когда кто-то удачно исполнял роль, действуя как сцена-
рист, режиссёр и актёр одновременно.
Вера целых два дня непрерывно думала и никак не мог-
ла придумать ситуацию, где действие происходит без слов.
В голову ничего путного не приходило. В голове — полная
пустота. Мозг не хотел выдать ни одной мысли, ни одной
картинки, кроме: я бездарна, мне никогда не осилить тон-
костей режиссёрского мастерства.
Ночью за день до показа она проснулась и вспомнила,
как однажды, когда она возвращалась из Ростово-на-До-
ну после провала экзамена в актёрскую студию, вагон, в
котором она сидела у окна, остановился напротив встреч-
ного поезда. Она увидела парня, сидевшего напротив. Это
был принц из сказки. Они смотрели, не отрываясь, друг на
друга. Между ними блеснула невидимая молния. Вера фи-
зически ощутила удар в сердце. Одноимённые заряды от-
талкиваются, а разноимённые притягиваются, мелькнуло
в голове. Значит, они — разноимённые. Вторая половин-
ка. Любовь с первого взгляда. Вера читала о такой любви.
С первого взгляда и до последнего вздоха. Парень при-
встал, упёрся ладонями с длинными крепкими пальцами
в мутные стёкла, прижался лбом. Вера поднялась, как под
гипнозом, тоже прижалась лбом к стеклу, пытаясь понять
по кричащему рту слова.
Так они стояли с минуту, а казалось — вечность. Поезд
тронулся. Чей? Его? Её? Парень замахал руками. На лице
выразилось отчаяние. Она тоже замахала руками, крича-
ла, что не слышит, показывала на уши, мотала головой. Па-
рень от отчаяния ударил кулаком в стекло, желая разбить,
преграду, отделяющую его от счастья. Вера, преодолевая
природную скромность, нежно гладила оконный холод ру-
кой. Ей казалось — его лицо. По щекам катились горячие
капли одна за другой, а глаза парня, второй половинки, от-
далялись, уплывали в невозвратность.
Они с Сашей закончили этюд. В аудитории наступи-
ла тишина. Вера стояла, опустив низко голову, хлюпала
носом.
Вась тихо сказал: «На сегодня всё. Остальные этюды в
следующий раз».
Ребята, перешёптываясь, тихо выходили из аудитории.
Таня задержалась, поджидая Веру, глазами передала: пот-
рясающе! Вера смущённо прошептала:
— Правда?
— Угу, — кивнула головой Таня. — Меня пробрало.
— И всё же это не искусство, — бросил проходящий
мимо Саша.
— Конечно, не искусство, — согласилась Вера. — Сама
жизнь. История, случившаяся со мной. Я же тебе говорила.
— Подожди! — крикнула Таня, боясь, что всегда спеша-
щий Саша скроется из виду.
— Что, я не прав? — обернулся на ходу Саша.
— Вовсе не прав.
— Тебе меня не разубедить, — Саша неожиданно ос-
тановился. Вера и Таня тоже. В узком проходе трое при-
жались к окну, уступая дорогу, снующим туда-сюда сту-
дентам.
— То, что вы сыграли сегодня, — настоящее искусство!
Между вами случился контакт. Ваша энергия захлестнула
меня, увлекла моё воображение.
— Даже смешно слышать. Мы играли этюд после
единственной репетиции, — Саша для убедительности
поднял вверх указательный палец. — Несерьёзно всё это.
И вообще, искусство не должно подражать жизни.
— Вы и не подражали. Вы создавали жизнь. Свою жизнь
в предлагаемых обстоятельствах, и это было здорово!
Вера посмотрела на Таню с благодарностью. Та её за-
щищала. Защищала искренне и аргументированно, под-
чёркивая Танину, а заодно и Сашину талантливость. Чего
не хватало Вере, так это признания. Другие ей казались
лучше её. Все другие и по всем параметрам — лучше!
— Любое повторение человеком виденного, перечувс-
твованного будет искусством, — не унималась Таня. —
Например, вот если бы наш разговор подслушал писатель
и захотел его передать в своей книге, можно назвать на-
писанное искусством? Существование наше сейчас —
жизнь, но когда эту жизнь передаёт писатель — это уже
искусство.
Саша задумался. Таня смотрела на него выжидающе.
— Таня, ты в чём-то права, — вступила в разговор
Вера, — но бывает хорошее искусство, хорошо выполнен-
ная вещь, а бывает не очень.
— Неважно, — упиралась Таня, — то и другое всё равно
можно назвать искусством.
Саша повернулся уходить.
— Ну пока, девочки. Не хочу с вами спорить.
— А ты не собираешься на зарубежную?
— У меня дела. И всё же я настаиваю на своём. Даже
Верины слёзы — не искусство! — И Саша ушёл. Нет —
убежал.
Сашу на второй год избрали старостой группы, что да-
вало ему некоторые преимущества и свободу передвиже-
ния. А убегал — об этом знали все — к жене, родившей ему
сына. Понять можно. Заботливый отец.
Девочки посмотрели друг на друга. Вера резко повер-
нулась к окну, и её хрупкие плечики задрожали. Таня мол-
ча обняла подругу. Вера не могла понять, отчего плакала.
Ей было неловко перед Таней, перед проходившими сту-
дентами. Хорошо хоть Саша не видит её слёз. Плакала от
нервного перенапряжения? Внутри трепетало, а на сердце
образовалось тяжёлое облако. Под ним маленькое сердце
сжималось, и его тяжёлые удары бились в области горла.
Это душа просилась на волю. Вера не понимала, отчего ей
так тяжело, и плакала.
На подоконник сел крупный голубь и начал перебирать
лапками, ворковать. Пёрышки на тельце поднялись, будто
невидимый фен распушил их, придавая голубю округлую
форму, ещё больше увеличивая его в объёме.
Вера подумала, что это знак и у неё всё будет хорошо.
Голубь — символ мира, олицетворение покорности, вер-
ности, надежды, а также Духа Святого. Прозвенел звонок,
приглашая на лекцию.
На Танину руку, лежащую на плече, легла рука Веры,
передала благодарность легким пожатием. Вера поймала
Танин взгляд. Лёгкая улыбка осветила лицо.
— Спасибо тебе, я сбегаю в туалет, умоюсь — и на за-
рубежку. Хорошо? — виновато заглядывая в глаза Тани,
спросила Вера и, получив одобрение кивком головы, ос-
тавив тяжёлую сумку на подоконнике, побежала в туа-
лет.
Открыв дверь, чуть не задохнулась от дыма. Девочки
курить бегали в туалет или на улицу. В коридорах — за-
претили. Накурили и разбежались по аудиториям. Вы-
сокая блондинка, поджав губы, красила тушью ресницы.
Кроме неё, никого не было. Плеснув на лицо несколько
пригоршней воды, Вера взглянула в зеркало. О... Боже!
Красные глаза, нос как у заядлого пьяницы. Она заставила
себя улыбнуться, сдерживая новый поток слёз. «Всё будет
хорошо. Я молода, талантлива, красива, молода, талантли-
ва, красива, молода, талантлива, красива», — повторяла и
повторяла Вера.
бят нас за то, что мы хоро-
ши. А не догадываемся, что
любят нас оттого, что хо-те, кто нас любят.
Л. Н. Толстой
1
Последнее время всё чаще Вера просыпалась около
шести утра. Вот и сегодня. Сначала из памяти с трудом
вытягивался сон, потом полетели одна за другой карти-
ны вчерашнего дня вперемежку с давними событиями,
как сказал бы Василий Иванович, по ассоциации. Вообще-
то ассоциативное мышление очень даже необходимо для
творческой личности. А сны есть проекция будущего или
невыполненные обещания, отягощающие душу.
Во сне Вера летела через реку. Удивительный сон, и
оттого она без труда его вспомнила. Вспомнила, как она
боялась оторваться от земли, но всё же пересилила себя,
оттолкнулась, вытянула вперёд руки и полетела, набирая
скорость. Ощущение — захватывающее! Легко опустилась
на другой берег и пошла по узкой полоске, зажатой меж-
ду водной гладью и подмытыми водой буграми. В темноте
определялись кусты, под ногами — склизкая земля, как
после затяжных дождей, и мысль: мне надо вернуться.
Вера приоткрыла один глаз, взглянула на светящиеся
цифры будильника. Часы показывали шесть часов тринад-
цать минут. Хочется ещё поспать. Она повернулась на дру-
гой бок и тут же увидела Василия Ивановича. Он отчёт-
ливо нарисовался со своими густыми усами и большими
водянистыми глазами, которые при разговоре закатывал
вверх. Сосредотачивался? Не хотел смотреть на студен-
тов, чтобы не сбиться с мысли? А ещё Василий Иванович
любил ходить взад-вперёд, подходить к окну, что-то вы-
сматривая в однообразном городском ландшафте, словно
доказывая себе: вот другие ничего не могут увидеть, а он
всегда находит новое и весьма интересное.
«Сегодня — показ этюдов на оправданное молчание.
Надо подготовиться, да и Саше пору слов успеть ска-
зать», — думала Вера, машинально одеваясь, стараясь не
разбудить девочек. Но те уже одна за другой просыпались,
тихо переговаривались, застилали постели. Люда пошла
на кухню ставить чайник, взглянув на Веру, спросила: «Ты
уходишь?» Вера сказала, что позавтракает в кафе, и вышла
из комнаты.
Трамвая долго ждать не пришлось. Две остановки,
потом шла, нет, почти бежала. По дороге зашла в кафе,
выпила чай с ватрушкой и не заметила, как оказалась в
аудитории, будто до этого продолжала находиться в не-
пробудном сне.
— Разберём понятие Константина Сергеевича, — фа-
милию Василий Иванович не называл, студенты режис-
сёрского курса обязаны знать, о ком идёт речь, и студенты,
конечно, знали, — разберём, — усиливая голос, повторил
Василий Иванович, — понятие, — он сделал паузу и, повы-
сив голос до верхней возможной ноты звучания громко,
нараспев вывел: — Предлагаемые обстоятельства. Кто-ни-
будь может помочь мне?
В комнате образовалась тишина, при которой можно
было услышать пролетающую муху. Студенты перестали
дышать, втянули головы в плечи, воображая, что надели
шапки-невидимки.
Василий Иванович, не глядя, чувствовал напряжённо
повисшую паузу, передающую состояние, а состояние или
атмосфера на сцене и есть одно из важнейших, если не са-
мое важное, в театре. Именно состояние, энергетическая
наполненность волнами перекатывается в зал, захваты-
вая и покоряя зрителя. И педагог наслаждался возникшей
атмосферой, наслаждался по причине редкого его воз-
никновения на репетициях и даже спектаклях известных
режиссёров. Но было не время загружать головы юных
слушателей высшей математикой, нет, алгеброй возвы-
шенного творчества, и он продолжал допытываться:
— Кто может нам рассказать о предлагаемых обстоя-
тельствах?
Наконец вверх потянулась рука.
— Да, пожалуйста, Татьяна.
Татьяна встала, студенты облегчённо вздохнули. Мож-
но расслабиться, переключиться на свои проблемы, что
означало несколько ослабить внимание.
Татьяна Дулева обладала крупным носом, голубыми
глазами, крашенными под блондинку короткими волоса-
ми, торчавшими в разные стороны, и сухопарой, крепкой
фигурой, как у подростка. Груди у неё можно было обна-
ружить с большим трудом, тщательно присматриваясь,
что выглядело бы невоспитанностью, если не наглостью.
Скорее мальчик, чем девушка, хотя она красила ресницы
синей махровой тушью, подчёркивая голубизну глаз. Она
и была, как мальчик, смелой, активной, держалась незави-
симо и даже с вызовом. В общем, умела постоять за себя.
Её недолюбливали, побаивались.
Таня кашлянула, проверила голос — проснулся ли.
Быстро заговорила:
— Актёр, разучивая роль, погружается в обстановку
пьесы. Прежде всего он должен уяснить, кто он, из какой
социальной среды, в кого влюблён, кто в него влюблён...
В аудитории послышались смешки. Каждый подумал о
себе. Время молодое, когда и в столб можно влюбиться.
Татьяна замялась, на белых щеках выступили красные
пятна. Вера поняла: нервничает.
— Кто в него или в неё влюблён? Все пьесы о любви.
Некоторые — об ожидании любви. В каждой пьесе можно
найти если не любовный треугольник, то любовные пере-
плетения, —уверенно продолжила она.
Студенты, смеясь, зааплодировали. Василий Иванович
слегка улыбнулся, бегло взглянул на Таню и, глядя в сторо-
ну окна, к которому медленно приближался, задал вопрос:
— А вы что думаете, Вера?
Вера вскочила. Сердце учащённо забилось, кровь при-
лила к голове. Что кровь прилила, наверно, хорошо, мысль
активнее будет работать, а вот сердце... Сразу стало не
хватать воздуха, но Вера постаралась взять себя в руки.
— Татьяна правильно сказала. Любовь очень важна.
Снова послышался смех, но с какой-то примесью иро-
нии, ядовитой иронии. Так показалось Вере, и она внут-
ренне сжалась.
— Вам больше нечего добавить? — с безучастным ви-
дом глядя в окно, спросил Вась. Так между собой студенты
прозвали педагога, что казалось совсем не обидным: Васи-
лий — Вась.
— Я на своём примере... Мои предлагаемые обстоя-
тельства таковы: мне нужно ответить на вопрос, заданный
педагогом. Я, учась на режиссёрском отделении, должна
хорошо ориентироваться в системе Константина Сергее-
вича. Однако в силу своей застенчивости как свойства ха-
рактера сильно волнуюсь и не могу собраться с мыслями.
Если бы эта была роль в пьесе, я должна была бы развол-
новаться, мять, теребить что-нибудь пальцами. Например,
поясок, кончик платочка или, допустим, вертеть карандаш
и неожиданно сломать его.
— Мять что-нибудь в руках — это штамп, — зловещим
голосом констатировал Володька Гуров — высокий вес-
нушчатый парень с никакими, то есть совсем незапомина-
ющимися глазами, тоже смотрящими во время разговора
не на собеседника, а куда-то поверх. Видимо, поэтому его
и взял на свой курс Вась, угадав похожесть.
— Понимаю. Штамп. А какое ты предлагаешь приспо-
собление? — не сдавалась Вера.
— Я в предлагаемых обстоятельствах, — громко вы-
крикнул Гуров.
— Ну это само собой, — звонкий голос Тани перекрыл
поднимающейся шум. Студенты начали спорить друг с
другом, доказывать свою точку зрения. Вера беспомощно
оглянулась, пожала плечами и села, махнув рукой. Мол,
всё равно её не услышат.
Василий Иванович захлопал в ладоши. Сразу наступила
тишина. Этот условный сигнал практиковали полгода, пока
на него не выработался рефлекс, как у собаки Павлова.
Вась был доволен. Курс разогрелся, скованность испа-
рилась, как и не было, можно приступать к этюдам, а за-
тем и к репетиции отрывков из классических пьес. К сов-
ременной драматургии Вась относился весьма и весьма
скептически, считая, что учиться нужно исключительно
на классике.
И снова Вась посмотрел на Веру и мимо неё. Вызвал
показать приготовленный этюд.
Этюд на оправданное молчание нужно было придумать
и поставить со своими сокурсниками. «Чего Вась ко мне
сегодня привязался?» — подумала Вера и, найдя глазами
Сашу, кивком головы пригласила выйти на возвышение,
отделяющее зрителей, а сейчас студентов от священного
лицедейства
В Древней Греции играли по большей части трагедии.
Зритель проводил в театре время с зари до заката на от-
крытом воздухе. Женские роли исполняли мужчины. Вере
в те времена не светило бы ничего.
Зато сейчас она выступала в роли драматурга, режис-
сёра и актрисы. Три в одном, как любил повторять Вась,
когда кто-то удачно исполнял роль, действуя как сцена-
рист, режиссёр и актёр одновременно.
Вера целых два дня непрерывно думала и никак не мог-
ла придумать ситуацию, где действие происходит без слов.
В голову ничего путного не приходило. В голове — полная
пустота. Мозг не хотел выдать ни одной мысли, ни одной
картинки, кроме: я бездарна, мне никогда не осилить тон-
костей режиссёрского мастерства.
Ночью за день до показа она проснулась и вспомнила,
как однажды, когда она возвращалась из Ростово-на-До-
ну после провала экзамена в актёрскую студию, вагон, в
котором она сидела у окна, остановился напротив встреч-
ного поезда. Она увидела парня, сидевшего напротив. Это
был принц из сказки. Они смотрели, не отрываясь, друг на
друга. Между ними блеснула невидимая молния. Вера фи-
зически ощутила удар в сердце. Одноимённые заряды от-
талкиваются, а разноимённые притягиваются, мелькнуло
в голове. Значит, они — разноимённые. Вторая половин-
ка. Любовь с первого взгляда. Вера читала о такой любви.
С первого взгляда и до последнего вздоха. Парень при-
встал, упёрся ладонями с длинными крепкими пальцами
в мутные стёкла, прижался лбом. Вера поднялась, как под
гипнозом, тоже прижалась лбом к стеклу, пытаясь понять
по кричащему рту слова.
Так они стояли с минуту, а казалось — вечность. Поезд
тронулся. Чей? Его? Её? Парень замахал руками. На лице
выразилось отчаяние. Она тоже замахала руками, крича-
ла, что не слышит, показывала на уши, мотала головой. Па-
рень от отчаяния ударил кулаком в стекло, желая разбить,
преграду, отделяющую его от счастья. Вера, преодолевая
природную скромность, нежно гладила оконный холод ру-
кой. Ей казалось — его лицо. По щекам катились горячие
капли одна за другой, а глаза парня, второй половинки, от-
далялись, уплывали в невозвратность.
Они с Сашей закончили этюд. В аудитории наступи-
ла тишина. Вера стояла, опустив низко голову, хлюпала
носом.
Вась тихо сказал: «На сегодня всё. Остальные этюды в
следующий раз».
Ребята, перешёптываясь, тихо выходили из аудитории.
Таня задержалась, поджидая Веру, глазами передала: пот-
рясающе! Вера смущённо прошептала:
— Правда?
— Угу, — кивнула головой Таня. — Меня пробрало.
— И всё же это не искусство, — бросил проходящий
мимо Саша.
— Конечно, не искусство, — согласилась Вера. — Сама
жизнь. История, случившаяся со мной. Я же тебе говорила.
— Подожди! — крикнула Таня, боясь, что всегда спеша-
щий Саша скроется из виду.
— Что, я не прав? — обернулся на ходу Саша.
— Вовсе не прав.
— Тебе меня не разубедить, — Саша неожиданно ос-
тановился. Вера и Таня тоже. В узком проходе трое при-
жались к окну, уступая дорогу, снующим туда-сюда сту-
дентам.
— То, что вы сыграли сегодня, — настоящее искусство!
Между вами случился контакт. Ваша энергия захлестнула
меня, увлекла моё воображение.
— Даже смешно слышать. Мы играли этюд после
единственной репетиции, — Саша для убедительности
поднял вверх указательный палец. — Несерьёзно всё это.
И вообще, искусство не должно подражать жизни.
— Вы и не подражали. Вы создавали жизнь. Свою жизнь
в предлагаемых обстоятельствах, и это было здорово!
Вера посмотрела на Таню с благодарностью. Та её за-
щищала. Защищала искренне и аргументированно, под-
чёркивая Танину, а заодно и Сашину талантливость. Чего
не хватало Вере, так это признания. Другие ей казались
лучше её. Все другие и по всем параметрам — лучше!
— Любое повторение человеком виденного, перечувс-
твованного будет искусством, — не унималась Таня. —
Например, вот если бы наш разговор подслушал писатель
и захотел его передать в своей книге, можно назвать на-
писанное искусством? Существование наше сейчас —
жизнь, но когда эту жизнь передаёт писатель — это уже
искусство.
Саша задумался. Таня смотрела на него выжидающе.
— Таня, ты в чём-то права, — вступила в разговор
Вера, — но бывает хорошее искусство, хорошо выполнен-
ная вещь, а бывает не очень.
— Неважно, — упиралась Таня, — то и другое всё равно
можно назвать искусством.
Саша повернулся уходить.
— Ну пока, девочки. Не хочу с вами спорить.
— А ты не собираешься на зарубежную?
— У меня дела. И всё же я настаиваю на своём. Даже
Верины слёзы — не искусство! — И Саша ушёл. Нет —
убежал.
Сашу на второй год избрали старостой группы, что да-
вало ему некоторые преимущества и свободу передвиже-
ния. А убегал — об этом знали все — к жене, родившей ему
сына. Понять можно. Заботливый отец.
Девочки посмотрели друг на друга. Вера резко повер-
нулась к окну, и её хрупкие плечики задрожали. Таня мол-
ча обняла подругу. Вера не могла понять, отчего плакала.
Ей было неловко перед Таней, перед проходившими сту-
дентами. Хорошо хоть Саша не видит её слёз. Плакала от
нервного перенапряжения? Внутри трепетало, а на сердце
образовалось тяжёлое облако. Под ним маленькое сердце
сжималось, и его тяжёлые удары бились в области горла.
Это душа просилась на волю. Вера не понимала, отчего ей
так тяжело, и плакала.
На подоконник сел крупный голубь и начал перебирать
лапками, ворковать. Пёрышки на тельце поднялись, будто
невидимый фен распушил их, придавая голубю округлую
форму, ещё больше увеличивая его в объёме.
Вера подумала, что это знак и у неё всё будет хорошо.
Голубь — символ мира, олицетворение покорности, вер-
ности, надежды, а также Духа Святого. Прозвенел звонок,
приглашая на лекцию.
На Танину руку, лежащую на плече, легла рука Веры,
передала благодарность легким пожатием. Вера поймала
Танин взгляд. Лёгкая улыбка осветила лицо.
— Спасибо тебе, я сбегаю в туалет, умоюсь — и на за-
рубежку. Хорошо? — виновато заглядывая в глаза Тани,
спросила Вера и, получив одобрение кивком головы, ос-
тавив тяжёлую сумку на подоконнике, побежала в туа-
лет.
Открыв дверь, чуть не задохнулась от дыма. Девочки
курить бегали в туалет или на улицу. В коридорах — за-
претили. Накурили и разбежались по аудиториям. Вы-
сокая блондинка, поджав губы, красила тушью ресницы.
Кроме неё, никого не было. Плеснув на лицо несколько
пригоршней воды, Вера взглянула в зеркало. О... Боже!
Красные глаза, нос как у заядлого пьяницы. Она заставила
себя улыбнуться, сдерживая новый поток слёз. «Всё будет
хорошо. Я молода, талантлива, красива, молода, талантли-
ва, красива, молода, талантлива, красива», — повторяла и
повторяла Вера.
Рейтинг: 0
263 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
