Падал мокрый снег. Падал и сразу же таял, едва касаясь земли. Под ногами чавкала грязь. Ещё и сильный, пронизывающий ветер подул, и Пашка, поежившись от холода, отвернул крышечку фляги и сделал большой обжигающий глоток.
Он вспомнил свой первый расстрел. С этого времени, казалось, прошла уже целая вечность. А сейчас уже и водка перестала помогать. Не спасала она от проникшего в сердце холода и тоски... и чувства того, что делает он всё не так, не правильно. Не так, как должно быть. А как должно быть?
Пашка тряхнул головой, стараясь прогнать эти навязчивые мысли.
"Но как же так получилось?" - неожиданно подумал он, остановившись. - "Ведь не было у меня сначала никаких сомнений. Всё было таким чётким и ясным.
Вот она, расстрельная линия. По эту сторону - мы, те, кто за революцию. За народ. За счастливую жизнь. А по ту сторону - они. Враги народа. Те, кто против. Те, кто заслуживает смерти."
Враги...
Пашка повторил про себя это слово, и как-то криво усмехнулся.
- Эй, Миронов, ты чего там бормочешь?
Он почувствовал, как в бок его пихнул Антон Завьялов. Пашка посмотрел на Антона. Тот был, как всегда, бодрым, его небольшие глаза блестели.
Антон потер небритый подбородок и кивнул головой, указывая Пашке вперед, где шел Корбаш вместе с Грановским. Они о чём-то говорили, и Корбаш оживленно жестикулировал.
- Глянь, зам. Урицкого-то какой бодрый. Видать, любит он это дело.
- Что? - равнодушно спросил Пашка.
- Да на расстрелы смотреть.
- Да, - кивнул Пашка и ускорив шаг, оставил Антона позади.
***
Глаза обреченным не завязывали. Был день, и было непривычно видеть их глаза и лица. Худенькая рыжеволосая женщина тихо плакала, но потом и она затихла, стоя вместе с остальными на краю глубокого рва.
Пашка посмотрел на человека, которого ему предстояло убить. Это был совсем молодой парень, не старше двадцати двух лет. Он в упор, не отрываясь, смотрел на Пашку, и тому стало не по себе от этого холодного и презрительного взгляда. Пашка напряг память, вспоминая его фамилию. Кажется, Суворин. Да, точно, Суворин.
Поручик, корниловец, в ЧК он пробыл недолго, меньше недели. Участие в Белой армии уже само по себе было преступлением против революции. Суворина даже толком не допрашивали, просто удостоверили личность и Пашка вспомнил, как Грановский, сощурив глаза, процедил тогда сквозь зубы: "Расстрел". И поставил какую-то галочку напротив напечатанной на листке фамилии.
Суворин стоял совершенно спокойно, несмотря на пронизывающий до костей ветер. И близкую смерть. И было в его взгляде что-то такое, от чего Пашке стало страшно. Всё то же холодное презрение, как-будто не он был жертвой, а наоборот, будто это Пашка стоял перед Сувориным, ожидая своей участи. А время будто застыло, стало вязко-неподвижным. И Пашка всё стоял и вместе с остальными чекистами ждал приказа Грановского.
"Скорей бы уже", - мелькнуло в его сознании, - "Только бы не видеть этих глаз. Только бы не видеть..."
Наконец-то прозвучала короткая, отрывистая команда Грановского. Как всегда. И Пашка, уже нажимая на курок, почувствовал, как в последний момент дрогнула его рука... Как-будто кто-то, невидимый, сильно сжал ему запястье, выворачивая. Рука заныла. Сердце забилось высоко, где-то в горле.
"Промахнулся", - обреченно подумал Пашка, бросив взгляд туда, где стоял Суворин. Но его не было на краю рва, как и остальных, приговоренных к смерти людей.
"Может, и обошлось", - подумал Пашка.
Прошло несколько мгновений. Со дна оврага раздался какой-то глухой стон.
Грановский подошел к краю рва, бросил быстрый взгляд вниз. И быстро подошёл к Пашке.
- Твою мать, Миронов! - услышал Пашка рядом с собой его приглушенный голос, - что ты творишь-то? С пяти шагов попасть не можешь?
Пашка посмотрел в злые, сощуренные глаза Грановского. Корбаш тоже подошел к ним и, как ни странно, добродушно усмехнувшись, хлопнул Пашку по спине.
- Да брось, Владимир Юрьевич, - обернулся он к Грановскому, - парень молодой, неопытный ещё. С кем не бывает.
Он засмеялся высоким противным смехом, показывая желтые зубы, и Пашка увидел в передних вставленную золотую коронку.
- Но, дело надо доводить до конца, - продолжал Корбаш.
- Давай, Миронов, - Грановский сильно толкнул Пашку в спину, направляя к краю оврага,- добей его.
И Пашка подошел к краю рва, доставая спрятанный уже наган.
- Э, братец, а вот пули надо экономить, - Корбаш опять весело хлопнул его по спине. - Давай-ка сюда.
Он кивнул на наган, протягивая ладонь и Пашка недоуменно положил наган в его пухлую руку.
- Ну, молодец, - ухмыльнулся Корбаш.
- А теперь давай вниз. - деловито скомандовал он, кивнув вниз, на раненого, - штыком добьёшь.
Он столкнул Пашку в ров, кинув ему вслед винтовку.
- Живее, Миронов! - крикнул сверху Грановский.
Внизу Пашка поскользнулся обо что-то мягкое и чуть не упал. В голове зашумело, и он сжал ладонью холодную поверхность винтовки, словно пытаясь удержаться за неё. Сзади раздался хриплый стон, и Пашка, обернувшись увидел лежавшего на спине Суворина. Видимо, пуля прошла навылет, но не задела сердце. Он был весь в крови, но ещё жив.
Пашка посмотрел на его бледное измученное лицо. Поймал его взгляд. Суворин был в сознании.
- Ну... давай, - хрипло прошептал он Пашке. - Давай же...
И Пашка занёс над ним штык.
"В горло надо. Или в сердце", - подумал он, примериваясь.
Спиной он ощущал на себе заинтересованный взгляд Корбаша. И чувствовал злость Грановского.
Рука уже была готова с силой опуститься вниз. Суворин хрипло прерывисто дышал. Пашка зачем-то посмотрел в его лицо... и понял, что не сможет этого сделать...
Рука безвольно опустилась. Он бросил винтовку вниз, в грязь. В голове пульсировало и шумело, к горлу подступила тошнота.
- Я не могу, - крикнул он срывающимся голосом. - Наган дайте! А так... не буду. Не могу.
- Вот сука, - бросил ему сверху Грановский.
Корбаш молчал, с усмешкой глядя на него. И посмотрев на него снизу вверх, Пашка вдруг почувствовал какую-то глухую ненависть.
- Завьялов! - громко крикнул Грановский, и когда Антон подошёл к нему, кивнул вниз.
- Давай ты, Антон. Прикончи его уже наконец.
Через мгновение Антон оказался внизу, рядом с Пашкой. Быстро поднял штык и через пару мгновений всё было кончено.
- Ну что, нервишки сдали? - зло прошептал Завьялов Пашке, вытирая с лица брызги крови, - Смотри, паря, халтурить начнешь, в следующий раз на его месте можешь оказаться и ты.
/Продолжение следует/
[Скрыть]Регистрационный номер 0096051 выдан для произведения:
Падал мокрый снег. Падал и сразу же таял, едва касаясь земли. Под ногами чавкала грязь. Ещё и сильный, пронизывающий ветер подул, и Пашка, поежившись от холода, отвернул крышечку фляги и сделал большой обжигающий глоток.
Он вспомнил свой первый расстрел. С этого времени, казалось, прошла уже целая вечность. А сейчас уже и водка перестала помогать. Не спасала она от проникшего в сердце холода и тоски... и чувства того, что делает он всё не так, не правильно. Не так, как должно быть. А как должно быть?
Пашка тряхнул головой, стараясь прогнать эти навязчивые мысли.
"Но как же так получилось?" - неожиданно подумал он, остановившись. - "Ведь не было у меня сначала никаких сомнений. Всё было таким чётким и ясным.
Вот она, расстрельная линия. По эту сторону - мы, те, кто за революцию. За народ. За счастливую жизнь. А по ту сторону - они. Враги народа. Те, кто против. Те, кто заслуживает смерти."
Враги...
Пашка повторил про себя это слово, и как-то криво усмехнулся.
- Эй, Миронов, ты чего там бормочешь?
Он почувствовал, как в бок его пихнул Антон Завьялов. Пашка посмотрел на Антона. Тот был, как всегда, бодрым, его небольшие глаза блестели.
Антон потер небритый подбородок и кивнул головой, указывая Пашке вперед, где шел Корбаш вместе с Грановским. Они о чём-то говорили, и Корбаш оживленно жестикулировал.
- Глянь, зам. Урицкого-то какой бодрый. Видать, любит он это дело.
- Что? - равнодушно спросил Пашка.
- Да на расстрелы смотреть.
- Да, - кивнул Пашка и ускорив шаг, оставил Антона позади.
***
Глаза обреченным не завязывали. Был день, и было непривычно видеть их глаза и лица. Худенькая рыжеволосая женщина тихо плакала, но потом и она затихла, стоя вместе с остальными на краю глубокого рва.
Пашка посмотрел на человека, которого ему предстояло убить. Это был совсем молодой парень, не старше двадцати двух лет. Он в упор, не отрываясь, смотрел на Пашку, и тому стало не по себе от этого холодного и презрительного взгляда. Пашка напряг память, вспоминая его фамилию. Кажется, Суворин. Да, точно, Суворин.
Поручик, корниловец, в ЧК он пробыл недолго, меньше недели. Участие в Белой армии уже само по себе было преступлением против революции. Суворина даже толком не допрашивали, просто удостоверили личность и Пашка вспомнил, как Грановский, сощурив глаза, процедил тогда сквозь зубы: "Расстрел". И поставил какую-то галочку напротив напечатанной на листке фамилии.
Суворин стоял совершенно спокойно, несмотря на пронизывающий до костей ветер. И близкую смерть. И было в его взгляде что-то такое, от чего Пашке стало страшно. Всё то же холодное презрение, как-будто не он был жертвой, а наоборот, будто это Пашка стоял перед Сувориным, ожидая своей участи. А время будто застыло, стало вязко-неподвижным. И Пашка всё стоял и вместе с остальными чекистами ждал приказа Грановского.
"Скорей бы уже", - мелькнуло в его сознании, - "Только бы не видеть этих глаз. Только бы не видеть..."
Наконец-то прозвучала короткая, отрывистая команда Грановского. Как всегда. И Пашка, уже нажимая на курок, почувствовал, как в последний момент дрогнула его рука... Как-будто кто-то, невидимый, сильно сжал ему запястье, выворачивая. Рука заныла. Сердце забилось высоко, где-то в горле.
"Промахнулся", - обреченно подумал Пашка, бросив взгляд туда, где стоял Суворин. Но его не было на краю рва, как и остальных, приговоренных к смерти людей.
"Может, и обошлось", - подумал Пашка.
Прошло несколько мгновений. Со дна оврага раздался какой-то глухой стон.
Грановский подошел к краю рва, бросил быстрый взгляд вниз. И быстро подошёл к Пашке.
- Твою мать, Миронов! - услышал Пашка рядом с собой его приглушенный голос, - что ты творишь-то? С пяти шагов попасть не можешь?
Пашка посмотрел в злые, сощуренные глаза Грановского. Корбаш тоже подошел к ним и, как ни странно, добродушно усмехнувшись, хлопнул Пашку по спине.
- Да брось, Владимир Юрьевич, - обернулся он к Грановскому, - парень молодой, неопытный ещё. С кем не бывает.
Он засмеялся высоким противным смехом, показывая желтые зубы, и Пашка увидел в передних вставленную золотую коронку.
- Но, дело надо доводить до конца, - продолжал Корбаш.
- Давай, Миронов, - Грановский сильно толкнул Пашку в спину, направляя к краю оврага,- добей его.
И Пашка подошел к краю рва, доставая спрятанный уже наган.
- Э, братец, а вот пули надо экономить, - Корбаш опять весело хлопнул его по спине. - Давай-ка сюда.
Он кивнул на наган, протягивая ладонь и Пашка недоуменно положил наган в его пухлую руку.
- Ну, молодец, - ухмыльнулся Корбаш.
- А теперь давай вниз. - деловито скомандовал он, кивнув вниз, на раненого, - штыком добьёшь.
Он столкнул Пашку в ров, кинув ему вслед винтовку.
- Живее, Миронов! - крикнул сверху Грановский.
Внизу Пашка поскользнулся обо что-то мягкое и чуть не упал. В голове зашумело, и он сжал ладонью холодную поверхность винтовки, словно пытаясь удержаться за неё. Сзади раздался хриплый стон, и Пашка, обернувшись увидел лежавшего на спине Суворина. Видимо, пуля прошла навылет, но не задела сердце. Он был весь в крови, но ещё жив.
Пашка посмотрел на его бледное измученное лицо. Поймал его взгляд. Суворин был в сознании.
- Ну... давай, - хрипло прошептал он Пашке. - Давай же...
И Пашка занёс над ним штык.
"В горло надо. Или в сердце", - подумал он, примериваясь.
Спиной он ощущал на себе заинтересованный взгляд Корбаша. И чувствовал злость Грановского.
Рука уже была готова с силой опуститься вниз. Суворин хрипло прерывисто дышал. Пашка зачем-то посмотрел в его лицо... и понял, что не сможет этого сделать...
Рука безвольно опустилась. Он бросил винтовку вниз, в грязь. В голове пульсировало и шумело, к горлу подступила тошнота.
- Я не могу, - крикнул он срывающимся голосом. - Наган дайте! А так... не буду. Не могу.
- Вот сука, - бросил ему сверху Грановский.
Корбаш молчал, с усмешкой глядя на него. И посмотрев на него снизу вверх, Пашка вдруг почувствовал какую-то глухую ненависть.
- Завьялов! - громко крикнул Грановский, и когда Антон подошёл к нему, кивнул вниз.
- Давай ты, Антон. Прикончи его уже наконец.
Через мгновение Антон оказался внизу, рядом с Пашкой. Быстро поднял штык и через пару мгновений всё было кончено.
- Ну что, нервишки сдали? - зло прошептал Завьялов Пашке, вытирая с лица брызги крови, - Смотри, паря, халтурить начнешь, в следующий раз на его месте можешь оказаться и ты.
/Продолжение следует/
Да, Танечка... моих предков репрессии тоже коснулись(( Страшное, подлое время. И к сожалению, до сих пор немало тоскующих по ТЕМ "идеалам" ( Спасибо тебе, что читаешь!