СЕКСОЛОГ ЖЕНЬКА 20
Утром Женя встал первым, растолкал Эдика.
- Привет. Ты откуда?
- От верблюда. Подъём 45 секунд. Сегодня у нас необычный, очень важный день.
- Объясни, что к чему, - сладко потянулся, широко зевая, Эдик.
- Чуток позднее. А сейчас дуй оправляться, умываться.
Эдик нехотя поднялся, взял одежду и пошёл на выход.
- Да,- остановил его у порога Женя, - на дворе будь потише: мама спит на сеновале. Она должна хорошо выспаться.
- Не понял, - Эдик мотнул головой. - Вроде я там спал... Почему же... Не понял.
- Сходи, умойся, потом поймёшь.
- Иду командир, уже в пути. Не шуметь, мать на сеновале. Понял.
Женя подошёл к двери, за которой была спальня Марии, и где спала Эльвира, постучал.
- Эля, подъём.
В ответ ни звука. Постучал громче - тот же результат. Толкнул дверь, она с лёгким вздохом открылась. Женя услышал сдавленный плач, доносившийся из-под одеяла.
Подошёл к кровати, приоткрыл одеяло. Боже, море слёз!
- Эля, что? Нога болит?
- Здесь, здесь у меня болит! - почти закричала, ударив себя в грудь.
- Чего же ты терпела, глупенькая? Давай помогу одеться - и живо к врачу.
- Врач мне не поможет, - попыталась улыбнуться сквозь слёзы Эльвира, судорожно сглотнула.
- Не мели чушь, зашибла что-нибудь, когда упала.
- Да нет же, нет,- Эльвира опять расплакалась.- Ничего вы не понимаете... Такой умный, а ничего не понимаете.
- Хорошо,- Женя присел на кровать. - Объяснись. Я действительно не понимаю твоих слёз. Только не реви, чётко и ясно, суть дела.
- Чётко и ясно... Не реви, а что я могу поделать, если хочется реветь?
- Причина?
- Сон мне приснился... Папа вернулся, весёлый, добрый. Мама такая счастливая... и все мы такие... радостные. И Эдик, и Алька... Потом, потом... - Эльвира быстро-быстро завсхлипывала, кинулась лицом в подушку.
- И что же потом, потом?
- А потом, - вскинулась девочка, и закричала в лицо Жени: - Вы пришли из армии... Я так летела вам навстречу... а вы... вы были не один! Вас под руку держала большая длинноногая девица, вся такая... Вы сказали: "Познакомься, Эля, это моя жена". "А как же я?!" - кричу. А вы... и она тоже... засмеялись... Как над несмышлёнышем. И она, эта ваша, по- дурацкому усмехаясь, сказала: "Не смеши кур, маленькая. Какая из тебя женщина, у тебя же ни сиськи, ни...п...п...письки". Ненавижу! Ненавижу её, корову крашенную! Если у неё грудь, как вымя у коровы, значит... значит... она лучше меня? Да? Да? Ещё обзывается...
- Это как? - пряча улыбку, спросил Женя.
- Что меня даже обнять страшно... только в кармане носить, как собачку чау-чау... Ненавижу! И вас и эту корову!
- Эля, Эля, какая же ты ещё... - Женя осёкся, опасаясь новой вспышки, если произнесёт слово "глупенькая". - Эля, всё это чушь собачья. Фантазии роста.
- Чушь, да? Чушь? Фантазии? - Эльвира резво вскочила на ноги, нервно рванула бретельки - ночнушка гармошкой сползла на кровать. Остервенело, щипала Эльвира и хлестала своё худощавое тело, едва обозначившиеся грудки. - Это чушь?! Это фантазии?! Чучело огородное! Лилипутка проклятая!
- Замолчи, истеричка! - Женя схватил её за плечи, с силой тряхнул, выпустил, резко поднял ночнушку, стянул обрывки бретелек, завязал узлом.
- У наших девчонок в классе уже вот какие, - продолжала по инерции Эльвира, выбросила вперёд кулачок с побелевшими пальцами. - А у меня... у меня...
- Мозги есть? Есть мозги у тебя? Или в твоей головёнке только мусор? Отвечай: есть мозги?
- Есть...
- Тогда думай, шевели ими. Природа сделала тебе такой подарок, продление юности. А девчонки твои скороспелки, они быстро перезреют и загниют. А ты всё ещё будешь цвести и пахнуть. Они как яблоко белый налив, а ты как зимнее, апорт. Любишь, апорт?
- Да...
- И я люблю. Это мой любимый фрукт. Так что утри слёзки, выбрось из головы чушь, и живо одеваться. Приготовь лёгкий завтрак, потом съездишь в село. На лошади. Отвезёшь записку Тане Чешковой. Знаешь её?
- Знаю. Но она... плохая.
- Кто тебе сказал?
- Все говорят. Её из города выгнали из-за...
- Запомни, Эля: плохих людей нет, есть больные и здоровые. Здоровые, с куриными мозгами, дальше своего носа не видят, многого не понимают, а то, что им не понятно - плохо. Так на человека вешают ярлык. Это легче, чем вникнуть в суть, помочь человеку в его беде. Так и с отцом твоим: не поняли, и отмахнулись - плохой, безнадёжный, мертвый. Идиоты! Он живой, только крепко спит. И Таня поможет твоей маме разбудить его. Ещё зайдёшь к своим, и скажешь деду, что нужно достать десяток маленьких утят, кассету с Робертино Лоретти. Всё, я пошёл помогать Эдику.
У двери Женя обернулся и деланно серьёзным тоном произнёс:
- Чушь и слёзы оставить здесь. Выйдешь отсюда такая, будто услышала от меня согласие взять в жёны. И что бы весь день такой была! Ясно?
- Ясно... Женя.
- Улыбочку, - Женя навёл на Эльвиру воображаемый фотоаппарат. - Ещё, ещё счастливее. Глаза, глаза тоже пусть улыбаются. Во! Снято!
Эльвира рассмеялась, расковано, смутилась:
- Ну, вас... всё шутите...
- Бери пример, невеста.
Эльвира вспыхнула, как маков цвет.
ГЛАВА 20
Утром Женя встал первым, растолкал Эдика.
- Привет. Ты откуда?
- От верблюда. Подъём 45 секунд. Сегодня у нас необычный, очень важный день.
- Объясни, что к чему, - сладко потянулся, широко зевая, Эдик.
- Чуток позднее. А сейчас дуй оправляться, умываться.
Эдик нехотя поднялся, взял одежду и пошёл на выход.
- Да,- остановил его у порога Женя, - на дворе будь потише: мама спит на сеновале. Она должна хорошо выспаться.
- Не понял, - Эдик мотнул головой. - Вроде я там спал... Почему же... Не понял.
- Сходи, умойся, потом поймёшь.
- Иду командир, уже в пути. Не шуметь, мать на сеновале. Понял.
Женя подошёл к двери, за которой была спальня Марии, и где спала Эльвира, постучал.
- Эля, подъём.
В ответ ни звука. Постучал громче - тот же результат. Толкнул дверь, она с лёгким вздохом открылась. Женя услышал сдавленный плач, доносившийся из-под одеяла.
Подошёл к кровати, приоткрыл одеяло. Боже, море слёз!
- Эля, что? Нога болит?
- Здесь, здесь у меня болит! - почти закричала, ударив себя в грудь.
- Чего же ты терпела, глупенькая? Давай помогу одеться - и живо к врачу.
- Врач мне не поможет, - попыталась улыбнуться сквозь слёзы Эльвира, судорожно сглотнула.
- Не мели чушь, зашибла что-нибудь, когда упала.
- Да нет же, нет,- Эльвира опять расплакалась.- Ничего вы не понимаете... Такой умный, а ничего не понимаете.
- Хорошо,- Женя присел на кровать. - Объяснись. Я действительно не понимаю твоих слёз. Только не реви, чётко и ясно, суть дела.
- Чётко и ясно... Не реви, а что я могу поделать, если хочется реветь?
- Причина?
- Сон мне приснился... Папа вернулся, весёлый, добрый. Мама такая счастливая... и все мы такие... радостные. И Эдик, и Алька... Потом, потом... - Эльвира быстро-быстро завсхлипывала, кинулась лицом в подушку.
- И что же потом, потом?
- А потом, - вскинулась девочка, и закричала в лицо Жени: - Вы пришли из армии... Я так летела вам навстречу... а вы... вы были не один! Вас под руку держала большая длинноногая девица, вся такая... Вы сказали: "Познакомься, Эля, это моя жена". "А как же я?!" - кричу. А вы... и она тоже... засмеялись... Как над несмышлёнышем. И она, эта ваша, по- дурацкому усмехаясь, сказала: "Не смеши кур, маленькая. Какая из тебя женщина, у тебя же ни сиськи, ни...п...п...письки". Ненавижу! Ненавижу её, корову крашенную! Если у неё грудь, как вымя у коровы, значит... значит... она лучше меня? Да? Да? Ещё обзывается...
- Это как? - пряча улыбку, спросил Женя.
- Что меня даже обнять страшно... только в кармане носить, как собачку чау-чау... Ненавижу! И вас и эту корову!
- Эля, Эля, какая же ты ещё... - Женя осёкся, опасаясь новой вспышки, если произнесёт слово "глупенькая". - Эля, всё это чушь собачья. Фантазии роста.
- Чушь, да? Чушь? Фантазии? - Эльвира резво вскочила на ноги, нервно рванула бретельки - ночнушка гармошкой сползла на кровать. Остервенело, щипала Эльвира и хлестала своё худощавое тело, едва обозначившиеся грудки. - Это чушь?! Это фантазии?! Чучело огородное! Лилипутка проклятая!
- Замолчи, истеричка! - Женя схватил её за плечи, с силой тряхнул, выпустил, резко поднял ночнушку, стянул обрывки бретелек, завязал узлом.
- У наших девчонок в классе уже вот какие, - продолжала по инерции Эльвира, выбросила вперёд кулачок с побелевшими пальцами. - А у меня... у меня...
- Мозги есть? Есть мозги у тебя? Или в твоей головёнке только мусор? Отвечай: есть мозги?
- Есть...
- Тогда думай, шевели ими. Природа сделала тебе такой подарок, продление юности. А девчонки твои скороспелки, они быстро перезреют и загниют. А ты всё ещё будешь цвести и пахнуть. Они как яблоко белый налив, а ты как зимнее, апорт. Любишь, апорт?
- Да...
- И я люблю. Это мой любимый фрукт. Так что утри слёзки, выбрось из головы чушь, и живо одеваться. Приготовь лёгкий завтрак, потом съездишь в село. На лошади. Отвезёшь записку Тане Чешковой. Знаешь её?
- Знаю. Но она... плохая.
- Кто тебе сказал?
- Все говорят. Её из города выгнали из-за...
- Запомни, Эля: плохих людей нет, есть больные и здоровые. Здоровые, с куриными мозгами, дальше своего носа не видят, многого не понимают, а то, что им не понятно - плохо. Так на человека вешают ярлык. Это легче, чем вникнуть в суть, помочь человеку в его беде. Так и с отцом твоим: не поняли, и отмахнулись - плохой, безнадёжный, мертвый. Идиоты! Он живой, только крепко спит. И Таня поможет твоей маме разбудить его. Ещё зайдёшь к своим, и скажешь деду, что нужно достать десяток маленьких утят, кассету с Робертино Лоретти. Всё, я пошёл помогать Эдику.
У двери Женя обернулся и деланно серьёзным тоном произнёс:
- Чушь и слёзы оставить здесь. Выйдешь отсюда такая, будто услышала от меня согласие взять в жёны. И что бы весь день такой была! Ясно?
- Ясно... Женя.
- Улыбочку, - Женя навёл на Эльвиру воображаемый фотоаппарат. - Ещё, ещё счастливее. Глаза, глаза тоже пусть улыбаются. Во! Снято!
Эльвира рассмеялась, расковано, смутилась:
- Ну, вас... всё шутите...
- Бери пример, невеста.
Эльвира вспыхнула, как маков цвет.
Нет комментариев. Ваш будет первым!