СКАЗКА О ПРАВДЕ. МЕЛ. песня Еленеы Фроловой1 СОЛНЕЧНАЯ НИТЬ

3 сентября 2017 - Нонна Ильенкова

                                         «Вспомним всех поимённо,
                                              Горем вспомним своим:
                                              Это нужно не мёртвым,
                                              Это нужно живым»…
                                          Роберт    Рождественский.

   Яна долго не открывала глаза. Старая шинель, под которой они с мамой спали, не согревала… Девочка окоченела , шевелиться не хотелось…Да и что увидишь в темноте-то? Тишина давила, сковывала…
   -Мама, - прошептала она,- Мамуля-я-я! – в ответ ни звука   . Протянутую руку девчушки обожгло холодное плечо мамы.
   -Тоже замерзла, как и я. Еще спит. И я буду еще спать,- потянув за подол шинели и прикрыв плечо матери, решила она…
   Шли минуты, часы…. Солнечный зайчик заиграл на стене, вынырнув из малюсенького оконца избы, коснулся лица девочки.
Она широко открыла глаза, привстала, дважды толкнула маму – ответа не последовало, Яне показалось , что рядом с мамой холодно, страшно было прижаться к ней, как всегда, обнять её крепко-крепко, поцеловать. Такого она никогда не видела и не ощущала.
- Мамочка, вставай! Солнышко согреет тебя. Подойди к окошку. Есть так хочется!!! Вчерашние дудки целы, мы их съедим сейчас. Вставай, нарвем новых, да и конский щавель уже есть. Вставай! –
   Тишина испугала девочку…Она всхлипнула. Показались слёзы. Они мешали думать, сыпались, как горошины, крупные и светлые, на щёки, подбородок, увлажняя на груди старенькое, еще довоенное платьице .
   Мама не шевелилась… Новая гримаска изменила лицо девочки.
Она перестала плакать и, словно догадываясь о чем-то, закричала что есть мочи. Своего крика она не слышала – ей просто было больно и страшно. Не слышала, как, скрипнув, отворилась дверь избы. Вошли чужие две тётки:
   -Ну, вот, кажись, ещё одна преставилась. Не оставлять же здесь! Да не ори ты, оглашенная, - подошла одна из них к Яне,-
Мать твоя умерла…Хлопот полон рот теперь. Не мешай!
   Яна оторопела, не до конца понимая, что значит – умерла. Не шевелится, молчит. А потом как?
   -Что они там с ней делают? – крупные слёзы снова омыли её щёки. Она как-то по-щенячьи заскулила, как бы требуя внимания и к себе.
   -Ох, эта еще тут!!! Машка, принеси ей тарелку, пусть вылизывает да замолкнет наконец, сирота убогая.-
    Молодая Машка обернулась быстро, сунула Яне куда-то подмышку тарелку, в которую недавно был разлит вареный сахар (это в блокадный-то 42 год!). Сахара, разумеется, в ней не было, остались на донышке его следы, потом Машка резко развернулась и подошла к постели. Бабы расстелили на полу шинель, легко переложили невесомое от голода тело женщины.
   -Ногами-то к двери, к двери, несмышленая,- завопила старшая.-
А ты не реви, облизывай тарелку да посмотри в последний раз на мать-то, сиротинушка приблудная! -
   Обе приподняли шинель за 4 угла, поволокли маму куда-то. Яна вздрогнула, когда мамины волнистые черные волосы за -скользили по полу, словно стирая за собой следы: был человек – не стало. Яна не плакала, она скорее всего не осознавала весь ужас происходящего, надеясь на что-то, да и тарелка из-под сахара выполнила свою миссию: девочке она казалась великим счастьем, Яна стонала, захлёбывалась собственной сладковатой слюной, млея от удовольствия…

   Обессилив от всего пережитого, голодная, Яна уснула здесь же на лавке. Приснилось ли ей это или действительно послышалось лёгкое посвистывание? Какая-то птица вилась над ней, широко размахивая крыльями.
   - Не мешай спать.. Уходи. Мне страшно,- всхлипнула девочка.
- Петьша, свистни погромче. Девка не слышит, поди,- нарочитым баском пролепетал мальчишка лет семи, белобрысый, тощий, в рваных трусишках, которые еле держались на его прозрачном теле. Он поднял лицо… Если бы оно не было рыжим от веснушек, можно было бы подумать, что это лицо мудрого старца из детской сказки - столько в нем было серьёзности, основательности, готовности в любую минуту что-то предпринять, на что-то решиться…- Мамка прислала тута ей…ДолжОн передать.-
   Порог переступил второй , поплотнее, повыше и, очевидно, посильнее, но та же стариковская мудрость застыла в чертах курносого загорелого лица.
   -Чё у тебя тама, покажь!
- Не-а, Янке отдам.
   Мальчишки затрясли Яну за плечи, она спросонья отбивалась, потом открыла глаза, вялая, безразличная…
   - Ешь,- проиказал Яшка, протягивая ей картофелину в мундире.
Яна стала счищать кожуру, медленно, безразлично к тому, что делает, словно всё ещё спала на ходу.
   -Вота дурка, это можно исть, - подставив ладонь, зашипел Петька, отправляя в рот несколько шелушинок. Яна заметила, как заблестели глаза у Яшки. Он сглотнул слюну. Девочка откусила бочок у картошки, но не проглотила, отдала ему:
- Мама твоя жива? Её картошка-то?
- Дома. А твоя? Взаправду померла?
- Бабка Улька говОрит, шо бог её на небеса взял,- вступил в разговор Петька, рукавом вытирая свой курносый сопливый нос.
- На небеса-а-а? – Яна выглянула в окошко. Светло, зелено, солнечно было вокруг под голубым небом – небесами.
– Как же жить можно на небесах? Там пусто ,ходят по воздуху, что ли? Не падают? А где живут? Мама меня видит, когда светло? Почему она не со мной? Я её жду и люблю очень.- Яна тихонько всхлипнула.
    Мальчишкам надоели эти разговоры. Им, голодным, полураздетым и «полуживым», все-таки нужно было движение смена обстановки, хотелось есть. Яна поплелась за ними. Изба пугала её своим сумраком, пустотой… Такой же пустой была и деревня. Меньше десятка человек осталось в ней с начала войны: кто сражался на фронте, кто погиб на дорогах войны, кого доконала голодная зима Странно, но люди почти не общались. То ли сил не было, то ли боялись, что голодный сосед унесет последнее… Война вырубила просеку между людьми, переступать ее было нельзя. Выживали в одиночку, что так несвойственно русским людям.
   У детей были свои законы. Петька и Яшка дышали одним воздухом, пили из одного ручья, иногда подворовывали, честно разделив поровну, что удалось утащить. Зимой мерзли каждый у себя на полатях под старыми бабкиными шубами, печи-то не топились да и о дровах некому было побеспокоиться…У стариков не хватало сил добраться до перелеска в полукилометре от деревни. Боялись и немцев, которые по слухам спалили две деревеньки рядом. Их деревушка Дубки, очевидно, не представляли для них интереса… Мерзли и голодали отчаянно. Почти не осталось запасов в старых погребах, дрожали над каждой картофелиной или горсткой квашеной капусты. Весна пробудила надежды… Напрасный труд: огороды и вскопать было некому, и посадить нечего. Пустела деревня, стихали голоса, исчезали и надежды…

    Война … Под всполохами пожарищ, под свист снарядов, под грохот бомбёжек перекраивались карты Европы, стирались границы, исчезали города, сгорали деревни и сёла… Фашисты подошли к Ленинграду, взяв его в кольцо блокады.
   Война прошлась и по каждой семье, смертью заглянув в глаза людям…
Вера, 26-летняя женщина, жила с мужем и дочуркой в Старом Петергофе – пригороде Ленинграда. Муж, несмотря на военное время, каждое утро добирался до Ленинграда, где работал инженером в депо Октябрьской железной дороги. Здесь восстанавливались разбитые поезда для фронта. Не вернулся домой, немцы отрезали путь возвращения, заняв уже окраины города.
   - Маленькая, как быть-то нам?! – в окно тянуло гарью, трудно было дышать, Вера прижала к себе девочку, словно заслоняя собой от дыма… В эту минуту дом содрогнулся от взрыва, пламя ворвалось в окна, ослепив их, отбросив к двери. Кто-то закричал внизу, завыла сирена. Вера схватила на руки девочку и через пламя рванула вниз по ступенькам крыльца. Дом уже полыхал, горели и соседние дома… Почти теряя сознание, с девочкой на руках бросилась она по Ораниенбаумскому тракту в никуда. Яна помнит, как рвались снаряды, как их несколько раз засыпало землей, как мама упала, споткнувшись о солдатский сапог на дороге, из которого торчала оторванная нога человека. Ночевали в поле, прятались в овраге, когда снова начинали рваться снаряды. Один раз повезло: поспали в уцелевшем стогу сена. Мать не спускала Яну с рук: у девочки болели ножки, такой нагрузки она не вынесла бы. Хотелось ли есть в эти дни? Пожалуй, об этом забывалось, только силы исчезали и дорога казалась бесконечной…По пути с ними, навстречу им тоже двигался поток беженцев. Вещей почти ни у кого не было… Куда несло людей? Зачем? Куда угодно, только бы не быть под немцем!

  Где могли бы оказаться Яна с мамой, если бы не усталость, не холодные осенние дожди. Продрогшие, мокрые, они постучались в одну избу небольшой деревушки. Никто не ответил. Неожиданно донеслось справа:
   -Чё надо-то, чё надо? И тарахтить, и тарахтить… Ночь на дворе…-Тень говорившей словно растворилась в темноте…
   И правда -Вера заметила, что нигде не было видно ни огонька… Тишина стояла такая, что уши закладывало. Бои остались там, за чертой, может быть, за линией фронта?! А где проходила эта линия? Ни русских, ни немцев, ни власти…ни хлебных карточек. Эта тишина пугала, настораживала, словно на пороге каждого уже притаилась смерть…
   -Доченька, добрались. Дальше не пойдем. Здесь отдышимся, может, и приживемся-…
     Дверь долго не открывалась, словно всосалась в косяки…
Привыкнув к темноте, женщина разглядела полати, которые располагались ниже обычного, белела русская печь, у окна виднелся освещенный луной стол, вокруг него – лавки. А вот это было каким-то чудом и спасением – Вера присела на большой сундук, который легко отодвинулся назад. Дрожащими руками она открыла его – пахнуло затхлостью, нечистотой. На дне сундука она нащупала старую солдатскую шинель , небольшой половичок и какое-то тряпьё.
- А вот и постель наша, Яночка. Ложись, грейся.
- Мам, колется одея – л- о! – еле слышно пролепетала девочка, засыпая…

      Какими далекими казались теперь Яне те дни, словно минуло несколько лет.
Пережившие суровую зиму 41-42 года окунулись в святую купель весны, омывшись солнцем, светом, теплом…Но для Яны самыми светлыми днями казались те, зимние, когда она ощущала тепло материнского тела, когда её любила, заботились о ней мама.
Кончался июль, второй месяц после её смерти. Яна взрослела, мудрела, приобретая жизненный опыт, самостоятельность.Это в шесть-то лет! Иногда она разговаривала сама с собой, потом это вошло в привычку:
- Вот эта травка с тремя листиками – кисленькая,- шептала она,- её можно долго жевать, даже проглатывать – ничего не случится. От конского щавеля мутит, подташнивает, зато его много, целые заросли. Самое вкусное – дудки.- Яна видела, как Петька очищает их, хрустит, смачно проглатывая.
   - Ты, девка, провОдь рукой по дудке, вишь, кака шоршава, мохната – то свинячья дудка. Вона слаще,- поучал Яшка Яну.- Лебеда тоже сгодна. Мамка в похлёбку ложит. Прям за избой растеть.
   Однажды Петька вынул из кармана две горсти квашеной капусты. Спер, очевидно.
   - Жрите! Янка, не греби много-та, буде! – жадноват был он скорее всего. Три дня не появлялся во дворе, всезнающий Яшка доложил:
   - Лозой по жопе-та врезал дед. Порты лопнули, жопа вспухла. За капустку -та, знать?
   Вечерело. Яне не хотелось возвращаться в избу. Она боялась темноты.
   - А чё боисся-та? Казалось шо когда? Пусто тама. Тобя не видють, ты не видишь. Та сховатися можно, уйтить. Ишь дурка девка кака,- поучал Яшка
   Бывало, Яна несколько дней не видела мальчишек, маковой росинки не попадало в рот, она боялась деревни, пустых избушек, а людей еще больше, для которых была «сиротинушкой убогой», её не любили: пожалей – покормить придется, да и не своя, не деревенская – приблудная. Платьишко висело клочьями, плохо скрывая не живое тельце, а скелетик, обтянутый кожей. Больная ножка почти высохла, стала неуправляемой. Куда быстрее получалось передвигаться ползком, да так и незаметнее была она в вечерние часы. Петька научил её свистеть, чтобы они могли её заметить в темноте.

   Деревня была прозрачной без заборов, которые шли вместо дров в стужу. Не было и деревьев: спилили. Несколько чахлых кустиков почти не давали тени в жаркий июльский полдень. Яна притулилась за кустиком на полувысохшей травке недалеко от избы. Тихо. Высокое небо куполом обнимало землю.
   -А ведь там мамочка моя. На небесах. Спустись ко мне. Или возьми к себе. Так плохо быть одной-то, - слезинка скатилась куда-то к носу, но Яна не плакала. Она уже умела быть сильной.
   Из-за дома в конце деревни вынырнули три мужские фигуры. Солдаты. Русские? Немцы? Яна нырнула в кусты, затаилась. Солдаты говорили вполголоса, до Яны донеслось несколько фраз по-русски. Они подошли к колодцу, подняли ведро воды, со смехом стали обливать друг друга. Потом присели под кустиком, где пряталась Яна, достали буханку хлеба, разломили на три части. Один раскрыл банку. Запах хлеба дурманил, девочка позабыла его. Почти теряя сознание, Яна смотрела на солдат. По очереди двумя пальцами каждый доставал из банки кильку, отрывал головку вместе с кишками, швыряя их на землю…Солдаты явно торопились. Яна не знала, как они отнесутся к ней, если обнаружат.. Минут через 10 после их ухода девочка подползла к тому месту, где они трапезничали, жадно стала искать на земле головки килек, поглощая их с неимоверной быстротой. Соль обдирала рот, но это была еда. Настоящая еда. Остановиться не хватало сил. К счастью, за их избой журчал маленький ключик. Даже в жаркую погоду он не пересыхал, пульсировал, снимая проблему питьевой воды для Яны. Она напилась и крепко заснула, снова под теми же кустиками…

   Ночь была тёплой. На небе перемигивались звёзды. Луна залила деревню . призрачным светом. Мелькали какие-то тени, даже полуразрушенные избы казались сказочными замками…    Девочка потянулась, открыла глаза…задумалась . Не героев сказок, которые давным-давно читала ей мама ( это было в другой жизни, и было ли вообще когда, ) рисовало воображение девочки.
- Почему умерла мама? Почему я осталась жива?- неожиданно остро пронеслось у неё в голове.
   Яна поёжилась, вспомнив, какой холодной была зима. Окно замерзло, на улицу не в чем было выйти. Да и зачем? Голод притуплял сознание, ничего уже не хотелось…
    Однажды мама куда-то вышла, вернулась быстро:
   - Полезай на полати, ты больная, накройся с головой, кашляй и терпи. Ты больная! – шептала мама, подсовывая под её бок что-то твердое. Яна ничего не понимала, зато под шинелью чуть согрелась. В сенях загремело упавшее ведро, кто-то истошно орал, матерился, топал. В дверь ворвались дед Лука и тётка Глаша.
   - Положь картошку сюды,- кричала Глаша., оттопыривая карман фартука.
   -Порешу двух,- размахивая топором, вопил Лука.
Они оглядели пустую, промерзшую, с инеем по углам избу, сбросили с палатей Яну, выгребая из-под неё 5 картофелин… Красавица мама, кашляющая девочка словно охладили их пыл.
- Жрать неча?- выпалил Лука. – Мы тож не жируем. До весны не продержимси, небось.
   Захлопнулась дверь. А утром мама в сенях обнаружила две картофелины, уже замерзшие, это из тех пяти…А это значило, что два дня можно было продержаться.
    Кое-что еще было свежо в памяти Яны, будто произошло совсем недавно… Подслеповатое окошко едва окрасилось мутненьким рассветом,когда раздались крики, замелькали тени:
   - За деревней лошадь дохнет, подстрелили гады.
   - Чем свежевать-та? Топор захватил?
Яна вспомнила, как засуетилась и мама. Подбитую лошадь было жалко? Скорее всего так. Откуда она появилась? В деревне не было не только лошадей и коров, но и собак с кошками давно съели. А может, и другая мысль промелькнула в голове у мамы:
   - А что если удастся хоть кусочек… хоть ломтик урвать для дочурки… Выживать как-то надо, держаться…
Накинув что-то на себя (одежды не было), мама убежала. Яна заплакала, ей стало страшно, что мама куда-то делась, пропала…
Но она вернулась довольно быстро. В её руках виднелся кусок рыжей лошадиной шкуры.
   -Вот, доченька, что досталось… Не успела…
Яна вспомнила, как трещал стол, который мама ломиком раскалывала на дрова. То же самое произошло и с лавкой у окна. Вспыхнул огонек в печи, потянуло теплом, дрова затрещали, а в огне обгорала шкура. Несколько раз кочергой мама бросала её на пол, скоблила ножом, обжигая руки. Часа через два не стало второй лавки, зато забулькал котелок, в котором варилась еда – та же шкура. Вкусно пахло, согрелись руки, оттаяла душа – Яна улыбалась.
   Вечером мама отрезала себе и Яне по кусочку варева. Откусить можно было, пожевать тоже, а вот проглотить… Яна помнит, как оцарапала горло, закашлялась, сплюнув кровь. Мама плакала, прижав к себе головку дочери…
   - Почему мама умерла? Мы же вместе выживали? Рядышком,-опять задала себе вопрос Яна .
    Вспомнилось, как однажды соседка дала им небольшой кусок хлеба, заплатив маме за починку одежды. Мама разделила хлеб на 4 дня. Прошел и пятый день, и шестой, а Яна каждое утро съедала свой кусочек. Совсем малышка, девочка и тогда, зимой, поняла, что мама сама не ела, отдавая свою порцию ей. Если бы Яна была постарше, она заметила бы, что мама становилась прозрачной, невесомой, почти не двигалась, теряя силы… Уже в конце мая её не стало.

   Август принес свои заботы.. Пропал Петька. Яшка редко показывался , потеряв вкус к свободе, к подножному корму, трава жухла, да и дожди надоедали.
   Неуютно себя чувствовала и Яна. Безучастно сидела она на сундуке, не ощущая ни холода, ни тепла. Еще в начале лета маль-чишки притащили ей из пустой избы полу старого ватника да несколько тряпок. Сердцем чувствовали они, что перед ними девочка, помогать ей надо, а они сильные, ловкие.
   _ Где же вы, Яшка, Петька? - Яна взглянула в окно, но не пошевелилась. Сил не было. Есть тоже не хотелось.- Когда же я ела-то? Петька что-то давал…
   Дверь приокрылась, белобрысая голова показалась в проёме, а тело словно застряло с другой стороны.
   - Ты чё сидишь-та всё. Тама сыроеги пошли. Глянь, сколь набрал,- в проеме показалась тоненькая ручонка, держащая картуз с грибами.- Сыроеги сырыми жрать могем. Айда жарить их! Слаще будуть!-
Яна нехотя последовала за приятелем, впервые почувствовав, как трудно ей передвигаться, как ненужно это делать, как хочется остаться на сундуке. А Яшка уже собирал какие-то щепки, тряпьё, бумагу – все, что можно было поджечь. Вспыхнул костерок, в который прямо из картуза полетели сыроежки. Яшке не сиделось на месте, он то и дело что-то подбрасывал в огонь. Сыроежки шипели, из них вытекала светлая жидкость, потом они начали обугливаться. Палочкой Яшка выталкивал их из костра, перебрасывал с руки на руку, как бы охлаждая, и чуть смущенно протягивал Яне:
   -Хошь? Бери, не жарко , поди.
Яна надкусила сыроежку. Пресно, без соли…Не заметила, как съела её, потом еще несколько. Яшка доел остальные… Он стал замечать, что с Яной беда, что она болеет, что ли. А соплей нет. Не чихает. Не кашляет. Сказал мамке об этом, услышав:
   - Помрет скоро твоя Янка, тенью стала. Отнеси-ка ей это, хотя и ни к чому, больше-та и у самих нема,-Яшка увидел горбушечку хлеба и маленькую луковку.
   Зарядили дожди, похолодало. Не за горами и осень. А что дальше-то? Изредка заходил Яшка, тоже до предела исхудавший, с заострившейся мордочкой, обесцвеченными летом волосами, невзрачный, неулыбчивый. Не было случая, чтобы он не поделился с Яной какой-либо едой. Девочка уже и сидеть не могла, грязная, полуодетая. Отросшие волосы сбились в колтун, их и расчесать нельзя было, а кто стричь-то станет!

    Жизнь – великая загадка.. Однажды выглянуло солнце, потеплело, да ведь это и понятно – август на исходе, а лето-то продолжалось. К солнышку потянулись мысли Яны, она словно впитывала в себя солнечный свет. Ни о чем не размышляя, просто по наитию девочка скатилась с сундука, выползла на порожек избы, соскользнула на землю и замерла, может быть,заснула, может быть, потеряла сознание, может быть, застыла, ожидая чего-то…
     Кто-то дотронулся до её плеча:
   - Кто ты? Дневное привидение? Эльф? – теплая рука взяла её прямо за колтун, приподняла голову. – Ты живое существо? Не молчи.- Яна приоткрыла глаза.
   Синий свет брызнул из глаз Яны. И уже невозможно было не заметить их красоту. Такие глаза были у маленькой девочки соседей этой женщины.
   - Кто ты?
   - Яна.
Женщина схватила на руки этот высохший комочек человеческой плоти, прижала к себе,поцеловала синие глаза, ручки, висящие, как плети, стараясь передать своё тепло ей, этой девчушке. И вдруг ощутила ответное тепло, исходящее из этого малюсенького тельца.
   - А где мама твоя?
   - На небесах.
   - С кем же ты?
   - Одна…
   - Нет, девочка, не одна. Нас двое, и я люблю тебя. Я сохраню тебя. Мы вырвемся из огненного кольца войны…А ты меня тоже знаешь по Петергофу, вспомни тёту Шуру Беляеву…
Здравствуй,доченька!
Здравствуй, Яночка!

Регистрационный номер №0395364

от 3 сентября 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0395364 выдан для произведения:
                                         «Вспомним всех поимённо,
                                              Горем вспомним своим:
                                              Это нужно не мёртвым,
                                              Это нужно живым»…
                                          Роберт    Рождественский.

   Яна долго не открывала глаза. Старая шинель, под которой они с мамой спали, не согревала… Девочка окоченела , шевелиться не хотелось…Да и что увидишь в темноте-то? Тишина давила, сковывала…
   -Мама, - прошептала она,- Мамуля-я-я! – в ответ ни звука   . Протянутую руку девчушки обожгло холодное плечо мамы.
   -Тоже замерзла, как и я. Еще спит. И я буду еще спать,- потянув за подол шинели и прикрыв плечо матери, решила она…
   Шли минуты, часы…. Солнечный зайчик заиграл на стене, вынырнув из малюсенького оконца избы, коснулся лица девочки.
Она широко открыла глаза, привстала, дважды толкнула маму – ответа не последовало, Яне показалось , что рядом с мамой холодно, страшно было прижаться к ней, как всегда, обнять её крепко-крепко, поцеловать. Такого она никогда не видела и не ощущала.
- Мамочка, вставай! Солнышко согреет тебя. Подойди к окошку. Есть так хочется!!! Вчерашние дудки целы, мы их съедим сейчас. Вставай, нарвем новых, да и конский щавель уже есть. Вставай! –
   Тишина испугала девочку…Она всхлипнула. Показались слёзы. Они мешали думать, сыпались, как горошины, крупные и светлые, на щёки, подбородок, увлажняя на груди старенькое, еще довоенное платьице .
   Мама не шевелилась… Новая гримаска изменила лицо девочки.
Она перестала плакать и, словно догадываясь о чем-то, закричала что есть мочи. Своего крика она не слышала – ей просто было больно и страшно. Не слышала, как, скрипнув, отворилась дверь избы. Вошли чужие две тётки:
   -Ну, вот, кажись, ещё одна преставилась. Не оставлять же здесь! Да не ори ты, оглашенная, - подошла одна из них к Яне,-
Мать твоя умерла…Хлопот полон рот теперь. Не мешай!
   Яна оторопела, не до конца понимая, что значит – умерла. Не шевелится, молчит. А потом как?
   -Что они там с ней делают? – крупные слёзы снова омыли её щёки. Она как-то по-щенячьи заскулила, как бы требуя внимания и к себе.
   -Ох, эта еще тут!!! Машка, принеси ей тарелку, пусть вылизывает да замолкнет наконец, сирота убогая.-
    Молодая Машка обернулась быстро, сунула Яне куда-то подмышку тарелку, в которую недавно был разлит вареный сахар (это в блокадный-то 42 год!). Сахара, разумеется, в ней не было, остались на донышке его следы, потом Машка резко развернулась и подошла к постели. Бабы расстелили на полу шинель, легко переложили невесомое от голода тело женщины.
   -Ногами-то к двери, к двери, несмышленая,- завопила старшая.-
А ты не реви, облизывай тарелку да посмотри в последний раз на мать-то, сиротинушка приблудная! -
   Обе приподняли шинель за 4 угла, поволокли маму куда-то. Яна вздрогнула, когда мамины волнистые черные волосы за -скользили по полу, словно стирая за собой следы: был человек – не стало. Яна не плакала, она скорее всего не осознавала весь ужас происходящего, надеясь на что-то, да и тарелка из-под сахара выполнила свою миссию: девочке она казалась великим счастьем, Яна стонала, захлёбывалась собственной сладковатой слюной, млея от удовольствия…

   Обессилив от всего пережитого, голодная, Яна уснула здесь же на лавке. Приснилось ли ей это или действительно послышалось лёгкое посвистывание? Какая-то птица вилась над ней, широко размахивая крыльями.
   - Не мешай спать.. Уходи. Мне страшно,- всхлипнула девочка.
- Петьша, свистни погромче. Девка не слышит, поди,- нарочитым баском пролепетал мальчишка лет семи, белобрысый, тощий, в рваных трусишках, которые еле держались на его прозрачном теле. Он поднял лицо… Если бы оно не было рыжим от веснушек, можно было бы подумать, что это лицо мудрого старца из детской сказки - столько в нем было серьёзности, основательности, готовности в любую минуту что-то предпринять, на что-то решиться…- Мамка прислала тута ей…ДолжОн передать.-
   Порог переступил второй , поплотнее, повыше и, очевидно, посильнее, но та же стариковская мудрость застыла в чертах курносого загорелого лица.
   -Чё у тебя тама, покажь!
- Не-а, Янке отдам.
   Мальчишки затрясли Яну за плечи, она спросонья отбивалась, потом открыла глаза, вялая, безразличная…
   - Ешь,- проиказал Яшка, протягивая ей картофелину в мундире.
Яна стала счищать кожуру, медленно, безразлично к тому, что делает, словно всё ещё спала на ходу.
   -Вота дурка, это можно исть, - подставив ладонь, зашипел Петька, отправляя в рот несколько шелушинок. Яна заметила, как заблестели глаза у Яшки. Он сглотнул слюну. Девочка откусила бочок у картошки, но не проглотила, отдала ему:
- Мама твоя жива? Её картошка-то?
- Дома. А твоя? Взаправду померла?
- Бабка Улька говОрит, шо бог её на небеса взял,- вступил в разговор Петька, рукавом вытирая свой курносый сопливый нос.
- На небеса-а-а? – Яна выглянула в окошко. Светло, зелено, солнечно было вокруг под голубым небом – небесами.
– Как же жить можно на небесах? Там пусто ,ходят по воздуху, что ли? Не падают? А где живут? Мама меня видит, когда светло? Почему она не со мной? Я её жду и люблю очень.- Яна тихонько всхлипнула.
    Мальчишкам надоели эти разговоры. Им, голодным, полураздетым и «полуживым», все-таки нужно было движение смена обстановки, хотелось есть. Яна поплелась за ними. Изба пугала её своим сумраком, пустотой… Такой же пустой была и деревня. Меньше десятка человек осталось в ней с начала войны: кто сражался на фронте, кто погиб на дорогах войны, кого доконала голодная зима Странно, но люди почти не общались. То ли сил не было, то ли боялись, что голодный сосед унесет последнее… Война вырубила просеку между людьми, переступать ее было нельзя. Выживали в одиночку, что так несвойственно русским людям.
   У детей были свои законы. Петька и Яшка дышали одним воздухом, пили из одного ручья, иногда подворовывали, честно разделив поровну, что удалось утащить. Зимой мерзли каждый у себя на палатях под старыми бабкиными шубами, печи-то не топились да и о дровах некому было побеспокоиться…У стариков не хватало сил добраться до перелеска в полукилометре от деревни. Боялись и немцев, которые по слухам спалили две деревеньки рядом. Их деревушка Дубки, очевидно, не представляли для них интереса… Мерзли и голодали отчаянно. Почти не осталось запасов в старых погребах, дрожали над каждой картофелиной или горсткой квашеной капусты. Весна пробудила надежды… Напрасный труд: огороды и вскопать было некому, и посадить нечего. Пустела деревня, стихали голоса, исчезали и надежды…

    Война … Под всполохами пожарищ, под свист снарядов, под грохот бомбёжек перекраивались карты Европы, стирались границы, исчезали города, сгорали деревни и сёла… Фашисты подошли к Ленинграду, взяв его в кольцо блокады.
   Война прошлась и по каждой семье, смертью заглянув в глаза людям…
Вера, 26-летняя женщина, жила с мужем и дочуркой в Старом Петергофе – пригороде Ленинграда. Муж, несмотря на военное время, каждое утро добирался до Ленинграда, где работал инженером в депо Октябрьской железной дороги. Здесь восстанавливались разбитые поезда для фронта. Не вернулся домой, немцы отрезали путь возвращения, заняв уже окраины города.
   - Маленькая, как быть-то нам?! – в окно тянуло гарью, трудно было дышать, Вера прижала к себе девочку, словно заслоняя собой от дыма… В эту минуту дом содрогнулся от взрыва, пламя ворвалось в окна, ослепив их, отбросив к двери. Кто-то закричал внизу, завыла сирена. Вера схватила на руки девочку и через пламя рванула вниз по ступенькам крыльца. Дом уже полыхал, горели и соседние дома… Почти теряя сознание, с девочкой на руках бросилась она по Ораниенбаумскому тракту в никуда. Яна помнит, как рвались снаряды, как их несколько раз засыпало землей, как мама упала, споткнувшись о солдатский сапог на дороге, из которого торчала оторванная нога человека. Ночевали в поле, прятались в овраге, когда снова начинали рваться снаряды. Один раз повезло: поспали в уцелевшем стогу сена. Мать не спускала Яну с рук: у девочки болели ножки, такой нагрузки она не вынесла бы. Хотелось ли есть в эти дни? Пожалуй, об этом забывалось, только силы исчезали и дорога казалась бесконечной…По пути с ними, навстречу им тоже двигался поток беженцев. Вещей почти ни у кого не было… Куда несло людей? Зачем? Куда угодно, только бы не быть под немцем!

  Где могли бы оказаться Яна с мамой, если бы не усталость, не холодные осенние дожди. Продрогшие, мокрые, они постучались в одну избу небольшой деревушки. Никто не ответил. Неожиданно донеслось справа:
   -Чё надо-то, чё надо? И тарахтить, и тарахтить… Ночь на дворе…-Тень говорившей словно растворилась в темноте…
   И правда -Вера заметила, что нигде не было видно ни огонька… Тишина стояла такая, что уши закладывало. Бои остались там, за чертой, может быть, за линией фронта?! А где проходила эта линия? Ни русских, ни немцев, ни власти…ни хлебных карточек. Эта тишина пугала, настораживала, словно на пороге каждого уже притаилась смерть…
   -Доченька, добрались. Дальше не пойдем. Здесь отдышимся, может, и приживемся-…
     Дверь долго не открывалась, словно всосалась в косяки…
Привыкнув к темноте, женщина разглядела палати, которые располагались ниже обычного, белела русская печь, у окна виднелся освещенный луной стол, вокруг него – лавки. А вот это было каким-то чудом и спасением – Вера присела на большой сундук, который легко отодвинулся назад. Дрожащими руками она открыла его – пахнуло затхлостью, нечистотой. На дне сундука она нащупала старую солдатскую шинель , небольшой половичок и какое-то тряпьё.
- А вот и постель наша, Яночка. Ложись, грейся.
- Мам, колется одея – л- о! – еле слышно пролепетала девочка, засыпая…

      Какими далекими казались теперь Яне те дни, словно минуло несколько лет.
Пережившие суровую зиму 41-42 года окунулись в святую купель весны, омывшись солнцем, светом, теплом…Но для Яны самыми светлыми днями казались те, зимние, когда она ощущала тепло материнского тела, когда её любила, заботились о ней мама.
Кончался июль, второй месяц после её смерти. Яна взрослела, мудрела, приобретая жизненный опыт, самостоятельность.Это в шесть-то лет! Иногда она разговаривала сама с собой, потом это вошло в привычку:
- Вот эта травка с тремя листиками – кисленькая,- шептала она,- её можно долго жевать, даже проглатывать – ничего не случится. От конского щавеля мутит, подташнивает, зато его много, целые заросли. Самое вкусное – дудки.- Яна видела, как Петька очищает их, хрустит, смачно проглатывая.
   - Ты, девка, провОдь рукой по дудке, вишь, кака шоршава, мохната – то свинячья дудка. Вона слаще,- поучал Яшка Яну.- Лебеда тоже сгодна. Мамка в похлёбку ложит. Прям за избой растеть.
   Однажды Петька вынул из кармана две горсти квашеной капусты. Спер, очевидно.
   - Жрите! Янка, не греби много-та, буде! – жадноват был он скорее всего. Три дня не появлялся во дворе, всезнающий Яшка доложил:
   - Лозой по жопе-та врезал дед. Порты лопнули, жопа вспухла. За капустку -та, знать?
   Вечерело. Яне не хотелось возвращаться в избу. Она боялась темноты.
   - А чё боисся-та? Казалось шо когда? Пусто тама. Тобя не видють, ты не видишь. Та сховатися можно, уйтить. Ишь дурка девка кака,- поучал Яшка
   Бывало, Яна несколько дней не видела мальчишек, маковой росинки не попадало в рот, она боялась деревни, пустых избушек, а людей еще больше, для которых была «сиротинушкой убогой», её не любили: пожалей – покормить придется, да и не своя, не деревенская – приблудная. Платьишко висело клочьями, плохо скрывая не живое тельце, а скелетик, обтянутый кожей. Больная ножка почти высохла, стала неуправляемой. Куда быстрее получалось передвигаться ползком, да так и незаметнее была она в вечерние часы. Петька научил её свистеть, чтобы они могли её заметить в темноте.

   Деревня была прозрачной без заборов, которые шли вместо дров в стужу. Не было и деревьев: спилили. Несколько чахлых кустиков почти не давали тени в жаркий июльский полдень. Яна притулилась за кустиком на полувысохшей травке недалеко от избы. Тихо. Высокое небо куполом обнимало землю.
   -А ведь там мамочка моя. На небесах. Спустись ко мне. Или возьми к себе. Так плохо быть одной-то, - слезинка скатилась куда-то к носу, но Яна не плакала. Она уже умела быть сильной.
   Из-за дома в конце деревни вынырнули три мужские фигуры. Солдаты. Русские? Немцы? Яна нырнула в кусты, затаилась. Солдаты говорили вполголоса, до Яны донеслось несколько фраз по-русски. Они подошли к колодцу, подняли ведро воды, со смехом стали обливать друг друга. Потом присели под кустиком, где пряталась Яна, достали буханку хлеба, разломили на три части. Один раскрыл банку. Запах хлеба дурманил, девочка позабыла его. Почти теряя сознание, Яна смотрела на солдат. По очереди двумя пальцами каждый доставал из банки кильку, отрывал головку вместе с кишками, швыряя их на землю…Солдаты явно торопились. Яна не знала, как они отнесутся к ней, если обнаружат.. Минут через 10 после их ухода девочка подползла к тому месту, где они трапезничали, жадно стала искать на земле головки килек, поглощая их с неимоверной быстротой. Соль обдирала рот, но это была еда. Настоящая еда. Остановиться не хватало сил. К счастью, за их избой журчал маленький ключик. Даже в жаркую погоду он не пересыхал, пульсировал, снимая проблему питьевой воды для Яны. Она напилась и крепко заснула, снова под теми же кустиками…

   Ночь была тёплой. На небе перемигивались звёзды. Луна залила деревню . призрачным светом. Мелькали какие-то тени, даже полуразрушенные избы казались сказочными замками…    Девочка потянулась, открыла глаза…задумалась . Не героев сказок, которые давным-давно читала ей мама ( это было в другой жизни, и было ли вообще когда, ) рисовало воображение девочки.
- Почему умерла мама? Почему я осталась жива?- неожиданно остро пронеслось у неё в голове.
   Яна поёжилась, вспомнив, какой холодной была зима. Окно замерзло, на улицу не в чем было выйти. Да и зачем? Голод притуплял сознание, ничего уже не хотелось…
    Однажды мама куда-то вышла, вернулась быстро:
   - Полезай на палати, ты больная, накройся с головой, кашляй и терпи. Ты больная! – шептала мама, подсовывая под её бок что-то твердое. Яна ничего не понимала, зато под шинелью чуть согрелась. В сенях загремело упавшее ведро, кто-то истошно орал, матерился, топал. В дверь ворвались дед Лука и тётка Глаша.
   - Положь картошку сюды,- кричала Глаша., оттопыривая карман фартука.
   -Порешу двух,- размахивая топором, вопил Лука.
Они оглядели пустую, промерзшую, с инеем по углам избу, сбросили с палатей Яну, выгребая из-под неё 5 картофелин… Красавица мама, кашляющая девочка словно охладили их пыл.
- Жрать неча?- выпалил Лука. – Мы тож не жируем. До весны не продержимси, небось.
   Захлопнулась дверь. А утром мама в сенях обнаружила две картофелины, уже замерзшие, это из тех пяти…А это значило, что два дня можно было продержаться.
    Кое-что еще было свежо в памяти Яны, будто произошло совсем недавно… Подслеповатое окошко едва окрасилось мутненьким рассветом,когда раздались крики, замелькали тени:
   - За деревней лошадь дохнет, подстрелили гады.
   - Чем свежевать-та? Топор захватил?
Яна вспомнила, как засуетилась и мама. Подбитую лошадь было жалко? Скорее всего так. Откуда она появилась? В деревне не было не только лошадей и коров, но и собак с кошками давно съели. А может, и другая мысль промелькнула в голове у мамы:
   - А что если удастся хоть кусочек… хоть ломтик урвать для дочурки… Выживать как-то надо, держаться…
Накинув что-то на себя (одежды не было), мама убежала. Яна заплакала, ей стало страшно, что мама куда-то делась, пропала…
Но она вернулась довольно быстро. В её руках виднелся кусок рыжей лошадиной шкуры.
   -Вот, доченька, что досталось… Не успела…
Яна вспомнила, как трещал стол, который мама ломиком раскалывала на дрова. То же самое произошло и с лавкой у окна. Вспыхнул огонек в печи, потянуло теплом, дрова затрещали, а в огне обгорала шкура. Несколько раз кочергой мама бросала её на пол, скоблила ножом, обжигая руки. Часа через два не стало второй лавки, зато забулькал котелок, в котором варилась еда – та же шкура. Вкусно пахло, согрелись руки, оттаяла душа – Яна улыбалась.
   Вечером мама отрезала себе и Яне по кусочку варева. Откусить можно было, пожевать тоже, а вот проглотить… Яна помнит, как оцарапала горло, закашлялась, сплюнув кровь. Мама плакала, прижав к себе головку дочери…
   - Почему мама умерла? Мы же вместе выживали? Рядышком,-опять задала себе вопрос Яна .
    Вспомнилось, как однажды соседка дала им небольшой кусок хлеба, заплатив маме за починку одежды. Мама разделила хлеб на 4 дня. Прошел и пятый день, и шестой, а Яна каждое утро съедала свой кусочек. Совсем малышка, девочка и тогда, зимой, поняла, что мама сама не ела, отдавая свою порцию ей. Если бы Яна была постарше, она заметила бы, что мама становилась прозрачной, невесомой, почти не двигалась, теряя силы… Уже в конце мая её не стало.

   Август принес свои заботы.. Пропал Петька. Яшка редко показывался , потеряв вкус к свободе, к подножному корму, трава жухла, да и дожди надоедали.
   Неуютно себя чувствовала и Яна. Безучастно сидела она на сундуке, не ощущая ни холода, ни тепла. Еще в начале лета маль-чишки притащили ей из пустой избы полу старого ватника да несколько тряпок. Сердцем чувствовали они, что перед ними девочка, помогать ей надо, а они сильные, ловкие.
   _ Где же вы, Яшка, Петька? - Яна взглянула в окно, но не пошевелилась. Сил не было. Есть тоже не хотелось.- Когда же я ела-то? Петька что-то давал…
   Дверь приокрылась, белобрысая голова показалась в проёме, а тело словно застряло с другой стороны.
   - Ты чё сидишь-та всё. Тама сыроеги пошли. Глянь, сколь набрал,- в проеме показалась тоненькая ручонка, держащая картуз с грибами.- Сыроеги сырыми жрать могем. Айда жарить их! Слаще будуть!-
Яна нехотя последовала за приятелем, впервые почувствовав, как трудно ей передвигаться, как ненужно это делать, как хочется остаться на сундуке. А Яшка уже собирал какие-то щепки, тряпьё, бумагу – все, что можно было поджечь. Вспыхнул костерок, в который прямо из картуза полетели сыроежки. Яшке не сиделось на месте, он то и дело что-то подбрасывал в огонь. Сыроежки шипели, из них вытекала светлая жидкость, потом они начали обугливаться. Палочкой Яшка выталкивал их из костра, перебрасывал с руки на руку, как бы охлаждая, и чуть смущенно протягивал Яне:
   -Хошь? Бери, не жарко , поди.
Яна надкусила сыроежку. Пресно, без соли…Не заметила, как съела её, потом еще несколько. Яшка доел остальные… Он стал замечать, что с Яной беда, что она болеет, что ли. А соплей нет. Не чихает. Не кашляет. Сказал мамке об этом, услышав:
   - Помрет скоро твоя Янка, тенью стала. Отнеси-ка ей это, хотя и ни к чому, больше-та и у самих нема,-Яшка увидел горбушечку хлеба и маленькую луковку.
   Зарядили дожди, похолодало. Не за горами и осень. А что дальше-то? Изредка заходил Яшка, тоже до предела исхудавший, с заострившейся мордочкой, обесцвеченными летом волосами, невзрачный, неулыбчивый. Не было случая, чтобы он не поделился с Яной какой-либо едой. Девочка уже и сидеть не могла, грязная, полуодетая. Отросшие волосы сбились в колтун, их и расчесать нельзя было, а кто стричь-то станет!

    Жизнь – великая загадка.. Однажды выглянуло солнце, потеплело, да ведь это и понятно – август на исходе, а лето-то продолжалось. К солнышку потянулись мысли Яны, она словно впитывала в себя солнечный свет. Ни о чем не размышляя, просто по наитию девочка скатилась с сундука, выползла на порожек избы, соскользнула на землю и замерла, может быть,заснула, может быть, потеряла сознание, может быть, застыла, ожидая чего-то…
     Кто-то дотронулся до её плеча:
   - Кто ты? Дневное привидение? Эльф? – теплая рука взяла её прямо за колтун, приподняла голову. – Ты живое существо? Не молчи.- Яна приоткрыла глаза.
   Синий свет брызнул из глаз Яны. И уже невозможно было не заметить их красоту. Такие глаза были у маленькой девочки соседей этой женщины.
   - Кто ты?
   - Яна.
Женщина схватила на руки этот высохший комочек человеческой плоти, прижала к себе,поцеловала синие глаза, ручки, висящие, как плети, стараясь передать своё тепло ей, этой девчушке. И вдруг ощутила ответное тепло, исходящее из этого малюсенького тельца.
   - А где мама твоя?
   - На небесах.
   - С кем же ты?
   - Одна…
   - Нет, девочка, не одна. Нас двое, и я люблю тебя. Я сохраню тебя. Мы вырвемся из огненного кольца войны…А ты меня тоже знаешь по Петергофу, вспомни тёту Шуру Беляеву…
Здравствуй,доченька!
Здравствуй, Яночка!

НЕЗЕМНАЯ, читает Т.Петухова

КТО Я? Чтение - Т.ПЕТУХОВА

Рейтинг: +26 1075 просмотров

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (53)

Андрей Гирс ( Оттович ) # 3 сентября 2017 в 21:16 +2

Читать такое сложно, а уж писать. Большое сердце у вас.Спасибо.

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 21:56 +2

Здесь 99% правды. Это история нашей семьи, сохранены даже некоторые имена. Писалось больно, но с каким-то внутренним светом: я выполняла долг памяти. Спасибо за добрые слова

Татьяна Петухова # 3 сентября 2017 в 21:18 +2

ком в горле!!!!!!!!

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 21:58 +3

Всего два слова. А в них вся Ваша душа, Танечка.

ЛЮБОВЬ БОНДАРЕНКО # 3 сентября 2017 в 21:19 +2

Дорогая Нонночка!! Какая повесть у тебя замечательная получилась. Прочла на одном дыхании, всхлипывая над несчастной судьбой Яночки. Сколько таких деток сирот оставалось во время войны, во время блокады.Замечательно передала события того голодного времени, ощущения девочки, ее боль от потери мамочки. Местный диалект мальчишек..это что-то!!!Нонна, мне очень понравилась твоя повесть, раскрутка сюжета, высокий накал эмоций от прочтения. Повесть удалась, неоспоримый факт! Думаю отзывов будет море!!!!!Поздравляю от души с рождением такого шедевра. Такие рассказы и повести необходимы для новых поколений, чтобы ужасы войны не забывались и не забывали, не путали факты из истории кто и как добыл победу над фашистами!!!

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:01 +1

Дивный комментарий с элементами анализа творчества, а не события. Это здорово.

Елена Бурханова # 3 сентября 2017 в 21:29 +3

Невозможно что-то писать.
Слов нет. Слезы!
Сильная повесть!
Спасибо, Нонна!

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:03 +1

Такие слова греют душу.

Ирина Лейшгольд # 3 сентября 2017 в 21:45 +2

Очень ярко, хотя кругом мрак и даже не верится, что может светить солнце. Наверное, потому, что у голодных темнеет в глазах от слабости.Так резко все высвечено, как при мощной электрической лампе без абажура под потолком.
И холод. Ощущение постоянного холода. Это страшное, холодное одиночество ребенка, которому так нужно тепло!
И очень страшно. Довлеет чувство безысходности, беспомощности, приближения конца. Смягчает тяжелое впечатление конец рассказа, но страх и боль остаются.
У меня внучка Яна, ей шестой год. Она очаровательная, веселая озорница.
Не дай Бог, не дай Бог!...
Очень ровно, как бы со строны, рассказано, и в то же время каждая фраза полна криком, сильными эмоциями.
Написано как надо.

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:05 +1

Обнимаю. Все так и есть.

Елена Абесадзе # 3 сентября 2017 в 23:21 0

Читала сквозь слёзы! Спасибо за память , за вашу искренность! lenta9m2

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:09 0

Это память о нашей семье. Все реально.

Необходимо восстановить 3955 # 4 сентября 2017 в 03:38 0

До мурашек по коже, до боли в сердце... Слёзы сами текли по щекам... Тронуло до глубины души... lenta9m2

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:11 0

Спасибо, дорогая, за умение сопереживать.

Лариса Никитенкова # 4 сентября 2017 в 08:26 0

Нонна, нет слов! Спасибо за пямять!!!)))
lenta9m2

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:15 0

Вы еще очень молоды, Ларочка. Радует, что на Парнасе Вы становитесь по-большому взрослой, думающей и знающей. Вырастает хороший поэт и человеческая личность.

Елена Майстренко # 4 сентября 2017 в 08:37 0

Без слёз не прочитать.

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:17 0

А слезы очищают душу. Спасибо.

Леонид Зеленский # 4 сентября 2017 в 10:23 0

Сначала хочу сказать, что Вы прекрасный прозаик.У Вас замечательный литературный язык. Читал с удовольствием, хотя тема очень грустная, печальная. Увы, война принесла много горя людям. Да Бог, чтобы это не повторилось в будущем. С почтением rose

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:25 0

Спасибо, что оценили меня как прозаика. Приятно очень. Тема грустная. Просто не могло быть иначе. НО НЕ БЕЗНАДЕЖНАЯ.Как травинки в засуху, вырастают в ней, прорастая почти через епмни, проблески человеческого в человека. Как же могли не победить такие люди, сохраняющие человеческое в человеке даже в условиях войны.

Необходимо восстановить 8329 # 4 сентября 2017 в 13:34 0

Слов нет. Ком в горле и слезы.Сегодняшним детям и в саду и в школе - в программу обязательного прочтения. Тогда урок литературы или родной речи будет проведен не зря.Низкий Вам поклон, Нонна за правдивый, исторический, жизненный, ладно сложенный рассказ. С уважением и почитанием 8ed46eaeebfbdaa9807323e5c8b8e6d9

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:29 0

Неплохо бы вернуть настоящую историю детям, души-то их раскрылись бы, как бутон прекрасного цветка.

Анна Гирик # 4 сентября 2017 в 14:15 0

Тяжело читать... Страшная сказка.
Душа содрогнулась от такой правды...
Только бы не повторился ужас той войны.
Повесть интересная!! Мне понравилось,
как Вы пишете, Нонна!! Удачи Вам!!

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:35 0

Спасибо, Анечка, за Вашу душевную щедрость

Ольга бе Лова # 4 сентября 2017 в 14:22 0

Трогательно читать, даже горестно... Писать, наверное, ещё тяжелее... Без слез - не получилось...
Пусть никогда не будет войны!
Спасибо, Нонна, что несете эту память и передаете другим!
040a6efb898eeececd6a4cf582d6dca6

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:38 +1

Да, Оленька, это святая память. Она делает нас чище и сильнее.

Константин Батурин # 4 сентября 2017 в 21:13 0

Низкий поклон Вам, Нонна, за память и талант прозаика! Очень зримо, ярко, живо представлена картина тех ужасных событий блокады Ленинграда во время ВОВ. Душераздирающая сказка о правде! Пусть никогда больше не повторится весь этот кошмар и над нашими головами будет мирное голубое небо!

Нонна Ильенкова # 4 сентября 2017 в 22:42 +1

Благодарю Вас, Константин, за такую добрую оценку. повестушки

Лидия Копасова # 4 сентября 2017 в 22:49 +1

Да, Нонна, такие "тяжёлые, слёзные", картины уже не для моего огромного давления!
Но, что поделаешь, такова жизнь! Историю надо знать...

Нонна Ильенкова # 5 сентября 2017 в 14:09 +1

Читать тяжело - понимаю. Писать сложно, с натугой - еще сложнее, а пережить все, не сломиться, сохранив в памяти историю своей семьи, - это подвиг. А почему мы не называем вещи своими именами?! Еще Горький писал: "В жизни человека всегда есть место подвигам". Вот я и посидела на этом местечке - сподобилась

Марина Попенова # 5 сентября 2017 в 15:38 0

Нонночка, не могла читать без слёз... сопереживала всем сердцем. Пусть этот ужас навсегда останется в прошлом и никогда не повторится. Однако, то, что пережил тогда город-герой Ленинград и его жители забыть просто невозможно. Пусть будет мир на земном шаре! Пусть будет больше добра, а не агрессии! Повесть Ваша учить добру, состраданию, сплоченности в самые трудные времена. Написано очень хорошо,Нонна, сказывается Ваш опыт филолога. Обнимаю Вас с любовью! Здоровья Вам!

Нонна Ильенкова # 5 сентября 2017 в 21:55 0

Тяжело читать, но прав Роберт Рождественский:"Это нужно не мертвым, это нужно живым". Спасибо, Мариночка.

Татьяна Шарина # 6 сентября 2017 в 13:34 +1

Д-да....очень трудно читать такое.. Вам, Нонна, удалось передать переживания маленькой девочки... все её тяготы, выпавшие на её хрупкие плечики.... ужасы войны никого не оставят равнодушными.. Спасибо Вам за трогательный, но очень талантливый рассказ!
Счастья Вам!!

Нонна Ильенкова # 6 сентября 2017 в 14:48 0

Танечка, спасибо, что не остались равнодушной к этой истории. Здесь нет неправды.

Alexander Ivanov # 8 сентября 2017 в 16:09 0

Сильная работа, Нонна! Добра и Счастья!

Нонна Ильенкова # 8 сентября 2017 в 17:21 0

СПАСИБО, САША, ЧТО ОДОЛЕЛИ ТАКОЙ БОЛЬШОЙ ТЕКСТ, В ПИТЕРЕ ОТМЕЧАЮТСЯ В ЭТО ВРЕМЯ "БЛОКАДНЫЕ ДНИ", МЫ ЖИВЕМ ЭТИМ, ОСОБЕННО ТЕ, КТО ПЕРЕЖИЛ ЕЕ УЖАС И ИХ ПОТОМКИ

АРИНА СВЕТИНА. # 10 сентября 2017 в 09:38 0

Нонночка, дорогая, до слез, до колик в сердце - горечь, горечь, горечь...
Проклятая война сколько судеб сгубила, а сколько обнажила душ человеческих...
Спасибо, Вам, милая за память, за то, что напоминаете о цене жизни, поклон!!!

Нонна Ильенкова # 10 сентября 2017 в 13:55 0

АРИНОЧКА, У ВАС ПРЕКРАСНАЯ ФАМИЛИЯ "СВЕТИНА", ОТ КОТОРОЙ СВЕТЛО НА СЕРДЦЕ. НЕСЛУЧАЙНО ВЫ ПИШЕТЕ ТАКИЕ СВЕТЛЫЕ СТИХИ, НЕСЛУЧАЙНО РЯДОМ С ВАМИ ВЫРОСЛА ТАЛАНТЛИВАЯ ДЕВОЧКА - ДОЧЬ ВАША. ВАШИ КОММЕНТАРИИ ДАЮТ УВЕРЕННОСТЬ, ЧТО АВТОРСКИЙ ТЕКСТ ПРОЧИТАН , ОСОЗНАН, РАДУЮТ ДОБРЫЕ СЛОВА. СПАСИБО ЗА ВАШ ДОБРЫЙ СВЕТ.

Николина ОзернАя # 12 сентября 2017 в 13:17 0

«Вспомним всех поименно»… Да, Нонна, Такие произведения необходимо читать молодежи, читать тем, кто разжигает войну. Слова мои собрались, но высказать мне мешает ком в горле. Ваше произведение, как образец тех душевных переживаний, которые выпали на долю наших людей, взрослых и детей. Я читала и наслаждалась, если уместно здесь по содержанию, слогом Вашей работы. Все продумано до мелочей, каждое слово на своем месте и несет идейную нагрузку. Нет ничего лишнего, чтобы испортило как общее впечатление, так и место самого автора в этом повествовании. Спасибо, что поделились с нами, читателями.

Нонна Ильенкова # 12 сентября 2017 в 18:51 0

КАК МНОГО ДОБРЫХ СЛОВ СКАЗАНО ВАМИ О МОЕМ СЛОВЕ! СЕРДЕЧНОЕ СПАСИБО. ЭТА МАЛЮСЕНЬКАЯ ПОВЕСТУШКА НАПИСАНА НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НАЗАД ЗА ДВА ВЕЧЕРА, ХОТЯ ЗАМЫСЕЛ ВЫНАШИВАЛСЯ ПОЧТИ ВСЮ МОЮ СОЗНАТЕЛЬНУЮ ЖИЗНЬ: ЗДЕСЬ НЕТ НЕПРАВДЫ, ВЫДУМКИ - ВСЕ ИМЕННО ТАК И СЛУЧИЛОСЬ С ПРОТОТИПОМ ДЕВЧУШКИ ЯНЫ.ДОБАВЛЕНЫ НЕКОТОРЫЕ ДЕТАЛИ, НО ОНИ НЕ ПРОТИВОРЕЧАТ РАЗВИТИЮ СЮЖЕТА.РАДА, ЧТО ВАМ ЭТО ПОВЕСТВОВАНИЕ ПОНРАВИЛОСЬ

ЛЮБОВЬ БОНДАРЕНКО # 13 сентября 2017 в 20:16 0

Потрясающая песня и исполнение к великолепному рассказу твоему, Нонночка!!

Нонна Ильенкова # 13 сентября 2017 в 20:28 0

А ЭТО СЛОВА К ПЕСНЕ ЕЛЕНЫ ФРОЛОВОЙ "СОЛНЕЧНАЯ НИТЬ"
Солнечная нить

Солнечная нить тянется к моим рукам. . .
Как мне сохранить всё, что я тебе отдам?
Посылала ночь за живой водой меня, -
Чем тебе помочь, нежная любовь моя?
Спи, моя песенка,
Спи, моя милая, -
Ждёт тебя лесенка
В небо любимое.
Спи, моя милая,
Ты -- моя песенка,
В небо незримое
Ждёт тебя лесенка.
Сохраняя миг, вечность удержу в горсти.
На плечо приник ангел, прошептав: "Прости!"
Глаз не подниму, тихо обниму свет -

Сможет ли кому этот миг сказать: нет.
Спи, моя песенка,
Спи, моя милая, -
Ждёт тебя лесенка
В небо любимое.
Спи, моя милая,
Ты - моя песенка,
В небо незримое
Ждёт тебя лесенка.
Пламя для кого тратит свою жизнь зря?
Все до одного выстроятся в тот ряд. . .
Пуля пролетит - может, всё простит Бог?
Смерть опередив, вырвется из уст вздох.
Медленно вздохну, крыльями взмахну ввысь -
Я не обману, я к тебе тяну жизнь. . .
Дотянусь до тебя, стану лучше, добрее,
Дорасту до любви, свою песню тебе подарю. . .
Всё, что есть у меня, всё, чем я в этой жизни
владею -
Да простит мне Земля! -
Небесам твоих глаз отдаю.

Нонна Ильенкова # 27 сентября 2017 в 21:55 0

СПАСИБО, ТЫ ВСЕ УЛОВИЛА ВЕРНО. ПЕСНЯ ПОТРЯСЛА МЕНЯ.

Василий Черный # 26 сентября 2017 в 19:09 0

Спасибо, Нонна, за потрясающую повесть! Прочитал на одном дыхании. Лаконично, мастерски прописанные образы, живой разговорный язык героев создают
реалистически осязаемую картину описываемых событий. Каждая фраза и каждое слово прочувствованы автором и читателю просто не остается другого выбора, как погрузиться в описываемое время и вместе с автором сопереживать героям.Так проникновенно, ярко и образно может повествовать только поэт от бога.
А еще меня удивила непреходящая актуальность темы. Со времени трагических блокадных лет, лет минуло немало, но тема военного детства, увы, не уходит с мировой сцены. Меняются действующие лица, меняется язык живых героев, меняются географические координаты... Неизменными остаются только боль и страх ни в чем не повинных детей, являющихся заложниками алчных политиков-недочеловеков. И каждый день в разных точках мира чьи-то детские бесконечно уставшие глаза смотрят в небо и тихо молят: - Мама, забери меня к себе...
"Блокада" продолжается.
Это страшно.

Нонна Ильенкова # 27 сентября 2017 в 22:07 0

ВЫ БЕЗУСЛОВНО ПРАВЫ: ОСТОЧЕРТЕЛИ ИГРЫ ПОЛИТИКОВ, ЦЕНОЙ КОТОРЫХ СТАНОВЯТСЯ СУДЬБЫ ЛЮДЕЙ, НАЦИЙ, НАРОДОВ.ЗА ЧТО ГИБНУТ ЛЮДИ? СПАСИБО ЗА ТАКОЙ РАЗВЕРНУТЫЙ И ДОБРЫЙ КОММЕНТАРИЙ.

Ольга Баранова # 27 сентября 2017 в 22:38 0

Страшная история, читать больно и больно осознавать, что это было.
Моя приятельница ребенком пережила блокаду в Ленинграде,её мама, уходя в госпиталь на службу,умоляла дочку вести себя тихо, словно дома никого нет, не подходить к двери и никому не открывать...ели детей!
Спасибо Вам!

Нонна Ильенкова # 30 сентября 2017 в 22:49 0

ДА, БЛОКАДА - ЭТО СТРАШНО. НО В БЛОКАДЕ ЖИЛИ ГЕРОИ, 900 ДНЕЙ ОНИ СРАЖАЛИСЬ С ГОЛОДОМ, ХОЛОДОМ, НО НЕ ПАДАЛИ ДУХОМ, НЕ ЖДАЛИ СМЕРТИ НА КОЛЕНЯХ - ОНИ СРАЖАЛИСЬ, РАБОТАЛИ, ПОМОГАЛИ ДРУГ ДРУГУ ВЫСТОЯТЬ. НЕСЛУЧАЙНО РОДИНА НАГРАДИЛА ИХ МЕДАЛЬЮ ЗА ОБОРОНУ ЛЕНИНГРАДА, КОТОРАЯ НЕ УСТУПАЛА ЛЮБОМУ ОРДЕНУ.еЛИ ДЕТЕЙ? нЕ СЛЫШАЛА. а ПОДОНКИ И СЛАБАКИ БЫВАЮТ В ЛЮБУЮ ЭПОХУ.

Рената Юрьева # 2 октября 2017 в 17:33 0

ой, Нонна... даже говорить трудно... самое страшное в этой войне - то ,что страдали ни в чем не повинные дети, ..дети ,рожденные в любви и для любви... а любовь эта растворилась в голодных и жестоких днях войны... это ужасно! и больше всего не понимаю и негодую, что забывают(!) люди об этом, позволяя вновь и вновь разжигаться очередным войнам...
Спасибо Вам большое за этот рассказ! написано очень хорошо! так, что веришь каждому взгляду и дыханию маленькой героини... но как же страшно и жалко...и горько от собственного бессилия помочь...
Спасибо Вам!

Нонна Ильенкова # 2 октября 2017 в 19:52 +1

СТРАШНОЕ ВРЕМЯ. ВЫСТОЯТЬ, НЕ СЛОМИТЬСЯ, НЕ ПОДДАТЬСЯ ПАНИКЕ, СОХРАНИТЬ ЖИЗНЬ СЕБЕ И БЛИЗКОМУ - ЭТИМ ЖИЛИ ЛЕНИНГРАДЦЫ. дЕД МОЙ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ХОДИЛ НА РАБОТУ ЧЕРЕЗ ВЕСЬ ГОРОД. ЭТО ДИСТРОФИК-ТО!СОХРАНИТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ В ЧЕЛОВЕКЕ ПРИ ЛЮБЫХ ЖИЗНЕННЫХ СИТУАЦИЯХ- ЭТО МОГЛИ СДЕЛАТЬ ТОЛЬКО ГЕРОИ.

Ольга Боровикова # 14 декабря 2017 в 11:22 0

Нонна, спасибо большое за прекрасно написанный рассказ.
Жизненный и пронзительный! Браво Вам.
Такие вещи надо писать чаще, показывая молодежи,
чтобы они знали о прошлом своей страны. santa

Нонна Ильенкова # 19 декабря 2017 в 23:09 0

Оленька, всё верно, только как эту молодежь заставить такие истории читать? Надо быть готовым к восприятию правды нашей истории, а молодежь очень далека от этого, к сожалению.

Марина Бокар # 26 января 2018 в 16:33 0

Нонна,Вы для меня подобны Ангелу, взявшему на себя бремя земной жизни.Спасибо Вам,что Вы ЕСТЬ.

Нонна Ильенкова # 26 января 2018 в 20:32 0

"Бремя земной жизни" давит на плечи. Не поддаюсь, рвусь в облака. А земля-то крепко держит... Спасибо, Мари, за понимание.

RSS-лента комментариев