Растрел на месте

 

 

Солдаты крепко спали, когда раздался душераздирающий рев колокола, который бесцеремонно вломился в сон воинов четвертой роты мотострелкового полка. Он заставлял бойцов выпрыгивать из теплых постелей, всполошённо и, казалось, бестолково одеваться, «лететь» на плац под ошалелый крик «одичавшего» за ночь дневального:

– Рота – подъем! Всем строиться на плацу! Форма одежды – повседневная!

– Бойцы, не толпитесь, как бараны у новых ворот! Стройтесь! – торопил выбегавших солдат командир роты капитан Васильков, который уже прохаживался по плацу. – Командиры взводов наведите порядок в подразделениях!

– Забыли, где ваши места, сукины дети?! Первый взвод, становись! – командир подразделения Филиппов свирепо сверкнул белками глаз и замер на месте, вытягивая в сторону правую руку, к которой заспешили, как цыплята к наседке, молодые солдаты.

– Второй взвод – ко мне, коромысло вам в дышло! – зычным голосом призывал своих подчиненных младший лейтенант Приходько.

– Третий взвод! Сюда! – спешил построить в шеренги взвод невысокий и худенький лейтенант Иванов.

Минуту, другую мужская масса, одетая в камуфляжную форменную одежду, непредсказуемо колыхалась. Затем построилась, выровняла носки по белой линии и затихла в ожидании.

Командиры взводов взглянули на наручные часы и удовлетворенно кивнули головами – уложились во время.

На середину построения вышел, поскрипывая новой портупеей и хромовыми сапогами, высокий подтянутый капитан и высоким голосом скомандовал:

– Рота – смирно! Командирам взводов доложить о построении!

Чеканя шаг и, «выкатив» колесом грудь, командиры подразделений по очереди подходили с докладом к командиру роты.

Вчерашние мальчишки в шеренгах с любопытством косили глазами на своих взводных командиров, на капитана, не понимая, чем вызван ротный сбор в такой ранний час субботнего летнего дня.

Последнее время ходили упорные слухи, что в связи с переходом на девятимесячную срочную службу в армии и для поддержания порядка в частях будет введена смертная казнь за нарушения дисциплины.

Только никто не верил, и из расположения гарнизона воины продолжали бегать самовольно на танцы в соседний город, или распивали спиртные напитки за забором. Запретный плод – сладок, и он манил по другую сторону недетскими соблазнами, вынуждал перемахивать через бетонную преграду.

Ротные построения, когда перед строем объявлялись взыскания нарушителям порядка, стали привычными в части, и ни у кого не вызывали особого удивления. Сегодня же над шеренгой из трехсот голов витала тревога, и парни притихли.

Стояли еще сумерки. Солнце только начало золотить горизонт за лесом, было по-утреннему зябко и сыро, и солдаты поеживались от прохлады.

Прошло минут десять-пятнадцать, и шеренги начали уставать, когда на плац выкатилась крытая грузовая машина со знаками военной прокуратуры на бортах и остановилась неподалеку от капитана Василькова.

Из кабины, не спеша, вышел полнеющий майор, а из кузова живо спрыгнули пятеро солдат с автоматами. Офицер армейской прокуратуры построил своих бойцов вдоль автомашины и направился к командиру застывшей роты, отдал честь и вполголоса спросил:

– Начнем?

– Так точно! – поспешно ответил Васильев и скомандовал. – Рядовые Смирнов и Овсянников – ко мне!

Из строя вышли двое солдат и, старательно чеканя шаг, подошли к командиру роты и, отдав честь, доложили:

– Рядовой Смирнов прибыл по вашему приказанию!

– Рядовой Овсянников явился по вашему приказанию!

– Кругом! – приказал им капитан.

Оба высоких солдата развернулись на сто восемьдесят градусов и замерли напротив ротной шеренги, с которой уже слетел сон, и сотни глаз мужчин настороженно наблюдали за развивающимися событиями.

– Солдаты! Родина поставила перед нами ответственную задачу, подготовить солдат за девять месяцев службы военному мастерству. Из вчерашних мальчишек воспитать за кротчайший срок настоящих мужчин, стойких защитников нашей страны, – капитан Васильев внимательно оглядел ряды. – Что требуется нам для успешного решения задач, поставленных главнокомандующим? Дисциплина! Не добьемся ее, не будет армии! Это сегодня понимают все, поэтому было решено ввести в частях военно-полевые суды, которые наделены полномочиями сурово карать нарушителей устава, предателей, расхитителей армейской собственности!

Сурово? Да! Строго, но другого пути нет! Или армию погубит разгильдяйство и беспорядок, или наведем в ней должный порядок!

Солдаты! Вы присутствуете на первом в нашей практике выездном суде! Воины нашей роты рядовые Смирнов и Овсянников неоднократно самовольно покидали расположение части, и недавно были задержаны очередной раз патрулем в городе без увольнительных записок и нетрезвом состоянии. За систематическое нарушение воинской присяги дела рядовых Смирнова и Овсянникова были переданы на рассмотрение военной прокуратуры, которая нашла в действиях солдат состав преступления и назначила военно-полевой суд.

Наступила такая тишина, что, казалось, слышно, как лучи восходящего солнца скользили по вершинам деревьев на горизонте, а багровый рассвет зловеще раскрасил облака кровавым цветом.

Строй вздрогнул после речи капитана и с ужасом уставился на майора, который, не торопясь, достал из планшетки бумаги и сказал:

– Вот распоряжение прокурора на арест рядовых солдат Смирнова и Овсянникова. Он кивнул своим солдатам, которые тотчас, взяв автоматы наизготовку, подошли к арестованным и стали с боков и позади них.

Затем майор зачитал приговор:

Именем закона Вооруженных сил Российской Федеративной Республики за нарушение дисциплины приговорить солдат Смирнова и Овсянникова к расстрелу. Приговор не подлежит обжалованию, исполнить немедленно. Конвой препроводите приговоренных преступников в машину для доставки к месту экзекуции!

Растерянные арестованные солдаты с надеждой посмотрели на строй товарищей, ожидая поддержки или защиты, но парни отрешенно молчали и наблюдали, как Смирнова и Овсянникова под дулами автоматов посадили в фургон и увезли к ближайшему лесу, где находился учебный стрелковый полигон. Никому из них еще не приходило в голову, что сейчас казнят их товарищей. Никто из солдат не слышал еще, чтобы за самоволку или пьянку в армии можно лишиться жизни.

Но капитан Васильков не отпустил роту, заставив стоять, пока издали не послышались автоматные очереди. Затем он снял с головы фуражку, широко перекрестился и сказал:

– Мир их праху! Дай Бог, чтобы это произошло в нашей части первый и последний раз!

И строй вздрогнул, поверив, что отныне за каждый проступок придется отвечать ценой собственной жизни.

Ровно через двенадцать месяцев после вышеописанного события прокурор военного округа подполковник Пушкарев получил пакет из Главного Управления Прокуратуры Вооруженных сил, куда было вложено письмо солдата-новобранца четвертой роты мотострелкового полка матери, где были подчеркнуты красным фломастером слова: «Дисциплина у нас, мама, как говорится, железная, потому что за девять месяцев нужно освоить не только технику, но и окрепнуть физически, чтобы из нас получились настоящие солдаты. В нашей части за нарушение присяги были расстреляны два солдата по приговору военного трибунала…»

Мамаша, напуганная письмом сына, немедленно отправила его в комитет защиты солдатских матерей. В комитете его прочитали и посчитали фантазией нездорового на голову мальчика, призванного недавно в армию. Бумагу все же на всякий случай передали в прокуратуру Вооруженных сил России с просьбой прокомментировать факт расстрела солдат срочной службы.

Сверху копии письма была нанесена резолюция Главного прокурора:

«Расследовать в кротчайшие сроки и доложить мне!»

– Бред! – выругался подполковник и вызвал к себе молодого следователя Глущенко.

– Вот вам, Геннадий Васильевич, первое дело, – сказал ему Пушкарев, протягивая письмо с резолюцией Главного прокурора. – Что скажете по этому поводу?

Совершенно белобрысый старший лейтенант, с коротко стриженными на голове волосами, протянул руку и взял листок бумаги, исписанный мелким почти детским почерком, внимательно прочитал его под пристальным изучающим взглядом подполковника.

Затем минуту подумал и сказал, отводя взгляд серых глаз, обрамленных белыми, как у молоденького боровка, ресницами, от крупного и кроваво-мясистого лица своего начальника:

– Я не верю, господин полковник. Молодой солдат соврал матери из каких-то соображений, скорее всего.

– Вот и я думаю, что молодой человек по имени. – Прокурор взглянул на письмо. – Харьков Сергей Дмитриевич – психически не здоров, или кто-то, таким образом, свел счеты со свидетелями какого-нибудь преступления, совершенного в части, замаскировав преступление под военный трибунал. У нас все может быть! Поэтому прошу вас отправиться в мотострелковый полк и провести строжайшую проверку по факту письма. Если факты не подтвердятся, то поговори с солдатом, чтобы не пугал мать своими фантазиями, ну, а если окажется правдой, то немедленно сообщи мне. Понятно!?

– Так точно! Разрешите исполнять!?

– Идите!

Чтобы не смущать солдат погонами прокурорско-следственного отделения Сергей Дмитриевич отправился на задание в гражданской одежде. Он не поехал на служебной машине, а сел в пригородную электричку, предварительно созвонившись с командиром мотострелкового батальона, в состав которого входила четвертая рота, и договорился с полковником Ефремовым, что тот вышлет свою машину ко времени прихода поезда на железнодорожную станцию и доставит следователя в расположение части.

Командир полка встретил гостя радушно, предложил отобедать в солдатской столовой, чтобы на сытый желудок приступить к делу, которое привело работника прокуратуры из военного округа.

– Сытый конь – богатырь, голодный – сирота! – балагурил полковник.

– Хлеб-соль не бранится. – Сергей ничего не имел против, потому что за четыре часа в дороге проголодался.

После обеда офицеры расположились в кабинете командира полка, который первым начал разговор:

– Не дает прокуратуре покоя смерть Рената? Не верит, что сам выпал с пятого этажа?

– Какого Рената? – Сергей Дмитриевич удивленно взглянул на подтянутого и стройного офицера.

– Ну, как же? Рената Козаева, который с балкона госпиталя упал! Или вы не поэтому делу к нам?

Следователь выругался про себя:

– Могли бы в прокуратуре предупредить, что в полку уже велось расследование по факту гибели солдата!

Но Сергей сделал вид, что знает об этом случае, и, неопределенно махнув рукой, мол, не об этом сейчас, протянул письмо Ефремову:

– Здесь, Николай Викторович, нужно проверить некоторые факты. Я лично не верю, но долг прокуратуры реагировать на обращение общественности.

Полковник прочитал и сморщился, словно береста на огне, затем проворчал:

– Беда по беде, как по нитке, идет. Ни о каком суде и расстреле солдат в полку мне не известно. Просто, такого случая не могло быть, вы понимаете?

– Тогда о какой беде вы говорите?

– Видите ли, господин старший лейтенант. Этот самый солдат Харьков Сергей Дмитриевич лежит в реанимации военного госпиталя. Прокуратурой нашей бригады ведется следствие. По предварительной версии он отравился угарным газом в гараже.

– Известны подробности?

– Детали расследования узнаете у следователя.

– Понятно! Мне потребуется помещение для работы и ночлег.

– Конечно! Вот ключи от гостевой комнаты. Там все есть для работы и отдыха, питаться будете в столовой, я распорядился поставить вас на довольствие. Когда потребуется транспорт, звоните моему помощнику по тылу. Я предупрежу его об этом. Ну и желаю вам плодотворной и спокойной работы! – полковник поднялся из-за стола и протянул Глущенко руку для прощания.

Факт проверки письма матери солдата неожиданно приобретал нежелательный оттенок.

Геннадий Васильевич, усаживаясь за столом своего временного кабинета, ехидно улыбнулся:

– Поди, не послал бы меня полковник сюда, зная все обстоятельства дела. Ну, что же, мне выпал шанс, отличиться.

Следователь Глущенко, отдавая дань многолетнему опыту сыщиков мира, первым делом составил и записал план расследования в своем ноутбуке:

1. Запросить из отдела кадров дела капитана Василькова, лейтенантов четвертой роты Иванова, Филиппова и Приходько.

2. Допросить вышеозначенных командиров по факту письма матери.

3. Переговорить со следователем прокуратуры бригады, который ведет дело солдата Харькова.

4. Допросить Харькова Сергея Дмитриевича.

5. Запросить дело Рената Козаева.

– Что-то в четвертой роте мотострелкового батальона слишком много происшествий за последний год. На каждый случай должна быть причина, и мне предстоит докопаться до них. Иначе, не видать мне удачи! – вслух сказал Геннадий.

Когда следователь прочитал личное дело Василькова Михаила Степановича, то присвистнул от удивления. Бравый капитан побывал во многих горячих точках страны. Последней командировкой была горячая точка на юге, где командир роты получил третье ранение и очередной орден Красной Звезды. Офицер характеризовался волевым и смелым командиром, обладающим горячим и напористым характером. Кроме благодарностей и поощрений по службе, Михаил Степанович в прошлом году получил выговор за превышение власти. По этой причине ему было отказано в очередном повышении в звании.

Иванов и Филиппов были молодыми командирами взводов, недавно приступившими к службе. Они характеризовались грамотными специалистами, спокойными и уравновешенными офицерами.

Младший лейтенант Приходько во время заварухи служил сержантом под командой капитана Василькова. Во время боевых действий ему за героизм присвоили офицерское звание.

На следующий день, чтобы переговорить со следователем прокуратуры бригады, который вел дело об отравление угарным газом солдата Харькова, Геннадий заказал у пожилого начальника по тылу «газик» и уговорил сурового майора, что управлять машиной будет сам.

Когда старший лейтенант лихо запарковал машину у штаба бригады, где находилась прокуратура, было уже одиннадцать часов дня, и Геннадий Васильевич заспешил, чтобы успеть до обеденного перерыва.

Глущенко быстро поднялся по широченной лестнице старинного особняка, прислушиваясь, как гулко раздаются и уносятся вверх его шаги, постучал в дубовую высокую дверь с табличкой имени следователя и, дождавшись разрешения войти, шагнул в большую комнату.

За широким столом сидел молодой офицер и изумленно смотрел на вошедшего гостя.

– Крокодил Гена? Ты? – восторженно закричал он.

– Чебурашка? А, я смотрю фамилия и имя знакомые, Степанов Илья Николаевич, но не думал, что ты, – споткнулся на ровном паркете кабинета следователя прокуратуры бригады Геннадий, недоверчиво рассматривая невысокого и худенького бывшего однокурсника, которого за оттопыренные уши прозвал Чебурашкой, а он в ответ за его имя – Крокодилом Геной. – Ты что тут делаешь? Здравствуй!

– Как что? Служу в мотострелковой бригаде при прокуратуре. А ты уже получил старшего лейтенанта?! Молодец!

– Пустяки! На эту должность в прокуратуре при военном округе требовался офицер не ниже старшего лейтенанта, вот меня по рекомендации высших командиров и присвоили его.

– Да, ладно, прибедняться! Знаю, что не пальцем делан!

– Ты тоже не промах! Вон, какой кабинетище отхватил!

– Ты садись, не стой, как истукан! Рад видеть тебя! По делу ко мне, или так забежал?!

– Сам ты не умывался три дня! Тоже рад! По делу, конечно!

– Тогда выкладывай, что привело тебя ко мне, а потом отметим встречу!

– У меня сразу два дела к тебе, Степан. Пришло письмо, и в нем упоминается ваша бригада. Вот, взгляни сам!

– Я уже слышал о расстреле от самого Харькова, когда снимал показания по случаю отравления выхлопным газом. Так что для меня не новость! Даже фамилии казненных солдат знаю: Смирнов и Овсянников. Только, все – туфта! Оба были досрочно уволены из рядов Вооруженных сил по здоровью, имеется соответственный приказ командующего военным округом. Я проверял лично. Все чин, чинарем: заболели бойцы на разгрузке мешков с картошкой, получили грыжу и не пожелали делать операцию в военном госпитале, попросились домой. Им оставалось служить три месяца, вот их и комиссовали. Операция и лечение продлилась бы все-равно до их мобилизации.

– Зачем же он написал матери, что расстреляли солдат?

– О письме я не знал, но Сергей – очень нервный и восприимчивый солдат. Он услышал, наверное, шутки, что списали Смирнова и Овсянникова в расход. Даже анекдот под них переделали, вот, послушай:

– Товарищ капитан! Смирнова с Овсянниковым ранили!

– Куда!?

– Обоих в палец!

– Пристрелить, чтобы не мучились!

Вот, он и решил, что расстреляли бойцов за нарушение дисциплины.

– А, что, нарушали?

– Не раз, как, впрочем, многие в гарнизоне. Но, капитан Васильков навел, слава Богу, порядок в роте. Теперь у него лучшие показатели по дисциплине и военной подготовке.

– Как же ему удалось это?

– Сдается мне, не без помощи «стариков».

– Дедовшина!

– Вроде того! Да, капитан – крут и строг с бойцами! Но это дало положительные результаты.

– Харьков – тоже результат?

– Нет! Обыкновенное разгильдяйство! Он ремонтировал бронетранспортер в закрытом ангаре. Вот и угорел от выхлопных газов работающего мотора.

– ???

– По инструкции к выхлопной трубе подсоединяется специальная труба, чтобы газы выводились наружу. Он забыл надеть ее, вот и поплатился за это! Хорошо, что вовремя товарищи в ангар зашли и заметили притихшего Сергея в машине, вытащили на воздух.

– Кто вел дело Рената Козаева?

– Так, ваши следаки расследовали! Из прокуратуры округа, разве не слышал? Не доверили нашим! Только, дело закрыли уже, признали несчастным случаем. Мол, Козаев перегнулся слишком низко через ограждение балкона, голова закружилась, он и выпал.

Геннадий Васильевич кивнул головой, вспомнив, что подобное дело вел капитан Колузаев, и решил при удобном случае расспросить его о нем.

На следующий день Геннадий ждал прихода капитана Васильчикова, проклиная крепкие напитки, которые без меры пили вечером с лейтенантом Степановым в тихом ресторанчике с теплым и домашним названием «Под липкой».

Оставалось еще минут десять до назначенного ему времени, и Геннадий Васильевич пытался вспомнить подробности приятного вечера. Откуда взялись за их столом две девушки по имени Вика и Лера, не мог вспомнить, но то, что с Викой он часто танцевал, прижимая ее стройное и податливое тело так близко к себе, что кружилась голова, засело прочно в голове. Красивая блондинка с серыми большими глазами ему понравилась, и он, кажется, пытался напроситься к ней в гости, мотивируя, что в часть, где он остановился, ее не пустят. Она в ответ залилась мелодичным колокольчиком и, смачно чмокнув Геннадия в щечку, побежала к своему дому, крикнув издали:

– В другой раз, лейтенант!

– Разрешите! – короткий стук в дверь и громкий возглас прервали мысли следователя. В кабинет решительно вошел капитан Васильчиков и остановился напротив Геннадия. – Вызывали?!

Геннадий Васильевич вздрогнул от неожиданности и протянул руку посетителю:

– Здравствуйте, Михаил Степанович! Проходите к столу, садитесь! Простая формальность, вот. Что скажете по поводу письма вашего солдата.

Командир роты прочитал письмо и, отдавая его следователю, сказал:

– Ничего не могу сказать! Ребята демобилизовались и живут себе спокойно на гражданке. Харькову приснилось, что их расстреляли, вот и написал матери с испугу. Размазня, а не боец!

Взводные командиры четвертой роты, все, как один, подтверждали слова капитана. Получалось, что солдаты Смирнов и Овсянников преспокойно уехали досрочно домой в связи с болезнью. Харьков Сергей – восприимчивый солдат, нафантазировал себе Бог весть что. Он угорел в гараже, благодаря своей нерасторопности и врожденной мечтательности. Не зря Харьков пишет стихи. Поэты – неврастеники, поэтому у них все получается не как у людей.

Старший лейтенант Глущенко перечитал протоколы допросов и досадливо вздохнул:

– Выеденного яйца не стоило дело, а пришлось ехать сюда, тревожить расспросами офицеров.

Он решил на следующий день вернуться в округ, а для очистки совести допросить солдата Харькова, который находился в военном госпитале, и сегодня вечером встретиться на прощание с очаровательной Викой.

Геннадий Васильевич набрал номер телефона подполковника Пушкарева и рассказал о результатах расследования, сообщил о возвращение из командировки.

– Ты не спеши теперь, не все так просто, как оказалось! Прокуратура округа получила запрос от департаментов полиции по месту жительств Смирнова и Овсянникова. Там возбуждены уголовные дела по фактам пропажи без вести вышеозначенных солдат. Они сообщили родным, что едут домой, и не прибыли к назначенному сроку. Сначала родители ожидали, думали, что задержались на службе, затем побежали подавать заявление в полицию, чтобы начались поиски, а те, в свою очередь, советовали обождать, не гнать по пустякам волну. Вот и затянулась история на год. Ты оставайся на месте и копни глубже там, может, что всплывет по этому делу. Ты уже начал расследование, продолжай дальше с учетом вновь отрывшихся обстоятельств.

– Слушаюсь! Мне понадобится дело Рената Козаева, которое вел капитан Колузаев.

– Вышлем по интернету!

Геннадий закрыл свой рабочий кабинет на ключ и отправился в гараж за машиной, чтобы поехать в соседний город, где разместился штаб мотострелковой бригады. Там он заглянул Илье, который сидел за столом и писал на компьютере какой-то текст.

– Что-нибудь нарыл в части? – оторвался от дел Илья Николаевич и приложил к голове бутылку с минеральной водой.

– Болит? – участливо спросил Геннадий Васильевич.

– Еще как!

– Тогда слушай! «Заходит портвейн в желудок, а там коньяк сидит. – Ты – кто такой? Вали отсюда! – закричал портвейн.

– Сам вали, я пришел первым!

– Не хочешь по-хорошему?! Пойдем, выйдем!

– Ну, как тебе анекдот?

– Не смеши, и так тошно!

– Тогда последние новости по делу! Солдаты Смирнов и Овсянников не вернулись домой после демобилизации!

– Ого! Так может…

– Вполне могли поехать куда-нибудь! – прервал его Геннадий. – Но факт расстрела их в части не исключен тоже!

– Капитан Васильков – жесткий командир, но чтобы убивать своих солдат, извини, не верю.

– Ты же сам сказал, что у него в роте железная дисциплина.

– Да! Капитан требователен и частенько переходит границы дозволенного обращения с подчиненными, но казнить?!

– Что значит: границы дозволенного?

– Может обругать нецензурно. Сам слышал не раз! Может кулаками махать перед носом, поговаривают, что в запале заезжал рукой в лицо! Он прошел не одну войну, был контужен, поэтому нервы ни к черту. Ему прощается все, потому что его рота считается самой боевой и дисциплинированной!

– Нет, Илья! Честь и слава ему за подвиги на войне, но издеваться над солдатами, чтобы держать дисциплину в роте, никому не позволительно. Герою – тем более!

– Дисциплина в армии всегда держалась на страхе, вспомни! На палках, линях, штрафных батальонах, заградительных отрядах, нарядах вне очереди, наконец!

– Но не на самосудах! Для определения вины существовал трибунал, военный суд!

– Самосуд нужно доказать, Геннадий!

– Я не утверждаю, что произошел самосуд в роте Василькова, но провести проверку по факту исчезновения людей обязан. Время в пути демобилизованных солдат из части до дома считается службой в армии.

– Проверяй, работа у нас такая! Но я обязан доложить командиру бригады обо всем, что узнал.

– Сообщай! Иначе, мне пришлось бы! Илья, завтра я еду в округ. Хочу поговорить с Сергеем в госпитале. Не составишь компанию?

– Если заедешь, то прокачусь с тобой!

Вика не отказалась от встречи с Геннадием, и они добрых два часа гуляли по вечернему летнему городу. Затем зашли в уютное кафе и заказали себе мороженное. За разговором время бежало быстро, и вскоре они все знали друг о друге.

– Ты разыскиваешь Смирнова и Овсянникова? В прошлом году они лежали в нашей больнице с ушибленными травмами, – неожиданно сообщила Вика Геннадию, когда он поделился с ней проблемой, с которой приехал сюда. Ему пришло в голову, что девушка, которая рассказала ему, что работает медсестрой городской больницы, могла знать этих парней.

– Расскажи подробнее об этом, пожалуйста. Это – очень важно!

– Я работаю медсестрой в реанимационном отделении. Парней привезли ночью из военного госпиталя бригады. Они крепко пострадали в драке с местной молодежью –так было указано в историях болезни. В госпитале военный хирург не решился сам лечить солдат – сильно их побили, поэтому обратился в нашу больницу, которая имеет хороших специалистов, с просьбой госпитализировать Смирнова и Овсянникова. Они провели месяц у нас, пока на поправку не пошли. Их вскоре выписали, с тех пор я не видела их.

– У них была грыжа?

– Нет! Я точно знаю, потому что часто читала их бумаги. Только сильные ушибы, ссадины,внутреннее кровотечение и ушиб мозга, и абсолютно ничего не было сказано о разрыве мышц брюшной полости.

– Когда, точнее, это было?

– В середине июня прошлого года они покинули нашу больницу.

– Странно! А, через месяц они демобилизовались и направились домой!

– И не доехали, ты говоришь?

– Да!

– Значит, что-то с ними произошло в пути?!

– Да, если они выехали из части?

– Думаешь, что…?

– Я должен точно знать, а не предполагать, иначе, какой из меня следователь.

– Тогда расскажи, что точно знаешь!

– Знаю точно, что ты пригласишь меня на чашку чая к себе, и мы продолжим беседу о детективной истории в мотострелковой бригаде.

– Не рановато, на второй день!

– В самый раз, военное начальство торопит!

– Я не служу в армии!

– Но, как медработник, ты – военнообязанная.

– И, что?

– Пройдешь со мной курс молодого бойца.

– Молодого следователя, тогда.

– Договорились!

Необременительный курс «молодого следователя» затянулся до утра, и Геннадий, не заходя в свой кабинет, сразу помчался в транспортный отдел части, забрал автомашину и поехал к Илье. Через полчаса они ехали в направлении большого города, непринужденно и весело болтали обо всем на свете.

Сергея Дмитриевича офицеры застали в помещение для отдыха, где он увлеченно «травил» анекдоты выздоравливающим солдатам. Геннадий невольно залюбовался худеньким пареньком, который преображался, входил в образ при рассказе очередной шутки. Однако, заметив Илью, Сергей стушевался и даже побледнел.

Следователи уже навели справку о здоровье солдата. Оказалось, что завтра его планировали выписать из госпиталя, и офицеры договорились с главным врачом, забрать солдата сегодня в часть. Благо, имелся под рукой транспорт, который туда направлялся.

Харьков узнал о выписке и не обрадовался, это было заметно по грустным глазам, в которых светилась тревога.

Следователи сообразили, что с солдатом не все ладно и приложили не мало труда, убедить Сергея Дмитриевича поверить им и рассказать все, что с ним произошло. Уже на половине пути в часть они узнали его историю. Видимо, у Сергея накипело в душе, и он охотно освободился от нелегкого груза.

История началась летним выходным днем, когда подружившиеся на службе в армии, молодые люди, получив увольнительные, направились в соседний город.

Хорьков и Козаев долго и бесцельно бродили по незнакомому городу, пока не проголодались и не забрели на рынок, где царила оживленная торговля по случаю выходного дня. Народ буквально «наводнил» территорию базара, привычно торговался у прилавков, разглядывал товар. Разноцветная толпа вызвала праздничное настроение у солдат, и они зашли в кафе и заказали поесть и пива.

Когда молодые люди насытились, то отправились на поиски туалета, чтобы можно было спокойно догулять по городу оставшееся время. Первым увидел младшего лейтенанта Приходько Ренат, который остановился и толкнул в бок Сергея:

– Смотри, взводный торгуется с кем-то!

Приходько Вадим Андреевич размахивал руками и убеждал в чем-то троих высоких и черноволосых мужчин, которые энергично возражали ему.

– Интересно, что за дела у русского офицера с азербайджанцами? – прошептал Козаеву Сергей.

– Может, чеченцами?

– Нет, это – азеры, я их хорошо знаю!

Из любопытства – будет, что рассказать в роте – Сергей с Ренатом пошли следом за Приходько, который, судя по пожатию рук, договорился с черноглазыми мужчинами, и они разошлись, а солдаты последовали за офицером.

Вскоре Вадим остановился у легковой машины «Вольво». Друзья замерли за углом, наблюдая за явно нервничавшим офицером, который беспрестанно поглядывал на часы и оглядывался по сторонам. Минут через пять к нему подкатили старенькая машина «Жигули». Из нее вышли двое уже знакомых угрюмых мужчин, третий остался за рулем. Один из мужчин передал Вадиму Андреевичу небольшой сверток и открыл багажник своей машины со словами:

– Сюда клади товар!

Приходько быстро открыл багажник «Вольво», вытащил какой-то сверток и, подскочив к «Жигулям», погрузил его.

– Калаши! – воскликнул, не сдержавшись, темпераментный Ренат, услышав характерный стук оружия о днище багажного отделения машины. Сергей испуганно потянул Козаева за угол, но Приходько, очевидно, успел их заметить, прежде чем вскочить в автомобиль и нажать на педаль газа.

– Как думаешь, сказать командиру роты? – спросил Сергей Рената.

– Ты «Вольво» видел?

– Да!

– Это Василькова машина, я знаю, не раз мыл ее. Теперь молчи, иначе, попадем в историю.

Буквально на следующий день на друзей напали в темноте незнакомые солдаты, жестоко избили и, изрядно попинав их ногами, крикнули:

– Рот откроете, в землю зароем!

Только перестарались они, запугивая побоями солдат. Ренат угодил в больницу.

– Когда я последний раз навещал его там, он обещал все сообщить в прокуратуру. Я его отговаривал, не делать этого, но он сказал, что не видит другого выхода и не хочет трястись от страха до дембеля. Вскоре его не стало, упал с балкона, – тихим голосом закончил свой рассказ Сергей.

– Кто-нибудь слышал, что Ренат хотел сообщить прокуратуре о краже оружия из части?

– Недалеко от нас стояла лечащий врач, и мне показалось, что она прислушивалась к нашему разговору.

– Как зовут ее?

– Фамилию не знаю, а по имени Ренат называл ее Людмилой Ивановной. После этого случая с моим приятелем, я перестал ходить один, боялся.

– Думаешь, что в гараже подстроили?

– Конечно, что я дурной, работать в ангаре при включенном моторе? Я трубу закрепил на выхлопной трубе собственными руками!

– Как же она отвалилась? – спросил Илья.

– По технике безопасности при ремонте механизмов на ходу не разрешается оставлять одного работающего, поэтому, кроме меня, там были еще Ершов и Волков. Потом пришел младший лейтенант Приходько и увел ребят куда-то. Мне он сказал ни к чему не притрагиваться, ждать товарищей, а мотор не выключать, чтобы вода в радиаторе быстрее прогрелась. Я со скуки добрался до рации и поймал станцию, где стихи новых авторов читали, долго слушал и не заметил, как заснул.

– Что же ты мне под протокол другое говорил? – Илья взглянул на Сергея.

– Сами знаете! Теперь надоело бояться, да и за Рената посчитаться нужно. – Сергей замолчал и отвернулся к окну, стал рассматривать лес.

– Ну, что будем делать? – спросил Геннадий Илью. Следователь Глущенко понял, что везти солдата Харькова в часть не имела смысла. Все-равно, что своими руками отправить Сергея на верную смерть, и Геннадий давно притормозил машину на обочине дороги, выслушивая до конца историю.

– Нужно спрятать Сергея Дмитриевича и сообщить обо всем в прокуратуру округа.

– Тогда едем ко мне в отдел, там оставим Сергея Дмитриевича и решим, что делать.

Подполковник Пушкарев одобрил действия офицеров и обещал поместить Харькова в городском гарнизоне под вымышленным именем. Приказал больше не предпринимать никаких шагов по разоблачению расхитителей оружия и дедовщины в роте. Этим займется оперативная группа с большими полномочиями от Главного прокурора, которая срочно комплектуется для проверки дел в мотострелковой бригаде.

– Бригада заслужила подвигами почет и уважение себе, но небольшая группа нарушителей закона может испачкать славу многотысячного армейского коллектива, поэтому очень важно искоренить заразу в части, как можно быстрее и без ненужного шума в обществе. – Подполковник прошелся по кабинету и остановился напротив Степанова и Глущенко. – Вам, обоим, поручаю дело пропавших солдат Смирнова и Овсянникова. Они не могли бесследно исчезнуть на земле!

Первым делом следователи составили список солдат четвертой роты, которые служили в одно время со Смирновым и Овсянниковым. Они встретились с некоторыми из них и выяснили, что солдаты были действительно расстреляны по решению выездного суда. Правда, трупов они не видели, но слышали выстрелы, поэтому уверены, что тем летним утром состоялась казнь солдат.

Получалось, что по документам части они были комиссованы по здоровью, а свидетели утверждали, что парни были расстреляны чуть не на их глазах.

Тем временем далеко от мест описываемых событий на земле лежали два парня, Дмитрий и Виктор, которые от побоев черноволосых мужчин почти ничего не соображали. Потом их заволокли в сарай и бросили на землю, едва прикрытую трухлявой соломой.

– Думали убежать от нас! – услышали они голос Мурата, самого злого и подлого охранника. – Скажите спасибо хозяину, что не велел забивать до смерти, не портить товар!

Парни услышали смех, и дверь со скрипом закрылась, перекрыв поток яркого солнечного света, рвавшегося снаружи. В наступивших сумерках было не так больно глазам, затекшим от ударов кулаков хозяйских слуг, и Виктор повернулся к Диме, который не шевелился и лежал, неестественно скорчившись, на правом боку.

– Дима! – испуганно позвал он. – Ты как? Живой?

– Живой, но что-то отбили мне. Не могу ногами пошевелить! – парень с трудом лег на спину и перевел дух. – Нужно было через озеро переплыть, а не переться тупо по дороге.

– Кто же знал, что здесь полиция заодно с ними!

– Черножопые сволочи!

– Беложопые были лучше? Забыл, как тебя избивали свои же, русские, лишь за то, что не хотели им подчиняться и жить честно.

– Там – армия, и те, которые издевались над нами, выполняли приказ командира.

– А, здесь?

– Здесь кавказцы ненавидят русских, вот и держат их в рабстве, измываются.

– Тогда, вспомни, кто заманил тебя сюда?

– Кто?

– Земляк с Рязанщины! Он предложил нам заработать, когда мы в Москве хотели пересадку сделать. Незнакомый человек предложил выпить за знакомство, потом посадил в автобус, в котором собрались простофили, как мы, желающие зашибить большую деньгу на солидной фирме!

– Водка была с подвохом. Поэтому мы проспали и очнулись уже на кирпичном заводе. Там выталкивали из автобуса и отобрали документы.

– Верно! Здесь вкалываем за жратву от зари до темна, и конца-края этому не видно. Что русские прохвосты, что дагестанские, – одинаковы, видят лишь наживу на халяву.

– Что-то я не разглядел среди нас кавказцев, не считая охранников и хозяина.

– Потому что у них сильные родственные связи: нашли бы родных в рабстве, порвали рабовладельцев.

– А наши родственники что, забыли нас?

– Тоже ищут, думаю. Да, кто знает, что мы так далеко забрались!

– Я все равно убегу отсюда, когда оклемаюсь, и тебя вытащу!

– Беги, а я здесь загнусь, с моими ногами далеко не уйдешь!

Молодые организмы парней быстро оправились от побоев, и через неделю Виктор снова укладывал на паллеты кирпич, а Дмитрия Мурат приставил к поварихе. Ноги парня не слушались, и он с трудом ковылял по летней кухне.

– Куда бежать отсюда, послушай? Кругом горы и свои люди у хозяина! Следующий раз, когда будет в нетерпеж, плыви за озеро. Там стоит воинская часть, может, укроет бывшего солдата, – посоветовала пожилая женщина, взявшаяся кашеварить на кирпичном заводе. Она сочувствовала молодым людям, которые угодили в неволю. Виктору с Дмитрием было приятно осознавать, что на этой благодатной земле не все на одно лицо, подобное хозяину кирпичного завода, затерянного в предгорьях Дагестана.

Еще долго пришлось Виктору притворяться, делая вид, что смирился с положением невольника, пока охранники не поверили ему, и не отпустили однажды искупаться на озеро. Правда, осторожный Мурат приказал своему помощнику присмотреть за парнем. Он-то и прибежал на завод, сообщил, что Виктор заплыл слишком далеко от берега.

Охранники, проклиная непокорного русского, заскочили в машину и рванули на ней к озеру.

Виктор доплыл до берега и оглянулся назад. На противоположной стороне Мурат что-то кричал охранникам, показывая на беглеца. Затем они уселись в машину и поехали вдоль берега.

– Через пятнадцать минут будут здесь! – вслух вычислил Виктор и припустил в сторону ближайших домов.

КПП воинского подразделения он узнал по воротам и часовому. Но одновременно увидел и джип с охранниками, который направлялись в его сторону.

Дежурный сержант, выскочивший по вызову часового, быстро среагировал, заметив приближавшуюся машину, прервал сбивчивый рассказ Виктора и крикнул:

– Заходи в дежурку, солдат! Там доскажешь! Я видел твою фотографию по телевизору в передаче «Жди Меня». Тебя ищут отец с матерью.

О том, что нашелся Виктор Овсянников, Геннадий и Илья узнали в Москве, куда их привел след демобилизованных солдат. Они узнали, что парни купили билеты до Москвы, расспросили проводницу вагона, которая признала их по фотографиям, предъявленным следователями.

Кроме того, Овсянникова и Смирнова узнал дежуривший в тот день полицейский наряд. Геннадию Васильевичу удалось найти и изъять запись одной из камер на Ленинградском вокзале, где парни вполне здоровые направлялись к выходу.

Значит, они не были расстреляны в части и действительно были демобилизованы. Тогда, куда же они пропали? Что с ними случилось?

Следователи поспешили в Дагестан.

Чудесным образом, пока офицеры добирались к воинской части, приютившей Виктора Овсянникова, местный заводчик-предприниматель доставил с почестями туда и Дмитрия Смирнова.

Мужчина средних лет, суетливо поддерживал под руку Дмитрия и приговаривал, широко улыбаясь дежурному офицеру:

– Зачем ушел, меня не предупредив? Документы оставил, деньги за работу забыл получить, вещи, слушай, бросил, больного товарища не взял с собой. Вот, запиши, что деньги отдаю за все месяцы работы, пожитки, взгляни, привез, готов оплатить билеты до дома. Только пускай бумажку подпишет, что претензий ко мне нет!

Офицер записал координаты хозяина кирпичного завода, его данные и запустил парня за ворота. Друзья облегченно вздохнули и, когда прибыли следователи, рассказали:

– Наши беды начались после того, как мы отказался работать на постройке особняков для богатых заказчиков. На гражданке мы получили строительные профессии, поэтому по приказу капитана Василькова зачислили в бригаду строителей.

Нас долго стращали «старики», придирались офицеры, но ничего не могли этим добиться. Тогда нас покараулили и отметелили так, что мы не смогли подняться с земли. И все бы сошло с рук капитану Василькову, а нас сломали бы и заставили работать, если бы медики гарнизонной больнички не обратились за помощью к областной больнице.

– И там в приемном покое составили протокол для извещения полиции о нанесении тяжелых увечий в драке? – догадался Илья.

– Да! Я был в сознании и видел, как дежурный врач передал бумаги Людмиле Ивановне, нашему лечащему врачу, – подтвердил Виктор.

Следователи переглянулись, услышав второй раз это имя.

– Крути дырочки на погонах, Илья Николаевич! – прошептал Геннадий.

Людмила Ивановна не стала запираться, когда Геннадий и Илья зашли в ее кабинет, словно ожидала давно. Она облегченно вздохнула м тихо сказала:

– Да, я совершила служебное преступление, не сообщила полиции об зверском избиении, а позвонила капитану Василькову. Он попросил придержать бумагу, мол, разберется сам. Михаил был моим любовником, собирался взять в жены. Вот, я и дала слабинку, а потом уже пострадавшие ребята сказали мне, что не имеют претензии к обидчикам. Вот, по просьбе командира роты, чтобы ребят комиссовать, написала заключение о воспалении слепой кишки, которую следует оперировать.

Васильчиков Михаил Васильевич подтвердил, что помог солдатам демобилизоваться из армии раньше срока за отличную службу, но обвинения в избиении парней подчиненными отрицал начисто.

Он сидел в кабинете Ильи и горячился:

– Наговор, они подрались с гражданскими, а всем видится дедовщина и коррупция в роте.

– Кому всем? – спросил Геннадий Васильевич, перебив капитана. – Нам никто не доносил об этом.

Васильков сразу стих, устало махнул рукой и, намекая, что в гарнизоне работала еще одна бригада следователей, прибывшая, пока Геннадий и Илья ездили в Дагестан, горько сказал:

– Так донесут доброжелатели. Вас, вон, сколько налетела в нашу несчастную часть, нароете поди, что было и не было.

– Если есть что искать, то найдут, не сомневайтесь, но это не наше уже дело. Мы хотели бы узнать о причинах досрочного увольнения из рядов армии двоих солдат. Аппендицита у них, как показала врач больницы не было. Тогда на каком основании?

– Я же сказал, что за отличную строевую и физическую подготовку, успехи в службе и отличное поведение.

– Расстреляли на месте! – снова прервал командира роты в этот раз Илья.

– Какая ерунда, но докажите, если сможете!

Геннадий Васильевич подошел к двери, ведущей в подсобное помещение и открыл ее со словами:

– Глупо отпираться! Ребята выходите сюда.

Дмитрий Смирнов и Виктор Овсянников остановились у двери и поздоровались с командиром:

– Здравия желаем, товарищ капитан!

– А, что мне делать-то было, когда новобранцы в самоволку бегают, пьянствуют, а срок службы меньше года? Как подготовить хороших воинов? Пришлось напугать смертной казнью! Спектакль разыграли, конечно, не по закону, зато потом воины ни ногой из гарнизона, не успеешь приказать что, уже исполнено, – капитан рассказал все. Как фильм снимали в городе о службе в армии, как подговорил он артистов за жидкую валюту, сыграть спектакль расстрела, договорился с Дмитрием и Виктором, что за это, отправит раньше времени домой.

Но капитан Васильков не признал обвинение в дедовщине, избиение в части молодых солдат, использование рабочей солдатской силы в корыстных целях.

– Не хочет всю правду рассказать, не надо! Мы свое задание выполнили, нашли пропавших солдат, узнали о ложном расстреле. А остальное другая бригада раскроет, мы им передали Сергея Дмитриевича, вот, пускай дальше крутят, – сказал Геннадий довольно руки. – Завтра приготовим совместно отсчет, получим благодарности от начальства, а сейчас мне пора за ворота, другие дела заждались.

– Медицинские курсы?

– Курс молодого следователя.

Офицеры переглянулись и весело рассмеялись.

© Copyright: Олег Андреев, 2013

Регистрационный номер №0162677

от 4 октября 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0162677 выдан для произведения:

 

 

Солдаты крепко спали, когда раздался душераздирающий рев колокола, который бесцеремонно вломился в сон воинов четвертой роты мотострелкового полка. Он заставлял бойцов выпрыгивать из теплых постелей, всполошённо и, казалось, бестолково одеваться, «лететь» на плац под ошалелый крик «одичавшего» за ночь дневального:

– Рота – подъем! Всем строиться на плацу! Форма одежды – повседневная!

– Бойцы, не толпитесь, как бараны у новых ворот! Стройтесь! – торопил выбегавших солдат командир роты капитан Васильков, который уже прохаживался по плацу. – Командиры взводов наведите порядок в подразделениях!

– Забыли, где ваши места, сукины дети?! Первый взвод, становись! – командир подразделения Филиппов свирепо сверкнул белками глаз и замер на месте, вытягивая в сторону правую руку, к которой заспешили, как цыплята к наседке, молодые солдаты.

– Второй взвод – ко мне, коромысло вам в дышло! – зычным голосом призывал своих подчиненных младший лейтенант Приходько.

– Третий взвод! Сюда! – спешил построить в шеренги взвод невысокий и худенький лейтенант Иванов.

Минуту, другую мужская масса, одетая в камуфляжную форменную одежду, непредсказуемо колыхалась. Затем построилась, выровняла носки по белой линии и затихла в ожидании.

Командиры взводов взглянули на наручные часы и удовлетворенно кивнули головами – уложились во время.

На середину построения вышел, поскрипывая новой портупеей и хромовыми сапогами, высокий подтянутый капитан и высоким голосом скомандовал:

– Рота – смирно! Командирам взводов доложить о построении!

Чеканя шаг и, «выкатив» колесом грудь, командиры подразделений по очереди подходили с докладом к командиру роты.

Вчерашние мальчишки в шеренгах с любопытством косили глазами на своих взводных командиров, на капитана, не понимая, чем вызван ротный сбор в такой ранний час субботнего летнего дня.

Последнее время ходили упорные слухи, что в связи с переходом на девятимесячную срочную службу в армии и для поддержания порядка в частях будет введена смертная казнь за нарушения дисциплины.

Только никто не верил, и из расположения гарнизона воины продолжали бегать самовольно на танцы в соседний город, или распивали спиртные напитки за забором. Запретный плод – сладок, и он манил по другую сторону недетскими соблазнами, вынуждал перемахивать через бетонную преграду.

Ротные построения, когда перед строем объявлялись взыскания нарушителям порядка, стали привычными в части, и ни у кого не вызывали особого удивления. Сегодня же над шеренгой из трехсот голов витала тревога, и парни притихли.

Стояли еще сумерки. Солнце только начало золотить горизонт за лесом, было по-утреннему зябко и сыро, и солдаты поеживались от прохлады.

Прошло минут десять-пятнадцать, и шеренги начали уставать, когда на плац выкатилась крытая грузовая машина со знаками военной прокуратуры на бортах и остановилась неподалеку от капитана Василькова.

Из кабины, не спеша, вышел полнеющий майор, а из кузова живо спрыгнули пятеро солдат с автоматами. Офицер армейской прокуратуры построил своих бойцов вдоль автомашины и направился к командиру застывшей роты, отдал честь и вполголоса спросил:

– Начнем?

– Так точно! – поспешно ответил Васильев и скомандовал. – Рядовые Смирнов и Овсянников – ко мне!

Из строя вышли двое солдат и, старательно чеканя шаг, подошли к командиру роты и, отдав честь, доложили:

– Рядовой Смирнов прибыл по вашему приказанию!

– Рядовой Овсянников явился по вашему приказанию!

– Кругом! – приказал им капитан.

Оба высоких солдата развернулись на сто восемьдесят градусов и замерли напротив ротной шеренги, с которой уже слетел сон, и сотни глаз мужчин настороженно наблюдали за развивающимися событиями.

– Солдаты! Родина поставила перед нами ответственную задачу, подготовить солдат за девять месяцев службы военному мастерству. Из вчерашних мальчишек воспитать за кротчайший срок настоящих мужчин, стойких защитников нашей страны, – капитан Васильев внимательно оглядел ряды. – Что требуется нам для успешного решения задач, поставленных главнокомандующим? Дисциплина! Не добьемся ее, не будет армии! Это сегодня понимают все, поэтому было решено ввести в частях военно-полевые суды, которые наделены полномочиями сурово карать нарушителей устава, предателей, расхитителей армейской собственности!

Сурово? Да! Строго, но другого пути нет! Или армию погубит разгильдяйство и беспорядок, или наведем в ней должный порядок!

Солдаты! Вы присутствуете на первом в нашей практике выездном суде! Воины нашей роты рядовые Смирнов и Овсянников неоднократно самовольно покидали расположение части, и недавно были задержаны очередной раз патрулем в городе без увольнительных записок и нетрезвом состоянии. За систематическое нарушение воинской присяги дела рядовых Смирнова и Овсянникова были переданы на рассмотрение военной прокуратуры, которая нашла в действиях солдат состав преступления и назначила военно-полевой суд.

Наступила такая тишина, что, казалось, слышно, как лучи восходящего солнца скользили по вершинам деревьев на горизонте, а багровый рассвет зловеще раскрасил облака кровавым цветом.

Строй вздрогнул после речи капитана и с ужасом уставился на майора, который, не торопясь, достал из планшетки бумаги и сказал:

– Вот распоряжение прокурора на арест рядовых солдат Смирнова и Овсянникова. Он кивнул своим солдатам, которые тотчас, взяв автоматы наизготовку, подошли к арестованным и стали с боков и позади них.

Затем майор зачитал приговор:

Именем закона Вооруженных сил Российской Федеративной Республики за нарушение дисциплины приговорить солдат Смирнова и Овсянникова к расстрелу. Приговор не подлежит обжалованию, исполнить немедленно. Конвой препроводите приговоренных преступников в машину для доставки к месту экзекуции!

Растерянные арестованные солдаты с надеждой посмотрели на строй товарищей, ожидая поддержки или защиты, но парни отрешенно молчали и наблюдали, как Смирнова и Овсянникова под дулами автоматов посадили в фургон и увезли к ближайшему лесу, где находился учебный стрелковый полигон. Никому из них еще не приходило в голову, что сейчас казнят их товарищей. Никто из солдат не слышал еще, чтобы за самоволку или пьянку в армии можно лишиться жизни.

Но капитан Васильков не отпустил роту, заставив стоять, пока издали не послышались автоматные очереди. Затем он снял с головы фуражку, широко перекрестился и сказал:

– Мир их праху! Дай Бог, чтобы это произошло в нашей части первый и последний раз!

И строй вздрогнул, поверив, что отныне за каждый проступок придется отвечать ценой собственной жизни.

Ровно через двенадцать месяцев после вышеописанного события прокурор военного округа подполковник Пушкарев получил пакет из Главного Управления Прокуратуры Вооруженных сил, куда было вложено письмо солдата-новобранца четвертой роты мотострелкового полка матери, где были подчеркнуты красным фломастером слова: «Дисциплина у нас, мама, как говорится, железная, потому что за девять месяцев нужно освоить не только технику, но и окрепнуть физически, чтобы из нас получились настоящие солдаты. В нашей части за нарушение присяги были расстреляны два солдата по приговору военного трибунала…»

Мамаша, напуганная письмом сына, немедленно отправила его в комитет защиты солдатских матерей. В комитете его прочитали и посчитали фантазией нездорового на голову мальчика, призванного недавно в армию. Бумагу все же на всякий случай передали в прокуратуру Вооруженных сил России с просьбой прокомментировать факт расстрела солдат срочной службы.

Сверху копии письма была нанесена резолюция Главного прокурора:

«Расследовать в кротчайшие сроки и доложить мне!»

– Бред! – выругался подполковник и вызвал к себе молодого следователя Глущенко.

– Вот вам, Геннадий Васильевич, первое дело, – сказал ему Пушкарев, протягивая письмо с резолюцией Главного прокурора. – Что скажете по этому поводу?

Совершенно белобрысый старший лейтенант, с коротко стриженными на голове волосами, протянул руку и взял листок бумаги, исписанный мелким почти детским почерком, внимательно прочитал его под пристальным изучающим взглядом подполковника.

Затем минуту подумал и сказал, отводя взгляд серых глаз, обрамленных белыми, как у молоденького боровка, ресницами, от крупного и кроваво-мясистого лица своего начальника:

– Я не верю, господин полковник. Молодой солдат соврал матери из каких-то соображений, скорее всего.

– Вот и я думаю, что молодой человек по имени. – Прокурор взглянул на письмо. – Харьков Сергей Дмитриевич – психически не здоров, или кто-то, таким образом, свел счеты со свидетелями какого-нибудь преступления, совершенного в части, замаскировав преступление под военный трибунал. У нас все может быть! Поэтому прошу вас отправиться в мотострелковый полк и провести строжайшую проверку по факту письма. Если факты не подтвердятся, то поговори с солдатом, чтобы не пугал мать своими фантазиями, ну, а если окажется правдой, то немедленно сообщи мне. Понятно!?

– Так точно! Разрешите исполнять!?

– Идите!

Чтобы не смущать солдат погонами прокурорско-следственного отделения Сергей Дмитриевич отправился на задание в гражданской одежде. Он не поехал на служебной машине, а сел в пригородную электричку, предварительно созвонившись с командиром мотострелкового батальона, в состав которого входила четвертая рота, и договорился с полковником Ефремовым, что тот вышлет свою машину ко времени прихода поезда на железнодорожную станцию и доставит следователя в расположение части.

Командир полка встретил гостя радушно, предложил отобедать в солдатской столовой, чтобы на сытый желудок приступить к делу, которое привело работника прокуратуры из военного округа.

– Сытый конь – богатырь, голодный – сирота! – балагурил полковник.

– Хлеб-соль не бранится. – Сергей ничего не имел против, потому что за четыре часа в дороге проголодался.

После обеда офицеры расположились в кабинете командира полка, который первым начал разговор:

– Не дает прокуратуре покоя смерть Рената? Не верит, что сам выпал с пятого этажа?

– Какого Рената? – Сергей Дмитриевич удивленно взглянул на подтянутого и стройного офицера.

– Ну, как же? Рената Козаева, который с балкона госпиталя упал! Или вы не поэтому делу к нам?

Следователь выругался про себя:

– Могли бы в прокуратуре предупредить, что в полку уже велось расследование по факту гибели солдата!

Но Сергей сделал вид, что знает об этом случае, и, неопределенно махнув рукой, мол, не об этом сейчас, протянул письмо Ефремову:

– Здесь, Николай Викторович, нужно проверить некоторые факты. Я лично не верю, но долг прокуратуры реагировать на обращение общественности.

Полковник прочитал и сморщился, словно береста на огне, затем проворчал:

– Беда по беде, как по нитке, идет. Ни о каком суде и расстреле солдат в полку мне не известно. Просто, такого случая не могло быть, вы понимаете?

– Тогда о какой беде вы говорите?

– Видите ли, господин старший лейтенант. Этот самый солдат Харьков Сергей Дмитриевич лежит в реанимации военного госпиталя. Прокуратурой нашей бригады ведется следствие. По предварительной версии он отравился угарным газом в гараже.

– Известны подробности?

– Детали расследования узнаете у следователя.

– Понятно! Мне потребуется помещение для работы и ночлег.

– Конечно! Вот ключи от гостевой комнаты. Там все есть для работы и отдыха, питаться будете в столовой, я распорядился поставить вас на довольствие. Когда потребуется транспорт, звоните моему помощнику по тылу. Я предупрежу его об этом. Ну и желаю вам плодотворной и спокойной работы! – полковник поднялся из-за стола и протянул Глущенко руку для прощания.

Факт проверки письма матери солдата неожиданно приобретал нежелательный оттенок.

Геннадий Васильевич, усаживаясь за столом своего временного кабинета, ехидно улыбнулся:

– Поди, не послал бы меня полковник сюда, зная все обстоятельства дела. Ну, что же, мне выпал шанс, отличиться.

Следователь Глущенко, отдавая дань многолетнему опыту сыщиков мира, первым делом составил и записал план расследования в своем ноутбуке:

1. Запросить из отдела кадров дела капитана Василькова, лейтенантов четвертой роты Иванова, Филиппова и Приходько.

2. Допросить вышеозначенных командиров по факту письма матери.

3. Переговорить со следователем прокуратуры бригады, который ведет дело солдата Харькова.

4. Допросить Харькова Сергея Дмитриевича.

5. Запросить дело Рената Козаева.

– Что-то в четвертой роте мотострелкового батальона слишком много происшествий за последний год. На каждый случай должна быть причина, и мне предстоит докопаться до них. Иначе, не видать мне удачи! – вслух сказал Геннадий.

Когда следователь прочитал личное дело Василькова Михаила Степановича, то присвистнул от удивления. Бравый капитан побывал во многих горячих точках страны. Последней командировкой была горячая точка на юге, где командир роты получил третье ранение и очередной орден Красной Звезды. Офицер характеризовался волевым и смелым командиром, обладающим горячим и напористым характером. Кроме благодарностей и поощрений по службе, Михаил Степанович в прошлом году получил выговор за превышение власти. По этой причине ему было отказано в очередном повышении в звании.

Иванов и Филиппов были молодыми командирами взводов, недавно приступившими к службе. Они характеризовались грамотными специалистами, спокойными и уравновешенными офицерами.

Младший лейтенант Приходько во время заварухи служил сержантом под командой капитана Василькова. Во время боевых действий ему за героизм присвоили офицерское звание.

На следующий день, чтобы переговорить со следователем прокуратуры бригады, который вел дело об отравление угарным газом солдата Харькова, Геннадий заказал у пожилого начальника по тылу «газик» и уговорил сурового майора, что управлять машиной будет сам.

Когда старший лейтенант лихо запарковал машину у штаба бригады, где находилась прокуратура, было уже одиннадцать часов дня, и Геннадий Васильевич заспешил, чтобы успеть до обеденного перерыва.

Глущенко быстро поднялся по широченной лестнице старинного особняка, прислушиваясь, как гулко раздаются и уносятся вверх его шаги, постучал в дубовую высокую дверь с табличкой имени следователя и, дождавшись разрешения войти, шагнул в большую комнату.

За широким столом сидел молодой офицер и изумленно смотрел на вошедшего гостя.

– Крокодил Гена? Ты? – восторженно закричал он.

– Чебурашка? А, я смотрю фамилия и имя знакомые, Степанов Илья Николаевич, но не думал, что ты, – споткнулся на ровном паркете кабинета следователя прокуратуры бригады Геннадий, недоверчиво рассматривая невысокого и худенького бывшего однокурсника, которого за оттопыренные уши прозвал Чебурашкой, а он в ответ за его имя – Крокодилом Геной. – Ты что тут делаешь? Здравствуй!

– Как что? Служу в мотострелковой бригаде при прокуратуре. А ты уже получил старшего лейтенанта?! Молодец!

– Пустяки! На эту должность в прокуратуре при военном округе требовался офицер не ниже старшего лейтенанта, вот меня по рекомендации высших командиров и присвоили его.

– Да, ладно, прибеднятся! Знаю, что не пальцем делан!

– Ты тоже не промах! Вон, какой кабинетище отхватил!

– Ты садись, не стой, как истукан! Рад видеть тебя! По делу ко мне, или так забежал?!

– Сам ты не умывался три дня! Тоже рад! По делу, конечно!

– Тогда выкладывай, что привело тебя ко мне, а потом отметим встречу!

– У меня сразу два дела к тебе, Степан. Пришло письмо, и в нем упоминается ваша бригада. Вот, взгляни сам!

– Я уже слышал о расстреле от самого Харькова, когда снимал показания по случаю отравления выхлопным газом. Так что для меня не новость! Даже фамилии казненных солдат знаю: Смирнов и Овсянников. Только, все – туфта! Оба были досрочно уволены из рядов Вооруженных сил по здоровью, имеется соответственный приказ командующего военным округом. Я проверял лично. Все чин, чинарем: заболели бойцы на разгрузке мешков с картошкой, получили грыжу и не пожелали делать операцию в военном госпитале, попросились домой. Им оставалось служить три месяца, вот их и комиссовали. Операция и лечение продлилась бы все-равно до их мобилизации.

– Зачем же он написал матери, что расстреляли солдат?

– О письме я не знал, но Сергей – очень нервный и восприимчивый солдат. Он услышал, наверное, шутки, что списали Смирнова и Овсянникова в расход. Даже анекдот под них переделали, вот, послушай:

– Товарищ капитан! Смирнова с Овсянниковым ранили!

– Куда!?

– Обоих в палец!

– Пристрелить, чтобы не мучились!

Вот, он и решил, что расстреляли бойцов за нарушение дисциплины.

– А, что, нарушали?

– Не раз, как, впрочем, многие в гарнизоне. Но, капитан Васильков навел, слава Богу, порядок в роте. Теперь у него лучшие показатели по дисциплине и военной подготовке.

– Как же ему удалось это?

– Сдается мне, не без помощи «стариков».

– Дедовшина!

– Вроде того! Да, капитан – крут и строг с бойцами! Но это дало положительные результаты.

– Харьков – тоже результат?

– Нет! Обыкновенное разгильдяйство! Он ремонтировал бронетранспортер в закрытом ангаре. Вот и угорел от выхлопных газов работающего мотора.

– ???

– По инструкции к выхлопной трубе подсоединяется специальная труба, чтобы газы выводились наружу. Он забыл надеть ее, вот и поплатился за это! Хорошо, что вовремя товарищи в ангар зашли и заметили притихшего Сергея в машине, вытащили на воздух.

– Кто вел дело Рената Козаева?

– Так, ваши следаки расследовали! Из прокуратуры округа, разве не слышал? Не доверили нашим! Только, дело закрыли уже, признали несчастным случаем. Мол, Козаев перегнулся слишком низко через ограждение балкона, голова закружилась, он и выпал.

Геннадий Васильевич кивнул головой, вспомнив, что подобное дело вел капитан Колузаев, и решил при удобном случае расспросить его о нем.

На следующий день Геннадий ждал прихода капитана Васильчикова, проклиная крепкие напитки, которые без меры пили вечером с лейтенантом Степановым в тихом ресторанчике с теплым и домашним названием «Под липкой».

Оставалось еще минут десять до назначенного ему времени, и Геннадий Васильевич пытался вспомнить подробности приятного вечера. Откуда взялись за их столом две девушки по имени Вика и Лера, не мог вспомнить, но то, что с Викой он часто танцевал, прижимая ее стройное и податливое тело так близко к себе, что кружилась голова, засело прочно в голове. Красивая блондинка с серыми большими глазами ему понравилась, и он, кажется, пытался напроситься к ней в гости, мотивируя, что в часть, где он остановился, ее не пустят. Она в ответ залилась мелодичным колокольчиком и, смачно чмокнув Геннадия в щечку, побежала к своему дому, крикнув издали:

– В другой раз, лейтенант!

– Разрешите! – короткий стук в дверь и громкий возглас прервали мысли следователя. В кабинет решительно вошел капитан Васильчиков и остановился напротив Геннадия. – Вызывали?!

Геннадий Васильевич вздрогнул от неожиданности и протянул руку посетителю:

– Здравствуйте, Михаил Степанович! Проходите к столу, садитесь! Простая формальность, вот. Что скажете по поводу письма вашего солдата.

Командир роты прочитал письмо и, отдавая его следователю, сказал:

– Ничего не могу сказать! Ребята демобилизовались и живут себе спокойно на гражданке. Харькову приснилось, что их расстреляли, вот и написал матери с испугу. Размазня, а не боец!

Взводные командиры четвертой роты, все, как один, подтверждали слова капитана. Получалось, что солдаты Смирнов и Овсянников преспокойно уехали досрочно домой в связи с болезнью. Харьков Сергей – восприимчивый солдат, нафантазировал себе Бог весть что. Он угорел в гараже, благодаря своей нерасторопности и врожденной мечтательности. Не зря Харьков пишет стихи. Поэты – неврастеники, поэтому у них все получается не как у людей.

Старший лейтенант Глущенко перечитал протоколы допросов и досадливо вздохнул:

– Выеденного яйца не стоило дело, а пришлось ехать сюда, тревожить расспросами офицеров.

Он решил на следующий день вернуться в округ, а для очистки совести допросить солдата Харькова, который находился в военном госпитале, и сегодня вечером встретиться на прощание с очаровательной Викой.

Геннадий Васильевич набрал номер телефона подполковника Пушкарева и рассказал о результатах расследования, сообщил о возвращение из командировки.

– Ты не спеши теперь, не все так просто, как оказалось! Прокуратура округа получила запрос от департаментов полиции по месту жительств Смирнова и Овсянникова. Там возбуждены уголовные дела по фактам пропажи без вести вышеозначенных солдат. Они сообщили родным, что едут домой, и не прибыли к назначенному сроку. Сначала родители ожидали, думали, что задержались на службе, затем побежали подавать заявление в полицию, чтобы начались поиски, а те, в свою очередь, советовали обождать, не гнать по пустякам волну. Вот и затянулась история на год. Ты оставайся на месте и копни глубже там, может, что всплывет по этому делу. Ты уже начал расследование, продолжай дальше с учетом вновь отрывшихся обстоятельств.

– Слушаюсь! Мне понадобится дело Рената Козаева, которое вел капитан Колузаев.

– Вышлем по интернету!

Геннадий закрыл свой рабочий кабинет на ключ и отправился в гараж за машиной, чтобы поехать в соседний город, где разместился штаб мотострелковой бригады. Там он заглянул Илье, который сидел за столом и писал на компьютере какой-то текст.

– Что-нибудь нарыл в части? – оторвался от дел Илья Николаевич и приложил к голове бутылку с минеральной водой.

– Болит? – участливо спросил Геннадий Васильевич.

– Еще как!

– Тогда слушай! «Заходит портвейн в желудок, а там коньяк сидит. – Ты – кто такой? Вали отсюда! – закричал портвейн.

– Сам вали, я пришел первым!

– Не хочешь по-хорошему?! Пойдем, выйдем!

– Ну, как тебе анекдот?

– Не смеши, и так тошно!

– Тогда последние новости по делу! Солдаты Смирнов и Овсянников не вернулись домой после демобилизации!

– Ого! Так может…

– Вполне могли поехать куда-нибудь! – прервал его Геннадий. – Но факт расстрела их в части не исключен тоже!

– Капитан Васильков – жесткий командир, но чтобы убивать своих солдат, извини, не верю.

– Ты же сам сказал, что у него в роте железная дисциплина.

– Да! Капитан требователен и частенько переходит границы дозволенного обращения с подчиненными, но казнить?!

– Что значит: границы дозволенного?

– Может обругать нецензурно. Сам слышал не раз! Может кулаками махать перед носом, поговаривают, что в запале заезжал рукой в лицо! Он прошел не одну войну, был контужен, поэтому нервы ни к черту. Ему прощается все, потому что его рота считается самой боевой и дисциплинированной!

– Нет, Илья! Честь и слава ему за подвиги на войне, но издеваться над солдатами, чтобы держать дисциплину в роте, никому не позволительно. Герою – тем более!

– Дисциплина в армии всегда держалась на страхе, вспомни! На палках, линях, штрафных батальонах, заградительных отрядах, нарядах вне очереди, наконец!

– Но не на самосудах! Для определения вины существовал трибунал, военный суд!

– Самосуд нужно доказать, Геннадий!

– Я не утверждаю, что произошел самосуд в роте Василькова, но провести проверку по факту исчезновения людей обязан. Время в пути демобилизованных солдат из части до дома считается службой в армии.

– Проверяй, работа у нас такая! Но я обязан доложить командиру бригады обо всем, что узнал.

– Сообщай! Иначе, мне пришлось бы! Илья, завтра я еду в округ. Хочу поговорить с Сергеем в госпитале. Не составишь компанию?

– Если заедешь, то прокачусь с тобой!

Вика не отказалась от встречи с Геннадием, и они добрых два часа гуляли по вечернему летнему городу. Затем зашли в уютное кафе и заказали себе мороженное. За разговором время бежало быстро, и вскоре они все знали друг о друге.

– Ты разыскиваешь Смирнова и Овсянникова? В прошлом году они лежали в нашей больнице с ушибленными травмами, – неожиданно сообщила Вика Геннадию, когда он поделился с ней проблемой, с которой приехал сюда. Ему пришло в голову, что девушка, которая рассказала ему, что работает медсестрой городской больницы, могла знать этих парней.

– Расскажи подробнее об этом, пожалуйста. Это – очень важно!

– Я работаю медсестрой в реанимационном отделении. Парней привезли ночью из военного госпиталя бригады. Они крепко пострадали в драке с местной молодежью –так было указано в историях болезни. В госпитале военный хирург не решился сам лечить солдат – сильно их побили, поэтому обратился в нашу больницу, которая имеет хороших специалистов, с просьбой госпитализировать Смирнова и Овсянникова. Они провели месяц у нас, пока на поправку не пошли. Их вскоре выписали, с тех пор я не видела их.

– У них была грыжа?

– Нет! Я точно знаю, потому что часто читала их бумаги. Только сильные ушибы, ссадины,внутреннее кровотечение и ушиб мозга, и абсолютно ничего не было сказано о разрыве мышц брюшной полости.

– Когда, точнее, это было?

– В середине июня прошлого года они покинули нашу больницу.

– Странно! А, через месяц они демобилизовались и направились домой!

– И не доехали, ты говоришь?

– Да!

– Значит, что-то с ними произошло в пути?!

– Да, если они выехали из части?

– Думаешь, что…?

– Я должен точно знать, а не предполагать, иначе, какой из меня следователь.

– Тогда расскажи, что точно знаешь!

– Знаю точно, что ты пригласишь меня на чашку чая к себе, и мы продолжим беседу о детективной истории в мотострелковой бригаде.

– Не рановато, на второй день!

– В самый раз, военное начальство торопит!

– Я не служу в армии!

– Но, как медработник, ты – военнообязанная.

– И, что?

– Пройдешь со мной курс молодого бойца.

– Молодого следователя, тогда.

– Договорились!

Необременительный курс «молодого следователя» затянулся до утра, и Геннадий, не заходя в свой кабинет, сразу помчался в транспортный отдел части, забрал автомашину и поехал к Илье. Через полчаса они ехали в направлении большого города, непринужденно и весело болтали обо всем на свете.

Сергея Дмитриевича офицеры застали в помещение для отдыха, где он увлеченно «травил» анекдоты выздоравливающим солдатам. Геннадий невольно залюбовался худеньким пареньком, который преображался, входил в образ при рассказе очередной шутки. Однако, заметив Илью, Сергей стушевался и даже побледнел.

Следователи уже навели справку о здоровье солдата. Оказалось, что завтра его планировали выписать из госпиталя, и офицеры договорились с главным врачом, забрать солдата сегодня в часть. Благо, имелся под рукой транспорт, который туда направлялся.

Харьков узнал о выписке и не обрадовался, это было заметно по грустным глазам, в которых светилась тревога.

Следователи сообразили, что с солдатом не все ладно и приложили не мало труда, убедить Сергея Дмитриевича поверить им и рассказать все, что с ним произошло. Уже на половине пути в часть они узнали его историю. Видимо, у Сергея накипело в душе, и он охотно освободился от нелегкого груза.

История началась летним выходным днем, когда подружившиеся на службе в армии, молодые люди, получив увольнительные, направились в соседний город.

Хорьков и Козаев долго и бесцельно бродили по незнакомому городу, пока не проголодались и не забрели на рынок, где царила оживленная торговля по случаю выходного дня. Народ буквально «наводнил» территорию базара, привычно торговался у прилавков, разглядывал товар. Разноцветная толпа вызвала праздничное настроение у солдат, и они зашли в кафе и заказали поесть и пива.

Когда молодые люди насытились, то отправились на поиски туалета, чтобы можно было спокойно догулять по городу оставшееся время. Первым увидел младшего лейтенанта Приходько Ренат, который остановился и толкнул в бок Сергея:

– Смотри, взводный торгуется с кем-то!

Приходько Вадим Андреевич размахивал руками и убеждал в чем-то троих высоких и черноволосых мужчин, которые энергично возражали ему.

– Интересно, что за дела у русского офицера с азербайджанцами? – прошептал Козаеву Сергей.

– Может, чеченцами?

– Нет, это – азеры, я их хорошо знаю!

Из любопытства – будет, что рассказать в роте – Сергей с Ренатом пошли следом за Приходько, который, судя по пожатию рук, договорился с черноглазыми мужчинами, и они разошлись, а солдаты последовали за офицером.

Вскоре Вадим остановился у легковой машины «Вольво». Друзья замерли за углом, наблюдая за явно нервничавшим офицером, который беспрестанно поглядывал на часы и оглядывался по сторонам. Минут через пять к нему подкатили старенькая машина «Жигули». Из нее вышли двое уже знакомых угрюмых мужчин, третий остался за рулем. Один из мужчин передал Вадиму Андреевичу небольшой сверток и открыл багажник своей машины со словами:

– Сюда клади товар!

Приходько быстро открыл багажник «Вольво», вытащил какой-то сверток и, подскочив к «Жигулям», погрузил его.

– Калаши! – воскликнул, не сдержавшись, темпераментный Ренат, услышав характерный стук оружия о днище багажного отделения машины. Сергей испуганно потянул Козаева за угол, но Приходько, очевидно, успел их заметить, прежде чем вскочить в автомобиль и нажать на педаль газа.

– Как думаешь, сказать командиру роты? – спросил Сергей Рената.

– Ты «Вольво» видел?

– Да!

– Это Василькова машина, я знаю, не раз мыл ее. Теперь молчи, иначе, попадем в историю.

Буквально на следующий день на друзей напали в темноте незнакомые солдаты, жестоко избили и, изрядно попинав их ногами, крикнули:

– Рот откроете, в землю зароем!

Только перестарались они, запугивая побоями солдат. Ренат угодил в больницу.

– Когда я последний раз навещал его там, он обещал все сообщить в прокуратуру. Я его отговаривал, не делать этого, но он сказал, что не видит другого выхода и не хочет трястись от страха до дембеля. Вскоре его не стало, упал с балкона, – тихим голосом закончил свой рассказ Сергей.

– Кто-нибудь слышал, что Ренат хотел сообщить прокуратуре о краже оружия из части?

– Недалеко от нас стояла лечащий врач, и мне показалось, что она прислушивалась к нашему разговору.

– Как зовут ее?

– Фамилию не знаю, а по имени Ренат называл ее Людмилой Ивановной. После этого случая с моим приятелем, я перестал ходить один, боялся.

– Думаешь, что в гараже подстроили?

– Конечно, что я дурной, работать в ангаре при включенном моторе? Я трубу закрепил на выхлопной трубе собственными руками!

– Как же она отвалилась? – спросил Илья.

– По технике безопасности при ремонте механизмов на ходу не разрешается оставлять одного работающего, поэтому, кроме меня, там были еще Ершов и Волков. Потом пришел младший лейтенант Приходько и увел ребят куда-то. Мне он сказал ни к чему не притрагиваться, ждать товарищей, а мотор не выключать, чтобы вода в радиаторе быстрее прогрелась. Я со скуки добрался до рации и поймал станцию, где стихи новых авторов читали, долго слушал и не заметил, как заснул.

– Что же ты мне под протокол другое говорил? – Илья взглянул на Сергея.

– Сами знаете! Теперь надоело бояться, да и за Рената посчитаться нужно. – Сергей замолчал и отвернулся к окну, стал рассматривать лес.

– Ну, что будем делать? – спросил Геннадий Илью. Следователь Глущенко понял, что везти солдата Харькова в часть не имела смысла. Все-равно, что своими руками отправить Сергея на верную смерть, и Геннадий давно притормозил машину на обочине дороги, выслушивая до конца историю.

– Нужно спрятать Сергея Дмитриевича и сообщить обо всем в прокуратуру округа.

– Тогда едем ко мне в отдел, там оставим Сергея Дмитриевича и решим, что делать.

Подполковник Пушкарев одобрил действия офицеров и обещал поместить Харькова в городском гарнизоне под вымышленным именем. Приказал больше не предпринимать никаких шагов по разоблачению расхитителей оружия и дедовщины в роте. Этим займется оперативная группа с большими полномочиями от Главного прокурора, которая срочно комплектуется для проверки дел в мотострелковой бригаде.

– Бригада заслужила подвигами почет и уважение себе, но небольшая группа нарушителей закона может испачкать славу многотысячного армейского коллектива, поэтому очень важно искоренить заразу в части, как можно быстрее и без ненужного шума в обществе. – Подполковник прошелся по кабинету и остановился напротив Степанова и Глущенко. – Вам, обоим, поручаю дело пропавших солдат Смирнова и Овсянникова. Они не могли бесследно исчезнуть на земле!

Первым делом следователи составили список солдат четвертой роты, которые служили в одно время со Смирновым и Овсянниковым. Они встретились с некоторыми из них и выяснили, что солдаты были действительно расстреляны по решению выездного суда. Правда, трупов они не видели, но слышали выстрелы, поэтому уверены, что тем летним утром состоялась казнь солдат.

Получалось, что по документам части они были комиссованы по здоровью, а свидетели утверждали, что парни были расстреляны чуть не на их глазах.

Тем временем далеко от мест описываемых событий на земле лежали два парня, Дмитрий и Виктор, которые от побоев черноволосых мужчин почти ничего не соображали. Потом их заволокли в сарай и бросили на землю, едва прикрытую трухлявой соломой.

– Думали убежать от нас! – услышали они голос Мурата, самого злого и подлого охранника. – Скажите спасибо хозяину, что не велел забивать до смерти, не портить товар!

Парни услышали смех, и дверь со скрипом закрылась, перекрыв поток яркого солнечного света, рвавшегося снаружи. В наступивших сумерках было не так больно глазам, затекшим от ударов кулаков хозяйских слуг, и Виктор повернулся к Диме, который не шевелился и лежал, неестественно скорчившись, на правом боку.

– Дима! – испуганно позвал он. – Ты как? Живой?

– Живой, но что-то отбили мне. Не могу ногами пошевелить! – парень с трудом лег на спину и перевел дух. – Нужно было через озеро переплыть, а не переться тупо по дороге.

– Кто же знал, что здесь полиция заодно с ними!

– Черножопые сволочи!

– Беложопые были лучше? Забыл, как тебя избивали свои же, русские, лишь за то, что не хотели им подчиняться и жить честно.

– Там – армия, и те, которые издевались над нами, выполняли приказ командира.

– А, здесь?

– Здесь кавказцы ненавидят русских, вот и держат их в рабстве, измываются.

– Тогда, вспомни, кто заманил тебя сюда?

– Кто?

– Земляк с Рязанщины! Он предложил нам заработать, когда мы в Москве хотели пересадку сделать. Незнакомый человек предложил выпить за знакомство, потом посадил в автобус, в котором собрались простофили, как мы, желающие зашибить большую деньгу на солидной фирме!

– Водка была с подвохом. Поэтому мы проспали и очнулись уже на кирпичном заводе. Там выталкивали из автобуса и отобрали документы.

– Верно! Здесь вкалываем за жратву от зари до темна, и конца-края этому не видно. Что русские прохвосты, что дагестанские, – одинаковы, видят лишь наживу на халяву.

– Что-то я не разглядел среди нас кавказцев, не считая охранников и хозяина.

– Потому что у них сильные родственные связи: нашли бы родных в рабстве, порвали рабовладельцев.

– А наши родственники что, забыли нас?

– Тоже ищут, думаю. Да, кто знает, что мы так далеко забрались!

– Я все равно убегу отсюда, когда оклемаюсь, и тебя вытащу!

– Беги, а я здесь загнусь, с моими ногами далеко не уйдешь!

Молодые организмы парней быстро оправились от побоев, и через неделю Виктор снова укладывал на паллеты кирпич, а Дмитрия Мурат приставил к поварихе. Ноги парня не слушались, и он с трудом ковылял по летней кухне.

– Куда бежать отсюда, послушай? Кругом горы и свои люди у хозяина! Следующий раз, когда будет в нетерпеж, плыви за озеро. Там стоит воинская часть, может, укроет бывшего солдата, – посоветовала пожилая женщина, взявшаяся кашеварить на кирпичном заводе. Она сочувствовала молодым людям, которые угодили в неволю. Виктору с Дмитрием было приятно осознавать, что на этой благодатной земле не все на одно лицо, подобное хозяину кирпичного завода, затерянного в предгорьях Дагестана.

Еще долго пришлось Виктору притворяться, делая вид, что смирился с положением невольника, пока охранники не поверили ему, и не отпустили однажды искупаться на озеро. Правда, осторожный Мурат приказал своему помощнику присмотреть за парнем. Он-то и прибежал на завод, сообщил, что Виктор заплыл слишком далеко от берега.

Охранники, проклиная непокорного русского, заскочили в машину и рванули на ней к озеру.

Виктор доплыл до берега и оглянулся назад. На противоположной стороне Мурат что-то кричал охранникам, показывая на беглеца. Затем они уселись в машину и поехали вдоль берега.

– Через пятнадцать минут будут здесь! – вслух вычислил Виктор и припустил в сторону ближайших домов.

КПП воинского подразделения он узнал по воротам и часовому. Но одновременно увидел и джип с охранниками, который направлялись в его сторону.

Дежурный сержант, выскочивший по вызову часового, быстро среагировал, заметив приближавшуюся машину, прервал сбивчивый рассказ Виктора и крикнул:

– Заходи в дежурку, солдат! Там доскажешь! Я видел твою фотографию по телевизору в передаче «Жди Меня». Тебя ищут отец с матерью.

О том, что нашелся Виктор Овсянников, Геннадий и Илья узнали в Москве, куда их привел след демобилизованных солдат. Они узнали, что парни купили билеты до Москвы, расспросили проводницу вагона, которая признала их по фотографиям, предъявленным следователями.

Кроме того, Овсянникова и Смирнова узнал дежуривший в тот день полицейский наряд. Геннадию Васильевичу удалось найти и изъять запись одной из камер на Ленинградском вокзале, где парни вполне здоровые направлялись к выходу.

Значит, они не были расстреляны в части и действительно были демобилизованы. Тогда, куда же они пропали? Что с ними случилось?

Следователи поспешили в Дагестан.

Чудесным образом, пока офицеры добирались к воинской части, приютившей Виктора Овсянникова, местный заводчик-предприниматель доставил с почестями туда и Дмитрия Смирнова.

Мужчина средних лет, суетливо поддерживал под руку Дмитрия и приговаривал, широко улыбаясь дежурному офицеру:

– Зачем ушел, меня не предупредив? Документы оставил, деньги за работу забыл получить, вещи, слушай, бросил, больного товарища не взял с собой. Вот, запиши, что деньги отдаю за все месяцы работы, пожитки, взгляни, привез, готов оплатить билеты до дома. Только пускай бумажку подпишет, что претензий ко мне нет!

Офицер записал координаты хозяина кирпичного завода, его данные и запустил парня за ворота. Друзья облегченно вздохнули и, когда прибыли следователи, рассказали:

– Наши беды начались после того, как мы отказался работать на постройке особняков для богатых заказчиков. На гражданке мы получили строительные профессии, поэтому по приказу капитана Василькова зачислили в бригаду строителей.

Нас долго стращали «старики», придирались офицеры, но ничего не могли этим добиться. Тогда нас покараулили и отметелили так, что мы не смогли подняться с земли. И все бы сошло с рук капитану Василькову, а нас сломали бы и заставили работать, если бы медики гарнизонной больнички не обратились за помощью к областной больнице.

– И там в приемном покое составили протокол для извещения полиции о нанесении тяжелых увечий в драке? – догадался Илья.

– Да! Я был в сознании и видел, как дежурный врач передал бумаги Людмиле Ивановне, нашему лечащему врачу, – подтвердил Виктор.

Следователи переглянулись, услышав второй раз это имя.

– Крути дырочки на погонах, Илья Николаевич! – прошептал Геннадий.

Людмила Ивановна не стала запираться, когда Геннадий и Илья зашли в ее кабинет, словно ожидала давно. Она облегченно вздохнула м тихо сказала:

– Да, я совершила служебное преступление, не сообщила полиции об зверском избиении, а позвонила капитану Василькову. Он попросил придержать бумагу, мол, разберется сам. Михаил был моим любовником, собирался взять в жены. Вот, я и дала слабинку, а потом уже пострадавшие ребята сказали мне, что не имеют претензии к обидчикам. Вот, по просьбе командира роты, чтобы ребят комиссовать, написала заключение о воспалении слепой кишки, которую следует оперировать.

Васильчиков Михаил Васильевич подтвердил, что помог солдатам демобилизоваться из армии раньше срока за отличную службу, но обвинения в избиении парней подчиненными отрицал начисто.

Он сидел в кабинете Ильи и горячился:

– Наговор, они подрались с гражданскими, а всем видится дедовщина и коррупция в роте.

– Кому всем? – спросил Геннадий Васильевич, перебив капитана. – Нам никто не доносил об этом.

Васильков сразу стих, устало махнул рукой и, намекая, что в гарнизоне работала еще одна бригада следователей, прибывшая, пока Геннадий и Илья ездили в Дагестан, горько сказал:

– Так донесут доброжелатели. Вас, вон, сколько налетела в нашу несчастную часть, нароете поди, что было и не было.

– Если есть что искать, то найдут, не сомневайтесь, но это не наше уже дело. Мы хотели бы узнать о причинах досрочного увольнения из рядов армии двоих солдат. Аппендицита у них, как показала врач больницы не было. Тогда на каком основании?

– Я же сказал, что за отличную строевую и физическую подготовку, успехи в службе и отличное поведение.

– Расстреляли на месте! – снова прервал командира роты в этот раз Илья.

– Какая ерунда, но докажите, если сможете!

Геннадий Васильевич подошел к двери, ведущей в подсобное помещение и открыл ее со словами:

– Глупо отпираться! Ребята выходите сюда.

Дмитрий Смирнов и Виктор Овсянников остановились у двери и поздоровались с командиром:

– Здравия желаем, товарищ капитан!

– А, что мне делать-то было, когда новобранцы в самоволку бегают, пьянствуют, а срок службы меньше года? Как подготовить хороших воинов? Пришлось напугать смертной казнью! Спектакль разыграли, конечно, не по закону, зато потом воины ни ногой из гарнизона, не успеешь приказать что, уже исполнено, – капитан рассказал все. Как фильм снимали в городе о службе в армии, как подговорил он артистов за жидкую валюту, сыграть спектакль расстрела, договорился с Дмитрием и Виктором, что за это, отправит раньше времени домой.

Но капитан Васильков не признал обвинение в дедовщине, избиение в части молодых солдат, использование рабочей солдатской силы в корыстных целях.

– Не хочет всю правду рассказать, не надо! Мы свое задание выполнили, нашли пропавших солдат, узнали о ложном расстреле. А остальное другая бригада раскроет, мы им передали Сергея Дмитриевича, вот, пускай дальше крутят, – сказал Геннадий довольно руки. – Завтра приготовим совместно отсчет, получим благодарности от начальства, а сейчас мне пора за ворота, другие дела заждались.

– Медицинские курсы?

– Курс молодого следователя.

Офицеры переглянулись и весело рассмеялись.

 

Хождение по мукам

По грибы